Текст книги "Полночь у Колодца Душ"

ПОЛНОЧЬ У КОЛОДЦА ДУШ

Он стоял в самом конце Проспекта и был похож на гигантское человеческое сердце, розовое, с бесчисленными, красноватыми и синеватыми кровеносными сосудами. Наверху этого сердца располагалось кольцо белесых жгутиков, извивающихся, словно змейки. Из средней части мясистой, волнообразно колышашейся массы через равные промежутки выступали широкие, мощные на вид щупальца, покрытые тысячами крошечных присосок. Щупальца были бледно-голубыми, присоски – крапчато-жёлтыми. Из-под извивающихся жгутиков сочилась какая-то густая бурая жидкость, она впитывалась кожей с той же скоростью, с которой выделялась, образуя на ней неравномерное плёночное покрытие.

И кроме того, он вонял. Вонял, как падаль, пролежавшая несколько дней на солнце. Запах ударил в ноздри с такой силой, что всех шатнуло.

Скандер что-то невнятно забормотал и повернулся к остальным.

– Видите, Варнетт? – сказал он. – Что я вам говорил? Шесть равномерно расположенных щупалец, высота около трёх метров! Это марковианин!

Вся его враждебность исчезла. Это был профессор, читающий своим студентам лекцию и гордящийся тем, что правильность его теории доказана.

– Значит, ты действительно марковианин, Нат, – удивился Ортега. – Ну и ну, будь я проклят!

– Натан! – вскрикнула Вучжу. – Это… эта штука в самом деле вы?

– Да, – раздался голос Бразила, но, вернее, это был не голос, а мысль, сформировавшаяся у каждого из них в мозгу, на его собственном языке. Даже до Провидца он дошёл непосредственно, а не через Опору.

Скандер вёл себя, как ребёнок с новой игрушкой.

– Конечно! Конечно! – заливался он радостным смехом. – Это же телепатия! Вероятно, и всё остальное.

– Вы видите тело марковианина, – донёсся до них голос Бразила, – но а – не марковианин. Колодец знает меня, и поскольку теперь на планете обитает много новых рас, совершенно естественно, что, входя сюда, я принимаю марковианскую форму. Это спасает от злого умысла.

Вучжу шагнула вперёд, приблизившись к новому Бразилу.

– Назад, By Чжули! – как безумный завопил Хаин. – Ты моя!

Длинный липкий язык аккафианина метнулся к девушке и обвился вокруг её тела. By Чжули закричала. Ортега бросился к жуку, держа пистолеты наготове.

– Ну-ну, ничего такого, Хаин! – сухо предупредил он. – Отпустите девушку.

Хаин застыл в нерешительности. Наконец язык вернулся на своё место, и Вучжу упала на пол, сильно ударившись. На её теле выступили «отвратительные кровавые полосы содранной кожи.

Натан Бразил подошёл к ней и, подняв щупальце, нежно коснулся её ран. Вонь стала невыносимой. От его прикосновения девушка съёжилась, лицо её выражало отвращение.

Сердцеобразная масса слегка наклонилась вперёд.

– Форма не имеет значения, – передразнила она голос Вучжу. – В расчёт идёт лишь то, что внутри. – Затем произнесла прежним голосом Бразила:

– А что если я – чудовище, Вучжу? Что тогда?

Вучжу расплакалась.

– Пожалуйста, Натан! Пожалуйста, не мучайте меня! – взмолилась она. – Не надо больше! Я… я просто не могу!

– Это так тяжело? – мягко спросил он, и девушка, продолжая плакать, утвердительно кивнула.

– Тогда поверьте мне ещё раз, Вучжу, – все так же мягко произнёс Бразил. – Не важно, почему. Закройте глаза. Я сделаю так, что ваша боль утихнет.

Все ещё плача, она спрятала лицо в ладонях.

Марковианин вытянул щупальце и погладил набухшие рубцы на её спине и боках. Вучжу съёжилась, но осталась неподвижной. Эта штука казалась липкой и противной, но раны исчезли.

Бразил отошёл немного в сторону. Разобрать, где у него перед, где зад и есть ли вообще глаза, нос, рот, не было никакой возможности. Мясистая масса в центре пульсировала, но у этой пульсации не было чётко выраженного ритма.

– Это же фантастика, Нат! – воскликнул Ортега.

– Мы пойдём в Колодец? – спросил их Бразил. – Пора доигрывать эту комедию.

– Что-то мне расхотелось, – нерешительно заметил Хаин.

– Возвращаться уже поздно, ослиная вы задница! – прервал его Скандер. – Не имея мужества, вы бы сюда не попали. Доведите дело до конца!

– Если вы последуете моему примеру, – сказал Бразил, – и встанете на эту движущуюся дорожку, то во время поездки мы сможем беседовать.

Как только они встали на дорожку, странное свечение Проспекта погасло, а внутри стены загорелись другие огни, осветившие на полкилометра пространство слева от них.

– Свет зажигается там, где мы в данный момент находимся, и гаснет, когда мы оттуда уезжаем, – объяснил Бразил. – Это делается автоматически. Слелкронианин, для вас света здесь будет достаточно. Избавьтесь от своей жаркой лампы и оставьте её на перегородке. Часов через четырнадцать автоматы уберут её.

С этими словами марковианин резко ударил щупальцем по боковому ограждению, и дорожка поехала вперёд.

– Мы направляемся к входным Воротам Колодца, – сказал Бразил. – Когда марковиане создавали этот мир, тысячи марковианских специалистов каждый день отправлялись с помощью этой дорожки в контрольный центр и в другие важные места внутри планеты. В те дни Проспект, разумеется, был открыт столько, сколько нужно. В конце работы, перед тем как Колодец покинул последний марковианин, он бывал открыт на очень короткие промежутки времени, чтобы дать возможность развиваться пограничным гексам и не впускать тех, кто передумал. В самом конце сюда приходили, да и то нерегулярно, только три десятка координаторов проекта, просто чтобы проверить, все ли в порядке. Когда из Колодца ушёл последний техник, память о ключе к дверям Проспекта была стёрта из его памяти, так что он уже не мог вернуться, даже, если бы захотел.

Они двигались в жуткой тишине; освещение, внезапно зажигавшееся перед ними, с треском выключалось, когда они проезжали очередной участок пути. Дорожка, казалось, испускала свой собственный свет, но его источник не был виден.

– Кое-кто из вас уже знает историю этой планеты, – продолжал Бразил. – Раса, которую вы именуете марковианской, развивалась подобно другим расам и народам и наконец раскрыла энергетическую природу Вселенной, доказав, что не существует ничего, кроме первичной энергии, распространяющейся во всех направлениях, и что все материальное внутри неё, включая нас с вами, создано согласно правилам и законам природы, которые не определены только потому, что навязаны. Более того, во Вселенной все относительно.

– Но раз уж марковиане открыли математические закономерности, управляющие стабильностью, почему они их не изменили? – спросил Скандер. – Почему продолжали держаться правил?

– Они не осмелились попытаться решить главные уравнения, те, что управляют физическими свойствами и законами природы, – ответил Бразил. – Они могли вносить незначительные изменения, но здравый смысл должен подсказать вам, что для того, чтобы изменить главное уравнение, необходимо сначала уничтожить все созданное прежде. А если это сделать, то что произойдёт с вами и с остальной Вселенной? Они не осмелились – и навязали новые, более скромные уравнения в локальных районах предсуществовавшей Вселенной.

– Значит, они не боги, – тихо сказала Вардия. – Полубоги.

– Люди, – ответил Бразил. – Ни в коем случае не боги. О, я знаю, форма, которую я принял, резко отличается от того, что вы себе представляли, но она не более, если не менее, чудовищна или необычна, чем у некоторых обитателей этого мира. Многие миллиарды существ с такими телами были гордой расой обычных людей. Они спорили, доказывали, боролись, строили, открывали – точно так же, как мы. Если их физическая форма была ближе к той, что нам знакома, не исключено, что вы были бы даже такими, как они. Запомните, они достигли божественного уровня не в результате использования естественных процессов, а благодаря успехам в сфере технологии. Это было похоже на то, как если бы одна из наших рас, в её нынешнем состоянии, неожиданно открыла путь к полному исполнению желаний. Были бы мы готовы к этому? Сомневаюсь.

– А почему они умерли, Бразил? – спросил Скандер. – Почему они совершили самоубийство?

– Потому что и они оказались не готовы, – печально ответил Бразил. – Они победили материальную нужду, все болезни, даже саму смерть. Но они не победили самих себя. Их обуяла жажда, наслаждений, каждый из них словно превратился в изолированный остров. Стоило лишь пожелать, и все получали всё, что угодно.

Но неожиданно они обнаружили, что этого недостаточно, – продолжал Бразил. – Что-то было упущено. Утопия оказалась не завершением, а стагнацией. В этом-то и заключалось проклятие: знать, что предел достижим, но не знать, что он собой представляет или как его достичь. Они бились над этой проблемой, но решения не нашли.

В конце концов самый высокоразвитый марковианский мозг вывел заключение, что где-то они что-то потеряли и не добились подлинного осуществления своих мечтаний. Социальное равенство ошибочно считалось панацеей, потому что не хватало какого-то основного компонента. Один плюс два плюс три равно шести, но сели «плюс два» отсутствует, больше четырёх не получишь.

И тогда они поняли, что достигли точки, дальше которой развитие невозможно, и что, если ничего не предпринимать, их ждёт стагнация в вечной оргии гедонизма. Решение казалось простым: попытаться вернуть утерянный фактор или открыть его, каждый раз начиная все заново. Возобновляя свои попытки, они использовали разные условия и разные расы за исключением самих себя, считая, что любое повторение марковианского цикла будет иметь те же самые последствия.

– И они построили этот мир, – сказал Варнетт.

– Да, они построили этот мир. Гигантский марковианский мозг был помещён на орбиту около молодой звезды, не имеющей планетной системы. Создать гравитацию и атмосферу не составило никакого труда. Примерно в ста километрах над поверхностью мозга они соорудили внешнюю кору. Все гексагоны стали отделами мозга; их элементы поддерживались силовыми полями.

– Значит, этот мир был создан, чтобы перелить марковиан в новые формы? – спросил Скандер.

– В сущности цель была двоякой, – сказал Бразил. – Были призваны лучшие специалисты, представлявшие марковианскую расу. Стараясь перещеголять друг друга в творческой фантазии, они подготовили проекты биосфер. Проекты, оказавшиеся приемлемыми, были осуществлены, и через Ворота Зоны прошли добровольцы; они превратились в только что спроектированные существа и стали жить в только что спроектированных биосферах. Чтобы провести испытание, требовалось несколько поколений. Марковиан это не волновало. Тысячелетия для них были ничто. Рождавшиеся в искусственно созданной среде поколения сменяли друг друга. Новые расы нуждались в создании культуры и в указаниях, как надлежит действовать. Их численность оставалась относительно стабильной, а силовые поля были намного устойчивее, чем сейчас. Расы должны были жить каждая в своём гексе, контакты с соседями практически отсутствовали. Всем пришлось строить свои собственные миры.

Теперь они ехали вниз, спускаясь в самые недра планеты.

– Но почему первое поколение не смогло создать высокоразвитую цивилизацию? – спросил Варнетт. – Ведь в конце концов они отличались от нас только внешне.

– Вы переоцениваете народы, обладающие высокой технологической культурой, Варнетт, Подумайте сами, мы знаем, как включать свет, но не знаем, откуда он появляется; никто из нас понятия не имеет, как создаётся большинство предметов материальной культуры, хотя мы находимся в унизительной зависимости от них. Выброшенные в первобытную дикость, народы, о которых мы говорим, не имели ни запасов, ни фабрик; они были лишены всего, что не могли производить своими руками. Колоссальное количество переселенцев умерло от одного только перенапряжения. Те, что оказались покрепче и уцелели, построили для себя и своих детей новое общество. Они трудились во имя конкретной цели: выдержать испытания, добиться успеха и согласно вдохновлявшему их обещанию собраться когда-нибудь в полночь у Колодца Душ и отправиться в новый мир, чтобы создать там новую цивилизацию и, может быть, стать прародителями будущей расы богов, которой будет подвластно все.

– И когда это происходило, вы были здесь? – нервно поинтересовалась Вучжу.

– Да, – сказал Бразил. – Я помогал создателю гекса Сорок один сто восемьдесят седьмого по счёту, и последней расы, развивавшейся в этом гексе. Я не создавал его, я лишь советовал и иногда выручал. Конечно, мы всё время похищали друг у друга идеи. Доминантные виды одного гекса могли быть изменены, с тем чтобы в другом гексе превратиться в обычных животных. Наша собственная раса буквально скопирована с крупных обезьян, населявших соседний гекс. Проектировщику они так понравились, что он не только сделал из них доминантную расу, но и создал бесчисленное множество вариантов этих животных.

– Стоп, Бразил! – сказал Скандер. – Возможно, остальные не очень разбираются в подобных вещах, но я – археолог. Старая Земля развивалась несколько миллиардов лет, медленно эволюционируя.

– Не совсем так, – отозвался Бразил. – Прежде всего время в каждом отдельном случае требовалось разное. Течение времени, необходимого для развития, в нашем секторе галактики было ускорено. В соответствии с первоначальным проектом на Старой Земле появилась форма жизни, которую мы и ожидали получить, но развивалась она самостоятельно. Так, в определённых условиях появились гигантские рептилии. Когда выяснилось, что наша раса не совместима с ними, небольшое изменение наклона планетной оси вызвало гибель динозавров, но при этом стресс испытали и другие организмы. Начали развиваться мелкие млекопитающие, и через какое-то время мы добавили к ним наших обезьян, рассчитывая, что они займут на эволюционной шкале место динозавров. Когда мы решили, что созданы все подходящие условия, когда обезьяноподобные существа выжили, мы начали уходить. Вскоре в зонах с умеренным климатом появилась первая разумная жизнь. И снова у них не было ничего, кроме природных ресурсов. Они на удивление хорошо трудились, но последствия изменения наклона оси планеты вызвали диастрофизм и наступление ледникового периода, длившегося несколько столетий. Наше медленное развитие явилось результатом того, что эту катастрофу пережили лишь самые примитивные особи. Нечто подобное произошло во всех ваших родных мирах.

– Существует ли в таком случае мир, где обитают аккафиане? – спросил Хаин.

– Конечно, – ответил Бразил. – Давно существует. Возможно, он и больше, и духовно значительнее наших миров. То же самое касается умиау, чиллиан, слелхрониан, диллиан и прочих. Я не знаю, как они сейчас функционируют, изменились ли они и почему, но склонен думать, что некоторые старые миры далеко продвинулись в сосём развитии. Память подсказывает мне, что было создано и рассеяно около миллиона рас; когда мы попадём в сам Колодец, можно будет точно узнать, какие из них ещё существуют.

Внезапно прямо впереди возник ярко освещённый шестиугольник.

– Входные Ворота Колодца, – сказал Бразил. – Одни из шести. Они могут перебросить вас куда угодно, но если у вас нет иных пожеланий, они доставят вас в центральную контрольную зону и к наблюдательным постам. Когда мы подъедем к ним, немедленно входите. Я не выключу их, пока все не пройдут.

Если это случайно сделает кто-нибудь другой, просто подождите, пока свет не загорится снова.

Когда они вошли в Ворота, свет неожиданно погас, и они испытали крайне неприятное чувство падения. Затем свет так же неожиданно зажёгся.

* * *

Они очутились в огромном куполообразном зале, из которого во все стороны уходили сотни коридоров. Ворота находились в центре, и Бразил торопливо спустился вслед за остальными, осматривающимися вокруг с благоговейный страхом.

Место это выглядело весьма необычно. Казалось, что стены, пол и потолок зала сложены из крошечных шестиугольных пластинок полированной слюды, отражающих свет и сверкающих, как миллионы драгоценных камней.

Примерно посередине между Воротами и вершиной купола силовое поле поддерживало огромную, медленно вращающуюся модель Мира Колодца. У неё был терминатор[5]5
  Терминатор – граница между освещённой и не освещённой частями поверхности планеты.


[Закрыть], к половину планеты окутывала тьма. Вероятно, её изготовили и» того же напоминающего слюду материала, во гексагоны на модели были значительно крупнее, приполюсные районы не имели разрывов, к посредине её опоясывала чёрная матовая лента. Сфера казалась покрытой тонкой прозрачной плёнкой, состоявшей из сегментов, в точности совпадавших с шестиугольниками под ними.

– Вот так Мир Колодца выглядел из космоса, – сказал Бразил. – Это – точная модель, тысяча пятьсот шестьдесят гексов. Зоны, иными словами – все. Но в сущности это больше, чем модель. Это – самостоятельный марковианский мозг, содержащий главное уравнение, необходимое для стабилизации всех новых миров. Он снабжает Колодец энергией и позволяет большому мозгу, находящемуся вокруг нас, делать свою работу.

– Где контрольные устройства, Нат? – спросил Ортега.

– Каждая биосфера имеет свою собственную систему контроля, – ответил Бразил. – Все они связаны с этим местом наподобие пчелиных сотов. Каждый гекс контролируется как часть всего Мира Колодца. Большинство контрольных приборов, конечно, не связано непосредственно с гексами. То, что мы видим сегодня, – это гексы, созданные в последнюю очередь, в том числе неудачные. Например, такие, как царство фей. Обитатели некоторых из них попали в последнюю группу покинувших эту планету, кое-где сохранились остатки населения гексов, выполнивших своё предназначение, некоторые диллиане, умиау и им подсобные, не желающие покинуть Мир Колодца из-за боязни не найти себе места в других мирах. Их немного, и они погублены взлётами и падениями цивилизации, став жертвами суеверий, страха, ненависти. На Старой Земле не уцелел никто, но мы мало что делали, чтобы начать всё сначала, и восстановление шло медленно. Однако пора отправляться в контрольный центр.

Перебирая щупальцами, он двинулся по одному из коридоров, за ним не без колебаний потянулись остальные, держа наготове свои пистолеты.

Они долго спускались вниз, мимо бесчисленных закрытых гексагональных дверей. Наконец перед одной из них Бразил остановился, и она открылась.

Когда все вошли внутрь, зажёгся свет. Комната, была сделана из того же материала, что и огромный зал. Однако здесь в стены были вмонтированы контрольные приборы, выключатели, рычаги, кнопки и прочее в том же духе, а прямо перед ними находился большой чёрный экран.

– Ну что ж, вот он, и всё ещё действует, – сказал Бразил. – Посмотрим, – пробормотал он и направился к приборной панели.

Остальных внезапно охватил страх, и они нацелили на него свои пистолеты. Мерцающие огоньки Провидца начали мигать всё быстрее и быстрее.

– Ни к чему не прикасаться! – крикнул Ортега.

– Я просто хочу кое-что проверить, – спокойно ответил Бразил. – Да, вижу. В этой комнате была запрограммирована цивилизация, которая по-прежнему расширяется. Это межзвёздная, а не пангалактическая цивилизация. Население чуть превышает триллион с четвертью.

– Если она высокотехнологическая, значит, не наша, – с облегчением сказал слелкронианин.

– Не обязательно, – ответил Бразил. – Технологические уровни, установленные в Мире Колодца, за его пределами никому не навязывались. Их создание было продиктовано необходимостью решения проблем, с которыми вы столкнётесь на вашей родной планете. Высокотехнологическая раса обладала обильными и легкодоступными ресурсами, низкотехнологическая – имела намного меньше. Поскольку любой мир логически и математически развивается в соответствии с законами природы, одни миры были лучше обеспечены, чем другие. Мы просто компенсировали трудности, связанные с созданием в будущем мире определённого уровня цивилизации, а вовсе не препятствовали этому процессу. Мы разрабатывали альтернативные варианты развития, предоставлявшие возможность жить без технологии, с тем чтобы население таких гексов было лучше подготовлено. Некоторые из них действовали прекрасно. Большая часть магии, которую вы здесь обнаружили, – это не магия Колодца, а реальная психическая сила, развитая обитателями нескольких гексов в качестве компенсации за низкотехнологический статус. То, что они могли использовать здесь, они могли применить и в своём мире.

– Провидец говорит, что это правда, – прокомментировал Опора. Это были чуть ли не первые слова, произнесённые северянином с тех пор, как они отправились в последнее путешествие. – Провидец утверждает, что вы были ответственны за его предсказание, согласно которому мы попали сюда.

– В некотором смысле это так, – ответил Бразил. – Когда я прошёл через Ворота Зоны, марковианский мозг распознал во мне уроженца гекса Сорок один и послал меня туда. Однако он обнаружил и то, о чём я не подозревал: что волны моего мозга имеют те же характеристики, что и волны мозга марковиан. В результате он предположил, что я нахожусь здесь для того, чтобы дать ему дальнейшие инструкции или выполнить определённую работу. Когда он сделал это умозаключение. Провидец, невероятно чувствительный к такого рода вещам, перехватил послание, хотя и несколько искажённое.

Он остановился и слегка наклонился к ним.

– И вот мы теперь здесь, – произнёс он с грустью, – в контрольном центре, и всех вас обуял страх, и ваши пистолеты направлены на меня. «Даже твой, By Чжули, – подумал он с невыразимой печалью, – даже твой». – Я пытался дать человечеству жизненные правила, – продолжал Бразил, – которые смогли бы удержать его от саморазрушения. Никто не слушал меня. Тип Сорок один сильно испортился.

Он отправился к звёздам, и это дало ему возможность выплеснуть свою агрессивность, даже сейчас его составные части ищут пути для того, чтобы господствовать друг над другом, убивать друг друга, править друг другом. Стремление к господству обуяло даже тех, кто не принадлежит к человеческому роду, – и вас, северянин, и вас, слелкронианин. Взгляните на себя! В вас клокочут, вас пожирают алчность и властолюбие! Единственная причина, по которой вы ещё не перебили друг друга, – это ваш общий страх передо мной. Как смеете вы обвинять Хаина, или Скандера, или все общество? Как вы смеете?

Кто из вас думает о людях, за судьбой которых следят эти контрольные устройства? – гневно продолжал он. – Неужели их будущее абсолютно никого не волнует? Вы не желаете спасти их, улучшить их жизнь? Нет, страх сидит внутри вас, страх за вашу собственную шкуру! Так вот запомните: главное, что было упущено в базовом уравнении, – это ваш врождённый эгоизм. Никто не заботится ни о ком, кроме себя самого! А теперь посмотрите друг на друга! Посмотрите, в каких чудовищ вы превратились!

Их сердца колотились, нервы были напряжены до предела. Первым опомнился Опора.

– А как насчёт вас, Натан Бразил? – монотонно произнёс он. – Разве наши пороки – не отражение пороков, гнездящихся в вас, в вашей расе, марковианах, которые не смогли дать нам то, чего у нас недостаёт, потому, что у них самих этого не было?

Бразил уже взял себя в руки и ответил вполне спокойно:

– Марковиане хотели жить в этой Вселенной, а не управлять ею. Они верили, что наше общее выживание предопределяется случайным фактором – судьбой. Вот почему они закрыли Колодец. Ни один из нас не мог бы оказаться здесь иначе как по случайному стечению обстоятельств.

– Где находятся контрольные устройства, Нат? – повторил свой вопрос Ортега.

– Мы сами найдём их! – прервал его Хаин. – Варнетт раскрыл главный код, он должен разобраться и с этим.

В голосе Бразила зазвучала глубокая грусть.

– Слабостью всех марковиан была гордость, и вы – её отражение. Успокойтесь и позвольте мне коснуться панели. Я покажу вам контрольные устройства и объясню, как ими пользоваться. Давайте посмотрим, что произойдёт.

Ортега кивнул, держа пистолеты наготове. Бразил вытянул щупальце и коснулся маленького щитка позади себя.

Чёрный экран осветился, и оказалось, что это не экран, а огромный туннель овального сечения, который тянулся в глубину, насколько хватало глаз. В нём мелькало бесчисленное множество крошечных чёрных пятнышек, а между ними метались в безумной пляске молнии, триллионы мерцающих огненных арок толщиной в волос перелетали с одного пятнышка на другое.

– Вот ваши контрольные устройства, – с отвращением произнёс Бразил. – Всё, что вам надо сделать, чтобы изменить коэффициенты, – это поменять контакты между двумя или несколькими контрольными пятнами.

Обернувшись, он увидел на их лицах глубочайший ужас. «Они боятся меня! – подумал Бразил. – Они все испытывают передо мной смертельный страх! Боже мой! Вучжу, которая считает, что любит меня, Варнетт, рискнувший ради меня своей жизнью, Вардия, так доверявшая мне, – все они напуганы. Я не причинил им никакого вреда. Я даже ничем не угрожал им. Да и не смог бы сделать этого, даже если бы захотел. Сумеют ли они вообще когда-нибудь понять, что у нас – общие корни, что все мы очень тесно связаны? Что мы все одинаково любим, ненавидим, смеёмся, плачем – живём, и я ничем не отличаюсь от них, просто я старше. Для примитивных существ я – Бог, цивилизованный человек, обладающий огромным могуществом, которое ему принесло знание, цивилизованный человек среди дикарей. Вот почему я всегда один. Они боятся, что не смогут меня понять или держать под контролем».

– Одна контрольная панель, – сказал он мягко. – Одна-единственная. Что такое – несколько триллионов жизней? Здесь прошлое, настоящее и потенциальное будущее целой галактики. И все это ваше. Но учтите – уравнение, которое вы так жаждете изменить, может являться базисом для одного или нескольких из вас. А может быть, нет. Оно чьё-то. Ладно, кто хочет коснуться первого и второго контрольных пятен? Выходите. Теперь вам даётся шанс поиграть в Бога!

Варнетт нерешительно подошёл к туннелю. Он тяжело дышал, все его тело было покрыто испариной.

– Ну же! – подгонял его Бразил. – Смелее. Вы можете кого-нибудь уничтожить, не исключено, что несколько триллионов человек. Вы наверняка измените уравнение чьей-нибудь жизни, сделаете так, что два плюс два станут равны, например, трём. Может быть, кто-то из нас исчезнет. Может быть, никто из нас вообще не будет существовать. Валяйте! Кого волнуют такие мелочи?

Варнетт застыл на месте с открытым ртом. Это был просто очень испуганный пятнадцатилетний мальчик.

– Я… не могу, – почти прорыдал он.

– А вы, Хаин? – Голос Бразила звучал невероятно напряжённо. – Провидец? Может быть, вы что-нибудь предскажете? Вардия? Серж? Вучжу? Слелкронианин?

– Ради Бога, Бразил! – завизжал Скандер. – Вы же знаете, что мы не осмелимся коснуться этих штук, пока не поймём, как действует панель.

– Он блефует, – проворчал Хаин. – Пожалуй, я попытаю счастья.

– Нет! – закричала Вучжу, направляя свой пистолет на огромного жука. – Только не вы!

– Я даже покажу вам, как это делается, – спокойно сказал Бразил и повернулся к туннелю.

– Не двигайся, Нат! Ещё одно движение, и я убью тебя! – угрожающе сказал Ортега.

Бразил остановился, и пульсирующая масса наклонилась к улику.

– Нет, Серж, ничего у тебя не получится. Проблема состоит в следующем. Я уже говорил, что я – не марковианин, но никто меня не слушал. Я явился сюда потому, что вы могли повредить панель и причинить вред какому-нибудь народу. Я знаю, что никто не сможет использовать это устройство, но вы все сейчас сошли с ума, и кто-нибудь мог бы сломать его или попытать счастья, как это только что собирался сделать Хаин. А самое главное, никто из вас не потрудился задать себе главный вопрос – вопрос, не имеющий ответа. Кто стабилизирует марковианское уравнение, которое составляет основу Вселенной?

Воцарившуюся после этих слов тишину нарушили равномерные удары, похожие на биение огромного сердца; этот звук проникал им в кровь, пульсировал в висках, туманил сознание.

– Я был создан случайным выплеском первичной энергии космоса, – донёсся до них голос Бразила. – И через бесчисленные миллиарды лет обрёл сознание. Я был Вселенной и всем находящимся в ней. Я начал экспериментировать, играть с бушующими вокруг меня беспорядочными силами. Я создал материю и другие виды энергии, я создал время и пространство. Но скоро эти игрушки наскучили мне. Тогда я создал галактики, звезды и планеты.

Я наблюдал, как всё росло и формировалось в соответствии с установленными мною правилами. Но и этим я пресытился. Тогда я создал марковиан и стал следить за тем, как они развивались согласно моему плану. Однако возникли трудности – марковиане знали и боялись меня, и, кроме того, базовое уравнение было слишком безупречным. Я знал всю линию их развития. И я изменил её. В марковианское уравнение я включил фактор случайности, а затем прервал с ними прямые контакты.

Они росли, развивались, эволюционировали, менялись. Они забыли меня и селились там, где хотели. Но, прогрессируя в материальном отношении, они умирали духовно. Им не удавалось подняться до моего уровня и покончить с моим одиночеством. Из-за своей гордости они не могли испытывать братские чувства по отношению к такому существу, как я, а страх и эгоизм не позволяли им испытывать эти чувства по отношению друг к другу.

Тогда я решил стать одним из них. Я принял марковианский облик и явился к ним. Я узнал их во плоти, ощутил их радость и боль. Я пытался объяснить им, что такое зло, учил их тому, как побеждать внутренние страхи и самостоятельно избавляться от болезней, говорил о том, что разумнее не стремиться к материальному благополучию, а искать ответы внутри себя. Они не обращали на меня никакого внимания.

И всё же у них был нравственный потенциал. Он существует и сейчас. Отклик Вучжу на доброту и заботу. Самопожертвование Варнетта. Способность Вардии быть нужной другим. Имеется масса других примеров, относящихся не только к нам, но и ко всему нашему народу. И покуда этот нравственный потенциал существует, я буду продолжать. Я буду трудиться в надежде, что настанет день, когда какая-нибудь раса разожжёт из этой искры костёр и построит разумный мир, только тогда придёт конец моему одиночеству.

Несколько секунд все молчали. Наконец Ортега спокойно сказал:

– Всю свою жизнь я был католиком, но никогда не слышал, чтобы Бог являлся в образе маленького отважного еврея по имени Натан Бразил. Но допустим, что сказанное тобою – правда. Объясни нам тогда, пожалуйста, почему ты не бросил нас? И почему продолжаешь жить нашей грязной, ничтожной жизнью?

– Пока горит искра, у меня остаётся надежда, Серж, – ответил Бразил. – На тот самый фактор случайности, о котором я уже говорил. Если она погаснет, я уйду. Может быть, начну все сначала, может быть, наконец умру. Мне бы хотелось умереть, Серж, но если я это сделаю, я все унесу с собой. Не только вас, но вообще всё и всех, так как я стабилизирую уравнение Вселенной. И все вы – мои дети, и я забочусь о вас. Я не могу вас бросить – пока не погасла искра, вы – не только худшее, но и лучшее, что есть во мне.