Текст книги "Группа ликвидации"

Глава 29

В Кируне мы завязли в трясине бюрократизма. Когда же у меня наконец появилось время и возможность искать Лу, ее уже и след простыл. Я установил, что, дав все необходимые показания и подписав все требуемые бумаги, он улетела первым же самолетом на юг. Думаю, я бы без труда смог выяснить, куда она отправилась – ведь я был опытным секретным агентом, – но я не стад себя утруждать. Если бы она хотела дать мне о себе знать, она бы оставила записку. Если бы она хотела увидеть меня снова, она знала, что скоро я вернусь в Стокгольм. И меня там нетрудно было бы найти.

Да, я отправился на охоту. После всех этих разговоров о полковнике Стьернхьелме и фамильном имении в Торсстере я почему-то почувствовал себя обязанным отправиться туда и поговорить с престарелым господином. Он был сама любезность. Я так и не понял, сколько ему было известно о моих приключениях – возможно, все до последней детали. В конце концов, v него же был воинский чин, а Швеция маленькая страна. Охотничья удача мне благоволила. На второй день v моей засады появился красавец лось с величественными рогами. В руках у меня была неплохая винтовка – настоящее оружие, а не "шприц"-автомат, но я почему-то так и не решился нажать на спусковой крючок. Я просто смотрел, как большое животное степенно пробежало мимо и исчезло в зарослях. Он мне не сделал ничего плохого, и у меня не было насчет него никаких инструкций. Но как и любая сентиментальность, мое великодушие ни к чему хорошему не привело. Парень в соседней засаде убил его наповал из 9-миллиметрового "маузера". На следующий день я вернулся в Стокгольм, где меня ожидала очередная порция бюрократической жвачки.

Как бы там ни было, прошло еще недели две, пока я как-то вечером не отправился в ресторан, куда мы с Лу ходили в первый день нашего знакомства. В хорошем стокгольмском ресторане – даже с музыкой и танцами – никогда не шумно. Не знаю уж, как им это удается, но шведы, набившись в зал до отказа, могут есть, пить, разговаривать, смеяться, извергая при этом значительно меньше децибелов, чем такое "же количество американцев. Я это говорю не в плане рассуждении о своей родине. Это просто констатация факта.

Сидя за двухместным столиком у стены и не ожидая ничего из ряда вон выходящего, я воспользовался этим тихим местом, чтобы спокойно перечитать только что полученное мною письмо. Поэтому, услышав над головой свое имя, я вздрогнул от неожиданности. Я сразу, конечно, узнал странный, чуть хрипловатый, низкий голос. Такой голос невозможно забыть. Я вскочил на ноги. Она стояла с метрдотелем, который, Увидев, что ее узнали, поклонился и ушел.

– Привет, Мэтт! – сказала она.

– Привет, Лу.

Она почти не изменилась. У нее по-прежнему были короткие волосы. Впрочем, прошло не так уж много времени, чтобы они успели отрасти. На ней было новое платье, темно-синее, с длинной юбкой и стоячим, довольно высоким воротничком. Ее наряд походил на те строгие платья на пуговках, которые носят девушки-работницы, хотя и был пошит из очень дорогого материала. Когда она садилась, платье приятно зашуршало. Я тоже сел. Мы долго смотрели друг на друга и молчали.

– Мне нужно было все обдумать, Мэтт, – сказала она вдруг без всякого предисловия. – Мне надо было свыкнуться с мыслью, что Хэл все-таки умер.

– А ты не знала?

– Я... я не была уверена. Я это подозревала, конечно, в противном случае я бы ни за что не решилась обратиться к американскому агенту за помощью, но бывают такие моменты... Вот, например, сразу же после ареста Каселиуса, когда все вдруг пошло вкривь и вкось. Вдруг я решила, что Хэл мертв и что я сделала ставку на его жизнь и проиграла. Конечно, я никому никогда не говорила, даже Веллингтону, о своих сомнениях – что Хэл умер. Если бы произошла утечка, если бы Каселиус что-то узнал, он бы понял, что я веду с ним двойную игру.

Старая песня! Но это все уже было в прошлом. Она махнула рукой.

– Что это за письмо, можно спросить?

– От моей жены. От бывшей жены, я бы сказал. Это официальное послание. Она встретила хорошего человека, он владелец ранчо и обожает детей. Они его тоже любят. Или им нравятся его лошади. Мальчики, во всяком случае, всегда с ума сходили по верховой езде. Мне можно не беспокоиться об алиментах, оговоренных решением суда. Я могу уплатить их в удобное для меня время, и она отложит их для обучения детей в колледже. Она не требует для себя никакой денежной компенсации. У нее все хорошо, и она надеется, что и у меня тоже все в порядке. "Искренне твоя. Бет". – Я скроил гримасу и отложил письмо. – "Искренне твоя". Что ж, она всегда отличалась искренностью.

– Не надо, Мэтт, – покачала головой Лу.

– Знаю. Зачем злословить! Она старается быть со мной милой, насколько это ей удается. Нет, правда, она ужасно милый человек, и я отстегаю этого ранчеро его же собственной уздечкой, если он будет ее обижать... – я осекся и, помолчав, добавил: – Наверное, мне не следовало бы упоминать о намерении кого-то отдубасить. А то кто-нибудь подумает, что я и впрямь это сделаю.

Она посмотрела на свои руки и ничего не сказала. Я стал озираться в поисках официанта – и он тотчас вырос за моей спиной. В этой стране официанты не заставляют себя долго ждать.

Я заказал выпивку.

– Ты хочешь сухой мартини? – удивилась она. – Я же предупреждала тебя о качестве местного джина.

– Если я от него загнусь, то лучшего способа умереть и не придумаешь. – Потом я опять замолк. Что-то тема телесных повреждений и смерти возникала в нашем разговоре слишком часто.

Наконец она спросила:

– А что произошло после моего отъезда из Кируны?

– Развернулась операция прикрытия по всем правилам идиотизма. Ты что, не читала газет? Ты оказалась богатой американкой, которую похитили международные гангстеры с целью получения выкупа, Элин была отважной шведской девушкой, игравшей роль моего провожатого, а я пытался тебя вызволить. Кто я, не вполне ясно. Слово "шпионаж" не было упомянуто, о фотосъемках не сказано ни слова, а некая великая держава, расположенная к востоку от Швеции, к данному происшествию не имела никакого отношения. – Я бросил на нее взгляд. – У меня для тебя сюрприз. Твою статью опубликуют – с моими фотографиями.

– Как это тебе удалось? – изумилась она.

– После того, как в местной полиции проявили пленки и уничтожили все кадры, представляющие хотя бы отдаленный интерес для потенциального противника, они разрешили мне взять жалкие остатки. Ты же помнишь, мы отсняли кучу пленок, и к тому же я время от времени снимал понравившиеся мне виды – пока ты отвлекалась... Ну и вот, просмотрев материал, я понял, что там можно кое-что выбрать. Статья выйдет в ближайшем номере, и редактору грех было бы жаловаться – вот он и предложил мне поработать с тобой вместе над новой статьей в таком же духе. – Я взглянул на нее. – Ну что скажешь – поработаем?

– Ну... – ответила она после минутного замешательства, – это звучит заманчиво, Мэтт...

На ужин нам подали рыбу. Здесь не умеют готовить мясо, может быть, по той причине, что у них нет стоящего исходного материала, но зато они способны взять любое водоплавающее существо и устроить праздник гурмана. Потом я поймал такси и довез ее до отеля. На этот раз мы с ней остановились в разных отелях. Когда мы дошли до двери ее номера, она не стала долго раздумывать. Она просто вошла, оставив дверь открытой – для меня. Я тоже вошел и закрыл за собой дверь. Она бросила на кресло перчатки и сумочку. Платье приятно зашелестело, когда она повернулась ко мне.

– Как оно чудно шуршит, – сказал я, указывая ладонью на платье.

– Ну, наконец-то ты заметил! – Потом в ее глазах вспыхнул шаловливый огонек, зажегший во мне надежду.

– Оно не очень дорогое, – промурлыкала она. – Можешь разорвать, если хочешь.

– Сцена изнасилования в Кируне – нервных просим не смотреть, – сухо заметил я. – Я теперь до конца своих дней не отмоюсь, да?

Она молчала, улыбалась, ждала. Говорить было нечего. Я шагнул к ней, не зная толком, что же теперь делать. Я чувствовал себя как подросток на первом свидании. Я стал расстегивать крючки на ее платье, начав с самого верхнего. Потом вдруг она оказалась в моих объятиях, как то и должно было случиться, и все вроде бы шло как по маслу, все было просто великолепно, а потом все вдруг кончилось – и уже совершенно безнадежно.

Она издала сдавленный всхлип. Я отпустил ее и отступил на шаг.

– Прости, Мэтт, – прошептала она. – Мне ужасно неловко. Вот почему... Мне казалось, что, если я немного отвлекусь... казалось, я могу забыть...

– Я понимаю, детка.

– Тот человек со сломанной шеей в кустах у дороги, – шептала она. – И еще один у хижины с пулей в спине. В спине, Мэтт!

– Да. В спине. Так уж получилось, что он не туда смотрел.

Она резко помотала головой.

– И сам Каселиус... Я ненавидела его, как никого в жизни. Но он же сдался, Мэтт. Он же поднял руки вверх.

– В детстве я знал одного парня, который любил кидать в ребят камнями и обзывал всех ужасно обидными кличками, но стоило тебе врезать ему как следует, он начинал молить о пощаде. Так ему удавалось избегать синяков и шишек.

Она снова упрямо замотала головой. Тогда я сказал:

– Работа у меня такая, Лу. Мне надо было выполнить задание, вне зависимости от того, куда он девал свои руки. Я не мог допустить, чтобы какому-нибудь бедняге пришлось начинать опять все сначала.

– Знаю, – прошептала она. – Знаю. И знаю, что он хотел убить и тебя и меня, и что ты меня спас, но все же...

– Да, – сказал я, протянул руку и застегнул все крючки на ее платье. – Ну вот. Не бери в голову, детка. В местной больнице есть парень по фамилии Веллингтон – ты, может быть, помнишь. Он в гипсе, и у него все болит. Не сомневаюсь, что он нуждается в сочувствии. Сходи проведай его. У вас двоих масса общего. Он тоже считает меня мерзавцем.

– Мэтт! Мэтт, я...

Я вышел в коридор и едва оказался у себя в номере – мне надо было пройти всего несколько кварталов до своего отеля, – как у меня зазвонил телефон. Мне не хотелось снимать трубку, но, впрочем, ей и так должно было быть ясно, что между нами все кончено. И к тому же она достаточно благоразумна, чтобы не звонить мне. Я подошел к телефону и снял трубку.

– РР Хелм, – в трубке звучал голос портье. – Герр Хелм, вам звонят по международной – мистер Мартин Кэррол из Вашингтона. Я вам перезвоню.

Я положил трубку. Первое, о чем я подумал, что не знаю никакого Мартина Кэррола ни в Вашингтоне, ни в другом городе. Потом я подумал об инициалах:

М-К. – Мак! Остроумно. Я поежился, размышляя, какое задание получу на этот раз. Глупо было об этом думать. Я и так знал, что это может быть. Единственное, что мне надо было знать, – кто и где. Снова зазвонил телефон. Я снял трубку.

– У нас на линии Вашингтон, герр Хелм. Вы будете разговаривать?

Я ответил не сразу. Странно, но почему-то Лу не вызывала теперь у меня никаких эмоций. То, что я чувствовал, имело отношение к другой девушке, очень красивой, юной и немного чокнутой. Вот что мне на самом деле нужно, подумал я, – немного чокнутая девушка. Но она умерла.

В голосе портье послышались нотки нетерпения.

– Герр Хелм, вы будете разговаривать?

– Да, – ответил я, – буду...