Текст книги "Пациент"

Глава 22

Июнь 2017 года

Сначала я подумала, что светит солнце – желтый цвет был повсюду: на разрезанных газетах, приклеенных к полу, на рваной бумаге, наполовину прикрывавшей окна. Открытый учебник истории – одна из книг Нейтана – был брошен на стул. Он тоже был густо вымазан желтой краской. Люк вырвал из него страницы, вырезал угловатые фигуры и, выкрасив их в черный цвет, подвесил на нитках к абажуру в центре комнаты. Очевидно, он нашел банки с краской в чулане под лестницей, где мы хранили старую утварь. Теперь они стояли на полу, использованные кисти остались лежать на крышках.

Когда Лиззи была маленькой, я собиралась покрасить ее комнату в желтый цвет, но Нейтану он не понравился, и краска осталась неизрасходованной. И эта желтизна, и вся эта безумная инсталляция в целом кричали о сумасшествии и свободе. Обернувшись, я увидела, что стена позади меня покрыта черными треугольниками из разрезанных листов бумаги. Я будто оказалась в каком-то другом месте: то ли на солнечном пляже с черными скалами по краю, то ли на кукурузном поле Ван Гога с воронами над ним, то ли в пустыне с резкими острыми тенями. Я не знала, было ли так задумано и Люк хотел с помощью цвета и формы увести меня куда-то далеко отсюда, или это бессонница свела его с ума.

Моя голова пошла кругом от беспокойства. Я обнаружила признаки явного безумия, но все-таки в увиденном мною прослеживался и некий смысл. Ван Гог, кумир прадеда Люка, бывало, вел себя как психопат, когда писал свои картины. Возможно, Люк решил, что тоже должен выйти за рамки нормальности, чтобы создать свою лучшую работу. У меня не было времени на размышления, нужно было поскорее все убрать, соскрести желтую бумагу со стен и краску с окон, выскоблить пол.

Почему Люк не рассказал мне, что он тут устроил? Это почти уничтожило комнату Лиззи и могло разрушить наши семьи. Моя злость усиливалась по мере того, как я, задыхаясь, бегала вверх-вниз по лестнице с ведрами воды в руках. Я скребла и драила. Чтобы удалить все следы, мне потребовалось два часа. Я содрала руки в кровь. Вся разорванная мокрая бумага была засунута в черные пластиковые мешки, нитки с абажура оборваны, стул протерт. Когда я закончила, окна выглядели тусклыми, но были хотя бы отмыты от краски, половицы – влажными, но чистыми. На стенах еще оставались мокрые пятна, но они быстро высыхали.

Уже начинало темнеть, приходилось спешить. Зазвонил домашний телефон, но я не ответила, не было времени. Нейтан мог вернуться в любой момент. Я стащила мешки вниз и сложила в мусорные баки во дворе. Я была в ванной и чистила ногти, когда услышала, как открылась калитка и кто-то прошел к входной двери. Мое сердце заколотилось, по коже от страха пробежали мурашки. Я прокралась вниз, взяла из гостиной кочергу и, ощущая тошноту, на цыпочках подошла к двери.

Секунду спустя в замке загремел ключ и вошел Нейтан.

Мы удивленно уставились друг на друга, будто каждый столкнулся с незнакомцем, затем я выронила кочергу и шагнула вперед, чтобы обнять мужа. Он казался другим – стройнее, что ли; от него даже пахло по-другому.

– Похоже, тебя не на шутку тряхнуло. – Нейтан отстранился и внимательно посмотрел мне в лицо. – С тобой все в порядке?

Я никогда не понимала, почему очевидно невредимых людей спрашивают, в порядке ли они, в то время как беда случилась с кем-то другим. Это не меня затащили в кусты, изрезали, изуродовали и оставили умирать.

Не дождавшись ответа, Нейтан взял меня за руку и повел на кухню.

– Я очень волновался за тебя. – Он выпустил мою руку, открыл холодильник и достал недопитую бутылку белого вина. Налил нам по стакану и сел. – Я звонил несколько раз, но ты не брала трубку.

– Я плохо себя чувствовала.

– Ты рассказала полиции, что за тобой следили именно в том месте, где была убита Кэрол? Сейчас это чрезвычайно важно.

Я села напротив него и сделала глоток. Вино легко скользнуло внутрь, холодное и чуть кисловатое. Я еще не звонила в полицию, но кивнула. У меня не было сил выслушивать упреки, к тому же я почти не солгала – я собиралась сходить в полицейский участок завтра.

– Ты выбрал пансионат?

Муж выпил вино и аккуратно поставил бокал на стол.

– Ада не поедет в пансионат.

– Но ты ведь для этого задержался? – Я удивленно взглянула на него.

– Выяснилось, что она не хочет покидать дом, в котором прожила всю жизнь. И это можно понять.

– Ее деменция прогрессирует, Нейтан. Когда я звонила, она не помнила даже то, что ты приехал.

– Я организую ей хороший уход и дома, можешь не сомневаться. – Теперь пришел его черед изучать меня, оценивающе прищурив глаза. – Ты как-то по-другому выглядишь. Похудела вроде.

– Я же болела, – напомнила я. – Но сейчас мне гораздо лучше.

– Если бы я знал, вернулся бы побыстрее.

– Я не хотела тебя напрягать, матери ты был нужнее, чем мне.

Нейтан налил себе второй бокал вина, опустошив бутылку, и встал, чтобы достать еще одну из холодильника. Он двигался ловко и тоже как-то по-другому. Если бы я не знала, что он провел несколько дней со своей выжившей из ума матерью, сказала бы, что он стал здоровее и будто помолодел. На мгновение я задумалась, не ездила ли Сара вместе с ним. Он снова посмотрел на меня, почувствовав мой пристальный взгляд:

– Что?

– Ты выглядишь намного свежее, чем раньше.

– Отдохнул, наверное.

– Разве уход за Адой можно назвать отдыхом?

– От работы, я имел в виду. Кстати, хорошо, что ты напомнила – мне нужно позвонить в школу. – Он натянул куртку. – Матрона[11]11
  В католической школе надзирательница, ответственная за дисциплину.


[Закрыть] болеет, и Сара замещает ее с тех пор, как я уехал. Я обещал, что возьмусь за дело, как только вернусь. Ужинай без меня.

Сара не сопровождала его в поездке, она не могла. Я изменила Нейтану, но это не означало, что он тоже способен изменять. Я встала и коснулась его руки:

– Будь осторожен, поблизости бродит убийца.

– Ты беспокоишься обо мне?

Муж улыбнулся и на секунду стал прежним Нейтаном, Нейтаном из давних времен. До сих пор я не задумывалась, как редко он в последнее время улыбался. Выйдя во двор, он обернулся к окну, из которого я выглянула, и помахал мне рукой.

Наша семейная фотография стояла в рамке на кухонном подоконнике так долго, что я перестала ее замечать. Сполоснув бокалы, я взяла ее и поднесла к свету. Лиззи примостилась между нами с Пеппером на руках. Тогда, лет десять назад, он был еще щенком. Лиззи смеялась, Нейтан ухмылялся в камеру, а я улыбалась Лиззи. Мы выглядели крепкой семьей. Я села на стул с фотографией в руках и попыталась вспомнить, о чем думала в тот момент, но это напрочь стерлось из памяти.

Люк появился слишком поздно. Моя жизнь принадлежала моей семье. Так было, и я знала, что так будет всегда. Нейтан мог флиртовать с Сарой, Лиззи – думать только о своем парне, но это не уничтожило бы существующую между нами связь. Она прервалась бы, если бы продолжился наш роман с Люком. Лиззи окончательно разочаровалась бы и во мне, и в самом понятии брака. Офелия бы пострадала, Оскар тоже. Распались бы сразу две семьи.

Я поставила фото на место. Моя прежняя жизнь победила в поединке с той, о которой я мечтала. Я поднялась и, ощутив головокружение, оперлась о стену. Нужно было соблюдать осторожность – не вставать со стула слишком резко, не гулять в темноте в одиночку и не следовать зову сердца. Счастье Лиззи и Нейтана оказалось важнее моего собственного. У Лиззи впереди была целая жизнь, замужество и дети. Какой пример я бы ей подала, если бы продолжила изменять? Я перешла в гостиную, села в кресло у окна и оставалась так, пока совсем не стемнело. Когда Нейтан вернулся, он включил свет, и я вздрогнула.

– Извини, что так долго. – Мне показалось, он бежал и запыхался. – Ученики совсем отбились от рук.

– Ничего страшного, я нашла чем себя занять. Время пролетело незаметно.

Сейчас это странно осознавать, но мы оба солгали.

Глава 23

Июнь 2017 года

Нейтан лег в постель позже меня. Я слышала, как он открывал и закрывал шкафчики на кухне – то ли убирал, то ли искал что-то. Наконец он поднялся наверх, от него сильно разило вином. Поначалу его присутствие рядом меня не беспокоило. Я давно привыкла к нему, тело мужа под боком и звуки его дыхания были так же знакомы, как мебель в комнате.

Я отвернулась, но на этот раз он придвинулся ко мне и, прижавшись сзади, притянул к себе. Я удивилась. Неужели ему захотелось нежности? Или он почувствовал во мне изменения, уловил скрытый жар моего пробудившегося тела? Он просунул руку под мою пижаму и сильно сжал мне грудь. Я протестующе забормотала и начала с ним бороться, но он не обратил на это внимания – возможно, решил, что так я включилась в любовную игру. Повернул меня на спину, грубо стянул мои пижамные штаны и, целуя в шею, раздвинул мне ноги коленом. Я отворачивалась, но он, будто не замечая этого, елозил лицом то по одной, то по другой моей груди. Его слюна была мокрой и холодной. Я попыталась оттолкнуть его, но он держал меня крепко. Все происходило очень быстро. Я была скорее ошарашена, чем возмущена. Казалось, он напился до помутнения рассудка. Прижимаясь ко мне тазом сильнее и жестче, чем бывало прежде, он глубоко проникал в меня и стонал. Стиснув зубы, я пыталась убедить себя, что это не насилие, а то, с чем иногда приходится мириться в браке. Сотни женщин претерпевают то же самое после того, как приготовят ужин, вымоют посуду, развесят постиранное белье и запрут на ночь двери. Нежеланный секс с мужем – последний пункт в ежедневном списке их хозяйственных дел. Существуют даже анекдоты на эту тему, хотя и ничуть не смешные. Нейтан был подобен не мужу, а скорее незнакомцу, вломившемуся в дом. Я хотела сбросить его с себя, но это лишь продлило бы происходившее. Когда все закончилось, он сам откатился в сторону.

– Тебе понравилось? – Теперь его голос звучал сонно, лениво и удовлетворенно.

Я ничего не ответила и отвернулась. Неужели он вообразил, что такое могло быть приятным? Или я просто забыла, на что похож секс с Нейтаном? После того, что я испытывала с Люком, он был равен изнасилованию.

Через пять минут Нейтан уже храпел. Я еле сдержалась, чтобы не встать и не уйти от него, мне хотелось сбежать из дома.

На следующее утро муж собрался на работу пораньше – по четвергам проводились школьные собрания, на которые он старался не опаздывать. Прежде чем уйти, он поставил мне чашку чая у кровати. Он выглядел вполне довольным, как будто ничего особенного не произошло. Я не разговаривала с ним, но он, казалось, не заметил. Как только он вышел, я встала с кровати. Ходить было больно, и я слегка спотыкалась. Я долго стояла под душем, разглядывая свои синяки: несколько на руке, один на левой груди. По ноге стекала струйка крови. Пока теплая вода барабанила по моей голове, меня осенило – я могла бы сфотографировать синяки и кровь, пойти в полицию и написать заявление о том, что муж изнасиловал меня. По крайней мере, чувствовала я себя именно так. Он, конечно, стал бы все отрицать и нанял адвокатов, а те раскопали бы доказательства моего романа с Люком, хотя и без того у газетчиков началась бы урожайная пора. Я представила заголовки желтой прессы и то, как все это отразилось бы на Лиззи. Такая цена показалась мне слишком высокой.

Хороший адвокат по разводам предложил бы нам подождать и поговорить друг с другом. Он посоветовал бы спокойно все обсудить, возможно, в присутствии семейного психолога. Я бы сказала, что в последнее время Нейтан изменился, стал отстраненным и раздражительным. Муж бы ответил, что я тоже, что все произошло по моей вине, потому что я слишком долго отказывала ему в сексе. Что это был акт отчаяния, которым он хотел шокировать меня и таким образом вернуть. Я не смогла бы сразу возразить, хотя ясно понимала, что произошедшее прошлой ночью разъединило нас окончательно. Трещина между нами превратилась в раскол, тарелка развалилась на части. Даже заново склеенная, она никогда бы не стала такой, как прежде.

Я нашла гигиеническую прокладку в комоде у Лиззи и надела хлопковое платье песочного цвета с тонким кожаным пояском. Синяки на руке я скрыла под летним кардиганом.

Я решила оставить все в прошлом или притвориться, что оставила. Нетвердыми руками я нанесла макияж – подводку для глаз, тушь, губную помаду – и побрызгалась духами. Ради нашей дочери я решила, что останусь женой Нейтана, по крайней мере, формально, но перейду спать в свободную комнату, и мы будем вести себя как цивилизованные люди. Я яростно расчесала волосы и велела себе сосредоточься на предстоящем дне, вспомнить о Кэрол и о том, что она вынесла. Она была уверена, что я справлюсь. «Ты всегда справляешься, Рэйчел».

Я взяла чашку кофе и вышла в сад. Уже потеплело, но небо не было голубым, как вчера; за ночь на нем появились серые облака, разделенные тонкими малиновыми полосками. Я предположила, что наконец пойдет дождь. Вернувшись в дом, я заперла дверь в сад и сполоснула чашку. Нейтан, как обычно, оставил кухню в порядке, только стул стоял не на своем месте, а был придвинут к высокому шкафу, будто с него пытались дотянуться до самого верха. Я переместила стул обратно к столу и отнесла свою сумку в машину. Когда я открывала дверцу, меня хлопнули по плечу. Это была Виктория!

– Привет! – Она поцеловала меня в щеку. – Выглядишь уставшей, дорогая. Неплохо, но как-то помято. – Виктория сунула мне в руки букет оранжевых роз.

Я спрятала лицо в еще покрытые росой цветы и почувствовала, как подступают слезы. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не выложить то, что произошло ночью.

– Я болела, но мне уже лучше. Эти розы великолепны.

– Хочу тебе кое-что сказать. Или ты уже в курсе?

Мое сердце болезненно сжалось.

– Это связано с Лиззи?

– Нет, – торопливо ответила она. – С Лиззи все в порядке, я пригласила ее на ужин сегодня вечером. Вы с Нейтаном тоже обязательно приходите. Еще будут Деншемы.

Виктория провела меня к себе во двор. На брусчатке стояли два синих пластиковых стула – на случай, если явившимся гостям сначала потребуется отдышаться. Я считала это очень предусмотрительным со стороны хозяйки. В ожидании того, что она скажет, я оперлась рукой на спинку одного из них.

– Прошу тебя, Ви, не тяни.

– Звонила Эбби, это было в новостях. – Виктория накрыла ладонью мое запястье. – Убит пациент вашей клиники. Тело обнаружили вчера поздно вечером, но полиция считает, что все произошло пару дней назад. Доктор Моррис слышал лично.

– Кто это был?

– Некий Брайан Олдер.

– Это невозможно, – нелепо возразила я. – Вчера была среда, я несколько раз звонила ему с работы!

Он не отвечал, но я решила, что он просто не хотел брать трубку. Это не мог быть Брайан, он был не из тех, кого убивают, никто не желал его смерти. Убили кого-то другого с похожим именем, у нас ведь сотни пациентов, тысячи!

– Мне очень жаль, дорогая, но все подтвердилось.

Герань во дворе расплылась у меня перед глазами, превратившись в пунцовое облако. Я почувствовала руку Виктории на своем плече – подруга усаживала меня на стул.

– …найден у себя дома. Я пыталась с тобой связаться, звонила несколько дней. Я волновалась, все ли с тобой в порядке.

– Вчера я слышала звонок, но не успела подойти. А перед тем я болела, но со мной был Люк. Нейтан вернулся только вчера вечером. – Я взглянула на нее снизу вверх. – Как это произошло?

Виктория опустилась на соседний стул.

– Не нашли никаких признаков взлома. Полицейские считают, что он знал нападавшего.

Должно быть, Брайан широко распахнул дверь, радуясь, что в кои-то веки к нему пришли, и предложил убийце чашку чая. Я надеялась, что все произошло быстро – с помощью пистолета или ножа.

– Как его убили?

– Говорят, это дело рук какого-то психа.

– Почему?

– Лицо было изуродовано до неузнаваемости. – Виктория помолчала. – И отрублена кисть. – Она продолжала говорить, но ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека. – Полиция считает, что это случилось поздно вечером во вторник. Вчера утром он не появился с газетой, и дочь соседей заглянула к нему через щель между занавесками. Стены были в крови. Бедняжка испугалась, что ее отругают, и рассказала об этом матери только вечером.

Вчера я звонила и тщетно надеялась, что Брайан возьмет трубку, а его тело уже лежало на полу. Рассеченные сухожилия белели на обрубке запястья, вокруг лужей растеклась кровь. Он не любил сдавать кровь на анализы. Говорил, что ему от этого дурно.

– У полиции нет никаких зацепок, но они связывают эту смерть с гибелью Кэрол – оба раза убийца забирал с собой трофей. – В голосе Виктории послышалась забота. – Я ужасно напугала тебя, дорогая, прости. Я хотела успеть, прежде чем ты услышала бы это по радио, но получилось слишком неожиданно.

– Нужно рассказать Лиззи. – Я нащупала свой телефон. – Она должна оставаться дома.

– Я ей сообщила, когда приглашала на ужин. Она ответила, что способна сама о себе позаботиться, хотя ее голос показался мне слегка рассеянным. Она обещала прийти сегодня вечером.

Я встала, и двор словно накренился. Пришлось ухватиться за спинку стула.

– Ты выглядишь так, будто вот-вот хлопнешься в обморок. Тебе обязательно идти на работу?

– Конечно. Со мной все будет хорошо. – Двор постепенно принимал горизонтальное положение.

Виктория дошла со мной до машины.

– Поезжай осторожно и не забудь, я жду вас к ужину. Мы все сейчас нужны друг другу.

Через Подворье я ехала очень медленно, ничего вокруг не замечая, не в силах ясно соображать. Я не сразу обратила внимание на скорую помощь и три полицейские машины, стоявшие в линию возле Норт-Кэнонри. Я едва не проехала мимо.

Глава 24

Июнь 2017 года

Я остановила машину и вышла. Эта картина испугала меня. Перед глазами невольно возник образ Люка, лежащего на полу с ужасными ранами, с отрубленной рукой или даже двумя, ведь размер трофеев с каждым разом увеличивался. Мне было трудно идти, трудно дышать. «Нет, только не это, пусть будет что-то другое!» – мысленно кричала я. Блейк мог разбить машину и кого-то покалечить. Это было вполне вероятно, ведь он не знал меры, когда пил. Или Оскар мог упасть с велосипеда, а Офелия слишком бурно отреагировать на это. Я предложила бы помощь, от которой вежливо отказались бы, а затем тихо ретировалась. Я толчком открыла ворота пошире, и по подъездной дорожке направилась к дому.

Шок был внезапным, как удар в живот.

Трое полицейских пытались удержать человека, вырывавшегося из их рук. Тот издавал низкое, звериное рычание. Потребовалось время, чтобы узнать в нем Люка – грязного, босого, в брюках, испачканных в промежности, и с оскалом на лице. На лбу у него был синяк, на щеке кровь. Всего за два дня он изменился до неузнаваемости. Пока я справлялась с потрясением, Люк высвободил одну руку и с силой ударил самого высокого полисмена. Тот отшатнулся, прижав ладонь к носу, кровь заструилась между его пальцами. Другой тут же обхватил Люка за шею, а третий завернул ему руки за спину, защелкнул наручники и, навалившись сверху, поставил на колени. Не помню, как я подбежала, но секунду спустя оказалась рядом с самым крупным полицейским – коренастым мужчиной в потемневшей от пота рубашке.

– Этот человек – мой пациент! Он болен. Отпустите его!

Люк больше не был моим пациентом, но какое это имело значение?

– Леди, прошу вас отойти.

– У него явный психоз, и вы его только усугубляете!

Как я могла не предвидеть это? Задним умом я осознала то, что было до боли очевидно. Бессонница Люка, его отчаянное беспокойство, потливость, тахикардия, та сумасшедшая комната из желтой бумаги – все указывало на наступление маниакальной фазы. Любой врач заметил бы это. Любой, кроме того, который был в него влюблен.

– Вы обязаны действовать в соответствии с параграфом 135 закона о психическом здоровье!

– Все согласовано. – Полицейский с новой силой надавил на плечи Люка.

– Необходимо присутствие двух медицинских работников, вы должны их дождаться!

Это было все, что я могла сделать. Я с трудом сдерживалась, чтобы не оторвать руки этого человека от Люка и не оттолкнуть его в сторону.

– Мы дождались, – резко оборвал меня полицейский, не отводя глаз от задержанного.

Я посмотрела на крыльцо, где плечом к плечу стояли Офелия и Блейк. Они выглядели печальными. Врач, который подписал согласие, вероятно, уже уехал или был где-то внутри.

Я опустилась на колени рядом с Люком, его дикий взгляд пронзал как меч.

– Я найду тебя, – прошептала я всего за несколько секунд до того, как полицейские оттеснили меня в сторону. – Найду, где бы ты ни оказался.

– Прочь! – Полисмен говорил со мной, как с преступницей. Люка подняли на ноги и поволокли к полицейской машине. Ему пригнули голову, когда заталкивали на заднее сиденье. Два полисмена сели рядом по обе стороны, и машина отъехала. За ней еще одна, а затем скорая помощь.

Офелия застыла на крыльце. Ее лицо ничего не выражало. Таким оно бывает у человека, перенесшего глубокое потрясение или, напротив, не испытывающего абсолютно никаких чувств. Она была одета в шелковый халат с рельефным рисунком в виде павлинов, волосы были собраны сзади в «конский хвост». Даже без макияжа она выглядела идеально. Блейк стоял рядом с сестрой, обняв ее за плечи так крепко, что она кренилась к нему, привстав на цыпочки, и ее ноги почти отрывались от земли. Мне подумалось, что я впервые вижу Блейка без улыбки.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила я, подойдя к ним.

– Я просто счастлива, что Оскара здесь нет и он ничего не видел. – Голос Офелии звучал ровно.

– Доктор только что ушел, – сказал мне Блейк. – Это личный врач Офелии, отличный парень. А Генри в доме. Пойдемте, я вас познакомлю.

«Что еще за Генри?» – подумала я и последовала за Блейком, который вошел первым, все еще поддерживая Офелию. Мне казалось, что мое лицо выражало естественное беспокойство, а не смятение, но при виде заплаканной Эбби, стоявшей в холле, моя уверенность в этом дала трещину. Я было направилась к ней, но она взглянула на Офелию и начала подбирать перевернутые стулья, разбросанную обувь и рваную бумагу, покрывавшую пол, как конфетти.

Блейк обернулся ко мне:

– Люк возвратился из Франции раньше нас. Сказал, что у него здесь дела. Мы прилетели вчера, но его нигде не было видно, а Оскара нужно было показать врачу. Вероятно, Люк объявился рано утром, когда мы еще спали. Мы проснулись уже в этом разгроме.

Офелия первой прошла в гостиную, где из глубокого кожаного кресла нам навстречу поднялся высокий мужчина лет шестидесяти, с беспорядочно вьющимися рыжими кудрями, в жилете и галстуке-бабочке, которые, казалось, были взяты из гардероба семейного доктора девятнадцатого века. Я узнала его. Он пришел на вечеринку Офелии вслед за нами. В тот день я во второй раз увиделась с Люком.

– Знакомьтесь, Генри. – Офелия приблизилась к нему и кивнула в мою сторону. – Это доктор Рэйчел Гудчайлд, она принимала Люка в своей клинике несколько месяцев назад.

Генри крепко пожал мне руку. Его ладонь была сухой и прохладной, а моя – влажной.

– Я психиатр Люка, – любезно пояснил он, разглядывая меня сквозь бифокальные очки. – Я наблюдаю его уже несколько лет.

Люк не говорил, что у него был психиатр.

– Генри приехал час назад. – Офелия выбрала стул с высокой спинкой и села прямо, как королева среди своих придворных. – Мы заподозрили у Люка очередное обострение, когда увидели, в каком состоянии дом. А как только заметили кровь на его рубашке, поняли уже наверняка. Мы позвонили Генри, и он примчался так быстро, как только смог.

– Кровь на рубашке?

«Что я пропустила?»

Я присела на краешек дивана, надеясь, что никто не заметил дрожь в моем голосе.

– Блейк помог его переодеть, это было непросто.

«Неужели он поранился?»

Никто не озаботился ранами Люка, вместо этого его затолкали в машину, как преступника.

Блейк налил всем виски, доверху наполнив хрустальные стаканы темно-янтарной жидкостью. Генри принял свой с улыбкой, но когда Блейк направился ко мне, Офелия нахмурилась.

– Не глупи, Блейк, – произнесла она ровным тоном. – Рэйчел, должно быть, зашла к нам по пути на работу.

– Люк не сказал, что наблюдается у психиатра, когда приходил к нам в клинику.

Я была потрясена, убита горем и страдала от чувства вины, но старалась не показывать этого. Он упомянул о прошлых нервных срывах на вечеринке Офелии, но легко, мимоходом, будто о пустяке. Я и представить не могла, что его дела настолько плохи.

– У Люка нет привычки выкладывать всю подноготную посторонним людям, – сказал Блейк. – Даже таким очаровательным докторам, как вы. – Он отсалютовал мне стаканом, но в этот раз без улыбки.

Генри наклонился вперед, устремив на меня пристальный взгляд.

– У Люка уже много лет биполярное расстройство, но он скрывает свой диагноз. – Психиатр говорил очень спокойно, словно обсуждал погоду. – Ему стыдно. Как большинство больных с маниакально-депрессивным психозом, он стремится держать свое состояние в секрете.

«И от меня тоже?»

– Последний эпизод случился после смерти его дедушки, около трех лет назад, – холодно проговорила Офелия, не сводя глаз с моего лица. – В последнее время он был чересчур возбужден, но я понятия не имела, что приближается приступ. Он прятался в соборе пять дней, с тех пор, как вернулся из Франции. Кто знает, чем он занимался все это время.

Тут она ошибалась. Если он и скрывался там, то максимум два дня, предыдущие три он провел со мной, беспокойный, сумасбродный, одержимый. У него развивалась маниакальная стадия, теперь я это понимала, а тогда мой рассудок затуманили болезнь, лихорадка и любовь. Я не задавала ему вопросов и не анализировала поведение, я не смогла применить свои знания.

Офелия перевела взгляд на Генри:

– Полиция нашла его спальный мешок за штабелем досок в углу галереи. Он ночевал там, пока нас не было, хотя непонятно, как он ухитрился так долго не попадаться на глаза.

– Он явно был напуган. – Я обвела взглядом нашу маленькую компанию. Все выглядели слишком невозмутимыми. Генри потягивал виски. Блейк, перегнувшись сзади через спинку стула Офелии, смотрел на нее сверху вниз, будто лично отвечал за ее благополучие, а сама она спокойно изучала меня. Казалось, никто не был расстроен тем, что Люка только что вытащили из дома, как собаку. – Мы должны ему помочь!

– «Мы»? – Голос Офелии прозвучал чрезвычайно холодно. – Очень любезно с вашей стороны было включить в этот список и себя, Рэйчел, но это не ваша забота.

Я вскочила на ноги слишком быстро, комната закружилась перед глазами.

– Как врач я…

– Но вы ведь не его врач, не так ли?

На самом деле я совершенно не знала Офелию. Я только думала, что знаю, потому что она была замужем за мужчиной, которого я любила, и ее образ преследовал меня во сне. Для нее же я была соседкой, которая по случайности оказалась врачом и однажды, несколько месяцев назад, приняла ее мужа в клинике. Она не была обязана считаться с моими чувствами.

– Пожалуйста, дайте мне знать, если понадобится моя помощь.

– Вы помогли достаточно, – ответила Офелия. – Даже больше, чем можно было ожидать.

Я взглянула на нее, но она уже снова смотрела на Генри.

Блейк проводил меня до входной двери, где на время оставил, сбежав по ступенькам к полицейскому, который ждал у ворот с сумкой в руках. Прежде чем Блейк поспешил обратно, они тихо перекинулись несколькими словами.

– Что происходит? – спросила я.

Блейк проследил взглядом за полицейским, который укладывал сумку в багажник машины.

– Когда Эбби провела полицию в комнату Люка, чтобы передать ему смену одежды, те нашли на полу окровавленную рубашку и насторожились. Эксперты вернутся с криминалистическим чемоданчиком, чтобы забрать ее и произвести обыск как положено. Они хотят выяснить, чем он занимался.

Блейк смотрел с печалью.

– С криминалистическим чемоданчиком? Что вы хотите этим сказать? Кровь – забота врачей, но никак не полиции. Вы что, совсем не беспокоитесь о нем?

Блейк улыбнулся и обнял меня за плечи:

– Вы так же носитесь и с остальными вашими бывшими пациентами?

– Нет, но…

– Не волнуйтесь. Он сильный, он поправится, как бывало и раньше.

Если бы я знала о болезни Люка, я бы успокоила его, помогла заснуть и предложила бы записаться на прием к Роджеру, чтобы получить лекарства и направление к психиатру. Но я не знала и даже не догадывалась. Я не могла поделиться своими мыслями с Блейком, но его объятие успокаивало, и мне не хотелось из него высвобождаться.

– Я дам вам знать, чем закончится. – Блейк сжал мое плечо еще крепче. – Люк слишком много работал, в будущем мы должны обеспечить ему жизнь попроще.

Он отпустил меня и направился было к дому, но обернулся и сказал:

– Простите мою сестру, она выглядит несколько холодной, когда волнуется.

Добравшись до клиники, я припарковала машину, но осталась внутри. Розы Виктории на соседнем сиденье поникли, потеряв свою свежесть. Мне не хватало воздуха, я дышала часто и неровно, кончики пальцев покалывало. Это была паническая атака, я знала все признаки, я наблюдала их у своих пациентов множество раз. Всего несколько месяцев назад моя жизнь была другой. Я спешила в клинику, кивала Кэрол, готовая услышать ее очередную шпильку, и внутренне стонала, увидев имя Брайана в списке пациентов. Еще несколько месяцев назад я слыхом не слыхивала о Люке.