Текст книги "Возлюбленный враг"

Возмущенная Джинни тут же впилась зубами в его ногу. Алекс взревел и с размаху стеганул ее хлыстом чуть пониже поясницы. Джинни издала потрясенный крик.

– Я никогда не прощу тебя, никогда!

– Что касается прощения, Вирджиния Кортни, то ты в очень деликатной ситуации, – проговорил Алекс сквозь зубы. – Как ты смеешь уходить вот так? Сейчас, на поле, мои люди каждую минуту рискуют жизнью, но ты об этом и не подумала. Как и не подумала о собственной безопасности.

– Неправда! Что я должна была делать, когда вся эта стрельба… – Джинни оставила попытку говорить; от тряски у нее болели ребра и в таком непривычном положении ее подташнивало. Но все это не могло сравниться с тем страхом, который она испытывала при мысли о том, что Алекс в состоянии негодования подъедет к отряду с ней, болтающейся поперек седла, словно мешок с картошкой.

К счастью, безудержный галоп Буцефала сменился рысью, а потом он и вовсе остановился, когда Алекс натянул поводья.

– Отсюда ты можешь дойти сама, – сказал Алекс. Опустив Джинни на землю, он направил коня вперед, но через несколько мгновений оглянулся через плечо и увидел, что она стоит на прежнем месте, не двигаясь. – Во имя всего святого, что же нужно сделать, чтобы до тебя дошло? Сейчас же иди.

Несмотря на ощущение, что все косточки в ее теле сместились, Джинни, сама не понимая как, нашла в себе силы противостоять ему. Очевидно, это основывалось на глубоком убеждении, что никто не имеет права обращаться с ней так, как только что поступил Алекс.

– Я не пойду рядом с вашими стременами, полковник – Голос ее звучал тихо и ровно.

Серые глаза были огромными, лицо побледнело, но Джинни, как и всегда, держалась гордо, глядя на него в упор. Алекс медленно выдохнул, потерев глаза пальцами.

– Очень хорошо. Поставь ногу на мой сапог. – И он протянул ей руку.

Джинни взяла руку, поставила ногу на его ногу в сапоге и подпрыгнула, умело повернувшись в воздухе так, что приземлилась на седло перед ним.

– Где твои туфли? – спросил Алекс, только сейчас заметив их отсутствие.

– Мне пришлось переходить через ручей. Я оставила их около Джен.

– Полагаю, не стоит спрашивать, чем ты занималась?

– Я хотела набрать мяты, но потом услышала стрельбу и спряталась в канаве, пока стрельба не прекратилась; а потом… потом я подумала, что было бы глупо не собрать то, за чем я пришла. А из-за тебя я все уронила, – добавила она.

– Если ты не заметила, то скажу: кого-то из нас собирался проткнуть джентльмен со шпагой, – сказал Алекс, не скрывая сарказма. – Здесь повсюду мятежники.

– А я другого мнения, – вызывающе произнесла Джинни. – Это я нахожусь среди мятежников.

– Ты хочешь, чтобы я снова тебя отхлестал? – спросил Алекс, окончательно теряя терпение.

– Только попробуй, и я убью тебя, – с горячностью выпалила она.

К счастью для обоих, в этот момент они миновали изгородь и выехали на поле, где отряд выстроился для марша. Теперь можно было прекратить бессмысленный обмен угрозами, не боясь показаться слабым.

Алекс подъехал к офицерам. Все они были встревожены, но особенно Дикон, стоявший рядом со своим конем и кобылой Джинни. Не спешившись, Алекс опустил Джинни на землю, бросив коротко:

– Тебе стоит поискать туфли. – Тем же тоном он сказал Дикону: – Явитесь ко мне после сигнала вечерней зори, лейтенант Молфри.

Джинни нашла свои туфли там, где оставила их, и позволила расстроенному Дикону помочь ей сесть на лошадь. Отряд двинулся вперед в мрачном молчании. Джинни подъехала ближе к адъютанту.

– Что случилось, Дикон? – спросила она сдержанным шепотом. – Почему полковник зол на тебя?

– Я не мог найти вас, – расстроено пробормотал Дикон. – И теперь, думаю, меня, как минимум, понизят в звании.

– Но это же абсурдно, – заявила Джинни. – Ведь не твоя вина, что я оказалась на другом поле. Я поговорю с ним.

– Нет, нет, пожалуйста, Джинни, не надо. Умоляю вас не делать этого. – От волнения Дикон стал заикаться, лицо покраснело при мысли о ее заступничестве. – Я не искал вас, потому что решил, когда сразу не увидел, что кто-нибудь еще присматривает за вами. Вернее, мне хотелось так думать, потому что я хотел поучаствовать в бою.

– Да, я вполне понимаю, что охрана капризной пленницы и сравниться не может с перспективой быть застреленным, – насмешливо заметила Джинни. Дикон сейчас очень напоминал ей Эдмунда, когда тот пытался улизнуть от нее, чтобы поохотиться на зайца. Тем не менее, ей казалось не совсем справедливым, чтобы Дикон был наказан, потому что она вполне способна позаботиться о себе сама. Однако она понимала, что в нынешней напряженной обстановке она может причинить Дикону больше вреда, чем пользы.

Они добрались до Шелфорда без дальнейших приключений, и когда уже подходили к городу, атмосфера слегка разрядилась.

– Сегодня мы разместимся в казарме, – сообщил Дикон Джинни.

Все с нетерпением ожидали возможности провести несколько часов среди своих. Они смогут похоронить погибших с соответствующими почестями, а полевые хирурги займутся ранеными. Офицеры будут обедать в штабе, и появится возможность получить новые сведения, что было трудно сделать на марше.

А пленнице парламента будет чрезвычайно трудно выбраться из казармы, чтобы отправиться на поиски Рыжего Лиса. Джинни обдумывала свое положение, пока они ехали по узким улочкам, мимо часовых у ворот в казарму.

– Алекс, Бог мой, дружище, ну как же приятно видеть тебя! – Это бурное приветствие исходило от упитанного, но очень бравого полковника, который был одет гораздо наряднее, чем Алекс. – Ты, несомненно, направляешься в Лондон.

– Да, Джек. – Приказ Кромвеля, – ответил Алекс, соскакивая на землю и дружески хлопая товарища по плечу. – Надеюсь, мы присоединимся к маршу на Шотландию. А ты?

Сморщившись, Джек покачал головой.

– Мы должны оставаться на месте и устранить этот чертов мятеж в Суррее. Мятежники повсюду. У тебя были осложнения?

В нескольких словах Алекс рассказал ему о случившемся.

– Нам нужен хирург, и мы должны провести церемонию похорон.

– Все получишь, – громогласно заявил Джек. – А также телячью ногу, пинту отличного бренди и – он сально подмигнул – в качестве развлечения, друг мой, любую из самых изящных, самых податливых девчушек. Ты таких никогда не встречал! – Он потер руки и засмеялся, явно радуясь возможности оказать такое безграничное радушие.

Джинни громко кашлянула. Не то чтобы она возражала против тона беседы – она воспитывалась не в пуританской семье, но ей показалось необходимым напомнить Алексу о своем присутствии, поскольку она не представляла, где ее место в планах Джека.

– Прошу прощения. – Алекс повернулся к ней, и в зеленовато-карих глазах появились смешинки, что породило у Джинни надежду на скорое примирение. – Госпожа Кортни, позвольте мне представить вам полковника Рединкоуга. Джек, это госпожа Вирджиния Кортни, дочь Джона Редферна.

Полковник Рединкоут вежливо поклонился, но взгляд его был одновременно и оценивающим, и восхищенным, когда он повернулся к Алексу, который без труда прочел мысли друга.

– Есть ли в казарме женщины, Джек? Но не того типа, о котором ты только что говорил, – сухо добавил он, снимая Джинни с лошади. Джек покачал головой.

– Боюсь, что ни одной, которая могла бы составить достойную компанию леди. Ты везешь ее в Лондон?

Алекс кивнул.

– Подопечная парламента. Это долгая история, Джек. Черт побери, что же мы будем делать с ней здесь?

Джинни, устремив взгляд вдаль, начала бесцельно насвистывать. Мужчины прекратили разговор и посмотрели на предмет своего обсуждения с некоторой долей сожаления.

– Я буду вполне довольна собственной компанией, – сказала она, убедившись, что ее внимательно слушают. – Я ни за что не хотела бы помешать вашим… э… развлечениям. Вполне понимаю, насколько могу помешать осуществлению столь бурной программы. Но я, безусловно, осознаю, что солдаты имеют определенные…

– Достаточно, – быстро вмешался Алекс, прежде чем этот сладкий голосок продолжит свою сокрушительную речь. – Ты пока останешься со мной, у меня на глазах.

Он отдал ряд распоряжений майору Бонхэму о роспуске солдат и о церемонии похорон во время вечернего построения. Офицерам было приказано заняться подчиненными, а потом, с помощью офицеров полковника Рединкоуга, – устройством ночлега.

– Ну вот, а теперь, Джек, можешь вести меня туда, где твое бренди, – сказал он, хлопнув в ладоши, словно ставя точку. – И нужно подумать, куда мы поместим госпожу Кортни на ночь. – Он сделал знак Джинни следовать впереди него в приземистое каменное здание, и, пожав плечами, она повиновалась.

Их провели в длинную, мрачную, скудно обставленную комнату, где каменные стены, казалось, сохранили холод зимы. Обещанное бренди появилось очень кстати. Несколько мужчин вели беседу за длинным столом в середине комнаты, и при появлении Джинни глаза их расширились. Полковник Рединкоут представил ее, но было ясно, что странное положение Джинни создает ему некоторые затруднения. В качестве пленной она едва ли могла входить в категорию гостей, но ее происхождение и воспитание требовали, чтобы к ней относились с уважением, достойным леди.

Джинни не отказалась от бренди, решив, что события этого дня, а также нынешняя неловкость, которая ей совершенно не нравилась, требуют принять что-нибудь покрепче. Потом она устроилась в углу комнаты, как можно дальше от всех остальных, надеясь, что Алекс что-нибудь быстро придумает.

– У нас тут нет ни одной лишней комнаты, Алекс, – сказал Джек. – Ты не можешь разместить ее в городе? У дороги есть вполне сносная гостиница. Она может очень неплохо поужинать там, а мы тут займемся своими делами.

Алекс покачал головой.

– Она убежденная мятежница, хотя и прикидывается тихоней. Невозможно предсказать, что ей может взбрести на ум. Полковник Рединкоут взглянул на Вирджинию с новым интересом.

– А что ты собираешься делать с ней, раз она изменница?

– А это пусть Кромвель решает, – уклонился Алекс от прямого ответа.

– Слишком красива для виселицы, – заявил Джек. – И кожа замечательная. Будет жалко видеть, как…

– Очень, – перебил его Алекс. Джек удивленно взглянул на него.

– Ты обычно не так добр в своих суждениях, Алекс.

Алекс пожал плечами.

– У нее есть отвага. Мне никогда не нравилось расправляться с истинно смелыми людьми. Ты же знаешь это, Джек.

– Да. – Рединкоут явно не воздерживался от спиртного. – Ну, так что делать с ней сегодня ночью? Я бы с удовольствием разделил с ней свою постель.

Алекс вздрогнул, подавляя желание стереть похотливую улыбку с лица приятеля.

– Можешь разделить свою постель со мной, друг мой. Мы запрем даму под замок, она займет мою постель, подальше от блуждающих рук.

– Надо понимать, что и твоих тоже? – Джек заговорщически улыбнулся ему. Он натолкнулся на ледяной взгляд Алекса, и его и так уже раскрасневшееся лицо запылало. – Не хотел тебя обидеть, Алекс, – поспешно извинился он. – Я забыл, какой ты пуританин.

В итоге Джинни оказалась в маленькой комнатке с узким, забранным решеткой окном, небольшой кроватью, табуретом, лампой и ночным горшком.

– Когда ты пойдешь спать, – тихо сказал Алекс, – я запру дверь на ключ и оставлю его у себя ради твоей безопасности.

– А почему я сама не могу запереться? – спросила она вполне логично.

– Потому что среди ночи ты можешь отправиться за мятой или ромашкой, – заявил он. – И хотя думаю, что у тебя не получится выйти из казармы незамеченной, я все же не смогу поручиться за твою безопасность, если ты отправишься побродить.

– Ты намерен жестоко наказать Джона? – решила она взять быка за рога.

– Это не имеет к тебе никакого отношения, – резко сказал Алекс.

– А я думаю, имеет, – невозмутимо заявила она. – Поскольку все неприятности произошли из-за моего исчезновения.

– Это совершенно тебя не касается, – вновь заявил Алекс. – Это вопрос чисто военный. По каким-то своим соображениям Дикон решил истолковать полученный приказ так, как ему удобно. А это, моя дорогая Джинни, серьезный проступок, подлежащий наказанию. И лейтенант Молфри прекрасно знает об этом.

– А, какая ерунда, – отмахнулась Джинни. – Иногда я думаю, что вы все – мальчишки, играющие в солдатиков. – Алекс открыл рот от удивления, но она продолжала: – Дикон хотел участвовать в бою и, когда не смог найти меня, вполне правильно решил, что я вне опасности, поэтому он и ринулся в бой. Только не говори, что ты его винишь в этом. Уверена, на его месте ты чувствовал бы то же самое.

– Может быть, и чувствовал, но я не поступил бы так же.

Джинни посмотрела на него, сузив глаза.

– Будь честен, – сказала она. – Когда тебе двадцать, ты отчаянно стремишься впервые попробовать себя в бою – разве ты не поступил бы также? И, в конце концов, он не нарушил приказ, просто по-иному его истолковал.

– Ты неравнодушна к этому молодому человеку, так ведь?

Джинни улыбнулась.

– Как и ты. А Дикон просто боготворит тебя.

– Он знает, что его ожидает, – сказал Алекс, нахмурившись.

– Ну тогда удиви его. Если ты выскажешь ему все с присущим тебе… гм… красноречием, уверена, что достигнешь цели так же успешно, как если бы понизил его в звании.

Переменив тему, Алекс предложил ей руку.

– Пойдем, пора на церемонию похорон. Ты ведь захочешь присутствовать как член отряда.

Идя рядом с ним, Джинни подумала, что она, как это ни странно, действительно чувствовала себя частью этой компании и действительно хотела посетить церемонию, печальную в своей значимости. Она также сама поухаживала бы за ранеными, но нельзя добиться всего за один день.

Когда церемония закончилась, все явно почувствовали облегчение, направляясь в дом, чтобы утопить в вине переживания дня, чтобы смерть снова стала тем, чем ей и положено быть – общепринятым фактом жизни. Только Дикон все еще казался напряженным, и когда после отбоя он последовал за своим командиром в казармы, Джинни подумала, что сейчас он, как никогда, похож на человека, идущего на эшафот.

Она встала в коридоре, за углом, так, чтобы не слышать происходящее в комнате, которую Алексу отвели для работы. Ждать пришлось долго. Наконец Дикон вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь.

– Что случилось? – спросила Джинни, выглядывая из-за угла и подзывая его.

Дикон вздрогнул, подошел к ней.

– Не хочу когда-нибудь пройти через такое еще раз, – простонал он, опершись о стену и вытирая лоб с отчаянным вздохом.

– Но ты по-прежнему лейтенант? – нетерпеливо спросила Джинни.

– Да. – Он слегка усмехнулся. – Не знаю почему, но звание осталось при мне, хотя я чувствую себя так, словно меня разделали под орех.

Лежа ночью на узкой кровати, Джинни думала, что действительно невозможно достичь всего лишь за один день. Но нельзя сказать, что она была недовольна прошедшим днем. Однако, безусловно, было бы лучше, если бы она не потеряла собранную мяту.

Глава 11

– Что происходит? – Джинни, услышав на следующее утро громкие голоса, посмотрела в сторону ворот.

– Возвращается ночной патруль, – сообщил ей Дикон. – Наверно, поход был удачным. Поймали несколько мятежников для виселицы.

И будто в подтверждение его слов громкий приветственный крик раздался во дворе, где отрад полковника Маршалла готовился отправиться в путь.

В ночном патруле было около двадцати солдат. С ними – примерно полдюжины пленников, истекающих кровью, со связанными руками. Они спотыкались, подталкиваемые пиками.

Расстроенная, Джинни отвернулась от этого зрелища, недоумевая, возможно ли когда-нибудь привыкнуть к таким ужасам.

Но она что-то заметила краем глаза. Медленно, закрыв рот рукой, она снова посмотрела на пленных.

– Питер, – прошептала она его имя и закричала: – Питер! – На глазах у собравшихся во дворе и прежде чем Дикон успел отреагировать, она бросилась через двор и обвила руками сгорбившегося, избитого, почти неузнаваемого Питера Эшли.

– Что они сделали с тобой? – бормотала она мучительным шепотом, убирая длинные, растрепанные локоны кавалера с глубокой раны на его лбу.

– Почему ты здесь, Джинни? – выговорил Питер распухшими губами. – Уходи. Нельзя, чтобы тебя видели со мной.

– Эй, госпожа! – Коренастый солдат с жестким ртом грубо схватил ее за плечо. – Никаких разговоров с пленными.

– Убери от меня свои руки! – накинулась на него Джинни с бешеной злостью, хлопнув по руке на своем плече так, словно это был комар. – Тварь! Я буду говорить, с кем захочу.

Солдат ударил Питера под колено, и он упал вперед, на камни, не сумев удержаться со связанными руками.

Джинни накинулась на солдата; проклятия и ругательства посыпались так естественно, словно из уст у бывалого моряка. Она ударила его кулаком в живот, потом успела еще как следует стукнуть по ноге, прежде чем двое солдат оттащили ее. Она дралась сразу с тремя с отчаянной храбростью тигрицы, защищающей своего детеныша, не обращая внимания на боль, которую ей причиняли эти трое, пытавшиеся сдержать ее.

Дикон, наконец, пришедший в себя от потрясения, кинулся бежать к свалке как раз в тот момент, когда Алекс и Джек Рединкоут, увлеченные разговором, появились в двери здания по другую сторону двора.

– Это еще что такое? – воскликнул Алекс. Джинни можно было различить только по мелькавшей голубой юбке, но слова ее отчетливо разносились по всему двору. Алекс, совершенно не представлявший, что происходит, побежал так, словно все черти гнались за ним, и легко нагнал лейтенанта. – Отпустите ее, – заорал он так, что три солдата немедленно стали по стойке смирно, а Джинни, тут же воспользовавшись преимуществом свободы, со злостью ударила их, прежде чем упасть на колени перед Питером, который пытался встать без помощи рук.

Алекс сразу узнал Питера и все понял.

– Вставай, Джинни. Тебе здесь не место.

Джинни сбросила его руку.

– Ты такой же, как они, – презрительно заявила она. – Он ранен, но ты оставишь его лежать здесь, чтобы его били, как злую собаку в подворотне.

– Джинни, ради Бога, – пробормотал Питер. – Алекс прав. Оставь меня.

– Ни за что! – Обхватив раненого рукой за талию, она помогла ему подняться, шатаясь под тяжестью ослабевшего тела. – Господи, что они с тобой сделали? – Снова сказала она, вытирая платком кровь на его лице.

Алекс на какое-то мгновение заколебался. Джинни, похоже, не понимала, что Питер Эшли – попавший в плен мятежник, и сейчас никто из них уже не в силах помочь ему. Он мягко взял ее за руку и тихо и спокойно заговорил с ней.

– Ты должна сейчас уйти, Джинни. – В этот момент два солдата, пришедшие в себя после неожиданной атаки, временно парализовавшей их, кинулись вперед и грубо схватили пленника с двух сторон.

– Оставьте его в покое! – закричала Джинни, снова бросаясь на них. Алекс схватил ее, и она стала отбиваться теперь уже от него, царапаясь и нанося удары. Казалось, в его руках была разъяренная фурия. В отчаянии Алекс приподнял ее, с трудом удерживая на вытянутой руке, ведь Вирджиния Кортни была далеко не хрупкой малышкой, но выбора у него не было, и от этого силы удвоились.

Джинни увидела, как Питера тащат солдаты, и ноги его волочатся по земле, и ее безумные метания внезапно прекратились.

– Они замучают его, – простонала она и, когда Алекс опустил ее, разрыдалась. Алекс обнял ее, прижимая ее голову к груди, пока она плакала. Джек Рединкоут недоуменно почесывал затылок, Дикон неловко отошел к своему коню, майор Бонхэм казался невозмутимым, и все во дворе с удивлением смотрели, как полковник Александр Маршалл из Армии нового образца утешает пленную роялистку, которая только что ожесточенно нападала на трех солдат Кромвеля, а потом и на него самого.

– Я должна идти к нему, – рыдала Джинни. – Он ранен, и они убьют его, ведь так? – Она подняла голову, и ее глаза, мокрые от слез, были полны осуждения.

Алекс ничего не отрицал, потому что не мог солгать ей.

– Ты должна смириться, милая, – мягко сказал он. – Это война. Питер Эшли знает это. Ты ничего не можешь сделать для него сейчас.

– Нет… нет. – Она отчаянно качала головой, словно не желая слышать его. – Ты можешь что-нибудь сделать для него. Не дай им убить его.

– Не могу, – сказал он тоном, не допускающим возражений. – Двое моих людей вчера были убиты, еще три тяжело ранены Питером и ему подобными. Таков закон войны, Джинни.

Она стояла неподвижно, глядя на него, а слезы ручьем бежали по ее щекам. Алекс молил Бога, чтобы она никогда больше не смотрела на него таким взглядом – обвиняя, осуждая и с отчаянной безысходностью. Ее платок был в крови Питера, и когда она поднесла его к мокрому лицу, на нем остались розовые разводы.

– По крайней мере, дай мне увидеть его, – сказала она.

– Это не поможет. – Не в силах выносить такое, он достал свой платок и вытер кровь и слезы с ее лица.

– Он умрет, – горячо произнесла она. – Что случится, если я поговорю с ним? И почему ты думаешь, что это не поможет, если он увидит друга в свою последнюю минуту? Вы с ним когда-то были друзьями. Разве это уже не имеет значения?

– Ты только расстроишься, – ответил он невпопад. – Ты ничем не можешь ему помочь, и это расстроит тебя.

– А разве я не могу сама принять решение о том, на что готова пойти ради своих друзей? Если ты опасаешься, что я что-то задумала, то можешь пойти со мной. – Последние слова были брошены ему в лицо с презрительным вызовом, и Алекс устало вздохнул.

– Я боюсь не этого.

– Так чего же тогда? – Ее слезы высохли, и теперь она не нуждалась в утешении. Вновь отважная мятежница была готова сражаться с завоевателями за правое дело.

Полковник Рединкоут, деликатно отошедший в сторону и наблюдавший за происходящим, задумчиво кивнул. Ему редко приходилось присутствовать при столь интересной сцене. Его старый друг, судя по всему, сильно увлекся. И винить его не за что. Эта женщина действительно отважна, как Алекс и говорил, да при этом еще и великолепна. Ее, однако, придется укрощать; и что, черт побери, скажет Кромвель? Рединкоут прервал размышления на эту захватывающую тему и поспешил на помощь другу.

Он кашлянул, привлекая внимание Алекса.

– Алекс, не вижу никакого вреда, если дама хочет поговорить несколько минут с пленным. Лучше бы поторопиться с этим, – деликатно заметил он, надеясь, что ему не придется вдаваться в подробности. Из мятежников выбьют все сведения, прежде чем отправят к праотцам, и вскоре Питер Эшли уже не сможет беседовать связно с другом.

Судя по мрачному выражению лица Алекса, он нутром почувствовал, что ему немедленно надо увезти Джинни отсюда. Все, что здесь происходит, не для женских глаз. Но не в его власти решать за Джинни. Для женщины с такой внутренней силой не существует преград.

– Пять минут, – сказал он. – Потом мы выступаем. Мы и так уже задержались. – Он намеренно говорил отрывисто и сухо. – Джек, пожалуйста, проводи ее. – Потом, не глядя на Джинни, повернулся и направился к отряду.

– Пожалуйста, сюда, госпожа Кортни. – Джинни последовала за полковником Рединкоутом в квадратное здание, куда охранники уже увели пленных. Откуда-то раздался жутковатый крик, больше похожий на звериный, чем на человеческий, и Джинни, вздрогнув, остановилась. Полковник грубо выругался и пробормотал: – Здесь не место для женщины.

– Уверена, что раньше вы их тут принимали, полковник, – резко сказала Джинни, снова взяв себя в руки. – Мне с трудом верится, что вы проявляете больше чуткости к пленным женского пола.

Полковник Рединкоут понял, что ему в какой-то степени жаль Алекса Маршалла. Он провел Джинни в маленькую комнату с каменными стенами без окон, где стоял лишь один табурет.

– Подождите здесь, госпожа, я приведу пленного. – Через несколько минут послышалось шарканье ног; затем тяжелая дверь со скрипом отворилась, и Питер Эшли с трудом вошел и привалился к стене. Дверь за ним захлопнулась. Джинни в два шага оказалась рядом с ним и помогла ему сесть. В глазах ее стояли слезы, но ради него она пыталась сдержать их.

– Это безумие, Джинни. О чем ты только думаешь? – запротестовал Питер, одновременно до боли сжимая ее руки.

– У меня только пять минут, – сказала она, пожимая его руки в ответ. – Я могу что-нибудь сделать для тебя? Передать что-нибудь?

– Как много сожалений, – сказал Питер, словно отвечая на ее вопрос. – Столько сожалений, когда знаешь, что не в силах ничего изменить. Я не сделал предложение Салли Тернхэм: надеялся, что война скоро кончится, а мне хотелось воевать, не мучаясь мыслями о жене. Передай ей, Джинни, прошу, что я умер, думая о ней и сожалея. Моей семье… скажи им… скажи им то, что сможет порадовать их.

– А Эдмунд? – шепотом задала Джинни вопрос, который более всего тревожил ее с того момента, как она увидела Питера. Казалось жестоким спрашивать его о ком-то другом, когда он стоял на пороге смерти, но она ничего не могла поделать с собой.

– Слава Богу, он в безопасности. – Питер закашлялся и с гримасой схватился за бок. – Скоты! – горько заметил он. – Знают, куда поставить сапог. Эта война превратила нас всех в зверей. Если она скоро не закончится, то уже никакой надежды для цивилизации не будет. – Джинни обняла его, не в силах сказать что-нибудь, поскольку ничем не могла его утешить. – Эдмунд отправился помогать нашим силам в Кенте, – продолжал Питер с видимым усилием, от которого его бледное лицо покрылось испариной. – Его рана хорошо зажила.

Джинни шепотом быстро рассказала ему об аудиенции короля, о его послании, и Питер слабо улыбнулся.

– Хорошо знать, что мы умираем не зря, – сказал он, и затем горячо продолжил: – Ты и дальше будешь передавать это послание?

– Я буду продолжать пытаться, – сказала она. – Ты хочешь, чтобы я что-то сделала?

Питер судорожно вздохнул, потом сказал:

– Если ты будешь говорить с Рыжим Лисом – это пароль, понимаешь, для всех, кто поддерживает связь между народом и нашими войсками.

Джинни кивнула, она уже сама поняла это.

– Если будешь говорить с ним, расскажи о захвате голубой банды, предупреди, что к ночи могут стать известны позиции и других. – Лицо его исказилось страшной ухмылкой. – Мы можем клясться, что будем держаться, но какой же глупец поверит в это!

Джинни вздрогнула, но ничего не сказала, лишь крепче сжала его руку и пообещала:

– Я обязательно передам это. Сегодня, несмотря ни на какие препятствия.

– Хорошо. – Ему удалось слабо улыбнуться. – Ты должна была родиться мальчишкой, Джинни. Эдмунд всегда это говорил. – Потом улыбка погасла. – Но будь осторожна. Те, кого мы прежде звали изменниками, не щадят тех, кого они называют изменниками.

Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появились два солдата.

– Не трогайте его, – сказала Джинни, когда они направились к Питеру. – Пусть он сам встанет. Ему не убежать от вас; вы позаботились о том, чтобы он едва мог идти с вашими трусливыми…

– Тихо, Джинни, – прервал ее Питер, с трудом вставая и опираясь на стену. Она подошла, чтобы поцеловать его. Обняв его, она вложила в этот жест всю свою любовь и дружбу. – Молись, чтобы смерть моя была легкой, Джинни, – сказал он, наконец, отстраняя ее от себя. – Это все, что теперь мне осталось. – Собрав остатки сил, он без посторонней помощи вышел из комнаты.

Джинни стояла в холодной, пахнущей смертью комнате, заливаясь слезами. Душа ее была полна горя и ужаса. Джек Рединкоут что-то пробормотал и указал на дверь. Она прошла мимо него, вышла во двор и направилась к отряду, Алекс и его офицеры ждали ее.

– Будьте вы все прокляты! – сказала она звонким голосом, дошедшим до каждого, кто был в этот момент во дворе. – Не существует такой цели на земле, которая могла бы оправдать такую резню. – Оседлав Джен, она повернула лошадь и галопом понеслась к воротам.

– Пропустите ее, – крикнул Алекс часовым, которые хотели было преградить ей путь. – Следуй за ней, Джон, не упускай из виду. – Адъютант вскочил в седло и поскакал вслед за Джинни. Алекс обернулся и посмотрел на стоявших рядом молчаливых мужчин. – Да простит нас всех Господь, – тихо сказал он, вскочил на Буцефала и отдал приказ выступать.

Джинни неслась галопом по улицам Гилфорда, не разбирая дороги. Жители при виде этой сумасшедшей скачки прижимались к стенам домов. Дикон следовал за ней более спокойно, но так, чтобы держать ее в поле зрения, гадая, что же ему делать, когда она решит остановиться, – если это вообще произойдет. Вернется ли она с ним добровольно? Или ему оставаться при ней, пока полковник не придет на выручку?

Постепенно Джинни начала понимать, что за ней кто-то едет. Необузданный гнев и боль, которые побудили ее кинуться прочь, утихли, как и следовало ожидать, и она опять начала осознавать, где находится. Она осадила Джен, с раскаянием заметив взмокшую шею кобылы, капли пены у закушенных удил, вздымающиеся бока.

– Ох, Джен, прости меня, – прошептала она, наклоняясь вперед и гладя ее шею. Следовавшая за ней лошадь тоже сбавила шаг, и Джинни оглянулась через плечо, увидев примерно в тридцати шагах встревоженного Дикона. – Сейчас я плохая компания, Дикон, но если хочешь подъехать, я не укушу тебя.

Дикон приблизился к ней. Облегчение было написано на его открытом лице.

– Думаю, нам нужно вернуться в отряд, когда вы будете готовы к этому.

– Ты ведь сторожевой пес полковника, да? – заметила Джинни тоном, показывающим, что ей в общем-то все равно. – Ну так я не хочу вновь доставить тебе неприятности, поэтому, раз тебе велели привезти меня обратно, нам лучше вернуться.

Дикон обиделся.

– Полковник не сказал, что я должен привезти вас. Я только должен был не упускать вас из виду. Если вы не хотите возвращаться, мы не поедем.

– И куда же, по-твоему, эта дорога приведет нас? – поинтересовалась Джинни с коротким смешком. – Туда, где кончается радуга, если повезет. Были времена, когда в это верилось. Детские мечты! Но мы живем в мире взрослых людей, так, Дикон? В мире, где зло вместо справедливости шагает по земле; где людей избивают, мучают и убивают потому, что они придерживаются другого мнения.

Дикон молчал, страшно сожалея, что ему поручили такое задание. Он не знал, что ответить ей, как утешить. Это дело полковника, и после сегодняшнего утра было ясно, что полковник знал, как это сделать. В последние дни Дикон был озадачен высказываниями майора Бонхэма и других офицеров. Сейчас их слова стали понятны. Отношения между его полковником и госпожой Кортни были не такими простыми, как ему казалось.

– Поехали, Дикон. Пора возвращаться в этот мир. Я больше не буду задавать тебе вопросов, на которые нет ответа. Ты знаешь свой долг, так ведь? Если не задаешь вопросов себе, то не стоит ожидать, что сможешь ответить на вопросы других.

Она развернула Джен на обрамленной живой изгородью дорожке. Утренний воздух был напоен мирными, повседневными ароматами жимолости и роз, скрашивая присутствие человеческих пороков. Дикон, чувствуя себя так, словно его каким-то образом упрекнули за ошибку, о которой он ничего не знал, последовал за ней. Они молча вернулись в город, направились по лондонской дороге и вскоре нагнали отряд. Миновав ряды солдат, они достигли головы колонны, Джинни тут же почувствовала, что офицеры избегают смотреть на нее, и вспомнила, как проклинала их на площади у казарм, и вся бурная, унизительная сцена с солдатами вновь всплыла перед ней с ужасающей ясностью.