Текст книги "Отпуск с папой"

«Новая любовь как новая жизнь»

Ю. Маркус

Когда я добралась до «Сёрф-кафе», у меня кололо в боку. Я на секунду остановилась – отдышаться и понюхать руки. Легкий запах скипидара, зато дыхание стало ровнее, взять под контроль сердцебиение так быстро не удалось. Я обвела глазами террасу.

И увидела его. Вообще-то я ненавижу розовый цвет. На Йоханне Тиссе были джинсы и розовая рубашка, он сидел за третьим столиком слева и выглядел просто божественно.

Со слабостью в коленках, на подкашивающихся ногах я направилась к его столику.

– Привет, прости, не получилось вырваться раньше.

Голосовые связки тоже куда-то подевались. Йоханн медленно поднялся, наклонился и поцеловал меня в щеку.

– Хорошо, что ты пришла.

Я упала на стул, стоявший напротив, и не могла поверить, что это происходит со мной. Кристина Шмидт сидит на пляже Нордернея, за полчаса до захода солнца, с самым прекрасным мужчиной из всех, что она встречала, видела в кино или по телевизору за последние двадцать лет. И этот мужчина с оленьими глазами смотрит на нее и говорит с чарующей вибрацией в голосе:

– Красного вина?

Я кивнула, не в силах вымолвить слово, наверное, стоило укусить коленку. Я взяла себя в руки.

– Ну и чем ты сегодня занимался?

– Немного поездил по окрестностям на велосипеде, осмотрел остров. На обратном пути искупался. На нудистском пляже. Никогда не видел такого широкого пляжа, было здорово.

– Да, он действительно широкий.

Господи, верни мне разум!

Йоханн сделал знак официантке и, когда она подошла, заказал два бокала вина.

– Прекрасная работа. – Он посмотрел ей вслед. – Каждый вечер любоваться закатом и видеть посетителей только в хорошем настроении. Неплохо.

В этот момент пара за соседним столом начала ругаться, поскольку Ханс-Гюнтер заказал себе четвертое пиво, а Марго возражала.

– Только в хорошем настроении? Ну-ну. Ты впервые на Нордернее?

Йоханн кивнул и подождал, пока официантка поставит на стол бокалы.

– Да. Мне здесь нравится, красивый остров.

– А почему ты решил поехать именно сюда?

Он пожал плечами, отводя глаза.

– Да не помню, кажется, коллега посоветовал. А ты часто здесь бываешь?

– В последние годы часто, а так я в основном езжу на Зюльт. Там живут мои родители. Говоришь, коллега посоветовал, а чем ты занимаешься?

– Это очень скучно, я работаю в банке. А ты?

– А я в издательстве.

Йоханн вытащил из кармана пачку сигарет. Моей марки.

– Звучит заманчивее, чем банк. Ты куришь?

– Только если поблизости нет отца. Спасибо. – Я взяла сигарету.

Он поднес мне зажигалку и засмеялся:

– Ах да! Ты же тут с папой. Мне он кажется симпатичным, он так изящно отшил двух утомительных дам, меня это впечатлило.

– Где же он их встретил?

– Он вышел позвонить, и они его подкараулили. Он с величавостью испанского гранда отстранил их и воскликнул: «Милые дамы, меня ждут важные дела, но я о вас не забуду!» Они дали ему пройти и улыбнулись.

Я была поражена. Они простили бы ему даже и дом свиданий.

Йоханн пересел на стул рядом со мной.

– Отсюда заход солнца лучше видно… – Его нога касалась моей. – Хорошо, правда?

Я кивнула. От полноты чувств перехватило горло.

– И как же, родом с Зюльта, живя в Гамбурге, можно оказаться на Нордернее? – Тут он остановился и принюхался. – Скипидаром прямо в нос бьет. Это что, с моря?

Его колено усилило нажим, я на него ответила.

– Наверное. Как я попала на Нордерней? Благодаря Марлен. Мы давно знакомы. Когда ей нужна помощь, а у меня есть время, я приезжаю.

Йоханн положил руку на спинку моего стула, касаясь плеча, и вряд ли это была простая случайность. Я надеялась, что нет.

– Я рад, что мы встретились. Совет поехать на Нордерней себя оправдал. Как думаешь, мы сможем видеться чаще? – Он погладил большим пальцем мое плечо. Я покрылась гусиной кожей.

– Я бы с удовольствием виделась с тобой чаще, но у нас действительно много работы. Мы должны открыться уже в выходные. Кафе будет отличным – настоящий бар, гостиная и все такое. А тут папа вышвырнул двух помощников, поэтому мы все задействованы, и я в том числе. К тому же папа забывает, сколько мне лет, и норовит воспитывать, а это значит – никакого курения, алкоголя и мальчиков…

Стоит мне влюбиться, и я начинаю нести всякую чушь. Йоханн прервал меня, не дожидаясь, пока этот словесный поток выйдет из берегов.

– Кристина, можно тебя кое о чем спросить?

«О чем хочешь, – подумала я, – и моим ответом будет “да”».

– А Марлен де Фриз работает в пансионе?

– То есть? – растерялась я.

– Я просто хотел узнать, что она там делает. Кому подчиняется?

Что ему нужно от Марлен? Я ответила не сразу:

– Никому. Это ее пансион.

На секунду мне показалось, что он испугался. А потом улыбнулся:

– Вот как. И сколько же ей лет?

Заход солнца начался без меня.

– Пятьдесят один. Еще есть вопросы?

Теперь Йоханн и в самом деле испугался.

– Ты неправильно поняла, – схватил он мою руку. – Ты не знаешь, у них не было никакого слияния?

Я отняла руку.

– Ты ошибаешься, Кристина, я не интересуюсь Марлен де Фриз. Об этом просил узнать один мой друг. Он пару раз здесь ночевал, ну и положил на нее глаз. Ко мне это не имеет никакого отношения. Иначе я не сидел бы здесь с тобой и не трепался о всяких глупостях.

Он улыбнулся, я растаяла и увидела, как низко уже село солнце. Йоханн еще сильнее прижался бедром и провел пальцем по моей шее. Несколько минут я ощущала только его прикосновения и влюблялась все безнадежнее. Он придвинулся ко мне поближе и спросил:

– А ты живешь одна?

Я кивнула, это было уже серьезно.

– Да, почти три года. А ты?

– Я тоже. Собственно, я ищу квартиру в Бремене. Пока я живу еще…

Его откровения прервал мобильный. Я вздрогнула, Йоханн тоже, но все-таки ответил на звонок:

– Да, алло?

Ненавижу людей, которые не представляются по телефону. Лицо у него стало напряженным. Слушая, он выпрямился и убрал руку со спинки моего стула.

– Послушай, я же сказал, что позвоню, когда узнаю. Пока ничего не могу сообщить, дай мне немного времени. Я же не занимаюсь этим изо дня в день.

Женский голос на другом конце провода звучал громко, так что я слышала обрывки фраз: «…на тебя положиться» и «…в конце концов, у тебя семья».

Йоханн, похоже, заметил, что я тоже слушаю, и встал.

– Как бы там ни было, ты не вовремя. Я позвоню завтра… только, пожалуйста, не обижайся. Ну, до скорого.

Он снова сел, а я махнула официантке:

– Счет, пожалуйста.

– Кристина, посиди еще. Боюсь, возникло недоразумение. Каждый раз, когда мы встречаемся, мне звонит моя тетя.

«Конечно, тетя-мышка», – подумала я, пытаясь обуздать свои растрепанные чувства.

– Я понимаю, Йоханн, к тому же ты можешь говорить по телефону с кем хочешь. Мне нужно идти, завтра снова работать, и, как ты знаешь, у меня есть еще папа.

Подошла официантка.

– Посчитать вместе?

– Да.

Йоханн вытащил из кармана джинсов бумажник и протянул девушке купюру. Я позволила ему заплатить, мне это свидание и так стоило много нервов.

Нам нужно было в одну сторону, смешно идти порознь. Мы шли молча, я чувствовала на себе его взгляд, но не испытывала никакого желания задавать вопросы, ответы на которые не хотела слышать. Не доходя до пансиона, он внезапно остановился и крепко взял меня за локоть.

– Погоди.

– Да?

– Мы же не хотим встретить твоего отца, правда?

– Боишься?

Он озадаченно посмотрел на меня:

– Твоего отца? Нет. Просто подумал, что тебе придется дискутировать с ним на тему сигарет и мальчиков.

Он засмеялся. Я – нет. Мне было грустно. Он заметил это и положил руку на мое плечо.

– Послушай, мне нужно уладить кое-какие дела, о которых я не хочу сейчас говорить. И независимо от этого я чуть-чуть влюбился и хотел бы узнать тебя ближе. И одно с другим никак не связано. Понимаешь?

Я, разумеется, не понимала, но у него были такие карие оленьи глаза, эротический голос, красивый рот, и от него так чудесно пахло. В общем, я к нему прижалась.

– Все в порядке. Может, завтра вечером удастся вместе искупаться.

Он поцеловал меня сначала нежно, потом долгим поцелуем в губы. Вблизи в его карих глазах были заметны золотистые крапинки.

По дороге к дому я успокаивала себя мыслью, что у милашки Нильса наверняка тоже есть какие-то тайны. Ну и что? Ведь это же лето, в конце концов.

Я с облегчением обнаружила, что вернулась первой. Свидание с Йоханном продлилось недолго. Еще не было и одиннадцати. Чистя зубы, я отгоняла дурные мысли и пыталась сосредоточиться на золотистых крапинках и поцелуе. Поскольку я порядочно устала, мне это удалось, и я отправилась в постель.

Держась за руки, мы с Йоханном бредем вдоль берега моря. Поблескивает вода в лучах заходящего солнца, тихо накатывают волны, мы говорим о том, где хотели бы жить: на Нордернее, на Зюльте, в Гамбурге или на Мальдивах? Йоханн опускается на одно колено, чтобы поднять какую-то особенно красивую сердцевидку, я медленно иду дальше. Вдруг раздается трезвон велосипедного звонка. Я оборачиваюсь и с ужасом вижу, как Гизберт фон Майер давит моего суженого велосипедом, вырывает из его рук сердцевидку, протягивает мне и кричит своей фистулой: «Ты едва не совершила страшную ошибку! Но я пришел, чтобы тебя спасти».

Я проснулась в холодном поту как раз в тот момент, когда папа, насвистывая, входил в дом. Я даже узнала строчку из Марианны Розенберг: «Марлен, одна из нас должна уйти…»

Когда на следующий день я в семь утра осторожно приоткрыла дверь в спальню отца, он лежал на спине, с подушкой на лице и тихо похрапывал. Ночью он заходил ко мне в гостиную. Я притворилась спящей и с угрызениями совести почувствовала, как он погладил меня по щеке. Я ему солгала. Поэтому и не стала будить его сейчас – папе не обязательно каждый день являться в пивную к восьми утра. В конце концов, у него тоже каникулы.

Кровать Доротеи была не тронута, она провела ночь с Нильсом либо на пляже, либо в его бывшей детской, в любом случае ее ночь оказалась, несомненно, более волнующей, чем моя, и уж точно без кошмаров с ГфМ.

В пансионе я застала Марлен на кухне, раскладывающей булочки по корзинкам.

– Доброе утро, – повернулась она ко мне. – Вчера вечером ты так быстро ушла. Тебе уже лучше? Хайнц делал какие-то таинственные намеки…

Я налила себе кофе и присела на табурет.

– Доротея ему сказала, что у меня страшные боли по женской части. Специально, чтобы я могла уйти на свидание, о котором не хотела ему говорить.

– Свидание? С кем? – Марлен опустила пакет с булочками и с любопытством уставилась на меня. – Рассказывай!

– С твоим постояльцем. Йоханном Тиссом.

– О!.. И как?

Я вытянула ноги и привалилась спиной к стене.

– Марлен, он высший класс! Мы встретились в «Сёрф-кафе», было очень здорово. И мне кажется, у нас что-то может получиться.

Ее скептический взгляд напомнил мне о его вопросах о ней, о подозрительных звонках какой-то мышки, или как там ее, о загадочных намеках, сделанных при расставании.

Я попыталась успокоить и себя, и Марлен:

– Ему что-то надо здесь уладить по работе, он вообще-то банкир. Может, расследует какой-нибудь случай коррупции, он сказал, что не может об этом говорить. И еще сказал, что чуть-чуть влюблен в меня. К тому же он хорошо целуется. В общем, было классно…

Я допила кофе, поставила чашку в раковину и взяла блюдо с нарезкой.

– Начну, пожалуй. Никаких особых пожеланий нет?

Марлен покачала головой, я была рада, что она не комментировала мое рандеву. Критики я не хотела.

Берги были первыми постояльцами, пришедшими на завтрак. Близняшки уселись рядом – Эмили надула губы, а Лена радостно мне кивнула:

– Привет, Кристина, сделаешь нам какао?

– Конечно. Эмили, а ты будешь какао?

– Нет, я сегодня не стану ни есть, ни пить.

На ее детском личике было написано, что настроение у нее просто отвратительное. Лена пояснила:

– Они поссорились с папой. Теперь она с ним не разговаривает.

Лена бросила взгляд на родителей, стоявших у буфета с едой.

– Папа сказал, что она упрямая курица.

Эмили жалобно посмотрела на меня:

– Курицы не упрямые. И папа начал первый.

Я очень хорошо ее понимала.

– Мне это знакомо. Мой папа тоже постоянно начинает первый. Но знаешь что? Умный всегда уступает. Так говорит моя мама. И теперь я делаю вид, будто мы с папой и не ссорились, стараюсь быть с ним ласковой, и тогда он обо всем забывает. Попробуй как-нибудь.

Эмили задумалась.

– У твоего папы такие смешные кепки. Он наверняка приятнее моего.

– А по-моему, твой папа тоже очень милый.

Анна и Дирк Берги сели за стол и улыбнулись мне. Эмили бросила на меня быстрый взгляд, потом взяла из корзинки хлеб, положила его себе на тарелку и посмотрела на отца:

– Доброе утро, папочка. Ты хорошо спал?

Дирк Берг пораженно уставился на дочь. Я вернулась в кухню и поздравила себя с обнаружением фантастического педагогического таланта.

Марлен готовила чай.

– Ты успела домой до прихода отца? – повернулась она ко мне.

– Да, с запасом, а вы сидели довольно долго. Было мило?

Марлен засмеялась:

– Мило? Господин фон Майер совсем разошелся. У них с Хайнцем оказалась общей не только страсть к «Гамбургу», но и к немецким шлягерам. Я думала, что паренек взорвется. Лицо у него так и пылало, когда он пел свою любимую песню из репертуара Андреа Берг.

– У него и настроение должно было быть соответствующим.

– Как у Хайнца?

– Нет, как у Андреа Берг.

– Понятия не имею, кто это.

– Она поет так, как Гизберт фон Майер говорит. Геза сильно мучилась?

– Она выдержала. Очень старалась остаться серьезной. Да мы недолго и посидели, через час ушли.

– Доброе утро. – В дверях кухни возник Онно и смущенно посмотрел на нас. – Пивная закрыта, я пришел слишком рано?

– Совершенно вылетело из головы. Папа еще спит. А ключ у него.

Онно сразу забеспокоился:

– Как спит? Он заболел?

– Нет, не думаю, но вид у него был усталый, и я решила его не будить.

Марлен сняла связку ключей с крючка и отстегнула один из них.

– Вот, Онно, возьми, второй у Хайнца. Когда-нибудь он да объявится. И тогда ты вернешь мне этот.

Онно кивнул:

– Хайнц может прийти и попозже, я пока начну один. А вот и Калли приехал. Ну, пока, до скорого.

В окно кухни мы видели, как Калли старательно пристегивает свой велосипед, а Онно его ждет. Предупредить его мы не успели, да это бы и не помогло: когда Калли выпрямился, перед ним стояла пушистая, в черно-желтую полоску Ханнелора Клюпперсберг. Что она ему сказала, мы не слышали, но Калли покраснел как рак, а Онно на всякий случай отступил на шаг назад. Но это его не спасло, потому что сзади оказалась подружка Мехтхильда.

– Доброе утро. Ах вы, любопытные старушки, в окно пялитесь? – Доротея вошла в кухню и встала позади нас. – Глянь-ка, Пчелка Майя прилетела. А фрау Вайдеманн-Цапек носит фроте, как мило. Где они покупают такие тряпки?

– Доротея, выйди во двор, расскажешь, о чем они там говорят. Нам ничего не слышно.

Марлен завороженно смотрела, как дамы, бурно жестикулируя, о чем-то толкуют испуганным мужчинам. Доротея распахнула окно, все четверо обернулись в нашу сторону. Застигнутые на месте, мы с Марлен отпрянули назад. Доротея радостно помахала четверке и повернулась к нам.

– Они все-таки вас увидели. А в столовой между тем люди ждут кофе. Кристина, твой любимый постоялец тоже. Как, кстати, все прошло вчера?

– Прекрасно. – Я взяла два кофейника, протянутые мне Марлен. – Не так долго, как у тебя.

– Я ничего не понимаю. – Марлен подала Доротее чашку с кофе и пытливо заглянула ей в лицо. – Мне кто-нибудь объяснит?

Пока Доротея вдохновенно пересказывала ей свои ночные похождения, я с кофейниками в руках отправилась к любимому постояльцу, с которым не прочь была бы пережить нечто подобное.

Йоханн Тисс снова сидел за маленьким столом у окна. С участившимся раза в два пульсом я остановилась перед ним.

– Доброе утро, Кристина, я был бы рад позавтракать с тобой. Как дела?

– Хорошо, – с трудом выдавила я, поскольку в горле будто лягушка застряла, и, может, даже с короной. – Ты будешь чай или кофе?

– Кофе, пожалуйста. Все в порядке?

Чтобы понять, что в столовой появились громкоголосые Пчелка Майя и Махровое Полотенце, оборачиваться было не нужно. Я взглянула на Йоханна:

– Видишь, мне пора идти. Вот твой кофе, увидимся позже.

Он коротко прикоснулся к моей руке.

– Надеюсь.

Фрау Вайдеманн-Цапек и фрау Клюпперсберг очень удивились, когда я с сияющим лицом пообещала принести их чай.

«Что-то витает в воздухе»

М. Баптист, Б. Булан

Дамы запасались дневным провиантом, когда появился отец. Фрау Клюпперсберг тут же подскочила, перевернув при этом стакан с соком. Пока подружка Мехтхильда промакивала стол салфеткой, Ханнелора Клюпперсберг железной хваткой взяла папу за локоть.

– Мой дорогой Хайнц! – прозвучало почти как победный клич. – У нас есть свободное местечко, позвольте же насладиться вашим обществом! Мы жаждем услышать две-три прелестные истории про остров!

Разговоры за другими столами смолкли. Присутствующие смотрели на смущенного отца, попавшего в объятия гигантской вязаной пчелы.

– Эээ… ммм… я только хотел…

Детский голосок Эмили нарушил тишину за столиками:

– Это папа Кристины, он тоже всегда начинает первый. Но у него смешные кепки.

– Что я начинаю первым? – спросил папа, освободившись от захвата. Я поспешила предотвратить несчастье.

– Я сказала близнецам, что когда мне скучно, ты всегда начинаешь рассказывать интересные истории.

– Вот как? – Папа посмотрел на меня, потом на Эмили и перевел взгляд на все еще возвышавшуюся перед ним фрау Клюпперсберг. – И почему это все хотят, чтобы я рассказывал истории?

Эмили серьезно на него посмотрела:

– Нет, я хотела сказать…

– Эмили, пей свое какао. Фрау Берг, у вас есть все, что нужно? Садись, папа, я сейчас принесу тебе кофе.

Нужно было срочно навести здесь порядок, суматохи с утра отец не терпел. По дороге к дверям мне пришлось миновать Йоханна, стоявшего у буфета. Он пропустил меня, и я почувствовала, как его рука задержалась на моей спине. Фрау Вайдеманн-Цапек, по всей видимости, набиравшая еду для отца, сначала посмотрела на руку, потом на меня и подняла брови. Я на секунду замерла и приторнейшим тоном сказала:

– Простите, фрау Вайдеманн-Цапек, мой отец терпеть не может салат из свеклы с селедкой.

И ушла в кухню.

Гостей в столовой оставалось все меньше, покончившие с завтраком с пляжными сумками покинули пансион, день опять выдался чудесный. Удивительным образом отец до сих пор терпел дамский дуэт. Помимо их стола, занят был только стол Йоханна, который пил четвертую чашку кофе и читал «Зюддойче цайтунг».

Я потихоньку начала убирать буфет, пытаясь незаметно подслушать, о чем говорит отец, и еще незаметнее наблюдать за Тиссом. Первое не получилось, поскольку троица понижала голос, едва я оказывалась рядом, второе не получилось, поскольку я чувствовала, что дамы за мной наблюдают. Наконец Йоханн сложил газету и поднялся. Проходя мимо меня, он бегло прикоснулся к моему плечу.

– До скорого.

В дверях он еще раз обернулся и сказал в сторону последнего занятого стола:

– Желаю вам приятного дня.

– Спасибо, молодой человек, – ответил дамский хор, отец, похоже, Йоханна не услышал.

Когда я вышла в холл, чтобы бросить на Йоханна последний взгляд, меня чуть не сшиб Калли. Раскрасневшийся, он влетел как ураган, подхватил меня и, кружась, ввалился в столовую. Прерывающимся голосом он спросил:

– Где твой отец? Ах вот ты где, Хайнц! Кристина, это случилось, ей-богу, она отлично справилась, я знал, нет, не знал, но думал… Все просто превосходно!

Он сделал еще оборот и остановился, тяжело дыша.

Папа посмотрел на меня:

– Не думаю, что он так радуется колору Доротеи. Или нет?

– Я дедушка!

Калли поперхнулся и закашлялся. Я стучала его по спине, пока он не успокоился и не смог просипеть:

– Девочка, Катарина родила девочку! У меня внучка! Они только что позвонили. Ханна передает всем привет, я должен проставиться. В баре «Акула». Сегодня вечером. Ну разве это не чудесно?

Фрау Вайдеманн-Цапек в восторге захлопала в ладоши.

– Мои сердечные поздравления! И спасибо за приглашение, мы с удовольствием его принимаем, правда, Ханнелора? Такой молодой дедушка, никогда бы не подумала.

Она одарила всех ослепительной улыбкой. Папа встал и одобрительно похлопал Калли по спине.

– Отлично сработано, старина!

Вид у Калли был гордый. Я тоже его обняла. Фрау Клюпперсберг хоть и осталась сидеть рядом с подругой, однако радостно воскликнула:

– Разумеется, мы придем! Повеселимся вечером от души!

Калли кивнул, постепенно сникая.

– Я вовсе не собирался приглашать этих дам, а Ханну уж точно. Они действительно придут? – тихо спросил он у меня.

Я сочувственно на него посмотрела:

– Обратной дороги нет. Сделай это ради внучки. В древности люди всегда приносили жертву в честь новорожденных. Зато теперь мы сможем отпустить теленка.

Папа еще раз похлопал его по спине.

– Что ж, Калли, я всегда говорю: назвался груздем – полезай в кузов. Мы и не с таким справлялись.

Он повернулся к дамам.

– Значит, увидимся в «Акуле». При всем параде. А пока – хорошего вам дня. До свидания.

Все время, пока папа тащил меня за собой к дверям, они игриво делали ему ручкой. Оказавшись в холле, он строго спросил:

– Скажи, ты близко знаешь этого молодого человека, бывшего сейчас здесь?

Нас догнал Калли.

– Так это же постоялец. Мы его уже видели. Тебе не понравились его глаза.

Папа нетерпеливо отмахнулся:

– Спасибо, Калли, я сам знаю, это же было вчера. Фрау Клюпперсберг заметила между вами некую близость. Кристина, что она имеет в виду?

– Вечером ты сможешь спросить об этом саму Ханнелору во время танго. Она наверняка охотно и очень подробно все тебе объяснит.

Калли почесал затылок.

– Мне кажется, в «Акуле» не играют танго.

– Калли, я разговариваю со своей дочерью. Одним словом, я думаю, он какой-то неправильный, этот гость. У него такие странные глаза.

Я выдержала взгляд отца.

– Коварные. Вчера ты сказал, что у него коварные глаза.

– Вот именно. Так что будь осторожна. Я не хочу вылавливать твой труп в Северном море.

О, старая песня. Я не утратила дружелюбия.

– Спасибо, папа. Я ценю твою заботу. И все-таки хочу тебе напомнить, что мне уже сорок пять.

– Я знаю. Господину фон Майеру, кстати, сорок семь, просто он молодо выглядит. Так что с точки зрения возраста он тебе подходит.

Я сохранила дружелюбие и сейчас.

– Честно говоря, мне кажется, что господин фон Майер весьма своеобразный. Есть в нем какая-то нервозность, непредсказуемость. А ну как сбросит мой труп в Северное море?

Папа добродушно рассмеялся:

– Ерунда, Гизберт очень интересный молодой человек. Тебе просто нужно познакомиться с ним по-ближе. Я ему позвоню, пусть тоже приходит, он любит танцевать. Он мне вчера так много про себя рассказал, подожди, он тебе понравится. Ну, теперь идем работать, дедуля, это всех касается.

Мой взгляд, брошенный им вслед, стал еще дружелюбнее.

Фрау Вайдеманн-Цапек и фрау Клюпперсберг нужно было пройти мимо меня, чтобы попасть в свои комнаты.

– До вечера! – кивнули они мне.

Я кивнула в ответ, и тут мне кое-что пришло в голову.

– Простите, пока не забыла… – Они остановились на лестнице. – Мой папа безумно любит танцевать, но всегда стесняется кого-нибудь пригласить. Пригласите его сами на белый танец, а если он будет ломаться, проявите настойчивость, он иногда бывает робок. Не отставайте от него ни за что. Ну, до вечера.

– Как хорошо, что вы сказали. Нам не нравятся сорвиголовы, правда, Мехтхильда? А ваш папа такой очаровательный, такой обходительный. Значит, до скорого. Пока-пока. Мы очень рады!

Убирая их стол, я улыбалась.

После обеда, состоявшего из булочек с сосисками, которые принесла в пивную Геза – «Калли заказал сосиски, каждому по две», – я получила эсэмэску: «Есть проблема, сможешь прийти в кафе «Ратхаус» на Фридрихштрассе? Йоханн».

Доротея стояла рядом со мной и увидела выражение моего лица. На ее вопросительный взгляд я протянула ей телефон. Она прочитала текст и наморщила лоб.

– У меня маловато зеленой краски. Кристина, может, съездишь, привезешь пару банок?

– Съезжу. Еще что-нибудь нужно?

– Да. – Папа опустил руку с наждачной бумагой. – Принеси местную газету.

Идя к велосипедному развалу, я написала ответ: «Еду».

Я очень надеялась, что дело не в мышке, решать эту проблему у меня не было никакого желания.

Придя в кафе, я сразу нашла Йоханна. Он заканчивал говорить по телефону и указал мне на стул, приглашая сесть.

– Хорошо, что ты здесь. Утро у меня выдалось отвратительное.

Он сунул мобильный в карман куртки, перегнулся через стол и поцеловал меня в губы. Словно это само собой разумелось. Я счастливо улыбнулась. Он ответил серьезным взглядом.

– Хотел купить бутылку вина в надежде, что мы встретимся сегодня вечером на пляже. На кассе заметил, что нет бумажника. Я поставил вино на полку и вернулся в пансион, чтобы взять деньги. Перевернул всю комнату, но безуспешно. Последний раз я видел свой бумажник вчера вечером в «Сёрф-кафе», когда расплачивался. А теперь он пропал.

– Он обязательно найдется. Ты звонил в «Сёрф-кафе»?

Поцелуй затуманил мне голову. Йоханн, похоже, так и подумал.

– Кристина, конечно, я там был. И прошел той же дорогой, туда и обратно. И в бюро находок заглянул, им никто ничего не приносил. Бумажник исчез.

– И что теперь?

Йоханн дрожащими пальцами прикурил сигарету.

– Теперь мне надо заблокировать кредитки. У меня осталось десять евро в кармане, но это все.

– Ты же банкир. И без карты можно снять деньги со счета.

– Точно. – Он посмотрел на меня так, словно я ненормальная. – Но только с удостоверением личности, а документы тоже были в бумажнике.

– Хочешь, я тебе одолжу?

– А ты можешь это сделать? Тогда я прямо сейчас поехал бы домой, там меня хотя бы знают в банке. Ну и паспорт, наверное, тоже понадобится. И тогда я верну тебе деньги. Это было бы здорово, спасибо.

Он улыбнулся.

– Никаких проблем. – Я выудила из сумочки кошелек и раскрыла его. – Сколько тебе нужно?

– Пятьсот или восемьсот.

– Так много?

– Ну да, мне стало плохо на пароме, и обратно я решил лететь. Надеюсь, смогу сегодня попасть на самолет. Кроме того, я должен заплатить за две ночи в пансионе, иначе госпожа де Фриз подумает, что я аферист. Нужно оплатить гараж в Нордайхе и заправиться, вот так и набегает. Я начинаю нервничать, когда у меня мало наличных и при этом нет карточек.

Я в общем-то тоже. Он был таким несчастным, мне так хотелось его спасти.

– Тогда схожу к банкомату, столько у меня с собой нет. Сейчас вернусь.

К своим тремстам евро я сняла еще пятьсот. Он же мне их отдаст, когда вернется. К тому же я чувствовала себя слегка виноватой, в конце концов, это за меня он платил, когда потерял бумажник. Мне было приятно помочь этому человеку.

Мы выпили вместе кофе, Йоханн настоял на том, что заплатит, и выложил последние десять евро, которые нашлись у него в карманах. Исполненная нежности, я ехала на велосипеде обратно и надеялась, что Йоханн быстро приведет в порядок свои денежные дела и мышка не работает в банке.

Только во дворе пансиона я вспомнила, что так и не купила местную газету. Интересно, с чего вдруг отец решил ее читать, ведь нельзя же менять привычки только потому, что познакомился с этим писакой. Как бы то ни было, я уже собралась ехать за газетой, но увидела, что Марлен с непроницаемым, отнюдь не радостным лицом штурмует двери пивной, сжимая ее в руке.

– Стой, Марлен! Подожди.

Она оглянулась, и я пошла к ней, катя велосипед рядом.

– Ты не дашь мне газету? Тогда мне не придется… – Тут я замолкла, увидев ее хмурое лицо. – Что случилось?

Марлен помахала газетой.

– Что случилось? Пойдем со мной в пивную, узнаешь! А то я просто прикончу этого величайшего знатока островов и рыжего хорька-альбиноса, конечно, как только его поймаю.

Я поставила велосипед и поспешила за ней, боясь пропустить начало.

Она распахнула двери пивной, ворвалась в зал, развернула газету и расправила ее на столе. Потом огляделась:

– Эй, люди, хочу вам кое-что прочесть. Можете минуту послушать?

Онно, Калли, Доротея и Нильс присоединились к нам, а я посмотрела на отца, с довольной улыбкой устроившегося на стуле. Марлен бросила на него взгляд, истолковать который было трудно, и начала читать:

– «ЗНАМЕНИТЫЙ ЭКСКУРСОВОД С ОСТРОВА ЗЮЛЬТ ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ НОРДЕРНЕЮ.

Нордерней. Местные жители и отдыхающие, разумеется, уже задались вопросом, что, собственно, делают неутомимые строители и подсобные рабочие в бывшем заведении «Вид на море»? Редакция сумела приоткрыть завесу над этой так хорошо скрываемой тайной. Нашему сотруднику ГфМ вчера удалось познакомиться с Хайнцем Шмидтом, одним из известнейших, если не самым известным знатоком острова Зюльт. «Конечно, я знаю Зюльт как свои пять пальцев, – объясняет нам Хайнц с лукавой улыбкой, – а кто знает один остров, понимает все и про остальные. Поэтому мне сразу стало ясно, чего не хватает Нордернею». Загорелый моложавый мужчина чуть за семьдесят показывает нашему редактору ГфМ чертежи.

«Я руковожу здесь работами по переустройству, захудалая забегаловка превратится в бар, который удовлетворил бы вкусам даже жителей Зюльта». На эскизах изображены элегантные столовые группы, призванные заменить замызганную стойку. Там, где раньше громоздились выщербленные столы, для клиентов поставят мебель из стекла и хрома, вместо обоев с цветочками со стен на них будут смотреть картины с видами моря, волн и дюн в жизнерадостных красках радуги. «Да, – говорит обитатель Зюльта, и его глаза цвета голубой стали блестят, – настенной росписью для нас займется знаменитая гамбургская художница Доротея Б., ведь домохозяйками, державшими в руках лишь кисточки для туши, тут не обойдешься».

На смену дешевому линолеуму придет паркетная доска, искусственные цветы уступят на столах место пышным букетам. Вопрос о стоимости переустройства заставляет этого симпатичного мужчину скромно потупиться. «О деньгах говорить не принято, и на Зюльте тоже». Он улыбается подкупающей, обаятельной улыбкой и приглашает редакцию на открытие заведения в ближайшие выходные.

Остается лишь спросить о названии. Хайнц Шмидт долго не раздумывает. «Нет, «Вид на море», разумеется, не годится. Лично мне нравится «Сердцевидка», но об этом мы еще подискутируем в узком кругу», – говорит он и подмигивает своей красавице дочери Кристине, усердно помогающей своему очаровательному отцу. Редакция желает им успеха в их начинаниях и радуется, что на нашем прекрасном острове скоро появится еще одна достопримечательность. ГфМ».

Марлен хлопнула газетой о стол и стукнула по ней ладонью. Как раз по тому месту, где был портрет отца, жизнерадостно улыбающегося читателям. Марлен испепелила взглядом знаменитого знатока островов, с довольным видом развалившегося на стуле.

– Замызганные стойки? Обои с цветочками? Выщербленные столы? И кто здесь руководит работами? И вдобавок ко всему еще и «Сердцевидка»? Ты что, вчера был пьян?