Текст книги "Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2"

В целом предлагаемая локализация Кирьялаботнара отвечает всем условиям, которые характеризуют его положение в саге. Он удален от Альдейгьюборга и Алаборга, труднодоступен, находится на одной из оконечностей водного «восточного пути» и в непосредственной близости от Бьярмии, откуда и производится (по саге) первое нападение на Кирьялаботнар на кораблях (видимо, по Белому морю, а затем по одной из впадающих в него рек, через волок в бассейн Онего). Одно формальное несоответствие (по саге, вода падает с гор с востока, а реальная Суна в районе Кивача течет с севера) легко снимается, если принять во внимание оговоренное нами выше специфически скандинавское употребление термина «восток».

Итак, «крепость» в местности Кирьялаботнар, где скрывались ярл Скули и Ингигерд, находились где-то у окончаний северных заливов Онего, а время их пребывания там, если доверять сюжетному ядру саги, может соответствовать «эпическому времени» «саг о древних временах» (не позже конца IX в.). Археологические находки в этом районе делают такую датировку вполне вероятной. Так, на поселении местного финноязычного населения Суна VI, расположенном в низовьях реки Суна, обнаружены вещи, попавшие в Заонежье из Приладожья и Приильменья. А. М. Спиридонов осторожно датирует поселение X–XI вв., однако имеются данные в пользу того, что оно возникло еще в IX в. (Спиридонов 1987: 7–8)[29]29
  Авторы благодарят А. М. Спиридонова за возможность воспользоваться материалами, собранными и систематизированными в его диссертации.


[Закрыть]. Найденные на поселении железный нож типа I, ромбовидный наконечник стрелы, бутылкообразные подвеска и фибула с гранеными головками (Косменко 1978: 136–137) появляются в обиходе восточноевропейского населения лесной зоны уже в IX в. (хотя существовали и в X–XI вв.), а ножи с волютообразной рукояткой характерны для славянских древностей VI–IX вв. и не встречаются в памятниках с преобладанием кружальной посуды, т. е. позднее начала X в. Таким образом, есть основание полагать, что интенсивные связи населения Кирьялаботнара с Приладожьем и Поволховьем восходят ко второй половине IX в.

Конечно, трудно ожидать, что удастся точно локализовать саму «крепость» Скули. Дополнительная сложность состоит в том, что в Прионежье вообще не обнаружено ни одного городища подходящего времени. Однако и здесь нас ожидают радостные сюрпризы. Обратим внимание специалистов на курганы острова Кокорино в Уницкой губе Онего, давшие при их грабительских раскопках серию вещей, аналогичных сканди-навским и приладожским. После грабительских раскопок там побывал (в 1934 г.) А. Я. Брюсов и зафиксировал там еще 7 курганов, расположенных «на крутом северном берегу» острова (Равдоникас 1934б). А. М. Спиридонов относит возникновение могильника к X в. (Спиридонов 1987: 10), однако заметим, что, поскольку ныне по плохим воспроизведениям невозможно установить, к какому типу относятся найденные в курганах «железная гривна» и «бронзовый ладьевидный браслет», следует воздержаться от точного определения начальной даты могильника, так как скандинавские железные гривны известны в Старой Ладоге со второй половины VIII в., а ладьевидные браслеты в Приладожье – с последней трети IX в. (Давидан 1976: 101–108)[30]30
  Дата появления ладьевидных браслетов в Приладожье определена в курсовых работах студентов ЛГУ О. Богуславского и Д. Яблоника.


[Закрыть]. Если могильник на острове сопровождался и поселением «на крутом берегу», то его топография вполне может соответствовать «крепости» Скули и Ингигерд, поскольку поселение на острове само по себе несет в себе идею защищенности. Не вызывает сомнения и то, что на острове Кокорино примерно в диапазоне середины IX – середины X в. осели выходцы из Приладожья, в составе которых были скандинавы, в том числе и женщины (найдены две женские черепаховидные фибулы X в.).

О первом проникновении хорошо вооруженных торговцев, собирателей дани и поселенцев из Ладоги в направлении Онего говорит находка «рейнского» меча типа В у деревни Бор на реке Оять, южном притоке Свири, по которой пролегал путь в Онего. Мечи типа В датируются последней третью VIII – первой третью IX в. (Stalsberg 1981: 53–62, fig. 1). Поскольку в курганах приладожской курганной культуры, которая возникла около 865–890 гг., где найдено свыше двадцати мечей, равно как и в синхронных дружинных русских некрополях конца IX–X в., ни разу не обнаружен меч типа В, можно полагать, что этот меч попал в землю не позже 850-х гг., а вероятно, и ранее.

Размеры статьи не позволяют продолжить анализ топографии и сюжета саги. Отметим лишь, что и другие топонимы, упоминаемые в саге, поддаются достаточно точной и достоверной географической привязке. Так, Бьярмаланд, по саге, соседствующий с Кирьялаботнаром, локализуется в Юго-Западном Беломорье (в отличие от Бьярмии Оттара на юге Кольского полуострова). Что касается времени, когда могли происходить события, послужившие поводом для возникновения первичного ядра саги, то, по ряду косвенных признаков, события эти имели место примерно в 840–920 гг., а скорее всего – в 840–870 гг. Обоснованию этих географических и хронологических привязок будет посвящена отдельная статья.

Северная Русь и саги о древних временах [31]31
  Европа – Азия: проблемы этнокультурных контактов: К 300-летию Санкт-Петербурга / Ответственный редактор Г. С. Лебедев. СПб.: МАЭ РАН; Центр «Петроскандика» НИИ КСИ СПбГУ, 2002. С. 23–46 (в соавторстве с М. В. Панкратовой).


[Закрыть]

Посвящается памяти выдающегося исследователя Северной Руси, археолога Василия Дмитриевича Белецкого

Истоки настоящего исследования уходят в 1987 г. В этом году была написана статья А. Д. Мачинской и Д. А. Мачинского, в которой Alaborg, 9 раз упомянутый в «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне» (Halfdanar Saga Eysteinssonar, далее в отсылках к тексту – HsE), был отождествлен с разрушенным городищем у д. Городище на р. Сясь (Мачинский, Мачинская 1988: 55, рис. 2). В том же 1987 г., после частного разговора В. А. Назаренко, В. А. Булкина и Д. А. Мачинского, начались раскопки остатков этого поселения и соп-ки близ городища (Булкин, Богуславский 1988; Богуславский, Мачинская 1993). Затем тема отождествления Алаборга и городища на Сяси на фоне широкого сопоставления сообщений саги о Хальвдане с данными археологии разрабатывалась в совместных работах Т. Н. Джаксон и Д. А. Мачинского (1988; 1989а; 1989б). Раскопки А. Д. Мачинской на сохранившемся участке древнего поселения у д. Городище, проведенные в 1987–1990 гг., окончательно установили, что оно прекратило свое существование не позже 930 г., поскольку здесь полностью отсутствует древнерусская кружальная керамика, появившаяся в соседней Ладоге в 920-е годы и занявшая заметное место в ее керамическом комплексе только в 930-е годы. Суммарно комплекс древнейших одновременных памятников у д. Городище (включающий городище, два селища и относящиеся к ним сопкообразные насыпи, исследованные В. А. Булкиным и О. И. Богуславским) датируется в пределах VIII – первых десятилетий X в. (Булкин, Богуславский 1988; Богуславский, Мачинская 1993; Богуславский 1994). Результаты раскопок подтвердили правомерность сопоставления этого поселения с крепостью Alaborg в саге о Хальвдане и с безусловно идентичным последней пунктом Aluborg, дважды упомянутым в «Саге о Хрольве Пешеходе» (Gongu Hrolfs saga, далее в отсылках к тексту – GHs), поскольку действие обеих саг о древних временах, как следует из хронологических привязок в их тексте, явно отнесено ко времени до окончательного заселения Исландии и до смерти Харальда Прекрасноволосого, т. е. до 930–933 гг.

Из всех скандинавских письменных источников, содержащих какие-либо сведения о Древней Руси (Gardar, Gardariki, Russia и т. д.), название Alaborg/Aluborg встречается лишь в двух сагах о древних временах – в сагах о Хальвдане и о Хрольве. Существенно, что это название отсутствует в списке древнерусских городов, составленном, как считает Т. Н. Джаксон, в последней трети X–XI в. и включенном в древнеисландское географическое сочинение (Джаксон 1985; 1986; Глазырина, Джаксон 1987: 125); нет его в королевских сагах, достаточно подробно освещающих историю Руси конца X–XI в. Это название не находит сколько-нибудь убедительного соответствия в названиях городов Руси, зафиксированных древнерусской письменной традицией, сложение коей охватывает вторую половину X – середину XI в. (от крещения Ольги до смерти Ярослава). Все это вместе взятое заставляет предполагать, что Алаборг прекратил существование не позже середины X в., а достаточно информативные сообщения о нем в сагах о Хальвдане и о Хрольве отражают весьма древний пласт сведений о Северной Руси.

Необоснованное предположение, что Алаборг в Северной Руси – это лишь продукт литературного творчества, использовавшего название датского города Olborg (древний Алаборг), было отвергнуто одним из авторов этого предположения (Глазырина 1984; Глазырина, Джаксон 1986; Джаксон, Мачинский 1989а: 130). Большинство исследователей признают реальность Алаборга и предлагают различные его локализации в пределах Северной Руси (Kleiber 1957: 222; Holmberg 1976: 176; Ellis Davidson 1976: 41; Schramm 1982: 280–282; Лебедев 1985: 187), наиболее полно аргументировано его отождествление с городищем у д. Городище на р. Сясь (Джаксон, Мачинский 1989а; 1989б).

Обе саги (особенно сага о Хрольве) зачастую рассматриваются в первую очередь как литературные произведения XIV в., испытавшие влияние рыцарского романа и вобравшие в себя многие «бродячие» фольклорные сюжеты (Schroder 1924; Dunninger 1931–1932). Признавая правомерность такого подхода, мы тем не менее хотели бы обратить внимание на выявляющийся в обеих сагах архаичный пласт сведений, восходящих к эпохе викингов.

В исследуемых сагах имеется ряд общих черт, выделяющих их не только из числа саг о древних временах, но и вообще из саг любых разновидностей. Только в этих сагах упоминается Alaborg/Aluborg, причем в обоих случаях в теснейшей географической и политической связи с Aldeigjuborg’oм, однозначно отождествляемым с Ладогой русских летописей. С точки зрения лингвистической Alaborg и Aluborg – две формы одного топонима, причем форма Alaborg – первична (Schramm 1982: 280–282). Только в этих сагах главное деяние главных героев, составляющее стержень сюжета, развертывается в северной части Gardariki и состоит в обретении ими прекрасной и деятельной Ингигерд, дочери конунга Альдейгьюборга.

В сагах о Хальвдане и Хрольве упомянуты уникальные для всего корпуса саг топонимы, достаточно убедительно локализуемые на карте Северной Руси. Так, только в этих сагах упомянут Nogardar, в обоих случаях соотнесенный с одним из скандинавских именований Руси (с уникальной для саг и исландских землеописаний формой Russaland в саге о Хальвдане и с формой Rudzaland в одном манускрипте саги о Хрольве) и перекликающийся с Νεμογαρδάς/Νεβογαρδάς Константина Багрянородного, который соотносит его с Внешней Россией и упоминает в повествовании о ситуации, предшествовавшей 948–952 гг. (Const. Porph. De admin. 9), а также с названием участвовавшего в походах на Византию этноса «nukarda» (не позже 930-х годов), зафиксированным у ал-Масуди. Сходная форма Noagordum имеется в «Саге о Боси…» (Глазырина, Джаксон 1987: 175; ср. с топонимом Neogroda у Балтийского побережья Сарматии на карте Циглера 1532 г.). Вероятно, название, лежащее в основе этих сходных форм, первоначально (в середине IX – середине X в.) соответствовало поселению, известному с XII в. под именем «Городище», а с XIX в. под именем «Рюрикова городища»; позднее оно повлияло на возникновение имени собственно Новгорода, который с конца X в. становится центром христианизации Северной Руси и куда между 1010 и 1015 г. перемещается княжеский двор (Носов 1990). Упоминания Новгорода и новгородцев в русском летописании и Хольмгарда в скандинавских источниках в связи с событиями ранее 940-х гг. относятся к Рюрикову городищу, а между 945 и 1010 г. – то к Рюрикову городищу, то к собственно Новгороду, то к ним обоим. (Кроме тех случаев, когда Хольмгард, Хольмгардия, Хольмгардарики означают и южное побережье оз. Ладоги, включая и город Ладога, – см. об этом ниже.)

Упоминаемая в саге о Хрольве горная цепь или горная ограда (fiallgardr), отделяющая на востоке Holmgardariki от лежащего восточнее Ётунхейма, видимо, соответствует труднопроходимой местности, именуемой в саге о Хальвдане fioll ok eydimork (горы и пустынная пограничная область) и лежащей по контексту восточнее Приладожья (перевод eydimork, по Стеблин-Каменскому (1955: 231). Эти топонимы, как будет показано ниже, обозначали Валдайскую возвышенность в широком смысле – главный водораздел по пути из Балтики в Поволжье, протянувшийся от истоков Ловати и Днепра до южного берега оз. Онего (Мильков, Гвоздецкий 1976: 193, карта) и отмеченный Константином Багрянородным (горы кривитеинов-кривичей), во вводной части ПВЛ («Оковьский лес», откуда текут Двина, Днепр, Волга и где живут кривичи) и среднеазиатским ученым IX в. аль-Хорезми («гора Рус», откуда течет река Др. ус – Данапрос? – см. Новосельцев 1965: 373).

Приведенные примеры дают основание полагать, что саги о Хальвдане и о Хрольве несут в себе элементы одного и того же пласта историко-географических сведений о Северной Руси, сформировавшегося в середине IX – середине X в. и тогда же отложившегося в эпической памяти. Это обязывает нас подойти с позиции «презумпции доверия» к другим уникальным свидетельствам этих «ладожских саг» и проверить их сопоставлением с данными иных письменных источников, а также археологии и топонимики. Кроме того, присутствующий в обеих сагах образ прекрасной и деятельной дочери конунга Ингигерд, женитьба на которой дает право на обладание Альдейгьюборгом (сага о Хальвдане) и Хольмгардом-Ногардом (сага о Хрольве), убеждает в наличии в них пласта сведений, относящихся к периоду от 1019 г. до примерно 1070-х гг., когда Ладогой, полученной в виде свадебного дара Ингигерд-Ириной, управляли ее скандинавскими родичи – Рёгнвальд-ярл и его энергичная жена Ингибьёрг, сестра Олава Трюггвасона, их сыновья Ульв и Эйлив и, вероятно, их потомки (см.: Мачинский, Мачинская 1988: 55, 56).

Два отмеченных пласта сведений содержатся и в двух отдельных эпизодах «Саги о Стурлауге Трудолюбивом» (Sturlaugs saga starfsama), недавно переведенной Г. В. Глазыриной (Глазырина 1996). В этих эпизодах два неглавных (в отличие от саг о Халфдане и о Хрольве) героя сватаются к двум дочерям двух конунгов (конунга Гардарики и конунга Гардов и Альдейгьюборга), причем обеих дочерей зовут Ингибьёрг. Особенно информативен сюжет сватовства Франмара к Ингибьёрг, которая является дочерью конунга Альдейгьюборга по имени Ингвар. Г. В. Глазырина совершенно права, сопоставляя этого конунга с Игорем-Ингорем русских и византийских источников (Глазырина 1996), тем более что имеются основания говорить о существовании северного домена Игоря с центром в Ладоге (Мачинский 1986; Мачинская, Мачинский 1995). Нужно от-метить и редкий для саг о древних временах архаизм географической лексики в этом эпизоде: Русь названа первичным термином Gardar, а не, как обычно, производным Gardariki, Ладога в одном случае названа не Aldeigjuborg, а более древним именем Aldeigia. Однако имя героини – Ингибьёрг – напоминает нам об XI в., тем более что и качества ее – мудрость и прозорливость – вполне соответствуют сведениям об исторической Ингибьёрг, хозяйке Ладоги.

Любопытно, что одна уникальная и потому выглядящая достоверной деталь образа Ингибьёрг саги – то, что она лекарь (laeknir) и содержит больницу, – находит аналогию в одном конкретном и достоверном эпизоде из жизни исторической Ингигерд-Ирины, ближайшей сподвижницей и старшей подругой которой была историческая Ингибьёрг. В эпизоде исцеления королем Олавом Харальдссоном в Гардарики мальчика с нарывом в горле рассказывается, что первоначально мать мальчика «обращается к княгине Ингигерд и просит у нее доброго совета» («Легендарная сага об Олафе Святом», см.: Джаксон 1994: 44), но княгиня посылает ее к Олаву со словами: «Пойди… к конунгу Олаву. И проси у него полезного совета. Но люди не зовут его лекарем» (Джаксон 1994: 44). В «Отдельной саге об Олаве Святом» эта история рассказывается с другими деталями: княгиня говорит, «что она не знает никакого лечения, чтобы помогло», а, посылая женщину к Олаву, говорит, что он здесь лучший лекарь (laeknir)» (Джаксон 1994: 81). Из этого эпизода явствует, что первоначально мать считала естественным обратиться за помощью к Ингигерд как к лекарю (laeknir). Приведенные свидетельства саг об Ингибьёрг и Ингигерд являются редкими (если не единственными) свидетельствами о лекарской деятельности родовитых женщин X – начала XII в. на территории Руси и, вероятно, отражают реальную ситуацию, когда две христианки скандинавского происхождения занимались врачеванием как формой христианского милосердия. Приведенные сопоставления позволяют нам включить эпизоды саги о Стурлауге, связанные с Ингибьёрг, в круг сюжетов «ладожской эпической традиции», сохраненной в сагах о древних временах.

Изданный Т. В. Глазыриной полный комментированный перевод саг о Хальвдане и о Стурлауге и аналогичная работа Т. Н. Джаксон в отношении «восточноевропейских мотивов» в королевских сагах создают совершенно новые возможности в исследовании древнейшего периода истории Руси. Используя также имеющийся у нас еще не изданный перевод саги о Хрольве[32]32
  Перевод выполнен М. В. Панкратовой и Ю. Полуэктовым при участии И. Б. Губанова и В. О. Казанского под редакцией Ю. К. Кузьменко.


[Закрыть], попытаемся выявить в тексте этих трех саг пласт историко-географической информации, относящейся к периоду от середины IX в. до третьей четверти XI в. включительно[33]33
  Первый, краткий вариант этого исследования см.: Мачинский, Панкратова 1996; Панкратова 1996.


[Закрыть].

Охарактеризуем основные черты «ладожских сюжетов» в привлекаемых сагах.

1. Главное деяние – женитьба героя-пришельца из Скандинавии на Ингигерд/Ингибьёрг, дочери конунга Альдейгьюборга/Гардарики, что обеспечивает пришельцу право стать законным конунгом в Gardar/Gardariki (или в какой-то ее части).

2. Максимально «положительны» именно «местные» герои, изначально правящие в Альдейгьюборге/Алаборге, даже если они погибают в результате действий «положительных» героев-пришельцев (Хергейр – от действий Хальвдана в саге о Хальвдане, Ингвар – от Франмара в саге о Стурлауге). Зачастую «местный» герой по сумме «положительных» качеств и поступков превосходит главного героя-пришельца (Скули – Хальвдана, Хреггвид и его призрак – Хрольва).

3. Авторы саг не знают предков «местных» героев (Хергейр, Скули, Ингвар) или знают их только в пределах местного рода и одного поколения (Хреггвид), в отличие от героев-пришельцев, чьи скандинавские предки всегда называются. В саге о Хальвдане указано, что Скули – отец Хреггвида (героя саги о Хальвдане), на дочери коего Ингигерд женился Хрольв Пешеход (главный герой саги о Хрольве). Сохранившийся вариант саги о Хрольве Пешеходе начинается с рассказа о Хреггвиде, правящем в Гардарики и, как выясняется в ходе повествования, имеющем резиденцию в Альдейгьюборге, но о его отце, вопреки обыкновению, не говорится ничего. Не исключено, что эта родословная была известна утраченным вариантам саги, о существовании которых говорится в послесловии к саге о Хрольве. В связи с «ладожской темой» может создаваться (и изменяться?) родословная героя-пришельца: так Хрольв в саге о Хрольве называется сыном Стурлауга, главного героя саги о Стурлауге, хотя в других авторитетных вариантах сказаний о Хрольве Пешеходе его отцом назван Рёгнвальд-ярл из Норвегии. Единственное, что особо объединяет Стурлауга и Хрольва – это завоевание ими Альдейгьюборга, где живет Ингигерд/Ингибьёрг, что, вероятно, и подтолкнуло авторов саги о Хрольве к созданию фиктивной родословной последнего.

Создается впечатление, что во всем вышеизложенном обнаруживаются следы особой «ладожской» эпической традиции, родословные героев которой были неизвестны или плохо известны традиции собственно скандинавской.

Учитывая приведенную выше генеалогическую линию: Скули (сага о Хальвдане) – Хреггвид (сага о Хрольве) – Ингигерд (сага о Хрольве), ставшая женой Хрольва (сага о Хрольве), – а также то, что хронологические привязки (частично, вероятно, фиктивные) в тексте саг относят действие саги о Хальвдане ко времени Харальда Прекрасноволосого и ранее, а действие саги о Хрольве только ко времени Харальда Прекрасноволосого, начнем с рассмотрения «политической» и географической ситуации сначала в первой, а затем во второй. Подробный анализ си-туации, обрисованной в саге о Хальвдане, дан в статье Т. Н. Джаксон и Д. А. Мачинского (1989а), выводы которой, лишь в отдельных случаях развитые и уточненные, и излагаются ниже.

Действие саги о Хальвдане начинается в Норвегии, однако это лишь предисловие, а по-настоящему сюжет закручивается лишь после захвата пришельцами Альдейгьюборга. Альдейгьюборг (упомянут 8 раз) – центр всех дальнейших действий, и по отношению к нему прямо или косвенно определяется географическое и политическое положение других крепостей и земель. Алаборг (упомянут 9 раз) занимает по отношению к Альдейгьюборгу и географически, и социально-политически особое и сложное положение. Если двигаться к нему на кораблях, то он расположен к северу от Альдейгьюборга (HsE XI), если же по суше – то к востоку (HsE IV). Поскольку единственное нападение на Алаборг произведено после короткого похода по суше (что необычно для морских викингов), ясно, что он труднодоступен по водному пути и что этот путь длиннее сухопутно-го. У Алаборга отмечено единственное захоронение героя – как все думают, самого Скули ярла, а в действительности – заменившего его в битве Коля (HsE V).

Правящий в Алаборге ярл обязан конунгу Альдейгьюборга военной помощью (Скули: HsE IV) и данью (Ульвкелль: HsE VI); Скули, кроме того, воспитывает Ингигерд, дочь конунга, что также говорит о более высоком общественном положении конунга Альдейгьюборга. Ярл Алаборга могуществен и, в случае гибели конунга, может претендовать на власть во всей Гардарики (HsE XI). В конечном счете этого благородным путем и достигает Скули ярл. Небезынтересно, что, получив во владение Гардарики, Скули вместе с королевой Ингигерд отправляется в конце саги в Алаборг, а не в Альдейгьюборг, что также подчеркивает значение первого (HsE XXIV).

Всем выявленным выше географическим, хронологическим и социально-экономическим параметрам Алаборга великолепно соответствует древний безымянный городок VIII – начала X в. на реке Сясь у д. Городище, который расположен в 45 км по прямой на юго-восток от Ладоги и отделен от нее болотистыми лесами. Сухопутный путь к нему от Ладоги (судя по расположению современных дорог) должен был вести сначала на восток, а затем по восточному берегу Сяси на юго-восток. Водный путь к городку пролегал сначала на север по Волхову, затем на северо-восток по озеру, далее на юго-восток по Сяси и составлял свыше 80 км. Для морских кораблей со стороны озера городок был труднодоступен, так как ниже по течению Сяси имелись многочисленные пороги, около крупнейшего из которых, Рождественского, он и расположен. Около городка на Сяси находится крупнейшее после ладожского скопление сопкообразных погребальных насыпей, среди которых одна выделяется своими размерами.

Тесно связан с обеими крепостями мыс Krakunes (Вороний мыс), около коего происходит решающая битва флотов Альдейгьюборга и Алаборга. Такой мыс и ныне известен как мыс Воронок или Воронов и расположен в 19 км от устья Волхова на северной оконечности острова (временами полуострова) Птинов, ограничивающего с запада Волховскую губу и представляющего собой удобнейшую точку для контроля торговых путей и для морских засад. На Птинове и рядом с ним сохранилась архаичная топонимика: мыс Княжой, островок Соболец напротив мыса Воронок. Как явствует из логики военных действий, вероятно, именно Птинов (и Соболец) под именем «островлец» упоминается в рассказе летописи о нападении еми на Приладожье в 1228 г. (НПЛ 1950а: 65) и под именем «остров» в рассказе «Хроники Эрика» о нападении шведов на Приладожье в 1300 г. (Рыдзевская 1978: 114, 115, 120)[34]34
  «Воронья» топонимика издревле характерна для Волховской губы: чуть северо-восточнее устьев Волхова и Сяси в губу впадает река Воронаи (Воронега), к которой отступили шведы после их неудачного нападения на Ладогу в 1164 г. (НПЛ 1950а: 31, 218).


[Закрыть]. Остров Птинов с мысом Воронов, соответствующим Кракунесу, и лежащий рядом островок Соболец могут быть сопоставлены с сообщением саги о Стурлауге о том, что Франмар, отвергнутый Ингибьёрг, отплывает «на те острова, что лежат недалеко от материка», где он переодевается купцом и снова идет в Альдейгьюборг.

Все эти свидетельства о мысе и островах перекликаются с сообщением «Саги о фарёрцах», относящимся к событиям второй половины X в.: викинги «плывут прочь из Свитьод, и на восток в Хольмгард, и грабят там на островах и мысах» (Джаксон 1993: 230). «Острова и мысы» Хольмгарда, которые легко достигаются морскими кораблями, – это, несомненно, побережье оз. Ладога. Присовокупим, что страна со столицей в Альдейгьюборге названа в саге о Хрольве «Holmgardariki», а в «Истории Норвегии» то обстоятельство, что Олав Харальдссон, занимаясь в юности пиратством, «обычно зимовал вместе со своим многочисленным флотом» в городе, называемом Хольмгардией, говорит, несомненно, о зимовках в Ладоге, так как тащить дракары на зимовку через пороги в Новгород было бессмысленно по многим причинам (Джаксон 1994: 122).

Другой упоминаемый в саге о Хальвдане мыс – Klyfandanes («раскалывающий мыс») – по сумме данных отождествляется с мысом Резным (Терешиннеми) на западном побережье Ладоги. Именно отсюда герой Хальвдан отправляется «на восток в Кирьялаботнар», куда ведут три пути – один водный, длиной в 5 недель пути (через Ладогу, Свирь и Онего?), и два сухопутных. На наиболее длинном и лежащем «восточнее» сухопутном пути от Клюфанданеса в Кирьялаботнар (вокруг озер Ладога и Онего?) и лежат упоминавшиеся выше труднопроходимые «горы и пустынная пограничная область». Хальвдан избирает сухопутный путь (вдоль северного побережья Ладоги?). Локализация топонима «Кирьялаботнар» представляет известные трудности. По тексту саги, Кирьялаботнар (т. е. – окончания или вершины карельских заливов) расположен за большой водной преградой к востоку от Клюфанданес и вообще представляет крайне восточную, т. е. самую удаленную, точку при странствованиях по Аустрвегу. Кроме того, он лежит на пути между Альдейгьюборгом и Алаборгом в Приладожье и Бьярмаландом в Беломорье. По сумме данных, если исходить из «презумпции доверия» к развернутой в саге географической картине, Кирьялаботнар локализуется в районе глубоких северных заливов оз. Онего (Джаксон, Мачинский 1989а: 137–144).

Во всем корпусе древнескандинавских источников этот топоним встречается еще один раз. В «Саге о Скьёльдунгах» Кирьялаботнар помещен у западной границы Гардарики, где погибает (ок. 700–730 гг.?) во время похода знаменитый конунг Ивар Широкие Объятья, т. е. соответствует восточной части Финского залива. Но в саге о Хальвдане подобная его локализация невозможна, тогда как предложенная нами (северные заливы Онего) – наиболее вероятна, соответствует реальности X–XI вв. и находит археологическое подтверждение (Мачинский 1988: 103; Джаксон, Мачинский 1989а: 143–144).

Как давно отмечено (Рыдзевская 1978), в саге о Хальвдане содержатся уникальные свидетельства о прямых и опосредованных через Кирьялаботнар связях Северной Руси (Gardariki, Russaland, Nogardar) с Бьярмаландом. Эти сведения перекликаются с сообщением «Саги об Эгиле» о появлении в Финнмарке (т. е. на севере Скандинавии и на Кольском полуострове) в начале X в. явно связанных с Русью кюльфингов-колбягов, а также с вытекающим из контекста «Саги об Эймунде Хрингссоне» каком-то участии бьярмов в военных действиях на Руси в XI в., с рассказом ПВЛ о походах ладожан на север не позже 1070-х гг. и, наконец, с упоминанием в Иоакимовской летописи (Татищев 1962: 108) о войне восточнославянского князя Буривоя в Бьярмии.

Западные связи Приладожья, кроме неоднократных упоминаний о морском пути в Норег (Норвегию), выявляются в саге о Хальвдане в связи с упоминанием о том, что «купеческий корабль, плывущий с востока возле (мимо) Балагардссиды, попал в сильную бурю» (HsE VII) и разбился, после чего, как явствует из контекста, два плывших на нем человека (Скули ярл и Ингигерд инкогнито) явились в Альдейгьюборг, выдавая себя за купцов «из Руссии». Исходя из описаний ситуации и учитывая, что в сагах оз. Ладога воспринимается как продолжение Балтийского моря, Balagardssida (побережье Балагард) должно бы локализоваться где-то в Юго-Западном Приладожье.

Два других известных нам упоминания Балагардссиды связаны с юношескими подвигами конунга Олава Харальдссона, причем в одном случае (Heimskringla) это побережье локализуется, с опорой на вису Сигвата, в Юго-Западной Финляндии (Снорри Стурлусон 1980: 170), а в другом (Olafs saga hinshelga 9) она помещена в шведском Сьоланде, т. е. в Руслагене (Roslagen)[35]35
  Во втором случае в рукописи стоит Basagauzsida, которое по аналогии с первым текстом восстановлено как Balagardssida (Джаксон 1994: 40, 42, 251, 257).


[Закрыть]. Последняя связка (Balagardssida – Sjolard – Roslagen) особенно ценна, так как перекликается со связкой (Balagardssida – Russia) в саге о Хальвдане; известно, что этнонимы и хоронимы с корнем ros-/rus– связаны этимологически с названием Roslagen. Полагаем, что авторы саги о Хальвдане допустили ошибку, поместив Балагардссиду слишком близко к Альдейгьюборгу, хотя и сохранили воспоминание, что она находится на пути с востока на запад от последнего, а также о связи ее с неким хоронимом с корнем rus-.

В самом конце основного текста саги о Хальвдане появляются, в явной связке, два топонима: Nogardar и Russaland. Однако на их локализации остановимся после анализа аналогичной связки в одной из рукописей саги о Хрольве, использованной при издании саги.

«Сага о Хрольве Пешеходе» – единственная из саг, где действие сразу начинается с подробного описания подвигов и героических качеств конунга Гардарики и Альдейгьюборга Хреггвида и достоинств его дочери Ингигерд. Это поистине «ладожская сага». Она содержит целый ряд ладожских топографических подробностей. Это единственная сага, в которой упоминаются большое «ровное место» неподалеку от Альдейгьюборга, где происходит битва подошедшего с юга (от Дюны – Западной Двины) Хрольва с захватившим Альдейгьюборг шведским конунгом Эйреком, кончившаяся победой Хрольва и освобождением города; напомним, что именно к югу от Ладоги находится урочище «Победище» – «широкое ровное поле, единственное в окрестностях Старой Ладоги, наиболее удобное место для битвы», как пишет специалист по военному делу Средневековья (Кирпичников, Сарабьянов 1996: 49). При описании битвы упоминается река, видимо большая и глубокая, поскольку в ней сразу тонет упавший в нее огромный богатырь (Волхов?) родом из соседнего Алуборга, а также гавань, куда корабли входят на веслах (что может соответствовать служившей гаванью р. Ладожке, добраться до которой вверх по Волхову и войти в нее возможно было преимущественно на веслах) (GHs 30). Около Альдейгьюборга, по саге, располагаются курганы героев, причем один из них, обладающий магической силой (Хреггвида, исконного конунга Гардарики и Альдейгьюборга), расположен, по контексту, к северу от города (как огромнейшая из ладожских «Полая сопка», так называемая «Олегова могила»), а другой (змееобразного антигероя Эгира, убийцы Хреггвида) – ближе к морю (т. е. к озеру, в направлении к которому расположена д. Велеша и куда тянутся цепочки сопок по правому берегу Волхова) (GHs 3, 15, 16, 32, 34). Во всех скандинавских и древнерусских источниках, вместе взятых, не содержится столько сведений о топографии окрестностей Ладоги эпохи викингов, сколько в саге о Хрольве, в которой они постоянно возникают в процессе изложения сюжета. Создается впечатление, что на некоем этапе своего формирования сага исполнялась теми и для тех, кто хорошо знал окрестности Ладоги.