Текст книги "Та, что гасит свет (сборник)"

Глава 6
Болезнь пришла

Борис Антонович сразу отправился к своему лечащему врачу Ивану Анатольевичу в НИИ нервных болезней. Именно он в свое время и прекратил бестолковые попытки излечиться с помощью мануальных терапевтов, институтов курортологии, вытяжек из кокосового дерева, физиотерапии, китайского иглоукалывания и советов народных целителей. Да, есть от неправильной осанки, вызванной разной длиной ног и кривой походкой, остеохондроз, есть между четвертым и третьим, а также между четвертым и пятым позвонками две пятимиллиметровые грыжи, разрушающие межпозвоночные диски, ну и живи с этой болью, на лучшее не надейся, сделать операцию всегда успеем.

Бегло осмотрев старого знакомого, врач без лишних разговоров отправил его на другой этаж делать МРТ, отодвинув к чертям собачьим всю очередь.

– Ну скажи мне хоть что-нибудь! – взревел Борис Антонович.

– У тебя на старых снимках, – рассматривая историю болезни, ответил тот, – грыжи давят на нервные корешки, а судя по нынешним симптомам – дело вообще дрянь.

– Разве больному можно такое говорить!

– Ну ты же не ребенок! Что я тебе отвечу? В Усть-Илимском районе живет бабка, пошепчет, и все как рукой снимет? Что ты хочешь услышать? Поезжай к филиппинским хилерам, тибетские знахари иголки тебе уже ставили! Давай, иди, ждут же тебя, не задерживай мне очередь!

В коридоре сидела бледная Наталья.

– Что сказал доктор? – спросила она.

– Ничего, – зло огрызнулся Борис Антонович. – Послал снимок делать.

В кабинете магнитно-резонансной томографии Борис Антонович разделся, снял часы и крестик, лег в аппарат. После получасового мерного жужжания (чуть не задремал, слабость теперь ощущал постоянно) получил на руки снимок. Попытался сам что-то там разглядеть, но ничего не понял, пошел к Ивану Анатольевичу. Тот прислонил снимок к светящейся рамке и чертыхнулся.

– Ну что? – не выдержал Борис Антонович.

– Ничего хорошего! Блин, как ты еще ходишь… Смотри! – И врач указал маленькой указкой на какую-то точку на снимке. – Твоя грыжа между четвертым и пятым позвонками выросла до одиннадцати миллиметров и давит на корешки спинного мозга. Вторая – между четвертым и третьим – уже восемь, и когда давить начнет и она, единственное кресло, в котором ты сможешь сидеть, будет инвалидное. Почему, черт подери, такой быстрый регресс? Ты же выполнял мои рекомендации? Никаких тяжестей, прогулки – сто метров по лесной дорожке, плавание два раза в неделю – медленно, медленно, метров по триста максимум, и то лишь бы не разжиреть! Откуда это?

Борис Антонович все понял.

– У меня сильно возросли физические нагрузки.

– Ты записался в контрактные войска?

– Нет. Я женился. На двадцатитрехлетней девушке. Ну… и до свадьбы… это самое… сам понимаешь…

Иван Анатольевич всплеснул руками.

– И сколько же раз в неделю «это самое» у вас, с позволения сказать, происходит?

– Каждый день. По нескольку раз…

– Ой дурак… – прошептал врач. – Твоя единственно возможная поза при сексе – лежа на спине и не двигаясь. Особенно важно – не дергать тазом.

– Но… – оторопел Борис Антонович. – Это же невозможно…

– Зато есть возможность остаток жизни провести в инвалидном кресле. Хочется?

– И что же делать? – Годами натренированный стоицизм Бориса Антоновича стал давать серьезные сбои.

– У нас тебе оперироваться нельзя – зарежут, как свинью. Прямой путь в дом инвалидов, а то и на погост. Тебе нужны микроинвазивные операции, несколько штук. Делают их в Израиле. Стоимость одной операции – двадцать тысяч долларов, но очень качественно. В США – тысяч двадцать пять. В Германии есть отличная больница, под Берлином, в Потсдаме, так и называется: Клиника микроинвазивной хирургии. Там русскоговорящая секретарша Ирина, прекрасной души человек, организует все в лучшем виде. В Москве практикует Барков – заменяет разрушенные диски титановыми протезами, говорит – в футбол потом играть можно. Но его пациентов я не видел, а сделавших операцию в Германии – видел. Операция – семь тысяч евро, но тебе одной не обойтись. Нужно делать новый позвоночник. Или подыхать.

– Обнадежил…

– Что решил? Не откладывай. Когда грыжа высыхает, она отваливается и падает в нервный столб. Если упадет не туда, куда надо, операцию нужно провести в течение двадцати четырех часов, иначе всю оставшуюся жизнь будешь писать сидя, причем через трубочку. Приступ – и «скорая» везет тебя в ближайшую больницу, где дежурный врач без всякой микроинвазивности вскрывает тебе все, что можно, и откусывает грыжу щипцами.

– Умеешь ты обрадовать…

– Вот тебе номер телефона в Берлине, вот адрес сайта. – Иван Анатольевич «докторским» почерком черкнул что-то на маленькой бумажке. – Молодой жене скажи, пусть терпит. Или разводится. Это та блондинка, что в коридоре? Надо же, и чем же ты ее взял?

– Вань, давай без…

– Ты о здоровье своем думай. А то у тебя больше не будет ни блондинок, ни брюнеток. Секс до операции, после операции – отменяется. Как прооперируешься, позвони. Проведем физиотерапевтические процедуры, поможем оклематься. Сделаем новые снимки. В Москве через два месяца конференция, встречусь с Барковым, может, он что умное присоветует. Но ты же знаешь – каждый свой метод, как единственно верный, хвалит. Я пока больше буржуям доверяю – опыта у них, понимаешь, побольше. Ну ничего, раз порежем тебя, другой, третий – будет тебе компенсация за молодую жену. В жизни ведь просто так ничего не бывает, верно?

– Иди ты в жопу со своей философией… Давай телефон.

По дороге домой Иван Антонович с Натальей не разговаривал. Она пыталась дуть губки, но, поняв, что дело серьезное, отстала. Сразу отправилась хлопотать на кухню, убирать скопившуюся за время отсутствия пыль.

Борис Антонович находился в тяжелых раздумьях. Думал не о грядущей операции, а о том, где взять на нее деньги. Ну, предположим, на один визит в немецкую клинику он наскребет – закроет рублевый счет в Сбербанке, валютный в «Уралсибе»… Ну а если понадобится вторая, третья?.. Надо будет ставить протезы. Где брать деньги, где?

– Натуля! – позвал он жену.

– Да, любимый, – вбежала та в спальню, на ходу вытирая руки какой-то салфеткой.

– У меня проблемы с позвоночником. Надо срочно делать операцию. В Германии. Семь тысяч евро. Плюс перелет, проживание. Результат не гарантирован. То есть оперативное вмешательство устраняет одну причину, но остается другая. Но если ничего не предпринять, скоро я окажусь в инвалидном кресле. И еще… После первой же операции у нас денег останется – всего ничего. Плюс процесс реабилитации, преподавать я не смогу, останутся только переводы. А их сейчас почти не дают – кризис. Вот такая… петрушка.

Наташа выслушала молча.

Борис Антонович рассчитывал на понятную ему реакцию – жена заплачет и скажет: «Конечно, оперируйся, деньги мы найдем, я с тобой до гроба…». Или: «Ну, давай попробуем. Вдруг с первого раза наступит резкое улучшение. Пока идет реабилитация, я стану работать, мы молодые, сильные, займем, заработаем, отдадим…»

Вместо этого Наталья побледнела, бросила салфетку на пол, произнесла: «Блядь!» и ушла в ванную. Там она включила воду и заперлась.

Борису Антоновичу не хотелось к своим страданиям добавлять неудовольствие жены. Он прикинул разницу во времени и позвонил в Берлин. На немецком он, кстати, тоже сносно объяснялся, но его сразу соединили с секретаршей Ириной Бергер, которой он быстро объяснил суть дела на русском языке. «Ну, да, конечно, врач уникальный. Я знаю, что такой – один на весь Берлин. Понимаю, что очередь за четыреста тридцать два месяца. Но мы же русские, очень болит, знаете ли. Конечно, снимок через DHL вышлю завтра и семь тысяч евро тоже завтра. Вот вам мой мэйл, передавайте реквизиты. Я получаю визу, звоню, вы бронируете номер в гостинице. Я прилетаю – вы встречаете. Врач смотрит – режет, не хочет он – другой режет. Я был на вашем сайте, у вас много хороших врачей. Нет, понятно, что он лучший, ну и берем тогда лучшего, откладывать-то нельзя. Как только вышлете реквизиты – сразу деньги и отсканированную копию платежки на ваш мэйл. Со всем согласны? Вот и аувфидерзеен, пока-пока».

Между прочим, со своей супругой никогда, ни по какому поводу, ни разу Борис Антонович еще не ругался. Ее нынешнее поведение его раздражало.

– Открывай! – заорал он и стал стучать в дверь ванной.

Дверь сразу распахнулась. Наталья выскочила с красными глазами и надутая, как мышь на крупу.

– А ты уверен, что твой врач тебя не «разводит»? – выдала она. – Может, у него «откат» от этой клиники за клиентов? У тебя же есть страховой медицинский полис? Грыжу тебе обязаны вырезать бесплатно в нашей больнице!

– ЧТО? ЧТО?!! – Борис Антонович не верил своим ушам. – Это говорит МОЯ жена? Пусть любимого человека уродуют пилой костоломы, лишь бы денежки сохранить?! Я правильно тебя понял? Врач, который лечит меня с двенадцатилетнего возраста, решил выставить меня на «бабки», чтобы получить «откат»? Так! – страшно заорал он. – Минута, и тебя здесь нет! Минута! Иначе в окно выброшу! Вниз башкой!

Наташа, впервые видевшая мужа в таком состоянии, схватила сумочку, быстро всунула ноги в туфли и выбежала на лестницу.

– Дешевка! Потаскуха! – неслось ей вслед.

Весь остаток вечера Борис Антонович сидел на сайте клиники. Договорился со столичным туристическим агентством о помощи в ускоренном получении визы – сошлись на том, что в Москве за деньги его без очереди впустят в посольство, нужно только иметь необходимые документы и оплаченный счет за операцию. Виза будет на другой день. Все это он отписал немке Бергер на ее мэйл. Для ускорения процесса вновь попросил счет. Также через Интернет выяснил адрес ближайшего офиса DHL, собрался заехать туда с утра.

«А не помешала бы машина, черт побери! И водитель не помешал бы!» Ну, Наташка, ну, зараза… Вышла замуж за университетского преподавателя из-за денег? Какие у преподавателя деньги? Из-за жилья? Надоело жить с пьяным папой и визгливой мамой? Не-ет! Нет предела скотству человеческому… Единственное, что может ее оправдать, – это то, что она полная, круглая, конченная дура. Но зачем человеку, знающему шесть живых языков и два мертвых, дура жена? Да затем, что у нее сиськи третьего размера и после получасового минета, сперму проглотив, она все продолжает и продолжает свое fellatio, пока ты опять не кончишь. Жопа у нее твердая, как камень, и, трахаясь раком, она не стоит бесчувственной коровой, а откликается на каждое твое движение, и часто не поймешь, кто кого трахает… Чего стоят все знания мира, когда есть такая маленькая щелочка, стенки которой каждый раз то сильно сжимают, то чуть ослабевают хватку, когда ты вводишь туда свою жадную до ласки восставшую плоть…

Борис Антонович порылся на кухне в стенном шкафчике – текила! К черту текилу! Где-то были виски и запас заплесневелого чернослива в шоколаде, пережившего и американскую, и северокорейскую, и иранскую ядерные угрозы.

Мобильный и домашний телефоны трезвонили беспрестанно, он их отключил. Глотнул виски из бутылки, затем плеснул в стакан, залпом выпил, снова налил, и уже только тогда уселся в кресло, закусил черносливом и в кои-то веки включил телевизор. Еще виски! Отпускает… Отпускает…

Утром, едва продрав глаза, сразу к компьютеру. Открыв почту, Борис Антонович сразу увидел письмо с реквизитами Commerzbank AG. Очередь-очередью, а с «русских свиней», наверное, дерут втридорога, так что всегда желанные клиенты. От себя секретарша добавила, что поначалу все-таки хорошо было бы увидеть снимки. Вдруг врач не возьмется за операцию? «Ничего, – подумал Борис Антонович. – Если что не так, вышлете деньги обратно. Потеряете двадцать евро за перевод, ничего страшного, зато время сэкономлю». Отправлять электронкой снимки фрау Бергер не советовала – могут не дойти. Да оно и понятно.

Быстро поплескавшись в душе, он выпил холодного чаю и помчался в компанию DHL. Только заполнив все бумажки, заплатив и получив квитанцию, вспомнил, что не включил вырубленный вчера мобильный. Сразу заверещали SMS-ки – вам звонили с такого-то номера. Двенадцать звонков. Номер был Наташин. Минут через пятнадцать, когда он уже подъезжал к «Уралсибу», она позвонила еще раз. Выла, стонала, пыталась объяснить, что он ее неправильно понял. В общем, Борис Антонович растаял – они помирились. Понял-то он ее правильно, но что теперь – из дому гнать?

Наталья поджидала его у входа в банк на своем футуристическом авто.

– Миленький, миленький! – тараторила она. – Прости, прости!

– Ты едешь со мной в Берлин, я так понимаю? – утвердительно спросил Борис Антонович.

– Конечно, конечно!.. Когда?

– Завтра утром.

– Как завтра?

– Вот так, завтра. Давай за билетами. Прилетим в Москву – сразу в турагентство, потом в посольство за визой, получаем и тут же в Берлин. Ясно?

– Яс-сно…

В машине Наташа, оказавшись в привычной обстановке тяжелого трафика, пришла в себя, крикнула кому-то, высунувшись в окошко: «Гондон!» Водила она ужасно: одновременно курила и разговаривала по мобильному, а потом подрезала парковавшуюся «тойоту», заняв ее место около авиакассы. Водитель еще только собирался выразить недовольство, как Наталья, опередив его, крикнула:

– Что?! Тебе больше надо? Вон, на бордюрчике место есть! – и потащила Бориса Антоновича вверх по лестнице.

Оставшееся время провели в сборах. Документы, карточки, билеты, наличные…

– Одежды бери минимум, – сказал он жене. – После операции тяжести мне поднимать нельзя, свои чемоданы будешь таскать сама.

– Справлюсь! – уверенно ответила Наташа, пыхтя и продолжая набивать вместительный «Самсонит» всевозможными тряпками.

Глава 7
Москва – Берлин

Летели плохо, самолет трясло, попадали в воздушные ямы, взятая на время – уж очень понравилась – фляжка коллеги Зубатова скрашивала возникшие неудобства. Из Домодедова сразу поехали на «Китай-город» в турфирму, обещавшую легко «проконтактировать» с визовым отделом посольства Германии. В помещении толкалась туча народу. Борис Антонович подошел к столу, заваленному различным рекламным хламом, и представился. Мальчик-одуванчик, не стесняясь, при всех попросил у него сто евро. Получив деньги, весело сказал: «Поехали!» Они сели в его разваливающийся «форд» и направились на Ленинский проспект, дом 95а. Москва – город пробок. Добирались долго. Когда приехали на место, верткий юноша куда-то убежал и вернулся только через двадцать минут:

– Идите вон в те ворота. Охране покажете паспорта, вас пропустят.

– А очередь? – поинтересовался Борис Антонович.

– Повторяю еще раз! – Наглый мальчик поднял указательный палец. – Видите будку с охраной? Показываете паспорта…

– И нас пропускают! – бодро закончила за него Наташа.

– Точно! – улыбнулся ловкач и был таков.

Они попали в здание посольства. На столах были разбросаны анкеты, на стенах висели образцы – для туристов, воссоединяющихся семей и прочая лабуда. С грехом пополам они заполнили бумаги и подошли к свободному окошку.

– Цель поездки! – сурово глянула на них дама с внешностью госслужащей Третьего рейха.

– Там все указано, – тихо сказал Борис Антонович. – На операцию и дальнейшее лечение.

– Вот как… – с каким-то радостным торжеством протянула дама. – А вы знаете, чтобы получить визу и выехать на лечение, надо сначала оплатить лечение? – И она, словно издеваясь, ухмыльнулась.

– Так вот же платежка, – еще тише ответил Борис Антонович и подвинул ей листик со штампом банка и выпиской о переводе.

Дама сморщилась, словно глотнула что-то кислое. Она сгребла документы и произнесла:

– У вас срочный выезд. Приходите завтра после двух, – и, не прощаясь, встала со стула, показав им широкую, скорее мужскую, чем женскую, спину.

– Почему везде так русских не любят? – уже на улице спросила Наташа.

– Потому, что порой ведут себя как свиньи. Вспомни Турцию – отдыхающий с утра нажрался, заснул пузом кверху на лежаке под солнцем, к обеду сгорел чуть ли не дотла. Кожа слезает лоскутами, но бельма залил – и опять все нипочем.

Жизнь становилась экономной.

Им порекомендовали дешевую гостиницу «Юность» в Лужниках. «Дешевизна» выразилась в пятитысячном двухместном номере – тесная комнатка, протекающий унитаз, неплотно закрывающиеся окна, кровати под углом друг к другу. Борис Антонович посмотрел в окно на Воробьевы горы и подумал: «Да к черту все! Вылечусь – завалю своим резюме представительства всех португальских, бразильских и ангольских компаний! Все издательства! Техническая, научная литература – наплевать!»

Наташа предложила поехать в центр – «потусить». Все-таки Москва! Но ответом на робкий намек был хмурый злой взгляд Бориса Антоновича. Она согласилась ограничиться китайским супом в кафе на первом этаже.

Борису Антоновичу суп и остальная китайская хрень понравились. Под острую закуску он с удовольствием выпил бутылку недорогого белого вина – теперь оно являлось обезболивающим вместо диклофенака и мовалиса.

Получить визы помог все тот же ловкий юноша из агентства. Через него Борис Антонович купил билеты в Берлин и обратные Берлин – Екатеринбург с открытой датой. Вылет был в пять утра из Шереметьева-2. Мальчик снова заработал приличную сумму.

Выйдя за порог туристического офиса, Борис Антонович набрал номер телефона госпожи Бергер и попросил подробнее объяснить, как от аэропорта добраться до клиники. Немка, похоже, обиделась. Она сказала, что их встретят, и попросила назвать номер рейса и время прибытия. По ночной Москве домчались до Шереметьева за полчаса, прошли таможню и паспортный контроль. Борис Антонович, чтобы взбодриться, заказал в баре крепкий кофе, а Наталья отправилась на поиски магазина Duty Free. В самолете он задремал, даже проспал посадку. В зале прилета их встретила приветливая красивая женщина лет сорока, посадила в свой маленький «фольксваген-гольф» (а они-то думали, что у клиники служебная машина со своим шофером!), села за руль и помчалась, болтая без умолку. О себе рассказала, что она коренная москвичка, изучала немецкий в Институте иностранных языков имени Мориса Тореза. На втором курсе вышла замуж за немца и, не доучившись, уехала с ним в Берлин. Потом развелась, детей нет. Их клиника – лучшая в Европе, открыта в девяносто восьмом году. У них самое передовое оборудование, новые методы лечения, лучшие врачи. Снимок доктор Клетцер смотрел, сказал, что оперировать можно и откладывать нельзя.

– Он очень удивился, узнав, что вы еще самостоятельно ходите, – со смехом добавила она.

«Веселая дамочка», – подумал Борис Антонович.

– Операцию назначат через несколько дней после осмотра, анализов и кардиограммы, – продолжала та. – До нее – строжайшая диета. Проживание в клинике очень дорогое, поэтому я подобрала для вас скромную гостиницу, но в самом центре города. Holiday Inn на Bleibtreustrasse. У вас будет время погулять и ознакомиться с достопримечательностями Берлина. Доктор Клетцер – лучший в мире специалист, поэтому все будет хорошо. По крайней мере, в операционной еще никто не умер… – И опять хохотнула.

– Я все понимаю, – вклинился в ее речевой поток Борис Антонович. – Но почему нельзя оперировать сразу? В чем смысл? Если анализы и кардиограмма нормальные – ждать-то зачем?

– Это потому, что вы из России, – без тени смущения ответила Ирина Бергер. – С россиянами всякое случается. Был случай – больной прилетел оперироваться после недельного запоя – у него, видите ли, был юбилей. В аэропорту, забыв, что его встречают, промчался вихрем мимо меня. Поймал такси и отправился отсыпаться в первую попавшуюся гостиницу, которую ему порекомендовал таксист, – ну, вы меня понимаете. Тот завез его черт знает куда, я потом замучилась пациента отыскивать. Когда же нашла и доставила в клинику, анестезиолог категорически отказался давать ему наркоз. Пациент ждал неделю, пока из него выйдет весь хмель.

Борис Антонович наклонился к Наташе:

– Ты спрашивала, почему русских за границей не любят, помнишь? – спросил он. – Богатый русский человек – не значит воспитанный, отсюда и отношение…

Госпожа Бергер услышала.

– Э-э, не совсем так в данном случае. Парень оказался отличный. Боль переносил стойко, медсестер не третировал, терпел. Знаете, одну даже склонил к сексу… – улыбнулась она.

– Ничего себе!.. – вздохнул Борис Антонович.

– Да, представьте себе! – махнула рукой Ирина. – Провожали его очень тепло. Когда я по личным делам прилетела в Москву, первым делом позвонила ему. Он встретил меня на своем «лексусе», возил по всем моим делам, вечером пригласил в «Антонио» – это такой дорогущий итальянский ресторан, поил шампанским… Да-а… Но когда мне нужно было уезжать, он опять ушел в запой, и в аэропорт меня отвозил его молчаливый строгий водитель.

Тут Наташа неожиданно хихикнула – рассказ о бесшабашном пациенте ей явно понравился.

– Мы приехали, – сказала госпожа Бергер. – Выходите.

Борис Антонович с Наташей вышли из машины, огляделись. Сразу стало понятно, что здесь лечили не только тела, но и души: парк, цветники, фонтаны – все было великолепно.

В приемной стояли уютные кожаные диваны, на стенах висели очень дорогие картины. Борис Антонович не слишком разбирался в живописи, но понял это сразу. Доктор Клетцер обещал принять через час, а пока им предложили чай с аппетитными булочками. После чая Борис Антонович сдал кровь и сделал кардиограмму.

Доктор Клетцер оказался крепким мужчиной с усами по моде семидесятых годов. В разговоре он постоянно подтягивал вверх рукава тоненького свитера и тыкал пальцем в снимок позвоночника. Ирина Бергер переводила, но Борис Антонович больше слушал Клетцера, чем ее. Ему очень не понравилось, что врач делал упор не на особенности операции, а на ответственность, которая целиком и полностью ложилась на пациента.

– У меня очень тяжелый случай? – спросил по-немецки врача Борис Антонович.

Клетцер немного удивился, услышав родную речь, но потом честно ответил:

– Я думаю, самый тяжелый за всю историю клиники. Скажу больше: если делать все сразу, вы можете умереть. Ваше сердце может не выдержать. Готовьтесь, что операций в течение года будет две, а может быть, даже три. Иначе вы не сможете самостоятельно передвигаться. Вы меня понимаете?

– Я вас понимаю.

Госпожа Бергер благоразумно не стала это переводить – юной Наташе все это знать было вовсе не обязательно.

Операцию назначили через четыре дня.

Доктор Клетцер улыбнулся, пожал руку Борису Антоновичу и откланялся. Фрау Бергер через полчаса принесла целую кипу бумаг, которые надо было подписать. Борис Антонович чиркнул на каждом листке – «согласен», «согласен», «согласен»…

После всех бюрократических процедур фрау Бергер отвезла их в гостиницу. Предложила им услуги гида – женщины-эмигрантки «из Ленинграда», хорошо знающей город и готовой поделиться с ними своими знаниями за восемьдесят евро. Еще напомнила, чтобы пациент не ел жирной пищи, мяса, не употреблял алкоголь. Дала адреса нескольких ресторанов, в том числе и вегетарианского.

Борису Антоновичу было не по себе. Но не рыдать же в отчаянной тоске? Он осмотрел номер: кровать широкая и удобная, имелся письменный стол, на который он сразу водрузил свой ноутбук. Ничего – жить можно!

После душа они с Наташей решили пройтись. Не успели отойти от отеля на двести метров, как наткнулись на автосалон «мерседес». Наташа тут же заскочила туда «на минуточку», и Борис Антонович полчаса переминался с ноги на ногу у входа, ожидая ее. Вегетарианский ресторан оказался обыкновенной забегаловкой с незатейливым «шведским столом» с овощными салатами, заправленными оливковым маслом. Они набрели на огромный музыкальный магазин. Борис Антонович не стерпел, накупил себе Banda Eva, Yvete Sangalo, Netinho, Cheiro de Amor на португальском. Потом дошли до рейхстага. Красивое здание вовсе не напоминало цитадель фашизма. Прямо на травке группками сидели неформальные представители немецкой молодежи. Лохматые и бритые наголо юнцы и девушки пили пиво, которое тут же разливали в пластиковые стаканы, ели хот-доги. Кто-то кружился на маленьких велосипедах, кто-то кувыркался на скейтах…

«Идиллия, только на что живут?» – подумал Борис Антонович.

Близился вечер. Наташа решила зайти в итальянский ресторан, тоже рекомендованный госпожой Бергер. Ресторан оказался очень симпатичным – маленький, уютный… Пока Борис Антонович бегал в туалет руки мыть, Наташа разговорилась с симпатичным брюнетом-официантом. Когда Борис Антонович вернулся, Наташа обратилась к нему:

– Познакомься, это Леонель. Он аргентинец. Представляешь, два года жил в Киеве и великолепно говорит по-русски!

– Здравствуйте! – поздоровался официант и широко улыбнулся.

Борис Антонович почувствовал легкий укол ревности.

– Откуда сам будешь родом, друг? – спросил он по-испански.

– Я из Аргентины, – ошеломленно ответил парень.

– А из каких мест? Север? Юг? Согласись, Буэнос-Айрес, Формоса или Санта-Крус – это большая разница.

– Я родился в Кордове, потом переехал в Ла-Плату, затем оказался в Европе – так получилось. В Киеве я учился на терапевта – на Украине дешевле.

– А как оказался в Германии?

– Путешествовал, женился на немке. Так и застрял. Но мне здесь нравится.

– Я, знаешь, съел бы свежую рыбу. Есть у вас рыба?

– Я знаю, что предложить! Вот барамунди – пальчики оближешь!

– Так давай, торопись! Даме – то же самое! Спасибо скажем не только словами!

– Айн момент! – Официант кинулся на кухню.

Борис Антонович поймал восхищенный взгляд жены. Вот где, оказывается, пригодилось тридцатилетнее штудирование иностранных языков!

– Что ты ему сказал? – спросила Наталья.

– Я попросил подать нам самую свежую рыбу, и он побежал на кухню рассказывать, что встретил русского, который знает, что такое Формоса.

– А что такое Формоса?

– Провинция на самом севере Аргентины, граничит с Парагваем…

После ужина чуть захмелевшая Наташа – она выпила под рыбку два бокала вина – стала проситься куда-нибудь сходить, например, в клуб. Официант Леонель услужливо подсказал, что дверь справа от входа в ресторан ведет в клуб. Правда, он не уточнил, что клуб специфический. Вывалились молодожены из гей-заведения со смехом и в таком прекрасном настроении, что, вернувшись в гостиницу, не раздеваясь, упали на кровать и принялись жарко целоваться.

– Стой! – вдруг отстранился Борис Антонович. – Мне же нельзя!

– Миленький! Любимый! – горячо зашептала Наташа, приблизив к нему свое лицо. – Скажи мне, только честно: может так случиться, что тебя не вылечат?

Борис Антонович ответил, как отрезал:

– Может!

– Послушай, а вдруг мы последний раз в жизни занимаемся любовью? Что, если это так?

Пауза длилась лишь секунду – Борис Антонович бросился к ней, отскочила пуговица, полетела на пол одежда…

Любовный пыл утих только с рассветом. Около полудня Наташа стала его будить.

– Отстань, любимая, – ответил он. – Мне плохо, все тело ломит…

– Ты что, забыл? У нас же сегодня экскурсия!

– Перенеси на завтра. Я что-то не в силах… Если хочешь, пойди, погуляй сама.

– Идет!

Она быстро собралась, чмокнула его в щеку и выпорхнула из номера.

Борис Антонович выпил три таблетки мовалиса и снова заснул.

Проснулся он через несколько часов от Наташиного щебета. Она трясла его за плечо:

– Боря, Боречка, проснись! Я в маленьком магазинчике такой черный брючный костюмчик нашла – отпад! А к нему оранжевый шарфик с черными узорами. Если бы только видел, что за прелесть! Я хочу его, хочу! Дай денежек, а?

– Бери, – устало отмахнулся от нее супруг.

– Ур-ра! – пропела Наталья, выхватила несколько бумажек из его портмоне и испарилась.

Борис Антонович позвонил на ресепшен, попросил чаю – побольше, целый чайник. Он открыл купленную перед поездкой книгу Уэльбека, листал и с мазохизмом примерял образы его героев на себя. «Беда всего страшнее настигает нас, когда нам покажется, что возможность счастья реальна и вполне достижима», – читал он. «Относительно физической любви я не строил никаких иллюзий. Молодость, красота, сила: критерии у физической любви ровно те же, что у нацизма. Разжигать желания до полной нестерпимости, одновременно перекрывая любые пути для их осуществления, – вот единственный принцип, лежащий в основе западного общества. Сначала ее невозможно будет уговорить, потом она застыдится, когда мы вместе выйдем на улицу, станет колебаться, а стоит ли знакомить меня с друзьями, – и, не раздумывая, бросит меня ради мальчишки, своего ровесника», «Подобно всем очень красивым девушкам, она, по сути, годилась только для секса, и глупо было использовать ее как-то иначе, видеть в ней нечто большее, нежели роскошное животное, балованное и испорченное во всех отношениях, избавленное от любых забот, от любого тяжелого или скучного труда, чтобы целиком посвятить себя сексуальному служению». Нет, ну какая жуть…

Вернувшаяся после похода по магазинам Наталья в одной майке, через которую просвечивали соски, села на кровать, скрестила ноги и стала грызть яблоко, листая только что купленный журнал.

Борис Антонович с кровати в этот день так и не встал.

На следующее утро за ними заехала на машине экскурсовод Мирра. Жена внимательно слушала ее рассказы («Хоть что-то ее заинтересовало!» – подумал Борис Антонович). Они осмотрели кучу достопримечательностей, но в памяти Бориса Антоновича отложились только Брандербургские ворота, бывшее здание гестапо, которое ни русские, ни американцы специально не бомбили, надеясь после войны найти в нем ценные архивы, да подъем на смотровую площадку какой-то высотки, откуда открывался чудесный вид на город. Обедать отправились в швейцарский ресторан, расположенный в «Сони-центре». Наталья с удовольствием уплетала баранину с ананасом, который, по идее, должен был после расщепить бараний жир. «Тридцать шесть евро, – грустно думал Борис Антонович. – И как мы будем жить в своем Верх-Исетском районе?»

Вечером пошли в ирландский паб. Он оказался шумным, с огромным количеством народа. Звучала живая музыка, Наталья кинулась танцевать с какими-то мулатами, было весело, он чуть-чуть оттаял.

Утром на следующий день опять собрались на прогулку. Борис Антонович ужаснулся – он не мог найти цепочку с крестиком! Ни на полу, ни под матрацем, ни в ванной – нигде!

– Наташа! – закричал он. – Я крестик потерял!

– Как потерял?

– Ну не могу найти, и все! У тебя своего нет?

– Ты же знаешь, я не ношу… А потом, чужой крест надевать нельзя.

– Тогда едем покупать.

– Куда?

– Должен же быть в Берлине православный храм. Ведь здесь столько русских!

– А почему именно сейчас? Дома купим.

– Да ты что! – рассвирепел Борис Антонович. – У меня завтра операция! А я без креста! С ума сошла?

Наталья только пожала плечами. Дежурная администраторша на их вопрос ответила, что православный храм находится на православном кладбище, написала адрес и вызвала такси.