Текст книги "Символ любви"

Будучи не в состоянии примирить столь противоречивые чувства и мысли, он крепко поцеловал ее в губы.

– Нет. Тебе не нужен другой наставник, – прорычал он. Злясь на себя и беспричинно сердясь на нее за то, что она заставила его чувствовать себя таким неуверенным, он перевернул ее на спину и вошел в нее одним сильным ударом.

– Стивен!

– Боже мой, прости меня. – Что это с ним? Он ворвался в нее с азартом грубого школяра, впервые имеющего дело с женщиной. Господи, он пронзил ее, словно копьем. – Я сделал тебе больно? – потрясенно прошептал он.

Волшебная улыбка озарила ее лицо.

– А ты заметил, что мы то и дело спрашиваем друг друга: «Не сделал ли я тебе больно?»

Стивен нахмурился еще сильнее.

– Да, ты, наверное, права, но в этом нет ничего необычного для тех, кто только что стали любовниками, в особенности если один девствен.

– Был девствен, – поправила она его с откровенной улыбкой. Вдруг лицо ее стало серьезным. – Наверное, я не должна быть такой счастливой по этому поводу. Я должна испугаться своего скандального поведения и столкнуть тебя со своей кровати. Кажется, я вспоминаю лекцию, которую ты прочел мне по поводу моего неприличного поведения.

– Вот как? – Он вышел, а потом вновь, забыв обо всем на свете, ринулся в ее шелковистое тепло. – Не помню, чтобы я так думал.

– О-о… – выдохнула она. – К счастью, я ничуть не испугана и вовсе не собираюсь сталкивать тебя на пол.

– Слава Богу.

И он снова вышел, а потом погрузился в нее, как в благодатную реку.

– Мне очень нравится то, что ты сказал чуть раньше, – прошептала она, двигаясь в одном ритме с ним… Выход и погружение в блаженство.

– А что я сказал?

– Ты сказал, что мы стали любовниками. Мне нравится, как звучит это слово.

Наклонив голову, он взял в рот ее тугой сосок, вызвав у нее долгий стон наслаждения. Он впился в него поначалу осторожно, потом сильнее и остановился только тогда, когда подумал, что мог причинить ей боль. Хейли извивалась под ним, поднимаясь навстречу его ударам.

– Обхвати меня ногами, – прозвучал его напряженный голос.

Она подчинилась без колебания, открывшись ему еще полнее. А потом громко застонала и произнесла его имя. Стивен ворвался в ее тепло, потеряв всякий контроль над собой. Им овладела некая сила, природу которой он не мог объяснить. Тело его двигалось непроизвольно, пот струился по лбу и покрывал спину, отчего кожа стала влажной и скользкой. Почувствовав, как ее бархатные стенки смыкаются вокруг него, он утонул, он исчез. Он врывался в нее вновь и вновь, купаясь в страсти, в ощущениях райского блаженства. Он погрузился в нее в последний раз с такой силой, что они едва не откатились к стене. После ослепительной вспышки он обмяк, лежа на ней, не в состоянии двинуться, почти не дыша. Он понимал, что может задавить ее, но, видит Бог, он не мог сдвинуться с места.

Хейли обхватила руками его скользкую от пота спину и вздохнула, прижимаясь теснее к его груди.

– Мне опять хочется повторить это, – прошептала она ему на ухо через несколько минут.

Стивену хотелось улыбнуться, но он не мог. Господи, эта женщина убьет его!

Но какой восхитительный способ принять смерть!

Глава 22

Хейли еще спала, а Стивен лежал в ее постели окончательно проснувшийся, глядел в потолок и размышлял. Он думал о том, как прекрасна теперь жизнь. Его новая жизнь. Но его восторженное состояние немедленно улетучилось, когда он вспомнил о неотвратимом отъезде, и волна злости на себя захлестнула его.

Он повел себя непростительно, глупо, неразумно, более того – проявил себя полным эгоистом. Сожалел ли он об этом? Нет. Он попробовал отыскать в себе признаки угрызения совести, но не нашел в своей душе ничего подобного. Эта ночь была слишком хороша, слишком волшебна, чтобы портить ее сожалениями.

Наверное, это было неизбежно. Он возжелал эту женщину с первой же минуты, когда увидел, как она, устав ухаживать за ним, спит на диванчике. Что-то в ней с самого начала привлекло его. Чувства, которые она зажгла в нем, ошеломили его. Прежние любовницы не вызывали у него ничего, кроме похоти; женщины эти охотились за ним из-за его положения в свете, из-за тщеславия либо из-за денег. Ни одна из этих охотниц за титулом и богатством не трогала его сердца, не задевала его разума. Стали бы они гоняться за ним, не будь он маркизом? Возможно, и стали бы, но, уж конечно, исключительно ради постельных развлечений. Хейли не знает, кто он. Она полюбила его ради него самого. И вызвала у него такие чувства, на которые – в этом он готов поклясться – он считал себя просто не способным. Когда она впервые заговорила о Джереми Попплморе, его охватило то, чему он не знал названия, – ревность. Одна мысль о том, что другой – кто бы он ни был – может прикоснуться к ней, наполняла его бешеной яростью. И еще его внезапная, неизвестная нежность к детям, к старым дамам и невоспитанным слугам. Откуда, черт побери, это все взялось? И еще – любовь… Келли полюбила его. И Хейли полюбила его. В горле у него застрял комок размером с чайную чашку. Господи! Ему почти тридцать лет, но никто и никогда не говорил ему таких слов, пока он не приехал сюда. Родственники, за исключением Виктории, с трудом его выносят, а вот Олбрайты, люди, которых он знает всего несколько недель, полюбили его. Стивен потряс головой в полном смятении чувств. Женщина, которую он держал в своих объятиях, стала очень дорога ему. Она искренна и добра как никто. Но любит ли он ее? Он сомневался, что вообще может кого-то любить. Слишком циничным сделала его жизнь в обществе тех, кто любыми средствами пробивается наверх и наносит удары в спину. И слишком пресыщенным и развращенным, чтобы верить в сказки о любящих сердцах, о которых слагают вирши. Хейли пошевелилась во сне, и Стивен обнял ее, прижав к себе. Конечно, ей будет больно, когда она узнает, что он уехал, но он должен это сделать. И в первую очередь для того, чтобы отыскать убийцу, о чем он, судя по всему, забыл с пугающей легкостью. Он должен во что бы то ни стало узнать, кто его враг, иначе ему не жить. Когда тот, кто желает его смерти, будет пойман, Стивен сможет вернуться к своей прежней жизни. А Хейли вернется к своей. Она думает, что полюбила Стивена Барретсона – домашнего учителя, но он знал: со Стивеном Барретсоном, маркизом Гленфилдом, Хейли не захочет иметь ничего общего. Может быть, она найдет свое счастье с Попплдинком? Мысль об этом наполнила Стивена протестом, но он поборол его. Она заслужила счастье. Он не может остаться здесь, и он знает, что его легкомысленный, посвященный поискам удовольствий образ жизни в светском обществе оттолкнет Хейли. Она и пяти минут не выдержала бы общества распутных и порочных прожигательниц жизни. В .его кругу ее стали бы избегать именно из-за всех ее замечательных, очаровательных свойств, делающих ее неповторимой. И кто бы ни завоевал ее сердце, этому мерзавцу сильно повезет. «Поскольку я никогда не увижу, как этот негодяй прикасается к ней. В противном случае это будет мертвый негодяй». На следующее утро Хейли проснулась не сразу; жаркие солнечные лучи уже лились в окно ее спальни. Она потянулась, мышцы ее отозвались приятной болью.

Воспоминания охватили ее, и всю ее залило жаром. Она п; вернула голову, ожидая увидеть рядом с собой Стивена, но кровать была пуста. Она передвинулась так, что голова легла на вмятину, оставленную на подушке его головой, глубоко вздохнула. От белой полотняной простыни исходил его запах. Чистый, лесной и пряный. Прижав его подушку к лицу, молод; женщина обняла ее и счастливо вздохнула. Этой ночью Стивен сделал ее женщиной. И она чувстве вала себя женщиной. Многозначительная улыбка коснулась ее губ, вызвав воспоминания о прикосновениях его рук, вкусе его кожи, о том, как она ощущала его глубоко в себе. Она вздрогнула от наслаждения. Господи, как сможет он удержаться и не рассказать об этом своим родным? Ведь лиц ее выдаст. Она спрыгнула с кровати и подбежала к туалетном столику. Внимательно глядя в зеркало, она искала явны признаков того, что она превратилась в настоящую жен шину. Как ни странно, вид у нее был точно такой же, как и прежде, разве что губы казались припухшими, а глаз сияли счастьем. Хейли торопливо оделась, чувствуя, что она плывет не облаке. Она еще не знала, что скажет Стивену сегодня утром; пока что ей хотелось только увидеть его. После такс» необыкновенной ночи, которую они провели, она сумеет уговорить его остаться в Холстеде. Не может же он помышлять, об отъезде после того, что произошло между ними. Он сказал, что ему нечего предложить ей, но ей ничего нужно, кроме него. Она обхватила себя руками и закружилась по комнате. Сегодня утром нет ничего невозможного есть множество планов, которые нужно осуществить! Во-первых, найти Стивену место учителя где-нибудь поблизости он должен написать и отказаться от прежнего места. Но во можно ли строить планы насчет свадьбы? При мысли об этом по коже ее побежали мурашки. Сколько чудесных дел нужно переделать!

Она едва застегнула платье, как раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказала Хейли.

Вошла Памела; лицо у нее было странное, растерянное.

– Памела! – Хейли бросилась к сестре и обняла ее. – ты провела вечер с Маршаллом? Памела кротко улыбнулась: – Замечательно. Хейли…

– Мне не терпится услышать все-все, все подробности. Давай пойдем вниз и поболтаем за чашкой свежего чая. – И она потянула сестру за руку.

– Минутку, Хейли. Мне нужно сначала кое-что сказать тебе.

Только сейчас Хейли заметила, какое у Памелы растерянное лицо.

– Что-нибудь случилось?

Памела протянула сестре конверт, запечатанный воском.

– Что это такое? – спросила Хейли, недоуменно вертя письмо. На лицевой стороне было написано ее имя.

– Он уехал, Хейли. – Кто?

– Мистер Барретсон. Хейли застыла.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Его коня нет на конюшне…

– Может быть, кто-то из мальчиков либо сам мистер Барретсон поехал покататься, – прервала ее Хейли; она похолодела от ужаса.

Памела покачала головой.

– Это Эндрю и Натан сказали, что лошади нет. Я пошла в комнату мистера Барретсона посмотреть, не уехал ли он покататься. Дверь была открыта, и я вошла. – Памела глубоко втянула воздух и стиснула руки. – В комнате никого не было, постель застелена. На камине лежало вот это.

– Это еще не значит, что он уехал, – возразила Хейли.

– Одежда его исчезла, Хейли. Почувствовав дурноту, молодая женщина прижала руки к груди.

– Откуда ты знаешь?

– В ящиках комода пусто, и в гардеробе тоже. – Памела тронула Хейли за рукав. – Как это ужасно, Хейли.

– Я… мне нужно прочесть эту записку, – сказала Хейли; голова у нее пошла кругом. – Я уверена, что есть какого – то разумное объяснение. Ты извинишь меня, Памела?

– Конечно. Хочешь чаю?

– Да, – сказала Хейли, натужно улыбаясь. – Чашку чаю – это именно то, что мне нужно.

Памела вышла, тихонько закрыв за собой дверь. Хейли. дрожащими пальцами сломала восковую печать на конверт; Колени у нее ослабли, и стоять она не могла; поэтому он: опустилась в кресло и вынула из конверта два листка бумаги

«Моя дорогая Хейли,

когда Вы прочтете это письмо, меня уже не будет в Холстеде. Я знаю, что Вы не поймете, почему я так решил, и когда-нибудь, надеюсь, Вы меня простите. Позвольте мне начать с того, что прошлая ночь была самой прекрасной ночью в моей жизни. Вы скорее всего не поверите этому из-за моего внезапного отъезда, но уверяю Вас, это правда. Я знаю, что мой отъезд причинит Вам боль, но ничего не поделаешь. Вы нисколько не виноваты в моек отъезде, равно как Вы не могли бы ничего сделать, чтобы предотвратить его. Я знал, и мы оба знали, что я уеду в один совсем не прекрасный день. Этот день настал – быстрее, чем мы ожидали. Или, пожалуй, он настал слишком поздно. Если бы я уехал до сегодняшнего дня, вчерашней ночи не было бы. Я навсегда сохраню воспоминания об этой невероятной ночи, Я – эгоистичный негодяй, поскольку позволил всему этому произойти, но все равно я ни о чем не жалею. Очевидно, я не такой замечательный человек, как Вы думали, но ведь я никогда и не притворялся таковым. Вы необычная женщина – единственный человек из всех, кого я встречал в жизни, кто добр по настоящему. Прошу Вас, найдите кого-нибудь, кого Вы полюбите – того, кто будет достоин вас. Если бы обстоятельства были другими – если бы моя жизнь не была такой усложненной, – возможно, все было бы иначе, но во мне, в моей жизни есть нечто – о чем Вы не знаете, – из-за чего я не могу остаться. Прошу Вас, простите, что я уехал вот так, ни с кем не простившись, но мне хотелось, чтобы последним моим воспоминанием о Вас было именно это – ангел, спящий в моих объятиях. Для меня было бы невыносимо видеть в Ваших глазах боль и страдание. Благодарю Вас и Вашу семью за редкую доброту ко мне. Я всегда сохраню благодарность к Вам за то, что Вы спасли мне жизнь. Вы, Хейли, затронули во мне то, чего никому никогда не удавалось затронуть. И я никогда и ни за что не забуду Вас. С глубочайшей нежностью, Стивен».

. В оцепенении, сухими пустыми глазами Хейли смотрела на письмо. Она старалась дышать ровно, не желая поддаваться дикой боли, охватившей ее. «Если я сумею ничего не чувствовать, то выживу. Если я начну плакать, то никогда не остановлюсь». Ей казалось, она слышит голос Стивена, слышит, как он спрашивает ее: «Не сделал ли я тебе больно?» На глаза ее навернулись жаркие слезы, и она резко смахнула их. «Да, Стивен. Ты сделал мне больно». И при этом ей некого винить, кроме самой себя. Он не давал ей никаких обещаний, он дал ей только то, чего она хотела, – возможность стать женщиной. Необычайным усилием воли она спокойно сложила листы, а потом попробовала сунуть их в конверт. Что-то мешало ей, и она заглянула туда. В чем дело? В конверте что-то лежало. Хейли перевернула его, и на ладонь ей высыпались… увядшие анютины глазки. Больше она не могла сдержать слез.

Глава 23

Стивен сидел в кабинете своего лондонского особняк просматривая со своим секретарем Петерсоном счета по имению. Он тер виски, чтобы унять пульсирующую боль, но и не помогало. Голос Петерсона жужжал, заставляя Стивен вслушиваться в отчет о том, что произошло в его отсутствие Он был дома вот уже почти полмесяца, но все еще не при ступил к делам. Невидящими глазами всматривался он в бумаги, лежащие перед ним; мелкие ряды цифр расплывались и казались ему совершенно лишенными смысла. Впервые в жизни ем стало безразлично, в каком состоянии находятся его дела, и говоря по правде, ему было безразлично почти все.

– Не желаете ли просмотреть отчет по йоркширским: имениям, милорд? – спросил Петерсон, выглядывая из своих очков.

– Что-что?

– Йоркширские имения. Не желаете ли просмотреть…

– Нет. – Стивен резко поднялся и провел рукой по волосам. – Нам придется закончить эти дела завтра утром, Петерсон.

– Но, милорд, – возразил Петерсон, – йоркширские имения…

– Делайте как считаете нужным. – И Стивен отпустил потрясенного секретаря коротким кивком головы.

Петерсон поспешно собрал бумаги и вышел. Стивен быстро выпил бренди, чтобы заново наполнить стакан. Последние две недели были самыми кошмарными в его жизни. Вышколенная прислуга содержала лондонский особняк в превосходном состоянии; трапезы его состояли из кулинарных шедевров. Никаких тебе детей, собак, шума и беспорядка. И все это вызывало у него страшную ненависть. В первый день по приезде он забрел на кухню, напугав прислугу этим небывалым посещением. Маркиз ни в коем случае не должен находиться на кухне, разве только ему подадут какое-то вконец неподходящее блюдо. На второй день мысли его устремились в прошлое, к тем вечерам, которые они с Хейли проводили в кабинете. Улыбка тронула его губы при воспоминании о том, как она отставила прочь бренди, чуть не поперхнувшись, когда крепкий напиток ожег ей горло. А потом он сочинил для нее стихи. И поцеловал ее. Он закрыл глаза и прямо-таки ощутил нежную ласку ее губ на своих губах, ее руки, обнимающие его за шею, ее язык…

– Не знаю, о чем вы думаете, – раздался в дверях сухой голос Джастина, – но, должно быть, это нечто очаровательное. Я уже целую минуту пытаюсь привлечь к себе ваше внимание. – Он вошел в комнату и налил себе бренди. – Не хотите ли поделиться вашими мыслями?

– Нет. – Стивен хмуро посмотрел на Джастина и тут же перестал обращать на него внимание.

– Я думал, вы трудитесь изо всех сил, – заметил Джастин небрежным тоном. Он глотнул бренди и посмотрел на Стивена.

– Я отпустил Петерсона на весь день.

– Вот как? Почему же?

– Потому что я не мог сосредоточиться и зря терял и его, и свое время. – Стивен тяжелым взглядом посмотрел на друга. – Есть какая-то особенная причина, из-за которой вы нарушили мое уединение, кроме желания пить мое бренди?

– По правде говоря, есть две причины. Первая – мы должны обсудить последнее покушение на вашу жизнь.

Стивен тяжело вздохнул.

– Для чего снова заводить этот разговор? Джастин поднял бровь.

– Кто-то пытался переехать вас вчера вечером рядом с «Уайт-клубом». Вам не кажется, что это достойный предмет для разговора?

– Мы уже поговорили об этом вчера вечером.

– Тот факт, что кто-то снова попытался убить вас, требует к себе внимания. Очевидно, нам следует хорошенько следить за Грегори.

– Грегори находился в клубе, когда это произошло, – напомнил другу Стивен. – Пяти минут не прошло, как я оставил его за карточным столом.

– Он вполне мог кого-то нанять, – заметил Джастин. Стивен пожал плечами:

– Пожалуй.

– Должен сказать, что при сложившихся обстоятельствах вы поразительно спокойны.

– А чего бы вы хотели? – осведомился Стивен. – Вы предпочли бы, чтобы я упал в обморок или расплакался?

– Лучше, если бы вы немного беспокоились, – сказал Джастин. – Мы должны узнать, кто за этим стоит, прежде чем будет нанесен очередной удар. В следующий раз нам может не повезти. Мы достаточно долго все это откладывали. И Грегори надо подозревать в первую очередь.

Стивен снова пожал плечами:

– Да, полагаю, это так.

– Тогда пора устроить для него ловушку. Я взял на себя смелость и придумал некую ситуацию, когда вы с ним окажетесь наедине. Я сделал так, что за вами будут наблюдать и, когда он попытается напасть на вас, его схватят на месте преступления.

– Прекрасно, – сказал Стивен, которому было безразлично, как это произойдет.

– Я понимаю, что это опасно, – сказал, нахмурившись, Джастин, – но нужно же что-то сделать, притом поскорее. Если наш план будет выполнен как должно, мы разоблачим его и ни единый волос не упадет с вашей головы.

– А если он не будет выполнен как должно? – сухо поинтересовался Стивен. – Полагаю, в таком случае речь пойдет уже не только о волосах?

– Этого не случится, Стивен, – спокойно заверил Джастин. – И какую же ситуацию вы придумали?

– Прием, В моем доме неподалеку от Лондона. Большой сад. Множество гостей. Скорее всего Грегори попытается завлечь вас куда-нибудь и сделать там свое дело.

Стивен поднял брови.

– А вам не кажется сомнительным, что он попытается что-то сделать при таком большом количестве людей?

– Я полагаю, что он увидит в этом прекрасную возможность. Уверен, что он придерживается аксиомы: «прячь на видном месте». В толпе всегда беспорядок и всегда есть шанс ускользнуть незамеченным – вот как вчера вечером. Он мог выйти из комнаты, убить вас и вернуться – и все за несколько минут. И разумеется, нашлась бы дюжина гостей, которые поклялись бы, что он все время находился у них на глазах. Я и несколько полицейских, – продолжал Джастин, – будем постоянно держать вас в поле зрения. Даже если Грегори окажется невиновен, то среди гостей – а это ведь почти весь наш светский крут – может обнаружиться истинный преступник.

Стивен задумался.

– Ладно. Давайте только покончим со всем этим. Когда у вас прием?

– Через четыре дня. Я хотел устроить его немедленно, но Виктория настояла, что ей нужно время для приготовлений. Она говорила о двух неделях, но я дал ей четыре дня.

– Она не знает о…

– Конечно, нет, – перебил Джастин. – Но без ее согласия я вряд ли смог бы устроить прием. Пока что я нанял нескольких полицейских, чтобы следить за вашим братом.

– Судя по всему, вы вполне обеспечили мою безопасность, – заметил Стивен между двумя глотками бренди.

– Кто-то же должен этим заниматься. Ваша голова явно занята другими материями.

Стивен бросил на друга уничтожающий взгляд:

– Вы сказали, что нарушили мое уединение по двум причинам. Какая же вторая? Хотелось бы знать.

– Моя дорогая жена послала меня просить вас прийти к нам сегодня отобедать.

– Она могла бы послать записку.

– Она уверена, что вы отказались бы, поэтому она уговорила меня лично передать вам приглашение. Вы отклонили три ее последних приглашения.

– Я не могу принять и это.

– Для Виктории это имеет большое значение, – спокойно сказав Джастин. – И для меня тоже.

Стивен допил бренди и решительно отодвинул стакан. Подойдя к окну, он посмотрел туда, где по другую сторону улицы простирались лужайки Гайд-парка. Перед его ничего не выражающим взглядом проезжали нарядные экипажи и фигуры всадников, совершающих утренний моцион.

– Так мы ждем вас в семь? – спросил Джастин.

Стивен вновь хотел отказаться. У него не было ни малейшего желания вести светские разговоры. Он попросту был не в состоянии это выдержать. Но он не хотел обижать свою сестру, которой почти ни в чем не мог отказать; он чувствовал, что нужно согласиться.

– Будет кто-нибудь еще?

– Честно говоря, да. Мы пригласили ваших родителей и Грегори с Мелиссой.

Скептический смешок сорвался с губ Стивена.

– Милая семейная встреча? Да бросьте вы, Джастин!

– Мне нужно понаблюдать за тем, как Грегори станет вести себя с вами среди своих. Вам не нужно будет ничего делать – только сидеть, есть и выпивать.

– А много ли подадут бренди?

– Достаточно.

Стивен сильно сомневался, что во всем благословенном королевстве найдется достаточно бренди, чтобы притупить его боль.

– Прекрасно. Буду в семь. Уверен, что вечер пройдет восхитительно.

Роскошная карета медленно двигалась по Гайд-парку; единственный ее пассажир смотрел в окно глазами, полными ненависти. «Ты снова уцелел, мерзавец. Почему ты не погиб? – Руки, обтянутые черными перчатками, сжались в кулаки. – Ты – единственное препятствие.. стоящее между мной и тем, чего мне всегда хотелось и что я заслуживаю. Больше никаких ошибок. И никаких наемных идиотов. Я убью тебя своими руками».

– Вы немного бледны, Стивен, – заметила его мать, пристально глядя на сына. – Вы больны?

Стивен устремил взгляд через стол на женщину, давшую ему жизнь, которая очень скоро забыла о его существовании, вспоминая о нем только тогда, когда ей это бывало удобно. Она была, несомненно, незаурядной женщиной, очаровательной хозяйкой дома и украшала список гостей на каждом светском приеме. Еще она была абсолютной эгоисткой, откровенно равнодушной ко всему, что не имело непосредственного отношения к ее личным интересам. Стивен знал, что ее совершенно не волнует его здоровье – разве что возможность подхватить от него какую-то заразную болезнь, что помешало бы ее светским развлечениям. Он заметил на шее у нее новое украшение – крупный квадратный изумруд в окружении бриллиантов. Явно подарок очередного любовника – муж вот уже много лет как перестал покупать ей драгоценности.

– Я чувствую себя прекрасно, матушка. Очень любезно с вашей стороны поинтересоваться этим.

Сарказм, прозвучавший в его голосе, остался ею не замеченным, чего он и ожидал, – она улыбнулась с явным облегчением.

– Готовы ли счета по йоркширским имениям? Я могу их просмотреть?

Стивен повернулся к отцу. В свои пятьдесят два года герцог Морленд все еще был высок и представителен. Седина заметно тронула его темные волосы, глубокие морщины скобками обхватили неулыбающийся рот. Таких холодных глаз, как у него, Стивен не встречал ни у кого.

– Нет. Мне нужен еще день, чтобы покончить с ними.

– Понятно. – Герцог сопроводил это слово долгим холодным взглядом, со всей очевидностью выразившим неодобрение. После чего снова занялся обедом. Казалось, перед носом Стивена захлопнули дверь.

Стивен подумал, что с тех пор, как он вернулся в Лондон, этот разговор с отцом был самым продолжительным.

– Вчера вечером в «Уайт-клубе» я услышал кое-что интересное, – сказал Грегори, которому слуга налил еще вина. – Клубная книга записей полна пари.

Стивен взглянул через стол на брата. Рассеянная жизнь сделала свое дело, оставив разрушительные следы на его красивом лице. Глаза у брата были мутные от постоянных попоек. Он уже был нетрезв, о чем свидетельствовал багровый цвет лица. Не будь Грегори таким отщепенцем, Стивену стало бы его жаль.

– А что вы слышали? – спросила Виктория.

– Говорят, что серию рассказов, появившихся в «Еженедельнике джентльмена», написала какая-то женщина.

Стивен похолодел:

– Что?

Грегори залпом осушил стакан вина, забрызгав свой галстук бургундским.

– Вы читаете «Рассказы английского капитана» X. Триппа в «Еженедельнике джентльмена»?

– Конечно, читаю, – сказал Джастин, сидевший во главе стола. – И вы их читаете, Стивен.

– Да. Продолжайте, Грегори.

Убедившись, что слушатели заинтригованы, Грегори сказал:

– Из всех авторов этого журнала X. Трипп – единственный, которого никто никогда не видел в лицо. Почему он не является членом какого-либо писательского общества? Почему не показывается ни на каких светских приемах? Вот люди и рассудили, что причина одна: автор – женщина.

– Но это, возможно, просто робкий человек, или не-

мощный, или он живет очень далеко, – предполо-228 жила тихим голосом Мелисса.

Грегори уставился на жену водянистыми злобными глазами.

– Ах, какое блистательное предположение! – насмешливо проговорил он с явным сарказмом. – Просто представить себе не могу, что бы мы делали без ваших замечательных предположений.

От обиды на худых щеках Мелиссы выступили алые пятна; она опустила глаза и уставилась на свои колени.

Стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, Стивен сказал:

– Предположения Мелиссы весьма логично объясняют, почему никто никогда не видел X. Триппа.

– Тогда объясните, почему мистер Тимоти, издатель «Еженедельника джентльмена», всякий раз заметно смущается, когда в разговоре всплывает имя X. Триппа, – с вызовом возразил Грегори. – Он бледнеет, и на лбу у него проступает пот.

Губы Стивена растянулись в насмешливой улыбке.

– Может быть, виной тому пары алкоголя, которыми вы его обдаете.

Грегори густо покраснел. Он сделал движение, как бы намереваясь встать, но Мелисса удержала его, положив руку ему на рукав.

– Грегори, прошу вас, не устраивайте сцен.

Грегори посмотрел на жену, словно хотел пригвоздить ее к месту своим ядовитым взглядом.

– Уберите руку. Немедленно.

Мелисса вспыхнула. Она отдернула руку, и Стивену на мгновение показалось – прежде чем она успела снова опустить взгляд на колени, – что в глазах ее полыхнула ненависть.

Грегори отряхнул рукав в том месте, где только что лежала ее рука.

– Меня тошнит от ваших прикосновений. Сидите смирно и не раскрывайте свой глупый рот.

Стивен крепче обхватил пальцами свой стакан.

– Хватит, Грегори! Что же до ваших пари по поводу X. Трип-па, надеюсь, вы заключили их не больше, чем сможете оплатить.

– Вот как? Почему же это?

– Потому что я лично знаком с X. Триппом и уверяю вас: автор принадлежит к тем представителям рода человеческого, кто носит бриджи.

По расстроенному виду Грегори Стивен заключил, что тот действительно злоупотребил записями своих пари в книге «Уайт-клуба».

Однако расстройство быстро сменилось у Грегори воинственным тоном.

– Где же вы его встречали? – спросил Грегори прищурившись.

– Я не свободен ответить на этот вопрос.

– Откуда же мне знать, что вы говорите правду?

– Вы сомневаетесь в моей правдивости, Грегори? – осведомился Стивен обманчиво спокойным голосом.

Грегори нервически отвел в сторону свои водянистые глаза.

– Вы можете дать слово джентльмена?

– Разумеется, – без малейшего колебания сказал Стивен. – Я даже постараюсь побывать в «Уайт-клубе» при первой же возможности и положить конец этим вздорным разговорам.

И с беспечностью, от которой он был в действительности весьма далек, Стивен повернулся к Виктории и принялся расспрашивать ее о приеме, который она намеревалась дать, зная, что по крайней мере с четверть часа она будет распространяться о своих приготовлениях.

Сегодня же вечером он непременно зайдет в «Уайт-клуб» по дороге домой и положит конец всем этим слухам. Никто не посмеет усомниться в честном слове маркиза Гленфилда.

Впервые за всю свою жизнь Стивен понял: он рад, что у него есть титул.

– Чудесный обед, Джастин, – заметил Стивен спустя пару часов, когда друзья удалились в библиотеку.

Герцог и герцогиня уже уехали, без сомнения торопясь на свидание к своим очередным любовникам, а Грегори вышел, пошатываясь и ругая Мелиссу, кротко шедшую за ним следом. Виктория ушла к себе, сославшись на головную боль, и Стивен не мог винить ее. За обедом царила такая напряженная атмосфера, что у него самого стучало в висках.

Налив себе хорошую порцию бренди, Стивен одним глотком осушил стакан. Жидкость обожгла внутренности, разливаясь по телу блаженным теплом. Он тут же налил себе еще и отнес стакан с графином к креслу, стоявшему у камина. Графин он поставил на маленький столик красного дерева.

Джастин уселся в кресло напротив Стивена. Некоторое время оба молчали, глядя на пляшущие языки пламени.

Наконец Джастин откашлялся.

– Если вы будете продолжать пить в таком количестве, вы доведете себя до худшего состояния, чем Грегори. – Он посмотрел на стакан в руке Стивена. – А может быть, уже довели.

– Пока еще нет, но цель у меня именно такая, – отозвался Стивен.

Он осушил стакан и налил еще.

– Понятно. В таком случае, пока вы еще не напились до потери сознания, не хотите ли выслушать мои наблюдения за этот вечер?

– Непременно, хотя я уверен, что они ничем не отличаются от моих собственных.

– Например?

– Мой брат – алчный, грубый, погрязший в долгах пьяница, который, как я уверен, по меньшей мере раз десять за время обеда желал мне смерти. – Он снова выпил, стремясь напиться до полного бесчувствия. – У вас есть что к этому добавить?

Джастин покачал головой.

– Нет. – И спросил после нескольких минут неловкого молчания: – А вы не хотели бы поговорить о том, что вас в действительности беспокоит?

Комок в горле чуть было не задушил Стивена.

– Нет.

Он сделал долгий глоток и уставился в огонь. Почему, черт побери, бренди не притупляет боль? Сколько же нужно выпить, чтобы прогнать ее?

– Я не хочу критиковать вас, Стивен, но неужели вы не мажете придумать ничего лучше, чем напиваться до бесчувствия? – спокойно спросил Джастин. – Учтите, убийца, кем бы он ни был, выжидает удобного момента. В пьяном состоянии вы не сможете себя защитить.