Текст книги "Режим Путина. Постдемократия"

ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ КОММУНИСТОВ

Что же касается собственно коммунистической партии, то 2003 год стал годом последнего преступления коммунистов, последнего предательства, которыми так богата предшествующая история этой партии. Предательства прежде всего в отношении «своих», так называемого левого электората, то есть наименее обеспеченных слоев населения, бедных, наемных работников, бюджетников и т. д.

Вся история компартии – это история вранья своим. Мы уже говорили о том, как для обеспечения этого вранья была создана грандиозная, не имеющая равных в современном мире система «красного пиара».

Именно «пиароцентризм» компартии обрек КПСС на поражение. Начиная с брежневских времен вся логика поведения коммунистов была логикой выживания, логикой удержания власти или хотя бы существования при власти. Но никак не логикой ее укрепления или тем более захвата.

С первых шагов перестройки КПСС, принимая шумные декларации в угоду общественным настроениям, в своих действиях шла на поводу у реального политического большинства (в рамках реального для сталинско-брежневского этапа механизма управления партией и государством), большинства замшелого, тупого, неразвитого, неинтеллектуального партаппарата. В угоду ему были упущены все возможности действительно прорывных реформаторских шагов, которые могли бы не сохранить власть, а радикально укрепить и преобразовать ее. Из-за ограниченности и неповоротливости этого серого обкомовского «большинства» страна менее чем за два года прошла путь от искренних митингов в поддержку перестройки под добродушным лозунгом «Партия, дай порулить!» до гневных требований отмены «шестой статьи», льгот и привилегий номенклатуры, «люстрации» и суда над КПСС.

В 1988 году в Нагорном Карабахе, в 1989 году в Прибалтике, в 1990 году в РСФСР, в августе 1991 года в Москве – всякий раз «правящее большинство» в КПСС брало верх и над консерваторами, и над нерешительными реформистами-карьеристами и вместо жесткого варианта (по примеру Китая) или, наоборот, предельно мягкого, суперреформистского (как, например, в Венгрии) избирало вариант агрессивно-трусливый – самый тупой, бездарный, ослабляющий власть и раздражающий общество.

Следует отметить, что у Китая и Венгрии есть нечто общее. В обеих этих странах, при том что в одной господствует «социализм с китайской спецификой» и «единолично» правит партноменклатура, а вторая лидирует в Восточной Европе по темпу и качеству капиталистических преобразований, является членом НАТО и вступила в Евросоюз, у власти через 15 лет после бархатной эволюции в Будапеште и кровавой контрреволюции на площади Тяньаньмэнь в Пекине остается та же самая организационно-политическая сила, что и на исходе 1980-х Только в Китае это компартия, сменившая уже третье поколение руководителей, а в Венгрии – социалистическая партия, бывшая социалистическая рабочая партия Яноша Кадара во главе с прямыми наследниками Кадара и Реже Ньерша – Дюлой Хорном и Ласло Ковачем, которая уже второй раз демократическим путем сменяет у руля власти политические структуры правой ориентации.

Даже после августовского краха компартия имела гигантские преференции, для того чтобы обеспечить политическое преемство власти. Нигде в странах бывшего соцлагеря – ни в Венгрии, ни в Польше, Болгарии, Румынии, Хорватии, Литве и Эстонии (а это только те страны, в которых политические преемники компартий в той или иной степени участвуют в высшем руководстве)[62]62
  Президент Польши в 1995–2005 годах – лидер движения бывшей ПНР в сторону НАТО и ЕС, выдвиженец партии – правопреемницы ПОРП, бывший глава польского комсомола Александр Квасьневский Президент Болгарии – тоже бывший комсомолец, лидер болгарской соцпартии (переименованной БКП) Георгий Пырванов (при этом премьер-министром Болгарии в 2001–2005 годах был последний болгарский царь Симеон II, свергнутый с престола в 1944 году в детском возрасте). До конца 2004 года Румынию возглавлял в качестве президента организатор свержения Чаушеску в 1989 году, бывший член политбюро ЦК РКП Ион Илиеску. Второй срок возглавляет Хорватию последний председатель президиума СФРЮ Стипе Месич. Действующий премьер-министр Литвы – первый президент Литвы и последний первый секретарь ЦК КП Литвы Альгирдас Бразаускас. Президент Эстонии – последний руководитель президиума Верховного Совета ЭССР Арнольд Рюйтель.


[Закрыть] – у компартии не было такого сверхмощного организационно-политического потенциала, такой эффективной социально-коммуникационной структуры, такой форы в противостоянии с неразвитыми, неструктурированными «демократами», как в России. И нигде все эти колоссальные преимущества не были столь бездарно профуканы. И не просто профуканы, а преданы вместе с интересами сторонников в угоду примитивно понятой, не рассчитанной на перспективу борьбе за доступ к властному ресурсу, понимаемому в самом примитивном ключе – как набор статусных привилегий.

Вместо того чтобы критиковать реформы Ельцина «слева», КПРФ критиковала их сзади. Вместо того чтобы создать мощную «левую» оппозицию, коммунисты превратились в оппозицию заднюю, в партию ретроградов.

Уже в момент официального создания КПРФ они не нашли ничего лучшего, как принять на съезде предложение генерала Макашова[63]63
  Организаторы учредительного съезда КПРФ в 1993 году планировали выдвинуть на пост председателя партии Валентина Купцова, ставшего последним первым секретарем ЦК КП РСФСР в августе 1991 года. Однако на съезде выступил радикальный антисемит и экстремист генерал Альберт Макашов, который предложил избрать лидером КПРФ Зюганова как человека, способного реально возглавить свержение «преступного режима Ельцина». Выступление Макашова переломило ситуацию и было поддержано большинством делегатов.


[Закрыть] и избрать своим, как оказалось, бессменным лидером Геннадия Зюганова – малосимпатичного идеологического работника среднего звена, олицетворение обкомовской партийной серости, антисемита, ретрограда, выходца из махровых рядов Полозковых, Рыбкиных и Зоркальцевых – всех этих бесчисленных внуков кузькиной матери, обреченных на неприятие большинством в нашей стране, большинством, так уж сложилось исторически, относительно образованным и культурным.

КПРФ неразрывно связала себя с убогой атмосферой сумасшедших красных митингов, обрела «славу» партии, которой для победы на выборах нужны «бешеные бабки – человек пятьсот». Все это время она выживала по «сырьевому» принципу, нещадно эксплуатируя невозобновляемый политический ресурс социального реванша со стороны вольных или невольных социальных аутсайдеров.

За пятнадцать лет своего пребывания в оппозиции коммунисты не предложили никакой «левой» альтернативы «антинародному курсу», никакой программы его замены «народным». За все эти годы они ни разу не вели реальной борьбы за власть, ограничиваясь борьбой против действующей власти, борьбой, в рамках сложившегося режима ставшей способом самосохранения, способом вхождения в новую политическую элиту.

Наиболее характерно проявилась эта схема на рубеже 1996–1997 годов, когда по стране прокатилась череда губернаторских выборов, закончившихся во многих регионах убедительной победой представителей КПРФ. Везде коммунистические кандидаты шли на выборы как оголтелые вожди «битвы против режима». Везде пользовались убогими, сталинистскими, часто антисемитскими лозунгами, обещая «восстановление советской власти». И практически везде сразу же после вступления в должность прекрасно встраивались в «режим», ассимилировались действующей администрацией президента (которую тогда вдобавок ко всему возглавлял ненавистный Чубайс). Везде тут же забывали о своих невыполнимых обещаниях.

Это и неудивительно: реваншистские лозунги с самого начала были откровенным «красным пиаром», не рассчитанным на реализацию в принципе.

Создав на руинах мечты о государстве рабочих и крестьян государство показухи, советские коммунисты отказались от тяжкой и чреватой демократическими издержками (вроде возможности утраты власти) оппортунистической технологии социал-демократов, когда борьба за власть встроена с систему интересов, когда приход к власти связан с определенными обязательствами перед определенными социальными слоями, которые приходится в той или иной степени выполнять. Вместо этого коммунисты учредили режим политического тунеядства, режим, подменяющий пропагандой элементарную заботу о социальных низах, режим несравнимо менее социальный, чем самые правые западные политические проекты.

Их последователи, коммунисты постсоветской России, предоставили в реформируемой России режим наибольшего благоприятствования для самого дикого капитализма. Узурпировав роль представителей интересов «социальных низов», коммунисты обеспечили увод всей мощной протестной энергетики этого слоя «в гудок», в пустопорожний пропагандистский треп. Отрицая реальность, истерически провозглашая лозунги «социализма и советской власти», они исключили из реальности вполне реальные общественные настроения, вывели за рамки влияния на общественный процесс десятки миллионов людей. Предлагая населению откровенно нереальную, катастрофическую программу, они обеспечили в 1996 году казавшуюся невозможной победу Ельцина – победу на инстинкте самосохранения населения страны, победу временно возрожденного «большинства 1991 года» над предложенным стране неприемлемым, опасным и бездарным зюгановским «нулевым вариантом».

И эти же коммунисты в 2003 году нанесли своим потенциальным избирателям последний удар в спину.

Четырехлетие путинской нормализации существенно понизило уровень социального негатива и при этом реабилитировало «левую» политику как таковую. У российского общественного сознания короткая память, и за годы, прошедшие с памятного лета 1996 года, живость переживания коммунистической угрозы, память о скинхедовской политической лексике ближайших сторонников «социал-демократа Зюганова» сошли на нет. В преддверии думской кампании 2003 года всерьез и с тревогой обсуждалась возможность формирования респектабельного партийного списка КПРФ – например, с Жоресом Алферовым и Сергеем Глазьевым в первой тройке, с опорой на очень серьезную финансовую поддержку недовольных Путиным олигархов. Такой вариант был возможен, и он, в отличие от варианта 1996 года не будучи катастрофическим для страны в целом, мог серьезно подорвать позиции действующей власти. Власть явно занервничала. Свидетельством этому стала и мощная антикоммунистическая информационная кампания в электронных СМИ, и спецоперация «Родина». Однако все эти усилия оказались чрезмерными.

Коммунисты справились сами. Они ввели в лидеры списка самого одиозного из антисемитских политиков страны Николая Кондратенко – политическое пугало, от которого прежде даже Зюганов и иже с ним предпочитали дистанцироваться.[64]64
  Последний глава Краснодарского крайкома КПСС и крайсовета (1990–1991), он же многолетний губернатор Краснодарского края (1996–2000), Николай Кондратенко прославился тем, что посвящал заседания краевого хозяйственного актива теме «борьбы с сионистскими курощупами». Активно и публично развивал теорию заговора «сионистов», внедряющихся в русские семьи в качестве еврейских жен.


[Закрыть] По всей видимости, коммунистические стратеги приняли «мудрое» решение: продолжать пилить свои золотые гири бытовой ненависти. Не срослось.

Те социальные слои, которые прежде бездумно, по инерции голосовали «за советскую власть и социализм», во-первых, подверглись естественной убыли, а во-вторых, переориентировались в сторону Путина и «Единой России», нового и куда более убедительного образа сильной власти. Что касается сознательных, активных противников «капиталистического пути», то для них брежневское пустословие КПРФ было мгновенно вытеснено молодеческим напором Рогозина и Глазьева.

Коммунисты пришли сами и привели тех, чьи интересы они якобы выражали, в тот же тупик, в который привела советскую экономику нефтедолларовая наркомания, паразитическая опора на невозобновляемый ресурс. Ресурс исчерпался, соратники товарища Зюганова отъездили свое на государственных иномарках, отлетали в Страсбург, отвыступались в телевизионных ток-шоу А дискредитированная, ослабленная «левая» политика оказалась приватизирована группами политтехнологов, которые не столь тупы и одиозны, как «партия Зюганова – Шандыбина», но еще более безразличны в отношении социально отстающей части населения страны.

«ПРАВОЕ» БЕССИЛИЕ

В современной мировой практике вакуум обычно заполняется. В Китае коммунистическая партия в отсутствие «правых» политических сил взяла на себя руководство строительством капитализма. В Чили «правая» диктатура Пиночета тщательно подготовила условия для мирного возвращения к власти традиционно смещенного «влево» чилийского демократического истеблишмента.

В отсутствие всякой эффективной социальной оппозиции рыночным реформам их идеологи, которые привыкли отождествлять себя с «демократическими» или даже «правыми» силами, оказались в исключительно выигрышной позиции. Придя к власти на волне широкого народно-демократического движения, они воспринимались самыми широкими общественными слоями как выразители их социальных интересов. На короткое время оказалось возможным предъявить обществу «рыночный проект» в качестве «проекта социальной справедливости» и обеспечить тем самым смягченное, психологически бесконфликтное преодоление травматичного переходного периода.

Однако «демократы» оказались союзниками и подельниками коммунистов в продолжении антигуманной номенклатурной политики, в игнорировании социальных проблем огромного большинства населения, в том числе той его части, которая активнейшим образом повлияла на радикализацию политических преобразований в стране.

«Возвращение продуктов на прилавки» в начале 1992 года стало таким же пиаровским мифом, как изобилие в набитых «Завтраком туриста» брежневских продмагах. В полном соответствии с законом сохранения энергии продукты не могли появиться ниоткуда – они были и раньше, только распространялись через государственно-распределительную систему. Продукты имелись, но были доступны не всем. Теперь они стали доступны всем, у кого появились деньги. Тем самым некоторая часть прежней неноменклатурной интеллигенции решила свою проблему, получив через деньги доступ к повышенному качеству жизни. Однако для огромного большинства социальные барьеры на пути к этому повышенному качеству не стали легче преодолимыми – в стране сохранилась многомиллионная масса населения, отделенная от «новых возможностей» столь же непроницаемыми ценовыми барьерами, сколь непроницаемыми были прежние барьеры спецраспределителей.

Попытка «демократов» строить государственную политику, обращаясь исключительно к «молодым-успешным», стала столь же циничной имитацией политики, как и попытка коммунистов паразитировать на «старых-безуспешных». С самого начала их проекты не брали в расчет реальность во всем ее многообразии, а значит, не могли обеспечить нормальные социально-политические перспективы не только для населения в целом, но и прежде всего для той части населения, которую «реформаторы» считали своей социальной базой.

«Яблоко» сразу же откровенно стало «компартией для образованных». Не предлагая своим избирателям ничего, кроме отдушины для сброса социально-психологической неудовлетворенности, партия Явлинского выступила в роли политического имитатора, с помощью которого некоторые социально активные люди сублимируют свою не имеющую реального выхода политическую энергию.

Что касается «Союза правых сил», то, не выдвинув за двенадцать лет из своих рядов ни одного опирающегося на реальность лидера (устойчивый миф о том, что таким лидером является Анатолий Чубайс, окончательно развеян последними – от 28 мая 2005 года – кадровыми решениями,[65]65
  Накануне завершения затянувшегося более чем на год процесса избрания нового лидера СПС появилась информация о том, что Анатолий Чубайс предложил на этот пост кандидатуру Леонида Гозмана – одного из крайних выразителей «правой неадекватности», человека контрпродуктивного и контрперспективного. В конечном счете Гозман стал заместителем при 29-летнем новом лидере СПС Никите Белых из Перми.


[Закрыть] выявившими не только политическую, но и психологическую неадекватность отцов-основателей СПС), с момента своего официального учреждения в качестве партии в мае 2001 года он был обречен по всей совокупности причин – объективных и субъективных.

Демократический аппарат с самого начала оказался заражен бациллами чепухи, суеты и мелкотравчатости. В течение многих лет, имея информационные каналы, какие-никакие финансы, осторожную поддержку власти, «демократы» первой волны так и не смогли создать ничего хотя бы отдаленно похожего на настоящую региональную сеть. Всю дорогу от партийной активности «правых» за версту разило прокисшей коммунальной кухней «Вороньей слободки». И эту ситуацию не смогло изменить даже «внедрение» в «правые» ряды несколько более здоровой (в бытовом плане) генерации комсомольцев от демократии из числа активистов «Новой силы» и иже с ней, позволившее на исходе 1999 года осуществить прорыв в парламент, что многим показалось грандиозным успехом.

Но главным генетическим уродством СПС и всей этой линии в развитии российской демократии стала ее полная, трагическая, оглушительная импотенция в сфере идеологии. «Правые» оказались не в состоянии уяснить, о чем, с кем и для чего они будут говорить, зато сумели навязать и самим себе, и всему обществу ряд очень прочных, вредных и дурных стереотипов о том, что важно и что не важно.

В результате в идеологическом подвижничестве «правых» выделились два важных направления.

Первое – это отстаивание принципов либеральной рыночной экономики, защита свободы предпринимательства, разработка важных и нужных законов, которые могли бы стать экономико-социальной базой реформирования России… В общем, такое вот бормотание. Может быть, по некоторым позициям и довольно важное, но никак не затрагивающее струн в душах людей, не способное ответить на основные вопросы этих людей, на вызовы совершенно новой, пугающе изменившейся жизни.

Ну и второе. Немедленный переход к контрактной службе и альтернативной дружбе, запрет губернаторам избираться более чем на три целых и 14 сотых срока, отмена депутатских привилегий (включая запрет депутатам ездить с мигалками по встречной полосе) и, конечно, чтобы все поголовно – в белых штанах! В общем, ты меня любишь или это пиар? Пиар, пиар, успокойся. Балаболим помаленьку.

Острейший кризис качества человеческого материала, интеллектуальная лень, неспособность выглянуть за границы штампов и химерических лозунгов – все это вместе взятое заставило «правых» изо дня в день балаболить, бормотать, организовывать праймериз и пиар и т. д. и за все это время так ни разу и не взглянуть, что происходит «за забором дачи». В итоге социальная соотнесенность «правых» с новым российским обществом оказалась иллюзорной. «Правые» объединили некую более-менее продвинутую часть давно не существующей советской интеллигенции (так же как «Яблоко» объединило той же интеллигенции задвинутую часть) – то есть псевдогруппу, не связанную ничем, кроме общего прошлого. И в этом плане оказались вполне близки к принципу консолидации коммунистов. Как и коммунисты, «правые» черпали свои социальные корни в прошлом, которого уже нет, и в результате повисли в пустоте.

А тем временем по всей стране четыре года подряд шли разговоры о «новом среднем классе» – и не только разговоры! Предприниматели средней руки, творческие работники, журналисты, военнослужащие, государственные чиновники и иные представители «новых средних» все чаще заговаривали о том, что у них, у наиболее продвинутых, агрессивных и самодостаточных в России людей, есть долг перед Россией и счет к России. Они считали, что страна должна развиваться динамично, что государственная власть должна быть строгой и жесткой, но не лезть не в свое дело. Что люди свободны, но не равны. Что у России есть национальные интересы. Что свобода предпринимательства, защита частной собственности, семейные ценности, борьба с преступностью и доминирование на мировой арене – это идеи из одного ценностного ряда. А пацифизм, свобода курения марихуаны, политкорректность, лесбиянство и эвтаназия – немножко из другого.

И в это же самое время «Союз правых сил» – типичное объединение либеральных интеллигентов, стоящих на политической шкале чуть-чуть «правее» «Яблока» и намного «левее» какой-нибудь Социал-демократической партии Германии, – попросту отказался от того, чтобы защищать интересы новых социально активных людей. Вместо этого он попытался навязать обществу вымышленный, фиктивный политический язык – эдакий «демоновояз», – на котором просто невозможно сформулировать настоящие проблемы России, настоящие ее потребности, связанные с «правыми» идеями. В борьбе за вожделенные 5 % голосов СПС вновь выбросил откровенный фальшак на политический рынок 2003 года и предъявил себя компетентным правоориентированным избирателям, тем, кто мог бы стать мощной социальной базой «правой» политики, в качестве самопровозглашенного претендента на «правый» электоральный ресурс, в качестве эдакой «Единой России» для богатых. «Совершенно понятно» – как это было принято у них в СПС говорить, – что с таким заходом лидеры СПС не имели иного варианта будущего, кроме как последовать за своими экранными копиями из гениального предвыборного ролика про вдохновенный полет Немцова, Хакамады и Чубайса на частном самолете – ролика, совершенно точно прозванного в народе «Фанерой над Парижем».

ТАЛАНТЫ И ПОЛКОВНИКИ

Обессмысливанием и «левой», и «правой» политики дело не исчерпывается. Ресурсное, паразитическое отношение к среде обитания в самом широком смысле (страна, город, структуры власти, люди, семья, друзья и т. д.) стало главной отличительной чертой периода первоначального накопления в постсоветской России и особенно ярко выявилось в России путинской.

Мы уже говорили о том, что Путина привели к власти две противоположные надежды – грубо говоря, «олигархическая» и «антиолигархическая». И что на рубже второго путинского срока начался ураганный, спонтанный всплеск протестных действий элиты, претендующей на право относиться к президенту страны как к своему (чьему-то) личному ресурсу. Силовому, финансовому, политическому.

В конце 2002 года разговоры о выделении сотен миллионов долларов на информационную кампанию, о массированной финансовой поддержке оппозиционных партий и о предстоящем до 2004 года уходе Михаила Ходорковского из бизнеса в политику уже никого не удивляли, стали привычными, фоновыми. На таком фоне достаточно определенно обозначилось стремление лидеров нового русского бизнеса к восстановлению политического стиля времен «семибанкирщины», к возвращению государственного механизма к роли «приводного ремня» олигархических интересов.

В 2003 году «лидеры бизнес-рейтингов» столкнулись с системным сопротивлением прежде всего со стороны государственных силовых структур, но одновременно и со стороны близких к этим структурам «новых олигархов». В экспертном сообществе конфликт быстро описали в терминах «противостояния питерских силовиков и прежней ельцинской семьи», как всегда упростив проблему до уровня обессмысливания.

О реальной подоплеке процессов, начавшихся в 2003 году, мы уже говорили – в том числе об их неоднородном, комплексном характере. Но есть еще одна проблема – проблема удивительно низкого «качества» этих процессов. Структурировать поле власти по принципу принадлежности к «старым» и «новым» семьям невозможно. Есть основания утверждать лишь то, что и «старые», и «новые» олигархические и аппаратные группы на самом деле очень близки по своим устремлениям.

Во-первых, организаторы силового наезда на «старых олигархов» всего лишь возмутились предлагаемой сменой приоритетов. Их не устраивала попытка передвинуть центр принятия решений из кабинетов в Кремле и на Старой площади в офисы ЮКОСа, «РусАла», ТНК и др. Сам же принцип олигархического реванша как продолжения реванша номенклатурного, как восстановления в полном масштабе политического режима, существующего вне всякой связи с реальными настроениями и потребностями населения страны, при переходе от группы Ходорковского к группе «питерских банкиров» не претерпевает никаких изменений.

Те грубые методы циничного выкручивания рук, лишения экономических прав, манипулирования правоохранительными структурами, силового перераспределения акций и т. д., от которых сегодня страдает «самая успешная и прозрачная компания в России», некоторые эксперты считают возможным атрибутировать именно ЮКОСу, особенно его структурам в регионах – якобы по праву первоприменителей ноу-хау.

А те методы, с помощью которых некоторые «православные олигархи» трамбуют сегодня авторов нежелательных политических оценок, абсолютно неотличимы от хорошо известных традиций «наезда по полной программе» от лица Березовского и Гусинского – разве что еще грубее и бесстыднее.[66]66
  В 2003 году член Совета Федерации от Республики Тыва, а ранее – известный банкир Сергей Пугачев подал в суд на Глеба Павловского, автора аналитического доклада, в котором критиковалась деятельность Пугачева и иных функционеров. Суд принял решение в пользу Пугачева, обязав Павловского выплатить в порядке компенсации морального вреда сумму, эквивалентную миллиону долларов США – небывалую в правоприменительной практике Российской Федерации.


[Закрыть]

Тем более опасно, что уровень политико-экономической элиты, ее «запас прочности», мельчает на глазах. Словами анекдота, элита «доженилась до мышей».

В 1992–1993 годах главная вражда шла по линии политических баррикад (президент – Верховный Совет). В 1994-1995-м – между разными подходами к экономике (Чубайс – Коржаков и Сосковец). В 1997-1998-м – между «олигархами» и младореформаторами, между противостоящими моделями взаимоотношений государства и бизнеса. И всякий раз оставалось ощущение, что помимо противостояния мелких амбиций и пустой корысти есть в конфликтах и борьбе какое-то иное смысловое содержание: политическое, экономическое, нравственное, наконец. И борьба шла не только за очередную «коробку из-под ксерокса» или чемодан с компроматом, но и за какие-то существенные политические варианты выбора пути для страны. Важно и другое: все это время подразумевалось, что помимо драки внутри власти существуют иные возможные зоны конфликтов и борьбы – например, между властью в целом и реваншистской красной оппозицией. Или между властью (вместе с оппозицией) и доведенным до ручки народом.

После «путинской стабилизации» в московских властных коридорах воцарилась атмосфера отчаянной вседозволенности. И никакого социального взрыва! И никакого иного сдерживающего фактора! В такой ситуации возможным стало все что угодно. В борьбе тенденций действуют законы истории. В соперничестве хищников – закон джунглей. В собачьей драке под ковром – нравы собачьей стаи. Мышиная возня не регулируется ничем. Хочется крупы? Снимем правительство. Кошки нашего догоняют? Назначим кошками хомячков. Желаю выйти тутова? Рубите дверь по мне.

Ужас, однако же, в том, что по своим последствиям мышиная возня может превзойти многое. Невменяемые мыши грызутся на пульте управления действующего (и не вполне исправного) атомного реактора. Социальная энергия огромного российского общества – это круче, чем атомный реактор. А ну как чей-то дрожащий хвостик зацепит какой-нибудь не тот рычажок?