Текст книги "Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918"

Глава 4
Украинское движение в империи на пути к независимости (декабрь 1916 – ноябрь 1918 года)

4.1. Украинцы Австро-Венгрии на волне «братской солидарности»

К началу 1917 года мысли украинских деятелей Австро-Венгрии были всецело заняты судьбой Галиции. Политики в унисон твердили, что в деле освобождения Украины народу стоит опираться на собственные силы. На страницах «Вісник СВУ» вчерашние оппоненты Л. Цегельский и В. Темницкий заявляли, что доверие Центральным державам было «национальной ошибкой» и «спасение Украины может прийти лишь от нее самой»⁷¹². Формально речь шла только о российской Украине, но между строк отчетливо читался австро-венгерский контекст. Путь к «спасению» Вена не преграждала: автономизация Галиции откладывалась на послевоенное время, и была надежда, что изменение политической конъюнктуры сыграет на руку украинцам.

Впервые шанс переломить ситуацию замаячил на горизонте после смены монарха. В «новогодней» статье К Левицкого «Нынешнее положение украинского вопроса», опубликованной в нескольких изданиях, постулировались прежние цели – украинская провинция в Австрии и «отдельная государственно-правовая организация» украинских земель России. Левицкий, как и прежде, призывал положиться на Австрию и нового монарха, особо отмечая, что если в решении польского вопроса на первом месте стоят интересы Берлина, то в решении украинского вопроса – именно Вены⁷¹³.

После смерти Франца Иосифа I ушел в отставку кабинет министров. В декабре 1916 года пост министра-президента перешел от Э. Кербера к Г. Клам-Мартиницу. Вместо ненавистного украинцам И. Буриана МИД возглавил бывший посланник в Бухаресте О. Чернин, старый приятель Василько⁷¹⁴ и, если верить Н. Зализняку, его креатура на пост главы ведомства⁷¹⁵. На третий день после назначения Чернина буковинский политик пришел к нему на прием⁷¹⁶. О своей беседе с новым министром он сразу сообщил в прессе, отметив, что «отставку барона Буриана мы должны считать счастьем, а назначение графа Чернина наполняет нас надеждой»⁷¹⁷. Видимо, министр пообещал Василько добиться отмены решения об автономизации Галиции⁷¹⁸. При этом с представителями УПП Чернин отказывался говорить на эту тему, поясняя, что судьба Галиции находится вне его компетенции⁷¹⁹. Своему компаньону вторил К Левицкий – на съезде УНДП в феврале 1917 года он заметил, что Карл I благоволил украинцам еще в бытность наследником престола, а теперь смещением Кербера и Буриана он показал, что не допустит автономизации Галиции⁷²⁰.

Левицкий и Василько быстро оправились от ноябрьской неприятности. Председатель главной украинской партии Галиции и безоговорочный лидер украинцев Буковины продолжали публично встречаться с представителями власти, показывая, что их положение далеко от маргинального. Так, 22 февраля 1917 года в Вене оба они выступали в ходе публичной дискуссии об автономизации Галиции с участием высокопоставленных сотрудников разных ведомств, в том числе двух министров⁷²¹. Левицкий, наряду с главой УПП Ю. Романчуком, был одним из первых украинцев, принятых новым императором⁷²². Освободившись от статуса главы национального представительства, он постепенно перенимал риторику вчерашних оппонентов. «Діло» после акта 5 ноября 1916 года заняло бескомпромиссную позицию по отношению к полякам: пока они не откажутся от претензий на Восточную Галицию и не научатся уважать соседей, дискутировать с ними никто не будет⁷²³. Аргумент, что противоречия между народами должны решаться не в Вене, а в самой Галиции, то есть в краевом сейме, издание отвергало: «На той части земли, которая образует часть австрийского коронного края Галиции, польская государственность закончилась с падением польского государства. С тех пор украинский народ является частью австрийского государства и только его признает»⁷²⁴. В некотором смысле «Діло» и «Українське слово» поменялись ролями: орган УПП, которое теперь руководило украинской политикой, убеждал читателей, что парламентарии держат ситуацию под контролем: «Непосредственная угроза опасности, которая нависала над нашим народом, миновала, и вопрос обособления Галиции перешел в долгую фазу парламентских переговоров»⁷²⁵; «Діло», напротив, критиковало УПП за избыточный оптимизм: «Напряжение наше должно расти, потому что не произошло до сих пор ничего такого, что позволило бы нам расплываться в самодовольстве»⁷²⁶.

Февральская революция в России стала для украинцев по ту сторону линии фронта неожиданностью. Сведения о происходящем поступали в украинские газеты с четырех-пяти-дневным запозданием, так как они черпали информацию из австрийской и немецкой прессы, а та – из нейтральной Швеции. Разумеется, украинцев Австро-Венгрии в этой революции прежде всего интересовали их соплеменники. УПП выражало «особенное удовлетворение», что в революционных событиях приняли участие и украинцы⁷²⁷, а газета «Діло» писала, что перед австрийскими украинцами «новое положение вещей поставит новые задачи, которые потребуют много разума и работы»⁷²⁸.

Пока новые российские власти не обозначили намерение продолжать войну и не отказали украинским автономистам, украинская печать Австро-Венгрии отзывалась о них одобрительно, отмечая, что они «способны найти государственную формулу, которая – способствуя борьбе стран и наций за децентрализацию – могла бы спасти Россию от разложения и распада»⁷²⁹. Реагируя на назначение главой МИД России П.Н. Милюкова, знакомый с ним журналист М. Лозинский называл его «человеком, для которого основой политической деятельности является идея, принцип» и выражал уверенность, что Милюков не будет препятствовать борьбе украинцев за их чаяния⁷³⁰.

Появление украинской автономии в составе России играло на руку украинцам Австро-Венгрии – на этом фоне было проще убеждать Вену дать им отдельную провинцию. Пресса считала, что революция в России ускорит подписание мирного договора и приблизит освобождение украинцев от «абсолютистского своеволия»⁷³¹. У западноукраинских политиков было два аргумента в пользу отмены решения об автономизации Галиции. Первый касался перспектив украинской автономии в России: улучшив положение своих славянских народов, в том числе украинцев, новая Россия станет «притягательной силой для австрийских славян», и тогда Вене придется идти на симметричные уступки⁷³². Вторым и более существенным аргументом была солидарность украинцев по обе стороны границы. «Діло» писало, что украинская общественность в России не останется равнодушной к «сдаче» соплеменников под власть поляков⁷³³, а УПП в приветствии поднепровским «братьям» предрекало, что украинский народ «всеми силами всех своих частей достигнет общеукраинского идеала полной национальной свободы»⁷³⁴.

Последний довод в Вене воспринимали всерьез⁷³⁵. Опасаясь роста ирредентистских настроений среди своих украинцев, власти задумались об уступках. В апреле 1917 года кабинет удовлетворил одно из давних требований УПП – ликвидировать лагерь Талергоф⁷³⁶. Но украинским кругам этого было недостаточно: как выражался Василько, «Австрия уже просто не успевает за событиями»⁷³⁷. Впрочем, украинские политики, несмотря на единство в лозунгах, не могли выработать единую тактику взаимодействия с правительством: как писал один из них в дневнике, лидеры УПП «только среди нас такие резкие, а перед властями даже не знают, чего хотят»⁷³⁸. В. Панейко предлагал установить контакт с украинскими политиками из России и сформулировать общую повестку для предстоящей мирной конференции⁷³⁹. Социал-демократы собирались солидаризироваться с соплеменниками на социал-демократической конференции, которая должна была состояться в Стокгольме⁷⁴⁰.

Резким демонстративным шагом украинских политиков было консолидированное решение не ехать в Краков на торжества по случаю визита Карла I. Членов УПП поставили перед фактом, что им предстоит встретиться с императором именно в Кракове, а украинскую депутацию монарху представит министр по делам Галиции М. Бобжиньский. На встрече с министром-президентом политики пояснили, что в польский Краков и под руководством поляка Бобжиньского к императору они не поедут⁷⁴¹. В итоге на торжествах присутствовали лишь те украинцы, которые занимали посты в галицийской администрации⁷⁴². Уже после визита Карла I «Українське слово» подчеркнуло, что столица Галиции – не Краков, а Львов, «место, где украинцы – дома и где они на своей земле могут приветствовать монарха»⁷⁴³. Цензура не допустила этот фрагмент к печати. Польский политик В.Л. Яворский отмечал в дневнике, что монарх остался недоволен демаршем украинцев и это сыграло на руку полякам⁷⁴⁴. 21 мая 1917 года Карл I встретился с украинскими депутатами рейхсрата отдельно. На вопрос императора, как обстоят дела в их округах, политики ответили, что население обеспокоено стремлением поляков к автономизации Галиции, а также упомянули о полонизации на оккупированных землях российской Украины. Карл абстрактно заметил, что «украинское население достигнет своих прав»⁷⁴⁵.

Накануне возобновления заседаний рейхсрата, намеченного на конец мая 1917 года, члены УПП сошлись в том, что с парламентской трибуны нужно отметить противоречие между принципом самоопределения и свободы народов и отношением Вены к украинцам⁷⁴⁶. 30 мая, в день открытия парламентской сессии, Е. Петрушевич во всеуслышание заявил, что украинский народ будет защищать каждый клочок своей земли от «польской экспансии», и подчеркнул, что эту позицию разделяют российские украинцы – «на страже своей западной границы встанет весь украинский народ»⁷⁴⁷. В тот же день УПП потребовало от властей отказаться от автономизации Галиции и присоединения к польским землям Холмщины, Подляшья и Волыни, и снова с акцентом на солидарности австрийских и российских украинцев⁷⁴⁸. 14 июня, узнав от Чернина, что наместником Галиции станет поляк М. Бобжиньский, Василько спрогнозировал ему, что это негативно воспримут российские украинцы⁷⁴⁹.

После революции в России тон украинских газет стал заметно смелее. «Українське слово» открыто заявляло, что «если были у нас какие-то надежды на венских или берлинских «опекунов» и «приятелей», то они сегодня относятся к сфере легенд»⁷⁵⁰. Орган УПП резко критиковал австрийские правящие круги, выступал за «основательное переустройство монархии по национальному принципу»⁷⁵¹, призывал украинские организации в Галиции активнее протестовать против расширения автономии края⁷⁵². Поскольку цензурным ведомством в Галиции руководили поляки, это было во многом рассчитано на них. Разумеется, даже в самых жестких заявлениях австрийские украинские политики подстраховывались: если критиковались центральные власти, то речь шла только о высшей бюрократии, министрах, правительстве, но не об императоре; если озвучивалось требование полной независимости всех украинских земель, то только с оговоркой, что альтернативой может быть и «автономия в границах существующих государств».

31 августа 1917 года впервые в истории монархии Габсбургов украинец был назначен на пост министра: министерство здравоохранения возглавил профессор Пражского университета И. Горбачевский. УПП приветствовала это назначение, хотя Горбачевский и не был активным политиком⁷⁵³. Коллега Горбачевского по университету И. Пулюй советовал ему принимать на работу в свое ведомство как можно больше украинцев, а в крайнем случае немцев или чехов, но только не поляков⁷⁵⁴. Если «Буковина» называла назначение Горбачевского колоссальным успехом⁷⁵⁵, то галицийская «Свобода» сдержанно писала, что «не назначение одного украинца министром, а передача государственной власти в Восточной Галиции в руки украинского народа удовлетворит наши требования и будет доказательством того, что австрийское правительство искренне думает о нас»⁷⁵⁶. На встрече с очередным главой правительства Э. Зайдлером представители УПП напомнили, что власти так и не удовлетворили требований украинцев, вопреки их жертвенности и патриотизму⁷⁵⁷.

У тактических преимуществ, которые дала украинцам Австро-Венгрии революция в России, была и обратная сторона медали. У соплеменников по ту сторону границы и фронта теперь появилась автономия, в то время как украинцы империи Габсбургов, годами призывавшие освободить собратьев от гнета, продолжали выторговывать себе то же самое у Вены и поляков. В. Стефаник летом 1917 года признался, что «под нами шатается земля, и мы шатаемся и ходим, как пьяные, потому что нам не за что держаться». На фразу «Держимся Австрии» Стефаник якобы ответил, что это уже не актуально и украинцам нужно «что-то крепкое, свое»⁷⁵⁸. Некоторые пленные сечевики и просто украинцы-военнослужащие австро-венгерской армии, узнавая об украинизации отдельных формирований в русской армии, срывали австро-венгерские знаки отличия с мундиров и бежали из лагерей военнопленных, чтобы присоединиться к украинским частям и бороться уже против Австро-Венгрии⁷⁵⁹.

Пленные австрийские украинцы в России просили у Центральной Рады разрешения сформировать из них украинское военное подразделение, но та наотрез отказывалась, опасаясь недовольства Временного правительства. В сентябре 1917 года вышел запрет принимать в украинизированные части пленных из Австро-Венгрии. Лишь в ноябре, когда Центральной Раде стало некому доказывать лояльность, галичане получили соответствующее разрешение, и в Киеве начался набор в «Галицийско-буковинский курень сечевых стрельцов»⁷⁶⁰. За две недели удалось собрать около 200 добровольцев. В январе состав куреня увеличился вдвое за счет бывших пленных галичан, в том числе бывших офицеров легиона УСС⁷⁶¹.

Революция в России заметно повлияла на политическое поведение лоялиста Н. Василько. Ф. Федорцив еще в начале 1917 года предрекал, что события по ту сторону границы породят «новые мысли и новые концепции» в голове политика и он непременно постарается их реализовать⁷⁶². Журналист не ошибался в прогнозе. Хотя буковинский лидер еще в конце апреля 1917 года считал, что угроза автономизации Галиции миновала⁷⁶³, в парламенте он активно предостерегал австрийские власти от этого шага, поддерживал «галицийских братьев» и предупреждал, что, если и украинцев Буковины отдадут под «национально чуждое господство», их мечта об объединении украинских земель станет программой действий⁷⁶⁴. В конце октября 1917 года Василько отметил, что в случае польско-украинского столкновения в Галиции «в тылу появится государство значительно более сильное, чем поляки в своих самых смелых догадках могут себе представить, и украинцы будут освобождены»⁷⁶⁵. Василько ходатайствовал перед правительством о выделении средств на создание в нейтральной Швеции украинского бюро во главе с Н. Зализняком – явно для контактов с Поднепровской Украиной⁷⁶⁶.

Василько нашел влиятельного союзника в эрцгерцоге Вильгельме Габсбурге, 22-летнем представителе правящей династии, который искренне симпатизировал украинцам и вызвался стать неофициальным посредником между ними и императором. Вильгельм восхищался украинской культурой, говорил по-украински и писал на этом языке стихи под псевдонимом Василь Вышиваный. Пользуясь влиянием в АОК, он добивался, чтобы УСС не распускали, несмотря на «доносы самого разнообразного содержания», которые «целыми пачками» поступали командованию⁷⁶⁷. В августе эрцгерцог вместе с Василько и К Левицким посетил в Гамбурге митрополита Андрея Шептицкого, освобожденного российским Временным правительством. В письме Е. Олесницкому Василько называл Вильгельма «невероятно образованным человеком», радовался, что тот стал «доверенным лицом Его Величества в украинских делах»⁷⁶⁸, и надеялся, что молодой родственник убедит Карла I отменить решение об автономизации Галиции⁷⁶⁹. Сам Василько тем временем продолжал вести себя лояльно правительству и, в отличие от членов УПП, не блокировал правительственные решения в парламенте. Так, в октябре 1917 года он искренне осуждал членов УПП Е. Петрушевича и Т. Окуневского за игнорирование ими важного голосования в бюджетной комиссии рейхсрата⁷⁷⁰.

В начале 1917 года отношения в украинском политическом истеблишменте не переменились к лучшему. Размышляя о проблемах украинской публичной жизни, представители разных партий и лагерей отмечали все те же явления: междоусобицы, борьбу за влияние, приоритет личных симпатий и антипатий, отчужденность от народных масс⁷⁷¹. «Діло» сетовало, что в решающий период войны «публицистическая энергия растрачивается на наши внутренние «бои»⁷⁷².

Главным инструментом политической борьбы оставалась печать. К критике в адрес УПП подключился журнал «Шляхи». До войны орган Украинского студенческого союза, в 1915 году он был преобразован в издание украинского стрелецтва, а в 1917 году радикально сменил формат. Редактировали «Шляхи» давние недоброжелатели газетні «Українське слово» – вытесненный из нее в 1915 году Ф. Федорцив и резко критикуемый ей Д. Донцов. Редакция «Шляхов» заверяла, что издание не является «ни материальной, ни идейной собственностью какой-либо из существующих партий», но находится в оппозиции курсу УПП⁷⁷³. На протяжении 1917 года Федорцив под псевдонимом Богдан Магмит публиковал в журнале комплиментарные очерки о К Левицком, Ю. Романчуке, Н. Василько, Е. Олесницком, в которых много критиковал оппозицию, «разбитую, деформированную, безликую, беспрограммную, разобщенную, противоречивую и непоследовательную»⁷⁷⁴. За комплименты Федорцива по адресу Василько на него обрушились обвинения в материальной зависимости от политика. В письме коллеге Федорцив оправдывался, что заметка была написана «деликатно, а не уличным стилем, господствующим в нашей прессе и политической эквилибристике»⁷⁷⁵.

Орган УПП «Українське слово» тоже атаковал политических оппонентов. К Левицкого газета напрямую не критиковала в дань внутрипартийной этике, но Василько отдувался за двоих. В феврале 1917 года «Українське слово» возмущалось, что венское немецкоязычное издание Information опубликовало хвалебную статью о Василько как «духовном лидере» австрийских украинцев. Комментируя эту «неприличную рекламу», орган УПП называл буковинского политика олицетворением «плутовства, личной карьеры, личной рекламы и интриги»⁷⁷⁶. «Українське слово» напоминало, что Левицкий и Василько более двух лет «простодушно давали себя обманывать и сами, обманутые, еще более простодушно водили за собой наши массы»⁷⁷⁷.

Своего рода борьбу стороны вели за патриарха галицийско-украинской политики Ю. Романчука. Этот умеренный деятель, согласившийся возглавить УПП в качестве компромиссной фигуры, одинаково котировался и сторонниками, и противниками УПП. «Українське слово», обращаясь к Романчуку во втором лице, патетически восклицало: «Когда гроза момента требовала от Тебя принять руководство над своим народом, не засомневался Ты, наш седовласый Отец, ни секунды, и принял это тяжелое и столь ответственное обязательство. […] Твое ясное, великое имя было нужно, потому что оно всегда было и будет символом подлинно народной, здравой национальной политики»⁷⁷⁸. Противники УПП, в свою очередь, обвиняли национально-демократическую оппозицию в том, что она, поставив во главу УПП Романчука, «взвалила непомерный груз на пожилого человека» и «насильно втолкнула [его] в самое пекло неразборчивой борьбы, коварств, клеветы, дешевеньких хитростей»⁷⁷⁹. В статье к 75-летию политика «Діло» писало, что под его прикрытием «ведется в украинском лагере беспримерная по своей грубости кампания против гражданской и личной чести людей»⁷⁸⁰.

С помощью Романчука противники курса УПП хотели добиться включения в орган буковинских депутатов во главе с Н. Василько, от чего большинство членов УПП наотрез отказывались. Прикованный к постели Е. Олесницкий пытался переубедить Романчука с помощью вернувшегося из ссылки Андрея Шептицкого. В письме иерарху неизлечимо больной политик жаловался, что консолидации всех партий «по чисто личным причинам» противостоит «группа, состоящая из 6 лиц», то есть оппозиция в УНДП. Олесницкий писал, что исправить положение может только Романчук, но смутьяны мешают ему, а он, митрополит, сможет стать «противовесом, на который мог бы этот наш заслуженный лидер опереться»⁷⁸¹. Повлиять на своего однопартийца Романчука Олесницкий пытался и через лидеров ячеек УНДП на местах. В письмах главе УПП единомышленники Олесницкого призывали не поддерживать «банду ярмарочных ораторов и агитаторов», которые «с легким сердцем, избавившись от высшей ответственности перед народом, поднимают теперь никому не нужную борьбу личных амбиций»⁷⁸². 28 сентября 1917 года Романчук, устав от давления с двух сторон, передал полномочия главы УПП Е. Петрушевичу⁷⁸³.

В попытках убедить УПП объединиться с буковинцами противоположный лагерь апеллировал к общественному мнению. «Діло» писало, что причина нежелания действовать сообща кроется в личных амбициях членов УПП⁷⁸⁴. «Свобода» опубликовала письмо некоего солдата, который от лица военнослужащих-украинцев осуждал противоречия в УПП и призывал всех украинских парламентариев объединиться⁷⁸⁵. «Українське слово» в ответ обвинило Левицкого и Василько в желании вернуть себе былую монополию⁷⁸⁶. Категорический отказ объединяться с буковинцами в УПП мотивировали опасением, что те не встанут в оппозицию правительству и не усилят, а ослабят общую позицию⁷⁸⁷.

Новое обострение внутренних противоречий в украинском политикуме во многом повторяло ситуацию конца 1914 – начала 1915 года. Позиция сторон по Галиции была единой – раздел и создание украинской автономной провинции. Оппозиция из УНДП, перехватившая у К. Левицкого и его сторонников формальное руководство украинской политикой, пыталась «добить» пошатнувшийся авторитет Василько. При этом она избегала резких движений в сторону властей, в чьих интересах он действовал, и в целом снизила накал своей риторики в отношении Вены. НК УНДП во главе с Левицким, наоборот, перестроился на более радикальные рельсы и стал критиковать УПП за чрезмерную лояльность. В этом смысле два лагеря поменялись ролями – более лоялистски вели себя те, кто возглавлял украинскую политику и формально представлял украинцев перед властями.