Текст книги "Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера"

Глава 1. Руководство для агрессора

Задать вопрос: «Есть ли кто-то в вашей жизни, кто заставляет вас бояться?» – или: «Приходится ли вам все время следить за своими словами и действиями?» – подчас полезнее, чем напрямую расспрашивать женщин о насилии. Таким образом можно пробудить более глубокое осознание того, что с ними происходит.

Эван Старк «Принудительный контроль»

Ясный субботний день в Белла-Виста, предместье Сиднея, входящем в так называемый «Библейский пояс»[10]10
  В США и Австралии «Библейским поясом» называют города или территории, где традиционно преобладает консервативное протестантское население. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Здесь живут люди верующие и состоятельные: большие красивые дома, чистые тротуары, аккуратно постриженные лужайки перед каждым крыльцом. Лишь одна из них выглядит странно: на ней высится куча выброшенных из дома вещей. В остальном все как обычно. Район обитаем, но на улице никого, кроме худощавого мужчины в вытянутой белой майке. Он наклонился к машине. Я направляюсь к нему, он машет. «Мой сын продает машину, поэтому я снимаю с нее все самое ценное», – со смехом говорит Роб Санаси.

Мы подходим по дорожке к дому. По кухне толкутся высокая элегантная блондинка и два парня лет двадцати.

Они смеются и строят планы на выходные. Здесь живут Роб с женой Деб и двое их взрослых сыновей. Деб ставит чайник, Роб приносит печенье. Одно из них надкушено. «Прекрасно! – произносит глава семьи извиняющимся тоном. – Кто-то великодушно вернул его обратно в коробку».

Стоящая у разделочного стола Деб улыбается: «Если съел только половину, испытываешь не такое сильное чувство вины». Роб пожимает плечами: «Такие вот причуды в нашей семейке». Дети прощаются и уходят по своим делам. Чай разлит по чашкам, угощение разложено на тарелке. Мы садимся за кухонный стол, чтобы обсудить историю супругов, которым есть что рассказать о домашнем насилии.

Роб возвращается к событиям 2006 года. Времена были тяжелые: его бизнес разваливался, да и семейная жизнь трещала по швам. «Мы с Деб ссорились… Вообще-то я больше, чем она, лез в бутылку, но со стороны могло показаться, что в конфликте участвуем мы оба. Помню, как я ехал по трассе M2 в дурном расположении духа и размышлял: наверное, живу последний день». Несмотря на то что Роб убежденный христианин, он подумывал о том, чтобы намеренно врезаться в дерево. Но потом поставил запись проповеди, которую пастор произнес перед общиной, и стал слушать. «Там был задан вопрос: “Вы любите своих детей?” И я, сидя за рулем, вслух ответил: “Да, конечно, люблю”. – “Вы готовы за них умереть?” – продолжал проповедник. – “Да, готов”. – “Мы живем в благополучной стране, так что, вероятно, вам никогда не понадобится отдавать свою жизнь ради детей. Но почему бы вам хотя бы не изменить себя ради них?”» Услышав такое, я подумал: «Вау!» В тот момент Роб решил, что обратится за помощью к семейному психологу.

Деб качает головой: «Можно я кое-что добавлю? Причина, по которой мужу понадобилась терапия, состояла в том, что я вернулась на работу. В наших отношениях всегда остро стоял вопрос контроля, но на деле ни один из нас не осознавал, насколько сильно Роб старался управлять мною, пока я не предприняла нечто, что было вне его власти. Через три недели после того, как я начала работать, у него случился нервный срыв. Он быстро похудел на пятнадцать килограммов, постоянно испытывал тревогу, страдал от панических атак, пристрастился к ксанаксу[11]11
  Ксанакс – транквилизатор, вызывающий привыкание. (Прим. ред.)


[Закрыть] и стал думать о самоубийстве. Он совсем расклеился, и поэтому ему пришлось обратиться к психологу». Роб тихо кивает.

Во время первого сеанса терапии мужчина прошел длинный опрос. Нужно было ответить, повышает ли он голос, кричит ли, кидает или разбивает вещи, оскорбляет ли жену, ругается ли нецензурно. Вопрос был сформулирован именно так: «кидаете ли вы что-то в жену», а не «бьете ли ее». На все вопросы он ответил положительно. «Затем доктор подошел к одному из ящиков в своем рабочем кабинете, – вспоминает Роб, – и достал оттуда лист формата A4, на котором был заголовок: “Цикл насилия”. Он положил его на стол и сказал: “Вот что с вами происходит. Это то, что мы называем домашним насилием”».

На этом закончился первый сеанс. На прощание психолог-консультант сказал Робу: «Возьмите этот список с собой и обсудите с женой», а тот подумал про себя: «А вот это – не лучшая идея…» Он не поднимал на нее руку, но при этом вел себя как типичный абьюзер: постоянно критиковал и запугивал, пытался не пустить на работу, препятствовал встречам с друзьями и родственниками, полностью контролировал ее банковские счета. Нападки не всегда были открытыми. Иногда они принимали форму насмешки или просто шутки, но всегда оказывались унизительными для Деб. В критике постоянно содержался определенный посыл: муж в семье более важная фигура, чем жена; она должна его обслуживать. Единственное, что отличало Роба от всех прочих домашних тиранов, – не потребовалось принуждать его пройти терапию.

Поначалу Роб припрятал тот листок бумаги. «А потом я подумал: упомяну об этом как-нибудь вскользь, – рассказывает он. – Но когда я завел этот разговор, ситуация обострилась, потому что вдруг Деб осознала, что происходит. У нас обоих будто открылись глаза».

Психолог не спрашивал пациента напрямую: «Бьете ли вы жену?» Вопрос был сформулирован мягче: «Кидали ли вы в нее различные предметы?»

Я спросила, что почувствовала Деб, когда увидела список примет абьюза. «Я помню, что сказал мне Роб, – ответила она. – Он объяснил: “То, что происходит с нами, – это домашнее насилие. То, что я делаю с тобой, называется эмоциональным манипулированием. Я не колочу тебя, но наношу эмоциональные удары, чтобы сохранить свою власть над тобой”». Это повергло женщину в шок. Она представляла насилие по-другому. Муж в пятницу вечером идет в паб, возвращается пьяным и бьет жену… «В респектабельных предместьях, где я родилась и живу, такого обычно не происходит», – говорила она. (Как потом выяснилось, история Деб была не единственной «аномалией» в этом пригороде, и даже на той же улице. Позже она сообщила мне, что куча вещей, сваленных на лужайке перед соседским домом, – это экстренные сборы женщины, которая сбежала от жестокого мужа.)

Прошло почти десять лет с тех пор, как Роб и Деб впервые обратились к психологу. Терапия была долгой, но теперь они живут счастливо и даже сами консультируют жертв домашнего насилия и абьюзеров. Деб зарегистрирована официально как консультант, а Роб делает это неформально – беседует со склонными к насилию мужчинами, которые обращаются к нему за советом.

Деб утверждает, что невозможно не заметить, насколько похожи между собой все склонные к бытовой агрессии люди. Они будто читали одно и то же руководство по домашнему насилию. «Тактики у всех одинаковые. К примеру, агрессор почти никогда не говорит: “Не разрешаю тебе встречаться с друзьями, заниматься своим хобби, общаться с родителями”. Он просто препятствует всему этому, приводит какие-то аргументы: “Зачем тебе с ними видеться? Они тебе не подходят”. В итоге многие женщины приходят к выводу, что не стоит настаивать. Им кажется, что добиваться своего слишком трудоемко. Им не хочется конфликтовать. Так постепенно развиваются эти истории… Мир предельно сужается. В итоге насильник становится главным ориентиром, и женщина всегда оглядывается на него, решая, что правильно, а что нет. Это нечто вроде секты. Основная информация обо всем на свете поступает от главы семьи».

«Все мы будто проходили одну и ту же “школу абьюза”, – соглашается Роб. – У всех одно и то же».

* * *

Всякий, кто работал с потерпевшими или с их обидчиками, скажет вам: домашнее насилие почти всегда разворачивается по одному и тому же сценарию. Поразительный феномен: как выходит, что люди, принадлежащие к очень разным культурам, прибегают к одинаковым техникам давления на партнера?

Этот вопрос начали исследовать лишь недавно. Жестокость в отношениях в семейной паре, возможно, существует столько же, сколько близость между людьми, но изучать ее начали лишь после того, как в 1970-е открылись первые приюты для женщин. Тысячи пострадавших, хлынувшие в эти временные убежища, жаловались не только на побои и неоправданные вспышки ярости мужей, на их необузданную агрессию и склонность к насилию. Действия мужчин выглядели как единая, сознательно выстроенная кампания по утверждению контроля над партнершей. Стало ясно: у каждой женщины, конечно, своя индивидуальная история, но есть общая жутковатая фабула. Как сказала мне одна из сотрудниц приюта: «Мне казалось, что я могу прервать рассказчицу на середине и предсказать, чем закончится сюжет. Создавалось ужасающее впечатление, будто все парни собрались и вместе договорились, что им делать».

Каждая семья несчастна по-своему, но все домашние тираны почему-то действуют почти по единой схеме, как будто заранее договорились между собой.

В начале 1980-х исследователи заметили еще одну необычную деталь: мрачные истории столкнувшихся с домашним насилием удивительным образом напоминали воспоминания людей, переживших совсем иную травму. Речь идет об узниках войны. Наверное, странно было начинать книгу про абьюз в семье с экскурса во времена «холодной войны». Но именно так мы сможем понять истоки рассматриваемого явления.

Итак, перенесемся в маленький городок на границе Северной и Южной Кореи.

* * *

24 сентября 1953 года официально завершилась Корейская война и началась операция «Биг-Свитч»[12]12
  Big Switch. (Прим. ред.)


[Закрыть] по освобождению узников. В кузовах открытых грузовиков советского производства двадцать три американца прибыли в пункт обмена пленными в деревне Пханмунджом[13]13
  Пханмунджом – название населенного пункта, а также комплекса зданий в приграничной демилитаризованной зоне для проведения переговоров. Эта территория именовалась «объединенной зоной безопасности» двух государств – Северной и Южной Кореи. (Прим. ред.)


[Закрыть] на границе Северной и Южной Кореи. Атмосфера там была наэлектризованная. Она накалялась в течение нескольких последних месяцев. Всех взбудоражили шокирующие рассказы освобожденных пленных о жестокости, которую они пережили в северокорейских лагерях. В тот день представители США, смотревшие, как подъезжают грузовики, заметили в поведении узников нечто новое. Американские солдаты, одетые в голубую униформу китайского производства, выглядели загорелыми и здоровыми. У всех на груди были значки с изображением голубя мира – символа, созданного Пабло Пикассо.

Машины остановились, пленные, смеясь, выпрыгнули из грузовика и обменялись рукопожатиями с теми, кто удерживал их в заключении. «Увидимся в Пекине, старик», – сказал один из них. Потом узники войны повернулись к удивленной толпе встречающих, сжали кулаки и проскандировали: «Завтра все человечество объединится во всемирной республике Советов!» И вместо того, чтобы двинуться навстречу своим соотечественникам, развернулись и ушли в коммунистический Китай.

Но подобный неожиданный переход на сторону противника оказался лишь вершиной айсберга. Оказалось, что американские пленные, содержавшиеся в северокорейских лагерях, беспрецедентным образом сотрудничали с врагом. Они не только доносили на своих товарищей-сослуживцев, таких же арестантов, но и делали ложные признания о якобы совершавшихся американцами зверствах, а также выступали на радио, превознося преимущества коммунистического строя и проклиная западный капитализм. Никогда ранее пленные солдаты не были замечены в столь массовом и позорном предательстве своей страны.

Для США это стало настоящим кошмаром. Что заставило граждан исповедовать навязанную им дьявольскую веру? Газеты пестрели истерическими статьями, в которых рассказывалось, как коммунисты зомбируют американцев, промывают им мозги с помощью нового изощренного оружия пользуются методом контроля над сознанием, обнуляют всю информацию и «загружают» в мозг иные мысли, воспоминания, убеждения. Это не было конспирологией, разделяемой лишь маргиналами; в подобные теории искренне верили люди, занимавшие высшие государственные посты, в том числе и верхушка ЦРУ. К середине 1950-х истерия, связанная с обсуждением «промывки мозгов», достигла пика.

Альберту Бидерману, социологу, сотрудничавшему с ВВС Соединенных Штатов, все это казалось неубедительным. Он считал, что рассказы о промывании мозгов – скорее пропагандистский, а не научный трюк. Так же считало руководство военно-воздушного ведомства. Поэтому, когда Вашингтон захлестнула паранойя, Бидерману поручили разобраться в том, почему столь многие прекрасно подготовленные американские летчики встали на сторону коммунистов.

Социолог провел углубленные интервью с вернувшимися военнопленными, и его подозрения подтвердились. От них добились сотрудничества вовсе не с помощью каких-то эзотерических техник. Китайские коммунисты, руководившие северокорейскими лагерями, использовали старые как мир методы принудительного контроля. Они основывались «прежде всего на простых и понятных представлениях о том, как подорвать физические и моральные силы человека». [1] Ничего нового в этих техниках не было, но никто ранее не замечал, чтобы их использовали во время войны. Поэтому американские военнослужащие оказались неподготовленными и не смогли противостоять давлению[14]14
  Согласно сценарию, хорошо знакомому жертвам домашнего насилия, военных узников постоянно унижали. Их стыдили за то, что они попали в плен. Американские СМИ включились в эту игру и безжалостно клеветали на пленных, называя их слабаками и утверждая, что они массово поддались «заразной болезни» – опускали руки и сдавались под напором врага. Некоторые недалекие комментаторы рассуждали о том, что нынешние молодые люди слишком мягкотелы, изнежены благополучной жизнью, наступившей после Второй мировой, и к тому же избалованы чересчур заботливыми мамашами. (Прим. автора.)


[Закрыть].

Бидерман выделил три наиболее важных элемента, лежавших в основе принудительного контроля жертвы: зависимость, ослабление и устрашение. Чтобы достичь нужного результата, применялись восемь техник: изоляция, монополизация восприятия, истощение и предельное ослабление жертвы, поддержание тревожности и отчаяния, чередование наказания и вознаграждения, демонстрация всесилия мучителя, унижение, жесткие требования по соблюдению самых простых бытовых норм. «Карта принуждения», созданная Бидерманом [2], продемонстрировала, что отдельно взятые жестокие приемы воздействия, на первый взгляд не связанные между собой, на самом деле замысловатым образом пересекаются. Когда исследователь увидел полную картину, механизм действия принудительного контроля прояснился.

На карте Бидермана вообще не фигурирует физическое насилие. Несмотря на то что к нему довольно часто прибегают, в нем не всегда есть необходимость. К тому же этот способ не слишком эффективен для того, чтобы добиться подчинения и сотрудничества. Наиболее опытные и искушенные тюремщики и следователи избегают его. Им достаточно поселить в сердце жертвы страх перед насилием, а это достигается с помощью туманных угроз и демонстрации того, что они готовы действовать решительно. Китайские коммунисты не были похожи на немцев или японцев – они не имели намерения просто замучить узников или уморить их непосильным трудом. Им требовалось подчинить их сердца и умы.

Когда Бидерман опубликовал свое исследование, к его выводам отнеслись скептически. Неужели людьми так просто манипулировать? Уверен ли социолог, что не были применены другие средства, которые просто не удалось обнаружить? Но Бидерман твердо стоял на своем: «Вероятно, обращение к подобным техникам, как ничто другое, демонстрирует неуважение к правде и личности, свойственное коммунистической идеологии», – писал он[15]15
  К принудительному контролю прибегали не только китайские коммунисты. В 2002 году американские военные психологи использовали созданную Бидерманом «Карту принуждения» для подготовки следователей, проводивших допросы на базе в Гуантанамо. Их обучили техникам принуждения и управления, которыми прославилась эта тюрьма: заключенных лишали сна, подолгу держали связанными, подвергали воздействию экстремальных температур, шума и т. п. Любопытно, что американские военные при этом упустили из виду то, что подобным подходом они добились ложных признаний. Техники принуждения применялись к небольшой группе заключенных Гуантанамо до 2005 года, после чего Конгресс запретил эти методы воздействия. Scott Shane, «U.S. interrogators were taught Chinese coercion techniques», The New York Times, 2 July 2008. (Прим. автора.)


[Закрыть]. [3]

В 1970-е годы, когда женщины стали обращаться в только что открытые приюты, они рассказали о том, как их изолировали от друзей и родственников, как им давали четкие предписания, как себя вести, унижали, манипулировали ими, насиловали, угрожали убийством. Нередко им причиняли и физический вред, в крайних случаях даже в садистских формах, однако пострадавшие утверждали, что не это было самым ужасным. А некоторые вообще не подвергались физическому воздействию. В своем примечательном труде «Изнасилование в браке» (Rape in Marriage) Диана Рассел привела два списка: «Карту принуждения» Бидермана и перечисление способов давления, используемых домашними тиранами. Они оказались почти идентичными. Единственная разница состояла в том, что коменданты северокорейских лагерей сознательно прибегали к этим методам, то есть действовали тактически, а жестокие мужья воспроизводили систему принудительного контроля неосознанно.

В 1973 году правозащитная организация Amnesty International включила «Карту принуждения» в свой «Отчет о пытках», заявив, что эти техники – универсальные инструменты принуждения. [4] Позже психиатр и специалист по психотравмам из Гарварда Джудит Херман напишет: «Методы давления, которые позволяют одному человеку поработить другого, на удивление логичны и последовательны». В случае абьюза в семье принудительный контроль дает такой же эффект: агрессор приобретает власть над жертвой и влияние на ее жизнь. При этом психология пострадавшей, согласно Херман, начинает меняться под воздействием поступков и убеждений мужа-насильника. Ему не требуется применять физическую силу, чтобы сохранить свои позиции. Надо лишь заставить подчиненное существо поверить, что абьюзер способен удержать контроль. Джудит Херман полагает, что тактика устрашения особенно хорошо работает во взаимоотношениях с близкими и любящими людьми. «К примеру, регулярно избиваемые женщины часто говорили, что мужчина угрожает убить детей, или родителей жены, или ее подруг, которые могли бы приютить беглянку». Достаточно создать атмосферу постоянной опасности, чтобы «убедить жертву во всесилии обидчика, уверить ее, что сопротивление бесполезно и что ее жизнь полностью зависит от того, насколько она сможет завоевать его благосклонность и проявит абсолютную покорность». [5]

Коменданты северокорейских лагерей для военнопленных не стремились замучить американских узников до смерти. Они хотели подчинить их волю и разум.

Сегодня, благодаря прорывным работам таких экспертов, как Джудит Херман, Льюис Окун, Эван Старк, мы знаем, что для давления на родных и близких применяются примерно те же тактики, какие используются при любых попытках удержать кого-то в повиновении. К ним прибегают похитители людей и преступники, захватывающие заложников, сутенеры и создатели тоталитарных сект. А значит, нет ничего специфического в жертвах домашнего насилия – не то, что они как-то особенно слабы и беспомощны или страдают мазохизмом. На них направлены универсальные методы принудительного контроля, и в ответ они выдают ту же реакцию, что и профессиональные военные в плену.

На самом деле тем, кто страдает от партнера-агрессора, даже труднее сопротивляться, чем другим удерживаемым в неволе. К примеру, заложник чаще всего ничего не знает о преступнике и в целом склонен считать этого человека врагом. Но у пострадавшей от семейного насилия, по словам Херман, нет такого преимущества. Она «попадает в заточение постепенно, после долгих ухаживаний». Сначала женщина влюбляется и только потом оказывается в ловушке, запуганная и порабощенная абьюзером. Любовь связывает ее с ним и заставляет терпеть и прощать обиды, когда он обещает не поступать так больше. Мучитель тоже редко оказывается просто бандитом и садистом. Если бы все они были такими, проще было бы их распознать заранее и избежать контакта. Но абьюзер, как и все остальные мужчины, может казаться добрым, обаятельным и ласковым. Ему самому больно; он страдает от неуверенности. Именно перед такими людьми нередко тает женское сердце.

Патологическую ревность и собственничество мы подчас принимаем за приметы страсти. «У него нет цели во всем ограничить свою половину. Он просто безумно влюблен!»

Сказки и голливудские фильмы научили нас интерпретировать грозные предвестия домашнего насилия, – ревность, чувство собственничества и навязчивый контроль, – как признаки страсти, а не сигналы опасности. Но к тому времени, когда подобная «страсть» начнет перетекать в манипулятивное и доминирующее поведение, жертва оказывается уже глубоко привязанной к обидчику. Она будет преуменьшать значение эмоциональных вспышек и оправдывать его поступки, чтобы защитить любимого и сохранить любовь. Если же женщина захочет воспротивиться тому, чтобы стать заложницей абьюзера, ей придется поступать не так, как мы обычно поступаем, когда любим кого-то, а ровно противоположным образом. Херман пишет: «Она будет вынуждена сдерживать эмпатию, ей придется подавлять теплые чувства к абьюзеру. При этом насильник будет упорно повторять, что еще одна жертва с ее стороны, еще одно доказательство ее любви положит конец насилию и спасет брак. Умение сохранять и поддерживать отношения служит для большинства женщин предметом гордости и повышает их самооценку, поэтому манипулятору зачастую удается заманить жертву в западню, апеллируя к наиболее важным для нее ценностям. Нет ничего удивительного в том, что избитых жен, сбежавших из дома, порой удается уговорить вернуться». [6] Удивляться следует не их долготерпению, а силе духа и стойкости, позволяющей им выживать в экстремальных обстоятельствах.

* * *

Существует много различных типов домашних тиранов. От добропорядочного семьянина, который даже не подозревает, что злоупотребляет своим положением, до искусного манипулятора, постоянно третирующего партнершу. Не важно, является доминирование целью или случайным результатом тирании – все абьюзеры используют похожие методы. Весь вопрос в силе воздействия.

Некоторые прекрасно осознают, что делают; они используют продуманные тактики. Но при этом редко встречаются настолько откровенные диалоги, как такой, подмеченный в Фейсбуке, в группе под названием Aussie Banter[16]16
  Название группы можно перевести как «Австралийский стеб». Судя по содержанию поста, это площадка для общения пикаперов. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Один пишет: «Незаметно уменьшай ее веру в себя и снижай самооценку так, чтобы ее жизнь полностью зависела от тебя. А потом пригрози бросить ее, потому что ей все время от тебя что-то нужно». Другой вторит: «В ее распоряжении не должно быть ни мобильного телефона, ни стационарной линии. Машина должна быть с механической, а не автоматической коробкой передач, чтобы она не могла ею воспользоваться. С соседями сближаться нельзя, бдительность полиции надо усыпить регулярными взятками! …Веди себя хорошо в первые шесть-восемь месяцев, чтобы женщина уверилась, что ты идеал, эмоционально вложилась в ваши отношения, была в тебе полностью уверена. После этого будет легко заманить ее в сети, ведь защита ослаблена. Честно предупреждаю: никогда не знакомь ее с друзьями – эти «Рэмбо» могут сорвать весь твой хитрый план. Силой внушения сломи ее сопротивление. Какой бы волей она ни обладала, все равно сдастся! Так уж устроен слабый пол – они будут совершать одну и ту же ошибку снова и снова. Завлекать их в ловушку – самый увлекательный спорт, какой только можно придумать». [7]

Однако большинство мужчин не рассуждают столь откровенно о тактиках подчинения. Они «изобретают» техники принудительного контроля спонтанно и делают маленькие открытия почти случайно. Это, пожалуй, самое удивительное в домашнем насилии: абьюзер может быть изворотливым социопатом или «нормальным» мужчиной, ослепленным ревностью, но и тот и другой практически всегда прибегнет к одним и тем же способам, чтобы подавить волю партнерши.

Это не значит, что семейное насилие всегда развивается по одной схеме. Подробнее мы разберем данный вопрос в третьей главе, а пока чуть подробнее скажем о том, что движет разными манипуляторами. Целью давления всегда является обретение власти и контроля над близкими. Мастера «высшего класса» умеют до мелочей управлять жизнью жертвы: не дают ей видеться с родными и друзьями, отслеживают все передвижения, заставляют следовать сложным сводам правил. Это и называется принудительным контролем (а иногда – интимным терроризмом). Подобный вид угнетения был впервые подробно описан Бидерманом. Обычно при этом выделяется два подтипа агрессоров. Первый, расчетливый, осознанно изматывает и унижает партнершу, чтобы доминировать над ней. Второй, параноидальный, – сам эмоционально зависим; со временем он начинает все больше контролировать женщину, так как боится, что та уйдет от него.

На левом, «умеренном» краю воображаемой шкалы власти и контроля находятся абьюзеры, не так уж сильно одержимые идеей самоутверждения всегда и во всем. Их реакции в общении с партнершей определяются главным образом неуверенностью в себе.

Давайте детальнее остановимся на каждом из этих типажей.