Текст книги "Монстры"

Новый волк

1992

Предуведомление

Новый волк – в смысле, новый взгляд. Взгляд, конечно, не на волка. В традиционно-сложившемся бестиарии (по причине ли особой жестокости или враждебности всем фратрии или племени с тотемом волка, по иным ли, более поздним причинам) волк всегда являет собой тип злодейский (отнюдь не по причине хищности – полно других хищников не наделенных чертами злобности и жестокости). Соответственно, тот социальный тип, в предыдущее время геральдически обозначенный как волк в наше время выходит из тени социальной негации. Оставляя на нем опознавательные знаки волка, попытаемся по-новому понять и описать их. Подобно таким же попыткам в недавнее время биологов и этологов.

 
                 Не ложися на бочок
                 Придет маленький волчок
                 Сузит серенький зрачок
                 И ухватит за бочок
                 А у ней не стало силы —
                 Улеглася и молчок
                 Пришел маленький волчок
                 Да и хвать ее за бочок
                 А потому что она – Россия
                 Устала она
                 А он – молодой, у него все впереди
 

 
                 Мне мать-волчица говорила:
                 Иди и стань великим городом! —
                 Ах же ты, старая мудила! —
                 Отвечал я ей ритуально-оскорбительно —
                 Я выбрил голову и бороду
                 Зарыл среди пустых полей —
                 Здесь будет город, но моей
                 Противен воли
                 И я позволю
                 Ему быть таким
 

 
                 Он маленький волчок, так рано
                 Его отняли от груди
                 Что тексты Веды и пураны
                 Уже остались позади
                 Нераскрытыми
                 Он сам себе теперь по силам —
                 Тибет, парлайя и Россия
                 Нынешняя
                 Им самим собой из несвоего себя на пробу сотворяемая
 

ИЗ ДРЕВНЕГО

 
                 Наша девушка скачет, наша девушка пляшет
                 Появился дружок у девушки нашей
                 Новой формации
                 Он ее не обидит
                 Он и власти обидеть ее не даст
                 Он видел власть в известном виде
                 А его в новом свете увидела власть
                 Совсем недавно
                 У него есть сила и сметка
                 И ему приглянулась соседка
                 Вот так это было
 

 
                 Распустился цветик нежный
                 Скажем
                 Подошел к нему медведь
                 Раньше это был бы Брежнев
                 А теперь не знаешь ведь
                 Кто и подойдет —
                 Ельцин ли? Кравчук? Назарбаев? а, может, и Хазбулатов!
                                                  может Гамсахурдия, а! Руцкой, может, а? Невзоров, Невзоров, возможно!
                 Ах ж ты бедный мой! – бывало
                 Скажет Брежнев
                 А теперь – как ни бывало
                 Не знаешь, что и скажут
 

Знакомое что-то

1993

Предуведомление

Ну, естественно, естественно, все это знакомо и как события (по факту их запечатления в различных историях), да и по многочисленным их объявлениям в различного рода художественных интерпретациях. Да и по моим собственным упражнениям на их счет. В этом смысле, даже их чрезмерная употребительность в пору актуальности большого местного мифа, одела их в некоторую усталость и, казалось, вовсе уже отменила. Но как известно, любой жизненный феномен проходит три стадии: 1 – натуральная приятная жизненность, 2 – стадия трупа, что противно и трудно переносимо, и 3 – кости, череп, мощи, что снова входит в культурный обиход, обладая уже обаянием вечности и некоторого безразличия к бросаемым на них пристрастным взорам.

Вот мне и представляется, что все эти мотивы, да и я уже сам вместе с ними перешли в стадию белых и непопрекаемых костей.

 
                 Мы вместе с тобой в гитлерюгенд
                 Ходили в четырнадцать лет
                 А после военные вьюги
                 Навеки и самый твой след
                 Замели
                 И пальцев прозрачных и узких
                 Твоих никогда не вернуть
                 Но из-под коричневой блузки
                 Едва проступавшую грудь
                 Твою
                 Я и поныне помню
 

 
                 Один под солнцем полуденным
                 Врагами, другами оставленный
                 Он едет на коне – Буденный
 
 
                 И руки с саблей окровавленной
                 Усталый не приподнимает
                 Не может
                 Внезапно он припоминает
                 Как один старый генерал
                 Скобелев
                 Оглядывая даль в восторге
                 На грудь ему шестой Георгий
                 Рукой дрожащей прикреплял
                 И еле слышно говорил:
                 Так держать, есаул! —
                 Есть, Ваше Высочество!
 

 
                 Шли мы полем вдоль пшеницы
                 Нам глаза клевали птицы
                 Комсомольские отряды
                 Сдвинув кепку на висок
                 Проходили где-то рядом
                 Уходили на Восток
                 А оттуда к нам назад
                 Черный, словно агат
                 И прохладнее водицы
                 Возвращались – всюду птицы
                 Пели
                 И все тут же забывали
 

 
                 Помнишь, помнишь, в Фермопилах
                 Наш товарищ, пионер
                 В матросочке
                 Подавая всем пример
                 Синей кровью окропил он
                 Воды, пинии и скалы
                 Уж потом его искали
                 Но не могли найти —
                 Исчез
                 Испарился словно
 

 
                 Когда великий Апеллес
                 Писал, соперничая с Шиловым
                 Картину: Сталин с Ворошиловым
                 В Апеннинах
                 То —
                 Откуда налетев – невесть —
                 Птицы глаза им поклевали
                 За живых приняв
                 И правильно – и заслужили —
                 Тогда птицы правильно понимали как метафизический, так
                                                  и нравственный план изображенного
 

 
                 Разве плохо было в пионерах
                 Мы в поход ходили, жгли костры
                 От любого чистого примера
                 В обморок бросало нас – остры
                 Были
                 Переживания нашего незахламленного персональными
                                                  ужимками детства
                 Что мы знали?! – мы немного знали
                 Но твердо
                 По ночам играли у костров
                 Выпуклыми честными глазами
                 Честно вынутыми у врагов
                 Из их страшных глазниц
 

Неопределяемое интересование

1998

Предуведомление

Действительно, определение «интересование» не совсем точно описывает тот болезненный феномен странного пристрастия человечества к подобного рода необъясняемым спасительной обыденностью явлениям. Как правило, мифологии и религии тоже весьма неубедительно трактуют подобного рода проявления человеческой, квазичеловеческой и нечеловеческой натуры. Естественно, что применяемое нами условно обозначение национальности носителей подобных метаантропоморфных сдвигов является просто уловкой простой социальной антропоморфности приписать некие странности странным, сторонним, иностранным. Прямой, мужественный и честный взгляд, понятно, отбросит эти милые, хоть и простительные, ужимки нашей антропологии и провидит за всем этим реальные черты, экстраполяционный профетизм, способы медленного отмирания милого антропоморфизма, побеждаемого неким, если… (Страница рукописи утрачена.)

Интересен вид русского с фасеточным зрением

Интересен вид немца с фасеточным зрением

Интересен вид немца, сведенного к осязанию

Интересен вид немца с прободающим насквозь позвоночником

Интересен вид японца, закатанного в колобок

Интересен вид русского раскатанного в колобок

Интересен вид русского, с проходящей сквозь него под углом огромной безразмерной секущей плоскостью

Интересен вид француза со стеклянными когтями, оттянувшими на себя всю жизнь

Интересен вид англичанина, колеблющегося между видом саранчи и многопарусного фрегата

Интересен вид турка с перепутанными мышцами ног и рук

Дважды интересен вид русского вдавленного в пупырчатую оболочку

Просто интересен чем-то осыпанный датчанин

Но интересен и вид скворца, назначенного финном

Интересен вид таиландца с недоразвитыми глазами

Интересен вид танзанийца прокрашенного насквозь

Интересен вид русского, выращенного из боковой жилы другого русского

Интересен вид немца, в свою очередь произошедшего от этого русского

Интересен кошачеобразный вид прооперированного австрийца

Интересен вид причаленной к русскому левой ноги француза

Интересно видение печени саблевидного испанца

Интересен вид нанайца, сведенного к точечному уколу

Интересен вид двух патагонцев, не делающих различия между собой и горсткой просыпавшегося сквозь их решетчатые колени дымчатого пепла

Интересен вид такого же грузина

Интересен вид еще более усугубленного магометанина

Интересен сам по себе вид апофатика

А разве неинтересен вид трехглазого

А разве неинтересен вид избежавшего тотального уничтожения

А разве вам неинтересен вид всеобщего русского с черным квадратом себя в своем сердце

А разве неинтересен вид исландца со светящимися пальцами правой ноги, выточенными из метеорита

Или неинтересен вид немца присыпанного зеленоватой пудрой Лиллы

Интересен, интересен

Или тибетец, мелькнувший косточкой в разгоняющемся колесе превращений

Интересен, интересен

Воистину интересен туркмен в каменноугольной тюбетейке

Интересен, интересен

А уж как интересен русский с жилами, прорезающими насквозь весь организм

Интересен и немец в разглаженном состоянии

Интересен и вид китайца, сросшегося пяточной костью с 28 миллионами других китайцев

Интересен и я среди них

Интересен я, собранный из костей

Интересен я, начертанный сапфиром на мочевом пузыре племенного быка

Интересен я восьмиугольностью проявлений

Интересен немец с невероятной скоростью перенесшийся в мизинец

Необычайно интересен американец совокупляющийся с непроницаемостью

Интересен индус как заяц пробегающий все перечисленное

Интересен я самому себе

Интересен я, интересующийся всем этим

Интересен я через интерес всем этим становящийся интересным

Интересен я любому, интереснее меня

Интересен повод

Интересен повод немца

Интересен русский как повод немца

Интересен американец по поводу немца

Интересен американец по поводу африканца

Интересен африканец по поводу американца

Интересен русский, встречающий повод этих интересов

Интересен вид малайца с раструбом в бесконечность

Интересен предок малийца в кастильце, растворившийся в нем как соль

Но интересен и содрогнувшийся немец

Но не менее интересен и опустошенный русский

Интересен американец, как предмет и цель стоматолога

Интересен совладавший с собой итальянец

А ведь как интересен продленный в сингулярность русский

Интересен и я как модуль перехода в эту сингулярность

Интересен вид француза, лишенного обратной стороны

Интересен грек измеренный темнотой

Интересен русский в зверских представлениях немца

На зависть интересен еврей, сложенный из мельчайших кусочечков

При том, что интересен и сенегалец, отразивший вероятность своей историчности

Интересен араб с могучими крыльями век и яйцами глаз

Интересен, интересен и сам подход

Интересны тонкости подхода

Интересны тонкости подхода тьмы к русскому

Так вот

Интересен русский с левой рукой проросшей сквозь правый бок, и правой рукой, проросшей сквозь левый бок

Интересен немец, осмысленный своей тотальной кистью

Интересен вьетнамец, посчитавший себя корейцем

Интересен, кстати, и я, обнаруженный ровно посередине между корейцем, опять переходящим во вьетнамца, <и>лаосцем

Интересен вид мексиканца с высоты полета Коатцкоатля

Да, уж интересен

Интересен, правда не очень, чех внутреннюю оболочку мозга натянувший на наружный череп

Интересен поляк, думающий, что он интересен собой в своей чистоте

Интересен аргентинец, имеющий в запасе пару своих неиспользованных организмов

Но интересен и я, узнавший это от аргентинца

Интересен русский, сквозящий сквозь малое и большое

Интересен русский, сказавший: Мама, мама, я пропал! Спаси меня!

Интересна мама русского, отвечающая ему долгим мучительным взглядом

Интересен крик немца над вершинами Альп

Интересен полет окуклившегося зрачка тибетца над вершиной Джамалунгмы

Интересен, интересен русский

Интересен, интересен русский во всех модификациях

Интересен и немец во всех своих модификациях, кроме одной

Интересен, интересен такой же англичанин

Интересен, интересен, интересен

Интересен я, интересен турок, интересен поляк, австриец, чех, сенегалец, африканец

Интересны, интересны вторые и третьи уровни модификаций

Интересен многоуровнево-модифицированный русский

Интересен я как модуль многоуровневой модификации

Вдвойне интересен несподобившийся

А в общем-то, никто не интересен

Фантасмагории обыденной жизни

1983

Предуведомительная цитата

 
                 Кто он? Кто он? Что так стонет?
                 Что так жалобно поют?
                 Ведьму замуж ли хоронят?
                 Домового ль выдают
                 Властям?
 

 
                 Когда сижу в столовой многолюдной
                 А рядышком народ шумит
                 Одна меня мечта томит
                 Мне остров представляется безлюдный
                 И птица одинокая парит
                 И тишина, но тучи набегают
                 И гром гремит, и молния сверкает
                 На месте прямо птицу убивает —
                 Такая вот мечта томит
                 Меня
 

 
                 Мне нежный голос комариный
                 Мне летним вечером и странным
                 То голосом мне шепчет Анны
                 То имя шепчет мне Марины
                 А то взлетая в поднебесье
                 Все звоном заполняет страстным:
                 Не плачь, дитя, не плачь напрасно
                 Твоя слеза на труп безгласный
                 Живой росой не упадет…
                 А то и вовсе пропадет
 

Повседневное и жуткое

 
                 Гортензии цветок кудрявый
                 Напомнил живо мне о том
                 Как в детстве я гулял кудрявый
                 Под ручку с ласковым котом
                 Он был огромный и с косицей
                 С гигантским струганным крылом
                 Пред ним бежали ассирийцы
                 И немцы, но уже потом
                 И холодела вся природа
                 И горный замерзал поток
                 Когда являла его морда
                 Небесный неземной цветок
 

 
                 Полакомиться кот сметанкой
                 На кухонный взобрался стол
                 Вдруг словно слышит где-то стон
                 И слышит выстрелы и танки
                 С железным грохотом стальным
                 Цветущим движутся Парижем
                 И Лондоном – все ближе, ближе
                 И дамы ручками плескают
                 Кричат по-русски: Вас ист дас
                 Невидимый расширив глаз
                 Их медленно в себя впускает
                 Кот
 

 
                 Как бедный человек страдает
                 Когда болезнь к нему приходит
                 И громко песню запевает
                 И ярким хороводом ходит
                 Она, она не понимает
                 Его физические муки
                 Она поет, раскинув руки:
                 Он мой! Он мой! Не подходи!
                 Он у заветного порога
                 И счастье ждет нас впереди
                 В струях огня, в огне восторга!
 
 
                 Но доктор вызванный приходит
                 Лекарством остужает кровь
                 И оскорбленная уходит —
                 Такая жаркая любовь
                 Нам не по силам
 

 
                 И как кошачий стон от уст Милицанера
                 Так ворон отходил от мертвого меня
                 Недалеко, поскольку высшей мерой
                 Мы все очерчены в пределах жизни дня
                 Мы все подвластны под ее размер
                 И я, и ворон, и Милицанер
                 Отчасти
 

 
                 Вот он ходит по пятам
                 Только лишь прилягу на ночь
                 Он мне: Дмитрий Алексаныч —
                 Скажет сверху – Как ты там?
 
 
                 Хорошо – отвечу в гневе —
                 – Знаешь кто я? Что хочу? —
                 – Даже знать я не хочу!
                 Ты сиди себе на небе
                 И делай свое дело
                 Но тихо
 

 
                 Преогромнейший медведь
                 Западного полушарья
                 Руку тянет к нам и шарит
                 И не отвертеться ведь
 
 
                 А навстречу медведь другой
                 Полушария восточного
                 Когтем лязгает отточенным
                 Грозно топает ногой
 
 
                 И пошли тут меж собой —
                 Пели, выли, рвали, грызли
                 Белый черный, бурый, гризли
                 Красный – самый вот такой
 

 
                 Господь листает книгу жизни
                 И думает: кого б это прибрать
                 Все лишь заслышат в небе звук железный
                 И словно мыши по домам бежать
 
 
                 А Он поднимет крышу, улыбнется
                 И шарит по углам рукой
                 Поймает бедного, а тот дрожит и бьется
                 Господь в глаза посмотрит: Бог с тобой —
                 Что бьешься-то?
 

 
                 Вот красавица зима
                 Расправляет свои крылья
                 Рот приветливо открыла
                 Зубы пробует она
 
 
                 Мы испуганные врозь
                 Ну давай в ответ кусаться
                 Биться, на стену бросаться
                 Глядь – покусано насквозь
                 Все вокруг
 

 
                 Пустынны улицы людей
                 Висят домов намокших шкуры
                 И словно куры, строя куры
                 Огромных туч лохматых дуры
                 Спешат на празднество блядей
                 В ближайшия комендатуры
                 Расположенье
 

 
                 Всю землю взглядом огибая
                 При этом даже погибая
                 В уме держа ее размер
                 Стоит живой Милицанер
                 И где ни бросит не спеша
                 Серьезный взгляд свой – поневоле
                 Повсюду образует шар
                 Как образ совершенной воли
 

 
                 Не жизнь, не жизнь
                 А ветка сакуры
                 Не правда ли, скажи
                 Словно поездки загород
                 Когда колышется Фудзи
                 Над подмосковною землею монастырскою
                 И в воздухе осеннем Монастырский
                 Проносится с коротким звуком: Дзынь
                 Небесным зайцем
 

 
                 На счетчике своем я цифру обнаружил —
                 Откуда непонятная взялась?
                 Какая мне ее прислала власть?
                 Откуда выплыла внаружу?
                 Каких полей? какая птица?
                 Вот я живу, немногого хочу
                 Исправно, вроде, по счетам плачу
                 А тут такое выплывет – что и не расплатиться
 

 
                 Вот гром расцвел как свежий куст
                 Темно-багровых роз
                 И молнии большой укус
                 В живое тело взрос
 
 
                 И снизу всплакал зверь земли
                 Дугою выгнув бровь
                 И пал подлизывать их кровь
                 В своей густой пыли
 

 
                 Вот птица бродит возле пруда
                 А пруда поперек запруда
                 По воле партии-народа
                 Воздвигшего сию преграду
                 Да не запруда, а плотина
                 Не прудика вот, а потока
                 Да и не птица, а картина
                 Все электрического тока
                 Небесной лампы Ильича
                 И даже в сакле басмача
                 Бывшего
 

 
                 Вот великий праздник праздничный
                 У окошка я сижу
                 В небо высшее гляжу
                 И салют там вижу праздничный
                 А над ним цветочек аленький
                 Невозможный расцветает
                 Следом сходит Будда маленький
                 Всех крестом благословляет
                 Тут же наступает тьма
                 Как кошачий орган жуткий
                 На коротком промежутке
                 Все срывается с ума —
                 Вьется, рвется, цепи гложет
                 Пропадает, но не может
                 Только я сижу здесь маленький
                 Словно тот цветочек аленький
                 Нетленный
 

 
                 Вот тварь тут полуразрешенная
                 Скользит, пытаясь спрятать зад
                 Спиною мокрой чуя взгляд
                 Губительный, почти испрошенный
                 В нее глядящий через коршуна
                 А коршун-то и рад
 

 
                 Нет, мир не так уж и убог
                 Когда в любую щелку глянешь
                 За угол за любой заглянешь
                 И видишь – вон сидит там Бог
                 Как пташка малая тоскует
                 Лукавой ласкою глядит
                 А то как вскочит, как помчится
                 И снова нету никого
 

 
                 Вот, скажем, на ногах хожу
                 А что я им, ногам-то рослым —
                 Какой-то верхний недоносок
                 И даже лучше коль сижу
 
 
                 На что им этот верхний ряд
                 На что им этот верхний рот
                 Они ведь правы, как народ
                 И через них приговорят
                 Коль надо
 

 
                 Эко чудище страшно-огромное
                 На большую дорогу повылезло
                 Хвост огромный мясной пораскинуло
                 И меня дожидается, а я с работы иду
                 И продукты в авоське несу
                 Полдесятка яичек и сыру
                 Грамм там двести, едри его мать
                 Накормить вот сперва надо сына
                 Ну, а после уж их замечать
                 Чудищ
 

 
                 Вот баба напилась как мышка тихая
                 Над нею вот коршуном Милицанер
                 Кружит он любой принимая размер
                 Она же как мышка – ни бьется, ни хает
 
 
                 Да ей не подмогой родная земля
                 Ему ж его небо – любого размера
                 От тьмы – до Единственного Милицанера
                 И снова от тьмы – до свеченья Кремля
 

 
                 Лев возлежал на берегу реки
                 Меланхолическим движением руки
                 Он на песке как на сыпучей книге
                 Начертывал живое слово нигиль
                 Что он имел в виду? или осоловев
                 Начертывал, что в голову придет
                 А время между тем как он чертил идет
                 Он все-таки прекрасен этот лев
                 Не наш
 

 
                 Вся-то местность затуманилась
                 Не видать кругом ни зги
                 А слезой око отуманилось:
                 Где ты, милый мой Мизгирь! —
                 Плачет бедная Снегурочка
                 А немец Зингер подошел:
                 Ты не плакай, бедна дурочка
                 Все есть очень хорошо
                 Слушай нас, немцев
 

 
                 Кабы русские девицы
                 Все могли летать как птицы
                 То летели б за бугор
                 Кто не пойман – тот не вор
                 Так они б себе летали
                 Милых сердцу вспоминали
                 Да вдруг вспомнят про Сибирь
                 Ах, кто не пойман – тот не вор
                 Да в Сибири той немилой
                 Тоже, тоже полно милых
                 Уж какой тут свет-бугор
                 Кто не пойман – тоже вор
 

 
                 Вот Рейганы напали на меня
                 А Картеры им сбоку помогали
                 И я бежал спасения не мня
                 Но вдруг раздвинулись густые дали
 
 
                 И вышел зверь огромный и прямой
                 И руку волосатую поднявши
                 Вскричал ужасным голосом: Он мой!
                 – Я твой! Я твой! – вскричал я не сознавши
                 Что делаю
 

 
                 Птичка порхает над градом Петра
                 Над величавой Москвою
                 Лев просыпается ранней порою
                 Под мавзолеем Кремля
                 Рыбы уносят в глухие моря
                 Память последнего Чили
                 Все это я! Это я научил их!
                 Вот я – берите меня!
 

 
                 Подняв тяжелых два крыла
                 И подобрав худые ноги
                 Вот Рубинштейн с лицом орла
                 Летит над видимым немногим
                 И точит левый глаз о клюв
                 И молвит: Вот они – их нету
                 Уж сорок лет я их ловлю
                 По обитаемому свету
                 А их нету
 

 
                 Сорокин резвится вдали
                 Барашком по траве катаясь
                 Потайных органов земли
                 Устами острыми касаясь
                 И вот оттуда как змея
                 Выходит червь воспроизводства
                 И говорит: Вот в полный рост я!
                 – Я знаю, знаю, гибну я —
                 Отвечает Сорокин
 

 
                 На дне сомнительных веков
                 Ввиду потусторонних шествий
                 С крестцом поросшим мощной шерстью
                 Ни Кабаков, ни Кабаков
                 Сидел он лапой тыча в харю
                 И сокрушался как вдвоем:
                 А что, товарищ Пригов, хаар ю?
                 Все жив? А то может и помрем
                 Для счастья-то
 

 
                 Булатов грозный, не губи
                 Мою погубленную душу!
                 Но он хвостом лишь крепче бьет
                 Плотнее прижимая уши
                 На лапках скрюченных сидит
                 Его астральное же тело
                 Уже летит, уж улетело
                 И сверху строго так глядит
                 Страшно!
                 Да всем страшно
 

 
                 Вот Штейнберг насекомой лапой
                 Взял треугольник и понес
                 На небеса с улыбкой светлой
                 А там полно своих таких
                 Что делать? – так вертайся к нам
                 Летай над нами крылышкуя —
                 А мы и не в обиде
 

 
                 По крови чистый он еврей
                 А вот по лимфе? по гормонам?
                 По мясу? большинству костей?
                 Трем четвертям своих частей? —
                 Он нечто страшное такое
                 Сперва косматою рукою
                 Он лезет вглубь земной породы
                 Выдавливая там глаза
                 Потом остекленелой мордой
                 Упершись прямо в небеса
                 Он ревом звезды рушит вниз
                 И где-то там, над Анадырью
                 Где он один стоит смеясь
                 В образовавшиеся дыры
                 Течет космическая грязь
                 Он в ней купается смеясь
                 Немыслимый
                 Непонятно кто
 

 
                 Ярко-красною зимою
                 Густой кровью залитою
                 Выезжал Иван Васильич
                 Подмосковный государь
                 А навстречу подлый люд
                 Над царем давай смеяться
                 Что плешивый и горбатый
                 Да весь оспой исковеркан
                 Два царевых человека
                 Ой, Малюта да Скурата
                 Два огромные медведя
                 Из-за детской из-за спинки
                 Государя выходили
                 На кусочки всех порвали
                 На лохмотья, на прожилки
                 И лежит чиста-морозна
                 Ярко-красная дорога
                 На столицу на Москву
 

 
                 Вот количество несчетное
                 Тараканов бью живьем
                 А один из них кричит:
                 Стой, я знаю Звездочетова!
                 Он мне родственник прямой! —
                 – Так живи! А этот, рядом
                 Знает можт кого из наших?
                 Нет? Так пусть и мрет живьем
 

 
                 Булатов, скажем, мне не нравится
                 Или Чуйков вот мне не нравится
                 Или вот Кабаков не нравится
                 А вот сиди и уважай
                 А почему? – а потому что мафия
                 Чуть что – зарежут тут же мня
                 И тихий охладелый труп
                 В Москву-реку под лед засунут
                 Придет весна в расцвете сил
                 Они ходить будут смеяться
                 А ты откроешься под льдом
                 Ужасный, синий, полуцелый —
                 Кому такой ты приглянешься? —
                 Никому
                 Даже себе
 

 
                 Качаясь на травинке вящей
                 С большой кошачьей головой
                 Сидел Орлов и над собой
                 Увидел птичку он летящу
 
 
                 Он лапой хвать ее скорей
                 По рылу, да не тут-то было
                 Она взвилася как кобыла
                 Та птичка-то была еврей
                 Летучий
 

 
                 А вот Милицанер как тигр
                 Бросается спасать ребенка
                 Который среди детских игр
                 На лед реки ступает тонкий
 
 
                 Вот спас и снова на посту
                 Стоит как будто в землю влитый
                 Стволом огромным эвкалипта
                 Иль птицей Рага на лету
                 Уже корнями в небо влитый
                 Стоит
 

 
                 Врагов жестоких одолев
                 Как некий насекомый лев
                 Стою я среди многих трупов
                 Невидимых для тварей крупных
 
 
                 Но это как еще сказать
                 Коль угол зренья изменить
                 То будет, мать твою едрить
                 Едрить твою здесь будет мать
                 Такой здесь ужас от меня
                 Крупный