Текст книги "Маленькие писульки большой девочки"

Красота – страшная сила или её ты ничем не испортишь

Дневник, у меня горе!

Я снова стала жирной коровой. Все то, что мучительно сбрасывала в течение трех недель, было благополучно нажрато за две.

Мне все стало окончательно ясно вчера, в три ночи, когда я сидела на кухне и поливала слойку с творогом сгущенным молоком и выделениями своих слезных желез. А потом ела. Плакала, но ела. Сморкала сопли в платок, но продолжала жевать, присюпывая чаем из большой пол-литровой кружки мужа.

Даже жирный мопсик смотрел на меня с укоризной. Хотя, возможно, он так смотрел из-за того, что я уплетала всю эту снедь в одно располневшее личико, не делясь с братьями нашими меньшими (привет, карлики!).

На самом деле, хотела сейчас накатать на эту тему слезливый пост, где буду долго распинаться об объективации, бодипозитиве, патриархате и угнетении моего ЖКТ.

Но не буду.

Ибо нехуй красотку обсуждать да советы ей давать. Начнут тут всякие про жир, хорошего человека и диеты. Сами вон сидите на диетах, а мне уже замуж не выходить. Буду пышкой сдобной, кренделем мясным, салом в шоколадке. Все равно до дня рождения не успею, а там дальше еще три месяца до купальников открытых. Или уже закрытых. Посмотрим.

Короче, я решила написать про красоту. Да вот так. И это никак не связано с жиром. Правда-правда.

Вчера мы ездили в гости к друзьям мужа. Там был какой-то достаточно пафосный прием у высокомерных ростовских снобов в большом доме армянского района, что уже звучит смешно.

Сразу скажу. Я была охренительна. Вот редко у меня бывает такое состояние себя. Новое платье, на самом деле ему два года, просто я стирала его с Лаской. Не то, чтобы ласке это нравилось, но кто будет слушать писк маленького пушного хищника? Красивые туфли, вечерний макияж. Два часа над лицом колдовала, пытаясь придать ему свежесть, забытую в 11-ом классе. Сделала.

Приехали туда. Там день рождения. Все вокруг такие ущербные, одна я такая в белом пальто красивая. «Ну что же? – подумала я – потерплю два часика в этой скукоте, да свалю тихонечко домой, оставив мужа на растерзание друзьям-партнерам». Не по-декабристски как-то, а что делать…

Вкусно ели, достаточно много пили, кроме меня, ибо я была типа «непьющей».

На самом деле нет, и мы с Кариной (хозяйка дома) вполне чудесно всосали бутылочку вина, пока я помогала подогреть ей горячее. Это было весело, душевно и увлекательно. Горячее суммарно было подогрето трижды, ибо нас все время что-то отвлекало, то разговор, то дети, то экскурсия по дому, то «давай допьем, чтобы никто не заметил и не понял… ик..».

В итоге, с горем пополам, горячее было вынесено двумя смеющимися нимфами на заплетающихся каблуках. Мужья, увы, все поняли и налили нам сок.

Праздник продолжился.

Мы скучали и обмахивались салфетками.

Пока Карина не позвала меня курнуть, где она из под клумбы (!) достала еще бутылочку «маминой наливки». В моих глазах прочиталось уважение, в Карининых предвкушение. Вечер перестал быть томным.

Спустя полчаса я обрела себе новую подругу, а гости обнаружили два обнимающихся, с полупустой бутылкой и друг другом, женских тела на лавке во дворе.

А мы, тем временем, говорили за жизнь, детей, мужей, работу и как готовить настоящий хаш.

Нахичевань (район Ростова) предстал в новом свете. Армянские женщины вошли в фавор, культурные черные дыры схлопнулись, образовав новую галактику межнациональных отношений.

Хорошая баба. Надо брать.

Однако, все это предисловие к самому главному. Красота, ведь тема.

Вечером, когда мы вернулись из маленького Еревана местного значения, достаточно остро встал вопрос о выгуле собаки, которая терпеливо ждала нас, сжимая попу и щуря ненавистный взгляд. Бросили монетку. Я сматерилась и, не переодеваясь, во всем красивом пошла на улицу.

Прогулка не задалась. Нет, что ты! Шла-то я королевой. Я чувствовала себя самой прекрасной женщиной на этом свете. Волосы красиво развевались, любимый Лютен окружал облачком восточных пряностей, пальто было светлым и чудесным.

Пока мопс на него не прыгнул.

Не беда! – подумала я, и решила пусть немного грязной, но все столь же манящей пройтись за сигаретами (эти некурящие армянки у меня полпачки выкурили, сучки!).

Все тот же Буденновский. Сверкает, манит огнями, едут машины, гуляют люди. Чувствуется приближающаяся весна. На улице тепло, в душе умиротворение, шар счастья алкогольного расслабления еще не сдулся. Мир идеален. Дама с собачкой идет за куревом.

Собачка резко присаживается

Собачка за три секунды выдает такую порцию жидкого говна, что лошади уже готовы принять ее в табун.

Дама выдает такую пламенную речь, что ближайший сапожник кидает отличное предложение о вакансии.

Я не буду рассказывать, что только лишь люди, которые резко стали смотреть за мной и моими действиями, а также водитель только что припарковавшейся машины, возле которой все и случилось, заставили меня достать пакетики из кармана и начать убирать ЭТО.

Нет. Зачем тебе, дневник, знать такое? Ни к чему все эти разговоры, как я одной рукой собирала/наливала в пакет отходы жизнедеятельности, другой рукой держала Балика на поводке, спасая от смерти на дороге, а ртом уперлась в плечо, пытаясь побороть рвотный рефлекс.

Запах. Ммм… Чарующий аромат родного испражнения. Консистенция – достойная лучшего горячего шоколада Бельгии. Порция – как в старых добрых советских столовых. Много и дешево.

Я просто расскажу тебе мораль сей записи.

Мораль

Дневник, когда ты собираешь за своей собакой, следи внимательно за своей рукой. Ведь случайно отвлекшись на что-то (вытягивание собаки из под машины, например), ты рискуешь изменить положение кисти, и тогда то, что ты складываешь в пакет очень удачно выльется тебе прямо на запястье.

На то самое, где часы Марка Якобса и рукав светлого пальто. На то самое, которое тебе будет нечем вытереть, ибо платочки ты с собой взять забыла. На то самое, где когда-то был Лютен. На то самое, которым ты будешь потом долго бить по пучеглазой морде, остановившись только тогда, когда рука начнет тупо болеть.

Гринпис, нахуй!

Совет 1.

Сигареты лучше покупать заранее.

Совет 2.

Кормить мопса яблоками запрещено категорически!

Совет 3.

Никакое платье не сохранит твою самооценку, когда ты в дерьме. Такова жизнь.

А там ведь еще все смотрели.

Сколько стоит смена лица, дневник?

Правдивая история о голодающей женщине

Художник должен быть голодным, чтобы творить и создавать.

Привет, дневник.

Как же хочется кушать.

Не то чтобы я голодала, но сегодня голодаю. Обед не взяла, деньги дома забыла. Когда в маршрутку с утра вползала, то судорожно рылась по сумке, собирая грешные рубли на оплату проезда.

Ладно хоть нашла, а то бы неудобно получилось. Уже представила себе такую картину:

Дверь открывается и я, резко подрываясь. начинаю бежать на каблуках по битому асфальту. Возможно упаду, сломаю ногу, меня догонит маршруточник и добьет ногой в лицо.

«На тебе, сука! На! – будет кричать он, оттаптывая мне макияж и нос своей подошвой обуви из Центро – Обмануть меня хотела, лярва!»

Я закричу, вопьюсь зубами ему в лодыжку и перегрызу сухожилия. Кровь заполнит своим солоноватым с привкусом железа раствором всю мою ротовую полость, а я, дико смеясь, резко подскочу, оттолкнувшись лопатками от мостовой, на ноги и одним ударом ребра ладони снесу ему голову, неистово рыча.

Оглянусь. Пойму, что обозленные бабки, спешащие на рынок, уже обступают меня со всех сторон, перекидывая клюки из руки в руку, и их взгляд, полный злобы, не обещает мне ничего хорошего. Я встану в боевую стойку, откинув мешающую сумку в сторону, приготовлюсь принять неравный бой.

Под нечеловеческий рык первой провокаторши:

«Шмара, из-за тебя я в поликлинику опоздаю, а я старшая по скандалам в очередях» – нанесу первый удар на предупреждение, проткнув каблуком адамово яблоко студенту-девственнику. Это ошибка.

Ведь каблук завязнет в его гормональном вязком спермоподобном выделении, льющемся из трех прыщей, которые я проткнула мимоходом, неровно целясь своей обувью-убийцей.

Дедушка в поддельных орденах воспользуется секундной задержкой, чтобы нанести удар справкой прямо мне по печени.

Согнусь, и пропущу по почкам от провокаторши с клюкой.

Упаду опять, мир потемнеет и остановится. Враги будут наступать, сжимая теснее кольцо моей гибели. Я почувствую первый укус в бедро от зомби-секретарши отдела областной статистики, пытающейся сразу отхватить кусочек получше. Вой раздастся над Буденновским. Шакалы будут оповещать о поимке крупной добычи, ведь я так и не похудела.

Красная пелена боли и отчаяния застилает глаза. Вся жизнь проходит яркими слайдами. Я буду вспоминать мужа, собаку, родителей. Яркое солнышко и вкусный сочник из институтской столовой. Я смиренно готова принять свою участь. Забвение, тишина, спокойствие. Еще чуточку и всё. Не надо больше страдать, надеяться, переживать. Боль уйдет, мир исчезнет. Тишина…

Хрясь! Это голодная женщина-банши, и по совместительству продавщица рыбы на рынке, вцепилась мне в руку, намереваясь одним махом оторвать всю конечность и ускакать в логово кормить своих детенышей. Хрясь, и что-то треснет на моей руке, отозвав мою апатию и вызвав первородную ярость.

«ЭТИ ЧАСЫ ПОД ПОЛТОС СТОЯТ, МРАЗЬ!» – заору я, чем приведу банши в состояние замешательства и даже смущения, что смогла показать высший пилотаж на её профессиональном поле.

Сосредоточившись, собрав свою волю в кулак, я перевернусь на живот и резко выдохнув, подпрыгну на сиськах до высоты третьего этажа, откуда начну их давить своим авторитетом.

Двоих бабок разорвут на части мои ожившие волосы, одного я раздавлю в жидкую лепешку, падая с высоты жопой на него, ведь я все еще не похудела, четвертому взорву голову дилетантскими рассуждениями о власти дискурса. А дедушка с орденами поддельными убежит после моего вопроса:

«А документики предъявите на цацки, гражданин».

И вот такой хромой, покусанной, вся в крови я бы явилась в офис под громкий аплодисменты всех сотрудников. Мне бы кидали цветы, говорили благодарности, целовали руки, а руководство уже бы пообещало купить мне новые часы.

А дальше, они бы укрыли меня пледом и сразу отвели в ресторан, где меня уже ждали: пельмени, рулька, салаты, пироги и вкуснющие мамины блины с мясом, десерт Анна Павлова в количестве 50 штук.

И меня бы кормили, поили.

Предлагали попробовать вот этого авторского блюда от благодарного шеф-повара.

А когда я совсем устану, то меня положат на удобный кожаный диван и улыбчивая медсестра поставит мне капельницу питательную с борщом, чтобы я смогла есть, даже пока сплю.

Господи! Как же хочется жрать! Домой хочу скорее. Там столько всего, а я тут, давилась отвратительным юбилейным печеньем юбилейной давности изготовления.

Пока, дневник.

Это сложно.

Как я пережила увольнение или история о женщине, которая смогла

Дневник, как же я сегодня пересрала.

Привет, родной.

Сейчас вот просто садись на попу ровненько и начинай представлять ту страшную историю, которая тебе будет поведана в следующие секунды/минуты/часы, смотря с какой скоростью ты читаешь. У меня просто есть подруга, которая читает медленно, и очень обижается, когда я ей намекаю на это. Правда, Лара?

Прежде чем я начну говорить о женщине, которая смогла, будет предыстория.

У нас на работе, как и во многих других местах, сейчас начались сокращения. Уже поувольняли со склада, убрали маркетолога, закрыли целый отдел телемаркетинга, сняли пару менеджеров, сократили логистов. Миша, бай-бай, я по тебе скучать не буду. И судя по тому, что я работаю в отделе персонала и дружу с главбухом, конца этой истории пока нет. А значит, что любой может оказаться тем кандидатом на вылет и уверенности нет ни у кого.

Надо отметить, что если склад и транспорт у нас увольняли просто, то с офисом есть целая церемония. Наш генеральный директор вызывает жертв к себе и уже там, после душевного общения, сообщает об этом лично. Ему кажется, что таким образом он снимает негатив и проявляет свою человечность и высокие моральные качества, не перекладывая ответственность исполнения негативного решения на других. Он-то прав, но мудаком его продолжают считать, грозясь Трудовой Инспекцией за то, что заставляют писать по собственному, а не по сокращению.

И каждый боится получить тот страшный звонок. Кроме меня, конечно. Я-то баба самоуверенная и цену себе знаю, еще я перед каким-то генеральным не трусила. Где он, а где небесная красота и харизма нашей компании?

Пришла сегодня на работу, даже не опоздала от времени на которое мне позволительно опаздывать. Короче к 10 была уже на первом этаже здания.

Добралась до места, сделала кофе, дорисовала правый глаз, на который времени не хватило, но благо очки опять выручили.

Сходили покурить с кадровицей, дала экспертную оценку её новому ухажеру, посмотрела анкеты, который мне скинул рекрутер «на поржать», вставила картиночку в старый тренинг продаж, которому добавила новое слово и парочку модулей, назвав это «Продажи в кризис», с телефона шлялась по ЖЖ.

В трудах, заботах прошло два часа. Мысли потекли в русле обеда и диетичности окрошки.

Как тут неожиданно поступил звонок.

Я, весело обсуждая очередного мужика со смешной фамилией и голым торсом на аве резюме, взяла трубку:

– Семь дней – раздалось в трубке – ты умрешь через семь дней.

Мир померк, глаза застлала пелена. Звонил Он.

– Простите, что?

– Поговорить надо – сказал генеральный – зайди ко мне.

И тут я поняла, что кто-то себя переоценил.

Я встала. Трагичным голосом Иисуса оповестила кабинет, что вызвали к директору.

Рты открылись, солнце скрылось, радио заиграло Лару Фабиан, кто-то тихонько заскулил и начал плакать. Успокоив плачущего 25-летнего парня-рекрутера, вытерев сопельки ему, поправив помадку себе и взбив волосы, я вышла.

Пока шла, понимала, что ноги мои стали хуже слушаться явно не из-за ежевечернего бега. Размышляла про работу и то, что в среднем на поиск нормальной вакансии по моей должности надо полгода. А с учетом кризиса цифра удлиняется до бесконечности, как объем силикона в грудях естественной Памелы Андерсон.

Пришла в приемную. Помощница попросила подождать несколько минут на стульчике. Я сохраняла внешнее спокойствие, поливая содержимым мочевого пузыря все стены внутри сознания, утешая себя только тем, что эта намалеванная мымра тоже скоро будет уволена (мне донесли) и ее функции отдадут секретарше.

– Заходите, Люся.

Зашла. А там сидит Он. Такой большой, неприятный, страшный, мерзкий, неказистый генеральный.

Села рядом.

– Брм, маоашопт, iowhfj – изрыгнул он нечто непонятное из своего рта.

Я напрягла слух. Услышала, что он рассказывал что-то про сложное время и общие для страны нелегкие времена, когда просто необходимо применять порой не самые приятные меры.

«Не томи уже, ублюдок» – думала я, поддакивая ему головой.

Он зашел на тему моей работы, профессионализма и тому, как мы приятно сотрудничали вот уже больше двух лет.

«Господи, ну какого хрена так долго, заебал. Делай уже.»

Вслух же согласилась и расписалась в своей любви к нему и компании. Он согласился, дескать, не сомневаюсь, о вашей лояльности можно легенды слагать.

И тут он подошел к главному, я чувствовала это кожей, каждой клеточкой своего проспиртованного тела.

Он задался вопросом, а какие действия можно предпринять? Я поняла – это мой шанс. Наплевав на то, что вопрос был риторическим и для связки слов, я сыграла Ва-Банк.

Меня понесло. Я рассказывала про возможность сокращения ФОТ, через перевод людей на половину ставки (официально, так то они как работали так и будут, просто часть вчерную платить), о сокращении расходов на корпоративные мероприятия (хотя их не так много было), распределении обязанностей и полной заморозке подбора, увеличении плановых показателей для менеджеров, сокращении бюджета рекламы, внутренних расходов, сдачи части помещения в аренду (я не хочу искать работу, сука!), изменении системы KPI, увольнении ненужного вспомогательного персонала (вот почему курьер будет, а меня нет?!).

– Стоп! Люся, спасибо за ваше мнение, но я вас позвал не для того, чтобы вы мне советовали, что делать. Я это без вас знаю. Я вас за другим вызвал. И вы это проговорили.

– Увольнение? – сказали мои округленные глазки (да, я не только улыбаться ими умею)

– Не волнуйтесь, вас мы не увольняем. Вы нам нужны. Я хотел вас попросить, чтобы вы пересмотрели систему KPI. Нам необходимо уменьшить бонусную часть. Сами понимаете, дело деликатное. Нам надо растворить уменьшение зарплаты в новых показателях. Или же, сделать так, чтобы они зарабатывали те же деньги при других, более высоких, показателях.

Я смотрела на него и думала: Какой же ты красивый. И возраст так к лицу и форму хорошую сохранил. Дай Бог всем так выглядеть как он в свои N-пять лет. Послала же мне судьба такого внятного руководителя. Умный, интересный, харизматичный, мужественный.

Была бы не замужем, возбудилась бы.

– Конечно сделаю. В какие сроки? С кем по цифрам работать?

– Все данные я уже передал главному бухгалтеру. С ней поработайте, пока финансовый все равно в декрете.

Я вышла оттуда окрыленная с вновь вернувшейся уверенностью. Когда помощница генерального попросила забрать газеты, занести в отдел продаж, я, не поворачивая головы, ответила, чтобы сама несла или курьера вызывай, все равно кофе пьет. И ушла. Прокручивая в голове, что за выходные с этим справлюсь, а дальше можно выдыхать.

В кабинете меня встречали сначала с опаской, но после того, как узнали, что остаюсь – радовались.

– Я думал тебя уволят – сказал рекрутер.

– Таких как я не увольняют, мы сами уходим. Мог бы уже понять это – ответила я, смерив его уничижительным взглядом, и набрала смску буху, чтобы курить шла.

Там я еще долго ей высказывала за то, что не предупредила меня, а я из-за нее чуточку перешугнулась. Она смеялась и говорила, что просто не успела, ибо вся в 6-НДФЛе.

На обратном пути я пошепталась с Оленькой-секретаршей, рассказав ей чудную историю, как меня хотели уволить, но я смогла убедить своей жесткой аргументацией: Люся – лучшее, что было в нашей компании.

Пускай все знают.

А матку, которая у меня выпала, когда поступил звонок, я уже помыла и обратно вставила. Негоже ей валяться и мой авторитет ухудшать.

Такие как я ничего не боятся.

Дневник, пока.

Я убила в себе мать

Глядя в зеркало сегодня утром, я сделала пальчиками пистолет и с тихим словом «Пуф» расстреляла последнюю надежду на жизнь у одного возможного эмбриона.

Привет, дневник.

На протяжении последних недель мы активно с мужем решали, рассуждали и подсчитывали финансы на будущее ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение). Вот прямо вечером садились и как давай считать.

Сумма выходит внушительная под сто пятьдесят тысяч рябчиков за введение в меня того, что должно вводится само и приятно, а не с помощью хирургических инструментов и глазок над марлевой маской.

Сидели, пили вино, терли за жизнь, обдумывали планы на дальнейшую бытность. И вот в этот самый момент под красное сухое, сметанковый сыр и тоненькую палочку Винстона я очень отчетливо осознала, что мне страшно. Вот прямо настолько, что аж писать хочется. Тот самый ребенок, который был только в фантазиях, больницах и разговорах с родственниками/подругами, вдруг стал очень реальным, и уже сейчас начал накидывать свои толстые цепи мне на руки словами супруга:

– Ну хоть курить бросишь теперь, балкон в порядок придет без твоего пепла, и мама моя перестанет креститься когда заходит на него.

И гаденько так гыгыкнул.

– То есть я по-твоему свинья? – спросила я.

– Причем тут свинья? пепел везде.

– А мама твоя вечно мной недовольна, да? Ну так иди живи со своей мамой! Не я тебя замуж звала, знал кого берешь! – решила докрутить гайки я, чтобы вызвать у мужа чувство вины и перевести тему с сигарет хитрой манипуляцией.

– Хер ты тему переведешь, – слету раскусив мою интригу, сказал муж – не начинай, я тебя не первый день знаю. Легкие, милая, мы тебе не купим. Так что замолчи и протри подоконник уже, руки поставить нельзя.

– Шовинистская сволочь!

– А ты сучка.

– Я лучшая сучка в этом районе. – промурлыкала – Люблю тебя.

– И я тебя, принести еще вина? – спросил мужчина моей мечты, удалившись на кухню.

И пока он шел, я отчетливо осознавала тот масштаб катастрофы, ожидающий меня в будущем.

Я поняла, что мне придется не только бросить курить, что на самом деле хорошо, но и бросить свою работу. Мне придется с утра до вечера находится рядом с ним. Я откажусь от отпуска на неопределенный срок. Я буду просыпаться по ночам, водить его за ручку по квартире, целый день сидеть дома, наплевав на себя и личные планы. Вся моя жизнь будет вокруг памперсов, колясок, питания.

Вспомнила все истории из гинекологической практики моей тети. Представила, что это может случиться со мной. Мне стало страшно. Мне стало страшно за фигуру, за тело, за мозг, который усохнет под влиянием добровольного домашнего ареста. Он будет сосать грудь, или что хуже, я буду ночами варить смеси. Моя жизнь станет чернее ануса представителя негроидной расы.

И казалось бы, ведь все так живут и все равно счастливы, но у них есть нюанс. Они любят, или заставили себя полюбить. Я же начала ненавидеть. За те планы, которые он мне портит. За время, которое я отдам на него. За свою жизнь.

Ирония судьбы, но в момент когда давняя и сложнореализуемая фантазия на тему детей, спустя операции и дорогое лечение, вдруг начала претворяться в жизнь, я поняла, что не хочу.

Совсем. Никак. Нет. Только не это. А если я не полюблю его, а я его уже не люблю, то что тогда? Зачем? Ради чего жертва? Ради мужа, родителей, общества, статистики?

Спустя столько времени после приговора о бесплодии, лечения, переживаний родственников за тот злополучный аборт, я вдруг отчетливо поняла, что приговор-то был оправдательным.

И мысли про то, что разменивать остаток своей жизни на кого-то, кто, появившись сам, убьет меня – это не цель моей жизни. А денег сколько тратить? Дети – не самый удачный финансовый проект, если рассматривать его с точки зрения не любви, а хотя бы вложений в будущий стакан воды.

Так странно. Такие простые и очень доступные клише, вдруг резко перестали быть простыми словами, став жуткой (для меня) возможной реальностью. Я отказалась. Решила вот очень легко, просто и кристально ясно.

– Я тебе оливок еще принес – сказал появившийся супруг в дверях балкона – и тряпку, чтобы ты все-таки вытерла подоконник. Сама засрала, сама и три.

– Я не хочу детей. Если хочешь, то можем развестись, ты ведь хочешь.

– Ладно сам протру, чего уж – пробурчал и, помолчав несколько минут под мои нервные тяги сигареты, продолжил – зато ты теперь полноценная феминистка. Только прыщи не отращивай, а уж с доебом я помогу – сказал он, домывая подоконник, после чего ушел в зал, не слушая мои сумбурные увещевания о его неправильном понимании идей феминизма.

Холод в наших отношения длился больше недели. Было еще два разговора. Вчера окончательно решили отложить решение еще лет на пять. Потом может из детдома возьмем.

Может. Ну а пока, у нас есть заготовленные деньги, которые я радостно предложила потратить на Болгарию или Черногорию.

И чувство невообразимого облегчения и счастья неожиданно стало меня переполнять. Впервые за столь длительное время я по-настоящему счастлива, дневник. Это чудесно! Хочется обнимать мир. Я не буду рожать! Ура!

Это потрясающее чувство свободы. Ну а мама, свекровь, другие маткастрадалицы если хотят плакать, пускай плачут. Меньше воды на слив унитаза потратят.

Это нынче дорого, нам вот на 2500 насчитали за водицу, утырки.

К черту детей! Сумку мне за сорок штук!

Все. Моя депрессия, переживания, страдания окончательно закончены. А когда себе подколю немножечко лоб, так вообще все хорошо станет.

Не волнуйся, дневник, все будет в пределах разумного.

Покасики.

Пойду покурю.