Текст книги "Брак на пари"

Переполненная блаженной истомой, Эмма, застонав, прижалась к нему всем телом. От каждого ее движения Колин все больше терял самообладание.

– О Боже! – прошептала Эмма, когда он раздвинул ее ноги. – Нет-нет, подождите…

– Не могу, – выдохнул Колин, целуя ее шею и грудь.

Нетерпеливым движением он вдруг рванул платье вниз, и его взору открылась ее грудь с розовыми манящими сосками.

Эмма ахнула. К ней мгновенно вернулся забытый страх. Поведение мужа много раз доказывало ей, что за галантностью у мужчин скрывается темная, низменная сущность.

– В чем дело? – Колин отстранился, почувствовав, как резко изменилась Эмма.

– Ни в чем, милорд.

Она должна вынести все, если хочет спасти Робина, поэтому страх надо перебороть во что бы то ни стало!

Перемена в ее лице озадачила Колина. Ее поведение не соответствовало тому, что он о ней знал. Он несколько лет командовал людьми в экстремальных ситуациях и научился правильно оценивать их характер. В Эмме он не видел хитрости, не ощущал обмана. Она казалась ему теплым, прекрасным, невинным существом. Как странно! Ведь она замужем. Откуда же такой страх в глазах? Что могло ее так испугать? Вина перед мужем или что-то другое? Что бы там ни было, надо успокоить ее. Как он хотел стереть с ее лица испуг!

Колин опять нежно поцеловал Эмму в губы долгим поцелуем, и вскоре он уже вновь ласкал податливое тело прекрасной женщины. Ее невольный отклик все неистовее разжигал в нем страсть, и вот, теряя остатки самообладания, Колин, подведя Эмму к дивану у камина, опустил ее на подушки, после чего встал перед ней на колени. Эмма попыталась привстать, но он, не позволив, припал губами к ее губам. У нее вновь закружилась голова. Вряд ли она понимала, что лежит перед мужчиной полуобнаженная, – желание захлестнуло все ее существо. Колин ласкал ее грудь, вызывая в ее теле острое томление. Эмма застонала. Первый раз в жизни она испытывала наслаждение от прикосновений мужчины.

В голове у нее царил полный хаос. Что это за человек? То он, исполненный презрения, холоден как лед, то пылает огнем чувственности, повергая и ее в пучину сладостной страсти…

Рука Колина скользнула по ее ноге. Его пальцы словно нашептывали ей нежные слова, лаская шелковистую кожу.

Эмма вновь напряглась.

– Нет! Подождите! – молила она, пытаясь высвободиться и сесть.

Колин желал ее, как никогда не желал ни одну женщину. Сочетание грусти и страсти, которое он в ней обнаружил, поразило его. Он вдруг понял, что искал в женщинах именно это.

– Эмма, ненаглядная, боюсь, что я больше не могу сдерживаться, – простонал Колин.

Эти слова ударили Эмму, словно электрический разряд, пробудив в ней все былые страхи. Она резко дернулась и вырвалась из его объятий.

– Откуда вам известно мое имя?

Ругая себя за промашку, Колин, усмирив свое распаленное страстью тело, пытался придумать убедительное объяснение. Что бы такое ей сказать? Как заставить ее вновь забыться? Страх в ее прекрасных голубых глазах сводил с ума. Нет! Надо признаться…

– Я догадался, кто вы такая, – наконец решился он. – Я заметил, как вы похожи на своего брата.

– Брата? – беспомощно повторила Эмма, цепляясь за невозможное. – Я не понимаю, о чем вы говорите, милорд.

– Он был у меня сегодня утром, – мягко продолжал Колин. – И я заметил сходство – правда, не сразу. У вас с ним необыкновенного цвета волосы. И хотя чертами лица он на вас не очень похож, у вас много общего в манере держаться. В конце концов, я заставил его рассказать всю вашу историю.

«Историю!» – ужаснулась Эмма. Историю ее позора. Теперь она полностью разоблачена и ей не удастся вести тихую, незаметную жизнь! Более того, этот человек знает, какую она совершила глупость и какому подверглась унижению. Она поставила все на брата, который ее даже не знал, и проиграла пари.

– Не беспокойтесь, я никому не скажу, – попытался успокоить ее Колин, заметив, какую бурю чувств вызвал в ее душе своим заявлением.

Но Эмма ему не поверила. Она по опыту знала, что мужчины всегда хвастаются своими победами. За бутылкой рома он обязательно расскажет какому-нибудь приятелю про распутную сестру Робина Беллингема, которая отдалась ему на пари, и эта история разнесется по всему Лондону. Сам Робин о ней услышит. Эмма покраснела. Натягивая на плечо рукавчик платья, она спросила:

– Вы отдадите мне его расписки?

– Сейчас я вам все объясню.

– Неужели вы все еще настаиваете, чтобы я выполнила ваше жуткое условие.

– Нет, но, видите ли, я не могу их вам отдать, потому что я уже…

– Как же я была глупа! – взорвалась Эмма. – Такой человек, как вы, не имеет понятия о чести. Я так и знала! Но, как дура, заставила себя поверить вам. Вы заморочили мне голову так же, как морочите голову всем своим жертвам! – Она стукнула кулаком о кулак и даже не почувствовала боли. – Я себя скомпрометировала. Погубила свою репутацию… И все напрасно!

– Дайте же мне договорить! – повысил голос Колин. – Вы кипятитесь понапрасну. Я…

– Ну да, я знаю, – горько сказала Эмма. – Вы скажете, что я не выполнила своего обязательства. А если бы и выполнила, вы выставили бы новые требования. Как вы низки! Вам важно только пари. У вас нет сердца.

– Как и у вашего мужа? – не выдержал Колин, обозленный ее тоном и тем, что она постоянно его перебивала.

– Об этом мы говорить не будем. Его погубили такие, как вы.

– Вот как? Что же это за скотина? Знает ли он, например, где вы были вчера ночью? Может, это он сам послал вас ко мне, надеясь вытянуть из меня денежки?

У Эммы было такое чувство, словно он дал ей пощечину.

– Эдвард умер! – вскричала она. – Его убили год тому назад, убили люди вашего пошиба.

Колин не успел осознать всю важность ее слов, поскольку неожиданно приоткрылась дверь, и в проеме возник озадаченный камердинер.

– К вам какой-то джентльмен, милорд. Я сказал ему, что уже поздно и что вы заняты, но…

– Я слышу, как он там орет, – раздался вдруг за его спиной чей-то голос. – А ну пропусти, болван!

Колин увидел, что Эмма словно окаменела, а ее расширенные глаза превратились в омуты темноты. Уэрхем инстинктивно вскочил на ноги, быстро обошел диван и встал так, чтобы ее не было видно от двери.

Через секунду в библиотеку решительным шагом пошел высокий старик. Пронзив взглядом Колина, он отчеканил:

– Полагаю, сэр, вам известно, почему я здесь! – Каждое свое слово он сопровождал ударом трости об пол.

Колин буквально прирос глазами к изрезанному глубокими морщинами, суровому лицу незнакомца. Он бы, не задумываясь, приказал камердинеру вышвырнуть непрошеного гостя вон, если бы Эмма не смотрела на него, как кролик на удава.

– Нет, не имею об этом ни малейшего представления, – тем не менее, Уэрхем ответил как можно сдержаннее.

– Я пришел по поводу моего сына, только что узнав о его деяниях, – взревел старик. – Пусть этот юный шалопай не воображает, будто мне неизвестно, что он вытворяет. Он не имел права играть с вами в карты. После последнего проигрыша я запретил ему играть, внятно дав понять, что больше не буду оплачивать его карточные долги. Слышите, сэр? От меня он не получит больше ни пенса. Пусть выплачивает вам долг из своего содержания. Хватит! Мне надоело его выручать из бесконечных передряг. А вам это пусть послужит уроком – в другой раз не будете связываться с зелеными юнцами. Хотя настоящий джентльмен в таких объяснениях не должен нуждаться.

– Мы с вашим сыном уже решили вопрос о его карточном долге, – ледяным тоном сказал Колин. – Так что можете не волноваться. Собственно, мне непонятно, с какой стати вы вообще вмешались в это дело.

Колин услышал позади себя приглушенный звук. Сейчас он хотел только одного – чтобы этот несносный старик провалился в тартарары!

– Он не мог с вами расплатиться, – прорычал Беллингем. Его глаза сверкали гневом. – У него нет таких денег.

– Однако он расплатился, – повторил Колин, – и я вернул ему его долговые расписки.

Услышав это, Эмма слабо вскрикнула, на что Беллингем мгновенно отреагировал – он бесцеремонно попытался заглянуть за Уэрхема.

– Кто тут еще… – начал было он и замолчал на полуслове. Старик выпучил свои бледно-голубые глаза, его кустистые брови сошлись на переносице, лицо стало пунцовым. – Ты?.. – выдохнул он, не веря своим глазам.

Колин переводил взгляд с отца на дочь, проклиная все на свете!

– Что ты здесь делаешь? – придя в себя от потрясения, рявкнул Беллингем. – И что за вид у тебя? Посмотри на свое платье! Ты что, нашла новый способ меня опозорить?!

Эмма, судорожно вздохнув, натянула на плечо второй рукавчик. Страшно бледная, она уже успела взять себя в руки и теперь сидела неестественно прямо.

Колин отметил, что она нашла в себе силы смотреть отцу прямо в лицо.

– Где твой проходимец муж? Бросил тебя, небось, растранжирив все твои денежки? Только не надейся, что я возьму тебя к себе в дом!

– Я и не надеюсь, – каким-то безжизненным голосом отозвалась Эмма.

– Ты что, собираешься жить в Лондоне? – негодующе спросил Беллингем. – Я этого не допущу! Я предупредил этого прохвоста Тарранта! И если он осмелится появиться в Англии, я всажу ему в сердце пулю. И сделаю это не задумываясь.

– Эдвард умер, – сказала Эмма тем же безжизненным голосом.

Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы устоять перед напором отца, – она уже не ребенок, и ей нечего бояться.

– Я вообще не собиралась извещать вас о своем приезде. Да я скорее умру, чем обращусь к вам с какой-нибудь просьбой.

Беллингем, явно с трудом сдерживая свой гнев, перевел взгляд на Уэрхема.

– Что ты делаешь в этом доме? – спросил он, при этом сверля глазами Колина.

– Я пришла договориться с бароном Сент-Моуром относительно долговых расписок Робина, – ответила Эмма, и мысль, что Колин ее бессовестно обманул, как ножом, полоснула ее по сердцу.

– В такой час? И посмотри на себя – ты почти раздета! Ты ведешь себя как дешевая потаскуха. И не надо морочить мне голову!

Эмма с трудом сглотнула. Она хотела встать, но боялась, что у нее подкосятся ноги.

– До чего же ты докатилась, живя с Таррантом! – издевательским тоном продолжал ее отец. – Теперь ты стала любовницей этого человека? Тебе мало той грязи, что ты уже вылила на нашу семью?

– Я… – Слова застряли у Эммы в горле.

– Мы старые друзья, – вмешался Колин. Ему было невыносимо смотреть на затравленное лицо Эммы. – Мы познакомились в Испании.

– Друзья? – В устах Беллингема слово друзья прозвучало как страшная непристойность. – Вы всегда принимаете своих друзей-женщин таким образом, милорд Сент-Моур?

Эмма была на грани срыва. Слезы подступили к горлу. Колин чувствовал, что должен за нее вступиться, чтобы положить конец оскорбительным речам старика.

– Вы опозорили мою дочь, сэр! – взревел Беллингем. – Что еще мне остается думать? Я нахожу ее полураздетой в вашем доме. Как вы мне это объясните?

– Это вас совершенно не касается! – воскликнула Эмма. – Вы отреклись от меня. Вы не имеете права…

– Я все еще отвечаю за честь семьи, – прервал ее старик. – До тех пор, пока ты не сбежала с этим проходимцем Таррантом, наша репутация была безупречной. И больше я таких делишек не допущу! – Он повернулся к Колину. – Вы намерены как-то загладить свое поведение, сэр?

Колин, увидев хищный блеск в глазах Беллингема, понял, какую тот решил извлечь выгоду из происходящего.

– Вы полагаете, что я должен на ней жениться, сэр? – спросил он. (Интересно, как теперь поведет себя старик?)

– Что?! – вскричала Эмма.

– Вы ее скомпрометировали, – с явным удовлетворением заявил Беллингем. – Честный человек считал бы себя обязанным жениться.

– Вздор! – крикнула Эмма.

– Считал бы, говорите? – задумчиво спросил Колин.

Что за вздор, – мысленно одернул он себя. – Об этом и речи быть не может!

Эмма резко повернулась к нему:

– Вы с ума сошли?

– Что ж, – заулыбался вдруг Беллингем, потирая руки. – Баронесса Сент-Моур. Кто бы мог подумать!

– Подождите! – вскричала Эмма. – Что вы оба несете? Я ни за что на свете…

– Это замечательная новость, – прервал ее отец. – Я и надеяться не смел. Дорогая Эмма…

– Я еще не сделал предложения, – напомнил ему Колин.

– Никакая я вам не дорогая Эмма! Я ни за что не выйду замуж за Сент-Моура. Да и вообще ни за кого.

Беллингем ухмыльнулся, приведя этим Эмму в полное бешенство.

– Ох уж эти женщины, – обратился он к Колину, явно начиная оттаивать. – Вечно у них эмоции. Впрочем, в этом, пожалуй, секрет их очарования.

У Колина хватило ума никак на это не ответить.

– Что ж, – заключил Беллингем, – будем считать вопрос решенным. Церемония состоится, разумеется, в Беллингем-Хаус.

– Какой это вопрос вы считаете решенным? – сквозь стиснутые зубы спросила Эмма. – Вы разве не слышали? Я отказываюсь выходить за него замуж.

– Да, такой важный вопрос нельзя решать скоропалительно, – согласился Колин. – Надо все хорошенько обсудить.

Какой-то бред, – думал Уэрхем. – От меня ждут совсем другого брака. Но это матушка ждет другого, а вот он… Мысль о женитьбе на Эмме начинала казаться ему заманчивой.

– Вот и обсудите между собой, – отозвался Беллингем и повернулся к двери. – Баронесса Сент-Моур, – с довольным видом повторил он. И, словно опасаясь, что с ним опять будут спорить, поспешно вышел из библиотеки.

– Что это за идиотские шутки? – спросила Эмма, как только за ее отцом закрылась дверь.

А Колин представил Эмму своей женой, и чем больше он об этом думал, тем больше ему нравилась эта мысль.

– Вы о чем, о моем предложении? – словно пробуя это слово на вкус, спросил он.

Эмма, открыв рот, замерла.

Колин вспомнил безрадостную череду дней, которая предшествовала появлению Эммы. Он не ждал от жизни ничего хорошего, кроме исполнения скучного и бессмысленного долга до конца своих дней. Эмма его заинтересовала, заставила его смеяться и, наконец, пробудила в нем угасшее желание.

– А может, из нас получится не такая уж плохая пара? – словно спрашивая самого себя, произнес он вслух.

– Я не верю, что вы это говорите серьезно.

– С первой минуты нашей встречи…

– Это было вчера! – воскликнула Эмма.

– Ну да, – согласился Колин. – Так вот, вы с первой минуты поразили мое воображение.

– Воображение? – сдавленным голосом спросила Эмма.

Колин кивнул. Кажется, она начинает понимать, о чем идет речь.

– И опять же, вы действительно скомпрометированы.

– Скомпрометирована?

Он только выразительно посмотрел на нее, напоминая о ласках.

– Да как вы смеете? – взорвалась Эмма.

Колин нахмурился:

– Как я смею предлагать вам руку и сердце?

Он не привык, чтобы ему отказывали.

– Я не вещь, которой вы можете перебрасываться с моим отцом, – заявила Эмма.

– Но вопрос о браке всегда решается именно так, – напомнил ей Колин.

– Вопрос о браке!.. – На секунду Эмма смешалась. – Я что, застенчивая семнадцатилетняя девица? А вы – молодой человек, нуждающийся в совете старших?

– Конечно же, нет, – согласился Колин. – И именно поэтому мы прекрасно подходим друг другу.

– Мы совсем не подходим друг другу! Я не собираюсь связывать жизнь еще с одним игроком.

– Я же вернул вашему брату его расписки, – напомнил ей Колин. – И вообще не собирался требовать с него уплаты долга. И играть бы с ним не сел, если бы он не заявил, что сочтет мой отказ оскорблением…

– А мне вы не морочили голову? – воскликнула Эмма, задыхаясь от ярости. – Не угрожали взять с него деньги? Не обманули меня, чтобы затащить к себе в постель?

– Вы меня тоже обманули. Вы и словом не обмолвились, что замужем.

– Какое это имеет отношение к долгу Робина? С чего бы мне вам что-нибудь о себе рассказывать?

– А я считаю…

– Считайте, что хотите, но я за вас замуж не выйду. Ничего более нелепого нельзя себе и представить. – После этих слов Эмма чуть не расплакалась.

Колин не должен видеть ее слез, надо бежать. Она бросилась из библиотеки и уже через минуту оказалась на улице. Скорее отсюда, от этого кошмара! Надо побыть одной и спокойно разобраться с разрывавшими ее противоречивыми чувствами. И дать возможность барону Сент-Моуру все обдумать. Тогда он наверняка откажется от своего предложения…

Колин бросился за Эммой, но она уже успела вскочить в кабриолет, который тут же затерялся среди множества экипажей.

Уэрхем был взбешен: он понятия не имел, где ее теперь искать, ведь адреса Эммы он так и не узнал.

Глава 3

Два дня спустя Колин Уэрхем спустился к завтраку опять в прескверном настроении. Игнорируя встревоженные взгляды, которыми обменивались слуги, он с омерзением на лице отказался от предложенных ему сосисок и принялся крошить в тарелку хлеб с таким видом, словно ему доставляло наслаждение над ним глумиться. Он скомкал и бросил на пол салфетку, и лакей обходил ее с такой осторожностью, словно в ней находилась взрывчатка. Колин так и не сумел узнать, где живет Эмма. Барбара Ремплинг этого не знала, не знали и завсегдатаи ее салона. Колин чувствовал настоятельную потребность поговорить с Эммой, ему казалось, что из его рук ускользает его единственная удача, но найти ее он не мог. Черт знает что такое!

Когда он заметил, что рядом с его тарелкой нет обычно лежащей там газеты «Морнинг пост», он яростно потряс колокольчиком. Тут же появился Реддингс, его камердинер. Он молча положил перед Колином газету и стал наливать ему вторую чашку кофе. Колина заинтересовало столь необычное поведение камердинера.

– В газете сегодня прошло интересное сообщение, милорд, – наконец сдержанно произнес камердинер.

– Вот как? – Колин взглянул на первую страницу. – Какие-нибудь новости с конгресса?

После поражения Наполеона страны-победительницы созвали конгресс, и Колин с интересом следил за всеми сообщениями из Вены – его волновала судьба бывшей империи Наполеона…

– Нет, милорд, – как-то странно проговорил Реддингс.

Колин бросил на него раздраженный взгляд. Провоевав бок о бок столько лет, они относились друг к другу не как господин и слуга, а, скорее, как друзья. Колин без труда расшифровал значение поджатых губ и опущенных век камердинера. Видимо, он чем-то его обидел, или, во всяком случае, Реддингсу так показалось. Хотя еще полчаса назад тот помогал ему одеваться и вел себя, как обычно. Что-то здесь не так.

– В чем дело? – спросил Колин.

– Да ничего, милорд, – ответил Реддингс, продолжая стоять у стола, что тоже было исключением из правил.

– Что-то вычитал в газете? – догадался Колин. – Так скажи прямо, что ты там нашел?

– Вы, конечно, не обязаны оповещать меня, то есть слуг, о своих планах, милорд, – наконец решился Реддингс. – Но предстоящие перемены в доме каким-то образом затронут и прислугу. В связи с этим, я считаю, вы должны были предупредить всех нас.

Реддингс, выдав тираду, стоял теперь с совершенно невозмутимым видом, вперив остановившийся взгляд в стену, где не было ничего примечательного, кроме давно там висевшей картины.

– Перемена? – озадаченно повторил Колин и посмотрел на газету. О чем это он?

– Да, милорд, – безликим тоном проговорил Реддингс. – Неужели вы не понимаете, как для нас это важно?

– О чем ты говоришь? Какая еще перемена?

Камердинер бросил на него укоризненный взгляд, потом, не говоря ни слова, развернул газету, открыл страницу объявлений и указал пальцем на одно из них. Колин прочитал.

– Боже правый! – воскликнул он.

– Новая хозяйка всегда все переделывает в доме по-своему, – не замечая реакции хозяина, гнул свое Реддингс. – Повариха уверена, что вместо нее наймут шеф-повара-француза, а горничные… – Увидев наконец, как свирепо нахмурился Уэрхем, камердинер умолк.

– Это все штучки Беллингема! – взорвался вдруг Колин.

Он еще раз перечитал объявление о помолвке леди Эммы Таррант, дочери досточтимого Джорджа Беллингема, с бароном Сент-Моуром. Старый черт даже имел наглость назначить срок свадьбы – через две недели.

– Боже правый! Эмму это сообщение приведет в бешенство. Теперь уж мне не удастся спокойно поговорить с ней.

– Это неправда, милорд? – удивился Реддингс, вглядываясь в лицо хозяина.

Ему приходилось видеть лорда Уэрхема в разных ситуациях: и когда он изнывал от скуки и меланхолии, и когда он был охвачен огнем борьбы в сражениях. Но ни разу он не видел барона в таком бешенстве.

– Что-нибудь не так, милорд? – осмелился еще раз повторить вопрос Реддингс.

Но Колин уже не слышал его. Мама!..

– Что подумает мама! – воскликнул он и вскочил из-за стола, опрокинув стул. – Вели сейчас же оседлать мою лошадь. Мне немедленно надо ехать.

– Сию минуту, милорд. – Реддингс уже забыл про обиду, и теперь им руководило только любопытство. – Могу я спросить, куда вы едете?

– Туда, где меня никто не найдет! Необходимо расставить все на свои места, – ответил с каким-то неопределенным выражением на лице барон. – Распорядись же насчет лошади побыстрее!

В то же утро Эмма еще одевалась к завтраку, когда Арабелла Таррант ворвалась к ней в спальню.

– Милочка, как же можно так от меня таиться? – закричала Арабелла. – А еще притворялась, что ни за что не выйдешь замуж! А я, дура, и поверила! Ну, неужели нельзя было со мной поделиться, когда он сделал тебе предложение? Это уму непостижимо!

Эмма, сидевшая перед зеркалом с поднятыми руками и зачесывавшая наверх волосы, повернулась с удивлением на лице.

– Вы о чем говорите? – спросила она.

– И такой богатый человек! – восклицала Арабелла, стискивая руки на своей тощей груди. В это утро на ней было платье какого-то ядовитого кирпичного цвета. – У тебя будет все, что ты только пожелаешь. И говорят, он красивый мужчина, – уже почему-то грустно добавила она.

– О чем вы говорите? – сердито переспросила Эмма, но у нее упало сердце: она уже догадалась, о чем идет речь.

– Ну, как же! В сегодняшнем номере «Морнинг пост» напечатали объявление о твоей помолвке. Ты разве не знала об этом?

– Покажите, – сквозь стиснутые зубы проговорила Эмма.

Арабелла с готовностью поспешила за газетой, и уже через несколько минут Эмма читала краткое объявление, тогда как Арабелла без умолку болтала о свадебном наряде, новой мебели, модных каретах. Она была в таком восторге, словно речь шла о ее собственном замужестве. Эмма положила газету на туалетный столик. Она не могла понять, как после всего, что она наговорила, Уэрхем мог дать такое объявление. Попрать ее права и ее желания! Объявление ясно говорило, что ее мнение ничего не значит.

– Это отец, – наконец решила она. – Черт бы его побрал!

– Эмма, как ты выражаешься!

– На меня ему плевать. Ему никогда не было до меня дела. Ему лишь бы хорошо выглядеть перед людьми да не потерять своего положения в обществе. Как мне это осточертело!

Эмма в бешенстве бросила газету на пол и отшвырнула ее ногой. Этого ей показалось мало, и за газетой полетела туфля.

– Мужчины воображают, что могут поступать с нами, как им вздумается. Но я их всех удивлю. Сегодня же я уезжаю!

И она опять повернулась к зеркалу, чтобы закончить прическу.

– Уезжаешь? – вытаращила на нее глаза Арабелла.

– Сегодня же сяду на корабль, уплывающий во Францию.

Большую часть ночи Эмма не спала, пытаясь придумать выход из своего запутанного положения. Ей нечем теперь зарабатывать на жизнь. Зарабатывать деньги игрой в карты – само по себе ужасно, но делать это в атмосфере сплетен просто невозможно. А возобновление отношений с родными, чего она никогда не хотела, не принесет ничего, кроме раздоров и огорчений. Значит, надо уехать из Англии. Они с Фереком вернутся в Константинополь и будут жить там в дешевых гостиницах на те деньги, что ей удастся выиграть в низкопробных игорных домах. Эмме стало тошно от одной этой мысли, но она подавила отвращение. Иного выхода у нее нет. Она не могла понять, что за игру вел Колин Уэрхем, что руководило его действиями. Видимо, какая-то донкихотская смесь чувства долга и упрямства. Но это объявление – последняя капля! Она не позволит, чтобы кого-то насильно заставили на ней жениться.

– Я все равно собиралась уехать. Придется сделать это немного раньше, чем я предполагала.

Арабелла, наконец, вышла из шока.

– А как же Сент-Моур? – с изумлением спросила она. – Ты уезжаешь от него? Самого завидного жениха в Англии?

Эмма невольно вспомнила его ласковые руки, его нежный взгляд.

– Бароном Сент-Моуром движет чувство жалости, – сказала она. – А может быть, он склонен к странным фантазиям. Не знаю. Единственно, в чем я уверена, – объявление удивило его не меньше, чем меня.

«И, наверное, он страшно сожалеет о своих необдуманных словах, – подумала Эмма. – В другой раз будет знать, как поддаваться минутному порыву».

– Но, дорогая, – Арабелла дернула ее за рукав, – объявление уже напечатано. Его все уже прочитали. Если даже ты будешь настаивать, он не сможет отказаться.

– Мне и в голову не придет настаивать! – негодующе воскликнула Эмма.

– Но тебе не придется ни уговаривать, ни настаивать! Просто готовься к свадьбе, как будто…

– Нет! – воскликнула Эмма. Последние годы были полны лишений, но она не утратила чувства самоуважения. – Я вообще не хочу выходить замуж, тетя. Вы уже слышали мое мнение о браке.

– Но тут же совсем другое дело! Ты будешь баронессой! Ты будешь богата! Будешь иметь влияние в высшем свете! Тебя всюду будут приглашать…

– Это невозможно, – тихо перебила тетушку Эмма и пошла к двери. – Надо сказать Фереку, чтобы он укладывал вещи. Я уезжаю. Это дело решенное.

Леди Арабелла долго смотрела на дверь, за которой скрылась Эмма. Она просто не могла понять племянницу. Если бы ей самой предоставилась возможность вернуться в высший свет, она ухватилась бы за нее, не задумываясь о последствиях. Отказаться от барона, от богатства казалось ей безумием. И плохо будет не только Эмме. Если ее племянница выйдет замуж за Сент-Моура, то и Арабелла, соответственно, станет его родственницей. Тогда, может быть, ей удастся поправить свои дела.

Бледное лицо леди Арабеллы выражало упрямую готовность пойти на все. Нет, она не будет сидеть сложа руки, когда от нее уплывает последняя надежда. Она не допустит, чтобы этот человек ускользнул.

Леди Арабелла пошла к себе в комнату, села за письменный стол и провела добрых двадцать минут, грызя гусиное перо и сочиняя письмо барону Сент-Моуру. Закончив, наконец, она запечатала конверт и отослала с посыльным, приказав тому найти барона, где бы он ни был, и вручить ему письмо в собственные руки. Затем она отдала некоторые распоряжения горничной и стала дожидаться развития событий.

Нечеловеческий вопль раздался из богато убранной спальни баронессы Сент-Моур. На крик сбежались ее камеристка, дворецкий, две горничные и лакей, которые устроили прямо-таки неприличную толкучку в дверях спальни. Первой в спальню пробилась камеристка, высокомерная особа с чрезвычайно черными бровями.

– Что случилось, миледи? – спросила она, поправляя чепчик и стараясь подавить одышку от бега.

– Подай мне нюхательную соль! – крикнула баронесса, хватаясь за горло. – И бренди! И пошлите за доктором! И за Каролиной!

Слуги разбежались выполнять приказания, а их госпожа бессильно раскинулась среди розовых подушек. Вокруг нее на постели лежали поднос, на котором ей принесли завтрак, ручное зеркальце, утренняя почта. Скомканная газета «Морнинг пост» валялась на полу.

…Хотя матери Колина Уэрхема было уже за пятьдесят, она все еще хорошо выглядела. Ее сын унаследовал от нее темные волосы и сиреневые глаза. Строгие черты лица и высокий рост он унаследовал от отца. Лицо баронессы было гораздо мягче. Ее фигура была приятных округлых форм. Маленькие пухлые ручки и круглые щеки напоминали беличьи. Красиво изогнутые губки тридцать лет назад свели с ума не одного юного джентльмена. Баронесса производила впечатление покладистой, приятной женщины, в круг интересов которой входят только наряды, магазины и светские сплетни, но это только на первый взгляд. На самом деле это была очень умная, твердая и решительная особа, распоряжающаяся собственным капиталом по своему усмотрению и держащая все в своих руках…

– Ты видела? – закричала баронесса, как только Каролина вошла в спальню.

– Ты про что, мама? Лакей сказал, что у тебя был сердечный приступ.

– Я про «Морнинг пост», – ответствовала баронесса, указывая пальцем в сторону валявшейся на ковре скомканной газеты.

– Я ее еще не читала. Никки с утра устроил страшный рев, и мне пришлось…

– Ну, так читай же, – оборвала ее мать и, оттолкнув доктора, который прибыл несколько раньше, села в постели.

Каролина вздохнула и нагнулась за газетой.

– А что тут такого? – спросила она, разглаживая страницы.

– Смотри колонки объявлений!

Каролина послушно перелистывала газету, пока не дошла до объявлений, и без особого интереса принялась их читать.

– Мертонская девчонка таки захватила на крючок Гарримана, – заметила она. – А я думала, что у нее ничего не выйдет. Ой, Амелия Франклин обручилась с… – Тут у Каролины отвисла челюсть.

– Ага, увидела! – торжествующе изрекла ее мать.

– Колин?!

Добившись нужного эффекта, баронесса жестом выслала из спальни слуг и доктора:

– Идите, идите. Я совершенно здорова.

Доктор вздохнул, но не удивился. Молча он уложил инструменты обратно в чемоданчик и поспешно удалился. Горничные разбежались кто куда, лишь бы не попадаться под горячую руку хозяйке. Только камеристка, хорошо знавшая свою госпожу, осталась в спальне. Ее дар предвидения был вознагражден.

– Принеси голубую накидку, – сказала баронесса. – И вели заложить лошадей.

Улыбнувшись затаенной улыбкой, камеристка пошла готовиться к выезду.

– Что это значит? – спросила Каролина, когда они с матерью остались вдвоем.

Баронесса посмотрела на нее долгим взглядом. Дочь была похожа на ее покойного мужа больше, чем Колин. У нее были те же высокие скулы, раздвоенный подбородок, русые волосы, бледно-голубые глаза и даже веснушки на переносице, с которыми Каролина вела непрестанную борьбу при помощи различных мазей и примочек. В отличие от матери у нее была внешность женщины сурового нрава. Но почему-то она не унаследовала от родителей ни ума, ни твердости характера. Малейшие сложности в жизни повергали ее чуть ли не в прострацию. Словом, эта милая женщина могла заниматься только ребенком и домашним хозяйством.

– Это значит, что Колина охмурили, – рявкнула баронесса.

– Колина охмурили? – изумленно переспросила Каролина.

Она побаивалась старшего брата и считала, что он никому не даст себя охмурить.

– Видно, хитрая штучка, – продолжала ее мать.

– Но кто она? – Каролина вчиталась в объявление. – Таррант? Ты знаешь кого-нибудь из Таррантов?

– Знаю. Все в этой семейке без царя в голове. Прожигатели жизни, спустившие не одно состояние на бегах и за карточными столами. С новоявленной невестой я лично не знакома… пока! Ну, ничего, скоро я дам понять, что Колин – не рябчик, которого я позволю ощипать.

– Колина? – повторила Каролина. Она наморщила лоб, словно решая трудную математическую задачу.