Текст книги "Наводящие ужас"

Глава 30

Держа снайперскую винтовку наготове и дожидаясь удобной минуты, я размышлял над словами девушки. Произнесенное название не говорило мне ровным счетом ничего. Ринкон-де-ла-Агила, Орлиный Приют. Но, во всяком случае, он существовал, этот приют, а раз так, его мог отыскать кто угодно. К примеру. El Cacique.И, если Рамон обнаружит винтовки, первая часть моего мексиканского задания будет выполнена. О второй части, генерале Мондрагоне, чью башку потребовал у меня Солана-Руис, позаботится Антония. Останется лишь третья часть, сеньор Сабадо, чей скальп заказал мне Мак.

Ринкон-де-ла-Агила... Я непроизвольно подивился тому любопытному обстоятельству, что орел, всегда казавшийся мне самым мужественным из пернатых, по-испански значится в женском роде...

По радио долетел придушенный женский вопль. За ним послышался голос господина Сигмы:

– Даю последний шанс, Хелм. Вторую сигарету мы только что приложили к нежной щечке. А еще имеется бутановая зажигалка – настоящая паяльная лампа в миниатюре. Тебе снова отводится минута. Если через минуту один из моих подчиненных не доложит, что ты возник в поле зрения, подняв пустые руки, дама пострадает гораздо серьезнее.

Сигма словно читал вслух идиотский сценарий дурацкого кинофильма, сочиненный безмозглым писакой. Уж ему-то, голубчику, полагалось бы помнить: заложников не бывает! По крайности, в нашей организации этого понятия не признают.

Я подождал, покуда часовой сделал полшага в сторону и перегнулся, высматривая что-то внизу. Постепенно, плавно придавил гашетку сгибом пальца. При точном, правильном нажатии выстрел происходит почти неожиданно для вас самого. Прозвучал он отрывисто и резко, но вот отдача, на удивление, была весьма незначительной. У малых калибров имеются определенные преимущества.

Снайпер застыл, продолжая удерживать винтовку, потом уронил оружие, заковылял по открытому склону, шатаясь, будто пьяный. Следовало бы всадить в парня еще одну пулю, но это значило бы выдать свою засаду со всеми потрохами. Да и судя по неприятельской походке, одного заряда было достаточно.

Я мысленно чертыхнулся, увидев, что с парня слетело долой камуфляжное кепи. Это значило: я угодил в голову. Что, в свой черед, значило: винтовка бьет очень высоко. Я целился в живот.

Парня я признал немедленно: коротышка, вместе с долговязым напарником задерживавший в Эль-Пасо Горация Госмера Коди. Он сделал еще три заплетающихся шага, потом колени подломились, человек рухнул, кубарем слетел вниз, остался лежать неподвижно.

По радио раздался незнакомый, совершенно спокойный голос:

– Дельта-Пять вызывает Сигму. Сигма, Сигма!

– Сигма слушает.

– Мы потеряли Джорджи Петерсона, то есть Лямбду. Во всяком случае, издали он кажется мертвым. Стреляли с большого расстояния, с гребня гряды; надо полагать, из винтовки, отнятой у Гэйера.

– Хелм! Ах ты, сволочь! – заревел Сигма. И от злости забыл отпустить кнопку, ибо я услыхал фразу, адресованную Танку: – Стяни с нее сапоги, Рутерфорд!.. Хватит, правого достаточно. Теперь носок!.. Теперь держи девку покрепче!

Я сказал себе, что множеству людей подпаливали пятки на медленном огне: сам подвергался подобному обращению. Ожог-другой не повлечет за собой инвалидности: я тому служу доказательством... И тем не менее, курок я спустил не без мстительного удовольствия. Мы тоже умеем вредить ближнему!

На мушку – виноват, в оптический прицел – попался один из агентов, обретавшихся внизу. Парень облегчил мне задачу: выступил из-за, чахлого тополя и принялся осматривать гребень холмистой гряды, пытаясь поточнее определить, откуда я палил.

Перекрестие волосков замерло чуть повыше ременной пряжки, я взял немного правее, делая поправку на ветер; дождался, пока радиотелефон разразится душераздирающим женским криком, и нажал спусковой крючок.

Неприятель повел себя выше всяких похвал: не просто шлепнулся, но завыл перед этим – переливчато, словно схваченный филином заяц. Я услыхал жуткий вопль раненого даже на расстоянии трехсот ярдов. Прижав обе ладони к лицу, человек пошатнулся, упал, начал извиваться.

При обычных условиях я предпочитаю прикончить супостата мгновенно и, по возможности, безболезненно. Однако сейчас надлежало произвести на Сигму впечатление, и звериный вой парня служил этой цели как нельзя лучше.

Винтовка действительно била на целых полтора фута выше: второго противника тоже поразило в голову. Впрочем, стреляя сверху вниз, непременно угодишь выше.

– Хелм, ты остолоп! – заскрежетал Сигма. – И эта сука пожалеет, что вообще повстречала тебя!

Кажется, Джо сожалела об этом уже минут десять, но агентство, подобное нашему, просто не сможет существовать, если начнет подчиняться распоряжениям каждого скота, заручившегося заложником и обзаведшегося бутановой зажигалкой. Я снял рацию с пояса и в первый раз надавил на кнопку передачи.

– Мондрагон, Мондрагон! – медленно и четко выговаривая слова, обратился я к микрофону. – Мэттью Хелм вызывает генерала Мондрагона. Сударь, не затрудняйте себя ответом, просто выслушайте. Ни вы, ни ваш отряд не интересуете нас, однако с минуты на минуту явятся другие люди, нам не подчиненные. Эти люди вас не жалуют, и весьма. Выводите бойцов из долины, или где вы там окопались, потому что мы хотим спокойно разделаться с мошенниками, якобы работающими на американское правительство и без зазрения совести – если у них таковая наличествует – использующими вас. Иными словами, сударь, будьте любезны vamos pronto[40]40
  Уйти побыстрее (искаж. исп.).


[Закрыть].Как выражаются в Штатах, уносите ноги. Против вас мы ничего не имеем, а убивать мексиканцев без крайней нужды избегаем. Понимаете?

Эту блистательную мысль мне подсказал умный Хэнк Крамер.

– Yo comprendo, – негромко отозвалось радио. То ли Мондрагон ответил, то ли кто-то иной – понятия не имею: никогда, благодарение Всевышнему, не приближался к самозванному генералу ближе, чем на четверть мили, и голоса его не слыхал.

Вмешался господин Сигма:

– Генерал Мондрагон, не будьте ослом! Ваша революция прогорит без нашего оружия! Оставайтесь на месте, мы все уладим через полчаса!

Революционеры многозначительно промолчали.

* * *

Пора было и честь знать. Я задержался на позиции дольше разумного, и следовало удирать поживее. Пригнувшись, я бросился вниз. Раздался частый рокот автоматической винтовки.

– Вот он! Гляди, на восточном склоне! Отрезай дорогу вниз!

После квакающих металлических голосов по радио было весьма приятно услыхать живую человеческую речь. Пускай даже такую. Дозволив неприятелю хорошенько рассмотреть мою персону, возникшую на каменистом скате, я бросился ничком, проворно пополз назад, на гребень, и возвратился к тому самому валуну, с которого стрелял по караульным. Это заняло пять минут, но дело того стоило.

Человек палил с большого расстояния, превышавшего убойную дальность "М-16"; палил просто, чтобы оповестить своих приятелей. Подобраться ко мне он сумеет не сразу. Я перевел дух и увидал очень занимательную картину.

Маленький синий пикап вырвался из прохода между черными скалами внизу и покатил по дороге. За пикапом следовал уже знакомый мне коричневый фургон. Генерал со товарищи вняли моему коварному совету. Мондрагон отнюдь не принадлежал к числу героев, дерущихся до последнего, когда союзники сыплются наземь, точно спелые груши, да при этом еще и мрут, как мухи осенние...

Противник близился. Он почти не остерегался и не делал попыток ступать бесшумно. В конце кондов, опасность миновала: парень собственными глазами видел мое бегство. Сейчас, по его расчетам, супостат уже улепетывал вдоль подошвы холма. Разумеется, со мною была маленькая индейская девица, но агент либо забыл о ее существовании, либо принадлежал к числу заносчивых дураков, не принимающих женщину в качестве серьезной угрозы.

Тихо вытащив трофейный кольт, я взвел курок.

На парне были джинсы, пятнистая камуфляжная куртка и охотничья шапочка. Плотный субъект, обладатель огненно-рыжей бороды и круглой краснощекой физиономии. Он задержался, нагнулся, подобрал отлетевшую гильзу двести сорок третьего калибра. Сыщик, ничего не скажешь.

Я позаботился выключить рацию, дабы некстати заговоривший олух не выдал моего местопребывания. Впрочем, следить за неприятельской беспроволочной связью я не перестал: радиотелефон, прикрепленный к поясу рыжего, работал исправно, звуки разносились далеко.

– Фита вызывает Каппу. Каппа, Каппа, это Фита! Слышу выстрелы – автоматический огонь. Что происходит?

Рыжий снял рацию, приблизил микрофон к губам:

– Это, кажется, на западном склоне. Отсюда не видать.

– Кто-то строчит из "М-16"!

– Неважно, – ответил Каппа. – Нашего подопечного не заметил? С ним девушка.

– Ни того, ни другого.

– Смотри в оба, парень, должно быть, затаился и подбирается к новому посту. Но только меня с перепугу пристрелить не вздумай: направляюсь в твою сторону.

– Поди к черту! – огрызнулся Фита. – Сам, небось, уже полные штаны успел наложить. Конец связи.

Рыжий, сиречь, Каппа, начал было снова прикреплять рацию к ремню. Я поднялся, представ агенту Сигмы во всей несравненной красе. Каппа застыл, не шевелясь.

* * *

– Поставь радио на травку, да не вздумай кнопочку передачи ненароком прижать, – попросил я. – Рядом определи, пожалуйста, винтовку и кольт. Я нынче ухлопал уже троих, но этого недостаточно для хорошего настроения. Так что, если хочешь схитрить – милости прошу.

Тщательно выполнив полученные от меня указания, Каппа распрямился.

– Ты, убийца паршивый!..

– Быть может. Но я не пытаю беспомощных женщин при помощи бутановых зажигалок; и не служу выродкам, которые это делают. Не работаю также на маньяков, считающих себя Наполеонами, полагающими, будто им лучше, нежели вашингтонскому правительству, известно, какой должна быть внешняя политика Соединенных Штатов. Не подчиняюсь межеумку, совершившему, в сущности, государственную измену. Я, по-твоему, убийца? Согласен. А вы кем числитесь, агнцами невинными? На меня покушались трижды за последние десять дней, учитывая эту вот милую западню. Только, ребятки, вы даже убийцами толковыми считаться не можете: старика с кровавой дыркой в спине выследить и затравить не сумели! Хочешь, покажу, как надо убивать, а? Не хочешь? Тогда сделай милость, присядь на ближайший валун... Умница. Ты, наверное, откажешься вызвать по радио своего приятеля, пригласить сюда?

– Греб твою мать! – раздался негодующий ответ.

– Молодец, – одобрил я. – Настоящий герой. Мне, в сущности, безразлично, можешь молчать. Когда приятель обнаружит, что Каппа не отзывается – прибежит как миленький, по собственному почину. Пока будем дожидаться, возьми, пожалуйста, наручники: они у вашей братии, сдается, в непременное снаряжение включаются... Так. Теперь замкни их у себя на запястьях. Можно держать лапки перед собой... Вот, послушный мальчик... Эге-ей! Хорошо замыкай, чтоб я слышал отчетливый щелчок!.. Ну-с, и как же нам прекратить это безобразие?

– Какое?

– Твоими начальничками затеянное.

– Кто ты, черт возьми?

– Человек, на которого Рутерфорд, с мексиканской помощью, устроил засаду возле города Кананеа. Человек, которого Рутерфорд пытался убить, с помощью американской, в городе Эрмосильо. Сейчас Рутерфорд хочет с вашей помощью вывести меня в расход у Пьедрас-Неграс, но мне, видишь ли, чуток обрыдло удирать от танка – пускай даже тяжелого.

Рыжий осклабился.

– Ты, приятель, – продолжил я, – угодил в незавидный переплет. Я не шибко любезный противник, и способен сделать недружественной стороне очень-очень много пакостей, гадостей и неприятностей. А помимо меня на вас начали охоту регулярные части мексиканских коммандос; и они со мною в полном согласии работают. Вас или прикончат, или захватят живьем; но даже если захватят живьем, на здешней земле остается в силе старый добрый ley de fuga[41]41
  Закон о побеге (eni.).


[Закрыть].Тебе прикажут: а ну, валяй отсюда во всю прыть – а потом поупражняются в стрельбе из пулемета по движущейся мишени. В докладе сообщат: убили при попытке к бегству. Если вообще потрудятся доклад представить...

Я мысленно извинился перед Рамоном и его соотечественниками за этот черный поклеп.

– Ты понравишься мексиканским коршунам, Каппа. Они примутся кружить над тобою, словно бомбардировщики над Берлином. Несчастные птицы устали глодать сухие косточки, свежей падали просят...

– Каппа, – ожило радио, – это Фита. Куда ты запропастился?

Посмотрев на мой револьвер, Каппа облизнул губы.

– К чему ты клонишь?

– К тому, о чем только что сказал: валяй отсюда во всю прыть, пока не поздно. Выпрыгивай в дверцу, дергай за кольцо, раскрывай парашют и приземляйся в безопасном месте. Ибо самолет объят пламенем и вот-вот войдет в непоправимый штопор... Тсс-с-с... Вот он, приятель твой, торопится... Не вздумай предупредить: застрелю немедля, и его застрелю тоже. Стервятники поблагодарят. Пускай подойдет – заговори с ним, растолкуй, убеди. Оба сможете уйти живыми и невредимыми, только нужно в правильном направлении уходить. Понятно?

Рыжий кивнул.

У него была одна из тех физиономий, что постоянно кажутся жестоко обожженными солнцем. Блеклые свиные глазки отнюдь не внушали доверия. Правда, я не брался решать, у кого имелось больше оснований не доверять рыжему: у Сигмы, или у меня самого. Пожалуй, у меня. Пожалуй, безмолвно согласившись играть по моим правилам, рыжий солгал. Человек почти неизменно сражается за свою организацию, даже если ею руководит подонок. На войне солдаты дерутся за свою роту, корабль, эскадрилью – почти никогда не думая о стране, которую, по мнению пропагандистов, защищают. А за своих офицеров бьются лишь единицы.

На склоне зашуршала галька. Второй агент Сигмы оказался ближе, чем я предполагал. Выключив рацию, я подвесил ее к ремню. Быстро проверил штурмовую винтовку. Осторожно спустил курок револьвера, сунул кольт за пояс. Винтовка производит гораздо более внушительное впечатление. Парень может набраться дерзости и ринуться на маленький револьвер, а вот на длинный зловещий ствол не всякий бросится.

Но сучий сын Сигма, он же господин Суббота, он же мистер Уоррен Сомерсет, все же умудрился обставить меня. Я ошибочно предположил, что разнокалиберным снайперским оружием его группа запаслась едва ли – это шло вразрез элементарным правилам. В радиусе пятисот ярдов снайперу скрыться было негде, а маленькая шестимиллиметровая пуля даже на таком расстоянии особой опасности не представляет.

Но снайпер устроился, по-видимому, за пределами незримого круга. Вышел на позицию неторопливо, с полным знанием дела. И вооружен был настоящейвинтовкой, скорее всего, тридцатого калибра, винтовкой, рассчитанной под сокрушительные заряды «магнум».

Должно быть, парень чертыхался напропалую, увидав, как я помчался вниз по склону. Однако я возвратился, помедлил, и в итоге предстал стрелку отличной, недвижной целью.

Что-то со страшной силой ударило меня в левый бок. Я успел увидеть, как хлестнула кровь из выходного отверстия повыше ремня. Заросли, каменистые откосы, лазурное небо, сверкающее солнце – все задрожало и внезапно отодвинулось куда-то вдаль. Медленно, будто двигаясь под водой, я упал наземь. Вторая пуля провыла над головой.

Рыжебородый опрометью бежал, ища укрытия, странно виляя всем телом из-за наручников, сковывавших ему руки. Что ж, весьма прискорбно. Я не мог бесконечно щадить этого олуха; профессиональная честь велит в подобных печальных случаях прихватывать как можно больше врагов... Хотя бы одного следовало уложить. За Мэтта Хелма придется платить сполна, и еще на чай прибавить...

Я срезал Каппу длинной очередью: палец повиновался плохо, не пожелал разогнуться и вовремя освободить гашетку. Я чуток помедлил, поджидая Фиту, но парень так и не объявился.

Потом я устал дожидаться и потерял сознание.

Глава 31

Еще слушая оживленные переговоры по радио, я ломал себе голову, гадая, как бы добраться до штаба Сигмы. Задача решилась наилегчайшим образом: меня везли туда в автомобиле. Зато возникала иная задача: дотянуть до прибытия и не отправиться к праотцам на полдороге. Досадным образом, обморок мой, последовавший за ударом крупнокалиберной пули, не продлился достаточно долго. Я очнулся, когда Фита переворачивал меня и торопливо обыскивал. Парень радостно тараторил, сообщая водителю джипа, умудрившемуся одолеть скат холма до половины, а остальной путь проделавшему пешком, какой несметный обнаружился при мне арсенал. Можно было подумать, что он, Фита, подбил всемогущего супостата...

Агенты подхватили меня под мышки и безо всяких церемоний поволокли к джипу, предоставив ногам невозбранно волочиться по земле. Кузов японской машины оказался недостаточно длинным для меня, да и недостаточно широким, учитывая, что приходилось делить его с покойным Каппой.

Съехав с откоса, люди Сомерсета погрузили в кузов еще одного пассажира, не подававшего признаков жизни: первую жертву моей шестимиллиметровой винтовки.

– О, Господи! – благочестиво произнес Фита. – Ни дать, ни взять, мясницкий фургон... О Петерсоне можем не беспокоиться: его уже подобрали.

– Правильно сделали, – заметил шофер, – иначе его пришлось бы класть поперек капота... Слушай, господин Суббота... я хотел сказать. Сигма, свое дело знает, и кто-то паршивых мексикашек должен был толкнуть на путь истинный, но все-таки лучше бы он оставил эту ахинею с греческими кроссвордами! Кому, греб твою мать, понравится называться Омикроном?

Вездеход катил по долине; в голубых небесных высях витали оптимистически настроенные стервятники... Похоже, я снова потерял сознание, ибо следующая расслышанная мною фраза принадлежала Мариону Рутерфорду, известному как Альфа или Танк.

– Погоди, – сказал Рутерфорд. – Я сам управлюсь. Фита и водитель, сиречь, господин Омикрон, пытались выдворить меня из кузова. Их работа изрядно осложнялась тем обстоятельством, что бравые ребята неразумно затиснули меня меж двух мертвецов. При этом мне причиняли поистине королевскую боль, но последнее обстоятельство мало встревожило бы противника, и я предпочел о нем умолчать.

Вмешавшийся великан Рутерфорд вынул меня из кузова бережно, словно ребенка малого.

– Куда отнести, сэр? – осведомился он.

– Положи возле женщины, – долетел ответ.

Великолепно. Я прибыл по назначению. Голос прозвучал достаточно близко, и отнюдь не в динамике радиотелефона. Разумеется, я представлял обстоятельства встречи немного иными; левая нога едва ли подрядилась бы удержать меня стоймя в ближайшие полчаса. Пальцы шевелились; это немного утешало, но я вполне мог помирать от внутреннего кровоизлияния. Человек, которого следовало уничтожить, находился рядом. Поиски увенчались полным успехом. А над устранением господина Субботы предстояло еще попотеть. Желательно также было прожить достаточно долго, чтобы уведомить Рамона о тайнике в Ринкон-де-ла-Агила.

Рутерфорд положил меня на землю. Я подождал, покуда утихнет невыносимая пульсирующая боль. Танк отошел, и вместо него надо мною возник субъект, которого я жаждал увидеть; в Эль-Пасо этот мерзавец носил костюм с красноватым отливом и трехдневную щетину, здесь, в Мексике, он вырядился на манер Великого Белого Охотника.

Походная куртка с объемистыми, способными вместить не один сандвич, карманами. Довольно высокие сапоги. Огромные темные очки. Что-то поддерживало Сомерсета в неестественно прямом положении. Приглядевшись, я понял: господин Суббота натянул куртку поверх бронежилета.

Сигма, Сабадо, Суббота... Что ж, у меня имелся двусмысленный, однако не подлежавший обсуждению приказ; и если господину Субботе не нравилось подыхать под собственным именем, я мог спровадить его на тот свет под первой попавшейся из перечисленных кличек. Хотя, следовало признать: чистое любительство – так упорно держаться одной и той же начальной буквы.

Убедившись, что мои глаза широко открыты, Сомерсет спросил:

– Жив?

Отвечать было, в сущности, незачем. Я просто подмигнул и снова сомкнул веки. Сомерсету подобное поведение не понравилось. Он сильно пнул меня в бок. По счастью, в правый.

– Ты, убийца паскудный! Ты что, и впрямь вообразил, будто сумеешь добраться до меня, имея в подручных лишь паршивую индианку?

Воспоследовал новый пинок.

– Отвечай, сволочь!

Я услыхал возмущенный голос Джоанны Бекман:

– Ты что, не видишь? Человек в шоке! Значит, пускай валяется и кровью истекает? Если ты хочешь его допросить, гадина, если хочешь сведения получить, останови кровотечение – не то некого допрашивать будет! Ублюдок!

– Хорошо, доктор, – примирительно произнес господин Суббота. – Сейчас доставят аптечку первой помощи, принесут немного воды. Сделайте, что сумеете.

– В наручниках?!

Сигма рассмеялся. Господин Суббота рассмеялся. И сеньор Сабадо рассмеялся.

– Хорошая уловка, да только бесполезная! Вам ведь не за спиною руки сковали? Коль не сможете управиться в наручниках – значит, вам сноровки врачебной недостает... Да! В чем дело?..

Раздались торопливые шаги: кто-то бежал прямиком к нашей милой компании. Я различил быстрый шепот.

– Что? – возопил Сигма. – Чего же вы ждете?! Сажайте в джипы, везите сюда, живо!

Реплика была совершенно загадочной. Но, поскольку велели сажать в джипы и везти сюда, я воздержался от излишних раздумий. С минуты на минуту все прояснится без моего участия.

Шаги удалились – не менее торопливо. Чьи-то пальцы расстегнули мою рубаху и начали ощупывать поврежденный участок плоти, причиняя при этом весьма ощутимые страдания.

– Он ушел, – негромко сообщила Джо. – Не принимай поставленного диагноза чересчур серьезно: я пыталась произвести впечатление на безграмотных неучей.

– В правом ботинке, внутри, – прошептал я, – лежит маленький пистолет...

Ребятки получат по заслугам. Если бы двое мерзавцев не волокли меня к вездеходу за руки, предоставляя ногам колотиться о каждую выбоину, а подняли по-человечески – за щиколотки и запястья, – они бы не преминули обнаружить и отобрать двадцатидвухкалиберный ствол.

– Поверни голову. Никто не смотрит?.. Вытащи пистолет и спрячь где-нибудь на себе...

Джо не ответила. Я уточнил:

– А если захочешь пристрелить выродка собственными руками, помни: Сигма таскает бронежилет; целиться нужно в голову.

– Что-нибудь еще сказать хочешь? – негромко спросила Джо.

– Да... – Я поколебался, не зная: перекладывать ли бремя на эти не столь уж крепкие плечи, или воздержаться от любых откровений... Но Сигма-Сабадо-Сомерсет покинул нас не по глупости – полный болван едва ли пробился бы в начальники секретной службы, – а с определенным умыслом. Пущай, дескать, поворкуют... А когда Хелм сообщит женщине полезные данные – примемся и за женщину. Держать Джоанну в неведении было бы не просто бессмысленно, а и вредно для ее же здоровья. В самом крайнем случае сможет хотя бы купить себе легкую смерть, разговорившись...

– Джо... Если я не выкручусь, а ты улизнешь – найди командира мексиканских войск особого назначения... Рамона Солана-Руиса. Его еще зовут El Cacique... Скажи ему: надо искать в Ринкон-де-ла-Агила. Понимаешь?

– Ринкон-де-ла-Агила. Солана-Руис... Джоанна Бекман уже расстегнула мои брюки, а теперь трудилась, пытаясь по возможности безболезненно стянуть башмаки, потому что брюки наотрез не желали сниматься через ботинки. Я испустил неподдельный вопль.

– Прости, – сказала Джо. – Постараюсь управиться без полного раздевания.

– Так... – уведомила она минуту спустя. – Пистолет уже припрятан. За голенищем сапога.

– Левого, или правого? Надо знать... Вдруг придется поспешно изымать оружие у твоего охладелого трупа?

– Ох, и сволочь! В левом, в левом... Правый содрали заранее, чтобы пятку поджарить. Не слыхал?

– Слыхал. По радио, разумеется. Ты зачем сюда прикатила, Джо?

– Сделала старому Коди свежую перевязку, и рассудила, что в Кино-Бэе больше задерживаться незачем. Греэр, между прочим, отлично умеет оказывать первую помощь и вполне способен управиться с пациентом без меня. Вот я и решила: попробую отыскать мистера Хелма – и отыскала... на голову свою... Тихо! Сигма возвращается. За ним идут целых трое. Средний – Рутерфорд – ведет под руки двоих спутников; те ковыляют и еле волочатся. Оба, кажется, ранены: один в лицо, второй – в ногу.

Стало быть, не трое целых, а всего лишь один, подумал я.

Послышались шаги. Сигма произнес дрожавшим от ярости голосом:

– Позаботьтесь об этом человеке, доктор... Другой голос, мужской, ранее мною не слыханный, выдавил:

– О, Боже! Больно! Доктор, посмотрите... Очень скверно?

– Пока сказать не могу, – ответила Джо. – Постойте не шевелясь.

– И доложите, Траутман! – потребовал Сигма. – Вы вполне можете докладывать, пока врач обрабатывает рану.

Мгновение спустя незнакомец, которого, как выяснилось, кликали Траутманом, заговорил:

– Генерала убили, сэр; не знаю, скольким удалось выскочить из фургона – да только, сдается, немногим. Сучка поливала машину из "М-16", как добрый садовник из шланга любимую клумбу поливает!

– Подробнее.

– Что – подробнее, сэр? У Мондрагона голова разлетелась в ошметки, мозгами да кровью весь фургон забрызгало. А ветровое стекло сплошь в пробоинах оказалось; я распахнул боковую дверь, вывалился на обочину, откатился... Ощупал себя... Ребята пытались выбраться через кузов, а она их вышибала одного за другим, точно в тарелки летящие целилась...

– В какие тарелки? – заорал Сигма.

– В те, которые на стрелковом стенде бьют, сэр, – пояснил Траутман. – Из дробовиков. Охотником Сигма явно не был.

– Невзрачная такая девка, – продолжил Траутман, – плюнуть не на что... Индианка, это уж точно. И стреляла, заметьте, не на манер Сильвестра Сталлоне, остолопа гнусного, Рэмбо хренова, который за экраном телевизионным пушку от пугача отличить не сумеет, а с бедра палить, видите ли, выучился! Вполне сноровисто девочка целилась! На колено опустилась, приклад в плечо уперла – и знай себе, лупит очередями по три выстрела: тра-та-та, да тра-та-та... Только магазины свежие вставляла, да скалилась, точно полоумная... Зачем, сэр, мы вообще с Мондрагоном связались?

– Не твое дело. Девушка что-нибудь говорила?

– О-о-ой, до-октор!.. Да! Имя... Выкрикивала какое-то имя, сэр. "Запомните Хорхе Медину"... Кажется, так. Орала, между прочим, сперва по-испански, а потом по-английски повторила, чтоб я лучше разобрал, наверное... Кто, черт возьми, этот Медина?

– Траутман, вы вполне уверены, что генерал Мондрагон убит?

Раненый фыркнул:

– Генералиссимус очень туго соображал даже имея голову на плечах. Не думаю, что от него будет много толку, если голову снесли начисто!.. Сэр...

– Я понял, – сухо произнес Уоррен Сомерсет. – Вы закончили, доктор?

– Да, – ответила Джо. – Почти... Вот, уже закончила.

– Уведите пострадавшего.

Я услыхал, как Траутман удаляется – по всей вероятности, с помощью Рутерфорда. Потом ботинок Сигмы снова пнул меня в бок.

* * *

– Нечего лежать, глазки закатив, точно умирать собираешься! Ты за кого нас принимаешь, за болванов?

Именно за них, родимых, я и принимал достойное сборище, возглавляемое Уорреном Сомерсетом, но предпочел воздержаться от неуместных комментариев, которые могли окончиться лишь безудержным избиением несносного умника, сиречь, меня самого.

– Возможно, – прошипел Сигма, – ты и скончаешься от перитонита! Но воспаление брюшины развивается отнюдь не сразу! А до тех пор, сукин сын, еще успеешь четырежды пожалеть, что на свет появился!.. Кто твоя подружка? Что это за гнусная индианка? И кто такой Медина?

Совершенно секретными упомянутые сведения не числились. Я приоткрыл глаза.

– Ее зовут Антонией Сиснерос. Хорхе Медина был ее любовником, осторожным и добросердечным субъектом, работавшим на Вилла Пирса. Медине следовало доставить груз винтовок вашему приятелю Мондрагону; только прибыл Медина с пустыми кузовами, чем и навлек на себя генеральский гнев. Не верил он Мондрагону: отлично понимаю покойника... Мондрагон постарался вышибить из Медины признание, да только мексиканец имел наглость умереть под пытками.

– Да, да! Я слыхал об этом! Просто позабыл имя посредника. Сам понимаешь, мое общение с Пирсом было предельно ограничено, я просил не обременять меня лишними подробностями... А о подружке Медины вообще ни сном, ни духом не ведал!

– Сеньорита Сиснерос, – ухмыльнулся я, – чуток огорчилась безвременной кончиной любимого; достаточно огорчилась, чтобы выместить утрату на каждом и всяком, кто был к оной кончине причастен. Ужасно, между прочим, сетовала на то, что вы добрались до Пирса раньше, чем она сама... Вот и решила заняться непосредственно генералом. И, кажется, своего добилась. Антония происходит из почтенного индейского племени охотников за головами; она принимает кровную месть очень близко к сердцу...

Сигма созерцал меня сверху вниз и блаженно щурился.

– Коль скоро, – процедил он, – девка была близка с Мединой, она, вероятно, знала, где спрятаны винтовки.

– Или знает, – поправил я. – Кажется, сведений о смерти Антонии пока не поступило?

– Или знает, – согласился Уоррен Сомерсет. – А поскольку знает, постольку и тебе рассказала. Наверняка. Не особенно удивлюсь, если ты успел поделиться информацией с очаровательной Джоанной Бекман, доктором нашим драгоценным... Следовательно: я могу допрашивать не одного, а двоих. То есть: коль скоро Марион Рутерфорд, обожающий допросы с пристрастием, переусердствует, занимаясь тобою, или ты, назло врагу, сдохнешь под нажимом – остается милейшая докторесса... Верно? Данные не пропадут безвозвратно... Посему, дружище, яви надлежащее благоразумие.

Сигма поднял руку и сделал повелительный жест. Рутерфорд, он же Танк, он же Альфа, торопливо приблизился. Я мысленно дался диву: не оттого ли эдакая глыба литых мышц забавляется чужими страданиями, подобно худосочному подростку-садисту, что вымещает на беззащитных всю обиду, порожденную дурацкой дразнилкой?

Танк... Это надо же!

Но психиатрия относилась к ведомству Джоанны Бекман. К моей области касательство имела куда более простая задача: орать – ори, а болтать не смей.