Текст книги "Всадники бурь"

– Если таких девушек много, оставь меня в покое, возьми другую! Человек-тень вздохнул:

– Не так уж и много. Несколько. Клиттихорн разыскал их, опередив своих врагов, и уничтожил, убил. Они погибли, так и не узнав, почему и за что. Лишь немногих удалось спасти и перенести сюда. Это сделали другие силы. Именно так ты и оказалась здесь. У тех девушек, если не считать внешнего сходства, не было ничего общего с тобой. Да, в основном они предпочитали одно и то же, им нравились или не нравились определенные вещи, они поступали очень похоже, в общем, напоминали близнецов, но только воспитанных в разных мирах, разных культурах, разными родителями. Как и ты, они оказались во власти невзгод, чужой магии и таинственных сил Акахлара. И большинство не выдержало.

Она была поражена.

– И все они мертвы?

– Нет. Только некоторые. Других изменили Ветры Перемен или колдовство. Третьи стали бесполезны, потому что попали во власть могучих и злобных сил. У тебя больше шансов на успех, чем у всех остальных. Ты единственная, чье место пребывания и состояние нам известно. Мы не выбирали тебя, и, по правде сказать, будь у нас выбор, мы избрали бы кого-нибудь другого. Но у нас, как и у тебя, нет выбора. Клиттихорн охотится за тобой. Отыскать тебя здесь ему труднее, чем во Внешних Слоях, здесь он не может призвать на помощь колдовство. Существование нескольких, подобных тебе, нарушает действие заклинаний. Ему приходится идти обычным путем, как и нам. Если тебе не удастся достичь замка Масалур в Масалурской средине, ты погибнешь. Возможно, вместе с тобой погибнет и надежда остановить Клиттихорна. Если тебе удастся добраться до Масалура и если ты сможешь помочь одержать верх над Клиттихорном – а это нельзя гарантировать, даже если ты доберешься до замка и вступишь в сражение, – тогда ты освободишься. Другого выбора нет. И нет другого пути.

Это были хладнокровно обдуманные слова. Нет выбора. Нет другого пути.

– Что мне делать? – покорно спросила она.

– Прежде всего решить, кто ты и кем ты хочешь быть.

Странное требование.

– Что ты имеешь в виду?

– Кто ты?

И правда, кто? Этот вопрос сам по себе вызвал у нее не меньшую растерянность, чем все, что происходило до этого. Ей хотелось быть Майсой, но быть Майсой она не могла. Маиса не смогла бы справиться со всем этим, не смогла бы противостоять могущественным силам, она в ужасе бежала бы к своим друзьям, к общине.

Была еще одна – Сэм. Смутные воспоминания, обрывки мыслей, сплошные пробелы. Она помнила Сэм в Акахларе, хотя и не очень четко, но была еще Сэм до Акахлара, и эта Сэм была чужой, расплывчатой, неуловимой…

Кем она хочет быть? Это проще. Обе Сэм были несчастливы. Они никогда не действовали сами. Они только старались соответствовать ожиданиям и представлениям других. А другие высмеивали ее низкий голос, ее любовь к спорту, ее отметки – все, все, все… Та, первая, Сэм восстала, но выбрала неверный путь. Села на диету, чтобы оставаться худой. Пренебрегала одеждой, косметикой, вела себя, как мальчик, разговаривала резко и грубо.

Но ее тело все равно превращалось в женское, и, когда мальчишки выросли, она осталась маленькой.

Внезапное воспоминание: она и мальчик по имени Джонни, одни, в темноте, на спортивной площадке. Им обоим по шестнадцать, он заигрывает с ней. Ей страшно, но любопытно. Ему, наверное, не впервой, а она знает обо всем только из романов и мыльных опер. Ей нравится, когда он обнимает и целует ее, но идти до конца… это слишком… А он не мыслит другого. Он спускает штаны и обнажает свой… свой… Он большой, просто громадный, твердый, и это совсем не похоже на то, что она себе представляла, хотя она не могла бы сказать, что конкретно она себе представляла. И он хочет засунуть это ей в рот, о нет! Это ужасно и… и… с него течет! Это отвратительно! Ее вот-вот стошнит… Так не должно быть! И она бежит прочь от него, прочь от всех них…

Она не могла связать эту картину с каким-то определенным миром или жизнью, она даже не могла припомнить, что такое «спортивная площадка», но заново почувствовала свое тогдашнее отвращение. Если именно этого хотели мужчины, а девушки именно это должны были им давать, то она не хочет иметь с этим ничего общего.

Еще воспоминание: она и другая девушка, испуганные, одинокие, в маленьком заброшенном домике, где-то в другом мире. Она перепугана до смерти. Она цепляется за подругу – Чарли, – единственную настоящую подругу, которая тогда у нее была. Чарли чувствует ее одиночество, они занимаются любовью, и это замечательно, но она знает, что для Чарли это сочувствие, а не любовь.

Снова воспоминание: Бодэ, которая любит Сэм, потому что девушка была первой, кого увидела художница после того, как выпила любовное зелье. У Бодэ причудливые сексуальные вкусы, она ненасытна, но с ней безопасно. Не надо тревожиться о том, как она, Сэм, выглядит или поступает. Любовь и сила любви Бодэ абсолютны и незыблемы. Сэм толстеет, становится ленивой, но все же чувствует неясную тревогу. Из-за того, что любовь Бодэ вызвана зельем, Сэм не верит до конца в ее подлинность, поэтому не может отдавать столько же, сколько получает. А из-за того, что Бодэ – женщина, все кажется каким-то не правильным. Проклятие, она же не извращенка!

Воспоминание: Акахлар. Большой караван фургонов. С помощью гипнотического заклинания, испытывая одновременно чувства ревности, любопытства и вины, Сэм заставляет одного из возниц заняться с нею любовью, и тот старается вовсю. Но почти единственное ее ощущение – разочарование. То, что он делает, не может сравниться с тем, что она получала от Бодэ, к тому же он кончает слишком быстро.

Воспоминание: она связана и распростерта на жесткой земле. Трое грубых, жестоких, вонючих мужчин снова и снова насилуют ее, и она закрывает глаза и старается не чувствовать вони…

Но Маису приняли. Маисе не приходилось стараться соответствовать каким бы то ни было стандартам приюта. Мужчины приударяли за ней, но это было в порядке вещей, а девушки держались с ней просто. Никто не смеялся над ее низким голосом, полнотой или неумением. Для тех, кто честно трудился, остальное не имело никакого значения. В общине она не чувствовала ни вины, ни стыда, ни давления, она наслаждалась тем, что она женщина, и всем, что было с этим связано. Здесь никто никого не осуждал, никто не ставил себя выше другого, и все были равны.

А эта чертова Принцесса Бурь тоже толстая! Может быть, не такая толстая, как она, но все-таки изрядная кубышка. Чарли – та была «двойником», но идеальной, а не реальной девушки. Ее создали магия и алхимия. Сэм никогда не сможет стать такой, как Чарли. Лучшее, чего она может достичь, – это выглядеть, как Принцесса Бурь. Да и зачем, черт возьми, Сэм походить на Чарли?

Она снова увидела свое отражение в огромной грани и принялась его рассматривать. Ладно, она – толстуха. И все же она привлекательна, да, привлекательна, черт возьми. К тому же ей совсем неплохо и в таком виде. Неплохо, вот нужное слово. Ей и так неплохо, и ее, черт побери, совершенно не волнует, что думают остальные. Сэм никогда себе не нравилась, а вот Маиса себя любила.

И, черт возьми, она постарается и впредь любить себя. Грани закружились вокруг нее, как снежная буря, она падала… падала… И вдруг почувствовала, что лежит спиной на чем-то твердом и движущемся, а вокруг стоит неимоверная жара.

* * *

Девушка открыла глаза и села. Никогда еще ее мысли не были яснее, а чувства острее, чем сейчас. Ей ужасно хотелось пить, и она просто умирала с голоду.

Она выбралась из своего убежища – какого-то ящика, черт его возьми, – и огляделась. Это был фургон, запряженный наргами, сзади, очевидно, брела лошадь, а то и две, привязанные к фургону.

Фургоном правил огромный человек в навигаторской оленьей замше и широкополой, похожей на ковбойскую, шляпе. Они ехали по Кудаану, настоящему Кудаану – знойной пустыне.

Она чувствовала недоверие к навигаторам. Один из них – кто и когда? – считался ее другом, а потом пытался предать ее. Воспоминания расплывались, трудно было за что-нибудь уцепиться. Она вылезла из ящика в фургоне, она была совершенно голая, а единственным человеком в округе был этот здоровяк.

Он услышал ее, но не обернулся.

– Если ты уже проснулась и неплохо себя чувствуешь, то питьевая вода в бочонке, на котором нарисован знак воды, есть еще теплый эль в бочонке с нарисованной кружкой. Еще сухари и вяленое мясо, ты найдешь их рядом с бочонками, в коробке, на которой нарисован ромб.

Она подпрыгнула от неожиданности, но сразу взяла себя в руки. Ну нет. Довольно всякой чепухи. Она раздета и умирает от голода и жажды. Пока она спала, этот парень мог сделать с ней все, что угодно, но не сделал же, так что нечего пугаться. Пиво – это, конечно, заманчиво, но только не такое теплое. Вода намного холоднее, но пустыня это пустыня. Во всяком случае, она напилась и подкрепилась.

Только тогда девушка решилась пробраться вперед и посмотреть на своего попутчика. Нагота ее не смущала. Пусть смотрит, если хочет.

Он действительно был рослый, выше шести футов – и сильный, хотя выглядел гибким и стройным. На его лице читались следы непогоды и тяжелого труда. Он был словно воплощением мужественности, какого она никогда не встречала в реальной жизни.

– Я Крим, – дружелюбно представился он. – А ты сегодня кто?

– Я… я – Маиса, – ответила она, – а еще я и Сузама, и Сэм, и еще какое-то длинное имя, я не могу его сейчас припомнить. – Ее тон и произношение остались чисто крестьянскими, но говорить она стала правильнее, как крестьянская девушка, которая долго служила в господском доме. – У меня в голове все перепуталось.

Он кивнул:

– Понятно. Будем надеяться, что со временем все встанет на свои места. Кстати, ты знаешь, кто я такой и куда мы рано или поздно должны попасть?

– Думаю, тебя нанял человек-тень, чтобы ты привез меня к нему, – ответила она, а потом нахмурилась. – Мне кажется, что давным-давно кто-то, одетый так же, как ты, должен был это сделать, но он меня предал.

Крим кивнул:

– Я слышал об этом. Должен тебе сказать, что у меня, как и у большинства независимых навигаторов, есть свои странности и недостатки, но от недостатка честности я избавлен. Плата мне полагается, только когда я доставлю тебя, и эта плата так высока, что тому, кто предложит больше, просто нельзя доверять. Может быть, Булеан такой же сумасшедший, как и все остальные колдуны, но слово он держит. И потом, дело не только в цене. Я ни за что не стану работать на второго колдуна, а он единственный, кому ты нужна еще больше, чем Булеану.

– Булеан, – повторила она. – Да. Теперь я вспоминаю. Это и был человек-тень?

– Не знаю, не знаю, я не видел никаких теней. Обычно он является либо в виде голоса, либо как видение, но тень ничуть не хуже. Черт возьми, даже его имя – это шутка. На языке, на котором он думает, это и не имя вовсе, а название системы счисления. Давным-давно ее изобрел житель Внешних Слоев по имени Буль. Думаю, наш полоумный чародей взял это имя потехи ради.

Она уставилась на навигатора.

– Ты знаешь о Внешних Слоях? А как насчет языков?

– Ну, некоторые из них. Так уж получилось, что давным-давно я поневоле приобрел эти знания среди прочих, а как они мне достались, это совсем другая история. А ты, как я слышал, сама из Внешних Слоев?

Она колебалась.

– Я… я знаю, что да, но у меня нет четкого представления о том, что это такое. Только бессмысленные отрывки воспоминаний.

Он повернул голову и произнес неприятно звучавшую монотонную фразу. Она посмотрела на него и помотала головой.

– Не поняла?

– Это ни на что не похоже.

– Это английский, мне сказали, что это твой родной язык. Возможно, со временем он к тебе вернется. Этот язык очень полезен, когда имеешь дело с Булеаном. Это его язык. По крайней мере один из них.

Она вздохнула и покачала головой:

– Столько всего… потеряно. Я вспоминаю всякие картины, но в них нет никакого смысла, и они никак между собой не связаны. Будто воспоминания о том времени, когда ты был совсем малышом. Какие-то общие контуры, но никаких деталей, черт их побери.

– А что же ты помнишь хорошо? – спросил он, пытаясь ей помочь.

– Ну конечно, все о том, как я была Майсой. Все, за исключением последней ночи, когда у меня начались спазмы и я отправилась в больницу. После этого почти ничего, кроме, пожалуй, прекрасной женщины, возможно, самой прекрасной из всех, кого мне доводилось видеть. Она вела меня куда-то. Вот и все. Или она мне приснилась?

– Нет, – ответил Крим. – Это Кира. Скоро ты ее увидишь. И это все? Ты помнишь только Маису?

– Нет, нет. Но чем дальше назад, тем сильнее все расплывается. Я жила в Тубикосе. Долго жила. Не в том ханжеском мире, где живет большинство, а в квартале развлечений, куда эти лицемеры бегут, чтобы выпустить пар. Моя возлюбленная – художница и алхимик – создавала прекрасных девушек-куртизанок. Я все это помню, только немного смутно. Моя подруга стала куртизанкой. Мы с Бодэ вроде как жили за ее счет, а она вовсе не возражала, как ни странно. Она умница, собиралась стать королевой большого бизнеса и все такое прочее, а потом вдруг обнаружила, что ей нравится быть шлюхой. И ей это действительно нравилось. Забавно.

Крим пожал плечами:

– Возможно. А может, все так заняты, пытаясь стать тем, чем их желают видеть другие, что у них не хватает времени на то, чтобы быть самими собой. Лучше бы этим делом занимались только те, кому этого хочется, и получали бы от этого неплохой доход. Ведь те, кто идет к проститутке, покупают то, что им необходимо, но чего они не могут получить в своей обычной жизни, где им приходится заботиться о мнении других. Конечно, это не мое дело, но я не могу осуждать тех девушек, которые занимаются этим, потому что им самим это нравится. Другое дело, что вокруг вечно крутятся всякие мерзавцы, к тому же потом, когда молодость пройдет, можно оказаться ни с чем.

– Возможно. Думаю, что я сама была так занята тем, что твердила себе «меня не волнует, что обо мне думают другие», что забывала о других, которые тоже имеют право так думать.

– А ты помнишь что-нибудь еще, до Тубикосы?

– Смутно. Кажется, тогда у меня в жизни не было ни особых радостей, ни значительных событий. Всплывают какие-то отдельные картины да несколько приятных воспоминаний о таких вещах, которых нет в Акахларе, по крайней мере я убеждена, что их не может тут быть. По правде говоря, я не очень-то и стараюсь припоминать. Я вроде бы знаю, куда мы направляемся, почему я должна туда ехать и что я должна делать, но все это приблизительно. А еще я хочу найти свою возлюбленную и свою подругу. О них что-нибудь слышно?

– О да. Они могли бы оказаться там же, где и ты, но подумали, что тебя схватили всадники в черном. Они попали в лапы банды превращенцев, которые приняли твою подругу за тебя и забрали их в свой лагерь. О тебе не было слышно, и Булеан решил, что они должны отвести врага от Кудаана. Теперь они в пути. Если и нам, и им удастся добраться до цели, мы встретимся в Масалуре. На то, что наши пути пересекутся раньше, надежды немного, и я думаю, что это к лучшему. Враг заподозрил обман и теперь охотится и за ними, и за нами, а если мы соединимся, то облегчим ему задачу. Она кивнула:

– Наверное, ты прав. Мне просто не хочется все портить сейчас, когда мне удалось как-то примириться с собой. Маиса во мне хочет иметь то, что было у Сэм, но она не хочет быть Сэм. Сэм была просто тряпкой. Она сама не знала, чего она хочет, и поэтому позволяла любому кому не лень думать за себя. Проклятие, она лгала даже самой себе. Я с этим покончила. Надо ценить лучшее из того, что у тебя есть, а не терять время, пытаясь или мечтая стать тем, чем ты не можешь, да и не должен быть. Впервые в жизни я, черт возьми, счастлива быть тем, что я есть, и меня действительно не волнует, что обо мне думают другие.

Сэм вдруг приподнялась, огляделась по сторонам, бросила взгляд назад и спросила:

– Мы одни? Больше никого? Крим кивнул:

– Никого. Моему каравану пришлось идти обычным путем, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вокруг нас шпионы. Они идут по следу, и многие из них вообще не люди. Постарайся не устраивать дождя. У Принцессы больше опыта, и за ее спиной стоит чародей, который воспользуется энергией бури и пришлет к нам непрошеных гостей.

– Не тревожься, ливня не предвидится, – заверила девушка. – А как же та прекрасная женщина? Мы с нею встретимся?

Он откашлялся.

– Ну… не совсем. А, черт, мне лучше все тебе объяснить. Все равно через четыре часа ты узнаешь.

– Что такое? – Судя по солнцу, назначенный срок должен был наступить на закате. – Кто она? Вампир или призрак?

– Нет, – усмехнулся Крим, – хотя не ты первая это подозреваешь, а многие, думаю, действительно в это верят. Это началось давно. В Акахлар Кира попала случайно, она из Внешних Слоев, как и ты.

– Правда? – Теперь девушка почувствовала настоящее любопытство.

– Начинал я вовсе не навигатором. Когда я был очень молод, я работал подручным у подпольного торговца по имени Янглинг. У меня врожденные способности к магии, той, которой пользуются навигаторы, и Янглинг использовал меня для своих махинаций. Кира буквально упала ему в руки – ее нашли лежащей без сознания возле его дома и принесли к нему. Я влюбился в нее с первого взгляда, прежде чем она пришла в себя. Мне поручили выспросить у нее все, что возможно, так как еще раньше Янглинг заставил меня выучить язык Внешних Слоев, который был ее родным. Говорил я на нем плохо, с трудом, наверное, меня было почти невозможно понять, но она оценила то, что я вообще могу с ней разговаривать и что ее хоть кто-то понимает.

– Пока все звучит очень романтично.

– Так оно и было. Мы познакомились ближе. Она здорово помогла мне с английским, но ей самой так и не удалось справиться с акхарским. Такой уж это язык. Кира была замечательной, но очень несчастной женщиной. За несколько месяцев до этого она попала в катастрофу. У нее был сломан позвоночник. Она с трудом могла шевелить пальцами рук, но не могла работать и даже не чувствовала своего тела.

– Я мало что о ней помню, но она выглядела довольно подвижной. Крим кивнул:

– Янглинг созвал знатоков черной магии, которые были у него на службе, и они принялись за Киру. Но им не удалось ничего сделать. Ничто, за исключением Ветра Перемен или какой-нибудь особо черной магии, не могло вернуть ей подвижность. Янглинга, конечно, больше всего привлекало то, что Кира могла без труда читать переписку чародеев самого высокого ранга, которую ему каким-то образом удавалось перехватывать. Они ведь пользовались английским. А я должен был потом переводить ему на акхарский. Подумывали о том, чтобы превратить ее в животное, однако немного найдется животных, которые могли бы читать и говорить человеческим языком, так что полной уверенности в успехе здесь не было. А Ветер Перемен, даже если бы Киру удалось каким-то образом подвергнуть его действию, мог изменить ее мозг. У Янглинга был сад, в котором было много эротических скульптур. Он стал подумывать о том, чтобы превратить Киру в камень, заключить в него ее душу и оживлять только голову, когда потребуются услуги переводчика. Я не выдержал и рассказал Кире об этих планах. После этого ей хотелось только одного – умереть. Я должен был что-то сделать.

– Ты сам нашел мага?

– Вроде того. Чернейшего из черных, поверь. Чудовище, скитавшееся в горах, пропитанных его ненавистью. Никто не осмеливался искать его, но я решился. Я предложил ему заплатить информацией – мы перехватывали много сложных и совершенно непонятных заклинаний. К моему удивлению, он согласился, хотя и сказал, что мне придется самому призвать своего демона и заключить с ним свою собственную сделку. Но я был готов на все,

Девушка была потрясена.

– Ради нее ты продал свою душу демону?

– Да нет, это все сказки. Демон может сожрать тебя, ибо все они ненавидят людей, но души их совершенно не интересуют. Перепуганный до смерти, я совершил ритуал, призвал демона, и тот, как и полагается, появился в пентаграмме. Он был ужасен, страшнее любого кошмара. Есть только два способа заставить демона сделать что-то, чего он делать не хочет, один из них – самый верный – принести ему человеческую жертву, лучше всего – детей. Я никогда бы не смог пойти на такое. Другой способ рискованный – надо пригрозить демону заключением в одной из преисподних; которые лежат между Внешними Слоями. Но когда демон делает что-то по принуждению, особенно по принуждению человека, то он часто играет нечестно. Мой демон потребовал или принять его условия, или, сказал он, он предпочитает провести вечность в преисподней. Я принял его предложение. Демон был злобный, но не особенно изобретательный. Они редко бывают изобретательными. Это у них быстро проходит.

– Ну? И каковы же были его условия?

– Я не просто хотел, чтобы ее тело ожило, я хотел, чтобы она была свободна и не могла сделаться куртизанкой или рабыней. И мы… если так можно выразиться, слились. Все, чем была, чем стала Кира, – во мне, не просто у меня в голове, а внутри меня, и все же это не часть меня. У меня ее воспоминания, но для меня это воспоминания не мои, а кого-то другого. Я такой же, как и прежде, а может, немного лучше, В некотором отношении это даже очень… м-м-м… удобно. Я в совершенстве говорю по-английски и теперь гораздо лучше представляю себе науку и технику Внешних Слоев. И что еще важнее, я понимаю женскую точку зрения, женский взгляд на мир. Теперь мне известно, что их привлекает, что возбуждает, чего они хотят от мужчины. Это… полезно. И не только в той сфере, о которой ты думаешь, но во многих сделках тоже.

– Но… я же видела ее!

Он кивнул:

– С рассвета до заката – моя очередь. Так действует проклятие. Потом наступает черед Киры. Для меня это как погружение в сон, а на свободу выходит она, и телом, и разумом. Она тоже имеет доступ ко всем моим воспоминаниям, так что она знает, что происходило днем. Она будет знать о нашем разговоре, точно так же, как я знаю о событиях минувшей ночи, но она – это не я. Кстати, ей нравятся мужчины. Извини, я не хотел тебя задеть. Они ей нравятся даже больше, чем прежде, наверное, тоже потому, что теперь она гораздо лучше их понимает. Формально она имеет гражданство Холибаха, королевства, в котором мы жили. Пришлось пустить в ход некоторые связи и раздать немало взяток. Наши дела идут замечательно, ибо в нашем положении для нас обоих невозможна никакая постоянная привязанность на стороне. Она спит целый день, а я – целую ночь, и, следовательно, оба мы не спим никогда, а это очень удобно, в особенности в таких местах, как эти. Пожалуй, ей выпадает лучшее время. На ее долю достаются праздники, вино, ухаживания мужчин, а мне приходится выполнять всю дневную работу. Я расплачиваюсь тем, что лишен ночной жизни, а она – тем, что в одиночестве дежурит в самый глухой час ночи. Однако мы как нельзя лучше приспособились к такой жизни, так что на самом деле этот демон сыграл неплохую шутку сам над собой. Он хотел навсегда разделить нас как любовников, чтобы мы никогда не могли обняться, не могли поцеловать друг друга, и все же он ошибся, теперь мы ближе друг к другу, чем если бы стояли рука об руку. Девушка присвистнула:

– Да, это похлеще, чем моя проблема раздвоения личности!

– Что ты, – рассмеялся Крим, – у нас нет никакого раздвоения. Я не Кира, а она не Крим. Мы просто помним, что сказал или сделал другой, а в остальном мы разные люди. И все же мне достался ее английский, а она говорит по-акхарски не хуже меня и так же хорошо, как и я, знает наш мир, его земли и народы. У этого проклятия есть еще и побочное действие: мы оба стареем, только когда «живем», значит, каждый из нас старится вдвое медленнее.

Крим помолчал, а потом добавил:

– Это трудно объяснить, но, пока ты рассказывала, я не мог не думать о том, что тебе придется иметь дело с чем-то похожим. Сэм не появится на закате, но все же она – часть тебя. Ты уже не та Маиса, которую мы видели прошлой ночью. Ты Сэм, принявшая точку зрения Майсы, и, возможно, это совсем не так уж плохо.

Девушка задумалась.

– Ладно, посмотрим, но я тебе не поверю, пока не увижу превращение своими глазами.

– Увидишь. Вернее, ты много раз будешь присутствовать при нем. Все происходит очень быстро.

Нам троим, если повезет, придется провести вместе некоторое время. Возможно, несколько месяцев. До Масалура далеко.

– Ты навигатор. Почему бы нам просто не отправиться напрямик?

– Потому что Земля круглая. Все Земли круглые.

– Что? Я не понимаю…

– Акахлар пересекается с тысячами миров, но единственными точками пересечения являются средины. Когда они соприкасаются – это соприкосновение круглых миров с круглыми мирами, так что площадь пересечения очень мала. Кудаан – это целый мир, а не просто пустыня. Если мы выйдем из узкой полосы пересечения миров, то просто будем скитаться по поверхности планеты и никогда не попадем в срединную землю. Единственный способ путешествия – вдоль полос и через средины. Мы немного отклонились от маршрута, но, чтобы двигаться дальше, нам все же придется пересечь границу с Маштополом и проехать через средину. Окольных путей ни для кого нет. У меня по крайней мере есть там кое-какие связи. Мы достанем тебе новые документы – думаю, на имя Майсы, крестьянки из колонии Кудаан, отданной мне в услужение своим сеньором, который оказал мне эту услугу, зная, что мне нужен человек, умеющий обращаться со скотом. Это, конечно, не гражданство – ты будешь не намного свободнее рабыни, только тебя нельзя будет продать, – но это до некоторой степени объяснит твою внешность, манеры, речь и все остальное.

– Хорошо. Я не возражаю.

– Возможно, мы немного изменим твою внешность: покрасим тебе волосы или еще что-нибудь в этом роде. Настоящие жительницы Кудаана порядком отличаются от обитателей приюта, у них своя культура. Считают, что, живя постоянно в таком пекле, они становятся немного сумасшедшими. Ну а твой диалект вполне подойдет, тем более что на этом континенте их, наверное, не меньше тысячи.

Она кивнула:

– Ладно, только мне не хочется, чтобы мои мускулы пропали, потому что у меня такое чувство, что потом они уже никогда не вернутся. Я собираюсь поднимать тяжести, делать упражнения потруднее и тренироваться каждый день. Хорошо бы и ты мне помог.

– Но как?

– Научи меня владеть мечом. И я хочу научиться стрелять. Если у нас впереди целые месяцы, времени хватит. Мы ведь не все время будем двигаться.

– Если ты действительно серьезно решила заняться этим, я могу каждое утро, перед тем как тронуться в путь, учить тебя обращению с мечом и прочим тяжелым оружием. Я сделаю все, что в моих силах. Мастером ты не станешь – тебе не хватит для этого роста и гибкости, – но, надеюсь, постоять за себя сможешь. Если время будет, мы займемся еще и верховой ездой. Кира тоже может тебя кое-чему научить. Пистолеты – это оружие ближнего боя, и здесь она мастер. Она знает много приемов, с помощью которых может справиться с любым громилой: он у нее будет лететь кувырком через весь лагерь. Если ты действительно чему-то научишься, это будет просто здорово. Вдруг со мной или с Кирой что-нибудь случится или завяжется потасовка – от тебя будет гораздо больше проку.

Девушка кивнула:

– Я еще подумала о том, что ты рассказал. Если миры соприкасаются только очень узкими полосами и нам каждый раз придется въезжать в средины через ворота, то нас попытаются схватить именно там, ведь так?

Он кивнул:

– Именно поэтому нам и надо как можно скорее превратить тебя в кого-нибудь другого.