Текст книги "Гойда"

Глава 3

Сумерки сгущались. Вдалеке перелесок утопал в молочном тумане. Топи источали свой скверный запах, и всякая мелкая тварь подымала стрекот али жужжание. Лошади обмахивались хвостами, пытаясь сторониться летающих гадов, покуда опричники стояли полукругом подле горбатого дерева.

– Да какого же чёрта… – вздохнул Малюта, потирая подбородок.

Басман-отец хмуро глядел на тело, висевшее на ветке. То был кто-то из крестьянских. Покойника явно терзал какой недуг, ибо хворь знатно сказалась на его лице. Облик погибшего был много осквернён, изуродован здешним зверем, да всяко труп был свежим – не боле дня, так точно.

Алексей хмуро разглядывал покойника, как обернулся через плечо. Вдалеке послышались шаги да ржание лошади. То явились Афанасий с Кузьмою. Нынче все были в сборе.

– Чёй-то ж они так не вовремя дохнут! – всплеснул руками Григорий.

Басман-отец спустился в вязкую топь, чтобы подступиться к трупу. Опричник взял висельника за руку да приметил въевшийся след от грубой бечёвки.

– Видать, – произнёс Алексей, оглядывая братию, – кто-то порешал иначе, что сейчас как раз самое время. А ну, болдыри, признались, али кто из вас?

Не сговариваясь, все опричники разом обратили взор на Малюту.

– От ещё, неча делать! – возмутился Скуратов. – И право же – поди, кто из нас и прибей – так какой толк прятать?

– И то верно, – вздохнул Басман, поглядывая на сына.

Фёдор пожал плечами да мотнул головой. Алексей вздохнул, потирая переносицу.

– Значится, так, – молвил Басман, сложив руки на груди. Хмурый взгляд опричника вновь бегло прошёлся по висельнику, будто бы что-то могло перемениться в нём. –  Пустим слух, что, мол, крестьянские вновь самосуд чинят. Завтра выведем дюжину холопов да изобьём хорошенько, для виду. На том и всё.

Басман поглядел на братию, пытаясь угадать – не хочет ли кто молвить. Мужчины согласно кивали.

* * *

Когда опричники воротились с топей, ночь опустилась на Кремль. Князь Вяземский едва глядел, куда ступает – думы его были заняты иным. Лишь когда заслышался уж больно скорый шаг, Афанасий обернулся через плечо. Следом за ним шёл молодой Басманов. Они встретились взглядом, и обоим хватало благоразумия хранить общие тайны. О письме знали лишь они двое и сам государь.

Посему ж опричники, не обмолвившись ни словом, прошли по коридору. Обоюдное молчание хранилось вплоть до того мига, как они стали напротив дверей в опочивальню князя Вяземского. Фёдор оглянулся через плечо, нет ли кого праздно шатающегося в сей поздний час. Они переступили порог покоев.

– Я узнал его, – твёрдо заявил Фёдор, едва Афанасий затворил дверь. – Этот мужик и передал мне письмо.

Князь не то чтобы сильно, да подивился, поглядев на Басманова.

– И Кузьма накануне видал его с Бельским князем, – кивнул Вяземский, проводя рукой по бороде.

Фёдор вскинул брови, опёршись спиной о стену, да тихо присвистнул себе под нос.

– И на кой же чёрт Иван Андреичу знаться с нашими холопами? – задумчиво произнёс Басманов после коротких раздумий.

Вяземский пожал плечами, не ведая ответа. Повисло молчание.

– С отцом поговоришь об этом? – спросил Афанасий, глядя на Фёдора.

Басманов на миг, не боле, опешил, кинув короткий взгляд на князя. Вяземский же глядел, будто бы в таком вопросе не видел ничего дурного. Фёдор поджал губы, и тут же с них сошла короткая глухая усмешка. Опричник опустил взгляд да мотнул головою.

– У батюшки моего и так забот хватает, – отмахнулся Фёдор.

Князь повёл бровью, окидывая взглядом свои покои.

– То ли дело – бездельник Афоня! – Вяземский оглядел многие стопки писем на столе и глубоко-глубоко вздохнул.

Басманов осмотрелся с лёгкой ухмылкой.

– Да что же вы ворчите, Афанасий Иваныч? – возмутился Фёдор. – Одному мне никак не управиться.

– Ой ли? – точно бы усомнился князь Вяземский, окидывая Басманова беглым взглядом.

– Ну, в самом-то деле! – молвил Фёдор, тряхнув головой.

Вороные пряди откинулись назад, открывая белое лицо.

– Право, кто же, ежели не ты? – спросил он, пожавши плечами.

Афанасий ухмыльнулся, чувствуя, как с него уж довольно сих повадок Федькиных.

– Льстишь, Басманов, – просто отмахнулся князь, опускаясь в кресло.

– Как же? – молвил Фёдор, положа руку на грудь. – От чистого сердца!

Афанасий перевёл взгляд на Басманова, сокрушённо мотая головою.

* * *

Ночь близилась к концу. У самого края небесного купола подступал мягкий свет, и звёзды терялись в нём, бесследно исчезая. Князь Бельский переступил порог собственного дома, когда безлунная ночь слабела. Близилась ранняя заря, окрашивая далёкий туман. Иван осторожно ступал, боясь поднять лишний шум. Каждый шаг оставался без скрипа, без единого отзвука, точно то ступал не муж из плоти и крови, но призрак бестелесный. Князь едва зашёл в дом, как завидел в горнице свою супругу. Скорбная фигура пригорюнилась подле окна и, верно, только-только отошла от полусна. Женщина тотчас же повела головой и поднялась приветствовать мужа. Они впали в объятия друг друга.

– Отчего ты, милая, в такую рань уж на ногах? – тихо вопрошал Иван, проводя рукой по косам жены.

– Я не могла очей сомкнуть, – отчаянно вздохнула княгиня, крепче обнимая супруга. – Мне приходят дурные мысли. Скверные, очень скверные… Об том и думать страшно, негоже о таком в нощи и шептаться…

– Гони их, – прошептал Иван, целуя жену в лоб. – Гони прочь, ибо от лукавого они.

Слова мужа будто бы ничуть не успокоили супругу, но лишь напротив, встревожили сильнее.

– Нету тебя подле меня, не со мною ты, душа моя, – с тихим, молящим укором произнесла она. – Я молюсь каждый раз, когда ты так оставляешь дом. Я и сейчас молилась. Я вижу, на челе твоём могу прочесть твои помыслы, твои горделивые дерзновения! Я вижу, что молитвы мои не услышаны и ты всё грезишь о преступном!

– Я устал, – признался Бельский с тяжёлым вздохом.

Очи его и впрямь закрывались сами собою, и князь насилу держался на ногах. Жена сдержала в горле всё, чем полнилась душа её. Она ступила прочь, давая супругу идти в покои. Сама же положила руку на сердце, проводя рукой по узору вышивки. Её белые пальцы перебирали мелкие бусины одну за другой. Пару мгновений взор метался в сомнении, после чего ей хватило сил признаться.

– Приходил человек, – коротко молвила княгиня.

Иван обернулся, едва ступив на лестницу. Взор его вспыхнул, сгоняя всякий сон, что мгновение назад уж лёг на плечи его тяжкой ношею.

– Ты ведь ждал его? – спросила женщина.

Скверно, ох и скверно же княгиня приняла это оживление в очах супруга своего возлюбленного. Бельский воротился к жене, взяв её за руки. Женщина молчала, принимая ласку мужа. Будто бы то причиняло лишь боле страданий, она отвела взор прочь.

– Ты ведь отворила ему погреб, голубка моя? – тихо спросил князь, мягко целуя её кисти.

Всё так же храня безмолвие, княгиня кивнула, и будто бы то признание далось ей многою тяжестью. Иван с облегчением вздохнул, и плечи его заметно вздымались при том. Улыбка озарила его усталый лик, и Бельский вновь припал долгим поцелуем к руке супруги.

– Ты не вынесешь всего, что принял на плечи свои, – произнося эти слова, княгиня едва ли верила, что муж будет внимать её горячей мольбе.

Женщина подняла лицо супруга, направляя на себя его взор. Могло казаться, что князь нынче вовсе опоен крепким вином, ибо тот блеск не был сродни земным радостям. Эта пылкость лишь больше раздувала пламень отчаяния в душе жены.

– Перестань, прошу, – сокровенно и твёрдо взывала она. – Смири гордыню.

Глубокий вздох наполнил грудь князя. Он мягко улыбнулся, с большой нежностью, с большой заботою глядя на лик любимой.

– Я просто немного устал, – молвил Бельский.

* * *

Ночной час застал Басмана-отца, когда опричник воротился во двор. Огонь дрожал на летнем нехолодном ветру, освещая площадку подле конюшни. Алексей спешился, и двое конюших тотчас же поступили услужить видному опричнику. С горем пополам они изучили подход к лошадям басманским и уж были в силах хоть на время совладать с ними.

Басман отошёл несколько поодаль, давая конюшим хотя бы подступиться к славному своему скакуну. Алексей размял шею да обернулся ко входу в конюшню, ибо приметил краем глаза, как на пороге встала тень. Ту тень опричник быстро признал, и лик его много сделался смурнее, нежели был прежде. Фёдор, завидев отца, стал на пороге. Спустя мгновение он отдал поклон, в ответ услышал тяжёлый вздох отца.

– Ты что-то знаешь про крестьянина? – спросил Алексей.

По голосу воеводы сложно было разуметь – то и впрямь вопрошает али уж наперёд ведает правду.

– Нет, – ответил Фёдор, едва мотнув головой.

Басман замер на несколько мгновений, давая сыну волю всё же хоть что-то сказать. Но он всё так же безмолвствовал, стоя в отдалении. С ухмылкой Алексей коротко закивал. Уразумев, что сын не может али не хочет давать ответ, Басман-отец поджал губы, кивнул да сплюнул наземь.

В своих руках он скрутил тугой кнут. Хлыст протянул свой скрип, затеревшись о самого себя. Алексей прошёл мимо конюшего, со злобной силой кинул кнут холопу. Поравнявшись с сыном, Алексей не глядел на него вовсе, в то время как Фёдор обратился твёрдым взором на отца.

Басман не молвил ни слова напоследок и ступал прочь твёрдой да упрямой своей поступью. Фёдор лишь единожды обернулся. Всяк мятежный порыв, ежели и шевельнулся в сердце опричника, тотчас же угас, затих, исчез. Фёдор вывел свою быстроногую любимицу Данку.

Ночь выдалась особенно благодатной. Звёзды сияли в недостижимой вышине бескрайнего и безмерно глубокого чёрного неба. Поле тихо шептало сокровенные тайны, когда ветер трепал его поросль. Данка резво проскакала до самого поля. Фёдор спешился, едва ль глядя, куда ступает. Опричник дал своей красавице нарезвиться вдоволь. Он подзадоривал лошадь присвистом, веля ей дурить, сколько душе будет угодно. У самого же Басманова сейчас не было настроя на дикий скач, как, впрочем, и у Данки. Лошадь предалась резвости своей природной да вскоре поумерила нрав свой.

Ночь выдалась покойная, и во всём мире сейчас не было места никаким тревогам. Они легли прямо в поле. Басманов опёрся спиной о тёплый бок лошади. Опричник слышал тяжёлое дыхание да глядел на далёкий холодный свет звёзд. Ни одно облако не вставало пред взором мутным пятном.

– Небо славное нынче али не так? – вопрошал Фёдор, любуясь далёкой россыпью небесных светил.

Данка даже не глядела вверх, но всё равно согласно фыркнула, и жаркое дыхание обдало плечо Фёдора.

* * *

– Челобитная от Василия Дмитрича Данилова, – с поклоном доложил Кузьма.

Афанасий подался назад, отстраняясь от чтения.

– Токмо челобитная? – спросил Афанасий да потёр пальцами, намекая на славную сумму.

Когда Кузьма кивнул, князь отложил письмо от Данилова, даже не взглянув на бумагу. Челобитная припала ко стопке многих дел, к которым ныне Вяземский никак не спешил подступаться.

– Тогда пусть идёт к чёрту, – произнёс князь Вяземский.

Не успел того договорить опричник, как в дверь раздался короткий стук.

– Пущай заходит, – повелел Афанасий, вставая из-за стола, потерев висок.

Кузьма послушно кивнул да отворил дверь. На пороге стоял Григорий Скуратов. Малюта принёс открытую бутыль, в которой глухо плескалось питьё. Афанасий заметно оживился, будучи рад иметь какой-то продых от трудов своих.

– Поди, погуляй пока, – молвил Вяземский своему слуге.

Мужик с поклоном вышел, оставив опричников наедине.

– Славный он у тебя, – молвил Малюта, прикрывая за собой дверь.

– А то, – ухмыльнулся Афанасий, принимая бутыль и сделав два больших глотка.

Холодный морс благодатно разлился по горлу, отрезвляя и бодря тело и разум. Мысли прояснились.

– Потолкуем с глазу на глаз? – вопрошал Малюта, блуждая праздным взором.

– Ты о чём? – молвил Афанасий, утирая усы да ставя бутыль подле себя на столе.

– Ну брось прикидываться! – Григорий толкнул Вяземского в плечо. – О холопе повешенном. Ты ж что-то да ведаешь об том?

Вяземский усмехнулся, оглядывая стопки бумаг на своём столе да кошели полупустые али уж наготове – туго набитые да зашитые. Многие приготовления шли ко скорому отбытию, и Вяземский глубоко вздохнул, обернувшись на Малюту.

– Ведаю я вот что, Гриша, – сказал Афанасий, – что через месяц ехать мне к чёрту на рога, да работы на мне непочатый край! И от нынче судьбинушка устроила крысиную возню эту!

– От же ж… – протянул Малюта, почёсывая затылок.

* * *

Двор Сицких спал в ночной тиши, и лишь из одного окна лился слабый свет. Пламя свечей трепетно колыхалось от редкого дуновения ветра. В самих же покоях сидел князь Сицкий с дочерью. Варвара лежала в постели да нянчила на руках своё дитя – младенец уже забылся сном. Подле них – Алексей Басманов.

Их всех укутывал уютный полумрак. Алексей, возможно, и был удручён чем, как переступил порог, да не мог долго пребывать в скверном духе. Суровое лицо опричника неволею смягчилось при виде Петра Фёдоровича, славного младенца с наливными румяными щеками.

– Чёй-то он уже вымахал у вас с тех пор, как впервые я его увидал, – произнёс Алексей. – Видать, славного богатыря нам выкормишь.

Варвара улыбнулась, поднимая взгляд на свёкра. Меж тем младенец Пётр шевельнулся, точно бы готов был вот-вот отойти ото сна.

– Ложитесь, ложитесь! – шёпотом молвил Алексей, подымаясь да потягивая руки.

Варвара с тёплой бережной заботой обняла дитя и принялась убаюкивать его, и младенцу Петру вернулся мирный сон. Алексей и Василий оставили молодую мать с сыном, сами ж вышли во двор, на крыльцо. Сицкий сел на скамью подле дома. Басманов опустился на ступени, глядя вперёд себя на пустой двор. Тени стирали грани меж забором и землёю. Будто бы всё обернулось глухой теменью.

– Тебя, гляжу, не трогать нынче? – вопрошал Василий, сложив руки пред собой да поглядывая на Алексея.

– Ась? – точно отойдя от забытья, спросил Басман.

– Говорю, – молвил Сицкий, – не расспрашивать тебя об этом?

– О чём? – вопрошал Алексей, и суровость пуще прежнего стала на лице его.

Василий глубоко вздохнул, проводя по лицу, да обратил взор на далёкий небосвод, будто ища где-то в чёрной нощи ответа. Звёзды безмолвствовали, лишь сияли в холодных далях.

– Чёрт его знает, – пожал плечами князь. – Да что-то есть на душе у тебя нынче.

Алексей усмехнулся себе под нос.

– Хитрая ты сука, Вася, – с ухмылкой произнёс Басманов, опуская взгляд. – Да полно ж тебе. Ничем ты не поможешь.

Сицкий пожал плечами да глубоко вздохнул, не отводя взора от ночного неба. Стрекотали сверчки, заполняя молчание. Вдали тихо, украдкой, шептались липы, готовые нести свой сладкий мёд.

– Ты славный отец, Лёш, – наконец молвил Василий.

Опричник обернулся на князя, насупив брови. Тот кивнул, точно желая сим уж наверняка заверить свои слова.

– Ага, – горько усмехнулся Басман.

* * *

Отворив дверь, Фёдор едва заметно вскинул брови, не ожидая увидеть отца в полуденный час. Сразу же с порога Алексей дал знать, с чем пришёл. Басман протянул весточку с поместья – верно, от матушки. Фёдор с коротким кивком принял послание, мельком оглядев конверт. После короткого промедления он отступил назад, приглашая отца зайти в свои покои.

Алексей переступил порог да бегло огляделся. Мягкий золотистый свет заливал опочивальню. Затворив за Алексеем дверь, Фёдор взял со стола единственную чашу и подал отцу. Басман с коротким кивком принял её и испил мёду. Молодой Басманов сел на сундук, опёршись спиной о стену, покуда старый воевода сел в кресло напротив сына. Повисло молчание. Пылинки витали в свежем воздухе нового дня.

– Это дело поручили мне с Афоней, – молвил Фёдор, нарушив тяжёлую тишину.

Слова те возымели свою силу. На лице Алексея показалось удивление.

– И, – немного погодя, произнёс Басман, – есть чего?

– В общем, да, – твёрдо произнёс Фёдор, возвращая взгляд на отца.

Глаза Алексея переменились. Безжизненный стеклянный взгляд снова ожил, и Фёдор видел али всяко чаял увидеть то тепло, которое было утрачено меж ними. Алексей кивнул, откинувшись назад в кресле.

– Помощь нужна? – спросил Басман.

Фёдор удивлённо повёл бровью, не спеша обмануться первой же радостной мыслью. Меж тем Алексей видел все перемены в сыне своём.

– Афоня нынче ночами глаз не смыкает. На него повесили переговоры с этими кривозубыми уродцами за морем, – молвил старый воевода.

– Ты хочешь помочь? – вопрошал Фёдор.

– Коли в том есть нужда, – Алексей кивнул главой.

Вновь молчание встало меж ними, но многое, безмерно и незримо многое переменилось. Фёдор кивнул, не сводя глаз с отца. Тень улыбки мелькнула на устах старого Басмана. В том была светлая радость и тихая, смиренная тоска. Мужчина поднялся со своего места и прежде чем покинул сына, потрепал его по плечу.

– Вот и славно, Федя, – молвил Алексей напоследок.

Прежде чем дать ему уйти, Фёдор положил свою руку поверх отцовской и, чуть сжавши её, убрал прочь, вставая с сундука.

* * *

Афанасий затянул тугой кошель. Сребро мелькнуло беглым блеском, точно напоследок поглядело на свет божий, да сокрылось. Князь отложил мешок с деньгами, да в уме прикидывал многие расходы, что будут подстерегать его едва ли не на каждом шагу. Эти думы отступили, когда дверь в покои отворилась.

– Князь Данилов просит, – доложил Кузьма.

– Пусти, – молвил Вяземский, и усталый лик его переменился ухмылкой.

Вошедший князь поклонился опричнику с порога. Василий был несколько старше самого Вяземского.

– Василий Дмитрич, какими судьбами? – вопрошал Афанасий, не силясь вовсе придать какого-то радушия своему голосу.

– Иван Петрович Челядин шлёт свой поклон, – молвил пришлый князь.

Его слабый голос был сорван за долгие годы ратной службы.

– Отчего же сам не явился? – спросил Афанасий.

Василий заметно замялся – речь не шла ему на ум. На забаву Вяземского пришлось сие смятение. Опричник отмахнулся, ведая, что не сыскать нынче земскому оправдания.

– Полно тебе, – произнёс Вяземский. – Мне-то плевать. Передашь ему на словах – неохота мне бумагу марать.

Князь Данилов сглотнул, внимая воле опричника.

– Видал я твою челобитную, Вась, видал, – Афанасий кивнул пару раз и будто бы с сожалением развёл руками, – нечем мне помочь тебе.

Василий принял этот удар столь стойко, как мог, но силы подводили его. Всё внутри опустилось.

– Ступай восвояси, – Вяземский кивнул на дверь, – да передай Челядину, чтоб сыскал всю сумму да разом уплатил. Коли не поспеете к осени – от захочу помочь – не смогу, не будет меня в Москве.

Безмолвно и смиренно Василий склонил главу, смирив в себе любую гордость али гнев. С тем и покинул князь покои, отдав низкий поклон. Едва отворилась дверь, как в комнату вбежал босоногий мальчишка, чуть не сбивший Василия с ног. Крестьянский чуть перевёл дыхание, покуда опричник вместе с Кузьмою хмуро глядели на голодранца.

– Не серчайте, боярин! – взмолился мальчуган, едва было ему мощи вымолвить хоть что-то. – Государь вас зовёт, боярин!

* * *

Иоанн заворожённо смотрел на свет, что лился в просторную залу. Высокие своды казались парусами, наполненными нежным солнцем. Государь неспешно ступал подле трона, и драгоценное облачение принимало лучи, и богатство золотых узоров раскрывалось пущим цветом, пущей красою. Думы развеялись точно утренний туман, когда Иоанн заслышал шаги и обратил взор ко входу.

Князь Вяземский отдал поклон да поглядел кругом – подле трона стояли рынды, равно как и при входе, двое стольников были наготове, ежели будет велено нести угощение.

«А где ж чертёныш?» – только и успел подумать Афанасий, подступаясь к царю.

– Утомлён ли ты, слуга мой верный? – вопрошал владыка, покуда опричник склонился, дабы поцеловать перстень царский. – Быть может, ноша не по плечу тебе?

– Безмерно благодарен, государь, – ответил Афанасий, – за многую милость и щедроты ваши. И служба моя ничуть не в тягость, а…

Иоанн с ухмылкой внял ответу опричника да прервал его жестом.

– Федя навязал тебе дело с письмом? – молвил царь да принялся глядеть лукаво, как поступит опричник.

Вяземский не спешил с ответом. До сего мгновения Афанасий свято верил, что новое дело дал ему сам государь и Фёдор был лишь проводником великой царской воли. Сейчас же князь внимал не только словам, но и всему виду своего повелителя, и сомнения всё боле и боле въедались в разум. Афанасий не спешил с ответом, боясь молвить вздор, и это благоразумие было вознаграждено – владыка кивнул, сам отвечая речи своей.

– Отныне это не твоя забота, Афоня, – молвил царь, ступая к трону. – Пусти силы свои на приготовление ко скорому твоему отбытию.

Князь положил руку на сердце, отдавая низкий поклон.

– Милостью вашей, – с благодарностью произнёс он.

– Немец не растрепал чего? – спросил царь, занимая трон, сложив пред собой руки замком.

Вяземский уверенно замотал головою.

– Уж я истолковал ему. Он парень надёжный, – твёрдо заверил Афанасий.

Иоанн с презрением поглядел куда-то в сторону, мотая головой.

– Он латин, – цокнув, бросил государь.

– Фёдор пребывает в неведении, добрый царь, – произнёс опричник, – как на то и была воля твоя.

Иоанн жестом отпустил князя.

* * *

Занимался бледный рассвет. Ласточки редкими тенями проносились над самой землёй, снуя из стороны в сторону. Мягкая трава ласкалась в прохладе чистой росы. Подле ворот собралась славная дружина во главе с Басмановыми.

– Как в старые добрые? – молвил Алексей, прежде чем погнать свою лошадь.

– Прости меня, отче, – сказал Фёдор с улыбкой.

С уст Алексея сошёл тяжёлый, глубокий вздох. Воевода расправил плечи, глядя, как вдали занимается заря.

– Да что уж там, – протянул Алексей.