Текст книги "Отпуск с папой"

«Криминальное танго»

Р. Бендикс

Сидя в пляжном кресле и поджидая остальных, я рассматривала свои сморщившиеся от воды руки. Было почти восемь, мы все закончили, и в отличие от Марлен, Доротеи и Гезы никакого желания переодеться у меня не возникло. Сегодня был какой-то сумасшедший день. Еще утром жизнь казалась мне прекрасной, в обед появился Гизберт Разрушитель, и теперь все лежало в руинах. Йоханн съехал, я несчастна, девушки сочувствуют, а команда пенсионеров планирует отстрел любимого. Так что я прекраснейшим образом могу остаться в грязном. Мне теперь все равно.

Марлен, в чистых джинсах и белой футболке, с волосами, мокрыми после душа, села напротив меня.

– Чему я рада, так это тому, что мы все закончили. Мебель привезут рано утром, около восьми. А мне завтра придется съездить в банк, подругому не получается, но вы-то здесь будете. Я к половине девятого вернусь. Ты меня слушаешь?

– Что? – При слове «банк» мне опять вспомнился Йоханн. Если он банкир, конечно, может, и тут наврал. – Разумеется, я тебя слушаю. Завтра нам нужно в банк.

– Кристина!

А он мне врал? Вообще-то он всегда вел себя уклончиво. А влюбленные мужчины так себя не ведут.

– Да?

Марлен строго на меня посмотрела:

– Ты не слушаешь, витаешь где-то, и я догадываюсь где. Я кое-что тебе скажу, пока не появились наши «мальчики». Я не верю ни одному слову из этих глупостей. Йоханн Тисс славный парень. Может, он и решает сейчас какие-то свои проблемы, но они уж точно никак не связаны с богатыми старухами. Я, в конце концов, тоже кое-что понимаю в людях. Сама подумай, человек приехал в отпуск, а его вдруг начинают подозревать бог знает в чем, и, как в третьесортном кино, за ним неотступно ходят какие-то старики, я тебя умоляю. А потом и ты начинаешь вести себя по-дурацки. Мне кажется, он действительно в тебя втрескался…

– Кто втрескался? – Голос у папы был опасно дружелюбным.

Марлен улыбнулась:

– Это ты, Хайнц? По-моему, Гизберт втрескался в Кристину. Учитывая, как часто он здесь бывает…

Папа сел рядом со мной и довольно потер руки.

– Да, возможно, ты и права. Хотя его интересуют и другие вещи. Но мне тоже кажется, что он находит мою дочь симпатичной. Поэтому и хочет защитить ее от этого преступника.

В подтверждение своих слов он обнял меня за плечи.

– Скажи мне, Хайнц, – вкрадчиво начала Марлен, – а не может Гизберт объявить человека преступником просто потому, что тот нравится твоей дочери?

– Ах, ерунда. – Папа убрал руку. – Гизберту это совсем не нужно.

Я кашлянула, скрывая горький смешок. Марлен удрученно покачала головой и увидела, что во двор въезжает Гизберт. К его мопеду был прицеплен небольшой багажник, на котором стоял ящик с пивом.

– Во всяком случае, на этот раз он приехал не с пустыми руками. Обычно пьет на дармовщину.

– Марлен, – шикнул на нее папа, – чего я терпеть не могу, так это мелочных женщин. Ты еще ему спасибо скажешь за его услуги.

Он поднялся и пошел навстречу ГфМ. Марлен подалась вперед.

– Малыш Гизберт не сможет снять ящик с багажника, а у Хайнца – бедро. Интересно посмотреть.

Во двор въехал Калли, махнул нам и спрыгнул с велосипеда. Папа принял велосипед и аккуратно поставил его к стене.

– Калли, сними ящик с багажника, а я принесу бокалы. Гизберт, присаживайся.

Волосы Гизберта наэлектризовались под шлемом и, когда он снял его, зашевелились на ветру. Он выпятил грудь и с сияющим видом пошел к нам.

– Кристина, выглядишь прекрасно. Можно мне сесть?

– Хайнц сидит рядом с Кристиной. – Реакция у Марлен была быстрее моей. – Принеси себе складной стул из гаража.

Он ушел с надутым видом и вернулся с двумя стульями. Калли, уже приволокший ящик с пивом, его по-благодарил.

Папа вернулся в сопровождении Гезы, которая несла поднос с бокалами, и Хуберта с бутылками воды. Папа устроился рядом со мной в плетеном кресле и требовательно взглянул на Гезу.

– Нам нужна еще парочка складных стульев. А где Карстен? Опять не может наболтаться с Доротеей?

– Уже идут. – Геза расставила бокалы и сходила за стульями. – Я видела их у плотины. Вот и они.

– Добрый вечер. – Карстен постучал по столу и сел. – Нильс, принеси скамейку из пивной, со стульями получается не очень красиво. Ты ведь хорошо разбираешься в расстановке мебели. Доротея, садись рядом со мной. Калли поможет Нильсу.

Мне мучительно захотелось побыть одной. Посидеть на пляже, выкурить сигарету, посмотреть на море и подумать о своей несостоявшейся любви.

В этот момент папа подскочил, чуть не опрокинув плетеное кресло.

– Можно начинать? Мы ведь тут не веселиться собрались и не колбаски жарить.

– Вот именно! – поддержал папу Гизберт. – У нас есть миссия!

Калли откупорил бутылки с пивом и передал их дальше.

– А где фрау Клюпперсберг и фрау Вайдеманн-Цапек?

– Калли! – Доротея еще не осознала всю серьезность положения. – Ты же слышал, у нас тут не веселая вечеринка с колбасками.

Калли покраснел.

– Но я думал… они же хотели… кому-нибудь еще передать пиво?

Гизберт фон Майер откашлялся и встал. Расправил листок бумаги и обвел всех взглядом.

– Итак, все в сборе. Я хочу…

– Вот теперь все в сборе, – произнес появившийся Онно и сердито посмотрел на Гизберта, ставя стул рядом с моим креслом. – Этот пуп земли меня достал, – наклонился он ко мне. – Всегда про меня забывает.

Я была поражена. Тишайший Онно взбунтовался.

Гизберт не обратил на него никакого внимания и начал:

– Дорогие мои, прежде всего хотел бы прочесть вам свою статью, которая появится завтра в «Островном курьере». «Будьте бдительны! Как нам стало известно из достоверных источников, большая опасность, нависшая было над жителями острова и их гостями, особенно женского пола, миновала. С невиданной доселе помощью храброй команды отважных мужчин удалось арестовать брачного афериста, тщетно разыскиваемого Интерполом. Благодаря круглосуточному расследованию и опасной для жизни слежке спасители сумели загнать в угол прошедшего огонь и воду преступника. Уже сегодня этот субъект покинет Нордерней. Полиция нашего острова-курорта, погрязшая, по всей видимости, в расследовании обыденных преступлений, оценит энтузиазм этой смелой дружины, действовавшей столь беззаветно. За дальнейшей информацией о поимке и поисках улик читайте завтра. ГфМ».

Он сложил листок и одарил нас торжествующей улыбкой.

– Ну?

– Интерпол? – сдерживая смех, спросила Марлен.

– Дружина? – открыто ухмыльнулся Нильс.

Доротея добавила:

– Опасная для жизни слежка?

Хуберт вообще ничего не понял. Он переводил взгляд с одного на другого и наконец спросил:

– А не могли бы вы меня просветить? Я думал, его еще ищут… И почему же вы не поставили в известность полицию?

– Полиция! Им нужны доказательства, – повернулся к нему Гизберт. – Это репортаж-расследование. Читатель как бы принимает участие в происходящем. Кроме того, вырастут послезавтрашние продажи.

– А где преступник сейчас?

– В «Георгсхёе». Охотится за добычей, – нетерпеливо пояснил Гизберт. – Завтра мы его схватим. С помощью Мехтхильды и Ханнелоры.

Папа сделал знак, чтобы он сел. Сработало.

– Гизберт, ты плохо объясняешь. Значит, Хуберт, дело в следующем: здесь живет один гость, который мне сразу показался странным. Глаза у него какие-то коварные. Потом он начал домогаться моей дочери и…

– Папа, это не так, я…

Он перебил меня:

– Кристина, оставь. Хуберт, она пока еще в шоке. В любом случае он докучал и Марлен…

– Хайнц, прошу! Не говори ерунды!

Но и участие Марлен в разговоре было решительно пресечено, и папа продолжил:

– И он фотографировал пансион. Вел себя очень подозрительно, потом на два дня неожиданно исчез, заметив, что ему сели на хвост. И вдруг появился снова. Мы были настороже, но очень скрытно, и мошенник потерял бдительность – мы застали его на месте преступления. Вот доказательство. Гизберт, твой мобильный.

Он протянул руку, и Гизберт передал телефон, как эстафетную палочку. Папа начал жать на кнопки.

– А ты знаешь как?

– Разумеется, я разбираюсь в технике.

Хайнц держал телефон в вытянутой руке и тыкал по клавишам. Я видела, что он оставил очки дома. И все-таки он справлялся с аппаратом.

– О! – Папа показал мне дисплей. – Это что, Кристина?

На дисплее я прочла: «Удалить фотографии?»

– Ты просто должен нажать «да».

Никакого желания еще раз смотреть эти снимки у меня не было.

Хуберт был разочарован, что ему не удалось увидеть настоящего брачного афериста. Вид у него по-прежнему был растерянный. Зато Гизберт разозлился, но ворчать на отца не посмел. Чтобы наказать нас, он не стал пить пиво. Хуберт охватил рукой подбородок.

– И он был на фотографиях? Когда подкатывал к даме?

– Да! – яростно кивнул Гизберт. – Я его застукал.

– Ах, какая чушь! – нервно заявила Марлен. – На фотографиях был молодой человек с пожилой дамой, которая довольно фамильярно с ним обращалась. Он вообще мог их не рассмотреть. Но у Гизберта же есть фантазия.

Хуберт кивнул:

– А что с адресом? Откуда вы знаете, что он неверный?

– Мы это проверили. У нас контакт с Бременом, – гордо пояснил отец. – По указанному адресу нет таблички с его именем.

– Он говорил, что лишь недавно переехал в Бремен и управляющий еще не успел прикрепить табличку.

Хоть одно слово в защиту я могла сказать.

Папа так не считал.

– Дурацкая отговорка. В это никто не поверит.

– Бремен, – задумчиво повторил Хуберт. Мне показалось, что он хотел бы знать больше.

– А до этого он был у тетки. В Кёльне.

Хуберт покачал головой:

– Это действительно забавно. Если он на самом деле брачный аферист, нельзя просто сидеть сложа руки и смотреть. Как же вы хотите его подловить?

Гизберт, уже покрывшийся пятнами, перехватил слово:

– Мехтхильда Вайдеманн-Цапек и Ханнелора Клюпперсберг, две дамы, приехавшие сюда в отпуск, отправились в бар отеля «Георгсхёе». Я дал им с собой диктофон, и они заманят этого жиголо в ловушку. Завтра утром я передам запись и фотографии в полицию. Разумеется, я лично буду присутствовать при задержании, чтобы сделать эксклюзивный репортаж.

Хуберт уважительно кивнул.

Доротея застонала, Нильс растерянно посмотрел на Марлен, папа сжал мою руку и успокаивающе улыбнулся.

– Гизберт? Какие фотографии? – спросила я, с интересом ожидая ответа этого позёра.

Он замер, взглянул на меня, потом на отца и на свой телефон.

– Фотографии? Ах да. Ну, не важно. Хватит и записи… Хотя… Я все равно собирался заехать в отель. В конце концов, я несу ответственность за дам.

Я решила, что с меня хватит, и встала.

– Я иду спать. Удачной охоты. И смотрите не опозорьтесь. У меня нет никакого желания сообщать маме, что ее муж сидит за решеткой за нарушение общественного порядка и неприкосновенности жилища.

Папа удержал меня за руку.

– Не волнуйся, детка, наше дело правое. Спи спокойно.

Я кивнула остальным и стала выбираться из-за стола, протискиваясь мимо чужих коленок. Марлен поднялась, чтобы меня проводить. Когда мы отошли за пределы слышимости, она сказала:

– Не знаю, зачем нам это, но я все-таки сообщу им свое мнение. Иначе Хуберт поверит всему. Пойдем, выше голову, я по-прежнему считаю все это чушью. Завтра поговорим спокойно, закончив с пивной, ладно?

– Ладно. – Я попыталась ей улыбнуться и прошла в квартиру.

Мой мобильный так и не зазвонил. И называть взрослую женщину мышкой смешно.

«Вернись, мой мальчик»

Ф. Куинн

Папа встал на колени перед Йоханном и протянул ему торт. Лицо его было полно раскаяния, Йоханн оставался бесстрастным. Я сидела среди зрителей и отчаянно держала кулаки, чтобы Йоханн дал правильный ответ. Но он только слегка покачал головой. Тогда заговорил папа:

– Я и правда не знаю… – картинка расплылась, зато голос отца стал более отчетливым, – что делать. Я уже разучился. И в сердечных делах не очень разбираюсь. Что доставляет вам радость?

Я открыла глаза и прогнала остатки сновидения.

В прихожей папа разговаривал по телефону:

– Прежде она любила курицу с жареной картошкой. Может, Марлен могла бы это сегодня… Да, я знаю, что завтра открытие… Почему?… Когда мне плохо, мне всегда помогает хорошая еда. Была еще одна идея.

А если купить что-нибудь красивое?… Ну, что-то из одежды… Нет?… Ах, ну тогда я не знаю.

В его голосе звучало отчаяние, а я слишком устала, чтобы задаваться вопросом, о чем шла речь, хотя предположения были. Я села в кровати, опрокинув будильник.

– Сокровище мое, мне надо заканчивать, слышишь шум? Она проснулась.

Если до этого он старался говорить тихо, то теперь нарочито откашлялся и заговорил в полный голос:

– Да, прекрасно… Здесь все в порядке, сегодня к вечеру заканчиваем… Нет, все в хорошем настроении и счастливы… У девочек все отлично… Ну ладно, созвонимся позже. Пока и привет твоему новому колену.

Отец положил трубку и быстрыми шагами вошел в мою комнату.

– Доброе утро, детка. Как ты спала?

Он с размаху плюхнулся на кровать рядом со мной, изголовье раскладушки поднялось.

– О! – подскочил папа, кровать вновь опустилась. – Ой, какая конструкция неустойчивая!

Я надела носки.

– Только если вдвоем сидеть в изголовье.

– Может, нам поменяться кроватями?

Оторопев, я посмотрела на него снизу вверх. Он задумчиво потер подбородок.

– Мне еще нужно побриться. Это я так про кровати, между прочим. Или ты действительно хочешь? Я имею в виду, что если ты и впрямь…

– Папа, что случилось?

– Ах, ничего. Пойду побреюсь. Я принес из пансиона термос с кофе, ты ведь любишь выпить чашечку с утра пораньше. Сядь на террасе и потихоньку просыпайся, а я пойду. – Он распахнул двери и вышел на террасу. – Ах, какой воздух! Целовальный, как сказала бы твоя мать, ой, прости, я не хотел… Принесу тебе кофе. Вот, переставлю тебе сюда стул, ты сможешь поставить чашку…

Отец деловито пробежал мимо меня в кухню. Если он еще и пепельницу принесет, я совсем с ума сойду. Он вернулся с термосом и чашкой, отнес их на террасу и заговорщицки кивнул на стул:

– Подано. А я пойду в пивную.

– Ты же хотел побриться.

– Ах да! – Он снова провел рукой по подбородку. – Это я могу сделать и позже. С бородой выглядишь солиднее, я где-то читал, не повредит, если собираешься встречать мебельщиков с континента. А то они думают, будто могут командовать нами, островитянами. Ну все, никуда не торопись. И позвони маме.

– Зачем?

Он ответил с нарочито невинным видом:

– Просто так, у вас же свои женские разговоры, верно? Мама любит говорить по телефону. Позвони ей.

Он исчез с прощальной улыбкой, и вскоре входная дверь захлопнулась. Я взяла телефон на террасу и набрала номер маминой палаты. После первого же гудка она ответила тем особенным голосом, который появляется у матерей, если им кажется, что их ребенку плохо. Один этот тон заставлял разреветься.

– Ах, мама, все так сложно.

– Папа на что-то такое намекал, – проникновенно ответила мама. – Что случилось?

И из меня хлынул поток слов, будто вентиль сорвали. Я рассказывала обо всем сразу: о Йоханне, лучшем на свете мужчине, которого я когда-либо встречала, его ресницах и глазах, мобильном Гизберта, о ночи любви и Бремене, о Гезе и пожилой женщине в отеле, о Хуберте, который тоже в это ввязался, и Марлен, защищающей Йоханна, о Калли в роли сыщика, о ссоре, Мехтхильде и Ханнелоре, выступающих приманкой, моем разбитом сердце, отце, который принес мне кофе и даже на минутку предложил поменяться кроватями.

Замолчав, чтобы перевести дух, я со стыдом вспомнила, сколько мне лет. Мама после операции, ей надо рассказывать про отпуск только хорошее. Нос у меня заложило, платка под рукой не оказалось, и звуки, которые я издавала, были противны мне самой.

– Детка, у тебя есть носовой платок?

– Есть, сейчас. – Времени, потраченного на то, чтобы открыть сумочку и вытащить носовые платки, хватило, чтобы снова стать взрослой. – Извини, я плохо спала.

Мама предпочла не вдаваться в подробности.

– Не знаю, что за кутерьму вы там устроили. Есть только два варианта: либо этот Тисс преступник, тогда это дело полиции, а папа со своим отрядом попадет в газету. Либо все это пустое, и ты можешь спокойно влюбляться дальше, а мужчинам придется извиниться. И в чем проблема?

Ненавижу прагматизм в неподходящий момент.

– Мама, нельзя же так…

– Кроме того, вы туда приехали, чтобы помочь Марлен. Сегодня нужно все закончить, завтра открытие. Если у вас есть время играть в Эмиля и детективов…

– Я не играю.

– Ты должна следить за отцом. Мне кажется, он слишком много смотрит телевизор, у него всегда возникают какие-то криминальные фантазии. Ты же знаешь. Поэтому давай соберись, не так страшен черт, как его малюют. К тому же я не верю, что моя дочь может влюбиться в проходимца, не так мы тебя воспитали.

Она сделала паузу. Пока я подыскивала подходящий ответ, чтобы она прониклась серьезностью ситуации, мама продолжила:

– По-моему, все это чушь. Кристина, тебе сорок пять. Если чего-то не понимаешь, просто спроси молодого человека и не позволяй кучке пенсионеров дуть тебе в уши.

– Мама, я…

– И оставь этот плаксивый тон. Отправляйся в пивную и работай, иначе с завтрашним открытием ничего не получится. И проследи за папой и Калли, им ни к чему лишние волнения.

Я прочистила нос и обещала проследить. Она же была права.

Когда я пришла в столовую, Геза уже все сделала. Я хотела извиниться, но она сочувственно положила руку мне на плечо и сказала:

– Я сегодня рано проснулась. Иди позавтракай, в пивной будет полно работы.

Слегка смущенная, я села за наш столик. Папы уже не было, а возле моей тарелки стояла рюмка с четырьмя маргаритками. С соседнего стола на меня с любопытством смотрели двойняшки.

– У тебя день рождения? – спросила Эмили.

– Нет. – Я чуть отодвинула рюмку. – Это цветы от вас?

Лена помотала головой:

– Их твой папа поставил. Так у тебя нет дня рождения?

– Нет. И это был Хайнц?

– Да! – энергично кивнула Эмили. – Значит, это просто так? Я тоже хочу.

– Я ему скажу.

Пока я делала себе бутерброд, в зал вошли Доротея с Нильсом.

– Доброе утро, Кристина. Мне срочно нужен кофе. Уже разгружают мебель. Нильс повесил план расстановки на стойку, там все помечено, так что можно спокойно позавтракать. – Доротея схватила кофейник, еще даже не сев. – О, как мило! Тайный поклонник? Или все тот же?

– Доротея! – Тон у Нильса был точь-в-точь как у моей матери. – Доброе утро, Кристина, можно к тебе подсесть?

Я сделала приглашающий жест, поскольку рот был занят – я успела откусить кусок бутерброда.

– Спасибо.

Он сел напротив и внимательно посмотрел мне в лицо.

– Ну? Как спалось?

– Хорошо, почему ты спрашиваешь?

Ответ пришел не сразу:

– Ну… дела у тебя не так чтобы… и вообще…

Я пристально посмотрела на него, он отвел взгляд. Доротея пожала плечами:

– Твой папа вчера весьма театрально живописал нам, что у тебя кризис в личной жизни и мы должны относиться к тебе со всем вниманием.

Она ухмыльнулась, а я чуть не подавилась.

Нильс пихнул ее в бок.

– Доротея, тебе доверили это по секрету.

Мой надкусанный бутерброд упал на тарелку.

– Но это же неправда! Почему ты ему не возразила? Моя личная жизнь не предмет для общих дискуссий.

Доротея взяла мой бутерброд и стала есть.

– Я подумала, что, если Хайнц начнет заботиться о своем ребенке, у него не останется времени на слежку… Вполне в твоем стиле. – Она показала на маргаритки. – Это от детей?

– Нет.

Я осторожно погладила цветы, один лепесток опал. Любит…

Может, Хайнц мне их подсунул, чтобы я погадала?… Я отодвинула рюмку, и упал еще один. Не любит… Это просто дурацкая детская игра.

– Пойду в пивную. – Я поднялась и взяла рюмку. – Кстати, цветы от Хайнца.

Мы втроем уставились на четыре маргаритки. Упал еще один лепесток. Любит… Вот так. Я поставила рюмку на стол и с гордо поднятой головой отправилась в пивную.

Мебельный фургон с гамбургскими номерами припарковался во дворе по диагонали. Двое мужчин выгружали завернутую в полиэтилен мебель и заносили ее в пивную. Я протиснулась в дверь позади блондина, тащившего на плече стол.

В пивной царил оглушительный шум. Радио орало на полную громкость, Хуберт, Калли и Карстен из трех углов руководили процессом, сборщики перетаскивали мебель с места на место, и где-то звонил мобильный. Заткнув уши, я пересекла комнату и перекрыла кислород Лолите, вопившей в тот момент припев к песне «Мужчины, мачты и матросы». В наступившей тишине телефонный звонок казался еще громче.

– Телефон! – Папа, стоявший в центре комнаты с чертежом в руках, поднял глаза. – Звонит телефон. Эй, молодой человек, кресло несите в правый угол. Прежде чем ставить куда-нибудь – спрашивайте. И подойдите кто-нибудь к телефону.

– О, это мой. – Карстен вытащил мобильный из нагрудного кармана, видимо, он был глуховат. Телефон звонил по меньшей мере раз десять. – Да, алло!

Он держал мобильный двумя пальцами на большом расстоянии от уха.

– Нильс! Я тебя не очень хорошо слышу. Что? Приложить к уху? Ты с ума сошел? Уши станут, как цветная капуста… Хайнц вычитал… А?… Ну конечно, мы знаем, что куда, мы же не идиоты… Можешь не спешить, мы разберемся… Да, да, схема, все ясно… Пока.

Он сосредоточенно нажал на кнопку и убрал телефон.

– Господин дизайнер боится, как бы мы чего-нибудь не напутали. Видели бы вы его детскую. Тогда у него никаких схем не было, все папочка делал. Если бы не я, комната походила бы на сарай.

– Да, такие они, дети. – Калли стянул со стула полиэтилен. – Забывать они мастера. Зато все всегда знают лучше.

– Ну что? Все в порядке? – тронул меня за плечо папа.

– Спасибо за цветы.

Он небрежно отмахнулся:

– Они там росли. Я выронил ключ, одну слегка придавил и решил спасти. Получилось мило, правда?

Я кивнула:

– Да, очень мило. Покажи мне схему, чтобы я тоже могла поучаствовать.

Папа прижал чертеж к груди.

– Эй, достаточно кому-то одному давать указания, иначе мы запутаемся. Помоги-ка лучше Калли, он снимает пленку, но плохо сворачивает.

– Ее все равно выкидывать.

– Ты что, с ума сошла? Очень прочная пленка, ее еще можно использовать. Марлен наверняка захочет ее оставить.

Мои сомнения развеял Хуберт, прикрикнув на одного из грузчиков:

– У вас чистые руки, молодой человек? Это белое кресло, беритесь только за пленку.

Молодой человек поставил кресло там, где стоял, и начал озираться в поисках помощи. Его коллега сделал успокаивающий жест и поманил парня за собой. Хуберт, качая головой, смотрел им вслед.

– Очень нервные ребята. Ах, доброе утро, Кристина. Все в порядке?

– Конечно. Доброе утро. А что мне делать?

– Может, ты могла бы организовать нам кофе и чай?

Калли смущенно произнес:

– Мы уже просили Гезу, но она пока не принесла. Но только если тебя это не затруднит. Ведь тебе сейчас не до того.

Я начинала догадываться, насколько театрально папа расписал вчера кризис моей личной жизни.

– Калли, я не больна и не страдаю дебилизмом. Я принесу кофе.

Он вздрогнул.

– Ах нет, я ничего не имел в виду… Тогда, может, и чай? Если несложно…

Онно склонился над своим ящиком с инструментами, стоявшим между мной и отцом. Сосредоточенно копаясь в нем, он сказал:

– Когда у моей сестры умерла собака, она тоже очень переживала. Мой швагер [2]2
   Брат мужа или жены.


[Закрыть] купил ей щенка. Это помогло.

Я растерялась, боясь подумать, что конкретно имел в виду Онно. Калли сморщил лоб и ответил за меня:

– Но Тисс ведь жив.

– Да и что Кристина будет делать со щенком? – добавил отец. – Животное требует времени, его нужно воспитывать и прочее. Она не по этой части.

Я молча пошла за напитками.

Геза как раз наливала кофе в термос и лишь на секунду подняла глаза, когда я вошла.

– Ты не могла бы отнести им кофе? У меня не получается, фрау Вайдеманн-Цапек перевернула миску с творогом. Теперь вся батарея заляпана. Я чуть ее не убила. И она еще спрашивает, не принесу ли я новую миску. Ну кто она после этого, как думаешь?

– Приманка. – Я открыла холодильник и достала молоко. – Эти дамы – из отважной дружины.

– Эта дурацкая статья сегодня действительно есть в газете. Читала ее?

Я поставила чашки и термос на поднос.

– Нет и не собираюсь. Достаточно того, что мне прочли ее вслух. Пойду отнесу.

– Кристина… – придержала меня за плечо Геза.

– Да?

– Мне очень жаль. Если я чем-то могу помочь – только скажи.

Чашки зазвенели, когда я грохнула поднос на стол.

– Геза, я не знаю, что там вчера вечером наговорил Хайнц, да и знать не хочу. Но я нахожусь в полном душевном здравии, а не на грани нервного срыва. Йоханн Тисс не первый мужчина, с которым я связалась, причем еще не доказано, что он хотел мне навредить или мной воспользоваться, так что ничего сенсационного не произошло, оставь этот сочувствующий тон. Это действительно смешно. Папа собирает для меня цветочки, Онно хочет купить щенка, а Калли вздрагивает, когда я оказываюсь рядом. Дайте мне просто побыть в плохом настроении. Я отнесу это, а потом хочу выкурить сигарету в шезлонге.

В пивной я поставила поднос на самый лучший стол и тут же сбежала от Теда Херольда, оравшего по радио, что «все прощено, забыто, позади». В глазах грузчиков уже читалось отчаяние, папа громким голосом и широкими жестами направлял их в разные углы зала, а Хуберт и Калли расставляли мебель по местам. Выглядело это странно, но мне в тот момент было все равно. В дверях я столкнулась с Гезой, которая несла второй поднос.

– Я поставила кофе у шезлонга. И тоже выкурю с тобой сигарету. Боже, что здесь за ужас!

Она протиснулась мимо меня, а я медленно пошла в сад. Солнце светило прямо в плетеное кресло, я подставила ему лицо и вздрогнула, когда рядом со мной плюхнулась Геза:

– Ну все, команда пьет свой кофе. Скажи, а они знают, что куда ставить?

Я прикурила сигарету.

– Нильс оставил им схему.

– М-м-м… – Геза поиграла зажигалкой. – Но выглядит это как-то иначе. Сейчас они составляют все в один угол.

Велосипедный звонок заставил нас тут же потушить сигареты. Затем мы выглянули посмотреть, кто это. Марлен прислонила велосипед к сараю и направилась к нам.

– Привет, я вернулась. На меня кофе хватит?

Геза встала.

– Я принесу чашку. В следующий раз предупреждай, что это ты едешь. Сигарет жалко.

– Вам сколько лет? – Марлен села на освободившееся место Гезы и откинулась назад. – Ненавижу эти визиты в банк. Времени всегда уходит больше, чем рассчитываешь. Ну что? Как далеко вы продвинулись?

– Мебельный фургон почти пуст. Мы укладываемся по срокам. Скажи, почему ты вчера не остановила отца? Со мной обращаются так, словно я не в себе. Что он вам наговорил?

– Много чего. – Марлен ухмыльнулась и отпила из моей чашки. – Он описывал перипетии твоей любовной жизни и жаловался, как трудно ему было не пришибить этих мужчин на месте. Калли с Карстеном распереживались, не страдали ли их дочери так же, как ты, а мы…

– Госпожа де Фриз!

Голос был громким, нетерпеливым и сердитым. И принадлежал блондину, которого я видела на разгрузке. Он уже стоял перед нами, вена на его шее пульсировала.

– Я видел, что вы приехали. Мне нужно с вами поговорить, так мы работать не можем.

– Здравствуйте, господин Келлер. Что случилось?

– Мы должны были доставить сюда мебель. И, само собой, занести ее внутрь. Это входит в число наших услуг. Но я не собираюсь в третий раз ее перетаскивать только потому, что эти господа не могут сойтись во мнении. Теперь они хотят все расставить в форме подковы.

Звучало не слишком хорошо. Я взяла вторую сигарету. Келлер вытер пот со лба. Марлен явно ничего не понимала.

– Но у них же был точный план, что куда ставить. Так в чем же проблема?

– План?! – закричал он. – Какой план?! Мужчина в кепке держит в руках какую-то бумажку, а остальные все время вносят свои предложения. Нам через два часа нужно быть на пароме. И пленку они не отдают. Я думал, мы должны вывезти упаковку. Для меня это слишком. Либо вы с ними разберетесь, либо мы уезжаем.

Я поняла, что дело плохо. Мы с Марлен встали, собираясь оценить масштабы катастрофы. В этот момент в саду появилась Анна Берг с близняшками.

– Привет. Мне отвести девочек или вы возьмете их с собой?

– А куда мы должны их взять? – удивилась Марлен.

Теперь растерялась Анна.

– Хайнц сказал, что они будут ему помогать. Нас с мужем опять пригласили покататься на яхте.

Моему отцу стоило бы время от времени обсуждать с другими свои планы. Отсутствие этой привычки не должно отражаться на детях. Я тяжело вздохнула:

– Конечно, они помогут, я сейчас их туда отведу. Желаю вам хорошо покататься.

Келлер даже задохнулся:

– Еще и они начнут помогать!.. Госпожа де Фриз, если вы сейчас…

– Пойдемте посмотрим, что там такое.

Марлен решительно взяла его за руку и потянула в сторону пивной. С детьми на буксире я двинулась следом.

Открывшаяся нам картина напоминала телепередачу «Скрытая камера»: у левой стены было составлено около десятка столов, на которых штабелями громоздились стулья. Справа и слева от стойки тоже стояли стулья, и все пространство между ними завалили полиэтиленовой пленкой. В центре зала возвышался отец. Оставшиеся столы были сдвинуты в форме подковы, по внешней стороне которой шел аккуратный ряд стульев. Папа походил на учителя в пустой классной комнате.

Онно первый нас заметил и выключил радио. Марлен молча смотрела на отца. Хайнц повернулся к ней и просиял:

– Ты вернулась! Как там, в банке, все нормально? Погляди, вон те столы и стулья у стены – лишние. Ребята могут их забрать. Опять экономия получилась. Это же здорово, правда?

– А где план, оставленный Нильсом? – холодно осведомилась Марлен.

– Ах, план… – Карстен взял со стойки лист и помахал им. – Да здесь все неправильно. Мой мальчик нарисовал совершенно обычную пивную. Это скучно. Нам же нужно нечто особенное – или нет?

Марлен молчала. Папа, засунув руки в карманы джинсов, с довольным видом раскачивался на носках.

– Мне кажется, форма подковы – просто класс. Люди видят друг друга, и персоналу не придется много ходить. Странно, что Нильс сам не додумался. Я считал, его этому и учили. Да, опыт ничем не заменишь… О! Привет, вот и мои любимые дамы! – Он пошел навстречу сияющим двойняшкам. – Поможете разложить на столах приборы.

Марлен по-прежнему молчала.

– Марлен, – подошел к ней Хуберт, – у тебя просто нет слов, правда? Мы с ребятами оказались отличной командой.

– Послушай, Хуберт… – Марлен медленно повернулась к возлюбленному своей тети, – ты не мог бы со своим другом Хайнцем отвести близнецов к Западному берегу, показать им чаек?

– Что? Чаек? – изумился Хуберт. – Но мы же еще не закончили.

Я присела перед близняшками на корточки и прошептала:

– Он знает всех-всех чаек. И знает, где у них гнездышки.

Лена прикрыла рот ладошкой.

– Это король чаек? – благоговейно прошептала она.

Я кивнула и приложила палец к губам:

– Но ш-ш-ш! Это тайна.

Эмили взволнованно потянула отца за руку.

– Хайнц, мы хотим вместе с тем дядей к чайкам.

– Вы же хотели помогать, – удивился папа.

– Нет, пожалуйста, сначала к чайкам! Пожалуйста!