Текст книги "Пациент"

– Это весь ваш багаж? – спросила я.

– Вещи для меня никогда не имели большого значения.

Позвякивая ключами от машины, она прошла мимо упаковочных коробок, комнат с книгами, глобусом и картинами на стенах. Она ни разу не взглянула на них.

– Куда вы отправитесь в Штатах? – Оказавшись в машине, я пристегнула ремень и повернулась к ней.

– Не волнуйтесь, до того, как Оскар ко мне присоединится, я подыщу безопасное место.

– Вы будете одна, каково вам придется в разлуке с сыном?

Если бы не я, Люк до сих пор был бы рядом с ней.

В глазах Офелии мелькнула жалость. Врачи хорошо распознают эмоции, даже если не могут их понять. Я спала с ее мужем, но она почему-то меня жалела. Это не поддавалось законам логики. Офелия была сложной женщиной, она должна была стать такой, чтобы выжить. В ней чувствовалось нечто особенное, чего я никогда не смогла бы понять.

– Переживем. – Не добавив ни слова, она повернула на Де Вокс Плейс.

Полицейская машина исчезла. Видимо, ее поставили на улице всего на одну ночь, а может, водитель уехал завтракать.

Офелия затормозила у моего дома и повернулась ко мне:

– Вы не могли бы навещать Оскара в больнице вместо меня?

– О, конечно. – Я отстегнула ремень безопасности.

Она положила прохладную ладонь мне на запястье:

– Еще одна маленькая просьба. Люк сказал, что подарил вам несколько картин в знак благодарности.

На мгновение я удивилась, но потом решила, что Люк, сообщая ей это, думал, что его слова не вызовут подозрения – благодарные пациенты часто делают подарки своим докторам.

– Оскару нужно что-то на память об отчиме, – ровным тоном продолжила Офелия, не сводя с меня глаз. – Я бы хотела, чтобы эти картины остались у него. Люк был бы не против, если бы знал, что мы уезжаем. Он любит Оскара.

Эти слова подразумевали другое, невысказанное. Я спала с ее мужем, но она даже не упомянула об этом. Отдать ее сыну работы Люка – наименьшее, что я могла сделать, чтобы искупить вину. Решиться на это мне было мучительно трудно – труднее, чем она думала. Я чувствовала Люка через эти картины, единственную его частичку, которая мне осталась. Но Оскар был его пасынком и тоже его любил.

Я кивнула.

– Оставьте их в его больничном шкафчике, пожалуйста. И, Рейчел, вот еще что. Не могли бы вы приложить к ним старую картину, которую унаследовал Люк? Ту, что написана его прапрадедом? Оскар любит яркие краски, она всегда ему нравилась. Она не имеет большой ценности, но Люк хотел сохранить ее в семье, а Оскар – его семья. Сам же Люк теперь нуждается исключительно в вас. Я отойду в сторону.

Так вот в чем было дело. Она предлагала сделку и свое благословение. Люк любил эту картину. Офелия, должно быть, догадалась, что он доверил ее мне, и решила, что просит не так уж много.

– Я навещу Оскара, как только мне разрешат.

– С этими картинами?

Я кивнула, и отчасти это было правдой.

– Благодарю вас. – Офелия завела двигатель, но все еще смотрела на меня. – Блейк может явиться к вам. Он умен и может догадаться, что я вам о нем рассказала. Если он придет, немедленно звоните в полицию. Он очень опасный человек. Не впускайте его и не верьте ни единому слову.

Она отстранилась и без улыбки окинула меня своим ясным взглядом.

– Всего хорошего. Берегите себя, Рэйчел.

Я не сказала ей, что не вернусь к Люку, что причинила ему достаточно бед, что после освобождения ему будет лучше без меня. Я вышла из машины и обернулась, чтобы попрощаться и пожелать удачи, но она уже завела машину и отъехала, даже не взглянув на меня.

Я отперла дверь и вошла в дом. Я ужасно устала. Сказывался недостаток сна. Пеппер сопел в своей корзинке. Лиззи, должно быть, завезла его сегодня утром перед работой, когда я отсутствовала. Я поставила телефон на зарядку и скинула туфли. Решила немного поспать, а потом позвонить ей в обеденный перерыв и рассказать про Блейка до того, как это появится в новостях. Он ей нравился. Я подумала, что сначала она не поверит, а потом будет шокирована и, возможно, даже уязвлена. Я медленно поднялась наверх и направилась в спальню, чтобы снять с крючка халат и пойти в свою новую комнату, но замерла на пороге.

В кресле возле кровати сидел Блейк.

Глава 33

Июнь 2017 года

– Ну наконец-то! Мой любимый доктор.

Он улыбнулся, но не своей обычной улыбкой – глаза оставались серьезными. В руках он держал бокал с чем-то похожим на бренди, который Нейтан берег на Рождество.

– Что вы здесь делаете? – Мое сердце стучало так громко, что казалось, он его слышит.

– Захотелось вас увидеть. – Блейк продолжал улыбаться, будто предлагая мне подыграть и превратить его вторжение в светский визит.

– Как вы сюда попали? – Я села на край кровати, пытаясь улыбнуться в ответ и изобразить голосом легкое любопытство, словно не находила ничего особенного в том, что обнаружила его в доме, который оставила запертым.

– Ваша милая дочь открыла мне дверь. – Он отхлебнул из бокала.

Страх сжал мое сердце.

– С ней все в порядке?

– С ней все отлично. Она пошла домой собирать вещи.

– Какие вещи?

– Она заслужила небольшой отпуск.

Неужели Блейк и был тем другом, с которым, по словам Нейтана, Лиззи собиралась в отпуск? Как давно они это задумали? Зачем ему моя дочь? Я стала нащупывать в кармане телефон, но вспомнила, что оставила его внизу на зарядке.

– А вы у нас, выходит, героиня дня.

Разговор о Лиззи, видимо, закончился. Если бы мне удалось проскользнуть вниз, я схватила бы телефон и предупредила ее, что Блейк опасен. Очарователен, но смертельно опасен.

– С чего это я героиня?

– Когда прошлой ночью я возвращался домой, мимо из Норт-Кэнонри с сиреной проехала скорая помощь. Я подумал, что моя сестра себя поранила. Она не раз пыталась это сделать. Я проследил за машиной до больницы и подождал на парковке.

Когда позади нас взвизгнули тормоза, нам было не до того, иначе мы заметили бы Блейка, наблюдавшего за нами через лобовое стекло своего автомобиля.

– Я увидел, что не ее, а Оскара вынесли из скорой на носилках, ну и… – Он опустил взгляд, улыбка исчезла. – Время тянулось медленно. Когда вы обе ушли домой, я узнал подробности в приемном покое, а затем посетил палату. Сказал, что я родственник. И это, конечно, правда.

– Конечно.

Я подумала, что в той ситуации ему было трудно притворяться дядей, а не отцом, и очень хотелось объявить, кем он являлся на самом деле.

– Доктор поговорила со мной очень любезно. Я думаю, вы вовремя укололи пенициллин и спасли Оскару жизнь. Спасибо. – Он не шутил, тень пробежала по его лицу, покрытому легкой щетиной. – Я люблю этого парнишку больше всего на свете.

– Я очень устала, Блейк. Я не спала всю ночь.

Если бы получилось убедить его уйти, прежде чем он себя изобличил, я смогла бы позвонить Лиззи, предупредить ее, а потом сообщить в полицию.

– Я уйду, но сначала мне нужна картина.

– Какая картина?

Он улыбнулся:

– Та, что в сумке с лямкой, которую вам отдал Люк. Я сам это видел.

– В кофре? – Мое недоумение было искренним. Я не представляла, как он смог узнать.

Блейк изменил позу, устраиваясь в кресле поудобней, но внимательно наблюдал за мной, будто любуясь эффектом, который произвели его слова.

– В мае я пытался записаться к вам на прием. Хотел задать несколько вопросов и выяснить, что вам известно. Люк встречался с вами как пациент, потом я видел вас вместе на вечеринке Офелии. Между вами что-то было, бурлила какая-то химия. Уже тогда я подумал, что это можно использовать. Я притворился больным, чтобы посмотреть, смогу ли что-нибудь из вас вытянуть, но в клинике сказали, что вы уехали на конференцию в Париж. – Он улыбнулся. – Я знал, что Люк тоже во Франции, я собирался к нему на следующий день. Я догадался, что вы обязательно встретитесь, и сел на ранний поезд в Арль, чтобы пробраться в сад, сфотографировать вас вместе и впоследствии, если понадобится, использовать снимки для шантажа. Я стоял на платформе в очереди за мороженым, когда вы проходили мимо. Ничего удивительного, ведь вы рассчитывали исчезнуть до моего приезда. Откуда вам было знать, что я явился раньше? – Блейк подался вперед, сузив глаза. – Я сделал нужные мне снимки, но был очень удивлен, когда увидел, что Люк отдал вам сумку с моей любимой картиной внутри.

Все вернулось в одно мгновение: слезы, кофр на моем обгоревшем плече, приближавшийся поезд. Блейк, должно быть, стоял в нескольких дюймах и фотографировал нас на свой телефон.

– С чего вы взяли, что внутри была какая-то картина?

– Потому что видел, как Офелия положила ее в эту сумку. Черт побери, я даже купил сейф, в котором она хранилась!

– У Люка целая комната картин. Я уверена, он отдаст вам любые, какие попросите. А те, что в кофре, я обещала Офелии. Они нужны ей для Оскара.

Блейк запрокинул голову и расхохотался.

– Ох, Рэйчел. Офелии не нужны картины для Оскара. Она хочет забрать одну-единственную для себя. – Он склонил голову набок, его лицо помрачнело. – Проблема в том, что я тоже.

– Полагаю, жена и сын имеют приоритетные права на имущество Люка. Давайте обсудим это позже. – Я не могла до конца поверить в нового Блейка. Прежний должен был быть где-то рядом и оказаться добрее, если бы я до него достучалась. – Мне нужно поспать. Я устала, это была долгая ночь.

– Похоже, Офелия настроила вас против меня. – Его голос стал холоднее, мои мольбы не сработали. Прежний Блейк исчез, если он вообще когда-то существовал. – Полагаю, она рассказала вам свою любимую историю, которой постоянно мне угрожает. Блейк – злобный преступник, обрюхативший сестру в нежном возрасте.

Наверное, на моем лице он прочитал что-то вызвавшее его смех.

– Я так и знал. Надо думать, она не упомянула настоящего отца Оскара, студента-художника из Беркли?

– Она не училась в Беркли. – Я почувствовала, как гневный румянец поднимается от моей груди к лицу. – Я знаю всю правду – ваша мать вас бросила, а отец был пьяницей. Она забеременела от вас, а потом вы вместе сбежали!

– Наши родители – успешные искусствоведы. – Его взгляд был ровным, тон очень спокойным. – Я дядя Оскара, а не его отец. Я обожаю свою сестру, но инцест для меня за гранью допустимого. Офелия была студенткой в Беркли, изучала историю искусств, а на третьем курсе забеременела от парня по имени Дэн. Это довольно славный малый, но у них не сложилось. Ей за тридцать, а не двадцать пять, ее внешность вас обманула, как обманывает всех.

Похоже, он говорил правду. Меня одурачила внешность Офелии, история об инцесте тоже, но я верила в ее страх. Когда Блейк сидел так близко, мне тоже было страшно.

– Я не его отец, но гораздо ближе Оскару, чем Дэн или Люк, – продолжал Блейк, как бы утверждая свои права на ребенка. – Я присматривал за ним, пока Офелия работала в галерее, подбирая произведения искусства для супербогатых клиентов и мужа себе среди них.

– Если она стремилась к богатству, то почему выбрала Люка? Я знаю, вы положили глаз на его дом, но он вовсе не из тех супербогатых…

– Да, мне не терпится заполучить этот дом, но в остальном вы ошибаетесь. Люк богат. У него сто миллионов долларов.

– Это нелепость какая-то! – Я бы рассмеялась, если бы не была так напугана.

– Впервые увидев картину, которая висела на стене той темной кухни на юге Франции, Офелия сразу поняла, что она бесценна, но, будучи умной девочкой, не подала виду.

– Эта картина написана прапрадедом Люка, художником-любителем.

– Это картина Ван Гога.

В наступившей тишине я услышала, как пробил колокол собора, а затем открылась и снова закрылась соседская дверь. Хелен вышла за покупками. Беспокойство об Оскаре, должно быть, сказалось на психике Блейка – он не соображал, что говорил.

– Мы оба устали, Блейк. Переутомились. Это ошибка…

– Моя сестра не ошибается. Она знает всех художников вдоль и поперек. Ван Гог был щедр. Он дарил свои работы всем подряд, включая своего психиатра, который жил по соседству с лечебницей в Сен-Реми и также увлекался живописью. Нетрудно представить, какая связь образовалась между ними. Переставшему голодать и отдохнувшему Ван Гогу стало лучше в этой больнице. Картины, которые он там написал, шедевральны. И он был благодарен людям, которые заботились о нем.

Блейк кивнул, будто сам себе, он тщательно выстроил эту стройную теорию.

– Он отблагодарил своего врача настоящей картиной, а не набросками, которые обычно раздавал. Тот повесил ее над кухонной раковиной, чтобы видеть каждый день. Возможно, он сказал родным, что написал ее лично, а может, они пришли к такому выводу сами. Ван Гог тогда еще не был знаменит, а после смерти доктора никто уже ни о чем не задумывался. Это была просто картина, висевшая на стене. Она покрывалась пылью, но, по счастью, оставалась все эти годы в плохо освещенном месте. Дом переходил по наследству от поколения к поколению, предки были такими же затворниками, как Люк, посетителей было немного. – Тут он рассмеялся. – И вот появилась Офелия. Она не могла поверить своим глазам. Она не проронила ни слова, но настояла, чтобы картина хранилась завернутой и надежно спрятанной. Люк был озадачен ее суетой, но картина ему нравилась, и он согласился. Он ни о чем не догадывался.

Но я сомневалась, что это было так. Люк просил меня беречь картину, рассматривал ее с восхищением. «Сама суть Винсента», – прошептал он в ту ночь, когда пришел ко мне домой. Возможно, все это время он знал о ее авторстве, но просто решил оставить там, где она висела всегда, и тайно любоваться ею. Он надеялся, что никто ничего не узнает – по крайней мере, до тех пор, пока порог его кухни не перешагнула Офелия.

Блейк продолжал:

– Зачем же еще она женила его на себе? У бедняги не было никаких шансов вырваться.

Он наблюдал за моим лицом и, очевидно, заметил тревогу, потому что усмехнулся.

– Возможно, мы показались вам корыстными, но сами подумайте, это пошло на пользу и Люку. Офелия управляет его делами, она преобразила дом в Подворье.

Но Люк не нуждался в том, чтобы Офелия управляла его делами, он вообще не заботился о делах. Ему не нужен был дом в Подворье. Он хотел чего-то простого, он сам сказал мне об этом: пустая комната, лист бумаги, деревья, горы и небо.

Блейк все еще говорил.

– …выждала после свадьбы довольно приличное время, чтобы никто не мог сложить два и два, а затем дала мне код от сейфа и отправила во Францию, чтобы я выкрал картину. Потом мы планировали уехать в Штаты, но я опоздал. – Блейк посмотрел на меня, его глаза сверкнули. – Увидев вас на вокзале с сумкой, я тут же запрыгнул в ближайший обратный поезд и отправил Люку сообщение с извинениями. Нам требовалась иная стратегия.

Блейк потерял бдительность, факты выплескивались наружу один за другим. Я не прерывала и не спрашивала, почему он так свободно делится ими. Он должен был продолжать говорить, пока я не нашла бы возможность сбежать и предупредить Лиззи.

– Выходит, вы начали следить за мной, как только я вернулась в Солсбери.

– Мне хотелось посмотреть, не приведете ли вы меня к картине. Я сомневался, что вы станете держать ее дома. Мне казалось, вы побоитесь, что Нейтан обнаружит подарок от Люка.

Его слежка была хуже, чем слежка Брайана. Она пугала меня гораздо больше. Мне следовало бы догадаться.

– Именно вы шли за мной вдоль кустов и на улице.

Он возник в тот день из ниоткуда, якобы желая успокоить меня, но на самом деле – чтобы получить информацию. Теперь это казалось очевидным, но и тогда я могла бы догадаться, если бы не была так напугана.

– Когда вы рассказали о Кэрол и Брайане, я сразу понял, что нужно делать, – улыбнулся он.

Я почувствовала себя ужасно. Я сыграла ему на руку, невольно наведя на людей, которые позже пригодились в качестве жертв, когда он все ближе подбирался ко мне.

– Это вы были в саду под деревом, – прошептала я. – Вы наблюдали за мной и Люком, когда мы были вместе.

Это было не мое воображение и не отслоившаяся сетчатка. Блейк притаился на корточках снаружи в темноте и делал снимок за снимком, пока мы занимались любовью на диване.

– Какое бесстыдство! – усмехнулся он. Было неясно, имел Блейк в виду нас или тот факт, что шпионил за нами, но он явно забавлялся.

– Так значит, это вы рылись в моих вещах, пока я была в душе.

– Это было нетрудно, вы оставили заднюю дверь открытой нараспашку.

– Как вы перелезли через забор?

– По веревочной лестнице, Офелия мне помогала. Мы уже проворачивали нечто похожее прежде.

Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и оглядел комнату.

– Хотя надо отдать вам должное. В поисках картины я заглянул в каждый ящик, в каждый шкаф. Я обыскал весь этот проклятый дом. Где, черт возьми, вы ее спрятали?

Ответ был прост. Ему достаточно было всего лишь заглянуть за дверь, которую, вероятно, он открывал много раз. Если бы я знала, что он будет искать, то нашла бы место позатейливей или просто отдала кофр на хранение Виктории. Возможно, много лет назад доктор повесил картину на видном месте именно поэтому. Он знал, что люди не видят того, что у них под носом.

– Мне нужно все прошерстить на полицейский манер, но вы постоянно срываете мои поиски. – Блейк с притворным сожалением покачал головой, шаря глазами по комнате.

Теперь у него было время на то, чтобы покопаться вдумчиво. Он не привык к виду халата, как Нейтан, который ходил мимо так долго, что перестал его замечать. Непрерывный поиск незамыленным взглядом мог быстро привести к результату, и Блейк обнаружил бы то, что искал. Нужно было его отвлечь и, пока он не начал заново, задать еще несколько вопросов. Похоже, ему это нравилось. Я догадывалась, что дело было в ощущении власти.

– Те фотографии, которые вы сделали…

– Вы должны признать, что они хороши, хоть и весьма откровенны. – Ямочки, появившиеся на его щеках были так глубоки, что их заполнила тень.

– Когда вы подбросили их в дом Брайана?

Блейк молча смотрел на меня, слегка улыбаясь и ожидая, пока я соображу сама. Для этого не нужно было много ума. Наверняка он сделал это в тот же вечер, когда убил Брайана, который с радостью его впустил, потому что видел в пабе вместе со мной. Покончив с ним, Блейк, прежде чем закрыть дверь, оставил фотографии в забрызганной кровью комнате рядом с безжизненным телом, лежавшим на полу.

Блейк продолжал улыбаться:

– Мне подумалось, что эти фотографии могли шокировать нашу Кэрол, поэтому послал ей те, что сделал в Арле.

– И подбросили такие же в комнату Люка, сопроводив их уличающей его запиской.

Блейк не ответил, он был слишком умен, но все же не смог сдержать гордости, и уголки его губ поднялись. На меня нахлынуло отвращение.

– Зачем было причинять такие мучения двум неповинным людям?

Блейк провел языком по губам, его глаза загорелись. Меня чуть не стошнило. Я так ошибалась, была так слепа. Я считала Брайана жутким, но он просто был одинок, а человек передо мной оказался самим воплощением зла. Он убивал людей ради удовольствия и из корысти. Сто миллионов долларов, по его мнению, оправдывали любое самое гнусное преступление.

– Вы пичкали Люка циталопрамом.

Глаза Блейка сузились, улыбка исчезла. Это было неосторожно с моей стороны, я сказала лишнее. Теперь он знал, что Офелия заходила в его комнату, и мог догадаться, что она отправилась в полицию.

Я встала с кровати и вышла из комнаты, сделав вид, будто только что о чем-то вспомнила. Я решила выманить его из спальни и сбежать. Благодаря вечерним тренировкам я была в хорошей форме. На кухне я схватила телефон и уже почти добралась до калитки, но его рука обхватила меня за шею. Блейк тоже следил за здоровьем, я не учла, насколько быстро он мог двигаться.

– Нет смысла предупреждать Офелию, – выдохнул он. – Это она все организовала. – Он протащил меня через двор и втолкнул на кухню. – Вы должны мне сказать, где сейчас находится картина. Скоро я встречусь с Лиззи. Мы оба хотим, чтобы она осталась целой и невредимой.

Так вот почему он выложил всю подноготную: у него была моя дочь, лучший козырь в мире. Он знал, что я буду молчать и отдам ему все, что угодно, лишь бы с ней ничего не случилось.

– Скажите, где эта чертова картина, Рэйчел. – Теперь его голос был холоден, как у человека, который готов на все, лишь бы получить то, что ему нужно.

– Зачем вам Лиззи? – Я говорила хрипло, Блейк сжимал мое горло все сильнее.

– Я к ней привязался, она такая же бунтарка, как и я. А теперь появился приятный бонус: вы расскажете мне то, что я хочу знать, и не обмолвитесь об этом ни одной живой душе. Если любите дочь так сильно, как я думаю.

Я хотела сказать, что Лиззи уже занята, но моя гортань была пережата.

«Она счастлива, у нее есть парень, и скоро родится ребенок. Оставь ее в покое!» – мысленно кричала я.

Его рука еще крепче сдавила мне горло, и стало невозможно дышать. В глазах начало постепенно темнеть.

– Скажите мне! – рычал Блейк в мое ухо.

А затем одновременно произошло несколько вещей: темнота полностью лишила меня зрения, раздался грохочущий удар в дверь, за которым сразу последовал треск расколотой древесины, и зазвонил мой телефон.