Текст книги "Наводящие ужас"

Глава 16

Я с огромным облегчением убедился, что кварта виски (750 миллилитров по местному измерению) осталась невредима. Водрузив ее на полку встроенного в стену бара, я вздохнул не без вожделения и занялся делами более насущными.

Бывшие узники приводили себя в божеский вид, не обращая внимания на молодую мексиканку, следившую за ними с лукавой миной на скуластом лице. Мэйсон Чарльз, правда, шипел себе под нос нечто невразумительное и достаточно злобное.

Удостоверившись, что ни при нем, ни при даме не было даже бритвенного лезвия – повторять ошибку дважды и пренебрегать надлежащим обыском не стоило, – я раздобыл в ванной комнате пластиковые стаканы и откупорил, наконец, бутылку. Антония предпочла банку местного пива.

– Подлая тварь, – буркнул Чарльз, сгоравший от ярости.

– Спокойствие, Мэйсон, – одернула его женщина, чье имя по-прежнему оставалось неизвестным. – Извинись.

Мэйсон отвесил Антонии шутовской поклон:

– Смиренно прошу прощения, сударыня! Позвольте взять неуместное замечание назад.

– Все забыто, сеньор, – сказала девушка, и внезапно сделала не лишенный изящества книксен: передразнила наглеца. Я с изумлением увидел, что книксен получился умелый. И задумался: а настолько ли плох английский язык этой особы, как она пытается изобразить?..

Женщина была красивой – на строгий, подтянутый лад. Разумеется, я предпочитаю особ, носящих юбку или платье, а не джинсы; но стройная сухощавая дама, близившаяся по внешности к тридцати годам, обладала длинными стройными ногами, тонким, прямым носом, серыми глазами и правильно очерченной грудью. Ни следа косметических снадобий на лице: ни грима, ни пудры, ни помады. Не девушка, разумеется, но и не женщина средних лет, путешествующая в обществе молодого безмозглого жиголо. Да и кто захочет выбрать в жиголо собственного...

– Брат и сестра? – полюбопытствовал я. Женщина кивнула. Мэйсон Чарльз-младший сухо заметил:

– Я рассказал по телефону о нашем... знакомстве, и Джо решила примчаться, чтобы приглядывать за своим несмышленым братцем.

– Хочешь назваться смышленым? – спросила Джо. – Шныряет по чужой стране, машет пистолетом, нападает не на тех людей...

– Он зовет себя Горацием Коди! – вскинулся Мэйсон Чарльз. – Откуда было знать, что передо мной самозванец? Если это самозванец, конечно... И я ведь не выстрелил, верно?

Больше не обращая на сопливца внимания, я спросил женщину:

– Джо? Сокращение от Жозефины?

– Джоанны. Джоанна Бекман. По счастью, состоящая с Бекманом в разводе...

– С какой стати вы решили, будто я на самом деле не Коди?

– Вы чересчур уж разумно себя вели, – сказала Джо Бекман. – По словам брата, обнаружили такое хладнокровие и присутствие духа... Коди несвойственно подобное. Вот я и прилетела, чтоб самой убедиться... Пока не случилось непоправимое.

– Пока ваш братец не предпринял очередную попытку и не преуспел в затеянном?

– Нет, пока он не предпринял очередную попытку и не получил от вас пулю. Насколько понимаю, любителю, стрелявшему лишь по тарелкам на стенде, с профессионалом не тягаться.

– Почему вы считаете меня профессионалом?

Джо коротко рассмеялась.

– А кем еще прикажете считать субъекта, спокойно глядящего в пистолетное дуло, невозмутимо обращающего спину и покидающего молодую жену в лапах захватчика? Да Гораций Коди открыл бы стрельбу не хуже тяжелого танка!

– Значит, уведомили брата по телефону, что Коди – не тот. Осмелюсь предположить, Мэйсон посоветовал вам обратиться к психиатру.

– Я не виню его, – улыбнулась Джо. – Мэйсон увидел высоченного, лысеющего, седобородого мужчину в белом костюме. Точно такой же вошел в техасскую церковь, сопровождаемый невестой, известной нам в лицо, хотя знакомства мы с нею и не водили – по многим причинам. Удивительно ли, что брат ошибся?

– Значит, в отличие от барышни Сиснерос, вы с Коди не сталкивались?

– Нет. Мы намеренно избегали всех, кто работал у Вилла Пирса или вместе с ним, – ответил Мэйсон. – Черт, как я мог знать, что Коди подменили? Да еще Глория упорно разыгрывала новобрачную...

– Короче, я решила вылететь в Мексику, – вмешалась Джо. – Кстати, почему Глория делает вид, будто вы ее супруг?

Я пропустил вопрос мимо ушей.

– В чем вы обвиняете Коди?

– В убийстве нашей матери. Между прочим, сеньорита сказала, что Гораций Госмер повинен – косвенно – в гибели ее жениха. Как его звали? Медина?

– Хорхе-Мигель Медина-де-Кампо, – уточнила Антония.

– Конечно...

– Вот что! – я воздел ладонь: – Давайте-ка потолкуем обстоятельнее...

* * *

– Получается, Коди собирался получить в жены красотку Глорию, а потом... кокнуть ее? – ошарашенно спросил Мэйсон получасом позже. – Да он и впрямь чудовище!

– Кто-нибудь слыхал имя Сабадо? – осведомился я. – Сеньор Сабадо? Господин Суббота?

Я смотрел на мексиканку, наиболее вероятный источник сведений. Однако Антония и глазом не моргнула. Джо Бекман без колебаний помотала головой.

– Чарльз?

Тот же самый жест.

– Н-да, – вздохнул я и переменил тему: – Значит, ваша покойная матушка собиралась выйти за Вилла Пирса?

Юноша кивнул.

– Да, и очень этому радовалась. Но из-за поездки в Мексику свадьбу пришлось отложить. Вилл чуть ли не накануне узнал, что Коди пустился на какую-то авантюру, могшую положить конец существованию фирмы. Думаю, это был не первый случай, когда жадность Горация шла вразрез деловым интересам. Вилл ринулся в Мексику, расследовать обстоятельства этой аферы и, по возможности, сгладить вероятные последствия. Милли – наша мама – настояла на совместном путешествии. Сказала, что устроит себе медовый месяц авансом... Вот и устроила.

– Устроила... – замогильным голосом подтвердила Джо Бекман.

– Голубчики, – печально улыбнулся я, – отнимать оружие у самозванных латиноамериканских патриотов столь же спокойно и безопасно, сколь мясо отбирать у проголодавшегося тигра! Диву даюсь, как опытный и неглупый Пирс дозволил ей отправиться с ним вместе!

Брат и сестра засмеялись одновременно.

– С Милли спорить не приходилось, – пояснила Джо.

Антония слушала равнодушно, говорили мы с чисто пулеметной скоростью, но я подметил: девица ловит каждое слово. Занимательная девица...

– ...Когда это... случилось, мы ничего не сумели поделать. Что было говорить полиции? Что наша мать ненавидела мистера Г. Г. Коди, что предполагала, будто он способен убить ее вместе с любовником? Собственным партнером Коди? Вы думаете, фараоны сделали бы хоть полшага, опираясь на подобные заявления? Завели бы дело на уважаемого, процветающего, немыслимо богатого человека? Особенно учитывая, что убийство произошло за пределами Соединенных Штатов? – тараторил Мэйсон. – Вот я и начал следить за Коди своими силами и обнаружил...

Он внезапно умолк.

– В чем дело?

– Об этом нельзя говорить.

Я от души рассмеялся.

– О чем? О том, что некое федеральное агентство давно держит Коди под наблюдением?

Голос юнца зазвучал внезапным подозрением:

– Откуда вы знаете? А, конечно...

Мальчишка насупился. Наверное, припоминал, как федеральные служащие, которые пасли Горация Коди, схватили его, Мэйсона Чарльза; доставили в кутузку; невежливо допросили; а потом внезапно растаяли от вежливости, возвратили пистолет и уведомили мимоходом, что Гораций Коди очутится в ресторане Грина такого-то числа, в такое-то время. И отпустили, предварительно заставив дать присягу о неразглашении секретных данных...

– Если вы не Коди, – грубо спросил Мэйсон, – то кто же вы, черт возьми?

– Одно федеральное правительство, – сказал я невозмутимо, – разные федеральные агентства... Боюсь, меж нами не всегда существует братское понимание и приязнь. По сути, мы сплошь и рядом работаем вопреки друг другу. Печально, да только это – зауряднейшее положение вещей.

– Докажите.

– Что доказать? Что я работаю на правительство? Сию секунду, позвольте лишь извлечь завалявшийся значок... Мы неизменно таскаем их при себе, чтоб любая сволочь, взявшая на мушку и обыскавшая сверху донизу, могла удостовериться: попался нужный субъект... Повзрослеть не грех, amigo!

Это было ошибкой. Напоминать Мэйсону о его чересчур уж нежном возрасте не стоило. Тем паче, что Антония вряд ли была намного старше, но опытом превзошла по всем статьям. Я говорил, как заносчивый, самодовольный, тупой старец, почитающий любого, кому не сравнялось тридцати, непроходимо неразумным существом, подлежащим наставлению по всякому поводу, а зачастую и вообще без повода. Я и сам терпеть не могу подобную публику. Возраст еще не гарантия мудрости. Сплошь и рядом бывает наоборот: с годами остолоп теряет даже то малое соображение, коим обладал изначально.

Я забыл, до какой степени чувствительны к подобным замечаниям, сколь обидчивы очень молодые люди. Не следовало молоть языком, не подумав.

Зазвенел телефон. Я поднял трубку.

– Да?

Говорил Греэр, молодой агент, с которым я повстречался в Эль-Пасо, накануне отъезда.

– Снаружи собираются гости, Эрик.

Я вздохнул. Я имел неосторожность рассчитывать, что получу возможность невозбранно пошнырять по стране, покуда не наткнусь на что-то любопытное.

– Много?

– Я заметил троих.

– Мексиканцы или американцы?

– Двое наших, один мексиканец. Помощь потребуется?

– А какова помощь?

– Сейчас – только я один. Подкрепления находятся в двух часах езды.

– Слушай, – сказал я. – Бей любого, кто попробует вломиться в боковое окно. Парадный и черный вход прикроем сами. Когда управимся, пособишь мертвецов закопать, если таковые появятся. Только не вздумай ринуться в атаку с револьвером наперевес, не издав предварительно громких предупреждающих звуков. Я сделался пожилым и нервным... Да и союзные войска рады-радешеньки продырявить кого угодно. Понимаешь?

– Понимаю. Конец связи.

Глава 17

Меня посетила довольно циничная мысль: наш человек в Эрмосильо выжидал последней минуты, чтобы известить о грядущей опасности. Конечно, сукин сын следил за окрестностями с той самой минуты, когда я запарковал автомобиль подле коттеджа.

Позволил преспокойно войти в номер, зная, что там обосновалась кровожадная мексиканка, вооруженная пистолетам. О милой паре Чарльзов уж и не говорю. Греэр наверняка понял: братца и сестрицу временно изъяли из обращения.

Наличествовал пример служебной рассудительности: Хелма отправили на это задание за изрядные профессиональные навыки; Хелм отлично сообразит и управится без посторонней помощи. Нянек не требуется. Примерно в этом же духе рассуждает и Мак. Очень лестно, и очень страшно. Греэр бросил меня на произвол судьбы перед лицом трех вооруженных дилетантов, но почел за благо пособить, когда вмешались трое вооруженных специалистов.

Виноват: американцы, безусловно, числились матерыми профессионалами. Насчет мексиканца я такого утверждать не мог.

Честное собрание созерцало меня, ожидая пояснений.

Я обратился к Антонии:

– Вот она, твоя pistola...Отправляйся в спальню. Если кто-нибудь ворвется в патио безоружным – бери на мушку и держи на месте. Если появится вооруженный мексиканец – постарайся заговорить и образумить. У нас имеется некоторое влияние в здешних краях, но не хотелось бы злоупотреблять вежливостью союзников, стреляя в мексиканских подданных средь бела дня. Если увидишь вооруженного гринго – пали не рассуждая. Понимаешь?

– Yo comprendo,[18]18
  – Я понимаю (исп.).


[Закрыть] – ответила Антония.

– В камере заряда нет, – напомнил я. Девушка передернула затвор.

– Теперь есть, – улыбнулась она, показывая тридцать два превосходных зуба. Джо Бекман сощурилась.

– Вы что же, в самом деле ждете вторжения? – осведомилась она с нескрываемой насмешкой.

– Совершенно верно, – согласился я. – На мою жизнь уже учинили два покушения, учитывая сортирный подвиг Мэйсона... Я здесь, увы, популярностью не пользуюсь.

– Вы или Гораций Коди? Вас пытаются убить в качестве самозванца или принимая за настоящего Коди?

Эта худощавая особа не слишком-то воздействовала не мое мужское естество, но по части здравомыслия оказывалась настоящим кладезем.

– Это предстоит выяснить, – ответил я.

– Эти раздвижные двери позади, – вмещался Мэйсон, – мизинцем высадить можно. Проще, чем пакет молока откупорить. Можно, я помогу даме?

Парень выразительно посмотрел на свой пистолет, ранее отобранный Антонией. Протянул руку:

– Отдайте ствол, а? Я покачал головой:

– Извини, Чарльз. Не отдам.

Секунду-другую парень стоял не шелохнувшись: потрясенный и обиженный до глубины души. Потом бросил быстрый взгляд на дверь, сквозь которую вышла Антония.

– Вы же вернули пистолет ей!

–Она видела настоящего Коди, убеждена: я – совсем не тот человек. И сестра твоя уверена в том же самом. Но ты ведь не считаешь меня правительственным агентом, верно? – Я покачал головой: – Следовательно, и оружия не получишь.

Мэйсон издал непонятный горловой звук, развернулся и вышел вон, в спальню. Я хотел было окликнуть юнца, но сдержался. Если парню предстояло находиться поблизости, пускай находится в соседнем помещении. Так спокойней.

– Вы не слишком любезны, – промолвила Джо Бекман.

– Сударыня, – осклабился я, – при первой встрече с вашим братцем пришлось дать себе слово: столкнемся еще раз – обработаю кулаками до полной неузнаваемости. Я вообще-то не сторонник рукоприкладства, но здесь уж терпение лопнуло... Однако, посмотрите, парень цел и невредим! Уместно ли после этого толковать о любезности?

По правде говоря, я собирался изрезать Мэйсона мелкими кусочками, а потом скормить мексиканским или американским хавроньям, но вдаваться в подробности было недосуг.

Женщина засмеялась:

– Успеем выпить по стаканчику?

– Прекрасная мысль! – встрепенулся я. И тотчас возвратился к бару.

* * *

В дверь постучались. Женский голос промолвил с отвратительным английским выговором:

– Пшошу пшошения! Пшинесля польотенца длья ванни!

– Одну секунду.

Я сделал несколько быстрых шагов, определил полный стакан в руку Джо Бекман. Рука, восхитительным образом, не дрожала.

– В ванной, – сообщила Джо еле слышно, – целый ворох полотенец. Я побывала там после... освобождения.

– Понимаю...

Я очень громко объявил:

– Иду-у!

Прежде чем ухватиться за дверную ручку, я дозволил себе роскошь сделать глоток. Больше было просто нельзя. Греэр уже, по всей видимости, занял огневой рубеж и не без любопытства ждал, как повернутся дальнейшие события. Того же самого ждал и я. Только с гораздо большим трепетом.

Дверь отворилась.

Горничные, увы и ах, не носят больше чопорных длинных платьев с кружевными, образцово накрахмаленными передниками: прекрасный обычай, несправедливо и незаслуженно преданный забвению. Наглость горничных возрастает в прямой пропорции к свободе наряда. На этой особе красовались мешковатые джинсы и свободная рабочая рубаха навыпуск. Это было уже немного чересчур даже для захолустного мексиканского мотеля. Впрочем, принимая во внимание то незначительное обстоятельство, что гостья моя горничной наверняка не числилась, некоторую вольность наряда можно было извинить.

Фигура пришелицы оказалась вполне бесформенной. Перезрелая девка смахивала на объемистый мешок картофеля. Прошу прощения, учитывая известные телесные выпуклости, должен сказать: на мешок арбузов.

– Исвиняюсь бешпокоить сеньор, – прошепелявила "горничная". – Un momentito, рог favor...

Коротко стриженная, черноволосая, весьма решительная особа протиснулась мимо меня. Изобразила извиняющуюся гримасу. Лет тридцать. И не такой уж картофельный мешок, как с первого взгляда показалось. Я намеренно притер ее к дверному косяку, притворяясь то ли подвыпившим, то ли не в меру похотливым янки. Бесформенное тело оказалось почти литым, сбитым и сколоченным на совесть. Под рубашкой навыпуск таился немалый запас физической силы. Ни малейшего намека на обвислую дряблость: мускулы и кости. Чуток жира, вернее, здоровой жировой прослойки, как оно и полагается даме. Больше ничего.

– Пшостите, сошалею бешпокоить сеньора, – повторила женщина, застенчиво улыбаясь.

– Помилуйте!..

Я отступил и выплеснул содержимое стакана в лицо новоприбывшей.

* * *

Правая рука моя вознеслась вместе с пластиковым стаканом, и тот же час опустилась, нанося рубящий удар по груде зажатых в охапку полотенец. Полотенца грохнулись – не упали, а именно грохнулись, ибо в них было вложено что-то увесистое. Надлежало полагать, шестизарядное. Или автоматическое, не знаю.

Левой ладонью я ударил даму в грудь – без малейшего снисхождения к полу противницы. Левой ступней я совершил одну из лучших, чистейших подножек в многогрешной своей жизни. Женщина опрокинулась.

Разбираться в груде шлепнувшихся купальных аксессуаров было некогда. Револьвер – или пистолет, если там обретался пистолет – надлежало оставить на потом. Опрокинувшаяся тварь опомнилась.

Она вскочила очень легко, по-тигриному, что весьма поражало в особе столь неуклюжей с виду и столь мало приспособленной для акробатических упражнений. Сразу почуяв неладное, я успел шарахнуться, и лишь этим уберегся от смертоубийственного пинка в живот. Невзирая на стакан виски, опорожненный прямиком на физиономию, дама сия пришла в боевую кондицию исключительно быстро.

И в какую кондицию, господа хорошие!..

Не считаю себя рохлей; могу, вопреки обманчиво хрупкому сложению, выстоять несколько раундов против хорошего бойца – если тот не станет использовать ножей, метательных звездочек, ремней со стальными когтями и прочей вспомогательной снасти. Короче, способен более-менее прилично защищать свою персону от личностей враждебных и просто неприязненных.

Однако эта фурия сделала бы из меня размазню в течение минуты!

Я отступил еще на шаг. Вступать в поединок с людьми, заслуженно имеющими черный пояс, в нашем деле не рекомендуется. Девка непроизвольно потянулась к упавшему свертку, я пнул ее под коленку, наплевав на собственные шестьдесят три года, опять отскочил – и, как пишут в дешевых романах, события начали развиваться весьма стремительно.

Даже предположив, что сумею справиться с этой мерзавкой, обучавшейся рукопашному бою у настоящего мастера, я не рискнул бы ввязываться в сколько-нибудь упорную потасовку. Ни места не было для этого, ни времени. Я выхватил из-за пояса тридцативосьмикалиберный револьвер, поднял его и прицелился.

Задремавшая было память внезапно ожила. Я осознал, где именно видел эту пантеру прежде. Правда, глядел при этом сквозь отличные цейссовские линзы. Женщина была одной из тех, кто разносил в ошметки неповинный, брошенный на боковом проселке "кадиллак". Входила в состав хулиганской группы, брошенной генералом Мондрагоном на поимку Горация Коли и его молодой жены.

Гадина застыла, словно вкопанная, поняв, что против разрывной пули ни йоко-тоби-гэри, ни маваси-гэри[19]19
  Приемы каратэ.


[Закрыть] особо не помогут. Окно по левую руку рассыпалось десятками стеклянных осколков, злобный голос приказал:

– Не шевелись! Брось оружие!

Насмотрелся мыльных опер, болван. Я отреагировал положенным образом. Немедленно спустил курок, раздробил грудину застывшей напротив мастерице членовредительства, рухнул, перекатился, ощутил рывок за левый рукав. Пуля визгнула вплотную.

Надета на мне была куртка-ветровка, найденная, благодаря любезности Рамона, в багажнике "субару" и вполне заменившая дурацкий, непрактичный белый пиджак. Я снова перекатился, уповая, что имею дело не с опытным, закаленным снайпером. Вопреки самым смелым своим надеждам, оказался в положении, призывавшем к выстрелу в нужную сторону. Спустил курок. "Если промахнулся, – подумал я с тоской, – конец: второй раз парень уже не обмишурится..."

Но я не промахнулся.

Нападавший повис в окне, завяз на почти оголенной раме, свесив голову и руки внутрь комнаты. Револьвер вывалился из бессильно разжавшейся ладони и упал на ковер. В раме оставалось довольно осколков, чтобы вспороть кишки даже более толстому субъекту...

Позади раненого – или убитого, лишь гадать оставалось – возникло знакомое лицо.

– Не стреляй, это я! – заорал Греэр. Пистолет в его лапе был зажат не для выстрела, а для удара. – Парень временно изъят... А девка?

– Наверное, издохла, не проверял.

Греэр обозрел сцену побоища, глубоко вздохнул.

– Если жива, – сообщил он, – то в ближайшее время никуда своим ходом не отправится.

Ковер усеивало битое стекло; на подоконник текла кровь раненого супостата; противоположная мне стена была изуродована двумя выстрелами – никому не удастся зарезервировать этот номер до небольшого ремонта. Я припомнил, как старался избежать потерь среди мексиканского населения. Вотще и втуне... Женщина валялась на полу и отнюдь не смахивала на живое существо.

Медленно поднявшись на ноги, я произнес:

– Черный ход, Греэр... Антония, ты цела?

Из соседней комнаты долетел жизнерадостный ответ:

– Я очень цела; и сеньор Чарльз очень цел! Только у нас очень красивая гость! Большая и спокойная! Хочешь?

– Веди!

Склонившись над подстреленной противницей, я исследовал рану. Серая рабочая рубаха побагровела; карие глаза смотрели перед собой стеклянным, ничего не выражавшим взором. Что ж, дама была профессиональным бойцом, ничего не скажешь. Достань меня этот милый каблук – не читали бы вы сейчас достоверного отчета о последних служебных похождениях Мэтта Хелма.

– Она мертва? – спросила Джо Бекман. Я кивнул.

– Неужели это было необходимо?

– Видите ли, – с горечью отозвался я, – я закоренелый женоненавистник. Убиваю вашу сестру при малейшей возможности! Безо всякого повода.

– Простите.

Я скривился.

– Если бы не пуля – как по-вашему, что воспоследовало бы? Вы же видели этот пинок! Слава Богу, промахнулась, голубушка... Она бы просто выждала первой удобной секунды, метнулась вперед и сломала мне шею ребром ладони. Либо еще краше с неприятелем разделалась – в каратэ много трюков имеется... Между прочим, слава голливудским обормотам! Как хорошо нарваться на болвана, смотревшего телевизор и громко орущего "замри"!

Греэр, выбивавший остатки стекол и протискивавшийся в комнату, не уделял моим речам ни малейшего внимания. И совершенно напрасно... Парень подбоченился и произнес:

– Если хотите что-то предпринять, мистер Коди, предпринимайте поживее, пока сюда не примчался на выстрелы батальон мексиканской морской пехоты.

– Сначала, – возразил я, – давай извлечем этого достойного субъекта из оконной рамы, или он выпустит себе кишки остатками стекла и увеличит потери среди мексиканского населения на целую драгоценную единицу. Счастье наше, что Мак пользуется в этих краях некоторым влиянием, иначе не миновать бы уютной саrcel.[20]20
  Тюрьмы (исп.).


[Закрыть] Доберешься до телефона прежде моего – звони по номеру семнадцать-сорок пять-пятьдесят пять. Спрашивай El Cacique.Представься, назвав мое кодовое имя...

Я осекся, осознав, что творится неладное: из гостиничной спальни до сих пор никто не появился.

– Эй, Антония, что стряслось?

– Да ничего не стряслось, – раздался низкий, довольно приятный голос. Последовал отчетливый удар: – Шагай, чтоб тебе!..

Я следил, как они появлялись. "Очень красивая гость" обладал пропорциями серого медведя. Аккурат с меня ростом и вдвое шире. Примерно триста фунтов против моих двухсот. Немодная, чрезмерно короткая, чисто военная стрижка делала парня похожим на профессионального боксера. Нос ему ломали по меньшей мере дважды. Но, странно: меньше всего пришелец напоминал безмозглого кулачного бойца.

Двадцати с небольшим лет, он казался едва ли не благовоспитанным школьником. Честные голубые глаза. Милая улыбка. Ни дать, ни взять – бойскаут!

На парня, как почти на всех собравшихся, были натянуты синие джинсы; плечи облегала походная куртка. На груди ее виднелась надпись "ЛЮБОВЬ". Наверное, в насмешку.

Разумеется, я признал великана. Уже видал его: сквозь линзы "цейсса". Он топтался у обочины магистрального шоссе рядом с женщиной, которую я был вынужден пристрелить несколько минут назад: телохранитель генерала Мондрагона. За спиною парня виднелась вооруженная маленьким двадцатидвухкалиберным пистолетом Антония. Вослед ей объявился Мэйсон Чарльз, обзаведшийся внушительным револьвером – четырехдюймовый ствол, весьма впечатляющее дульное отверстие – фу ты, ну ты! Чарльз метнул на меня вызывающий взгляд. "Если не желаешь отдать пистолет подобру-поздорову – черт с тобой: обзаведусь револьвером!"

Любопытно, что намеревался этот юный герой вытворять с трофейным оружием?

Гигант увидел простертую мастерицу рукопашного боя, выпрямился:

– Господи, помилуй, неужели так уж нужно было убивать? Бедолага просто выполнила свой патриотический долг, приложила руку...

– Ошибаетесь, – хладнокровно поправил я, – она чуть ногу не приложила. По неприятному, кстати, месту...

Затолкав собственный револьвер за пояс, я подобрал оружие, оброненное висевшим в окне человеком. Присовокупил к нему "беретту" Мэйсона Чарльза, лежавшую на полке бара.

– Лучше помогите моему напарнику извлечь эти руины империи из рамы.

Громила, всецело поглощенный созерцанием убитой женщины, даже не обратил внимания на живого, который болтался в оконной крестовине, безучастный ко всему на свете. Переведя взор влево, парень хмыкнул, открыл было рот, но вовремя осекся. Сделал два шага вперед, изучил положение вещей.

– Распрямите его! – скомандовал великан Греэру. – Теперь понемногу, осторожно, вытягивайте... Вот так... Ноги повыше... Я поддержу.

Предоставив им разбираться с увечными и ранеными, я занялся немедленными нуждами. Одна из первых наших заповедей гласит: не оставляй никаких стволов бесхозными. Иначе рано или поздно нацелятся в твою же спину. А на полу обретался неизвестный пистолет, или револьвер, упавший вместе с грудой купальных полотенец.

– Держи народы под прицелом, – бросил я Антонии, сгибаясь и вороша махровую ткань.

– Да не беспокойтесь, я наготове, – сказал Чарльз. Покопавшись, я обнаружил оружие. Поднял его – и услыхал предостерегающий вопль мексиканки.

* * *

Пистолет Мэйсона был направлен прямо на меня, Антония пыталась метнуться в сторону юного подонка, сбить ему прицел – но верзила с кошачьим проворством кинулся на нее (предварительно определив бесчувственного сотоварища посреди ковра), и отвесил девушке ощутимую оплеуху. Второй раз в течение одного и того же вечера я нырял на пол, стараясь уйти от пули.

Тщетно.

Расстояние было ближе, и преимущество внезапности оказалось отнюдь не на моей стороне. Здоровенный удар по левой части черепа взорвал перед моими глазами вспышку ослепительно белого света. Непонятные мурашки побежали по всему телу. Я запоздало различил грохот выстрела, шлёпнулся, разобрал, как торжествующий мальчишеский тенорок завопил:

– Будьте здоровы, мистер Коди!

Черная пелена обволакивала меня с неудержимой настойчивостью, точно приливная волна о берег билась. Я старался только не потерять сознания полностью, удержаться на краю бытия хотя бы столько времени, сколько было нужно для ответного хода...

Ох ты, подонок сопливый!.. Дождался-таки...

Следовало воздать по заслугам; надлежало заплатить по счету – это правило нам вдалбливали годами; оно сделалось почти второй натурой. Никто не убивает истребителя безнаказанно. Если истребитель способен хоть пальцем шевельнуть...

Никто не бессмертен; и мы не составляем исключения. Только если помирать – так с музыкой! Пускай сукины дети платят за потеху!..

Разумеется, щенок подошел полюбоваться первой своей жертвой. Потом, конечно, помчится в ванную, и блевать примется: подобное боевое крещение кончается однозначно. Боги бессмертные! Мэтт Хелм, знаменитый профессионал, гроза всех разведок недружественных, нейтральных и союзных, попался на крючок поганого любителя! Маменькиного сынка, безутешно оплакивавшего любимую родительницу и безуспешно пытавшегося отомстить за нее... Впрочем, как явствовало из последних событий, не совсем безуспешно.

– Сто-ой! – завизжала женщина, чей голос был отдаленно знаком. – Нет, не стреляй! Идиот, говорю тебе, это другой человек!

Чей-то ботинок пнул меня в ребра, перевернул на спину. Правая рука повиноваться отказывалась; правый бок еле-еле ощутил удар, но не беда. Нас не случайно учат орудовать левой...

Дозволив подонку насладиться открывшимся зрелищем, уже уверенный, что Джо не позволит ему выстрелить вторично, я увидел над собою не одного Мэйсона Чарльза, как следовало ждать, а сразу двух. Оно и понятно: фокусировка зрения расстроилась. Получается, заработал сотрясение мозга... Но это уже не играло роли.

Я просто закрыл один глаз, получил единичное изображение, выдернул из-за пояса курносый револьвер и отчаянным усилием надавил гашетку.