Текст книги "Берег бесконечности"

14

Много демонов водится в лесах и водах, в глуши и в темных омутах…

Мартин Лютер, «Застольные беседы» DLXXIV, 1569 г. н.э.

– Конечно же, я вас помню, – приятно улыбнулся Джордж Гульд и протянул руку. Было видно, что он лихорадочно припоминает, как ее зовут. – Вы сестра натурщицы Маркиса Кейна.

Он помахал указательным пальцем, будто говоря: «Как можно такое забыть?»

– Ким Брэндивайн, – сказала она. – Я хотела вам сказать, как благодарна за того Кейна, которого вы мне продали.

– О да, да, это была очень хорошая покупка, миз Брэндивайн. Очень правильный поступок. – Он вышел из-за конторки и оглядел свои запасы. – Вы интересуетесь другими его работами?

– Может быть, в другой раз, – сказала она. – Есть там одна или две, которые я бы хотела добавить к своей коллекции.

– А зачем ждать? – Он потер руки. – У нас есть очень либеральный платежный план. Какие картины вы хотели бы посмотреть?

– Да, – сказала она, не отвечая на вопрос. – У Кейна великолепные работы.

– Несомненно. Я вам говорил, что знал его лично?

– Да, вы упомянули.

– Так что я мог бы вам показать?

– Джордж, я сегодня не планирую покупки. Не люблю накапливать долги. Я так считаю, платить надо сразу. Вы согласны?

– Ну…

– Конечно, согласны. – Ким вспомнила «Осень» и «Ночной полет» и намекнула, прямо не говоря, что вскоре попытается купить обе. – Блестящие композиции, – сказала она. – Он гений.

– Иногда нужно время, чтобы мир признал уровень таланта.

Он настоял, чтобы она посмотрела другие работы Кейна. Одна называлась «При свечах» – там ужинала пара на обзорной палубе звездолета. Рядом с бутылкой вина трепетала свеча, стены были укрыты тяжелой фиолетовой драпировкой, а рядом со столом стоял официант с подносом. Влюбленные были красивы и поглощены друг другом. Над ними через прозрачную крышу сияли красные и оранжевые кольца недавней сверхновой, озаряя сцену жутковатым светом.

На другой, под названием «Прохождение», корабль-наблюдатель летел на фоне пульсара, выхваченный светом пробегающего луча звезды.

– Они были бы украшением любого собрания, – сказал Гульд.

Ким согласилась:

– Как, должно быть, чудесно было его знать!

– Да. Мы с ним были довольно близким друзьями, если честно.

– Я вам завидую. – Ким улыбнулась самой невинной улыбкой. – А какой у него был дом? Вы, кажется, говорили в прошлый раз, что он жил в Северине?

Гульд предложил ей кресло, и они оба сели.

– Да, верно. Именно там он и жил. Моя жена тоже тогда там жила. – Он повторил всю историю, а Ким терпеливо ее выслушала. Потом он спросил, знает ли она, что Кейн был героем войны.

– Знаю, – сказала Ким. – Расскажите мне о его вилле.

Гульд вспомнил, что гостиная была холодно официальна, сам Кейн жил в кабинете и там принимал друзей.

– Иногда, – сказал Гульд, – в город приезжали его друзья, с которыми он служил на флоте. – Он покачал головой, вспоминая. – Да, Кейн и его друзья умели веселиться.

– Здесь красивая местность, – сказала Ким. – Наверняка из его дома открывался хороший вид.

– У него была палуба сбоку дома, где можно было сидеть по вечерам и смотреть, как солнце уходит за горы…

Так продолжалось еще несколько минут, пока Ким не почувствовала, что готова задать серьезный вопрос, который ее сюда и привел.

– Я правильно вас поняла? Вы сказали, что у него была в доме тайная комната?

– Тайная комната?

– Да. Когда я в прошлый раз здесь была, вы мне сказали что последние пару лет он запечатал часть дома. И никому ее не показывал.

– А, да, я забыл. Это был его кабинет. После происшествия на пике Надежды он перестал пускать туда гостей и перешел в гостиную.

– А как вы думаете почему? Восстанавливал ее, что ли?

– Нет, вряд ли. – Гульд состроил гримасу, означающую интенсивную работу мысли. – Из кабинета виден пик Надежды. Может быть, он просто больше не хотел на него смотреть. А может быть, просто у него развилась причуда. Это с художниками бывает.

– Я тоже так думаю, – подтвердила Ким. – Он никого туда не пускал?

– Насколько я знаю, никого.

– Интересно, может быть, он тогда там начал работать? Писать?

Или прятал что-то, к чему никого не хотел подпускать? Например, бортжурналы «Охотника»?

–  Сомневаюсь. У него была мастерская перед домом.

– А где был кабинет?

– Позади.

– И вы никогда его не видели после того, как он запечатал дверь?

– Нет, никогда. – Он перевел взгляд с нее на работы Кейна. – Так почему вы не хотите, чтобы я отправил к вам домой этих двух красавиц?

Кейн пришлось уплатить прокатной компании за оба гидрокостюма, порванных до невосстановимости, за маску и конвертер, оставшиеся на дне. Вопросов там задавать не стали, но сильно поморщились, когда она попросила напрокат резиновую лодку и еще один гидрокостюм. Ей объяснили, что размер залога будет существенно больше.

Через час Ким в арендованном флаере поднялась с посадочной площадки отеля в холодный пасмурный день и снова повернула на юг. Несколько минут она летела над поездом, но тот быстро ушел вперед и затерялся среди неровной местности.

Ким не сказала Солли, что собирается сделать, поскольку он настоял бы на своем участии. С ним было бы спокойнее, но Ким не терпелось получить результаты анализа бортжурналов «Охотника». И еще надо было преодолеть свой дурацкий страх перед местным демоном. Ким сказала себе, что после пережитого в реке ни одной живой твари не боится.

Ким посмотрела по расписанию, что за поезд прошел. Трансконтинентальный. Везет мануфактуру, электронику, древесину и механизмы из Соррентино к побережью. Ким всегда любила поезда. И сейчас тоже на поезде было бы приятнее.

Местоположение виллы Кейна она обвела на карте кружком. С северной стороны, где теперь глубокая вода.

Ким взяла пеленги от дома Кейна на плотину, на ратушу (на глубине пятнадцати метров под водой, но башня гордо возвышается над озером) и на бывшую станцию обслуживания флаеров на невысоком холме, который теперь стал островом.

В мрачном свете река казалась холодной. Ким пролетела над ней и через несколько минут приземлилась на берегу Кабри.

Один из полозьев флаера оказался в воде. Переодеваясь в гидрокостюм, Ким глядела на опушку леса. От воды тянул ветерок, и ветви деревьев слегка покачивались. Ни голубая сойка не пролетит, ни олень не подойдет к берегу напиться.

Ким открыла люк и вылезла на песок. Он заскрипел под ногами. Ветер был холодным, Ким включила обогреватель и натянула на уши шерстяную шапочку. Небо нависло сверху, тяжелое и хмурое.

Вытащив с заднего сиденья лодку, Ким включила надув, поставила мотор и стащила лодку в воду. У нее было прозрачное дно. Ким бросила внутрь ласты, весло и конвертер. И пакет со снимками деревни Северин около 573 года. К этому Ким добавила сорок метров шнура с маркерами через каждые два метра и сделала из тяжелого камня импровизированный якорь.

Потом она закрепила на руке фонарь с имиджером и застегнула пояс вокруг талии. К нему она прикрепила сумку для инструментов, вложив туда компас и лазерный резак. Проверив, что все нужное с ней, она оттолкнула лодку от берега и запустила водометный двигатель.

Озеро было неспокойно. Хотя у мотора было дистанционное управление, Ким правила вручную, сидя на корме и направляя лодку прямо в озеро.

Она пошла по пеленгу от плотины, пока ратуша и мастерская по ремонту флаеров не оказались на одном направлении. Здесь она заглушила мотор и поглядела вниз сквозь дно лодки.

Вода была прозрачна. Внизу стояла скамейка, рядом лежал брошенный флаер. За флаером просматривались какие-то стойки. Детские качели. Они покачивались, проплывая под лодкой.

Ее слегка болтало на волне.

Ким увидела дом, но это не был дом Кейна – не той формы. Схема показала, что это, очевидно, дом соседа с юга врача, который хорошо себя показал во время катастрофы.

Ким шла прямо, пока не увидела то, что искала: павильон с аркой, каменную стену – дом.

Это был он. От длинного центрального здания углом расходились крылья и внутренние дворы. Крышу с ее гребнями ни с чем нельзя было спутать.

Ким бросила свой самодельный якорь через борт и увидела что канат ушел на четырнадцать метров. Глубоко. Она привязала его к уключине, натянула снаряжение и соскользнула в воду. Тут же ей стало спокойнее, будто она скрылась от враждебных глаз.

Направившись ко дну, она включила сопла.

Сверху струился серый свет. Вода становилась то холодной, то теплой, по мере того как Ким проходила разные слои. Проплыл мимо угорь. Ким включила фонарь, и несколько рыбок брызнули прочь. Лодка висела наверху темным силуэтом.

Ким выровнялась у второго этажа, рядом с круглым окном. Внутри оно было покрыто слизью. Но можно было разглядеть кровать, шкаф, пару стульев. Из отдушины выплыла рыбка, повернула к фонарю и исчезла.

Ким спустилась к входной двери. Не было ни электричества, ни ручки, ни иного способа просто ее открыть. Ким проплыла мимо, нашла выбитое окно и заплыла внутрь.

Фонарь высветил диван, камин и экран внизу стены. Это, очевидно, и была та чопорная гостиная, которую описал Гульд.

Интересно. Кейн не позаботился вывезти мебель, уезжая, бросил ее на милость поднимающейся воды.

Она выплыла в коридор. Сбоку поднималась лестница, валялись разные стулья и столы, среди обломков лежала пара балок.

Ким поплыла в другое крыло. Дверь открылась с трудом. Внутри была обстановка, в которой, очевидно, работал Кейн. Перевернутый деревянный стол валялся вверх ногами, как дохлое животное. Посреди слизистого ила лежали свертки, быть может, холсты. Повсюду валялись кисти и обломки мольберта. На стенах можно было разглядеть наброски или фрагменты набросков. В основном женские лица на фоне фонарей, деревьев, интерьеров. Но всегда ясно видна была женщина.

Наброски были не закончены, будто автор прикидывал различные идеи. Выражение лица было почти всегда задумчивым, грустным, печальным. Ни намека на жизнерадостность. Прически менялись, иногда волосы были короткими, иногда до плеч, как носили в семидесятых. Но Ким поразило, что каждая из фигур, возникавших в свете фонаря, была изображением Эмили.

Ее самой.

У нее волосы зашевелились.

Ким вынула из сумки имиджер и стала делать снимки, стараясь заснять все.

Она отправилась сюда, надеясь найти настоящие бортжурналы «Охотника». Сейчас эта возможность казалась маловероятной, но у стола был ящик, и Ким его открыла. Там была только пара тряпок.

В дальнем конце комнаты была дверь, ведущая к крытой галерее, а за ней находилась умывальная. Ким вошла и увидела в галерее пластиковые контейнеры и цветочные горшки. В умывальной оказалась аптечка, Ким ее открыла. В одной баночке еще был воздух. Она всплыла к потолку.

Ким вернулась тем же путем, в гостиную и в дальнее крыло.

Она открывала ящики, взламывала шкафы, если петли не поддавались. Она искала всюду, потом пошла на верхний этаж и обшарила спальни и ванные. В кухонных шкафах нашлась пара разбитых кастрюль. Ким потрясло, что несколько наград Кейна валялись в грязи, в том числе медаль «За доблесть», высшая награда Республики. Казалось странным, что никто здесь не побывал до нее и не присвоил это сокровище.

Тора должна была ее сохранить.

Ким обтерла медаль и сунула ее в сумку.

Вдруг она ощутила в воде какое-то движение.

И почувствовала, что она не одна.

Она прислушалась, ничего не услышала и осмотрела комнату в поисках другого выхода. Если будет необходимо, то выходить придется только через разбитое окно, рискуя зацепиться за торчащие из рамы зубья стекла. Ким резко повернулась, будто желая обнаружить невидимого наблюдателя. Но комната была пуста, если не считать метнувшихся по стенам теней.

Глухо.

Нетрудно было представить себе дух Маркиса Кейна, блуждающий по затопленному дому. Наверху, на солнце, Ким бы просто улыбнулась с добродушным презрением к своей трусости. Но здесь…

«Что-то есть в нас такое, – подумала она, – что стремится принять паранормальное. Ни наука, ни жизненный опыт ни чего не значат, когда гаснет свет».

Она вернулась в коридор, осветила его лампой и направилась в задние помещения дома, остановившись осмотреть шкафчик и небольшой письменный стол. За ней увязалась стайка рыб – длинных и радужных, сопровождавших ее, но отскакивавших назад, когда она пыталась приблизиться. Их общество было ей приятно.

Слева открылась еще одна спальня. Здесь мебель стояла более или менее на месте. Одежда или постель – трудно было различить – лежала на полу кучкой.

Ким плыла по коридору к последней двери, находившейся с правой стороны коридора.

Святая святых.

Дверь была закрыта.

Ким нажала, сперва легко, потом изо всех сил. Дверь не поддалась. Ким взяла резак и сделала отверстие, в которое можно было пролезть.

Внутри стоял письменный стол, алтарь, несколько шкафов и столов. И кресло.

Ким проникла внутрь.

На той стороне комнаты был шкаф. Справа стена была закрыта драпировкой. В двух стенах были большие окна. Вот это окно выходило на Орлиное Гнездо. А то, что слева, открывалось на пик Надежды. Ей представилось, как Кейн сидит и смотрит на солнце, заходящее за изломанный пик. О чем он думал?

Она обшарила комнату, заглядывая в ящики, пытаясь не высыпать то, что в них было, будто это имело значение. Осмотрела шкаф, в котором была одежда и несколько нераскрытых пачек бумаги для эскизов. Закончив, она выплыла на середину комнаты, направив фонарь куда придется.

Луч коснулся драпировки на стене. Она все еще висела на месте после стольких лет.

Она закрывала внутреннюю стену.

Ким вспомнила наброски Эмили в западном крыле, фрески, которые делал Кейн для местных библиотек.

Включился конвертер, и она вздрогнула. Он тихо заурчал, обновляя воздух.

Что там за драпировкой?

Ким подняла фонарь. Что-то, наверное, было резкое в этом движении, потому что сразу исчезли сопровождавшие рыбки. Ким выплыла к середине комнаты, преодолевая естественную плавучесть, прижимающую к потолку. Подплыла к гардинам, коснулась их, пытаясь отвести в стороны, но они распались в руках. Ким попыталась еще раз и убрала еще одну секцию.

На этой стене был набросок.

Планета с кольцами.

Ким сдернула остаток драпировки.

Трудно было разглядеть в этом неверном свете, но планета была частью фрески с изображением женщины. Еще одна Эмили. Не было сомнения: ей улыбалось ее собственное изображение, смелое и спокойное. Она выглядела так же, как на «Охотнике», в том же синем жакете, открытом у горла, с волосами до плеч, с задумчивыми глазами. Окольцованную планету она держала в левой руке.

И в правой у нее тоже что-то было.

Ким подплыла ближе, посветила, пригляделась.

Это было похоже на панцирь черепахи.

Ким глядела, пока холод воды не стал забираться в кости. Расплющенная капля на эллиптической платформе.

Игрушечный военный корабль.

Похожий на черепаху корабль из офиса Бена Трипли.

«Доблестный»!

Более того: хотя почти весь эскиз вылинял от такого долгого пребывания под водой, фон был полон звездными полями и… чем еще? Клубящимися облаками? Невозможно сказать наверное. Но в одном углу было характерное изображение галактики NGC2024. Туманность Лошадиной Головы.

Лошадиная Голова, планета с кольцами, черепаховый панцирь и Эмили. Ничего не приходило в голову, кроме какой-то дурацкой песенки про черепах.

Казалось, что вода становится холоднее и автоматический подогрев костюма за ней не успевает. Ким повернула ручку на пару градусов и стала делать снимки.

Самое логическое объяснение было таким: «Доблестный» был настоящим кораблем и Кейн когда-то на нем служил, но вряд ли эта информация могла быть неизвестна Бену Трипли, который был знаком с любыми типами звездолетов. В конце концов, это была его профессия. Ким приблизилась и всмотрелась в корабль.

Ходовых труб нет. Как и на модели.

У какого корабля может не быть ходовых труб?

У нее перехватило дыхание. Модель с полки – это копия корабля чужой цивилизации? Корабля инопланетян? Лошадиная Голова находится в Орионе, и была бы видна по курсу «Охотника». Если бы действительно был контакт, Кейн и Кайл Трипли могли отразить это каждый по-своему, один в живописи, другой – созданием в мастерской уменьшенной копии. Ранняя догадка, что модель корабля Бена Трипли является копией корабля другой цивилизации, вдруг приобрела полное правдоподобие.

Что-то привлекло ее взгляд. Что-то шевельнулось, мигнуло за пределами луча фонаря. Возле дыры, которую она вырезала в двери. Рыбка мелькнула в луче?

Ким убрала имиджер, думая, стоит ли вызывать специалистов, чтобы восстановили стену и вынесли ее на солнце. Вилла заброшена, и никаких юридических последствий быть не должно.

Эта мысль исчезла, когда Ким поняла, что из коридора падает свет. Тусклый, еле заметный, но он был.

Ким погасила фонарь и отступила в угол. Подводная жизнь. Что это еще может быть? Какой-нибудь светящийся угорь, наверное. И все же она подобралась к окну. В раме торчали обломки стекла.

Ким последний раз оглядела комнату, подавляя беспричинный страх, и заметила кружку, наполовину занесенную илом. Подняв и обтерев ее, она увидела эмблему Триста семьдесят шестого. Кружку она положила вместе с медалью «За доблесть».

Свет стал ярче. Зеленое такое свечение, как от фосфора.

Ким оттолкнулась от стены и медленно проплыла по комнате, так, чтобы заглянуть в коридор, не слишком приближаясь.

На нее смотрела пара глаз. Больших, зеленых, немигающих. Смотрела прямо на нее.

Разумные глаза.

Безумные.

Никакой головы не было видно, только глаза, плавающие почти независимо друг от друга там, в коридоре. Большие, огромные. Слишком огромные для любого существа, которое могло бы поместиться в коридоре.

Сердце застучало, Ким чуть не потеряла загубник. Она нырнула прочь от двери, через всю комнату, включила сопла и вырвалась сквозь разбитую раму, прихватив с собой стекло и дерево.

Она рванулась к поверхности, и в голове билась мысль, что ничего не было при этих глазах, ни головы, никаких признаков тела.

Она вынырнула уже в темноте. Огляделась, увидела лодку бешено поплыла к ней, почти ожидая, что ее сейчас что-то схватит и уволочет вниз. Ким перевалилась через борт, обрезала якорь, сорвала с себя маску и запустила мотор.

Лодка поползла с доводящей до исступления медлительностью.

Ким не знала, где флаер. Небо было полно звезд, но берега лежали совершенно ровные, всюду одинаковые. Ким заставила себя действовать медленнее. Посмотрела на компас, направила лодку на юго-восток.

За спиной что-то фыркнуло, но ничего не было видно.

Ближе к берегу пришлось покружить возле леса, где виднелись дома и полоски пляжей. Время от времени показывались огни, мигающие среди деревьев параллельно ее курсу, будто следящие за ней.

Наконец фонарь выхватил из темноты желанный силуэт флаера. Ким резко повернула к берегу, выбежала на пляж и бросилась к машине. Оказавшись внутри, она велела флаеру взлетать.

«Куда?» – спросила машина.

– Куда угодно, – ответила она. – Вверх.

15

Не знаю я пути к созвездию Дракона.

Джордж Томас и Ливия Хоув, «Варьете Арктура», акт второй, 600 г.

– Этого нельзя было делать! – говорил Солли. Он был в ярости. – Нельзя было идти одной. Ты это знаешь.

– Да, – сказала она. – Теперь знаю. Больше никогда так не сделаю.

Он помолчал. Потом сказал:

– Ким, это наверняка был угорь или что-то в этом роде.

Ким находилась в номере отеля в Орлином Гнезде, сидя в халате на диване, подобрав ноги. Виртуальный Солли сидел в виртуальном кресле в проекционной зоне. За его спиной через широкое окно виднелся океан. Солли был дома.

– Не был это угорь, – с напором сказала Ким. – И мне это не примерещилось! – Она не смогла сдержать слез, и это еще больше ее сконфузило. – Это было на самом деле, Солли!

– Ладно, ладно, – сказал он.

– Что бы это ни было, оно там было, и это не был человек. Но взгляд был разумный. Эта штука смотрела прямо мне в душу.

– Ладно, – сказал он. – Но больше мы в воду не полезем, правда?

Ким сглотнула, овладевая собой.

– Ладно, – сказала она, но голос ее еще дрожал.

– Может, это был кальмар или что-то в этом роде, который пролез туда за тобой?

– Озеро пресноводное.

Солли долго молчал. Потом спросил:

– Ты это засняла?

– Нет, – ответила она. – Мне было малость не до этого.

– Так что же это было, по-твоему?

– Ты действительно хочешь знать, что я думаю? Да? Так вот, я думаю, что Шейел был прав. Я думаю, что они что-то с собой привезли. И пусть это звучит по-сумасшедшему, но я знаю, что я видела – то есть не знаю, но оно там было, и это не кальмар.

– Хочешь, чтобы я приехал?

– Нет, с меня хватит. Я через пару часов лечу домой.

Солли вздохнул с облегчением.

– Но ты не собираешься возвращаться к озеру?

– Нет. – Ким деланно рассмеялась. – Ни за что на свете.

– А что с лодкой?

– Я сказала прокатной конторе, где ее найти. Они взяли с меня за доставку, но меня это устраивает.

– Ну и хорошо. – Солли явно успокоился, и Ким была приятна эта его реакция. – А теперь давай минутку подумаем. Как эта штука могла пройти таможню? Как попала в лифт?

– Не знаю. Может быть, она была внутри кого-то. Может быть, она подчинила себе Эмили. И поэтому ее не было видно в бортжурналах.

– Ким! – Глаза Солли на миг потеряли фокус. – Чего ты начиталась? Ты хоть представляешь себе, как это звучит?

– Солли, ответов у меня нет. Я только видела то, что видела.

– Ладно. – Он посмотрел оценивающим взглядом. – Ким, уверена, что уже пришла в себя?

– Я в норме.

Ну да, как же.

– Я так понял, – сказал Солли, – что журналов «Охотника» тебе найти не удалось? В смысле настоящих?

Она поглядела в окно. Солнце сверкало на гранях пиков. Снаружи лежал нормальный мир.

– Нет. Но что-то там есть. – Она показала снимок эскиза на стене.

– Боже мой! – Солли наклонился вперед, прищурился. – Это же снова Эмили!

– Кажется, она была его любимой моделью.

– Это точно. Что у нее в руках?

Ким дала крупный план, посмотрела, как Солли разглядывает планету и корабль. Рассматривая «Доблестного», он нахмурился.

– А это что за штука? Черепаха?

– Какой-то корабль. Что странно, так это то, что такая модель стоит в кабинете Бена Трипли.

– Та же конструкция?

– Да.

– А какого черта она делает на этом эскизе?

– Солли, это может быть корабль инопланетян. Может, именно его они видели в космосе. – Ким поправила подушки. – Я думаю, они вышли из гипера возле одной из семи звезд и увидели вот это. – Она встряхнула фотографию. – Надо поискать и выяснить, существовал ли когда-нибудь корабль, похожий на этот. Трипли об этом не знал, так что я уверена, что такого корабля не было. Смотри, у него же нет ходовых труб – по крайней мере на модели нет, по рисунку сказать трудно. Насколько я знаю, все, что строили мы, построено с ходовыми трубами. Если я права, то корабль либо вымышленный, либо чужой. Если вымышленный, как он мог появиться и на фреске Кейна и на столе у Трипли?

Солли забарабанил пальцами по креслу.

– А зачем Трипли – Кайлу Трипли – нужна была бы модель?

– Не знаю. Получи ответ на это – быть может, и все остальные ответы прояснятся.

– Ладно, – сказал Солли. – Сменим тему.

– Да?

– Ты была права. Журналы полностью поддельные. По крайней мере с того момента, как произошла поломка двигателей.

– Возможно, это и есть первый вопрос. Была ли поломка?

– Вероятнее всего. Если нет и если при этом контакт был, он выглядит как запланированная встреча. А это сильная натяжка. Нет, думаю, можно допустить, что поломка была настоящей.

– О'кей. Если то, что мы видели в журнале, точно ее описывает, достаточно ли было ее, чтобы заставить корабль выйти из гипера?

– Несомненно. При любой неполадке двигателя надо сначала выйти из гипера, а потом начинать с ней возиться. Правило техники безопасности. Потому что иначе, если что-то случится, о тебе никто никогда ничего не узнает.

– Это уже кое-что. Теперь мы знаем, что журналы верны до момента возникновения неисправности. И что виртуальная Эмили появляется примерно в это время.

– И каков будет наш следующий шаг? – Солли заговорил чуть более низким голосом – прилив тестостерона подтолкнул его в ту сторону, в которую он идти не намеревался. – Что, если я прилечу в Северин и посмотрю, не удастся ли мне заснять эту штуку?

– Нет, Солли, я ее боюсь. Не хочу вообще иметь с ней дела.

– Не слишком научный подход.

– Плевать.

– Ладно.

Ким видела, что Солли несколько неловко, будто он думает, что должен немного поспорить, может быть, настаивать на том, чтобы прилететь. И она сменила подход:

– Ты уже решил насчет полета к Таратубе?

– Пока нет. А что? Ты тоже хочешь?

– Я хочу поговорить с Мэттом, не даст ли он мне взять «Мак». Если да, мне нужен будет пилот.

«Мак» – это был «Карен Мак-Коллум», один из двух звездолетов Института, находящихся сейчас на Гринуэе.

– Зачем тебе звездолет? Куда ты собралась?

– Хочу взять быка за рога.

– Не говори красиво. Что ты имеешь в виду?

– Надо выяснить, действительно ли была встреча «Охотника» с чужим кораблем.

– И как ты предлагаешь это сделать?

– Полететь туда и пошарить вокруг.

– Ким! – Он разглядывал ее, пытаясь найти в ее предложении смысл. – Речь идет о событиях почти тридцатилетней давности.

– Если они нашли цивилизацию, она никуда не делась.

– Но мы, кажется, говорим о корабле. И ты думаешь, этот корабль до сих пор там околачивается?

– Может, и нет, но это не важно.

– Как это?

– Следы все равно остались.

Ким сошла с поезда в заповеднике Бланшет и взяла такси до Темпеста, где располагался университет Орлин. Она впервые прилетела сюда после выпуска из университета, и ее поразило, как изменился город. Рекреационный комплекс «Мак-Фарлен» был заброшен, большая часть восточного кампуса стала общественным парком, а дома, кроме одного-двух, вылиняли и облупились.

И все же приятно было снова увидеть знакомые места, быть может, из-за их обыденности, принадлежности к солидному, предсказуемому миру. Здесь призракам делать нечего. От университета исходило спокойствие – от астрономического центра Томпсона, где все так же принимали постоянный поток изображений со всех обсерваторий из Рукава Ориона, от студенческого клуба «Пьяччи» с кафетерием, от парка Палфри, где она часто делала задания в хорошую погоду. К северу стоял лесок, и через него почти был виден дом, где Ким когда-то жила.

А вот тут, у конца тихой улицы, стоял дом, где Шейел Толливер собирал группы аспирантов и преподавателей на ланч и дискуссии по любым вопросам.

Никогда не ищите в дипломатических решениях сложности. За очень редкими исключениями, все они исходят – и это точное слово – из чьих-то эгоистических интересов. Кстати, не национальных интересов. Мы говорим о личностях.

Тогда Ким в это не поверила, приписав растущему с возрастом цинизму стареющего преподавателя. Она была идеалистки. Сейчас, несмотря на сохраненную веру в достоинство среднего человека, она была убеждена, что людям, чьи стремления направлены к власти, доверять нельзя – они, преследуя личные цели, забывают о благе людей.

Последний сбор неформальной дискуссионной группы Шейела случился за два дня до диплома. Это был прощальный сбор, студенты принесли сувениры для обмена, а Шейелу дали медаль с надписью ЗА НЕОСЛАБНУЮ АДЕКВАТНОСТЬ. Обыгрывалось его утверждение о том, будто стандарты группы настолько высоки, что даже адекватность – уже достижение.

Дом был построен из камня и стекла в стиле лесной усадьбы, с садом на крыше и большим эркером, выходящим сельскую дорогу. Над восточным крылом господствовал портик, сзади располагался бассейн. Уличный фонарь был включен для встречи Ким.

Она вспомнила, как стояла у бассейна на последнем собрании и пила лимонад – странно, какие мелкие детали застревают в памяти – с Шейелом, еще одним преподавателем и несколькими студентами, и разговор как-то перескочил на прискорбное состояние истории человечества: бесконечный калейдоскоп крови, отчаяния, коррупции, упущенных возможностей, угнетения, а зачастую – самоубийственной политики. И Шейел высказался по поводу того, что считал коренной причиной:

Есть обратная зависимость между властью, которой обладает человек, и уровнем функционирования его разума. Человек ординарного ума, приобретая власть любого рода, приобретает преувеличенное представление о своих способностях. Возле него собираются подхалимы. Решения перестают подвергаться критике. А возможности вмешиваться в жизнь других растут, и склонность это делать укрепляется. В конце концов получается Людовик Четырнадцатый, считавший, что сделал Франции много добра, хотя оставил после себя разрушенную страну.

Открылась дверь, и вышел Шейел. Посмотрев вверх, он помахал снижающемуся такси. Ким помахала в ответ. Флаер сел на площадку, и Шейел подошел подать ей руку.

– Рад тебя видеть, Ким, – сказал он. – Словами не передать, как я тебе обязан.

– Я рада была помочь.

Они стояли на ярком солнце, разглядывая друг друга. Шейел был одет в темно-синюю свободную рубашку с длинными рукавами и светло-серые штаны. Ким обратила внимание на бледность, которой на виртуальных изображениях не было заметно.

Такси улетело.

– Какие у тебя планы на этот день? – спросил он. – Можно тебя соблазнить остаться к ужину?

– Это очень мило с твоей стороны, Шейел, – сказала она. – Я бы хотела, но у меня напряженный график.

– Жаль, – сказал он, пропуская Ким в дом.

Она не помнила деталей обстановки, но книжные полки вдоль стен были на месте, и все те же стеклянные двери вели во внутренний двор. И в деревянной раме все та же копия Главного Листа, принципы которого легли в основу Устава правления.

– Я как раз вспоминала времена, когда ты нас тут собирал, – сказала Ким.

Он, казалось, был озадачен, и Ким было решила, что он забыл, как был открыт его дом для студентов.

– Да, – ответил он после паузы. – Сейчас я этого уже не делаю.

– Жаль, – сказала Ким. – Это было очень интересно.

– Сейчас приняли правила, которые запрещают собрания вне кампуса. – Шейел пожал плечами, оставляя тему. – Что прикажешь тебе налить?

Ким выбрала красное вино, и они ушли в кабинет Шейела.

– Мне жаль, что мы так мало выяснили о Йоши, – сказала она. – Полицейские сказали, что будут этим заниматься, но, как я уже говорила, я в этом далеко не уверена.

Она не поняла, что он смешал для себя. Цвет был лимонный, а пахло мятой.

– Я вполне понимаю, Ким. Ты что-нибудь узнала о своей сестре?

Она задумалась, не зная, как это сказать. Что-то, конечно, узнала.

– Нет, – сказала она. – Никаких следов.

– А как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я читал репортажи, ты чуть не погибла.

– Да, это было приключение, – согласилась она.

Он поднес бокал ко рту.

– Мы всегда гадали, то ли Йоши была как-то ранена, то ли заблудилась – кто знает?

В кабинете были два ее портрета в рамах: на одном ребенок лет четырех стоит в патио, держа Шейела за руку. На второй, выпускной фотографии, девушка была во всей своей элегантности.