Текст книги "Гарриет"

Глава 23

День скачек запомнился Гэрриет надолго, на всю жизнь: крики букмекеров, йоркширцы в выходных костюмах, дети с леденцами на палочках, толчея вокруг беговых дорожек и у финишной черты, лоснящиеся крупы лошадей.

Неподалеку от того места, где Гэрриет с трудом удерживала за руку перевозбужденную Шатти – бедному Джону пришлось-таки остаться дома, – седлали Пифию. Ее вороная шкура отливала синим на солнце.

Подошел Кори. На нем была полосатая розовая с серым рубаха и такая же розовая с серым кепка. После отъезда Ноэль они почти не разговаривали, разве что перекинулись парой слов. Сняв с себя часы, Кори вложил их в руку Гэрриет.

– Пусть пока побудут у тебя, – сказал он, зажимая ее руку в кулак.

– Удачи тебе, – прошептала она.

– Удачи, – сказала Шатти.

Кори проверил подпругу, похлопал Пифию по черному копыту и, вскочив в седло, не спеша поехал по кругу.

Двое мужчин рядом с Гэрриет поглядывали на участников и обменивались впечатлениями.

– Вот как будто неплохая кобылка. Хотя, пожалуй, слишком молоденькая.

– Ничего, под Эрскином и молоденькая хорошо побежит.

– Ага, так это, значит, Эрскин? Ну, тогда тем более стоит на них поставить.

Гордость шевельнулась у Гэрриет в груди. Господи, думала она, пусть он выиграет, пожалуйста! Конечно, это будет маленькая, незначащая победа – но она так нужна ему сейчас.

В забеге участвовало девять лошадей. Почти все ставки были сделаны на кобылу-фаворитку Славу, поджарую, длинноногую гнедую. Гэрриет и Шатти забрались на вершину холма, откуда им был виден почти весь скаковой круг и слышны слова комментатора. Гэрриет волновалась в ожидании начала.

Наконец старт был дан, и лошади рванулись вперед. На первом круге Пифия почти до конца оставалась шестой, но, когда лидеры вышли на второй круг, она начала медленно продвигаться вперед.

– Осталось восемь барьеров, – говорил комментатор. – Вслед за Славой по-прежнему идет Белоснежка, потом Ленивица Люси, потом Трагедийная Королева. Пифия тоже идет неплохо, все время сокращает разрыв. Участники подходят к следующему барьеру, седьмому от конца, впереди все так же Слава и Белоснежка. Вот Слава берет барьер, делает рывок в сторону… Ай-ай-ай, кто-то упал!.. Не вижу точно, кто… Кажется, Пифия. Да, по всей вероятности, Пифия натолкнулась на Славу и выбыла из борьбы.

Толпа ахнула. Гэрриет почему-то пронзила острая боль, ее тут же сменил страх. Вдруг Кори сильно ударился? Вдруг он разбился?

Шатти захныкала.

– Не бойся, все будет хорошо, – дрожащим голосом успокаивала ее ГэррИет.

Потрещав немного, репродуктор произнес:

– Простите, я ошибся. Это оказалась не Пифия, а Ленивица Люси. Меня сбило, что обе кобылы вороные. Ну а Пифия продолжает сокращать разрыв.

У Гэрриет с плеч будто свалилась огромная тяжесть. На ее ресницах дрожали слезы.

Словно в полусне, она следила за напряженным силуэтом Кори, зависшим в полете над Пифией. Казалось, что он, всадник, мчал вороную кобылу вперед, и дистанция между ней и лидером медленно, но неуклонно сокращалась. Остался последний барьер, на нем упала Белоснежка, и теперь только гнедая Слава отделяла Кори от победы.

– Давай, давай! – кричала Гэрриет.

Пифия наконец-то поравнялась со Славой. В какое-то мгновение казалось, что Слава идет чуть впереди, но у самой финишной черты Пифия все же опередила ее.

Гэрриет и Шатти обнимались как сумасшедшие.

– Я выиграла пятьдесят пенсов! – не могла успокоиться Шатти.

Толпа приветствовала победителя радостными криками. Кори, перешедший на шаг, ласково похлопывал разгоряченную кобылу по холке, его бесстрастное лицо наконец-то осветилось довольной улыбкой.

– Ой, папочка, какой ты молодец! – визжала Шатти.

Взгляды Кори и Гэрриет встретились.

– Видишь, – сказал он. – Все вышло как надо.

Он спешился, и тут – Гэрриет потом пыталась и не могла вспомнить, как это произошло, – из толпы вдруг появилась ослепительно золотая красавица в мехах и бросилась Кори на шею. Это была Ноэль.

– Милый мой! – вскричала она. – Я так горжусь тобой!

– Мама? – удивилась Шатти. – Ты тоже была здесь?

– Я решила не выходить за Ронни, – торжественно объявила Ноэль. – Я возвращаюсь – возвращаюсь к папе, и мы снова будем жить все вместе, одной дружной семьей.

Неожиданно оказалось, что кругом полно фоторепортеров.

– Это самый чудесный день в моей жизни, – говорила Ноэль, ослепительно улыбаясь в каждый объектив.

Лицо Кори совершенно ничего не выражало.

Гэрриет почему-то не могла оторвать взгляд от Шатти, которая тянула Ноэль за шубу.

– Мамочка, ты привезла мне подарок?

– Конечно, милая! И не только тебе. – Прекрасное лицо Ноэль Белфор обернулось к Гэрриет. – У меня есть кое-что даже для твоей няни.

Гэрриет подняла голову и чуть не вскрикнула. В двух шагах от нее, стройный и элегантный, как всегда, стоял Саймон. На нем была черная соболья шуба и темные очки.

– Привет, Гэрриет, – сказал он.

– Саймон? О Боже! – прошептала она. – Откуда ты здесь?

Она машинально коснулась рукой своей щеки.

И тут Шатти пронзительно взвизгнула:

– Смотрите, смотрите, у Гэрриет вся щека в крови!

Оглядев себя, Гэрриет поняла, что кровь течет у нее из руки. Потом чьи-то испуганные лица поплыли перед ней по кругу, и она потеряла сознание.

Было темно и душно, кровь пульсировала в Гэрриет толчками, в ушах гудели знакомые голоса.

Испуганный всхлип Шатти:

– Она не умирает? Нет? Нет?

Голос Ноэль с металлическими нотками раздражения:

– Господи, нет, конечно. Это просто обморок.

Голос Кори, громкий и резкий от волнения:

– Да расступитесь же наконец! Не видите, ей нечем дышать!

Еще один голос – бархатистый, медлительный. Неужели Саймон?

– Все, малышка. Теперь все будет хорошо, я же с тобой.

Потом черная туча снова заклубилась и поглотила ее, потом начала медленно рассеиваться, и наконец, открыв глаза, она увидела склоненное над ней лицо, бледное в обрамлении собольего воротника, – лицо, которое являлось ей в снах и пропадало в кошмарах.

– Саймон, – с трудом разлепив губы, пролепетала она. – Это правда ты?

– Привет, детка. Это я. Но не разговаривай, тебе сейчас нельзя.

– Ты не сон?

Он улыбался, но его глаза блестели, словно от слез.

– Я не сон. Вот, потрогай. – Он протянул руку и коснулся ее щеки. Она повернулась, чтобы поцеловать его руку, но он сказал:

– Лежи тихо, не дергайся.

– Где я?

– Во врачебном пункте. Какой-то старый педик – наверное, самый главный здешний врач – уже перебинтовал тебе руку. Ты порезала ее о стекло часов, которые были у тебя в кармане, – наверное, слишком сильно сжала их от неожиданности, когда увидела меня. Мне, честно говоря, приятно, что я до сих пор так на тебя действую.

Кажется, что-то тут было не так, но Гэрриет в своем полубессознательном состоянии не могла сообразить что.

– Где Кори? Где дети и вообще все?.

– Хватит волноваться обо всех, – прервал ее он.

– Саймон, какой ты красивый, – пробормотала она, и он тут же расплылся в довольной улыбке.

Намочив тонкий носовой платок в кружке с водой, он начал бережно вытирать кровь с ее щеки. От платка пахло лавандой.

– Когда ты немного придешь в себя, я отвезу тебя в больницу – там тебе наложат швы.

Гэрриет проследила за тем, как он закурил сигарету и вставил ее в синий мундштук.

– Саймон, это Ноэль заставила тебя сюда приехать?

На его лице появилось обиженное выражение.

– Думаешь, я такая скотина? Вскоре после того, как я видел тебя последний раз, мы с Борзой окончательно разошлись, с тех пор я пытался тебя разыскать. Никто ничего толком не мог сказать – ни Тео, ни твоя бывшая хозяйка, ни даже родители. Про ребенка я вообще узнал только сегодня утром, когда мне позвонила Ноэль. До сих пор не могу прийти в себя: то радуюсь, что ты наконец-то нашлась, то пытаюсь представить, сколько тебе пришлось за это время пережить, и сам прихожу в ужас. Он взял ее за обе руки.

– С сегодняшнего дня я принимаю все решения за нас обоих, и я уже решил, что никуда тебя не отпущу.

Тут дверь отворилась, и в комнату вошел Кори. Гэрриет вырвала у Саймона руки и тут же обругала себя за это.

Кори был в старенькой дубленке, наброшенной прямо на полосатую розовую с серым рубаху. На пороге ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку.

– Ну, как дела?

Как сдержанно и прохладно, особенно после щедрой нежности Саймона.

Она попыталась сесть.

– Все хорошо. Извини, что с часами так получилось.

– За часы можешь не беспокоиться, в них надо только заменить стекло.

– Я рада, что ты выиграл забег.

На его губах мелькнула улыбка.

– Да, мы с Пифией неплохо прошли. Отлежись немного, чуть попозже я отвезу тебя в больницу.

– Я сам отвезу ее в больницу, – медлительно, словно лениво проговорил Саймон и стряхнул пепел с сигареты на пол, к ногам Кори. В этом жесте сквозило что-то дерзкое и презрительное. – Ну а после хотелось бы заехать к вам домой. Я горю желанием увидеть своего сына.

Потом в дверях появилась Ноэль.

– Кори, я отпускаю Гэрриет на выходные, – объявила она. – Миссис Боттомли не переломится, если поработает в полную силу для разнообразия. Думаю, пару дней она как-нибудь справится с детьми и Уильямом.

– Не говори ерунды, – буркнул Кори. – Гэрриет потеряла много крови. Из больницы она поедет домой и будет лежать в постели.

– Кори, – терпеливо сказала Гэрриет. – Они не видели друг друга столько времени, им надо побыть вдвоем…

– Чушь, – бесцеремонно оборвал ее Кори. – Все это было сто лет назад, теперь им даже нечего сказать друг другу.

Пока они так спорили над ее кроватью, Гэрриет становилось все хуже и хуже. Казалось, что к ней неожиданно привалила толпа гостей, а дома шаром покати. От смешанного запаха тяжелых духов, антисептика и французских сигарет у нее опять начала кружиться голова. Желтые глаза Ноэль сверлили ее холодно и безжалостно.

– Думаю, мне лучше поехать с Саймоном, – сказала Гэрриет.

Весь остальной день вспоминался потом Гэрриет очень обрывочно.

Сначала они ехали из больницы домой.

– Я заказал номер в гостинице у въезда в долину, – сказал Саймон в машине и положил ладонь на ее бедро. – Я и не догадывался, что я так сильно тебя хочу. Честное слово, я еще не встречал женщину, которая бы сходила с ума в постели, как ты.

Гэрриет вдруг почувствовала огромную усталость и подумала, что вряд ли сможет выдержать сейчас сексуальный марафон.

Встреча Саймона с Уильямом прошла совсем не так, как она рассчитывала. Уильям, красный и невыспавшийся, был в самом дурном расположении духа. Саймон немного посюсюкал с ним, пробормотал что-то нечленораздельное и явно не знал, что ему делать дальше. Он держал ребенка на вытянутых руках, как бомбу, готовую разорваться – вероятно, беспокоился за великолепную соболью шубу, – и почти сразу же вернул его Гэрриет.

Гэрриет так долго представляла себе эту встречу – эту радостную невозможность поверить в свое счастье, что действительность показалась ей ушатом холодной воды. Да, подумала она, Саймон не Кори.

Надежды на то, что ее хандра пройдет, когда она начнет собираться, тоже не оправдались. Укладывая вещи, она чувствовала себя так тоскливо, словно собиралась в ненавистную школу после счастливых каникул. В смятении она бросила в маленький чемоданчик три романа, которые хотела прочитать, и остатки снотворного, прописанного ей по настоянию Кори. Тритон и Севенокс горестно вздыхали по обе стороны от ее чемодана.

– Завтра увидимся, – ободряюще пообещала им она.

Она причесывалась, сидя перед зеркалом, когда в комнату без стука вошел Кори.

– Поедешь с Саймоном? Ты с ума сошла, – резко сказал он, глядя прямо в ее измученное отражение. – Он же просто избалованный мальчик, самовлюбленный и бесхребетный. Он предал тебя в первый раз, предаст и во второй.

Гэрриет обхватила голову руками.

– Пожалуйста, не мучь меня, – попросила она. Сердце ее разрывалось от боли. – Я и так не знаю, что мне делать.

– Извини, – сказал он гораздо мягче и положил руки ей на плечи. – Но, если он отец Уильяма, это совсем не значит, что ты обязана выходить за него замуж.

На миг Гэрриет прислонилась к нему спиной, но тут же встала.

– Я должна поговорить с Саймоном и разобраться в своих чувствах.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Кори застегнул на ней пальто, словно она была маленькой девочкой, и сказал:

– Будь осторожна.

В гостинице ее поразило, как невозмутимо Саймон вписывал в книгу постояльцев «мистер и миссис Вильерс» – словно делал это как минимум в сотый раз. Они поднялись в шикарный трехкомнатный номер-люкс.

Саймон был само обаяние: он сокрушался о том, как скверно вел себя раньше, заглядывал ей в глаза, говорил, что она безумно похорошела, развлекал ее историями о похождениях кинозвезд. Словом, все было просто идеально, но Гэрриет никак не могла отделаться от чувства, что она села не в свой автобус и теперь он увозит ее все дальше и дальше от того места, куда она хотела попасть.

За то время, что она его не видела, Саймон безусловно изменился. Теперь от него исходило сияние настоящей кинозвезды. Когда он разговаривал с ней, казалось, будто он говорит для целой толпы зрителей.

– Я должен знать все, что с тобой было, пока мы не виделись, – объявил он.

Но, едва начав рассказывать, Гэрриет почувствовала, несмотря на внимательное выражение его лица, что его мысли витают где-то бесконечно далеко, и переменила тему.

– Я рада, что у тебя все так хорошо складывается.

Саймон с улыбкой пожал плечами.

– Простое везенье. Я довольно удачно сыграл в двух наших телефильмах, а потом подвернулись эти съемки за границей. У меня там был всего лишь эпизод, зато сам фильм наделал столько шума. А в мае я собираюсь работать в одном фильме с Ноэль – вот в нем у меня будет очень даже приличная роль. Ноэль просто прелесть.

Интересно, а его она чем прельстила, подумала Гэрриет.

– Вы с ней спали? – как бы между прочим спросила она.

– Гэрри-ет! Ну будь же благоразумна! Она мне в матери годится.

– Вряд ли она могла родить тебя в десять лет.

– С нее и это станется. Но все равно, такие пышногрудые мамаши не по мне – я люблю стройных женщин. Вот у тебя, после того, как ты сбросила лишний вес, стала просто потрясающая фигура.

Гэрриет улыбнулась, но мысли ее почему-то все время возвращались к Кори. Чем там они сейчас занимаются с Ноэль? – думала она. Неожиданно она поняла, что порезала руку вовсе не тогда, когда увидела Саймона, а раньше: вспомнилась пронзившая ее острая боль, когда комментатор сказал, что упала Пифия.

Саймон все еще рассказывал о своем новом фильме. Думай о том, как он красив, снова и снова повторяла себе Гэрриет, – гораздо красивей Кори. От выпитого шампанского ее начало подташнивать.

Неожиданно Саймон поднялся с кресла и шагнул к ней, улыбаясь той особенной обольстительной улыбкой, которая могла ласкать или казнить – смотря по тому, чего ему хотелось. Сине-зеленые глаза безжалостно оглядывали, почти ощупывали ее, предвкушая близкое удовольствие. Гэрриет чувствовала себя, как малая пичужка перед удавом.

– Малышка моя, – пробормотал он. – Сколько можно говорить? Идем же. Идем в спальню.

Он притянул ее к себе и поцеловал, но и это оказалось не так, как раньше: колени не слабели, черная слепящая волна страсти не захлестывала ее с головой.

На миг она вдруг вспомнила тот вечер, когда ее поцеловал Кори, и по всему ее телу пробежала, как тогда, сладкая обморочная дрожь.

– Нет, – вырываясь, крикнула она. – Сейчас я не хочу, не могу! Пожалуйста, дай мне еще время.

Саймон насупился.

– Что случилось? Ты что, уже успела меня забыть?

– Мне нехорошо, – прошептала она. – Можно, я прилягу на несколько минут?

Он тут же переменился.

– Милая, что же ты мне сразу не сказала?

Потом она лежала одна, в полной темноте, мучилась и не могла ни на что решиться. Ее голова металась по подушке. Зазвонил телефон. Саймон в соседней комнате ответил и пошел закрывать дверь спальни.

Вдруг это Кори? – мелькнула у Гэрриет нелепая мысль, и, дотянувшись до телефона на столике, она сняла трубку.

Узнав голос Ноэль, она невольно сжалась.

– Как дела, дорогой?

– В общем неплохо, но что-то она не спешит на меня вешаться, как ты обещала, – послышался в трубке капризный, немного раздраженный голос Саймона.

– Ничего, впереди еще много времени. Через двадцать четыре часа она у тебя будет делать все, что ты скажешь, или ты не тот мужчина, с которым я была сегодня ночью.

Саймон рассмеялся и страстно зарычал в трубку.

– О, как было прекрасно! С тобой всегда прекрасно. Ну что ж… Ради тебя придется постараться.

– Попробуй закрыть глаза и притвориться, что это я.

– Если бы это была ты! Надеюсь, ты там с Кори не забудешь меня совсем?

– Дорогой, – низким, дурманящим, как снотворное, голосом сказала Ноэль. – Не будь я от тебя без ума, разве бы я стала добиваться, чтобы эта роль досталась тебе и мы могли бы провести все лето вместе?

– Пожалуй, не стала бы.

– Как тебе твой сын и наследник?

– По-моему, совершенный уродец. Я, правда, не очень-то разбираюсь в младенцах, но ты как будто сказала, что он копия я. Неужто я такой?

Гэрриет положила трубку и вышла в ванную. Ее вырвало. Потом она еще долго дрожала, прислонясь спиной к двери ванной, и никак не могла сообразить, что ей делать дальше. Наконец она умылась и пошла в гостиную. Саймон развалясь сидел в кресле.

– Привет, красавица, – лениво улыбнулся он. – У тебя такой вид, будто ты только что встретила привидение.

– Я сняла трубку в спальне и слышала весь твой разговор с Ноэль.

Саймон вздохнул.

– Вот это уже было лишнее. Ты же знаешь, подслушивать нехорошо…

– Саймон! – Она едва сдерживалась. – Прекрати! Поговорим серьезно хоть раз в жизни. Давно ты любишь Ноэль?

– Я не люблю ее.

– Хорошо, сколько раз ты с ней спал?

– Раз, два – какая разница? Я не люблю ее. Я люблю тебя.

– Я не верю, что ты меня любишь. Я же слышала, как ты с ней разговаривал.

– Послушай, неужто ты никогда не слышала, что дорога в кино лежит через постель? Мне нужна эта роль – так что ж, ради нее мне трудно переспать со стареющей примадонной, вроде Ноэль?

Гэрриет смотрела на него с нескрываемым ужасом.

– И ты собирался быть со мной и с ней в одно и то же время? Нет. Нет. Мне этого не понять.

Он долго насмешливо разглядывал ее, сунув руки в карманы и склонив голову набок, потом лениво рассмеялся.

– Ну, стало быть, я ничем не могу тебе помочь. Веселее, малышка, учись видеть во всем смешное.

Гэрриет покачала головой.

– Я не нахожу тут ничего смешного. И я хочу домой.

Ночь была ясная, и звезды струили на дорогу голубоватый электрический свет. Луна, взошедшая над скалистыми вершинами, дрожала в реке размытым отражением. Оторвав взгляд от дороги, Саймон обернулся к Гэрриет.

– Зря ты туда возвращаешься. Всякого, кто становится у Ноэль на пути, ждут крупные неприятности. На Кори можешь не рассчитывать: как бы нежно он к тебе ни относился, все равно ты нужна ему только для забавы. Так что стоит Ноэль сказать словцо, он вышвырнет тебя за дверь.

Войдя в дом, Гэрриет сразу же столкнулась с Ноэль, которая выходила из гостиной.

– А, привет, – сказала она. – Милые уже успели разбраниться?

Гэрриет набрала в легкие побольше воздуха и сказала:

– Я слышала весь ваш телефонный разговор с Саймоном. Мне нужно немедленно поговорить с Кори.

Ноэль даже бровью не повела.

– Дело в том, что его нет дома. 'Полчаса назад он куда-то уехал и не сказал, когда вернется. Может, поговорим пока без него? Саймон, дорогой, извини, мы оставим тебя на минутку.

Она провела Гэрриет в гостиную и плотно затворила дверь.

Гэрриет опустилась на диван и сжала коленки, чтобы они не дрожали так сильно. Ноэль придвинула стакан и налила себе виски.

– Как мне объяснить вам, – начала она, – что я по-настоящему люблю Кори? Конечно, раньше я вела себя скверно, но теперь все изменилось. Я поняла, что он единственный, кто мне нужен, и готова пойти на все, чтобы его вернуть.

– Я вижу. Вы готовы даже пожертвовать на время своим любовником, чтобы он помог вам убрать меня с дороги.

Ноэль со стуком поставила бутылку на металлический поднос.

– Господи, – воскликнула она. – Да образумитесь вы наконец или нет? Что из того, что вы воспылали любовью к Кори? Плевал он на вашу любовь! Я хотела облегчить для вас отступление и нарочно привезла сюда Саймона. Конечно, пришлось его немного поуговаривать, но это было несложно: мальчик ради карьеры готов на все. Но если вы и впрямь думаете, что эта связь надолго и что он получит роль в моем следующем фильме, – значит, у вас что-то не в порядке с головой!

Казалось, Саймон был чем-то вроде досадного пятна на ее новом платье, от которого после чистки не останется и следа.

Гэрриет облизнула пересохшие губы.

– Я знаю, что Кори вас любит, но ведь и я устраиваю его как няня для детей.

– Милочка, – прекрасные глаза Ноэль приняли неожиданно сочувственное выражение. – Я правда хотела дать вам возможность уйти без осложнений. Признаться, одно время во мне даже шевельнулась чуть ли не ревность к вам, Еще бы: дети от вас без ума, Кит тоже, даже Кори, которому ох как трудно угодить, и то поглядывает на вас как-то очень уж одобрительно. Но сегодня утром он передал мне одно письмо, и я поняла, что мне не о чем волноваться.

Она извлекла из своей сумки листок плотной голубой бумаги и вручила его Гэрриет. Сомнений быть не могло, письмо было написано корявым почерком Кори.

«Любимая, – писал он. – Итак, я сломлен и уничтожен. После того, как вчера ты ушла, я понял, что не могу больше жить без тебя. Я сдаюсь. Пожалуйста, прошу тебя, вернись – я приму все твои условия. Ревновать меня к сомнамбуле, которая смотрит за нашими детьми, – нелепо, но еще нелепей, что такие мелочи могут нас разлучить. Она хорошая девушка, и у меня нет претензий к ее работе, но она уйдет завтра же, если это приблизит твое возвращение хоть на миг».

Тому, кто сам, по доброй воле, явился в камеру пыток, вряд ли стоит жаловаться на боль, подумала Гэрриет. Сложив письмо, она положила его на стол и некоторое время сидела в молчаливом оцепенении.

– Так вы хотите, чтобы я уехала? – спросила наконец она.

Ноэль кивнула.

– Думаю, так будет лучше для всех. Можете не прощаться с детьми – это их только расстроит. Детям нужна мать, а не посторонний человек, и отныне я намерена заниматься их воспитанием сама.

– Можно мне оставить письмо для Кори?

– О, разумеется, – великодушно кивнула Ноэль.

Перед самым отъездом она вручила Гэрриет чек на сто фунтов.

– Мы не хотим, чтобы вы голодали.

Гэрриет рада была бы отказаться, но, увы, даже этого она не могла себе позволить.