Текст книги "Та, что гасит свет (сборник)"

Подъехав к кладбищу, они увидели закрытые ворота. Борис Антонович прошелся вдоль забора и нашел приоткрытую калитку. Взяв жену за руку, он потащил ее за собой к небольшой церквушке, возвышающейся среди неухоженных могил. Слева от калитки приютился одноэтажный домик. Залаяла собака. На улицу вышел бородатый мужчина в клетчатой рубашке с длинными рукавами и джинсах.

– Здравствуйте! – поздоровался Борис Антонович.

– Здравствуйте! – ответил тот. – Что вам угодно?

– Нам бы батюшку.

– Я батюшка. А что вы хотите?

– Понимаете, – заволновался Борис Антонович, – у меня завтра операция, а я потерял крестик. Нельзя ли у вас купить?

– Не продаю я крестики, – удивился батюшка.

– Да? – расстроился Борис Антонович. – Что же мне делать? Я боюсь на операционный стол без креста…

– Простите… – расстроился священнослужитель. – Мы с матушкой сейчас трапезничаем. Присоединяйтесь к нам, а там что-нибудь придумаем.

– Нет, нет, что вы! – замахал руками Борис Антонович. – Мы лучше пока по кладбищу походим, подождем вас…

– Как хотите. Здесь есть на что посмотреть… – Священник повернулся и скрылся за дверью.

Держась за руки, они осторожно стали пробираться мимо могил. История разных судеб открылась им. Эмигранты, одни эмигранты… Обер-лейтенант… генерал… княгиня… Российский политик Владимир Дмитриевич Набоков, отец знаменитого писателя Владимира Владимировича, маленький покосившийся черный камень – памятник композитору Глинке… Вся история русской эмиграции на небольшом клочке берлинской земли.

Их окликнул батюшка.

– Вот что могу предложить вам, – сказал он и раскрыл ладонь.

Борис Антонович увидел старинный эмалевый образок с маленьким колечком для шнурка и с облегчением вздохнул.

– Сколько я вам должен? – засуетился он.

– Да что вы, право! Ничего не надо! Давайте благословлю, и идите с богом! – Священник осенил его крестом.

Они вышли через калитку на улицу. Наталья разжала ладонь мужа:

– Дева Мария?

– Вообще-то Богоматерь. Ну да ладно…

В гостиницу Борис Антонович возвратился умиротворенным. В шесть часов должна была заехать Ирина, чтобы отвезти его в клинику, готовить к завтрашней операции.

Фрау Бергер из вещей разрешила взять книги и ноутбук, сменную одежду за ненадобностью велела оставить. В машине ехали молча, волнуясь и чувствуя важность момента. Наташе показали палату, где будет находиться Борис Антонович, объяснили, когда его можно навещать, и вежливо предложили пожелать ему удачи. Мужа она поцеловала холодновато, дежурно. Даже, казалось, хотела ободряюще похлопать его по плечу, но, видимо, удержалась.

Борису Антоновичу объяснили устройство кровати, которая с помощью многочисленных приспособлений могла оказываться в каком угодно положении и принимать форму любого, даже самого искривленного тела. У изголовья, у двери, в санузле у унитаза и даже рядом с душем имелись большие красные кнопки для экстренного вызова медсестры. Ему выдали застегивающуюся сзади длинную больничную рубашку и белые чулки, которые надо было надеть утром перед операцией. Заставили выпить слабительное – «стул» должен был быть обязательно.

В девять вечера приехал доктор Клетцер. Он подробно объяснил смысл предстоящей операции. Над позвоночником, в месте соединения мышц, делается небольшой трехмиллиметровый надрез, вводится тоненькая полая трубочка, через нее лазером вырезается грыжа. Еще вводится маленькая видеокамера, позволяющая видеть весь процесс на экране монитора.

Борис! Еще не поздно отказаться!

Борис Антонович усмехнулся и пожелал Клетцеру хорошего сна, чтобы руки утром не дрожали. Тот улыбнулся, попрощался и ушел.

Борису Антоновичу не спалось. Задремал он только к утру, но его вскоре растолкала толстая медсестра и погнала в туалет. «Стула» не было.

– Вы боитесь? Выходите! – постучала она в дверь санузла через десять минут.

– Я не боюсь! – отвечал он на правильном немецком. – У меня не получается!

– Ну ладно! Время! Нас ждут!

Борис Антонович увидел в палате каталку. Он быстро натянул чулки и лег на нее.

– На живот, на живот! – скомандовала медсестра и выкатила каталку в коридор.

Его загрузили в лифт, подняли на два этажа и по длинному коридору повезли в операционную. Борис Антонович огляделся. Операционная напоминала рубку космического корабля в дорогом фантастическом фильме – от пола до потолка горели разнообразные лампочки, светились мониторы, а вокруг него столпилась куча врачей. Такая толпа – и все ради него одного.

– Как настроение? – спросил Клетцер, уже в повязке, закрывающей лицо.

– Все ОК! – попытался шутить Борис Антонович.

– Это надо снять, – указал Клетцер на образок.

– Нельзя. – Борис Антонович прикрыл его ладонью.

– Я вас прошу, – твердо отрезал Клетцер.

Борис Антонович со вздохом снял образок и оглянулся – куда положить? Карманов-то нет. Отдал врачу:

– Только не потеряйте.

– Гут. Пора начинать.

К лицу Бориса Антоновича подвинули маску, заставили всунуть в нее нос и глубоко дышать. Дали наркоз. Голоса стали отдаляться, уходить все дальше, дальше… Вскоре они исчезли совсем…

Проснувшись, он сначала отметил черноту ночи за окном и только потом почувствовал дикую, нестерпимую свинцовую боль во всем теле. Расплавленным металлом она перетекала по членам, в спине будто образовалась огромная дыра, словно вырезали не грыжу, а весь позвоночник. Голову сжимали тиски, казалось, по ней били дубиной… Не поворачиваясь, он яростно застучал ладонью по красной кнопке.

В палату вбежала испуганная медсестра, молодая и симпатичная, но ему сейчас не было никакого дела до ее молодости и внешности.

– Дайте мне, пожалуйста, болеутоляющего, – медленно, твердо попросил он и вдруг понял, что говорит на русском.

– Найн, найн! – затараторила медсестра, мешая немецкие слова с русскими. – Очень много болеутоляющего, очень много снотворного!

Борис Антонович все понимал, но его язык и мозг не могли производить немецкие слова.

– Give me painkiller! – вдруг заорал он. – Give me painkiller! Now! Now!

– Я не могу! Только с личного разрешения доктора Клетцера!

– Call him! Now!

– Сейчас три часа ночи! Я не могу!

– Give me painkiller! Where is Kletzer? Give me painkiller!

Медсестра убежала и в самом деле позвонила – немка! Доктор Клетцер взял трубку в три часа ночи – немец! Вскоре она вернулась, держа на ладони три капсулы. Борис Антонович сразу схватил их, раздавил зубами и принялся разжевывать – он знал, что так лекарство быстрее попадет в кровь. Минут пять он еще постонал для порядка – чтобы медперсоналу жизнь медом не казалась – и уснул.

На следующий день он почувствовал себя лучше, принимал диклофенак и пил бульон. Наташу к нему не пустили.

На третий день стало совсем хорошо. Симпатичная медсестра дала задание: пройти пятьдесят метров по коридору туда и обратно. Борис Антонович думал, что даже сползти с кровати не сможет, а тут целое путешествие! Но если надо – значит, надо! Вдоль стеночки, вдоль стеночки, бочком, бочком… Медсестра незаметно прыснула в кулачок.

– Что смешного? – Вот и вспомнился немецкий.

– Суперсекси! – ответила она и указала на его чулки.

Ну да, пугало огородное…

Во второй половине дня его посетили Клетцер и фрау Бергер. Улыбающийся доктор достал пачку цветных фотографий и принялся объяснять все этапы операции. Она длилась час сорок пять минут и была самой сложной в истории клиники.

– Шунтирование восемь часов проводят, – заметил Борис Антонович.

– То шунтирование, – возразил доктор. – А это грыжа. Обычно ее вырезают за полчаса. А у вас там нервные корешки переплетены, моей главной задачей было сохранить вам возможность ходить. Передвигаться, вы понимаете? Не жить без боли, играть в лаун-теннис, бегать на марафонские дистанции, а просто двигаться.

– Я понял. Спасибо, доктор. Но что дальше?

– Я, честно, не знаю, что дальше, – развел руки Клетцер.

Борис Антонович заскрипел зубами:

– Как не знаете?

– Так. Не знаю. Ткань плохая, как будет рубцеваться, не понятно, вторую грыжу тоже надо удалять. Но когда? Можно поставить протез, но на позвоночнике… Пока это малоизученная область. Будьте с нами на связи, присылайте снимки, обследуйтесь у моих коллег, вы ведь замечательно говорите по-немецки. Наблюдайтесь дома, позвоните мне или госпоже Бергер через два месяца, может, что прояснится. И, главное, не торопите события. Секс – только лежа на спине и не сразу. Долгая ходьба тоже. Тяжестей – никаких. Только лежать или стоять, сидеть – ни в коем случае! Запомните: одно неловкое резкое движение, и вся моя работа к чертям. Терпите, и Бог вознаградит вас.

– Вот как… Вы веруете в Бога. А я сначала подумал, что вы атеист.

– Я верю в Бога. Он должен вам помочь. В аэропорт поедете прямо из клиники – вам нужна специальная машина, вы должны ехать лежа. И попросите жену поменять билеты на бизнес-класс, у вас сейчас эконом, я знаю. Потеряете в деньгах, но для выздоровления нет мелочей – у вас будет широкое удобное кресло. Запомните, каждый день вы должны проходить сто метров, остальное время только лежать. Пусть ваша жена проставит дату вылета завтрашним днем, вам уже нечего у нас делать.

Борис Антонович долго тряс ему руку, простились до завтра.

Вскоре пришла Наташа, как раз наступило время обеда. Он потащил ее в местную столовую, хотя называть так это заведение язык не поворачивался – скорее маленькое симпатичное кафе с дизайнерской мебелью.

– Как я рада видеть тебя таким! – щебетала она. – Я думала увидеть умирающего лебедя, а ты…

– Смотри, – показал он вилкой на появившуюся в дверях симпатичную медсестру. – Утром мне было настолько хорошо, что я даже подумывал ей всунуть.

– Я тебе всуну! – шутливо погрозила Наталья пальчиком.

– Нет, Наташенька, серьезно. Меня же напичкали всякими болеутоляющими, успокоительными, снотворными – я нахожусь как бы в состоянии некоей эйфории. У меня же после операции все нервы обнажены, а трахаться я хочу – до изнеможения! Но мне пока нельзя! А когда будет можно, то только лежа и не двигаясь. Один минет, короче.

Наташа дразняще улыбнулась:

– Приедем в гостиницу, я тебе так отсосу, что ты про все на свете позабудешь.

– Ну нет, – поддразнил он жену. – Все на свете я забывать не желаю.

– Забудешь, забудешь. Даже имя любимого бразильского автора, лауреата Нобелевской премии.

– Подкалывай меня еще тут…

– Я шучу. Я ведь рада, что ты выздоравливаешь и что все прошло нормально.

– Ну, до нормального еще далеко. Знаешь, любимая, а меня ведь кое-какие мысли перед операционным столом посещали…

– Какие?

– Что я буду инвалидом, а ты меня бросишь… – Борис Антонович пристально посмотрел Наташе в глаза. Он часто изводил себя наболевшим вопросом, и сейчас впервые произнес это вслух.

– С ума сошел? – отвела она взгляд. – Как я могу оставить мужчину своей мечты?

– И каков он – мужчина твоей мечты?

– Чтобы заботился обо мне. Любил без памяти… Чтобы пылинки сдувал.

– Я разве такой?

– Конечно.

– Я люблю тебя. Дай поцелую.

– И я тебя…

Вид ласкающихся русских бородача и молодой блондинки позабавил чопорных немецких пенсионерок за соседним столиком.

– Только отсос отменяется, – сказал Борис Антонович. – Завтра мы в аэропорт едем прямо отсюда. Мне дадут специальную машину. А сейчас ты должна срочно бежать в гостиницу за билетами, потом проставить в агентстве завтрашнюю дату и доплатить за бизнес-класс. Собери одежду, в отдельный пакет сложи мои вещи, в которые я завтра переоденусь. Утром выпишись из отеля, расплатись по счету и не позже четырех будь здесь.

– Милый, я же ловкая, я все сделаю. А отсос будет за мной. Договорились?

Машина опоздала, времени для прощания было мало. Борис Антонович толком с доктором Клетцером не попрощался. Фрау Бергер вручила ему все свои телефоны – рабочий, два мобильных, домашний, три электронных адреса. Доктор только сунул визитку. Из кабинета вышел помахать рукой даже директор клиники. В общем, нормальные люди к нормальным людям везде хорошо относятся – только не надо нажираться с утра и потом полдня спать пузом кверху под палящим солнцем.

Водителем микроавтобуса с оборудованным лежаком была женщина. На каком-то перекрестке в один ряд выстроилась длинная-длинная вереница машин. Наталья стала знаками показывать водителю – объезжай! Та ей – ты что, «сплошная» ведь! Наталья опять знаками – нет полицейских, что, здесь до утра стоять? Борис Антонович усмехнулся – смешно, честное слово…

– Вы не сердитесь на мою жену. Просто в России другой стиль вождения. У нас водители порой позволяют себе нарушать правила.

Женщина-водитель для приличия улыбнулась, но ничего не поняла. Как это можно нарушать правила дорожного движения? В аэропорт, впрочем, не опоздали.

Глава 8
Возвращение. А жизнь-то изменилась!

В самолет сели нормально, если не считать бешеного таможенника, который заставил скрюченного больного раздеться. Зачем, почему – не объяснял. Раздеться и все! Борис Антонович с помощью Натальи еле-еле выполнил указание. Ну ладно, будем считать, что он в душе фашист. Ничем иным такую ненависть к бородатому русскому пассажиру объяснить было невозможно. А-а! Его дедушку убил в брянских лесах партизан Василь Егорыч, в тулупе, в валенках и непременно с бородой! Ну тогда это все объясняет…

Полет прошел незаметно. Самолет пошел на посадку.

Знакомых просьбами о встрече не обременяли, на паспортном контроле вызвали городское такси.

Скоро были дома.

– Послушай, – спросил Борис Антонович у жены, – а врач ничего такого не говорил – можно мне рану мочить или нельзя?

– Так тебя же зашили специальными хирургическими нитями – они сами рассасываются. Считай, почти неделя прошла, конечно можно.

– Да? Тогда сделай мне теплую ванну с пеной и положи морской соли. Хочу полежать, откиснуть, а то уже воняю, как мужик-скотник…

– А я тогда пойду на кухню, дерябну рюмашку и подругам позвоню, потрендю. Уже соскучилась…

– Э-э, так я тоже, пожалуй, приму. Анестезиолога рядом нет.

– Какое вино тебе подать? Я в ванную принесу.

Он ткнул пальцем в бутылку белой риохи и стал с трудом, медленно, раздеваться. Наталья набрала в ванну воды, и Борис Антонович неуклюже погрузился в душистую пену.

Наташа принесла бутылку вина, та сразу запотела от горячего пара, налила ему высокий бокал и упорхнула. Борис Антонович потягивал чудесный напиток, потихоньку хмелел, под шум льющейся из крана воды думал: «Дурак Уэльбек. Если в жизни есть любовь, то жизнь прекрасна».

Подняться из воды тоже было нелегко. Он наскоро обтерся полотенцем, взял бутылку, бокал и отправился в спальню.

– Ты уже здесь? – заглянула к нему Наташа. – Теперь я пойду приму душ. Я быстренько…

Борис Антонович лег в постель, выпил еще полбокала и отставил вино в сторону – хватит.

Наташа сбросила на пол халат, юркнула к нему под одеяло.

– Знаешь, я хряпнула сразу два стакана виски…

– Ну и молодец.

– Сейчас я выполню свое обещание.

– Какое?

– Негодяй! А про отсос ты уже забыл?

И она принялась его целовать. Целовать и облизывать, а потом дотронулась до его члена губами… Интересно, как такая здоровая… кочерыжка, болт, нефритовый стержень, наконец, почти до самого основания помещается у нее во рту? И какие ласки, какие ласки!.. Через мгновение он непроизвольно дернулся и заорал, заорал от счастья…

Она выпрямилась, стоя на коленях, вытерла двумя пальчиками кончики губ от капель спермы.

– Боренька, – сказала она, – я тебя хочу.

– Милая, я тоже тебя хочу, поверь, но мне нельзя…

– Тебе это не нравится? – Наташа сжала свою идеальную грудь ладонями. – Тебе это нельзя? – Она склонила голову и лизнула свой сосок. – А вот так? – И она опустила ладонь между ног и принялась ритмично себя гладить. – Лежи, я все сделаю сама! Я тебя хочу!

– Нет, Наташа, нет! Зачем мне тогда это лечение! Одно неверное движение и все – кранты!

– Тогда пойду подрочу. Я тоже хочу удовлетворения.

Жена ушла в ванную, вскоре оттуда послышались стоны, Борис Антонович понял, что она нарочно не мастурбирует молча – мстит. Через минуту Наталья громко закричала, и – все…

Она вернулась в спальню, плюхнулась на кровать поверх одеяла, повернулась к нему спиной и четко сказала:

– Я куплю себе фаллоимитатор. Ты не против?

Что он мог ответить?

– В данной ситуации – не против.

– Я завтра с утра уеду – подруг хочу повидать.

– Надо свадебные подарки разобрать. Столько времени коробки на балконе валяются.

– Успеется, – зевнула Наталья и погрузилась в сон.

Когда Борис Антонович проснулся, ее уже не было. На плите стояла сковородка с жареной стручковой фасолью, на столе – овощной салат, заправленный маслом. «Торопилась, не до кулинарных изысков ей было», – решил он.

Борис Антонович позвонил Ивану Анатольевичу, рассказал про операцию. Тот очень заинтересовался компьютерными снимками, обещал заехать. Примчался через пару часов, подробно обо всем расспрашивал, внимательно изучал снимки, цокал языком и приговаривал:

– Ну буржуи, ну буржуи… Отлично, – резюмировал он. – Работа тончайшая. Я не знаю, кто бы еще мог так сделать. Но про то, что тебе надо ходить каждый день, – это он хватил. Полный постельный режим. Матрац, – он потыкал рукой постель, – поменяй на более твердый. С завтрашнего дня по утрам будет приезжать мальчик-физиотерапевт. Пока полный комплекс назначать рано, просто чуть-чуть простимулирует мышцы. Через две недели, а рана раньше не зарубцуется, отвезу тебя на МРТ, чтобы картина стала полной. Надо знать, чего нам ждать дальше. Снимки заберу, покажу коллегам и отправлю Баркову. Я недавно по поводу другого пациента с ним по телефону разговаривал, умный мужик оказался. Может, тоже что добавит. Но сейчас – покой, покой и еще раз покой. Понял?

– Да, конечно.

– Захочешь на ноутбуке постучать, поставь на живот. Лежать только на спине! Ты понял?

– А как это?

– Ну придумай приспособление! Я за тебя думать должен? Покой! Только покой! Как жена?

– В смысле?

– Не притворяйся! На секс намекает?

– Да не намекает – требует.

– Ну и отправь ее на пару месяцев в деревню к бабушке.

– Нет у нее никакой бабушки.

– Ну тогда, помяни мое слово, угробит она тебя. Будешь калекой, никогда тебе с твоим позвоночником не справиться! Это же не больной палец – отрезал, и все! Позвоночник не вырежешь! И стальной, как терминатору, не вставишь! Лечись! Лечись!

– Есть, товарищ командир!

Иван Анатольевич попрощался и ушел.

До вечера Борис Антонович сделал кучу важных дел – измерил свой матрац, через Интернет заказал новый, дочитал Уэльбека, нашел и съел консервы. Наталья появилась только после полуночи.

– Любимый, встречай меня, я дома!

Он вышел в прихожую.

– Почему так долго?

– Ну, с девочками в кафешке посидели. Слушай, – разуваясь и раздеваясь, говорила она, – у Ирки новый парень. На джипе! Зубы, правда, гнилые, но на джипе! И какой! «Ленд-крузер»! И вроде у них все так серьезно…

– До смерти интересно…

– Ну! У него своя автостоянка. Огромная! Бабла – немерено! Любимый… – Она обняла его за шею, обдав запахом, который ни с чем не спутаешь. – Хочешь отсосик?

– Ты же бухая! – возмутился он. – И за рулем!

– А я дворами, дворами… И машину прямо у тротуара бросила, а то стала бы парковаться, точно кого-нибудь саданула…

– Ты пьяна! Спать иди!

– Да-а? Начинаются приказы? А я вот трахаться хочу! Трахни меня, и я буду шелковая. Тогда приказывай, что хочешь!

– Спать иди!

– А-а… Не можешь… Ну и не пизди тогда!

В первый раз в жизни Борису Антоновичу захотелось ударить женщину.

Скрипнув зубами, он повернулся и хлопнул дверью спальни. Наталья еще сколько-то повозилась на кухне, потом вдруг затихла. Он ворочался, заснуть не мог. Через пятнадцать минут вышел на кухню, жена спала, уронив голову на стол. Перед ней стояла бутылка «Чиваса». Борис Антонович попытался ее растолкать – без толку. Плюнул и пошел спать.

Утром, однако, нашел ее рядом с собой. Проснулись они одновременно.

– Борь, а Борь? Я вчера себя плохо вела?

– Как мужик. Как омерзительный пьяный мужик.

Настроение с похмелья редко бывает хорошим.

– А ты когда женился, чего от меня ожидал? Университетов не кончала, росла во дворе.

– Ну и жить с таким поведением пойдешь во двор!

– А-а… – Она вскочила с постели. – Господин профессор выгоняет свою лохушку? Трахаться ему сейчас нельзя, а ни на что другое она ему и не нужна. Так выходит?

– Ты говоришь чушь.

– Я говорю правду! Когда мы близки, у нас все классно! Как нет секса – ты недоволен, раздражен. Я просто посидела с подружками в кафе и, пожалуйста, – пьяный мужик!

– Ладно, хватит! Приготовь что-нибудь нормальное поесть, ем одни консервы. Мне работать надо, денег нет, невыполненных заказов – куча. С таким моим отношением к делу скоро везде будут отказывать.

– Ах, у него еще и денег нет! Надо было мне выходить замуж за бизнесмена!

– Что же ты не вышла?

– Мне только двадцать три, не бойся, успею.

– Успеешь, успеешь… Бездельница на классной тачке, в стильных шмотках, выспавшаяся, свеженькая…

Тут Борис Антонович понял, что перешел некую грань, переходить которую не стоило.

Наталья обожгла его ненавидящим взглядом:

– Ты сегодня меня вообще не жди. Считай, что в лучшем случае я у мамы в своей комнате с фаллоимитатором.

– А в худшем?

– Боренька! – сорвалась она на крик. – Ну посмотри на меня! Ответь: из десяти парней, к которым я подойду в клубе и скажу: «Я хочу тебя, идем, потрахаемся в моей машине», сколько согласятся со мной пойти?

– Одиннадцать, – ответил он.

– Почему одиннадцать? – не поняла Наталья.

– Потому что я – одиннадцатый, буду стоять за дверями клуба с бейсбольной битой и лупить каждого, кого увижу рядом с тобой.

Супруга вдруг расхохоталась:

– Вот жаба! Опять шутишь! Ну как можно тебя не любить! Я на рынок – еды вообще нет – и обратно! Можно, я еще пивка куплю? Башка после вчерашнего трещит страшно. С рыбкой вместе попьем, бифштекс настоящий сбацаю, а? Я – мигом!

– Да конечно, можно.

Она наклонилась к нему, поцеловала и прошептала на ухо:

– А потом – отсосик. Два отсосика… Три отсосика…

Борис Антонович чмокнул ее в ответ, она вышла, дверь хлопнула.

«Я ее теряю, – подумал он. – Наташа молода, ей нужны развлечения, общение с ровесниками – людьми, которых она понимает и которые понимают ее. В этих стенах со стареющим умником ей скучно. Свадьба и поездка в Турцию были развлечением. Германия – о, еще каким! Про хозяина автостоянки на джипе рассказывала с придыханием, такие вот у нынешних баб кумиры. А я – никудышный, коротконогий, недавно прооперированный козел, который даже трахнуть – а для нее это как вода для рыбы – не может. Отпустить бы на четыре стороны, пока не поздно… Но ведь люблю ее, суку, люблю… Дуру, глупую, необразованную, обожаю, сам не знаю за что. Мне и с ней не здорово, правда, если не в постели, а без нее – просто вилы!» К месту вспомнил Хемингуэя: «Каждый раз они мирились. Их союз покоился на прочном основании. Красота Марго была залогом того, что Макомбер никогда с ней не разведется; а богатство Макомбера было залогом того, что Марго никогда его не бросит».

Пока супруга отсутствовала, Борис Антонович включил стационарный компьютер, посчитал свои денежные остатки, посмотрел возможный приход в течение этого месяца и трех следующих – да, негусто. «Богатство Макомбера» сильно исхудало. Он вынул свое резюме, кое-что убрал, кое-что добавил, начал составлять список адресов, по которым за несколько дней надо его отправить. За этим занятием и застала мужа вернувшаяся с тремя тяжелыми пакетами Наташа. На кухне она стала весело напевать, Борис Антонович понял – не вытерпела, уже «накатила».

Что же, обед после больничных кашек показался потрясающим. Жена несла какую-то совершеннейшую ерунду, он послушно, как китайский болванчик, кивал, лишь бы не дать повод к новой ссоре.

После трапезы, как и планировалось заранее, состоялся «отсос». Ему было неловко, что он не доставляет супруге полного удовлетворения, с большим старанием он вступил в оральный – со своей и генитальный – с ее – контакт. Наталья пыталась ему помочь, возбудилась до крайности, но кончить, как ни настраивалась на оргазм, так и не смогла.

– Хватит, – устало сказала она. – Все не то, все не то…

– Может, тебе и правда купить фаллоимитатор? – спросил вспотевший Борис Антонович.

– Глупый! – Наташа повернулась к нему и подперла подбородок рукой. – Думаешь, я не пробовала с игрушками? С вибратором? С девкой? Мне нужен хер. Толстый, крепкий хер и живой старательный мужик, который гонял бы этот хер во мне и тащился бы от того, что я тащусь! А все эти бирюльки – для пенсионеров лет шестидесяти, когда все естественное уже надоело.

– Ты нимфоманка!

– Да ты нормальных баб просто не видел. Если не задавлены бытом, детьми, работой, бедностью – девять из десяти, я тебя уверяю, слабы на передок. Да ладно, ты не ссы. Потерплю два месяца, так уж и быть.

– Ты опять пьяна.

– Точно, – кивнула Наталья и потерла нос. – Пора завязывать. Нужно выспаться. У нас с деньгами совсем кирдык?

– Не совсем, но все к этому идет.

– Составь мне приличное резюме, придумай несуществующие таланты, я попробую, может, и возьмут куда?

– Если на зарплату кассира, так не стоит и пытаться – все это так, слезы.

– Нет, лучше каким-нибудь офис-менеджером… Слушай! Есть у меня несколько старых знакомых, встречусь с ними, глядишь, что-нибудь и получится. А то вдвоем нос к носу дома сидеть – да мы скоро возненавидим друг друга!

– Тут я согласен.

– И тебе для твоих переводов с португальского нужны тишина и уединение, правильно?

– Все так.

– Ну и давай спатеньки, а завтра начнем новую жизнь. – И, уже засыпая, сквозь сон шепотом она добавила: – Я раньше любила, когда ты во сне ворочался и клал на меня руку. Даже когда по лицу попадал, я никогда не отодвигалась. А больше всего нравилось, когда сжимал грудь, да так и оставался. Я и пошевелиться боялась, чтоб рука не упала, – так мне это было по душе… А теперь ты будешь спать только на спине… На спине…

Жена заснула, переплетя его пальцы со своими. Ладошка была жаркой. Борис Антонович смотрел в потолок и тихо плакал…