Текст книги "Под счастливой звездой"

Кроме того, он знает, как сильно ее желание уехать в Америку. Почему она должна отказываться от своей мечты жить в свободной стране в обмен на сомнительное удовольствие стать женой офицера? Особенно если он служит в полку, славящемся своей преданностью королю, которого она считает тираном.

И все же сердце нашептывало ему, что погоня за идеалом, каким бы возвышенным он ни был, не сможет дать ей того счастья, которое жаждет подарить ей он. Если ему удастся пробудить в ней хотя бы слабую тень чувств, переполняющих его, может, она согласится отказаться от своей идеи и разделит с ним жизнь?

Из нее получится идеальная офицерская жена. После нескольких лет жизни среди грязи и нищеты в трущобах, Индия будет для нее не опаснее, чем то, что ей пришлось пережить здесь. Эта закалка делает ее идеальной парой для него. Если он женится на ней, ему не нужно будет отправлять ее в Англию при первых признаках беременности, как пришлось бы сделать, женись он на одной из тех изнеженных барышень, к которым так благоволит его матушка. У него будет настоящая жена, а не какое-то далекое эфемерное создание, чья главная задача – произвести на свет наследника, необходимого его матери.

Возможно даже, хотя он не позволял себе надеяться на это, у него будет то, чего он всегда втайне хотел, но никогда себе в этом не признавался: настоящая семья. Такая, какую другие воспринимают как должное, но какой у него никогда не было.

Все, что ему нужно для этого сделать за оставшееся время до отплытия в Индию, это каким-то образом заставить Темперанс захотеть его с тем же пылом, с каким он сейчас желает ее. И только.

Но это кажется непосильной задачей, однако он добьется своего. Ему не впервой решать неразрешимые проблемы. И лучше всего у него это получается, когда на карту поставлено все и пути к отступлению нет.

Глава 15

Встреча со Снейком разбила хрупкие надежды Темперанс на то, что они с Тревом, возможно, будут счастливы в оставшееся у них время. Он потребовал от нее честности, и она пообещала быть честной, но как она может рассказать ему об угрозах Снейка? Трев слишком благородный человек, чтобы оставить их без внимания.

Она видела, как он отреагировал на мамашу Бриствик, когда они встретились с ней на улице. А старая сводня только и сделала, что бросила пару завуалированных оскорблений. Можно себе представить, как поступит Трев, если она расскажет ему, что Снейк ей угрожал. Он станет преследовать Снейка, чтобы призвать к ответу, и это наверняка закончится плохо. Трев представления не имеет, на что способны Ткач и его подручные. Но она-то знает. Она видела, что они делают со своими врагами. Трев ей слишком дорог, чтобы она позволила сотворить такое с ним.

Но из-за того что она не может быть до конца честна с Тревом, Темперанс боялась их следующей встречи. С его умением заглядывать ей прямо в душу и читать ее мысли, он сразу поймет, что она нарушила обещание, и не простит этого. Как бы сильно она ни хотела увидеть его, она опасалась их следующего свидания, понимая, чем оно закончится.

Был вечер, когда он постучал в дверь ее комнаты. Она открыла и онемела от удивления: в руках у него был огромный букет роз. Роскошные темно-красные цветы выглядели еще прекраснее на фоне его офицерской формы. Зная, что нарушает свою клятву, она еле сдержалась, чтобы не броситься в его объятия. Просто взяла у него букет, налила в вазу воды и поставила туда цветы, надеясь, что он не почувствует ее беспокойства.

Но он тоже казался ей каким-то странно сдержанным и даже немного не в своей тарелке. Хотя это было ничто по сравнению с той враждебной холодностью, которая исходила от него прошлой ночью. Это было что-то новое, что она не могла понять.

Расставив розы в вазе, она вдохнула их восхитительный аромат.

– Никто никогда не дарил мне цветов, – сказала она.

– Есть еще много такого, что никто никогда для тебя не делал, Тем. Я попробую восполнить эти пробелы.

Она стала было возражать, но замолчала, увидев, какое удовольствие доставляет ему эта мысль.

– Эти розы лишь малая часть того, что я хотел бы тебе подарить, – добавил он. – Но я побоялся выбрать более дорогой подарок, не посоветовавшись с тобой. Мне бы очень хотелось подарить тебе что-нибудь по-настоящему особенное. Но я подумал, что тебе вряд ли доставят удовольствие обычные подарки, какие мужчины дарят женщинам – браслеты и все такое прочее.

Тут он прав. Украшение, каким бы прелестным оно ни было, заставило бы ее почувствовать себя продажной женщиной. Она была благодарна ему, что он не купил ничего такого, что напомнило бы ей о ее положении.

Она уже собралась заверить его, что ей от него ничего не нужно, кроме его компании. Но едва она собралась это произнести, как поняла, что все же есть кое-что, что он может ей дать. И это гораздо дороже любых драгоценностей, потому что вновь позволит ей быть с ним откровенной. Но может ли она попросить о такой серьезной услуге?

Заметив ее сомнения, он сказал:

– Ты не решаешься попросить меня о чем-то, что действительно хочешь? Прошу, не стесняйся и скажи мне.

– Боюсь, это слишком большая дерзость с моей стороны. Я не хочу показаться жадной.

– Но мне уже не терпится испытать удовольствие, которое я получу, подарив тебе то, чего ты на самом деле хочешь. – Он улыбнулся своей забавной логике.

Она взглянула на розы. Может, он и правда говорил серьезно.

Она заговорила поспешно, чтобы не передумать.

– Не мог бы ты сделать что-нибудь для Дэнни-подметальщика? Он так слаб грудью, что умрет, если проведет еще одну зиму на улице. Если бы ты мог найти ему место где-нибудь подальше от Лондона, у него, возможно, еще был бы шанс выжить. Я прошу слишком много, да?

Он удивленно заморгал.

– Нет. Вовсе нет. Это, конечно, странная просьба, но она делает тебе честь. – Он на минуту задумался. – Как насчет того, чтобы отправить его в загородное поместье моей матери? Он мог бы быть у нее на посылках. Работа не тяжелая. Я оставлю распоряжения, чтобы, когда мальчик окрепнет, его обучили какому-нибудь полезному ремеслу.

У нее от радости едва не подкосились ноги.

– Это было бы для меня самым лучшим подарком. – Он в два счета избавил ее от необходимости подчиняться приказам Снейка. И при этом ей даже не пришлось лгать. – Но только сделай это, пожалуйста, поскорее. Нельзя терять времени.

– Я займусь этим, как только выйду от тебя. Но я не могу уйти сейчас, когда ты мне так улыбаешься. Я еще никогда не видел тебя такой красивой, и готов горы свернуть, чтобы ты всегда так улыбалась.

Хотела бы она рассказать, почему так ему благодарна, чтобы и он порадовался вместе с ней. Но она не могла, поэтому лишь произнесла:

– Как же я могу не улыбаться? Твое предложение доказывает, что я ничуточки не ошиблась, когда сказала, что ты добрый.

– Это ты делаешь меня таким, – мягко проговорил он. – Ты своей заботой о мальчике подаешь мне пример доброты. И я рад, что у меня есть возможность доказать тебе, что во мне есть не только гнев. – Он резко смолк.

Его взор цвета индиго утратил свою орлиную остроту, и ее сменило выражение нежности. Она знала, что он страстно желает ее. Но понимала, что в этот раз не будет никакого натиска, никакого давления. Он предоставит ей самой решать, когда и как все будет.

Она подняла лицо и призывно раскрыла губы. Он прильнул к ним в нежном поцелуе, от которого трепет побежал по всему ее телу. Как это хорошо, как сладостно – быть в его объятиях. Она отдалась этому наслаждению, прижавшись к нему еще сильнее. Она почувствовала, как пробудилось ее желание, и откликнулась на страсть, исходившую от него, как бы он ни силился сдерживать ее.

Она должна слиться с ним вновь. Все ее существо жаждало этого – в этот раз в любви и нежности. Но как бы стыдно это ни было, ей хотелось и того безумного накала, той дикой, почти яростной страсти, которая была между ними прошлой ночью.

Но он умеет владеть собой, поэтому когда она потянула его к кровати, отпустил ее. Ее как будто встряхнуло, когда их тела разъединились.

– Тем, прости, но сначала я должен тебе кое-что сказать, хотя я жутко трушу. Было бы нечестно заняться с тобой любовью, прежде чем поднимать тему, которая может быть болезненной для нас обоих. Но соблазнять тебя под ложными предлогами я считаю неправильно.

Она отодвинулась, под ложечкой засосало от страха и дурного предчувствия. Неужели он уже нашел себе невесту? Чем еще можно объяснить его внезапное желание осыпать ее подарками?

Не в состоянии скрыть разочарование, она спросила:

– Ты должен покинуть меня еще скорее, чем думал?

– Нет, дело не в этом, – ответил он. – Совсем не в этом.

– Тогда в чем же?

Он сглотнул, затем выпрямился. Золотые галуны на его мундире поблескивали в свете единственной свечи. Широкая грудь, казалось, слегка пульсировала от напряжения там, где билось сердце. Он находился сейчас во власти чего-то такого, что заставляло его черпать мужество из самых глубин своего существа.

Он отступил назад и сделал глубокий вдох, как мальчишка, собирающийся спрыгнуть с карниза. Потом опустился на одно колено. Его коротко подстриженная макушка оказалась на одном уровне с ее талией. Она поборола желание взъерошить его волосы, когда он поднял на нее глаза того ребенка, каким когда-то был и чье детство закончилось так внезапно.

Потом он заговорил:

– Я знаю, в Англии принято долго ухаживать за женщиной, но у меня нет на это времени. Скоро мне придется уехать в Индию, а я не хочу возвращаться туда без тебя – просто не могу. Возможно ли… не согласилась бы ты… – Он замолчал, вспыхнул, затем торопливо выпалил: – Я всей душой и всем сердцем желаю, чтобы ты поехала со мной в Индию.

– Как твоя любовница?

– Как моя жена.

Он сунул руку в карман и вытащил оттуда коробочку, обтянутую бархатом. Внутри лежало массивное золотое кольцо старинной работы.

– Мое будущее счастье всецело в твоих руках, – смущаясь, проговорил он. – Я прошу тебя оказать мне честь и выйти за меня замуж.

Темперанс не могла поверить своим ушам. Разве это может быть правдой?

– Замуж? Но почему?

Его губы непроизвольно сжались.

– За то время, что мы провели вместе, я убедился, что из тебя выйдет прекрасная жена. Ты сильная и сможешь выдержать капризы индийского климата. Ты отчаянная, и тебе понравится кочевая жизнь в чужой экзотической стране. Ты храбрая. Солдатская жена должна быть храброй.

– И это все?

Он неловко переступил с ноги на ногу.

– А что еще ты хотела от меня услышать?

– Что ты любишь меня. – Эти слова вырвались прежде, чем она успела остановить себя.

Когда он встретился с ней взглядом, зрачки его были огромными от волнения.

– Я мог бы полюбить тебя, – прошептал он. – Если бы ты могла полюбить меня. Ты можешь?

Пришел ее черед отвести взгляд.

Может ли она полюбить его? До того как он сделал ей это ошеломляющее предложение, она думала, что да, потому что называла то чувство, которое испытывает к нему, любовью. Но настоящая ли это любовь – та, которую они могли бы пронести сквозь годы?

Или то, что она называет любовью, на самом деле просто чувство, вызванное неизбежностью разлуки?

Темперанс не знала, что ответить. Она никогда не позволяла себе мечтать, что ей кто-то когда-то задаст такой вопрос. Золотое кольцо в руке Трева представляло такой сильный соблазн. Ей нужно только принять его предложение, и она начнет новую жизнь с мужчиной, чья сила и самообладание привлекают ее как ничто и никогда. Нежность в его взгляде терзала ее. Ей хотелось утонуть в его глазах сейчас и навсегда, и она смогла бы это сделать, если бы стала его женой.

И все же это невозможно.

Его лицо помрачнело.

– Я слишком многого прошу. Прости меня. Это было так неожиданно. Мне следовало подумать, что наше перемирие еще только вступило в силу, чтобы просить тебя о таком. У тебя нет причин доверять мне настолько, чтобы согласиться.

– Дело не в этом. Ты хочешь слишком много – чтобы мы прожили жизнь вместе. Сможем ли мы любить друг друга, когда грохот сражения стихнет? Мы знакомы совсем недолго, как же мы осмелимся решиться на такое? А если у нас ничего не выйдет.

Она остановилась на мгновение, не в силах выразить словами то, что ей необходимо было сказать.

– Когда леди Хартвуд прочитала мой гороскоп, она сказала, что мой муж будет либо моим лучшим другом, либо моим худшим врагом. Если мы свяжем свои судьбы и один из нас предаст другого, мы погубим друг друга.

– Да, это так. И все же, сам факт того, что у тебя хватило мужества это сказать, дает мне надежду. Мы оба реалисты, Тем. И хотя я прекрасно понимаю, что это будет нелегко, я готов рискнуть. Если кто и может быть мне настоящей женой, так это ты.

– Но почему? Почему я?

Он глубоко задумался, прежде чем ответить.

– Причин много, но среди них есть одна самая важная: ты способна на преданность. На глубокую преданность. Ты была верна Рэндаллу, хоть он и не заслуживал этого, даже когда думала, что он умер.

– Да, – неловко призналась она.

– А я буду верен тебе. Я никогда не попрошу тебя ни о чем таком, чего сам не смогу тебе дать.

– Ты был верен другим своим любовницам?

– У меня не было других любовниц. Те женщины, которые были у меня в Индии, мне не принадлежали, да и не хотели принадлежать. Я всегда был один, выполняя свой долг.

– А я должна стать еще одним долгом?

– Нет, – просто ответил он. – Ты будешь моей наградой за все те жертвы, единственным удовольствием, которое я когда-либо позволял себе.

Удовольствие. Это слово заставило ее вздрогнуть. Это самая большая проблема. Смогут ли они любить друг друга, когда утихнет пыл сражения?

Он мягко ответил на ее невысказанный вопрос:

– Я никогда не занимался любовью с женщиной, которая была бы мне верна. Я никогда не занимался любовью с женщиной, которой был бы верен сам. Я не знаю, каково это, но очень хочу узнать. И готов рискнуть. А ты?

Темперанс кивнула. Эмоции настолько переполняли ее, что она не могла говорить.

Трев взял коробочку, в которой лежало кольцо, и спросил:

– Ты возьмешь его и наденешь на безымянный палец?

Он протянул ей кольцо. Оно сверкнуло в свете свечи, словно всполох огня.

– Но вдруг мы не найдем любовь?

– Это всего лишь кольцо, – отозвался он. – Если у нас ничего не получится, можешь делать с ним все, что пожелаешь. Я не буду связывать тебя, пока ты сама не захочешь. Я только прошу тебя не нарушать клятвы, которые мы дали друг другу, заключая перемирие. Обещай мне, что ты будешь всегда говорить мне правду и не оставишь меня, не предупредив об этом.

– А ты будешь мне верить.

– Да.

Сможет ли она отказаться от своей мечты, чтобы стать женой офицера, преданного королю-деспоту?

Сердце ее упало. Выбор так труден. Она понимала, что должна отказать ему, но не могла. Слишком сильно она желает его. Он ее вторая половинка.

Она взяла кольцо и надела его на палец.

– Я попробую, – пообещала она. – Я очень постараюсь.

* * *

Он всегда считал ерундой поверье, что кольцо может стимулировать работу сердца. Но когда она надела на палец кольцо, символизирующее его надежды, всплеск любви поднялся к сердцу. Его переполняло ранее незнакомое чувство.

Чистейшая радость.

Лицо ее сияло каким-то светом, какого он никогда не видел прежде, какой-то невинностью, которая противоречила той маске искушенности, за которой она пряталась. Но он увидел и кое-что еще. Страх. Он знал, чего она боится, потому что боялся того же.

Их влекла друг к другу общая боль, рожденная предательством. Они боролись друг с другом, используя свой ум и проницательность, дабы взять верх. Он овладел ею в гневе, и она сошлась с ним в битве, такая же неистовая, как и он, и с такой же раной в душе. На войне они достойные противники. Но неужели он ошибся, предположив, что они могут стать союзниками, товарищами? И стоит ли доверять той уверенности, которая говорит ему, что могут?

Страх, который он испытывал, не был фатализмом, порожденным слабостью, он был вполне реальным. Отмахнуться от него значит дать ему еще больше силы. Страхи нужно чтить и уважать их, но не поддаваться им. Трев научился храбрости в гуще сражения и теперь будет сражаться против темной стороны своей натуры.

Сейчас он займется с ней любовью так, как она того заслуживает – сердцем, а не только телом. Он докажет ей, что в нем живет не только грубый дикарь, который завоевал ее. Он обратит свое мастерство на исцеление. Он пробудит в ней любовь и сделает ее по-настоящему своей.

Он взял ее за руку, на которой было одето кольцо, и сказал:

– Идем со мной, Priya.

– Что это значит?

– По-индусски – любимая.

– Какое красивое слово.

– Ты еще красивее. Ты снимешь платье, чтобы я мог увидеть тебя во всей твоей красоте? Это все, о чем я прошу. Я больше не буду принуждать тебя.

– Ты никогда и не принуждал меня. Я всегда сама хотела тебя. И сейчас хочу.

Ее длинные ресницы затрепетали, и она опустила глаза, как ребенок, который верит, что спрятался, если сам никого не видит. Она начала расстегивать пуговицы на платье.

Это было восхитительное зрелище. Она дала платью упасть, расшнуровала корсет и отбросила его в сторону, потом медленно сняла рубашку. Затем помедлила, прежде чем обнажить перед ним свое тело в мерцающем свете свечи. Неужели он безжалостно мял эту бесподобную грудь прошлой ночью, не замечая ее совершенства? Неужели овладел ею прямо в одежде, не посмотрев, что под ней скрывается, стремясь лишь выплеснуть свой гнев?

Сейчас он испытывал восхищение.

Она в нерешительности остановилась.

– В прошлый раз я смотрела на тебя. Теперь ты смотришь на меня. Это возбуждает?

– О да. Твое тело так прекрасно, что у меня дух захватывает. Но я не позволю своим желаниям взять надо мной верх. Сегодня будет все, как ты захочешь, все для твоего удовольствия.

– Я хочу, чтоб ты тоже испытал удовольствие, – сказала она. – Это возбуждает меня. Ничего не могу с собой поделать. Должно быть, во мне сидит дьявол.

Не дав ему ответить, она села и, протянув руки к застежкам его бриджей, быстро расстегнула их. Он задрожал от возбуждения. Она опустилась перед ним на колени, сев у него между ног так, что он сверху видел твердые холмики ее грудей и соски, резко выделявшиеся на ее светлой коже.

Не успел он сообразить, что она собирается делать, как ее губы раскрылись, и она направила его взбухшую плоть к своему рту. Еще мгновение, и он не сможет ее остановить, но это не то, чего он хочет сейчас, каким бы божественным ни было ощущение.

В этот раз все должно быть только для нее.

С осторожностью он остановил ее.

– Не сейчас, – сипло выдавил он, поднял ее с колен и поставил перед собой. Он заключил ее в объятия. Он не будет использовать ее как рабыню. Довольно этого. Трев посмотрел на кровать.

– Ложись, – сказал он.

Она поморщилась, и он отругал себя за то, что это прозвучало как приказ. Он не в состоянии отказаться от привычки командовать даже в такой момент. Что ж, попробует еще раз.

– Я просто хочу, чтобы тебе было удобнее.

Она подчинилась и вытянулась на кровати. Она готова была сделать все, что он хочет, но взгляд еще оставался настороженным. Он лег рядом с ней, протянул руку к ее лицу и погладил лоб с такой нежностью, с какой ласкают ребенка.

– Я даже не мог надеяться, что мне удастся найти жену, которую я буду любить, – проговорил он, скользя пальцами так легко, что едва касался ее медово-золотистых локонов. Глаза ее сделались цвета дамасской стали. Он склонился над ней и осыпал легкими поцелуями щеки, нежные, как лепестки розы.

– Господи, у тебя такая мягкая кожа. Я счастлив уже потому, что могу прикасаться к тебе.

– А я – нет. Ты сделал меня слишком жадной. – Ее глаза закрылись, когда он провел кончиками пальцев по щеке, наслаждаясь своими ощущениями.

– Не бойся, – успокоил он ее, – я не остановлюсь, пока ты не попросишь меня об этом.

– Значит, я должна молчать.

Он склонился над ней и проложил длинную дорожку легчайших поцелуев вдоль лебединой шеи. Когда он добрался до соблазнительной впадинки, то втянул кожу в рот и поласкал языком. Она выгнула шею, предлагая ему себя. Он подразнил ее губами.

– Что ты делаешь? – В этот раз в ее голосе был не страх, а изумление.

– Люблю тебя, как ты того заслуживаешь, Тем. Как всегда буду любить тебя.

Она полностью погрузилась в это волшебное состояние. Она чувствовала себя как ребенок, которому читают сказку на ночь. Тепло пробежало по всему ее телу от его чувственных мужских прикосновений. Он настоящий мужчина. Даже когда произносит слова, которыми хочет успокоить ее, голос его звучит немного резко. Он солдат, привыкший командовать. Но от этого его неуклюжая мягкость еще дороже. Она восхищается тем, как он, суровый воин, сдерживает себя, чтобы прогнать все ее страхи и успокоить.

Сильные руки Трева спустились по ее рукам. Он немного размял их волнообразными движениями, снимающими напряжение. Он не спешил, спускаясь все ниже, нажимая на какие-то тайные точки, отчего волны удовольствия растекались по всему телу. Он массировал ладони и каждый палец, один за другим. Все было для нее. Он сказал правду. Она глубоко вдохнула, наслаждаясь покоем и удовольствием.

– Если бы джинн предложил тебе исполнить три желания, Priya, о чем бы ты попросила? – полюбопытствовал он.

Она заставила себя выплыть из того блаженного состояния, в которое погрузили ее нежные прикосновения Трева.

– Когда ты вот так прикасаешься ко мне, у меня нет никаких желаний, кроме того, чтобы ты никогда не останавливался.

– Ты мне льстишь. – Он рассмеялся.

– Но это правда. Я не могу тебе лгать, Трев. Больше не могу, и ты поклялся, что будешь мне верить.

Его рука вдруг замерла.

– Я должен верить тебе. Наша любовь зависит от этого.

– А я должна говорить тебе правду, как бы трудно ни было.

– А это так трудно?

– Иногда.

– Почему? – Его голос внезапно вновь стал резким.

– Потому что я боюсь потерять тебя, если ты узнаешь обо мне всю правду.

Его рука застыла.

– Ты моя возлюбленная, Темперанс, или мой враг? – Глаза снова стали холодными.

– Я никогда не была твоим врагом. Только своим.

Он сделал глубокий вдох облегчения и снова опустился на колени рядом с ней. Склонился над ней, прижался к ее губам своими и жадно впился в них, словно хотел вытянуть из нее правду. Она затрепетала от страстного желания, разбуженного этим поцелуем, чувствуя, что не только его тело взывает к ней, но и его душа.

Она обвила его руками и прижала к себе крепко-крепко. Он вытянулся на кровати с ней рядом и притянул ее к себе, своей возбужденной плотью вжимаясь в ее живот. Но не сделал попытки войти в нее. Они просто лежали, сплетясь руками и ногами, прижимаясь друг к другу, пока он целовал ее все сильнее и сильнее.

Время, казалось, замедлило свой бег, а потом и вовсе остановилось. Волны желания поднимались по всему ее телу. Она отдалась на их волю, ликуя, когда его руки сжались вокруг нее еще крепче. Дыхание их участилось, а сердца застучали в том же лихорадочном ритме.

Когда наконец он отпустил ее губы, ей показалось, что она что-то потеряла. Но ей некогда было об этом подумать. Он поднялся и сел так, что оказался на коленях у нее между ног. Сильные руки Трева стали разминать ее бедра. Он сейчас целиком принадлежал ей. Был только здесь, выпуская на волю радость, спрятанную в ее мышцах, нервах, пульсирующем сердце.

А потом, не успела она сообразить, что будет дальше, как он зарылся лицом в расщелине у нее между ног и провел языком по припухшей сердцевине желания. Она никогда не испытывала ничего подобного и только краем уха слышала, как об этом перешептываются.

Потрясенная, она на мгновение пришла в себя и взглянула на него, недоумевая, почему он это делает. Как он вообще мог захотеть делать такое? Темперанс напряглась.

Он остановился и приподнял голову. Его синие глаза встретились с ее глазами, и в них читалась какая-то озорная радость. Ему это тоже доставляет удовольствие. Она откинулась на спину и отдалась восторгу ощущений, а это был воистину восторг.

Его язык творил чудо, тонкое и изысканное. Он касался ее самых интимных уголков, заставляя ее желать еще больше. Низкий рокот удовольствия завибрировал у него в горле, и каждая клеточка ее тела наполнилась желанием. Она открылась ему, не зная, чего хочет.

Но он знал.

Его палец скользнул в глубины ее жаждущего лона, массируя, прижимаясь к какой-то глубокой точке внутри, доводя ее до безумия. При этом он не прекращал ласкать ее языком, раздувая желание в пламенную страсть.

Он стал ее томлением, ее жаждой. Он больше не был отдельным существом, он знал, что нужно ее телу, сводя с ума по мере того, как ее страсть возносилась все выше и выше до тех пор, пока она едва не обезумела.

А он все не останавливался. Его язык прижался сильнее к центру ее желания, то скользя, то погружаясь короткими толчками, твердый, как мужская плоть, которую он заставил ее так жаждать, но более деликатный, более неумолимый и более искусный. Она вскрикнула, хватая ртом воздух, постанывая, горячо шепча его имя, когда обжигающие волны освобождения прокатились по телу, поднимая на гребень. Большего наслаждения уже просто невозможно было вынести. Она обмякла, позволив себе плыть по этим волнам волшебства, которое он сотворил с ней.

Когда наконец она пришла в себя, он сидел на коленях, глядя на нее с неподдельной радостью. Она никогда раньше не видела такого выражения на лице мужчины и не могла его понять. Все, что он сделал, было для нее и только для нее. Он сам не получил удовольствия. Он даже не снял с себя одежду.

– Как ты можешь быть так счастлив, когда я не дала тебе ничего? – прошептала она.

– Ты дала мне все.

– Нет, – возразила она. – Ты подарил мне свою доброту и нежность, но мне нужна и твоя неистовость. – Она взяла его руку и поднесла к своему женскому естеству, все еще влажному от желания. – Не могу ничего поделать со своей порочной натурой, но я должна получить все, на что ты способен – не только твою нежность, но и твою неукротимость. Не сдерживайся. Мне нужно больше, мне нужно все, что в тебе есть.

На лице его отразилось изумление. Он снял с себя одежду, на этот раз быстро, не так, как прошлой ночью, и бросил ее на пол. Она любовалась им, его натренированным, закаленным в боях телом. Было видно, как он хочет ее.

Она легла на спину, готовая к натиску, который, она знала, должен был последовать, но даже сейчас он удивил ее. Он не ворвался в нее, как в тот раз, а сел с ней рядом, гордо выставив свою возбужденную плоть, и большим пальцем стал поглаживать ее пробуждающийся бутон, вначале нежно, потом настойчивее. Желание вновь овладело ею. Она и не думала, что почувствует его после такого блаженного завершения.

Она наклонилась и прильнула губами к его плоти, обводя ее языком, чуть-чуть задержавшись на самом кончике. У него был вкус семени, такой солоноватый и первобытный. Но он отстранился от ее ищущих губ. Ему нужно слишком много, чтобы соединиться с ней.

Он сдвинулся назад, вновь расположился у нее между ног и вошел в нее, прикрыв глаза и дрожа от удовольствия, когда погрузился в манящие глубины.

Его таз ритмично приподнимался и опускался. Она раскрылась для него, изумляясь тому, какую восхитительную наполненность ощущает. Его плоть разрасталась и опадала внутри нее, пробуждая в ней страсть, не уступающую его неистовому пылу.

Темп ускорился, стал настойчивее. В его глазах светилось нечто такое, чего она никогда не видела раньше – радость и ликование. Она приподнимала таз, побуждая его быть еще жестче, еще напористее. Их тела исполняли прекрасный танец любви, а души пели. Время исчезло, когда она растворилась в нем, пока он не обмяк на ней, выдохшийся и обессиленный, но счастливый. У нее потекли слезы.

– Почему ты плачешь? – Голос его был хриплым. – Я сделал тебе больно?

– О нет, что ты. – Говорить было трудно. Не сразу, но все же ей удалось прошептать: – Я плачу, потому что ты дал мне понять, что любишь меня.

– Да, – отозвался он. – Навсегда.

Он лег рядом с ней, так близко, что все еще мог ощущать, как бьется сердце у нее в груди. Ему тоже хотелось плакать.

Она взяла все, что он хотел ей дать. Она достаточно сильна, чтобы соответствовать ему. Чтобы выдержать все и приветствовать это.

Без гнева, без жестокости. Она хочет брать то, что он жаждет ей дать. Они – две половинки одного целого. Сердце переполняла радость, о которой он даже не смел мечтать. Долгие годы его одиночества закончились.

Только одно беспокоило его, и наконец после довольно продолжительного уютного молчания он спросил:

– Почему ты назвала себя порочной, – спросил он, – когда твое желание не уступало моему? Кто внушил тебе, что это порок?

– Я всегда знала это, потому что ношу клеймо.

– Какое?

Она села и показал на свое бедро.

– Вот какое. Смотри. Это раздвоенное копыто, знак сатаны. Я родилась с ним.

Он наклонился, чтобы разглядеть получше. Это было маленькое темное родимое пятно, выделявшееся на фоне ее бледной кожи. Возможно, человек суеверный истолковал бы его форму таким образом.

– Мачеха всегда говорила, что я вырасту грешницей, потому что заклеймена этим от рождения.

– Твоя мачеха очень глупая женщина.

– Но отец верил ей. И Рэндалл говорил, что это знак дьявола, который делает меня ненасытной.

– Ублюдок ошибался. Я заявляю это с полной ответственностью.

Она вспыхнула:

– Но я хочу так много.

– Ты хочешь того, что доставляет мне удовольствие, и я с радостью дарю его тебе. Ни одна женщина никогда не оказывалась достаточно сильной, чтобы принять от меня все, что я могу дать. Это не грех, Тем, просто твоя страсть так же сильна, как и моя. И это чудо. Это знак того, что мы рождены любить друг друга.