Текст книги "Закон Шрама"

Счет шел на секунды, потому я, недолго думая, спрыгнул с движущейся платформы на насыпь.

И вовремя.

Из будки вырвалась безобидная с виду струйка дыма – и дрезина вспыхнула словно факел, продолжая, тем не менее, нестись вперед. В воздухе резко пахну́ло паленым мясом. Понятно, монументовец долбанул по платформе из реактивного пехотного огнемета модификации Z – решил выжечь супостата. Правда, «супостат» свалил немного раньше, и фанатик лишь спалил трупы соплеменников. Затаившись за насыпью, я даже слегка заволновался: рванет, не рванет? Конечно, никто не был уверен, что план сработает на все сто, но всё-таки хотелось отработать задумку по максимуму.

По максимуму, правда, не вышло, и электронный взрыватель, который я сжимал в руке, не понадобился. Закрепленный под днищем дрезины примитивный заряд, изготовленный из гранат, рванул раньше, чем платформа поравнялась с бетонной будкой. Но цель всё же была достигнута.

Расшатанная предыдущими взрывами, станция медленно завалилась назад, сложившись на будку. И та, не выдержав веса бетонных плит, рухнула по принципу домино, похоронив под собой меткого огнеметчика.

С неба падал дождь из паленого мяса и мусора. Наверно, когда-то давным-давно от станции ходил автобус, потому что завершающим штрихом проведенной акции прямо перед бронестеклом моего шлема вонзился покореженный щиток со следами синей и белой краски, на котором можно было разобрать схематическое изображение старого шестьсот семьдесят седьмого ЛИАЗа и едва различимую надпись:

Красница

На Припять – 19.40

На Чернобыль – 8.15, 15.30».

* * *

– Всем, кто меня слышит! Совершено нападение на станцию Красница! Угроза объекту «Толстый Лес». Всем подразделениям и отдельным членам группировки, находящимся поблизости, немедленно прибыть для защиты объекта!

Динамик надрывался у самого уха, и терпеть это уже не было никакой возможности. Я откинул бронированное забрало шлема – сразу стало полегче. Пропал эффект колокола, по которому молотят изнутри децибелами. Зато возросла перспектива получить пулю в глаз. Правда, возможность этого была невелика, разве что монументовцы начнут прочесывать местность. Но это должно случиться нескоро – дело шло к вечеру, а ночью шататься по Зоне могут лишь мутанты или безумцы. И хоть фанатики в определенной степени и те и другие, тем не менее они, как и обычные сталкеры, не являются большими любителями ночных моционов.

Я обосновался в глубоком овраге, густо заросшем кустами полыни. Рядом будешь стоять – не увидишь. И не услышишь, если не слишком громко орать, чего делать я, впрочем, и не собирался. Динамик поорал – и перестал. Что ж, отлично, теперь демаскирующие факторы практически на нуле.

Проверив, что микрофон связи в шлеме отключен, я достал портативную рацию, которой снабдил меня командир «партизан», и нажал тангету:

– Всё в порядке, – сообщил я.

– Видели, – пробился сквозь треск помех голос Валерьича. – Спасибо тебе, сталкер. Фанатики оттянули силы от Толстого леса к станции, теперь хоть вздохнем спокойно.

– Сочтемся, – хмыкнул я.

– Шрам в твою сторону направился. Ты там поосторожнее – вижу в бинокль, что монументовцы всё же выдвинулись из села на зачистку местности.

– Далеко они от станции?

– Уже прошли ее, идут цепью в твою сторону.

Этого еще не хватало! Ни первого, ни второго. Признаться, общество наемника не доставляло мне особой радости. Я искренне надеялся отсидеться в кустах до темноты – помимо психов и мутантов, ночью по Зоне изредка гуляют люди, припертые к стенке более чем серьезными обстоятельствами. Потому ночью собирался я рвануть на восток, к станции Буряковка и озеру Куписта, образовавшемуся на месте одного из самых больших пунктов захоронения радиоактивных отходов Зоны. Во время волны Излучения просели траншеи, в которые свозилась зараженная техника, и огромная воронка постепенно заполнилась водой. Так образовалось озеро Куписта, из которого до сих пор торчат крыши кабин грузовиков и экскаваторов. А уж про то, какие подводные твари поселились в тех фонящих радиацией кабинах, лучше умолчать…

База ученых, расположившаяся на берегу этого озера, со временем превратилась в одну из наиболее мощных крепостей Зоны. Я надеялся под покровом ночи добраться до нее, продать экзоскелет и разжиться у начальника базы профессора Захарова более удобной броней вместе с оружием. Но если монументовцы уже прочесывают местность, дела мои плохи. Надо было попытаться сразу после взрыва рвануть в сторону Буряковки. А теперь уже вряд ли получится, тем более без оружия…

– И долго ты здесь еще загорать собрался? – раздался у меня над ухом задумчивый голос. – Там, к твоему сведению, монументовцы местность прочесывают.

Проклятый шлем! От рева его динамика до сих пор звон в ушах стоит, за которым я и не услышал шагов Шрама. Хотя это, понятное дело, не оправдание.

Наверно, всё было написано на моем лице, потому что наемник протянул мне мой автомат, оставленный в Толстом лесу, и сказал:

– В этом панцире не слышно ни хрена, сам бегал, знаю. Поэтому бери ствол и погнали, пока фанатики нам пятки «Шмелями» не поджарили. Уж больно ты их разозлил своим прорывом, исполненным, кстати, отменно. Честно говоря, даже я бы не додумался до такого.

«Интересно, с чего бы это он такой добрый?» – подумал я. Но особенно раздумывать было некогда, поэтому я забрал свой АК вместе с сумкой, набитой пустыми и полными магазинами. Пустых вроде должно быть больше, чем полных, но сумка приятно оттягивала руку, лишенную брони. На бегу я проверил магазины – так и есть, Валерьич позаботился и набил их трофейными патронами под завязку. И на том спасибо.

Не сговариваясь, мы бежали со Шрамом вдоль оврага на восток, к озеру Куписта. Расстояние немаленькое, а чертова броня вдвое сокращает скорость передвижения. Тем более что батарея, от которой работают механические мускулы, разряжена на три четверти…

Правда, те, кто бежали за нами, передвигались не намного быстрее. Обернувшись назад, я увидел мелькающие за кустами фигуры, облаченные преимущественно в тяжелые экзоскелеты. Но были среди них и те, кто бежал впереди – и намного быстрее.

– Шестеро в легких брониках, на пулю напрашиваются, – бросил на бегу Шрам. И остановился. – Беги, я их встречу, а потом тебя догоню.

После чего скользнул в неглубокую ложбину, мгновенно изготовив к стрельбе свой «Винторез».

Спорить было бессмысленно, поэтому я, не снижая хода, припустил по старому маршруту, стараясь выжать из экзоскелета максимум. Позади раздался первый еле слышный хлопок «Винтореза», и ветер, дующий мне в спину, донес до меня крик боли, который не смог заглушить даже бронированный шлем. Шрам хорошо знал свое дело, не убив первого легконогого монументовца – орущий от боли товарищ гарантированно демотивирует подразделение, даже если оно состоит из убежденных фанатиков, не имеющих привычки оказывать помощь раненым. А Шрам наверняка знал, куда нужно стрелять, чтобы причинить максимальную боль.

Потом я услышал взрывы и, обернувшись, увидел, как ложбина, в которой скрывался наемник, окуталась облаком дыма. Не иначе по ней саданули из подствольников. Вернуться?

– Даже не думай, – раздалось из висящей на моем плече рации, которую я всё еще почему-то не выбросил…

Вслед за этими словами из облака пороховой гари вынырнула фигура в коричневом пыльнике и зигзагами рванула вслед за мной.

Догнал он меня довольно быстро.

– Четверых точно положил, остальных как минимум подранил. Ну, как твой самовар? – осведомился наемник, хлопнув меня по стальному плечу. – Не перегрелся?

– В процессе, – хрипло выдохнул я. Механические мускулы были приспособлены для чего угодно, только не для гонки по пересеченной местности.

– Поднажми, сталкер, – выдохнул Шрам, которому после спринтерской пробежки тоже было несладко. – Маленько осталось.

Это и без него было понятно. Гигантская перевернутая чаша научной станции, облепленная бородавками бронеколпаков, невольно внушала уважение одним своим видом. Ученые неслабо вложились в это сооружение, но не прогадали. Члены любой группировки Зоны, включая монументовцев и бандитов, охотно сотрудничали с «яйцеголовыми», покупавшими артефакты и дефицитные в Зоне патроны по самым высоким ценам. Правда неясно было, откроют ли они тяжеленные бронированные двери перед двумя сталкерами, преследуемыми членами группировки, хозяйничающей на данной территории.

– Будем надеяться на лучшее, – хмыкнул Шрам, сплюнув на бегу вязкую слюну. Похоже, он думал о том же, что и я. Мы достигли цели. Осталось выяснить, пустят ли нас внутрь. Теперь уже я прикрывал спину наемника, пока он, ткнув пальцем в кнопку переговорного устройства, беседовал с невидимым привратником.

– Кто такие? – бесстрастно осведомилась блямба, вделанная в броню рядом с косяком.

– Шрам и Снайпер.

– Согласно внутреннему уставу научной станции, сталкерам открывать запрещено вследствие введения на территории базы чрезвычайного положения, – ответил второй, совсем уж деревянный голос, который вряд ли мог принадлежать живому человеку, скорее какой-нибудь дубоголовой буратине с инструкцией в черепе вместо мозгов…

Я трижды выстрелил одиночными, и бронированное забрало шлема, неосторожно показавшегося из-за кустов, раскололось надвое. Но следом за ним показались еще двое монументовцев в аналогичных экзоскелетах, которые одновременно выпустили по очереди из автоматов. И мне ничего не оставалось делать, как прикрыть собой незащищенную спину Шрама.

Пули ударили в нагрудные пластины, и лишь благодаря усилиям завизжавших от напряжения сервомоторов я не завалился на наемника, что не лучшим образом сказалось бы на его здоровье – экзоскелет весил с полтонны, и попасть между ним и бронированной стеной научной базы удовольствие более чем сомнительное. Грудь заныла, наверняка завтра на ней синяки будут с кулак величиной – если, конечно, я доживу до завтра.

Я выстрелил, но монументовец, сместившись вбок, ловко присел. Моя пуля лишь скользнула по его шлему, правда, вторая вошла точно в сочленение между забралом и нагрудной броней, опрокинув ловкача на спину. В это время его напарник, прекратив стрельбу, выхватил гранату…

– Мать вашу, суки яйцеголовые, доложите Захарову! – надрывался Шрам. – Он узнает, что вы нам дверь не открыли, сто пудов головенки вам с резьбы посворачивает!

– А шли бы вы, уважаемые… – обиженно отозвалась блямба. И тут же другим, уже знакомым голосом произнесла: – Так, что тут происходит?

– Какие-то неадекваты, профессор, посмотрите сами в монитор, – пожаловался невидимый «буратино».

– Отчего же, я с ними вполне знаком…

Я выстрелил, очень надеясь, что мои навыки, несколько атрофировавшиеся за время, проведенное на острове, не подведут меня на этот раз. Если честно, я где-то в глубине души сейчас вознес короткую, но проникновенную просьбу, очень похожую на молитву. Кому – не знаю. Но, наверно, всё-таки Зоне. Болотник говорит, что все мы – ее дети, так кого как не собственную мать зовет человек в минуту смертельной опасности?

И, похоже, эта молитва, короткая, как выстрел, достигла адресата. Я снова был пулей, вылетевшей из ствола моего АК. Я снова несся вперед, рассекая воздух, ввинчиваясь в него раскаленными боковинами, словно штопор в вязкую пробку. И я очень отчетливо видел цель – зеленый ребристый цилиндр, медленно вылетающий из раскрытой ладони монументовца.

Давно известно, что фанатики, облаченные в броню, не носят с собой наступательных гранат. Их оружие – оборонительные «эфки», так как экзоскелету практически не страшны осколки «рубашки» гранаты, взорвавшейся даже в десяти метрах от него.

Но сейчас был другой случай.

Моя пуля ударила точно в гранату, и та взорвалась рядом с головой монументовца. Когда рассеялся дым, я увидел жутковатую картину – «живой танк» стоял, подняв обрубок руки на уровень глаз, словно пытался рассмотреть, что же такое с ней произошло. Но это ему никак не удавалось – смотровое бронестекло расплющило и взрывом вдавило внутрь шлема, превратив в кашу его содержимое. И это самое содержимое, которому стало тесно в замкнутом пространстве, сейчас вылезло наружу неаппетитным с виду месивом, из которого свешивались на ниточках зрительных нервов окровавленные глазные яблоки.

Монументовец постоял мгновение – и рухнул изуродованным лицом вниз. Но победу праздновать было рано – за ним показались еще несколько фигур в аналогичной броне. А мне просто необходима была секунда на то, чтобы сменить пустой магазин на полный…

– Быстрее! – дернул меня за плечо Шрам, и я потратил спасительную секунду с большей пользой для себя, нырнув в узкую щель между косяком и медленно открывающейся дверью. В которую снаружи тут же ударил шквал свинца.

– Закрывай, дебил! – заорал Шрам.

Вряд ли невидимый «дебил» услышал его вопль – наверно, сам догадался, что надо делать. Не завершив полный цикл открывания, дверь поехала назад, и неумолимому движению этой стальной плиты никоим образом не могли помешать бронированные пальцы, вцепившиеся снаружи в ее край.

Я невольно поморщился. Дверь, влажно чавкнув, встала на место. Под потолком шлюза загорелся аварийный красный свет, под которым четыре шевелящихся на полу окровавленных обрубка смотрелись еще более зловеще.

– Вот ведь гады какие упорные, – сказал Шрам. И непонятно, к кому относились эти слова – к охранникам, которые не хотели открывать дверь, к монументовцам преследующим нас до последнего, или к пальцам, которые настойчиво не желали умирать, даже будучи отделенными от руки хозяина.

* * *

– Ну-с, рассказывайте, молодые люди, с чем пожаловали в мою скромную лабораторию?

Захаров принял нас в своем личном кабинете, обставленном на удивление скромно. Письменный стол с двумя ноутбуками, практически похороненными под ворохом бумаг, стул на стальных ножках возле стола, забитый книгами стеллаж, два кресла возле него и висящая на стене между ними репродукция картины «Апофеоз войны».

– Мы, наверно, порядочно навредили вам, профессор, – осторожно начал я. – Нарушили ваше перемирие с фанатиками.

– Не в вас дело, молодые люди, – покачал седой головой Захаров. – Рано или поздно это должно было случиться. Если «Монументу» удастся захватить Зону под свой контроль, вы думаете, истинные хозяева этой группировки потерпят у себя в тылу такую силу, как наша научная станция? Да никогда в жизни! У них полно своих ученых, и коллеги под боком, работающие в интересах вероятного противника, им абсолютно неинтересны. Так что после оккупации Зоны нам непременно предложат ее покинуть. Или не предложат, так как я и мои сотрудники знаем слишком много и логичнее будет нас просто ликвидировать.

Профессор подошел к окну, за которым оранжевый закат нежно ласкал последними лучами солнца верхушки стройных берез. Качественная голограмма, только я всё никак не мог взять в толк, зачем они профессору? Тоскует по дому? Так уехал бы давно, тем более что его жизни угрожает действительно реальная опасность. Или как настоящий капитан не может покинуть тонущий корабль, так и он не в силах бросить научную базу, которую создал мощью своего гения и талантом предпринимателя?

Что я и озвучил.

– Я буду защищать дело своих рук до последнего, – медленно произнес Захаров. Впрочем, иного я и не ожидал от него услышать. – А вам, молодые люди, пора покинуть Зону, если хотите остаться в живых. Кстати, в память о ваших прежних заслугах перед наукой я, пожалуй, помогу вам выйти за Периметр…

– Нам в Припять надо, – сказал я во второй раз за сегодня. И вторично наткнулся на недоуменный взгляд.

– Тогда вам проще сразу выпить цианистого калия, – сказал Захаров. – Могу продать дешево по знакомству, и мучиться не надо будет.

– Ценю ваш юмор, – кивнул я. – Но, тем не менее, я не шучу. Если позволите, мы б отсиделись у вас на базе до рассвета, отдохнули немного, и попробовали бы с утра пораньше прорваться на восток.

Захаров покачал головой.

– Это стопроцентное самоубийство даже с вашими способностями. Вас только что чуть не размазали по стене моей станции. Хотите, мы спустимся в отсек внешнего наблюдения? Мою базу оцепили двойным кольцом, и нетрудно догадаться, что с утра «Монумент» подгонит сюда что-нибудь посущественнее бронированной пехоты. И что будет дальше, одной Зоне известно. Штурм, осада, блокада – я не знаю, но в любом случае ни о каком вашем прорыве речи быть не может.

Мы переглянулись со Шрамом. Дело плохо. Похоже, мы сами себя загнали в ловушку.

– Но вам надо в Припять, – задумчиво продолжал Захаров, словно разговаривая сам с собой. – В Припять… И наземный путь исключен, так как, если даже случится чудо, в укрепленный фанатиками город вам не попасть… В Припять…

Он замолчал, глядя в одну точку. Прошла минута, вторая…

– Профессор, – негромко позвал Шрам.

– Да? – встрепенулся Захаров, отрываясь от своей голограммы, в которой вечер плавно перетекал в звездную ночь. – Простите, немного задумался, пытаясь решить вашу проблему. А может быть, и мою заодно. Понимаете ли, в общем-то давно уже не является секретом очевидный факт, что под Зоной имеется обширная сеть коммуникаций, прорытых еще во время постройки ЧАЭС. Это был единый комплекс секретных лабораторий по созданию новейшего психотронного и биологического оружия, и мощнейшая атомная станция обеспечивала его энергией. Естественно, для того, чтобы этот комплекс невозможно было обнаружить со спутников, все ветви чернобыльского метро проложили под землей…

– Как вы сказали? – переспросил Шрам. – Метро?

– Именно, – кивнул профессор. – Все лаборатории Зоны соединены между собой тоннелями в единый комплекс, значительная часть которого в настоящее время законсервирована.

– И я даже догадываюсь почему, – проворчал наемник. – Мутанты?

– Не только, – сказал Захаров, отходя от окна и устало опускаясь в кресло. – Если на поверхности Зоны мы имеем дело с довольно ограниченным видовым набором мутировавших организмов, то под землей совершенно точно находятся плоды биологических экспериментов. Что с ними стало и во что они превратились, я не имею ни малейшего понятия.

– Что так? – поднял бровь Шрам. – А как же любопытство ученого?

– Меня интересует Зона и ее взаимодействие с миром-отражением, – довольно резко сказал Захаров. – Но мне нет никакого дела до того, что делали или пытались сделать мои коллеги из несчастных добровольцев, согласившихся на ужасные эксперименты во имя науки. К тому же я, знаете ли, не имею желания открывать этот ящик Пандоры и наводнять Зону новыми чудовищами. Признаться, не хотелось мне рассказывать вам об этом факте, крайне неприятном для нашей науки, но не исключено, что в настоящее время это единственный выход. Если вы уверены, что сможете устранить свои и мои проблемы, а заодно и проблемы Зоны, добравшись до Припяти, то это, пожалуй, единственно возможный путь. Я надеюсь, что люди с вашей подготовкой и с вашими способностями имеют один шанс из тысячи пройти десять километров под землей от моей лаборатории до той, которая находится в Припяти.

– Скажите, профессор, а… много там этих потомков несчастных добровольцев? – поинтересовался Шрам.

– Не знаю, – сказал Захаров. – Говорят, несколько лет назад как-то борговцы пробили одну из стен чернобыльского метро, так оттуда такое полезло… По-моему, тогда какой-то сумасшедший наемник спустился туда и сумел выправить ситуацию, активировав блок управления насосной станции и затопив подземелье.

– Да-да, я тоже об этом слышал, – рассеянно в тон профессору проговорил Шрам, вертя в пальцах ремень «Винтореза».

– Простите, так это… были вы?

Захаров от удивления аж приподнял очки, глядя на Шрама, словно видел его в первый раз.

– Ага, – просто ответил наемник. – Но могу вам точно сказать, что десять километров по этим подземельям мы точно не пройдем. Просто не утащим с собой столько патронов, даже если подстрелим ту парочку болванов, что охраняют вход на вашу научную станцию, и сделаем из них «рюкзаки».

– Не надо ни в кого стрелять. У нас большой дефицит кадров, потому выбирать не приходится, – сказал Захаров, вернув очки на место. После чего повернулся к нам спиной, подошел к висящей на стене репродукции «Апофеоза войны» и провел пальцами по раме, нажимая в определенной последовательности на ее фигурные завитушки.

В картине что-то щелкнуло, и она плавно отъехала в сторону, открыв стальную дверь большого сейфа, вмурованного в стену. Поколдовав над кодовым замком, Захаров отпер хранилище и отошел в сторону, жестом фокусника предлагая нам полюбоваться на его содержимое.

Я послушно полюбовался – и зажмурился. Таких сокровищ, собранных в одном месте, я никогда не видел.

На стальных полках в прозрачных контейнерах из толстого освинцованного стекла лежали артефакты. Пожалуй, самые крупные из тех, какие я когда-либо встречал. И понятное дело, что профессор коллекционировал далеко не дешевку, цена которой полмагазина патронов в удачный день.

– Да уж, – сказал наемник, скользнув слишком уж равнодушным взглядом по огромным артефактам, за каждый из которых на Большой земле можно было купить как минимум трехэтажный коттедж в Ницце. – Говорила мне мама, учи, сынок, химию да биологию. Не слушался я маму, а вместо этого учился стрелять из рогатки. И, как говорится, что выросло – то выросло. А то, глядишь, тоже не шлялся бы по Зоне как неприкаянный, а сидел себе в бронированном термосе и собирал коллэкцию – чисто для души.

Захаров усмехнулся.

– Ну, насчет «для души» – это вы, молодой человек, погорячились. Всё для науки. И лишь иногда для таких вот экстренных случаев, как этот.

После чего ученый вновь нырнул в сейф и извлек оттуда пару идентичных хрустальных контейнеров, каждый из которых стоил раз в двадцать дороже обычного, которые сталкеры таскают на поясах своих костюмов. И на кой такие понты? Только ради того, чтобы, не открывая крышки, любоваться на артефакт через полированные стенки?

В контейнерах, источая мертвенно-бледный свет, лениво плавали два шара, каждый величиной с кулак взрослого мужика. Шрам немного напрягся.

– Поосторожнее вы с ними, – сказал он. – Эти шарики фонят как небольшие реакторы, даже через контейнер прошибает.

– Не беспокойтесь, некоторые артефакты имеют свойство менять свою природу от выброса к выбросу, – сообщил профессор истину, старую, как сама Зона. – Например, осенью позапрошлого года «спутник» замечательно блокировал пси-излучение, правда, при достаточно высокой дозе радиоактивного излучения. Вы совершенно правы, при использовании «спутника» негативный эффект данного излучения приходилось гасить другими артефактами. Но с недавнего времени это чудо природы практически перестало быть опасным для человека, приобретя новые свойства. «Спутник», собранный после весны прошлого года, можно использовать без малейшего вреда.

– Угу, – кивнул Шрам. – Слышал про такое. Только одно небольшое «но». Варана из «Воли» убило батарейкой от часов, когда он нес на себе «спутник» раза в два меньше того, что вы только что достали из сейфа.

– Ну вот, опять, – Захаров развел руками, в каждой из которых было по контейнеру. – Вы уж извините, господа, но, по моему разумению, пройти тоннель можно только одним способом – так, чтобы хтонические чудовища Зоны не успели распознать в вас потенциальную добычу. И могу заметить, что данные артефакты стоят раз в десять дороже побитого экзоскелета, который вы можете предложить в обмен на них.

Вот здесь Захаров был прав. Разве что в цене ошибся немного – естественно, в свою пользу. Но тут он хозяин положения, потому я скромно промолчал.

– Но если вы доберетесь до Припяти и сумеете остановить экспансию «Монумента», я готов простить вам этот долг, – сказал ученый, бережно кладя контейнеры на стол. – Более того, не поскуплюсь на приз, который наверняка устроит вас обоих – ведь речь идет о моей научной работе в Зоне, а это для меня дороже любых денег и артефактов.

– Договорились, – сказал я. – Единственный вопрос: как вы откроете вход в чернобыльское метро и как мы сможем вылезти наружу, если достигнем лаборатории в Припяти?

– Очень просто, – сказал Захаров. – Запоминайте коды доступа.

* * *

– А ведь профессор сам наверняка приложил руку к созданию этого самого подземного метро. И коды знает, и схему, и какие твари в тех тоннелях шарятся, – задумчиво сказал Шрам, когда мы шли по длинному коридору в сопровождении молчаливого громилы, которого нам дал Захаров в качестве проводника по базе.

– Может, и так, – не стал спорить я. Мне сейчас было не до споров. Дотянуть бы до койки, а там хоть трава не расти.

Громила привел нас в жилой сектор, где для нас была выделена отдельная маленькая келья с душем, столом, стульями и двумя вполне комфортабельными койками.

– Ужин сейчас принесут, – сказал он, захлопывая за нами тяжелую стальную дверь.

Я подошел к ней, толкнул. Закрыто.

Шрам усмехнулся.

– Видно, что ты впервые у Захарова с ночевкой. Это норма для яйцеголовых, чтоб гости по базе не шатались и не совали нос куда не следует.

– Да по барабану, – сказал я, возвращаясь на свое место и берясь за автомат – после активного использования оружие требовало серьезной чистки. – Так, для себя проверил.

– Ну и «торпеды» у профессора, – покачал головой наемник, берясь за свой «Винторез». – Сам он, что ли, таких выращивает – одни мышцы с головой, в которую они едят.

Полчаса мы оттирали оружие от нагара и грязи, пока громила не принес нам поднос с одноразовыми тарелками и кружками.

– Благодарю, баландёр, – хмыкнул наемник. – Будешь уходить, тормоза закоцать не забудь. Кстати, броня тут у вас неправильная – ни шнифта, ни кормушки.

– Да и вы не в тюрьме, – равнодушно произнес громила, ставя поднос на стол. – Кишковать закончите, шлёнки с кругалями прямо в дальняк определяйте, он автоматически любую материю разлагает на молекулы.

Я усмехнулся, глядя на слегка растерянное лицо Шрама. Вот тебе и «мышцы с головой».

– Судя по музыке, тебе до того, как в Зону попал, и на обычной зоне чалиться приходилось? – как бы между делом осведомился я, когда громила вышел за порог.

– А ты с какой целью интересуешься? – тут же прищурился Шрам.

– А ты с какой целью интересуешься насчет того, с какой целью я интересуюсь?

Наемник почесал бороду, прикинул что-то про себя и выдал:

– Всё, по ходу базар окончен, расходимся краями. И прошлое оставляем в прошлом. У нас завтра настоящего будет невпроворот.

– Принято, – кивнул я.

После ужина мы в темпе собрали оружие и завалились спать – завтра и вправду должен был быть трудный день, и неизвестно, доживем ли мы вообще до следующей ночи. Впрочем, мысли такого рода уже давно меня не напрягали – слишком часто в Зоне ночью дожить до утра, а днем до вечера и есть самая большая проблема…

* * *

Едва первые блеклые лучи солнца проникли в нашу келью через узкое, похожее на бойницу окошко, мы были уже на ногах. Наскоро плеснули в лица холодной водой, и только Шрам занес ногу, чтобы начать молотить сапогом в дверь, как та отворилась. За ней стоял вчерашний громила с неизменным подносом.

– Кушать подано, идите жрать, пожалуйста, – мрачно сказал он. Видно было, что обязанности официанта сильно тяготят сталкера. Но, видать, и вправду на базе ученых был дефицит кадров, и порой приходилось жертвовать репутацией, чтобы лишний раз не светить перед гостями то, чем на самом деле занимается научная станция.

Пока мы завтракали, громила сидел на койке, привалившись спиной к стене. Нормальная привычка бывалого воина – использовать для отдыха каждую свободную минуту. А после того, как мы выбросили в несколько необычной формы унитаз пустые тарелки, он поднялся одним текучим движением и, вытащив из кармана две маски-омоновки, протянул их нам.

– Одевайте, только прорезями на затылок.

Шрам брезгливо взял маску двумя пальцами, понюхал и скривился.

– По ходу, они у тебя в карманах со времен чернобыльской аварии тусуются. Ты давно свою камуфлу стирал, баландёр?

– Давно, – кивнул спокойный как удав громила. – Только маску все равно одеть придется. Иначе отсюда не выйдете.

– Эх, жисть моя сталкерская, – вздохнул Шрам, натягивая на голову омоновку. – Снайпер, если я задохнусь, напиши на моей могиле: «Пал жертвой научного эксперимента по выживанию. В моей смерти прошу винить живодера…» – как там тебя кличут, баландёр?

– Маркиз де Сад. Руки мне на плечи кладите – и пошли, – по-прежнему невозмутимо сказал громила…

Даже я сбился со счета, сколько раз мы повернули, прежде чем наш проводник разрешил снять маски. Проморгавшись от яркого света, резанувшего по глазам, я понял, зачем понадобилась такая секретность.

Это была оружейная. Я завороженно обвел взглядом многочисленные стеллажи, полки, пирамиды и стенды, расположенные вдоль стен зала площадью метров в двести, не меньше. Само собой, его середина тоже не пустовала – на полу раскорячились пулеметы, минометы и дальнобойные снайперские винтовки на сошках. Рядом с ними стопками лежали разнообразные защитные костюмы – от обычного камуфляжа с интегрированными защитными элементами до новейшего экзоскелета четвертого поколения WEAR 4Z.

Но больше всего притягивала взгляд пирамида, в которой свободно, словно обычные автоматы Калашникова, стояло штук пятнадцать новехоньких пушек Гаусса.

– Хорошо живете, – одобрительно сказал Шрам. И ткнул пальцем в пирамиду. – Никак, новая модель?

– Почти угадал, – кивнул громила. – Новейшая. Гаусс, стреляющий не одним типом искусственных артефактов, порождающих аномалии, а четырьмя: «жара». «электрод». «веселый призрак» и «дымка», аналог активной дымовой завесы. Магазин на двадцать зарядов, причем тип того или иного артефакта задается переводчиком режимов огня.

– То есть если я захочу, то могу двадцатью «жарами» стрельнуть. Или двадцатью «электродами» – на выбор.

– Точно, – сказал громила. – Но лучше губы закатайте. Эта машинка не продается и не выдается даже на самые ответственные задания.

– Так вот откуда у «Монумента» гауссы, стреляющие артефактами, – пробормотал я.

– На этот раз не угадал, – довольно резко сказал подручный Захарова. – Это у нас рабочие гауссы изначально появились на основе трофейных монументовских. В этом плане, надо признать, они на шаг впереди наших ученых. Мы лишь копируем и пытаемся улучшать их разработки. Но вы лучше помалкивайте о том, что здесь видели, вам же лучше будет.

Это прозвучало недвусмысленно, хотя никто и не собирался нестись в ближайший бар и трезвонить о навороченном арсенале научников. Ссориться с учеными – себе дороже. Да и вообще длинный язык никого никогда до добра не доводил – что в Зоне, что на Большой земле.

– В общем, экипируйтесь по полной – и погнали, – сказал громила, поправляя воткнутый в ухо наушник. – Только что передали – монументовцы зашевелились, так что поторопитесь, пока они не предъявили веские аргументы насчет вашей выдачи.