Текст книги "Дурак умер, да здравствует дурак!"

Глава 43

Разумеется, все объединили усилия и принялись отговаривать меня. Карен твердила: «Не надо, не надо», но Герти была настроена более ожесточенно и сообщила мне, что я спятил, ибо ни один человек в здравом уме не отдаст триста тысяч и т.д и т.п. и проч. Молодой человек, Боб, долдонил: «Не рубите сплеча, мистер Фитч», а сенатор выдавал высказывания вроде: «Знаете, вам непременно надо это обдумать», «Почему бы вам прежде не посоветоваться с вашим приходским священником, послушать, что он скажет, а уж тогда…» или «Не надо совершать поступков, о которых на другой день придется сожалеть».

Но я знал, какой поступок мне надо совершить. Уже пару дней я подозревал, что все-таки откажусь от этих денег и что моя единственная задача – решить, кому лучше всего их пожертвовать. А когда мы пришли сюда, осмотрелись и послушали речь сенатора Данбара, я понял, где мои деньги принесут наиболее ощутимую пользу.

Мои деньги. Но ведь они, по сути дела, не мои. Я унаследовал их лишь благодаря несправедливости судьбы, едва ли не мошенническим образом. Кабы дядя Мэтт знал, каким дурачком я уродился, едва ли он вверил бы мне свое неправедно добытое добро. Собственно, это даже не деньги дяди Мэтта, ибо он тоже получил их обманным путем, украл у человека, который после этого покончил с собой. Если уж они кому-то и принадлежали, то наследникам Педро Коппо, двоим его сыновьям. Но мне глубоко претила мысль о том, чтобы отдать деньги такому жулью: они еще хуже, чем дядя Мэтт или любой другой мошенник.

Кидала может вытянуть из вас доллар, или сто долларов, но при этом страдает только ваша чековая книжка. Кидала не бьет людей, не похищает и не убивает их.

Нет, если на этих деньгах кровь, тут им самое место. Пусть они принадлежат ГПП и в кои-то веки пойдут на правое дело. Пусть они помогут посадить братьев Коппо за решетку до конца дней. Хотя бы до конца моих дней, это меня вполне устроит.

Когда, наконец, окружающие уразумели, что я полон решимости немедленно передать деньги ГПП, сенатор проговорил:

– Ну что ж, сэр. Даже не знаю, что вам сказать. Ваше пожертвование принесет огромную пользу. Вот, пожалуй, и вся моя речь. Мы тут и не мечтали о такой удаче, верно, Боб?

– Это точно, сэр, – с тусклой улыбкой отвечал Боб. – Я просто ошарашен.

– Полагаю, теперь вам понадобится помощь стряпчего, – сказал сенатор.

– Не желаете ли позвонить своему поверенному прямо отсюда?

Добрьяк? О, нет.

– Давайте позовем вашего поверенного, – предложил я. – Вероятно, он разбирается в таких вопросах лучше, чем мой. Сейчас надо составить бумагу, которую я подпишу. Обязательство передать всю сумму наследства. Тогда вы сможете получить деньги, даже если со мной что-нибудь стрясется.

– О, я уверен, что с вами не случится никакой беды, – ответил сенатор. – Полагаю, нам следует без промедления отрядить к братьям Коппо парламентеров, чтобы обо всем сообщить. Что скажете, Боб?

– Я бы с удовольствием сделал это сам, сэр.

– Молодец. Вы и Каллахан, – сенатор снова повернулся ко мне. Хорошо, сейчас мы вызовем сюда нашего юрисконсульта. Боб, позаботьтесь об этом, пожалуйста.

– Разумеется, сэр, – Боб встал из-за стола, извинился и вышел.

Глядя на меня, сенатор Данбар сказал:

– Возможно, вас заинтересовало бы предложение поработать здесь, мистер Фитч, – он улыбнулся. – Теперь мы, разумеется, сможем расширить наши штаты.

– Я ничего не смыслю в сыскном деле, – ответил я, хотя был польщен этим предложением.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Данбар, и последующие несколько минут мы с ним обсуждали мое скромное поприще исследователя и возможности использования плодов моих изысканий в деятельности ГПП. В конце концов я обещал подумать, и тогда сенатор вкратце поведал нам об истории и послужном списке ГПП и рассказал несколько анекдотов о деятельности этого учреждения.

Так мы и болтали минут десять, а потом вошел Боб и сказал:

– Все готово, сэр, я освободил зал заседаний, там попросторнее.

– Очень хорошо, Боб, – похвалил его сенатор, поднимаясь на ноги.

Несколько секунд мы с ним потоптались в дверях, с поклонами пропуская друг дружку вперед, в конце концов я уступил и возглавил шествие. Карен и Герти, по-прежнему не одобряя мой замысел, хотя теперь уже молча, побрели следом.

Мы пересекли приемную и вошли в дверь смежного помещения, длинного и узкого. Тут стоял стол для совещаний, окруженный удобными на вид стульями с деревянными подлокотниками и красными кожаными зачехленными сиденьями. В дальнем конце стола стоял какой-то человек, перед ним лежал раскрытый чемоданчик для бумаг. Человек доставал из него всевозможные канцелярские принадлежности и раскладывал на столе.

Я тотчас уловил в его облике нечто знакомое, но никак не мог понять, что же именно. Лет пятидесяти, среднего роста, склонный к полноте, но не толстый в истинном смысле этого слова, прилично одетый. Таких полно во всех центральных ресторанах в обеденный перерыв. Может, он просто напомнил мне этот тип людей? Но откуда тогда это странное ощущение, будто я уже где-то его встречал?

Сенатор выскользнул из-за моей спины.

– А, Прескотт, рад снова видеть вас, – сказал он, пожимая руку вновь прибывшему, после чего повернулся ко мне. – Мистер Фитч, позвольте представить вам человека, который со дня основания нашей организации оказывал ей бесплатную правовую помощь. Мистер Прескотт Уилкс. А это, вероятно, самый щедрый из наших благодетелей, господин Фредерик Фитч.

Прескотт Уилкс! Поверенный, который прислал дяде Мэтту то письмо!

Я почувствовал внезапный холодок в затылке. Что-то где-то было не так.

Меня окружали улыбчивые, дружелюбные, умеющие убеждать люди, с которыми приятно расслабиться, пустить все на самотек, пустить свой хлеб по водам…

Все повторялось снова!

Прескотт Уилкс с вежливой улыбкой шагнул ко мне, протянул руку, и в этот миг я вспомнил, где видел его прежде. А значит, вспомнил, кто он такой.

А значит, понял, что он такое. А значит…

– Профессор Килрой! – вскричал я. – Вы – профессор Килрой!

Глава 44

Я угодил под перекрестный огонь растерянных взглядов, но теперь мне было наплевать. У меня было такое ощущение, словно густой туман вокруг, наконец, рассеялся, и мир предстал передо мной во всей своей яркости.

– Это он! – сообщил я и миру, и себе самому. – Он нацепил накладную бороду, напялил жуткий парик и очки, измазал физиономию, обрядился в старое барахло не своего размера, чтобы выглядеть потщедушнее и покостлявее, принялся ковылять по-дурацки и говорить трескучим голосом…

Сенатор Данбар подошел ко мне; во взгляде его сквозила тревога.

– Вам нехорошо, мистер Фитч? – спросил он. – Быть может, напряжение последних дней…

– Никакого напряжения, – отвечал я. – Знаете, как я узнал? По этому чемоданчику. Он стоял в шкафчике камеры хранения, а в чемодане лежала ваша повседневная одежда. Вы забрали чемоданчик, вошли в мужской туалет, заперлись в кабинке и переоделись, вот почему профессор Килрой навеки канул в торчок. Из туалета вышли вы! Я еще на пороге понял, что где-то видел вас, но никак не мог вспомнить, где. А это было на центральном вокзале. Вы были одним из тех мужчин, которых я заметил возле туалета.

Прескотт Уилкс одарил меня великолепно исполненной изумленной улыбкой.

– Вынужден признаться, что не понимаю вас, молодой человек, – сказал он и, продолжая улыбаться, повернулся к сенатору Данбару. – В чем дело, Эрл?

Карен в тревоге тронула меня за руку и спросила:

– Ты здоров, Фред?

– Этот молодой человек пережил жестокое потрясение, – объяснил вновь прибывшему сенатор Данбар. – Вы ведь наслышаны о братьях Коппо.

Уилкс кивнул.

– Разумеется.

– Все это – мошенничество, – сказал я Карен. – С начала до конца.

Одно большое мошенничество.

Сенатор как ни в чем не бывало продолжал объяснять положение дел Уилксу:

– Они не давали мистеру Фитчу житья. Думаю, не стоит пенять на него за разыгравшееся воображение.

Герти подступила ко мне с другого боку.

– Фред, что с тобой? – спросила она. – Ты спятил, или как?

– А я-то вам верил, Герти, – ответил я. – Но вы, оказывается, заодно с ними.

– Боб, – сказал сенатор, – пожалуй, стоит вызвать врача.

– Доктора Осбертсона, – посоветовал я. – Чтобы вся шайка была в сборе.

Боб так никуда и не пошел. В комнате делалось все тише и тише. Все смотрели на меня. Я видел, как из-под озабоченных, растерянных, дружелюбно-участливых мин проступает тревога.

Карен тоже почуяла неладное. Она схватила меня под руку и принялась разглядывать всех остальных. Таким образом, линия фронта была обозначена достаточно четко: двое против четверых.

Я сказал:

– Прескотт Уилкс прислал моему дядьке письмо, и оно у меня. Полагаю, это называется случайным совпадением.

– Ты не в себе, Фред, – молвила Герти. – Откуда это внезапное неверие в людей?

– А вас никто не похищал, – ответил я. – Все это – часть замысла.

– Фред, поверь мне, я лучше знаю, похитили меня или нет.

– Уж вам ли не знать, – я оглядел лживые встревоженные лица и сказал:

– Ничего, я еще выясню, где собака зарыта. Уолтер Косгроув тоже в этом замешан, и скоро я узнаю, какова его роль.

– Боб, – весьма угрюмо проговорил сенатор, – полагаю, нам нужна «неотложка».

– Да, сэр, – ответил молодой человек и торопливо попятился вон из комнаты.

– Никакой «неотложки» Боб вызывать не будет, – сказал я. – Ему самому надо в неотложном порядке покинуть тонущее судно. Думаю, если вы выглянете в коридор, то увидите, как он бежит к лифту, будто к спасательной шлюпке.

Улыбка сенатора сделалась кривоватой.

– Едва ли, – ответил он. – Боб – наш доверенный помощник.

– Доверенный? Опять вы о доверии? – я попятился и взял Карен под руку. – Мы уходим. Не пытайтесь нас остановить.

– Неужели вы совершенно уверены в том, что братья Коппо не преследуют вас? – спросил сенатор. – Лучше бы вам в этом убедиться, прежде чем выходить на улицу. В вас стреляли. Вас травили и запугивали.

На миг я почувствовал, как слабеют мои связи с правдой жизни, но тотчас взял себя в руки и сказал:

– Это делали ваши люди. Они-то и стреляли. Наемные убийцы не дают три промаха кряду. Мне уже давно следовало бы об этом задуматься. Меня хотели настращать, а не застрелить, и им понадобилось трижды открыть огонь, чтобы я, наконец-то, обратил на них внимание.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – ответил сенатор. – Что до меня, то я провел последние три недели на западном побережье и могу представить вам сколько угодно законопослушных граждан, которые это подтвердят.

– Ну, значит, это был Уилкс, – заявил я. – Он-то всем и заправлял.

Стрелял в меня, сыграл роль профессора Килроя, ехал за мной в машине, звонил мне на квартиру Карен…

– Никогда не слышал таких сказок! – возмутился Уилкс. – Я правовед. Я вам не… не акробат.

– Готов спорить на семнадцать долларов, что в студенчестве вы занимались художественной самодеятельностью, – сказал я ему. – Ходили на драмкружок. Бьюсь об заклад, что вас всю жизнь тянуло на сцену. Держу пари, что вы вкладываете деньги в театральные постановки, да и сами играли в любительских представлениях.

Я видел, что от предлагаемых мною пари Уилксу становится не по себе. Он повернулся к сенатору, прося помощи. Данбар сказал мне:

– К счастью, мы тут все друзья, молодой человек, иначе ваши несусветные обвинения повлекли бы за собой весьма серьезные последствия.

– Серьезные последствия? Ну, раз уж мы заговорили о серьезных последствиях, вот вам одно из них. Это Уилкс убил моего дядю Мэтта!

– Ну, это уж слишком! – вскричал Уилкс. – Я сроду не поднимал руку на человеческое существо!

Сенатор повернулся к Герти.

– Мисс Дивайн, этот молодой человек – ваш приятель. Не могли бы вы как-то призвать его к порядку?

Но Герти засмеялась и ответила:

– И не надейтесь, сенатор. Ребенок расшалился, и теперь его уже не обуздать.

– Ага, расписались в своем бессилии! – крикнул я ей.

– Еще бы. Почему я должна…

– Потому что отправитесь в тюрьму, вот почему, – заявил я.

– Не дождешься, – ответила она. – Сперва раздобудь улики. У тебя ничего нет.

– Вас не похищали! – напомнил я.

– Вот это уже серьезно, – признала Герти. – И в «кадиллаке» не один Уилкс раскатывал. Иногда и мне давали порулить. Как тебе понравилась моя шоферская фуражка?

Мысль о том, что зловещим «кадиллаком» управляла Герти в шоферской фуражке, а за занавесками на заднем сиденье было так же пусто, как у меня в голове, разозлила меня и наполнила чувством унижения.

– Ну, а как быть с убийством? – гневно спросил я. – Думаете, нет улик? Уилкс заплатит за это, да и вы все тоже. Соучастники!

– Кончай, Фред, – сказала Герти. – Уилкс никого не убивал. Посмотри на него. Он – кидала, а не мочила. Кабы этому кодлу надо было убить Мэтта, его убили бы сто лет назад. Но вместо этого они ждали целых пять лет, пока он сам откинется.

– Ну, довольно! – взорвался сенатор. – Сперва вы приходите сюда с байками о каких-то притеснениях, а когда мы предлагаем вам помощь, вдруг начинаете выдвигать дикие обвинения. Если вы тотчас не уберетесь, я вызову полицию!

– Я вам помогу, – ответил я. – Где телефон?

Мы осторожно попятились назад и очутились в приемной. Карен была напряжена, как перетянутая часовая пружина, лицо ее побелело, на скулах появились два маленьких багровых кружка. Она обвела глазами все это общество златоустов, но они молчали, и тогда Карен уставилась на сенатора почти так же, как птичка на змею.

В приемной было безлюдно. Секретарша заблаговременно покинула свой пост, Боба тоже след простыл. Я шагнул к письменному столу, но тут меня догнал сенатор.

– Я не хотел бы, чтобы вы использовали наш телефон для личных бесед, – сказал он.

– Что ж, позвоню откуда-нибудь еще, – ответил я. – Герти, вы идете с нами?

Она улыбнулась мне и покачала головой.

– Нет, я лучше останусь с этими пташками. Надо наметить общую линию щебетания. До встречи, Фред.

Мы с Карен попятились дальше. Герти стояла между Уилксом и сенатором, по-прежнему улыбаясь мне, а ее приятели имели весьма мрачный вид.

На миг мне показалось, что Герти гордится мною.

Глава 45

– Записка дяди Мэтта, которую принесла Герти, была поддельная, объяснил я Карен, пока мы дожидались лифта. – Им надо было подослать ко мне Герти, чтобы она меня обработала. Это она рассказала мне про ГПП и профессора Килроя.

– Я совсем растерялась, Фред, – призналась Карен. – Все так внезапно изменилось.

– У меня вся жизнь такая, – ответил я и принялся загибать пальцы. Сколько же ролей сыграл Уилкс? Стрелок – раз. Раввин – два…

– Раввин? Фред, ты точно здоров?

– В тот день, когда меня достали по телефону в твоей квартире, туда приходил раввин. Старик с окладистой бородой, который бормотал что-то нечленораздельное. Они знали, что я в доме, но в которой из квартир? Чтобы выяснить это, Уилкс загримировался и принялся стучаться во все двери, пока не нашел меня.

– А откуда они знали, что ты в здании?

– Проследили за мной от моего дома.

– А ты-то думал, это Джек. Считал, что он предал тебя. Ты должен извиниться перед ним, Фред.

– Я знаю. Но вернемся к Уилксу. Из раввина он перевоплотился в профессора Килроя. Они не могли рисковать и не позволили Герти врать мне в одиночку. Это звучало бы неправдоподобно, вот и появился профессор Килрой.

Потом Герти села за руль, а Уилкс превратился в коренастого в кепке. А сегодня утром он опять принялся крутить баранку.

Створки лифта открылись. Лифтер и человек пять пассажиров вылупились на меня. Поначалу я не понял, чего это они так таращатся, но потом опустил глаза, дабы убедиться, что ширинка застегнута, и увидел полы белого халата, а под ними – свои босые ступни. Тогда я все понял. И почувствовал, что моя физиономия превращается в красную неоновую вывеску. В меру сил и способностей я принял непринужденный вид, приосанился и шагнул в лифт.

По пути вниз Карен спросила:

– Как нам теперь действовать?

– Первым делом, позвонить в полицию, – ответил я.

Но звонить не пришлось. Полиция схватила меня в тот миг, когда мои босые ноги коснулись асфальта Пятой авеню.

Глава 46

Под вечер Райли принес мне кое-какую одежонку и весть о том, что меня выпускают на волю. Но прежде я был вынужден довольно долго общаться со Стивом и Ральфом. Чем меньше я расскажу об этом общении, тем лучше будет всем нам, поверьте мне. Ну да в конце концов они от меня отстали.

Поначалу разговор с Райли не клеился, ибо я чувствовал себя весьма неловко, а оттого и извинялся, и оправдывался, одновременно нападая на собеседника, а собеседник старался выказать понимание и подавить свой справедливый гнев.

– Фред, – сказал он мне, – я тебя об одном прошу: найди золотую середину. А то сперва ты всем веришь, потом – никому не веришь. Неужели ты не можешь нащупать точку, равноудаленную от двух этих крайностей?

– Я попробую, – пообещал я. – Честное слово.

– Ладно, довольно об этом, – решил Райли. – Что было, то прошло, я здесь не за этим. Думаю, тебе будет любопытно узнать, что еще я раскопал.

– Да, очень хотелось бы, – согласился я.

– Главным источником сведений послужил Добрьяк, – начал Райли. – Он клянется, что рассказал бы тебе все, кабы ты дал ему такую возможность, но я ему не верю. Думаю, для тебя он припас другой репертуар песен и плясок и постарался бы скрыть все факты, не выдавая никаких сведений.

– Как сенатор Данбар и иже с ним, – вставил я.

– Да, стиль у них один. Во всяком случае, Добрьяк говорит, что эти деньги никогда не принадлежали твоему дядьке. Он их не заработал, не украл и не выиграл. Ты был прав: Уолтер Косгроув действительно замешан в деле. Это были его деньги.

– Еще бы не замешан, если доктор Осбертсон знал его, – согласился я.

– А судя по тому, как Уилкс повел себя в обличьи профессора Килроя, когда я упомянул это имя, он тоже знал Косгроува.

– По словам Добрьяка, – продолжал Райли, – Мэтт бедствовал в Бразилии, когда Косгроув разыскал его там. Мэтт знал, что умирает от рака, а Косгроуву надо было ввезти в Штаты полмиллиона долларов и передать их Эрлу Данбару. Данбар пользовался влиянием и мог устроить Косгроуву помилование или амнистию, чтобы тот вернулся домой. Он запросил за это пятьсот тысяч, деньги вперед.

– Слишком сложная махинация, – сказал я.

– На самом деле нет, надо только понять суть. Как бы там ни было, Данбар уже много лет верховодил в этой своей ГПП и сделал из нее благообразный фасад, за которым можно было, не замарав рук, спрятать любые деньги, которые политиканы помельче обычно называют взносами на предвыборную кампанию. Но Данбар поступил умнее: деньги никогда не приходили прямиком к нему, их получала ГПП, а сенатор потом забирал, оставляя ровно столько, сколько было нужно для дальнейшего прозябания организации. Ты видел их штаб-квартиру.

– А что Косгроув?

– Косгроув выдал деньги Мэтту, поскольку тот должен был умереть без малого через год. Дядьке надлежало написать покаянное завещание, оплакать свою неправедную жизнь и оставить все деньги ГПП, дабы она могла продолжать свою самоотверженную деятельность.

– Но дядька их надул, – предположил я.

– До размеров воздушного шара, – ответил Райли. – Сначала прожил пять лет вместо шести месяцев, а потом завещал все деньги тебе.

– Так вот почему Уилкс убил его, – сказал я. – Мэтт отказался от услуг фирмы, и он заподозрил обман.

Райли покачал головой.

– Нет. Во-первых, Уилкс очень хотел, чтобы Мэтт не умер раньше, чем они докопаются до сути этого обмана. Во-вторых, у него нерушимое алиби на время убийства.

– Так это был не Уилкс?

– Определенно нет.

– Но и не братья Коппо, – сказал я. – Если они вообще существуют.

– Существуют, будь спокоен, – ответил Райли. – Только родом они из Канарси, а не из Бразилии. И никогда не имели никакого отношения ни к твоему дядьке, ни к любому другому участнику этой чехарды.

– Однако это живые люди. Наверное, их приплели сюда на тот случай, если я начну рыться в газетных подшивках.

– Да, что-то в этом роде.

– Но зачем было так усложнять дело? Окружать меня всеми этими высокоточными станками?

– Не могли же они явиться к тебе и сказать: извини, мол, ошибочка вышла, денежки-то наши. С одной стороны на Уилкса давил Данбар, а с другой, надо полагать, нажимал Косгроув. А ты на весь свет славишься своим легковерием, вот они и начали плести заговор, импровизируя по ходу дела и стращая тебя всеми доступными способами. По-моему, Уилкс делал это с удовольствием. Ты был прав: он – непризнанный гений лицедейства.

– Кабы я не нашел то письмо в столе дяди Мэтта, то ни о чем не догадался бы, – сказал я. – Подписал бы бумаги, и все.

– До этого едва не дошло, – согласился Райли. – Ты простофиля, Фред.

Такой уж уродился. А простофиля – злейший враг самому себе.

– Я исправляюсь, – подчеркнул я. – Полагаю, за последние несколько дней я кое-чему научился.

– Возможно, – не слишком убежденно молвил Райли.

– Остается последний вопрос, – сказал я. – Кто из них убил дядю Мэтта и Гаса Риковича? Если это не Уилкс, то кто?

– Никто, – ответил Райли. – Они все чисты. Какой им смысл выжидать пять лет? Кроме того, они подозревали его в обмане и надеялись, что он не умрет до выяснения дела.

– Но кто же тогда угробил дядюшку Мэтта?

– Понятия не имею.

– Я думал, все это – звенья одной цепи. Убийство и мошенничество. Но ведь они и хотели, чтобы я так думал, верно? Чтобы свалил все в одну кучу.

– Насколько мы можем судить, никакой связи нет, – сказал Райли. Уилкс и Герти Дивайн просто воспользовались этим убийством, чтобы начать строить козни против тебя.

– О, боже! – воскликнул я, внезапно испытав огромное облегчение. Тогда я знаю, кто это сделал.

Райли с сомнением посмотрел на меня.

– Знаешь?

– Лифтер.

– Кто?

– В дядюшкином доме, – сказал я. – Лифтер вечерней смены.

– Фред, здоров ли ты?

– Совершенно. Послушай. Мэтт дулся в карты с лифтером и, конечно, мухлевал. Совершенно естественно, даже не думая об этом. Но он стал неловок.

Герти и Гас то и дело ловили его, но прощали.

– Ты уверен? – спросил Райли. Сомнения уступили место любопытству.

– Вполне, – ответил я. – А поскольку лифтер куда глупее Герти, он не знал, что дядька плутует, и обнаружил это только в последний вечер. Когда дядьку схватили за руку, он, должно быть, разозлился, а может, и пригрозил настучать управляющему, а тот уволил бы лифтера за внеслужебные отношения с жильцами. Лифтер сам мне так сказал. Когда дядька пошел к телефону, он взбесился и убил его. Вероятно, ударил бутылкой, которую потом унес с собой.

– Ты уверен, что они играли в карты?

– Совершенно. Мне сказали об этом и Герти, и сам лифтер.

– Едва ли наши люди это знали, – задумчиво проговорил Райли.

– Лифтера все покрывали, не хотели, чтобы у него были неприятности.

– А Рикович? – спросил Райли.

– Он-то и ответит на вопрос, – сказал я. – Единственная причина, по которой он мог очутиться там в то время, – желание потолковать с убийцей, сказать, что тому придется выложить три с лишним тысячи, иначе Рикович продаст сведения мне. Полагаю, у покойного Гаса было весьма своеобразное отношение к жизни: он не допускал и мысли, что кто-то может покуситься на него.

– Как и старый Мэтт, – ответил Райли. – И вот обоих – тупым предметом по голове.

– Лифтер, – повторил я. – Я бы уже давно догадался, кабы не убедил себя в том, что убийство – часть мошенничества.

– Я сейчас вернусь, – сказал Райли. – Мне надо позвонить.

Пока он ходил, я переоделся, более чем охотно сбросив с себя лабораторный халат. Вернувшись, Райли сообщил:

– Наши пошли проверять.

– А что будет с Уилксом, Данбаром и остальными? – спросил я.

– Увы, ничего, – ответил Райли. – Веских улик нет, и мы не сможем привлечь их к суду. Эрл Данбар не станет лезть из кожи вон, чтобы помочь Уолтеру Косгроуву вернуться в Штаты, но это – наш самый большой успех в деле.

– А Герти? Подстроенное похищение?

– Ты – единственный, кто сообщил об этом. Она скажет: нет, я была в отъезде, и все. Сама-то Герти никогда не заявляла о похищении.

– Итак, все остаются на воле, – подытожил я.

– Включая тебя, Фред, – подчеркнул Райли. – Почему бы тебе не попытаться взглянуть на дело с такой точки зрения?

Я попытался.