Текст книги "Символ любви"

Откинув голову на спинку кресла, Стивен закрыл глаза. Крепкий напиток начинал действовать, и Стивен ощутил, что погружается в равнодушие, которого он так жаждал. Может быть, ему не полегчает от бренди, но и так плохо, как сейчас, не будет. Еще немного времени и побольше выпивки – и он, пожалуй, забудет обо всем, что причиняет боль.

– Она вам дорога. – Тихое замечание Джастина подействовало на Стивена как ушат ледяной воды. – Вот почему вы в таком плачевном состоянии.

Стивен открыл глаза и тут же осознал свое безумие. Перед ним маячили три Джастина. Стивен поспешно опустил веки.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – проговорил он заплетающимся языком.

– Нет, имеете, – возразил Джастин спокойно, но неумолимо. – С тех пор как вы вернулись в Лондон, вы на себя не похожи. Вы угрюмы, сердиты, враждебны и бросаетесь на всякого, кто приблизится к вам. Нельзя сказать, что до пребывания в Холстеде вы могли бы получить приз за добродушие, но теперь вы просто невыносимы.

– У меня может закружиться голова от столь цветистой лести.

– Если вам так дорога эта женщина, почему бы 232 не съездить туда и не повидаться с ней? Скажите ей, кто вы такой на самом деле. Будьте с ней честны. Если она полюбила вас, считая, что вы жалкий домашний учитель, она непременно обрадуется, узнав, что вы маркиз и наследник герцога.

– Она возненавидит меня за то, что я ей лгал, – сказал Стивен бесцветным голосом и глотнул бренди. – Больше всего Хейли уважает честность. Поверьте мне, Джастин. Ей будет лучше без меня.

– В этом можно не сомневаться, учитывая ваше теперешнее состояние. Но при этом не менее очевидно, что вам без нее никак не лучше.

– Даже если бы я хотел снова увидеть ее, я не могу. В моем теперешнем состоянии, – проговорил Стивен устало и невнятно. – Моя жизнь в опасности. Если Хейли будет со мной, это коснется и ее. Если я сейчас вернусь в Холстед, я подвергну риску все семейство Олбрайт. Если за мной будут следить, я приведу убийцу прямо к дверям их дома.

Джастин смотрел на него, и в глазах его медленно забрезжило понимание.

– Боже мой, Стивен, она не просто дорога вам – вы ее любите! Вы любите Хейли Олбрайт!

Стивен потряс головой и тут же пожалел об этом, потому что у него немилосердно застучало в висках.

– Это смешно. Любовь – не более чем красивые слова, которыми так любят бросаться люди вроде лорда Байрона.

– Может быть, вы думали так раньше, но я готов держать любое пари, что теперь это не так.

Стивен с трудом приподнял отяжелевшие веки и уставился на огонь. Перед глазами у него плясали картины, забыть которые он старался в течение двух последних недель. Но ничто не помогало. Как бы он ни старался, сколько бы ни пил, он не мог изгнать из своих мыслей Хейли. Он видел, как она смеется, как играет с детьми, читает книжку Келли, а с мальчиками – Шекспира, как прыгает в озеро, добродушно поругивает своих жутких псин, закутывает Памелу в траченное молью одеяло, чтобы спрятать ее мокрое платье от Маршалла Уэнтбриджа. Мысли его вернулись к времени, проведенному в Олбрайт-Коттедже, и он понял, что то было самое счастливое время в его жизни. Олбрайты его полюбили. Его, а не его богатство и титулы. Они включили его во все, что составляло их жизнь, делились с ним всем, что имели. Никогда прежде ему не было так чертовски хорошо. И вот теперь все это в прошлом. В прошлом. И ему этого всего, черт побери, не хватает! Не хватает шума, неразберихи, вечного кавардака, царившего в доме Хейли. Не хватает смеха и дружеских улыбок за столом во время завтрака. Не хватает маленькой ручки Келли… которую он держал во время молитвы перед вечерними трапезами. И больше всего ему не хватает Хейли.Видит Бог, как ему не хватает ее. Ее доброты и приветливости, прикосновения ее рук, вкуса ее поцелуев, ощущения ее тела, прижимающегося к нему вплотную. Любви и восхищения, сияющих в ее выразительных глазах.

– Вы скучаете по ним.

Слова Джастина так точно выражали его чувства, что Стивен не смог удержаться от горького смеха. Сглотнув, он кивнул:

– Да.

Это одно-единственное слово признания он едва сумел произнести, потому что в горле у него застрял огромный ком, Допив свое бренди, он осторожно поставил графин на столик рядом со стаканом. Потом наклонился вперед, уперся локтями в колени и уронил голову на руки. Он чувствовал себя пустым, несчастным, страшно виноватым и перепившим.

– Она сказала, что любит меня, – проговорил он грубым и невнятным голосом, будучи не в состоянии молчать. – Она сказала, что мне не нужно уезжать, что я могу найти место учителя в Холстеде и стать членом их семьи. – Он провел руками по лицу, потом зажал их коленями и понурил голову, жалкий и несчастный. Внезапно он поднял голову и устремил мутный взгляд на Джастина. – Вы знаете, что я сделал, когда она сказала, что любит меня? Вы знаете, как я отплатил ей за всю ее доброту? За спасение моей жизни? За любовь? – Горький, невеселый смех сорвался с его губ. – Я скажу вам, что я сделал, как я ей отплатил. Я лишил ее невинности, а наутро уехал. Не сказав ни слова. Нет, не совсем так. Я оставил записку, в которой посоветовал ей найти и полюбить другого.

Джастин смотрел на него, лишившись дара речи.

– Вы скомпрометировали мисс Олбрайт?

– Да, я это сделал.

Джастин широко раскрыл глаза. Потом открыл рот, но ничего не сказал.

– Вам нечего сказать? – с невеселой улыбкой спросил Стивен. – Неужели мне удалось вас удивить?

– По правде говоря, удалось, – согласился Джастин. Немного помолчав, он спросил: – А вы подумали о том, что она может оказаться в положении?

Стивену показалось, что из комнаты выкачали весь воздух. Хейли в положении? Господи, почему же он об этом не подумал? Потому, что был слишком несчастен, чтобы рассуждать здраво.

– Нет, об этом я не подумал.

– А если все так и есть?

Под воздействием бренди Стивен быстро пьянел.

– Не знаю. Я тайком наведу справки через некоторое время и узнаю, как она…

– Боже мой, Стивен, я считал вполне вероятным, что мисс Олбрайт влюбится в вас, но признаюсь: мне в голову не приходило, что вы можете полюбить.

– Она ангел, – сказал Стивен; язык у него заплетался, и он едва мог говорить. Глаза сами собой закрывались. – Прекрасная Хейли, с покосного луга. Боже, как я скучаю по ней… – Стивен умолк, голова его свесилась на грудь.

Джастин смотрел на него в изумлении. Невероятно, чтобы Стивен дошел до такого жалкого состояния. А то, в чем ему только что признался захмелевший друг, действительно потрясло его. Нужно привести его в чувство и не давать больше пить, иначе убийца наверняка преуспеет в своем замысле. Джастин схватил Стивена за руки и поставил на ноги. Господи, да он весит целую тонну! Когда Стивен немного пришел в себя, Джастин, поддерживая друга за плечи, повел его вверх по лестнице. Наверху он завел Стивена в одну из гостевых спален и без всяких церемоний толкнул на кровать. Джастин смотрел на друга, и сердце у него ныло от сострадания. Судя по словам Стивена и его нынешнему, несвойственному ему поведению, можно было заключить, что он действительно влюблен. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы Стивен понял это? Оставалось только надеяться, что это произойдет не слишком поздно. Виктория Мэллори не могла уснуть. Она ушла к себе вскоре после обеда, надеясь, что в ее отсутствие Джастин, вероятно, сумеет вызвать Стивена на разговор и выяснить, что его тревожит. Брат сильно беспокоил ее. Он разительно изменился с того времени, как вернулся в Лондон. Прежний Стивен был циничен, пресыщен, надменен, но при этом умел быть очаровательным и беспечным, и у него всегда находилось для нее доброе словечко. Теперь же он почти не разговаривает с людьми, а если это и случается, то фразы его отрывисты и немногословны. Если он и произносит больше трех-четырех слов кряду, они сопровождаются таким холодным взглядом, что разговор тут же обрывается. И он много пьет. Но больше всего беспокоило Викторию выражение усталой покорности в его взгляде. Казалось, его абсолютно не интересует никто и ничто. Пролежав в постели почти целый час, Виктория больше не могла вынести бездеятельности. Она про-

сто обязана узнать, что происходит. Накинув халат, графиня тихо выскользнула из комнаты. У входа в гостиную она остановилась и приложила ухо к двери. Тишина. Она осторожно повернула ручку и увидела, что в комнате никого нет. Тогда она пошла по коридору к библиотеке. Она ступала бесшумно, потому что шаги ее заглушала толстая персидская дорожка. Остановившись у двери, она, не испытывая никаких угрызений совести, опустилась на колени и заглянула в замочную скважину. Темнота. Проклятие! Наверное, ключ не вынут из замка. Она прижалась ухом к двери, но слова, доносившиеся из библиотеки, звучали глухо и неотчетливо. Виктория не собиралась сдаваться. Она поспешила в кабинет. Между кабинетом и библиотекой была дверь. Если ей повезет, дверь окажется незапертой. Войдя в кабинет, она осторожно прошла по нему, стараясь не опрокинуть какой-нибудь столик. Подойдя к двери в библиотеку, она затаила дыхание и чуть-чуть повернула ручку. По счастью, ручка повернулась. Виктория осторожно приоткрыла дверь и прижалась ухом к щели. До нее донесся . голос Джастина:

– …Неужели вы не можете придумать ничего лучше, чем напиваться до бесчувствия? Учтите: убийца, кем бы он ни был, все еще на свободе и выжидает удобного момента. В пьяном состоянии вы не сможете себя защитить.

Кровь застыла в жилах Виктории, и она, чтобы не закричать, поспешно прикрыла рот ладонью. Боже мой, неужели кто-то пытается убить Стивена? Снова прижавшись ухом к щели, она дослушала весь разговор до конца, причем с каждой минутой потрясение ее нарастало. Потом разговор прекратился. Она посмотрела в щель и увидела, что Джастин пытается поставить на ноги Стивена, который, судя по всему, был в полубессознательном состоянии. Осторожно прикрыв дверь, Виктория направилась к себе. Через холл она буквально неслась вихрем, что совершенно не пристало графине. Потом прибегла к способу передвижения, который привел бы в негодование светских дам, – задрала ночную сорочку и халат и помчалась ввер по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшие до своей кровати, графиня спряталась под одеялом. Закрыв глаза, она старалась отдышаться – ведь скоро должен явиться Джастин. Он, конечно же, знал, что ей н терпелось расспросить его о Стивене. Вскоре графиня услышала, как открывается дверь, соединяющая ее комнату с комнатой мужа. Виктория почувствовала, как кровать прогнулась под тяжестью Джастина, когда он присел с краю. Она открыла глаза и улыбнулась ему в полумраке.

– Так я и знал, что вы еще не спите, – сказал он, и по голосу его было ясно, что он доволен.

– Я с нетерпением жду, что вы мне расскажете о Стивене, – отозвалась она и села. – Он сказал вам, что его беспокоит?

Джастин колебался некоторое время, а потом ответил:

– Боюсь, что Стивен слишком много выпил. Я помог ему подняться наверх и уложил в гостевой спальне.

– Понятно, – сказала Виктория. Очевидно, Джастин не собирается пересказывать ей свой разговор со Стивеном. Мужской кодекс чести велит хранить в тайне то, о чем говорится в подпитии. К счастью, она не нуждается в пересказе Джастина. И конечно же, Джастину незачем знать об этом.

– А я так надеялась, что вам удастся выяснить причину его озабоченности, – сказала Виктория, постаравшись как можно убедительнее вздохнуть с печальным видом. – Мне так хочется помочь ему.

Джастин привлек к себе жену и поцеловал в макушку.

– Со Стивеном все будет хорошо. Поверьте мне. Но вы ничего не можете сделать, чтобы помочь ему, разве что быть с ним терпеливой. Скоро он снова станет самим собой.

Виктория покрепче прижалась к груди мужа; тайная улыбка изогнула ее губы. Вот как, она ничего не может сделать?..«Это мы еще посмотрим».

Глава 24

Хейли шла по лесной тропинке; шаги ее на упругой земле были не слышны. Сквозь листву пробивалось солнце, согревая еще прохладный воздух. Дойдя до озера, она нашла травянистое местечко и села, потом оперлась на руки и устремила взгляд на мерцающую темно-синюю воду. «Боже мой, неужели я больше никогда не буду счастлива?» Она взяла камешек, бросила его в воду и смотрела, как по голубой глади расходятся круги. Обычно у озера она обретала покой – сидела в тени, где пахнет мхом и тихо шелестят листья. Но сегодня Хейли не могла успокоиться. Она не могла успокоиться уже две недели – с тех пор, как он уехал. У нее было время, чтобы обрести мужество, собраться с мыслями и преодолеть недомогание, не оставлявшее ее с самого отъезда Стивена. И она потерпела полное поражение. Дышать все еще было трудно. Внутри у нее все болело, сердце казалось разбитым, душа – израненной, словно дикие лошади втоптали ее в грязь. После появления Стивена почти все в ее жизни изменилось. Хейли даже не могла взглянуть на свой цветник. Это было невыносимое зрелище – в особенности анютины глазки. И она не спала в своей постели, с тех пор как он уехал. Она не смела лечь туда, где они провели ночь любви. Хейли вообще не могла спать, поэтому ночи по большей части проводила в отцовском кабинете, до рассвета склоняясь над своими писаниями. Когда солнце показывалось над горизонтом, она ложилась на диванчик в кабинете и забывалась на несколько часов. Зная, что родные тревожатся за нее, Хейли последние дни заставляла себя появляться перед ними с веселым лицом, чтобы убедить их, что с ней все в порядке. Сочувственных взглядов Памелы она просто не могла выносить. За прошедшие две недели ее чувства прошли все стадии – от взрыва негодования до глубокой печали. Порой ее охватывала ярость; она злилась на Стивена и на себя. Злилась на себя за то, что полюбила его. Иногда же она чувствовала себя до такой степени опустошенной, что ей не хотелось жить. Колени у нее слабели от стыда всякий раз, когда она вспоминала о своей распущенности в ту ночь. Хейли вся замирала при мысли о том, что открыто сказала ему о своей любви. В первую неделю после его отъезда она боялась, что забеременела, но это не подтвердилось.

«Мне некого обвинять, кроме самой себя. Я отдала ему все, что у меня было – сердце, душу, невинность, – но этого оказалось недостаточно». Раз сто она перечитывала его записку, пока больше не могла видеть ее, и в конце концов вчера вечером бросила ее в камин. У нее на руках семья, на ней огромная ответственность; об этом и нужно думать. Забота о близких придает смысл ее жизни. Хватит барахтаться в жалости к себе; пора вернуться к прежней жизни.

Как это сделал, судя по всему, Стивен.

– Да-да, кто там? – спросил Гримзли, отворяя входную дверь. Он жмурился на солнце, ослепленный ярким светом. – А вы кто? Я вас знаю? Где же мои очки? – Он хлопнул рукой себя по лбу и вздрогнул, потому что проволочная оправа впилась в кожу.

Пристроив очки на кончике носа, он снова посмотрел перед собой, и на сей раз глаза его расширились от изумления. У дверей стоял человек, облаченный в ливрею, лучшую из всех, когда-либо виденных Гримзли.

В этот момент Уинстон появился в холле.

– Кто вы такой, черт побери, и чего вам тут надо? – рявкнул он.

– Я должен передать записку мисс Хейли Олбрайт, – сообщил посыльный, сохраняя на лице бесстрастное выражение. – Она дома?

Гримзли смущенно одернул свой сюртук.

– Да, мисс Олбрайт дома. Подождите здесь.

Уинстон смотрел на посланца с явным подозрением.

– Ступай-ка, поищи мисс Хейли, Гримзли. А я присмотрю за этим красавцем. Если что, я живо с ним управлюсь.

Стараясь сохранить достоинство, Гримзли вышел из холла и отправился на поиски мисс Хейли. Он понятия не имел, где она может быть.

Чтобы найти ее, ему потребовалось почти двадцать минут. После усиленных поисков он в конце концов обнаружил ее в огороде, где она вместе с Келли и Памелой полола грядки. Выслушав его сообщение о появлении странного человека, сестры пошли к дому вслед за ним.

– Мисс Хейли Олбрайт? – осведомился посыльный, переводя взгляд с Хейли на Памелу.

– Это я, – сказала Хейли, выступая вперед.

Он подал ей сложенный и запечатанный восковой печатью лист веленевой бумаги.

– Я должен передать вам письмо от графини Блэкмор. Графиня просила подождать ответа.

– От графини Блэкмор? – переспросила Хейли в полной растерянности. Она повертела в руках толстый лист бумаги. – Я никогда не слышала о такой. Вы уверены, что это письмо для меня?

– Совершенно уверен.

– А что там написано? – спросила Келли, дергая сестру за юбку.

– Давай посмотрим. – И, сломав печать, Хейли прочла записку. – Как странно…

– Что? – спросили Келли и Памела вместе.

– Эта графиня Блэкмор приглашает меня к себе, в свой лондонский особняк, завтра на чай. Она пишет, что, хотя мы никогда не встречались, она недавно узнала, что у нас есть общие друзья, и ей очень хотелось бы со мной познакомиться.

– Какие это общие друзья? – спросила Памела, заглядывая через плечо Хейли, чтобы прочесть послание.

– Она не пишет.

Келли восторженно захлопала в ладоши.

– Чай у графини? А мне можно пойти? Ну пожалуйста, Хейли!

Хейли покачала головой в полном смущении.

– Нет, милочка, полагаю, что нельзя. – Затем она обратилась к человеку в ливрее с вопросом: – Графиня ждет моего ответа?

– Да, мисс Олбрайт. Если вы примете приглашение графини, за вами будет прислана карета, чтобы отвезти вас в Лондон и обратно.

– Понятно. – Хейли взглянула на Памелу. – Что же мне делать?

– Я думаю, нужно ехать, – не колеблясь, ответила Памела.

– И я тоже, – пискнула Келли.

– В конце концов, не так часто нас приглашают на чай с графиней, верно? – сказала Памела, подбадривая сестру улыбкой. – Тебе будет очень полезно побывать где-нибудь. И потом, разве ты не умираешь от любопытства? Кто такие ваши общие друзья?

– Да, признаюсь, это так. – Хейли перечитала приглашение еще раз, не веря, что оно адресовано ей. – Хорошо, – сказала она. – Можете передать графине, что я с величайшим удовольствием принимаю ее приглашение.

– Благодарю вас, мисс Олбрайт. Карета графини будет здесь завтра в одиннадцать часов.

Хейли, Памела, Келли, Гримзли и даже Уинстон столпились у окна, прижав носы к стеклу, и смотрели, как элегантный экипаж исчезает из виду.

– Привяжите меня к грот-шкоуту и пустите по ветру! – рявкнул Уинстон. – В жизни не видывал такой чудной оснастки.

– Ты прав, – со смехом согласилась Памела. – Боже мой, Хейли, а что же ты наденешь?

Хейли в замешательстве уставилась на сестру.

– Понятия не имею. У меня нет ничего маломальски подходящего.

– А как насчет того бледно-аквамаринового платья…

– Нет! – Резкий ответ словно резанул воздух. – То есть я хочу сказать, что оно слишком нарядно для чаепития, – поспешно поправилась Хейли.

Ей даже думать не хотелось об этом платье. Начнешь с платья, а потом вспомнишь Стивена и тот вечер, когда она надевала это платье, а ей этого решительно не хотелось.

– Можешь взять что-нибудь у меня, – предложила Памела.

– Это очень мило с твоей стороны, но я слишком высокая, – сказала Хейли. – Надену одно из своих сереньких платьев.

– Ничего подобного! – твердо возразила Памела. Она схватила сестру за руку и потащила ее к лестнице. – Келли, пожалуйста, найди тетю Оливию. Скажи, чтобы она взяла свою рабочую шкатулку и пришла в мою комнату.

Келли побежала выполнять поручение, а Хейли позволила сестре увести себя наверх.

– Что ты хочешь? – спросила Хейли.

– Мы сейчас найдем для тебя что-нибудь, – ответила Памела, распахивая дверцы своего гардероба. Вытащив несколько платьев и окинув их оценивающим взглядом, она отшвырнула весь ворох на кровать. – Нет, эти совсем не годятся, – сказала она, вновь протягивая руку к шкафу. – Ага! – воскликнула она, и лицо ее озарилось радостью. Она подала Хейли платье бледного персикового цвета. – Вот это тебе очень пойдет.

– Но оно будет мне коротко, – возразила Хейли, качая головой. – И потом, это одно из тех платьев, что я купила тебе, чтобы ты надевала, когда приходит Маршалл.

– Длину мы исправим, – твердо сказала Памела. – Мы просто сделаем оборку и пришьем ее по низу. Оборки сейчас очень в моде.

– А как же Маршалл?

– Он терпеть не может персиковый цвет, – сказала Памела, но ее румянец говорил о том, что она лжет.

Нежность к сестре охватила Хейли – Памела так хотела сделать ей приятное. В дверях появились тетя Оливия и Келли, и прежде чем Хейли успела сообразить, что происходит, с нее сняли ее коричневое платье и вместо него накинули персиковое. Памела растолковала тете Оливии все о приглашении графини и необходимости иметь приличный для этого случая туалет. Платье Памелы вполне сносно сидело на старшей сестре, разве что чуть жало в лифе и было на шесть дюймов короче, чем необходимо. Памела и тетя Оливия оглядели Хейли со всех сторон, прикидывая, что сделать. Когда наконец решение было принято, платье сняли с Хейли и все три женщины уселись шить. Они шили до вечера, прервав работу ровно на время обеда. Приглашение на чай, полученное Хейли, произвело сильное впечатление на Эндрю и Натана. После обеда портнихи трудились дотемна, оживленно переговариваясь. Келли вертелась тут же, разумеется, с мисс Джозефиной, до тех пор пока малышке не захотелось спать. И она уснула на диванчике в гостиной, обнимая куклу.

– Ну вот! – сказала Памела, вставая и потягиваясь. – Думаю, теперь все в порядке. – Она взглянула на каминные часы. Стрелки приближались к полуночи.

– Хейли, милая, примерь-ка, – сказала тетя Оливия.

Они помогли Хейли надеть платье. Тетя Оливия придумала вшить в спинку кружевную вставку, так что теперь лиф сидел отлично. По подолу пришили оборку кремового цвета, пустив на нее старое платье Памелы, которое уже было ей мало. Тетя Оливия добавила бархатный бант – тоже кремового цвета, – поместив его ниже линии бюста.

– Как красиво! – в восторге воскликнула Памела, обойдя вокруг сестры. – Просто замечательно!

– Графиня будет потрясена, – улыбаясь, заключила тетя Оливия.

– Если только я не сделаю ничего такого… и не опозорюсь, – сказала Хейли.

– Я уверена, что она тебя полюбит, – сказала Памела, помогая сестре снять платье. – Тебя все любят.

Хейли стало грустно. Нет, не все. Элегантный черный экипаж с лакированными дверцами, украшенными фамильными гербами Блэкморов, подъехал на следующее утро ровно в одиннадцать часов. Все обитатели Олбрайт-Коттеджа, включая Пьера, провожали Хейли до дверей. Она обняла всех, пообещав по возвращении рассказать во всех подробностях, как провела день. Слуга в изысканной ливрее помог ей усесться в карету, и они тронулись в путь, сопровождаемые криками детей и прощальными взмахами рук. Когда все семейство исчезло из виду, Хейли откинулась на спинку сиденья и рассмотрела карету изнутри. Никогда еще ей не приходилось ездить в таком изящном экипаже. Она провела рукой по бархатной обивке темно-красного цвета, и пальцы ее утонули в пышном ворсе. Мимо проплывали картины знакомого пейзажа. Наконец карета покатилась по улицам Лондона. Хейли смотрела, как меняется город по мере того, как они, миновав жалкие домики предместья, въезжают в более фешенебельные кварталы. Радовали глаз туалеты леди и джентльменов, идущих по улицам, витрины модных лавок, добротные особняки. Наконец карета остановилась перед внушительным кирпичным зданием. Слуга открыл дверцу и помог Хейли выйти. Медленно поднималась она по ступенькам, разглядывая изумительной красоты здание, сложенное из старинного розоватого кирпича, изящный цветник по фасаду. Едва она поднялась на верхнюю ступеньку крыльца, как огромная двустворчатая дверь отворилась.

– Добрый день, мисс Олбрайт, – произнес дворецкий, не меняя выражения сурового лица, но почтительно отступая в сторону, чтобы она могла пройти в холл.

Когда она вошла в холл, у нее просто дух захватило от восторга. С потолка свисала многоярусная хрустальная люстра – самая большая из всех, когда-либо ею виденных. Величественная лестница изгибалась кверху, ведя на второй этаж. Пол в холле был выложен из темно-зеленого мрамора и блестел так, что Хейли видела в нем свое лицо, охваченное благоговейным ужасом.

– Позвольте вашу накидку, – сказал дворецкий, выводя ее из задумчивости, и она сняла шаль.

– Благодарю вас.

– Графиня у себя в гостиной. Прошу вас, следуйте за мной.

Хейли двинулась следом за дворецким вдоль по длинному коридору, с интересом оглядываясь по сторонам и стараясь не раскрыть рот от удивления. Вдоль коридора стояли блестящие столы красного дерева, на каждом – огромные композиции из живых цветов. Хейли восхищалась цветами, мысленно называя каждый цветок, мимо которого проходила. Несколько зеркал в позолоченных рамах украшали стены, обитые шелком цвета слоновой кости. Молодая женщина незаметно оглядела себя и почувствовала удовлетворение – поездка в экипаже не испортила ее прически. Внезапно дворецкий остановился перед одной из дверей, и Хейли едва не врезалась ему в спину. К счастью, она вовремя остановилась.

Дворецкий открыл дверь и доложил о ее прибытии, после чего, торжественно кивнув головой, сообщил, что Хейли может войти. Жаркий огонь потрескивал в камине, создавая атмосферу особого уюта. Комната была светлой и веселой, солнечный свет проникал в нее через высокие окна в стиле Андрея Палладио. Стены, обитые бледно-зеленым шелком, были украшены картинами с изображением пасторальных сцен. Два кресла, обитые вощеным ситцем, стояли по сторонам дивана, а секретер вишневого дерева помещался в углу. Хрустальные вазы с живыми цветами наполняли воздух ароматами оранжереи. Хейли показалось, что она попала в волшебный сад.

– Мисс Олбрайт… – раздался голос за ее спиной, – Мисс Олбрайт, я очень благодарна вам за то, что вы приняли мое приглашение.

Хейли обернулась, приготовившись поздороваться с хозяйкой, но, едва увидев графиню, утратила дар речи. Она сама в точности не знала, какой представляла себе графиню Блэкмор, но, уж конечно, никак не ожидала увидеть перед собой красивую молодую женщину, которая шла к ней, лучась приветливой улыбкой.

Графиня протянула ей руку;

– Как поживаете, мисс Олбрайт?

Хейли, которой удалось-таки вспомнить о хороших манерах, неловко присела в реверансе. Потом поднялась и пожала руку графини.

– Очень рада познакомиться с вами, леди Блэкмор. Должна поблагодарить вас за ваше любезное приглашение.

– Прошу вас, проходите и садитесь, – пригласила графиня, направляясь к дивану. – Я полагаю, мы можем посидеть и немного поболтать, прежде чем подадут чай.

– Какая красивая комната, – заметила Хейли, когда они сели.

– Благодарю вас. Это моя любимая комната. При самых неблагоприятных обстоятельствах я, придя сюда, могу обрести покой.

И графиня наклонилась к Хейли, рассматривая ее с нескрываемым интересом.

– Должна признаться, мисс Олбрайт, вы совершенно не такая, какой я представляла себе вас, – сказала она. Очевидно, на лице Хейли появилось расстроенное выражение, потому что графиня тотчас же добавила: – Ах! Пожалуйста, поймите меня правильно. Я удивлена – очень приятно удивлена, уверяю вас. – И она на мгновение сжала руку Хейли.

Хейли с облегчением вздохнула. Ответив графине такой же приветливой улыбкой, она сказала доверительно:

– В таком случае должна признаться, что вы тоже совсем иная, чем я ожидала.

– Вот как? А чего же вы ожидали? – спросила графиня, и на лице ее выразился живой интерес.

– Я могу ответить?

– Разумеется.

– Ну, мне представлялось, что вы одеты в какое-то строгое платье, а на носу у вас пенсне. Несколько ниток жемчуга, строгий шиньон из седых волос, склонность к полноте… Мне представлялось, что вы чуть хромаете и очень, очень стары, – закончила Хейли, и робкая улыбка мелькнула на ее губах.

Графиня рассмеялась:

– Боже мой! И вы все же решились приехать ко мне на чай?

– Честно говоря, я хотела отклонить ваше приглашение, но мои младшие сестры не позволили мне отказаться, – призналась Хейли, на которую общество графини подействовало успокаивающе. Несмотря на свое высокородное происхождение, хозяйка дома держалась приветливо и дружелюбно, и Хейли она сразу же понравилась. – Да они просто позеленели от зависти, что я буду пить чай с графиней. Самая младшая моя сестричка, Келли, обожает устраивать чаепития. Сейчас она дома, ходит взад-вперед и ждет моего возвращения. Я должна рассказать ей, как графини разливают чай.

– А сколько Келли лет?

– Шесть. Через две недели исполнится семь.

– Замечательно! – Графиня позвонила, чтобы принесли чай. – Прошу вас, продолжайте. Мне очень интересно услышать все о вас и о вашей семье. – Она внимательно слушала, как Хейли коротко рассказала обо всех членах семейства Олбрайт, не исключая Гримзли, Уинстона и Пьера. И тут принесли чай.

– А что же ваши родители? – спросила графиня, разливая чай по чашкам.

– Их уже нет с нами.

– Ах, как это грустно. Кто же заботится о ва-248 ших братьях и сестрах? Ваша тетя?

Хейли едва заметно улыбнулась.

– Нет, тетя Оливия – очень милая дама, но она просто в состоянии заботиться о такой резвой компании.

– Значит, у вас есть гувернантка?

– Нет. Только я. И конечно, Памела. Чашка графини замерла на полпути к губам.

– Вы хотите сказать, что все домашнее хозяйство лежит на нас?

Хейли кивнула, наслаждаясь ошеломленным видом хозяйки.

– Порой бывает трудновато, но я не променяла бы их ни У1ня что на свете. А у вас, миледи, есть братья или сестры?

– У меня два брата, – ответила она, но тут же вновь «^перевела разговор на Хейли, буквально засыпав вопросами о Холстеде, Олбрайтах, о том, что больше всего интересует саму Хейли. Графиня, в свою очередь, поведала немало забавных историй из жизни светского общества. Хейли недоумевала, почему графиня ничего не говорит об их общих друзьях, но «она не могла завести об этом разговор прежде, чем это сочтет нужным сделать сама хозяйка. Ей не хотелось, чтобы ; графиня сочла ее дурно воспитанной особой. Когда был выпит второй чайник, Хейли, взглянув на каминные часы, едва не опрокинула свою чашку.

– Боже мой! Неужели уже шестой час? Графиня засмеялась:

– Время пролетело так быстро.

Хейли поспешно допила чай и хотела уже встать.

– Спасибо вам, графиня. Но мне нужно отправляться в обратную дорогу. Мои домашние будут волноваться, не служилось ли со мной чего-либо…

– Побудьте еще немного, – попросила графиня, останавливая Хейли осторожным прикосновением к ее руке. – Мы еще не поговорили о наших общих друзьях.

Вновь усевшись на диван, Хейли сказала:

– Получив ваше приглашение, я просто сгорала от любопытства, но вскоре совершенно забыла об этом, кто бы ни были эти люди. – Она улыбнулась. – Стрг но, но у меня такое чувство, будто я знаю вас очень давк Графиня улыбнулась в ответ.

– У меня точно такое же чувство. Откровенно говор мне бы очень хотелось, чтобы мы с вами стали подругами