Текст книги "Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918"

4.2. Украинское движение в Австро-Венгрии
и переговоры в Брест-Литовске

5 – 6 ноября 1917 года на австро-германской конференции в Берлине обсуждалось будущее Польши. Накануне в столице Германии побывал министр иностранных дел О. Чернин. В газеты просочились слухи, что он обсуждал с новым рейхсканцлером Г. фон Гертлингом и главой МИД Германии Р. фон Кюльманом и вопрос о создании Польского королевства в личной унии с Австро-Венгрией, в состав которого войдет вся Галиция. Венскому информатору польского ГКН реакция украинских кругов на эти слухи показалась слишком спокойной: «Создавалось впечатление, будто они располагали какими-то обещаниями со стороны правительства по вопросу Восточной Галиции»⁷⁸⁸.

Отклик украинской печати говорит об обратном. Газеты заговорили о самоопределении народов и мире без аннексий и предрекли протесты против передачи Восточной Галиции «извечным врагам украинства»⁷⁸⁹. Василько отметил, что, если заявления венских и берлинских газет соответствуют действительности, австрийским украинцам и впрямь остается надеяться лишь на помощь Антанты на будущих мирных переговорах⁷⁹⁰. Сам он, обращаясь 10 ноября к украинским депутатам-буковинцам, уверял, что договоренности по вопросу о присоединении Восточной Галиции к Польскому королевству не достигнуто и у австрийских украинцев «нет никаких причин… австрийскую ориентацию повесить на гвоздь»⁷⁹¹. «Українське слово» язвило, что в преддверии 5 ноября 1916 года Василько говорил то же самое⁷⁹².

26 ноября 1917 года правительство РСФСР предложило Германии и Австро-Венгрии приступить к переговорам о перемирии и получило согласие. Переговоры были назначены на 2 декабря в Ставке командования германского Восточного фронта в Брест-Литовске⁷⁹³. 1 декабря в австрийской прессе появилось совместное заявление УПП, чешского и югославянского парламентских объединений с осуждением того, что австро-венгерское правительство, анонсируя переговоры, упомянуло только один из двух обозначенных советским правительством принципов – «мир без аннексий и контрибуций». Депутаты усомнились, что Вена разделяет второй принцип – права народов на самоопределение. Н. Василько публично призвал коллег не мешать переговорам и заявил, что прекращает любое взаимодействие с подписавшими заявление депутатами. В заключение он напомнил, что на его личное положение решения УПП никак не влияют, поскольку он состоит в отдельном буковинском клубе⁷⁹⁴. Газета «Буковина» заявила, что УПП «дала чешской руке водить своим пером»⁷⁹⁵.

У Василько, который живо интересовался ситуацией на Поднепровской Украине, давно назревал план действий – еще в июне он писал эрцгерцогу Вильгельму, что хочет убедить Чернина в важности стремления украинцев к автономии и независимости⁷⁹⁶. 3 декабря рейхсрат большинством голосов избрал Василько в комиссию по иностранным делам.

В своем выступлении тот всецело одобрил внешнеполитический курс Чернина, тем самым продемонстрировав принципиальное расхождение с галичанами. В УПП, рассчитывавшем провести в комиссию Петрушевича, заметили, что девять десятых украинцев Австрии, то есть галичане, лишены представительства в комиссии, а буковинец Василько не вправе выступать от имени всего украинского народа империи⁷⁹⁷. «Українське слово» называло Василько предателем национальных интересов и австрийским агентом, «подстраивающимся под украинскую марку»⁷⁹⁸. «Діло» же аккуратно и витиевато защищало Василько, полагая, что искусный политик «знает, что делает»: «Он, несомненно, полностью осознает то, как сейчас оценивает графа Чернина украинское общество… Он также знает, что на чашу весов положено теперь его доброе имя как человека чести и украинского патриота. Итак, если при таком положении дел г-н Василько сейчас громко высказывается в пользу графа Чернина, то мы не можем дать этому явлению другого объяснения, кроме как что г-ну Василько известны иные факты о политике графа Чернина в значимых для нас вопросах, чем те, которые знаем мы…»⁷⁹⁹ Василько был доволен своей миссией и писал А. Барвинскому: «Как я в свое время в начале войны видел события, так они с математической точностью и развивались»⁸⁰⁰.

18 декабря 1917 года в парламенте глава УПП Е. Петрушевич категорически отверг возможность присоединения всей Галиции к Польскому королевству: «Подобное решение равняется нашей национальной гибели, и украинский народ должен всеми имеющимися у него средствами защищаться от подобных планов»⁸⁰¹. Политик отметил, что украинцы не доверяют дипломатам и переговоры следует вести под наблюдением представителей всех народов империи⁸⁰². 19 декабря Е. Левицкий зачитал в парламенте заявление УПП о путях решения украинской проблемы на переговорах. УПП опасалось, что Чернин будет требовать решения польского вопроса в австро-польском ключе, и в очередной раз отмечало, что Восточная Галиция – «единое этнографическое и историческое целое» и любое ее деление нарушит «жизненные интересы украинского народа»⁸⁰³. «Современная так называемая Восточная Галиция – а правильнее просто Галиция – целиком представляла собой непосредственное и неотъемлемое наследие украинской нации и, следовательно, может только целиком либо остаться в составе Австрии, либо войти в украинскую республику – что полностью соответствует идеалу всей украинской нации», – заявил Левицкий под аплодисменты коллег⁸⁰⁴. В первом случае Восточную Галицию следовало бы объединить с Буковиной и, возможно, с другими украинскими областями монархии⁸⁰⁵ в отдельную украинскую провинцию в составе Австро-Венгрии. УПП выражало «ожесточенный протест» против присоединения каких-либо украинских территорий к будущей Польше, а на случай, если это все-таки произойдет, обещало добиваться признания Восточной Галиции спорной территорией и проведения там плебисцита под международным контролем⁸⁰⁶. То же касалось Холмщины и Волыни: 22 декабря 1917 года УПП совместно с СОУ опротестовало присоединение Волыни и Холмщины к Королевству Польскому⁸⁰⁷. «В любом случае, – подытоживал Е. Левицкий, – украинский народ не может и не должен допустить того, чтобы в XX веке, после такой тяжелой войны и такого количества несчастий и жертв, во время провозглашения принципа самоопределения можно было пожертвовать целым народом»⁸⁰⁸.

Тезис «Или присоединить к Украине, или создать отдельную украинскую провинцию» появлялся и на страницах печатного органа УПП (цензура этому, кстати, не препятствовала)⁸⁰⁹. При этом на заседаниях УПП Е. Левицкий заявлял, что они с коллегами «не упали еще на голову, чтобы идти по линии Киева»⁸¹⁰. Для украинских политических элит объединительные лозунги были скорее элементом шантажа, чем отражением реальных намерений. Бескомпромиссность политиков настораживала митрополита Андрея Шептицкого: в письме украинскому эмигранту из России М. Тышкевичу он писал, что «сжигать за собой мосты, открыто желая отделения от Авс[трии], было бы, по-моему, неосторожно, в данном случае, опасно; и прежде всего – бесполезно»⁸¹¹. Он пытался примирить УПП и его противников, но представители УПП отказались прийти на инциированное им в январе 1918 года совместное совещание⁸¹².

22 января 1918 года УПП потребовало от правительства срочного прояснения пяти вопросов: каковы ход и состояние переговоров; почему Чернин, вопреки принципу «мир без аннексий и контрибуций», сопротивляется идее референдума и тем самым затрудняет переговоры; какова позиция главы МИД по Волыни, Подляшью и Холму; почему Чернин на переговорах отдавал приоритет вопросу защиты польского меньшинства на Украине, притом что в Восточной Галиции польское меньшинство управляет украинским большинством; наконец, принял ли министр во внимание пожелания украинских депутатов относительно судьбы Восточной Галиции и Северной Буковины⁸¹³. Акцент привычно делался на принципе самоопределения народов и солидарности украинцев: «За нашими спинами могучая украинская держава, с нами все униженные и порабощенные народы. Вкупе с ними мы все-таки можем быть силой, с которой каждый будет вынужден считаться», – подбадривал соотечественников Петрушевич в передовице «Украинского слова»⁸¹⁴. Во время дебатов в рейхсрате он же под аплодисменты коллег заявлял, что если монархия Габсбургов устоит, то украинцы сами выберут свое будущее путем референдума⁸¹⁵. В день, когда прозвучало это заявление, перед комиссией по иностранным делам выступал с отчетом министр иностранных дел Чернин. Из его высказываний «Українське слово» делало вывод, что в Брест-Литовске глава внешнеполитического ведомства «научился уважать украинцев», но тут же иронизировало, что «отчасти играет здесь свою роль, правда, украинский хлеб»⁸¹⁶. Опасения, что Австрия, «получив вдоволь украинского зерна», вернется к пропольской политике, не покидали представителей УПП⁸¹⁷.

Сторонники К. Левицкого также воздерживались от жестких заявлений в адрес Вены, разбавляя умеренную критику правительства антипольской риторикой. «Діло» отвергало заявления польской прессы об «украинском вопросе на польских землях», где под «польскими землями» подразумевались Восточная Галиция и Холмщина: «Украинские земли за пределами Украинской республики принадлежат либо Австро-Венгрии, либо областям, занятым Австро-Венгрией и Германией. Так что с этими, и только с этими государствами говорит киевское правительство об этих землях»⁸¹⁸. Возмущался орган УНДП и тем, что Чернин поднимает вопрос о гарантиях прав 2 % поляков на Украине, в то время как 70 % украинцев в Восточной Галиции «имеют на деле ровно столько „гарантированных“ прав, сколько пожелает признать за ними 10-тысячная толпа польских чиновников»⁸¹⁹. «С государством украинского народа австрийские дипломаты ведут за зеленым столиком в самом приязненном тоне мирные переговоры; а с галицийской ветвью этого народа, плотью от плоти заграничной Украины, делает поставленная над нами австрийским правительством армия польских чиновников по-старому все то, к чему ее приучили десятилетия…» – возмущалась газета⁸²⁰.

2 февраля Чернин секретной телеграммой срочно вызвал Василько в Брест-Литовск⁸²¹. Накануне, 30 января, последний встретился в Берлине со своим давним протеже Н. Зализняком, который сам вызвался поехать на переговоры и попросил Василько о посредничестве. Чернин отреагировал положительно, надеясь, что Зализняк поможет найти компромисс с делегатами УНР⁸²². Василько же просил Зализняка убедить украинских делегатов «держаться твердо» на переговорах, поскольку Австро-Венгрия остро нуждается в мире из-за продовольственных проблем и Чернину поручено заключить мир любой ценой. Делегаты УНР, по замыслу Василько, должны были сказать, что без превращения Восточной Галиции в отдельную украинскую коронную землю о мире не может быть и речи. По словам Зализняка, обычно «спокойный и уравновешенный» Василько крайне волновался и, провожая его на вокзал, постоянно повторял, что тот должен добиться решения проблемы Восточной Галиции⁸²³.

Приезд Зализняка в Брест-Литовск должен был держаться в секрете: 3 февраля в письме В. Охримовичу Василько отмечал: «Никто не знает, что Николай – в Бресте»⁸²⁴. Василько переоценивал эффективность конспирации: уже 30 января польский политик В.Л. Яворский с возмущением записал в дневник, что австрийские власти «допустили в Брест человека Василько»⁸²⁵. 5 февраля буковинский политик сам приехал на место переговоров. Он поздравил представителей УНР с дипломатическим успехом, но в целом, по воспоминаниям Зализняка, вел себя сдержанно и не давал никаких советов. Украинские делегаты тоже встретили его прохладно, недовольные тем, что из австрийских украинцев в Брест-Литовск допустили только Василько⁸²⁶. Сами представители УНР хотели видеть на переговорах Е. Петрушевича. По словам главы делегации УНР А. Севрюка, они с коллегами первыми предложили Чернину позвать на переговоры представителей украинцев Австрии и тот сначала отказался, а потом предложил Василько. Севрюк ответил, что «законной австро-украинской делегацией» для них с коллегами может быть только УПП во главе с Петрушевичем, после чего «Чернин замолк и больше к этому вопросу не возвращался»⁸²⁷.

УПП не получало о ходе переговоров почти никакой информации, кроме официальных сообщений, и безуспешно настаивало на своем праве контролировать процесс⁸²⁸. Поскольку формально это уже делал Василько, УПП оставалось довольствоваться «слухами из немецких кругов». Слухи были тревожными: то появлялись сведения, что делегаты УНР согласились на объединение Холмщины, Подляшья, Восточной Галиции и Буковины в автономную провинцию в составе Польского королевства⁸²⁹, то поступала информация, что в Брест-Литовске создана некая комиссия по украинским территориям. «Нам небезразлично, есть такая комиссия или нет, заседает ли в ней представитель Украины и что там говорится. Ведь это же касается нас и наших братьев», – нервничало «Українське слово»⁸³⁰.

На переговорах Василько проявил немалую заинтересованность в заключении мирного договора и «говорил в гораздо более шовинистических тонах», чем ожидал Чернин⁸³¹. Когда в Киеве развернулись бои между частями УНР и Красной армией, и министр стал колебаться в вопросе подписания договора, Василько и Зализняк помогли украинским делегатам убедить его, что власть Рады удержалась и порядок в городе восстановлен. По словам Зализняка, Василько очень переживал, что подписание мира сорвется, «был бледный как полотно и дрожал всем телом»⁸³².

9 февраля 1918 года в Брест-Литовске УНР и Центральные державы подписали мирный договор. Новость об этом вызвала у украинцев во Львове и Вене облегчение и энтузиазм: Центральные державы не только признавали УНР суверенным государством, но и передавали в состав республики Холмщину и Подляшье. То, что в договоре не упоминалась судьба Восточной Галиции, оставляло надежду на положительное разрешение ее судьбы в будущем. Украинские депутаты рейхсрата, по описанию корреспондента одной из польских газет, «с лучезарными лицами… кружили по кулуарам парламента, производя впечатление людей, которые внезапно и неожиданно получили наследство по воле наследодателя, которого вообще не знали»⁸³³.

11 февраля НК УНДП назвал Брестский мир «эпохальным актом». На следующий день во Львове прошла манифестация в поддержку мира. 20 февраля на заседании парламента К Левицкий от имени УПП заявил, что Вена «признала за украинским народом право самоопределения на его национальной территории», и тут же напомнил, что игнорирование требования раздела Галиции обратит взгляды галицийских украинцев в сторону УНР⁸³⁴. Редактор газеты «Діло» В. Панейко заверял своих читателей, что будущее Австро-Венгрии гарантировано в долгосрочной перспективе и украинские земли империи останутся в ее составе, а с УНР монархия будет выстраивать добрососедские отношения. Создание украинской автономии, по мысли Панейко, должно было предотвратить возникновение ирреденты – в качестве примера он приводил Швейцарию, чьи франкоязычные жители не позволили бы Франции их «освобождать»⁸³⁵.

«Українське слово», чьи опасения относительно результата переговоров не оправдались, одобряло заключенный мир с оговоркой: «Великий момент вступления Украины в международную семью государств вызывает у нас, австро-венгерских украинцев, помимо огромного духовного подъема также и некоторые тревожные рефлексии… Между нами, галицкой землей и Украинской республикой, останется государственная граница. Мы останемся за пределами украинского государства, а значит, и той безопасности, которую дает нации собственное государство. И поэтому у нас, австрийских украинцев, вырывается с элементарной силой вопрос: что будет с нами, что будет с австрийской Украиной?»⁸³⁶

Глава украинской делегации в Брест-Литовске А. Севрюк сразу после подписания мира поехал в Берлин и Вену для переговоров о военной помощи УНР. В столице Австро-Венгрии он встретился с Е. Петрушевичем и проинформировал его о наличии тайного соглашения о создании украинской автономии в Австрии, хотя Н. Зализняк советовал ему не распространяться о происходившем в Брест-Литовске⁸³⁷. Слухи быстро распространились по Вене. Уже 15 февраля информатор польского ГКН Ф. Чаки докладывал в Краков, хотя и не без доли вымысла: «Что касается Восточной Галиции, то русины хвастаются, что по этому вопросу существуют тайные стипуляции. Из Восточной Галиции и Буковины должна быть создана отдельная коронная провинция под названием „Украина“. Генеральным губернатором должен стать эрцгерцог Вильгельм…»⁸³⁸

Результаты брестских переговоров всколыхнули польскую сторону. 18 февраля поляки в Галиции начали всеобщую забастовку. НК УНДП демонстративно призвал украинское население не участвовать в забастовке и всеми средствами противостоять ей⁸³⁹. «Українське слово» писало, что украинцы и евреи Галиции «искренне радуются заключенному миру» и лишь поляки, «преимущественно пришлый административный элемент», пытаются «заглушить радость» от мира на восточном фронте⁸⁴⁰. Газета называла поведение поляков «грозным предостережением для государства, которое теперь напоминает нам того хозяина из сказки, который пригрел у себя гадину за пазухой»⁸⁴¹. Украинская печать призывала центральную власть не идти на поводу у поляков и отказаться от двойственности в польско-украинском вопросе. «Нерешительность, сидение на двух стульях, двусмысленность и плутовство – неподходящие способы, чтобы выйти из ситуации. Государство пришло к точке, где должно сказать себе: или – или!» – резюмировало «Українське слово»⁸⁴². «Діло» напоминало, что своим «всесилием» в Галиции поляки обязаны «милости венской политики»⁸⁴³, а теперь им пришла пора вернуться в свои этнографические границы⁸⁴⁴.

12 февраля Василько триумфально вернулся в Вену. «Со всех сторон его поздравляют с итогом переговоров в Бресте, который оказался таким, каким он его предсказывал месяцы тому назад», – восторгалась «Буковина»⁸⁴⁵. И польские, и украинские политики были убеждены, что договор – дело рук Василько, называя его «главным режиссером» Брестского мира⁸⁴⁶. Сам он публично отрицал свое влияние на Чернина – в октябре 1918 года на заседании рейхсрата он даст честное слово, что не повлиял на решение министра относительно Холмщины⁸⁴⁷. Так или иначе, до самого ухода с поста главы МИД Чернин периодически вел доверительные беседы со своим украинским приятелем⁸⁴⁸.

Австро-венгерские власти не были заинтересованы в разглашении всех условий заключенного мира. 18 февраля А. Севрюк и австро-венгерский посланник в Киеве Ф. Визнер подписали протокол, обязавший украинскую сторону хранить экземпляр тайного соглашения в безопасном месте, а после создания украинской автономии в Австрии передать его Вене. Спустя несколько дней выяснилось, что Севрюк уже успел похвалиться успехом, и Чернин поручил Визнеру забрать украинский экземпляр и передать на сохранение в Германию. 4 марта австро-венгерская, германская и украинская стороны подписали соответствующее соглашение. Германия обязывалась вернуть документ в Вену после создания украинского коронного края⁸⁴⁹.

Обеспокоенные масштабом недовольства поляков, австро-венгерские власти постепенно отступали от условий подписанного в Брест-Литовске мира. Министр-президент Э. Зайдлер заявил, что судьбу Холмской губернии решит комиссия на основе этнографического принципа, хотя договор никаких комиссий не предусматривал. «Українське слово» писало, что судьба Холмщины находится под угрозой, и украинцам Галиции небезразлична судьба полумиллиона живущих там соотечественников, а правительство обвиняло в двуличии⁸⁵⁰.

24 марта во Львове собралось «соборное представительство» галицийских украинцев – депутаты парламента и сейма и члены палаты господ, а на следующий день прошло заседание съезда «нотаблей» – авторитетных общественных деятелей, представлявших интересы своего населенного пункта или местности. На него, кроме политиков, были приглашены видные представители украинской общественности, униатского епископата, научных кругов, прессы – всего около 600 человек⁸⁵¹. Собравшиеся единогласно и без обсуждения приняли следующие резолюции: 1) о неукоснительном и немедленном претворении в жизнь условий Брестского мира и его ратификации Австро-Венгрией; 2) о создании «отдельного государственного организма» из украинских земель Галиции и Буковины; 3) о признании и полной гарантии прав национальных меньшинств на украинской территории; 4) против насильственной полонизации Холмщины. Дискуссию вызвало лишь предложение Е. Левицкого принять резолюцию об организации сил для национальной обороны, но и оно в итоге прошло почти единогласно⁸⁵².