Текст книги "Разбойник и леди Анна"

Глава 19
Леди Каслмейн плетет заговор

Анна выпрямилась и села, колотя кулаками по матрасу. Это случилось уже второй раз по одной и той же причине. Силы Господни! Она постоянно видела один и тот же сон: пруд в Уиттлвудском лесу и Джона Гилберта, прижимавшего ее к своему длинному обнаженному коричневому телу. Она вздрогнула. Это было тело, важная часть которого больше не существовала в мире, та часть, которую, как она знала, ей не суждено было забыть, какой она увидела ее впервые – благородной и гордой.

– Так пусть, ради всего святого, это сбудется!

Звук собственного надрывного голоса зазвенел в ушах Анны.

– Миледи, – обратилась к ней Кейт, сменявшая повязку у нее на лбу, – в приемной ожидает твой дядя епископ. Он пришел выразить тебе свое священническое соболезнование и утешить тебя.

Анна нахмурилась. Ее дядя? Почему он здесь? И тотчас же в памяти всплыло с новой силой то, что сообщила Барбара Каслмейн. Анна, новоиспеченная графиня Уэверби, овдовела.

Без дальнейших размышлений Анна пробормотала короткую молитву за упокой души Эдварда, хотя и подозревала, что для спасения его души потребуются молитвы в течение всей ее жизни, если бы только она могла это сделать в своем христианском милосердии, в чем не была уверена.

Анна не могла заставить себя испытать хоть малейшую скорбь об усопшем во имя девической любви, которую некогда питала к нему. Он лишил жизни ее отца, отнял у Джона его мужское достоинство. За такие преступления Эдварду, конечно же, уготован самый низший круг ада на все времена.

– Хочешь увидеться с дядей прямо сейчас, леди Анна? – спросила Кейт.

– Да, Кейт, – ответила Анна. Она дотронулась до повязки на лбу и нахмурилась: – Расскажи еще раз, как это со мной произошло.

– Ты упала в обморок и ударилась головой, – стала объяснять Кейт. – У тебя на голове шишка величиной с куриное яйцо.

Кейт подошла к двери и впустила епископа.

Епископ ворвался в комнату в полном епископском облачении, со всеми знаками, полагавшимися ему по сану, сел на стул у кровати и взял Анну за руку.

– Мое дорогое дитя, как ты, должно быть, страдаешь. Я виню себя… – начал епископ и умолк.

– Эдвард погиб, – сказала Анна, высвобождая руку.

– Какое несчастье! – Епископ покачал головой. – Я буду за него молиться.

– И за себя, дядя.

Епископа передернуло.

– Ты устала и перенервничала, племянница, – он указал на ее голову, – и, возможно, не совсем ясно мыслишь из-за ушиба.

– Ошибаешься, дядя, ты в ответе за все.

Ее пальцы, лежащие на покрывале, дрожали. Епископ склонил голову и сжал руки.

– Анна, я не военный. Не владею мечом. Уэверби угрожал мне.

– А заодно обещал наградить вас, если мне память не изменяет. Чтобы получить желаемое, Эдвард пускал в ход и кнут, и пряник. Даже мою любовь к Джону Гилберту он использовал в корыстных целях.

Епископ сидел, не поднимая головы, губы его шевелились.

Епископ долго молился и тронул ее сердце. Каким бы жалким и трусливым он ни был, он пришел к ней, узнав, что она нуждается в поддержке. Ни одного родственника, кроме дяди, у Анны не осталось.

– Аминь, – произнес епископ.

– Аминь, – повторила Анна.

– Миледи, графиня Каслмейн, – доложила Кейт, появляясь в двери спальни.

Епископ почтительно встал.

– Моя дорогая леди Анна, – сказала графиня, подойдя к постели. – Судя по всему, вы нездоровы. Надо пригласить доктора. С ушибом головы шутки плохи, он может вызвать мозговую лихорадку.

Неизвестно почему, Анна поверила, что графиня пытается ей помочь. Что бы Барбара ни говорила и ни делала, в ее словах и действиях был скрытый смысл.

– Ваша милость, вы очень заботливы, – сказала Анна. – Я нуждаюсь в помощи своего личного врача Джосаи Уиндема, живущего на барже возле Лондонского моста.

– В таком случае он посетит вас сегодня же. Его величество разрешит мне послать за ним гвардейца. Король весьма озабочен вашим состоянием, – сказала Барбара, и в глазах ее заплясали смешинки. – Я всю ночь пробыла с ним, стараясь успокоить его на ваш счет и, конечно, в связи с потерей его друга, вашего усопшего и горячо оплакиваемого супруга, графа.

Только сейчас Барбара снизошла до того, чтобы приветствовать епископа кивком:

– Милорд епископ. Я так мечтаю услышать вашу поминальную службу по бедному Уэверби.

Епископ кашлянул.

– Если король соблаговолит дать свое согласие на то, чтобы я оставался с моей убитой горем племянницей, я, разумеется, это сделаю, но пока еще не подумал о теме своей проповеди.

Брови графини Каслмейн медленно поднялись:

– Неужели, милорд епископ? Разве не годится ветхозаветная притча о том, как царь Давид отправил на войну мужа Вирсавии, потому что вожделел ее? А это поучительно всегда, даже в наше время. Не так ли?

Улыбнувшись при виде ужаса, отразившегося на лице епископа, Барбара выплыла из комнаты на удивление быстро, если учесть огромный живот, в котором она носила королевского бастарда.

Джон Гилберт мчался сквозь пыльный день и туманную ночь, забыв о голоде и усталости, видя в каждом проплывавшем мимо облаке лицо Анны. Он выбирал самые короткие дороги в Лондон и несколько раз ухитрился ускользнуть от королевских патрулей, не решаясь встретиться с ними лицом к лицу, потому что у него не было ни шпаги, ни пистолетов, чтобы обороняться и защитить себя. Дважды он менял свою лошадь на ту, что паслась в поле, и при каждом обмене жители получали лучшую рабочую лошадь.

Снова наступило раннее утро, когда он добрался до Лондонского моста и отправился разыскивать баржу доктора Уиндема, чтобы получить известие об Анне.

Джон окликнул владельца баржи. Доктор открыл дверь каюты и уставился на него, не веря своим глазам.

– Входи поскорее, парень. Твои изображения развешаны по всему городу.

Джон поблагодарил лошадь, шлепнул ее по крупу, а потом смотрел ей вслед, пока она трусила по той стороне улицы, где протекала Темза. Он был уверен в том, что еще до наступления ночи скотина обретет нового хозяина.

Доктор настоял на том, чтобы Джон сел, и налил ему огромную кружку вина.

– Есть что-нибудь еще, что я могу сделать? – спросил он. – Не надо ли тебя полечить? – добавил он, жестом указав на детородные органы Джона.

– Как ты узнал? – спросил Джон.

– Слухи гуляют повсюду. Ему надо было защитить себя от сплетен черни. Они смеялись над ним, когда его карета проезжала по улицам после того, как ты пустил его гулять по Сент-Джеймс-парку в чем мать родила.

Прежде чем Джон успел открыть ему правду, доктора окликнули с берега. Сделав Джону знак оставаться вне поля зрения, доктор Уиндем ответил на зов, высунувшись в окно каюты.

– Я доктор Уиндем из Королевского медицинского колледжа. Кто нуждается в моем искусстве?

Джон расслышал ответ:

– Графиня Каслмейн потребовала вас во дворец. В вашем лечении нуждается графиня Уэверби, страдающая от боли. Вы должны тотчас же прибыть в Уайтхолл, а мы будем вас сопровождать.

Пока доктор разговаривал с королевским гвардейцем, Джон вскочил на ноги и принялся рыться в сундуке доктора, в котором, как ему было известно, были медицинские халаты. Он облачился в один из них, на котором были вышиты все знаки зодиака, схватил то, что принял за парик Филиберта, и напялил его.

Увидев его, доктор затряс головой так, что его собственный парик съехал набок.

– Ты не можешь ехать во дворец, Джон Гилберт, если не хочешь, чтобы твоя голова последовала за твоими… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Очень хорошо понимаю, милый доктор, но у меня нет выбора. Если Анна больна, то моя судьба быть рядом с ней.

Доктор вздохнул.

– Печален тот день, когда доктор моего уровня становится пешкой в руках аристократов и мошенников, – пробормотал он.

Наклонившись, Джон по-дружески положил ему руку на плечо, а потом помог доктору сесть в лодку под королевским пологом. И так, опираясь о шелковые подушки, они поехали на гребной лодке, весла которой ударяли по воде в одном ритме с бурно бившимся сердцем Джона, направляясь к ступеням Вестминстера, оттуда к полю для парадов конных гвардейцев, и наконец оказались за стенами дворца Уайтхолл.

Час спустя Барбара Каслмейн уже спешила через помещения кордегардии и через поле. Капитан ожидал ее. Он склонился перед ней в низком поклоне.

– Следуйте за мной, миледи, если вам угодно.

Она вручила ему кошель, где позванивали гинеи, некоторые из которых были выиграны ею в карты за несколько долгих ночей. Она никогда не проигрывала, потому что ее партнеры по карточной игре хотели остаться в фаворе у короля и иметь к нему доступ.

– Вознагради своих людей за то, что им пришлось совершить столь быстрое путешествие, и пусть хранят молчание, – сказала она.

Капитан открыл дверь, поклонившись даме, и она отпустила его.

Низкорослый человечек в высоком парике сидел на скамейке. Увидев ее, он схватил свой медицинский саквояж и стремительно поднялся с места.

– Доктор Уиндем? Джосая Уиндем? – спросила она.

– Имею честь, ваша милость, быть тем самым врачом, за которым вы посылали, членом Королевского медицинского общества и выпускником университета Падуи, – сказал он, оглядывая ее фигуру и отмечая ее положение. – Я специалист по родовспоможению, могу сделать роды быстрыми и безболезненными.

Барбара улыбнулась:

– В таком случае женщины должны ценить вас гораздо больше, чем ваших собратьев по профессии. Но увы, ваша пациентка не я, по крайней мере пока еще не я. Я призвала вас сюда оказать помощь графине Уэверби.

– Миледи больна?

– Да. Она упала в обморок, узнав о смерти мужа, и, думаю, осмотрев ее, вы убедитесь, что она расшибла голову и что ей необходим деревенский воздух, чтобы предотвратить мозговую лихорадку, опасную для жизни.

Графиня Каслмейн протянула ему маленький кошелек с гинеями, чтобы помочь правильно поставить диагноз. Доктор посмотрел на него и покачал головой:

– Леди Анна – мой друг, и за ее лечение я не возьму ни фартинга. – Он лукаво улыбнулся: – Впрочем, я не хотел бы, чтобы мое столь непрофессиональное поведение получило широкую огласку.

Графиня Каслмейн скептически оглядела его. Благородство обычно не столь надежно, как золото. Но и оно может быть полезно. Графиня пожала плечами.

– Как вам угодно, доктор, но в таком случае вы еще более редкий представитель своей профессии.

В холле позади кордегардии раздался шум, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Джон Гилберт. Белый халат почти свалился с его широких плеч, парик вообще исчез.

– Я вызывала только одного доктора, – сказала графиня. – Кто это? – обратилась она к капитану.

– Он пытался пробраться во дворец, ваша милость.

– Этот человек мой помощник, графиня, – пророкотал Уиндем громовым голосом, никак не вязавшимся с его ростом.

– Оставьте нас, – приказала графиня гвардейцам.

– Но… – начал было капитан.

– Оставьте нас, – повторила графиня тоном, не терпящим возражений.

Когда дверь за капитаном закрылась, Барбара Каслмейн повернулась к Джону. Он отдал ей почтительный поклон, сознавая, что на нем нет шляпы с плюмажем и что из-под халата до самого пола свисают обтрепанные штаны.

– Миледи Каслмейн, – приветствовал он ее.

– Сэр, ваше лицо и манеры ни в коей мере не соответствуют моим представлениям о врачах или лекарях, которых я когда-либо видела.

Джон улыбнулся:

– Я совсем недавно занялся этим делом.

Доктор Уиндем прочистил горло, собираясь заговорить, но она отмахнулась от него.

– Ваше лицо мне знакомо. Мы встречались?

– Нет, миледи, я бы этого никогда не забыл.

– У вас хорошо подвешен язык и манеры недурные, но я вам не верю.

– Известно, что вас невозможно обвести вокруг пальца, миледи. Я Джон Гилберт и прошу вас разрешить мне перекинуться хоть одним словечком с леди Анной. Я навсегда останусь вашим должником.

– И не пожалеете об этом, если наши счастливые звезды будут и дальше нам покровительствовать, – сказала графиня Каслмейн, внимательно оглядывая его. – Значит, это тот самый Джентльмен Джонни, чей член, по слухам, не короче его меча.

Она вздохнула, глядя ему в лицо, а ее пальцы прошлись по выпуклым мускулам у него на плече.

– Уэверби заслужил свою смерть за то, что лишил такого мужчину, как вы, его лучшего украшения.

Джон не верил своим ушам.

– Уэверби мертв? А как насчет короля? Заключил ли он сделку с Уэверби?

Графиня задумчиво продолжала:

– Уэверби – этот жалкий завистливый подонок – встретил свою судьбу на море после того, как охолостил вас и отдал свою молодую жену королю, правда, лишенную целомудрия, на которое рассчитывал его величество. Я узнала всю эту историю от леди Анны – рассказывая ее, она билась в истерике.

Джон рванулся к двери мимо леди Каслмейн.

– Отдайте ее мне. Если король…

Леди Каслмейн подняла руку.

– Постойте, разбойник. Я не хочу слышать ни одного дурного слова о моем Чарли. Этот грязный Уэверби, да зачтется ему это, своей своевременной кончиной, спас ее от гораздо худшей участи, чем внимание короля. – Леди Каслмейн удивилась, заметив явное облегчение на лице этого кастрата. Ведь теперь это уже не имело никакого значения. – Не забывайте, за дверью гвардеец, и если вы хотите увидеть леди Анну, умерьте свой пыл. – Она бросила на него лукавый взгляд: – Для мужчины, не сохранившего своих сокровищ, столь ценимых дамами, вы так же отважны, как и остальные представители вашего пола.

Джон снова улыбнулся:

– Я не кастрат.

Она нахмурилась:

– Вы лжете. Уэверби не совершил бы подобного просчета.

– Но он посылал других делать за него грязную работу.

– Я вам не верю. Уэверби показал Анне ваш отсеченный член.

На лице Джона отразилось страдание. Не будь Уэверби мертв, он убил бы его за подобную жестокость.

Джон снова поклонился леди Каслмейн. На губах его играла холодная улыбка:

– Я смиренно прошу вашего прощения, ваша милость, но не могу вынести мысли о том, чтобы красивая женщина, имеющая вашу репутацию, сомневалась в моих мужских достоинствах. Как вы оцените это?

Все еще хмурясь, она положила руку на его пах. Джон следил за выражением ее лица и ничуть не удивился, что отреагировал на ее прикосновение. Каким еще образом он мог убедить эту странную графиню?

После подробного объяснения он сделал шал назад и снова учтиво поклонился.

– Не знаю, миледи, какова будет ваша воля распорядиться мной, но я должен сказать Анне, что цел и невредим. Было бы жестоко оставлять ее в заблуждении.

– Возможно, но, думаю, это инструмент, способный спасти вам жизнь. – Она принялась мерить шагами комнату, придерживая, рукам и живот. – Сэр разбойник, думаю, сейчас для нее было бы слишком сильным потрясением увидеть вас здесь. Но мы должны его использовать, если вы намерены ради нее бросить вызов королю Карлу Стюарту.

Доктор Уиндем поклонился епископу, сидевшему у окна с молитвенником в руках. Он раздвинул полог постели и заглянул внутрь. Анна была бледной, губы ее казались почти синими, а рука безжизненно покоилась на покрывале.

– Миледи, – сказал он тихо, – вас пришел врачевать Джосая Уиндем.

– Добрый доктор, – сказала Анна, – я очень нуждаюсь в вашей чудотворной мази.

Она слегка улыбнулась и на дюйм подвинула руку к нему. Он взял ее, и Анна открыла глаза, успокоенная при виде знакомого круглого лица. Яркий солнечный свет, струившийся из окон, ударил ей в глаза, и она заморгала.

– У вас двоится в глазах, миледи? – спросил он.

– Нет, но у меня ужасно болит голова.

Доктор приподнял ее веки, заглянул в глаза, и его на удивление нежные пальцы ощупали ее голову. Доктор улыбнулся:

– Дела обстоят лучше, чем я ожидал.

Ее глаза медленно привыкали к яркому свету.

– Кто там у вас за спиной, доктор?

– Мой помощник, леди Анна.

Она напряглась:

– Филиберт?

– Нет, – ответил он, понизив свой громоподобный голос. – Он признался мне в своем предательстве, и я отослал его прочь. Он мне больше не сын.

– О, Джосая, – сказала Анна. – Не судите его так строго.

– Ваша милость, человек обязан отвечать за свои грехи.

– Искренне сожалею о том, что навлекла на вас еще и эту напасть, – прошептала Анна. – Помогите мне, доктор! Если мне не суждено быть с моим Джонни, дайте мне отвар, который дарует вечный сон.

Епископ вскочил.

– Не желаю слушать подобные речи! Племянница, в твоей жизни нет ничего ужасного, – он обвел рукой комнату, намекая на то, что жизнь во дворце не так уж плоха, – чтобы думать о столь страшном грехе, ведущем в ад.

Анна вздохнула:

– Дядя, ты говоришь так, как и подобает говорить мужчине, который пытается дать утешение и защитить. Но женщины хотят большего. Не суди нас за то, что мы предпочитаем радость сокровищам, что впадаем в отчаяние, безвозвратно утратив счастье.

В изножье кровати послышался шорох, и Анна напряглась, чтобы увидеть помощника доктора, остававшегося за занавесями.

– Почему ваш помощник не покажет своего лица?

Прежде чем доктор успел ответить, Джон Гилберт вступил в полосу солнечного света, падавшего из окна, высветившего его лицо.

– Ты простишь меня, Анна, за то, что я не рискнул показаться тебе, пока доктор не сказал, что ты вне опасности?

Она не слышала его слов, только голос, голос, который отчаялась услышать когда-нибудь снова.

– Джонни! Ведь ты должен быть в море. Как ты пришел сюда?

Она пыталась сбросить покрывало, в котором запуталась, но он уже подошел к ней и, присев на кровать, обнял так, что она скрылась в его объятиях целиком, а лицом зарылся в ее мягкие волосы.

Епископ захлопнул молитвенник:

– Послушай меня, малый, ты не можешь себе этого позволить здесь, в Уайтхолле, когда король… – Епископ умолк.

– Я еще не стала любовницей короля, – ответила Анна.

Ни Анна, ни Джон не обращали ни малейшего внимания на епископа.

– Это чудо, – сказала Анна, гладя обеими руками лицо Джона, будто хотела проверить, не снится ли он ей, как во все предыдущие ночи.

– Вот доказательство того, что это правда. – Джон поцеловал ее с такой страстью и томлением, что доктор счел благоразумным отвернуться и даже епископ мгновенно впал в меланхолию.

Анна отстранилась от Джона, чтобы лучше видеть его лицо и не сомневаться в правдивости его ответа.

– Ты страдаешь, Джон? Тебе больно?

Он покачал головой:

– Так было раньше, но не теперь, – сказал он и еще ближе привлек ее к себе и крепче сжал в объятиях. Он знал, что она говорит о его потере, но обещал графине Каслмейн, что не станет сообщать Анне о том, что тело его не пострадало, до тех пор, пока они не покинут дворца. В эту минуту он не был уверен, что смог бы следовать плану леди Каслмейн, чтобы обмануть короля и уверить его в том, что Анна погибнет, если ее тотчас же не вывезти в сельскую местность. Если бы разбойник не получил королевского прощения, ни у него, ни у женщины, которую он любил, не было бы будущего. Риск был огромным. Разве он не испил уже чашу страданий на Тайберне? Он готов был умереть ради того, чтобы увидеть Анну, но, увидев, захотел жить.

Послышалось тявканье, дверь открылась, и любимый спаниель короля прыгнул на постель Анны.

Джон стоял, окаменев, в ожидании встречи, которая могла закончиться для него виселицей.

– Фаббс! Гадкая Фаббс!

В дверях стоял король, высокий, элегантный, держа в руке сладкое лакомство для собаки.

Собачка не сдвинулась с места, но заскулила, желая получить подачку. Король прошел через спальню, отдал ей угощение и дал облизать свои липкие пальцы.

– Мы думали найти вас в одиночестве, жаждущей общества, моя дорогая леди, – произнес король недовольным тоном. – А находим вас в окружении людей, которые развлекают вас. Кто они, эти люди?

Доктор отвесил поклон:

– Джосая Уиндем, врач, ваше величество, специалист по лечению травм черепа, – сказал доктор, на мгновение смутившись, но тотчас же оправился и добавил: – А также по лечению маленьких собачек, особенно что касается их кормежки, обеспечивающей долголетие.

– А, – сказал король, – в таком случае оба ваших пациента в одной постели. – Он указал на Джона: – А кто этот человек?

Заговорила Анна, поправляя сбившуюся на голове повязку:

– Это помощник доктора, сир.

Джон выступил вперед:

– Так оно и есть, мой король, но это не главное мое занятие.

– Хотелось бы знать, что за занятие.

– До недавнего времени я был самым известным разбойником с большой дороги в вашем королевстве, ваше величество, и приговорен к смерти указом вашего величества.

Король схватил Фаббс и отступил назад, едва не столкнувшись с епископом Илийским.

– Стража! – крикнул он.

Тотчас появились два гвардейца, вооруженных пиками.

– Арестуйте этого человека, – сказал король, указав на Джона.

Анна вскрикнула и, попытавшись слезть с кровати, разорвала ночную рубашку и обнажила грудь. Она встала, раскинув руки и закрыв своим телом Джона. Гвардейцы в замешательстве нацелили пики на нее.

Не обращая на них внимания, Анна закричала:

– Ваше величество, умоляю вас, не лишайте его жизни. Ради меня!

– Каковы будут ваши указания, ваше величество? – спросил один из гвардейцев.

Король воззрился на Джона и Анну, с трудом удерживая извивающуюся Фаббс.

Джон поднял Анну на руки и снова уложил в постель.

– Анна, позволь мне, моя любовь, самому защищать себя.

Джон опустился перед королем на одно колено.

В этот момент графиня Каслмейн привела пышногрудую молодую девушку с гитарой в руке.

– Не поиграть ли мне на гитаре? – спросила девушка.

– Чуть позже, – сказала графиня Каслмейн, тотчас же охватив взглядом всех участников драмы.

Король смотрел наледи Каслмейн с циничным видом, но очевидным облегчением.

– Мы подозреваем, Бэбс, что вы замешаны в этом. Никто не в состоянии сыграть такой фарс, как вы. Но вы зашли слишком далеко. Этот человек говорит, что он разбойник, Джентльмен Джонни Гилберт, в течение многих лет докучавший моим подданным и явившийся теперь убить меня.

Джон бесстрашно взирал на монарха.

– Я бы никогда не нанес ущерба вашему величеству, сир, но, случалось, наносил его вашим подданным. Я не грабил ни королевских курьеров, ни армейских казначеев. Не нападал на простых людей, мясников или фермеров, везущих свой товар на рынок. Я брал лишь то, что было у моих жертв в избытке.

Король слушал его с нескрываемым интересом, но неожиданно впал в гнев.

– Это неправда, разбойник. Ты украл любовь леди Анны, которая по праву должна бы принадлежать нам.

Не обращая внимания на знаки Джона, Анна вскочила с постели и рухнула перед королем на колени, бледная и дрожащая.

– Тогда, ваше величество, разрешите мне понести наказание вместе с ним. Разделить с ним его судьбу и умереть на виселице. Уж лучше я умру вместе с ним, чем буду жить без него.

Король в ужасе отпрянул.

– Ваш труп будет качаться на цепях на Бэгшот-Хилл, и вороны будут склевывать остатки вашей плоти, пока кости не упадут на землю.

Он зарылся лицом в кудрявую шерсть Фаббс.

– Ваше величество весьма красноречивы, – промолвила графиня Каслмейн, откашлявшись. – Но не позволите ли мне высказать свое личное мнение?

– Смотрите за этим малым, – обратился король к гвардейцам. – Нет, следите за всеми ними.

Леди Каслмейн положила свою руку на плечо короля и отвела его к окну, выходившему в узкий внутренний дворик, одним взглядом заставив епископа потесниться, потом долго и убедительно что-то шептала ему на ухо.

– Это не ваша фантазия? – спросил наконец король.

– Вовсе нет, ваше величество. Покойный милорд Уэверби показывал этот мрачный трофей леди Анне перед их свадьбой. Она поведала мне эту историю со всеми подробностями.

Королю стало не по себе.

– Пожалуй, юмор Уэверби слишком мрачен и не соответствует нашему вкусу.

– Как вы правы, ваше величество, – лукаво произнесла леди Каслмейн. – Я знаю, как вы милосердны, а этот человек, Джон Гилберт, и так уже жестоко пострадал.

– Но как быть с леди Анной? – спросил король, видимо, не желая ее отпускать. – Мне не нужны несговорчивые девственницы, Бэбс, но я не могу поверить, что такие есть.

– Миледи, – обратилась леди Каслмейн к Анне, – у вас все еще есть желание остаться целомудренной до конца жизни?

Анна вскочила на ноги.

– Да. Такую клятву я дала, когда бежала от графа Уэверби, и готова ее повторить. – Анна умолкла, боясь оскорбить королями наконец смущенно договорила: – Особенно теперь.

Темные глаза Джона блеснули, он избегал насмешливого взгляда леди Каслмейн. Приблизившись к Анне, он положил руку ей на плечо.

Король, не отрываясь, смотрел на них обоих, потом долгое время не сводил взгляда с Анны, и на лице его отразилась боль непривычной потери. Театральным тоном, поскольку король обожал театр, он процитировал куплет собственного сочинения:

 
О, когда подумаешь, нет страшнее ада,
Чем любовь безмерная, пусть в ней есть отрада.
 

Анна низко присела в реверансе, еще не веря, что этот кошмар близится к концу.

– Ваше величество, благороднейший из королей, – прошептала Анна, целуя его руку. Однако раздражение не покидало короля.

Король прижал к себе Фаббс, возможно, единственное существо женского пола, чувствовавшее потребность в его любви и ничего не требовавшее взамен, и спаниель лизнул его в щеку.

– Вы нас огорчили, леди Анна, – печально произнес король. – А мы оказали вам столько внимания.

Леди Каслмейн сделала гитаристке знак начать играть, и девушка принялась негромко напевать ясным и чистым голосом. Она наигрывала испанский танец, и грудь ее колебалась в такт музыке.

– Очаровательный мотив, – сказал король, не отрывая взора от музыкантши.

– Ваше величество, – зашептала леди Каслмейн, – молодые люди ждут вашего королевского знака.

Король со вздохом кивнул Джону:

– Прекрасно! Ты получаешь наше прощение. Оно будет действовать до тех пор, пока ты снова не возьмешься за старое.

Джон поклонился:

– Мои люди тоже получат прощение, если бросят свое ремесло?

– И твои люди тоже! – теряя терпение, бросил король. Графиня Каслмейн вызвала секретаря из приемной, извлекшего документ, в коем было засвидетельствовано королевское прощение, и король, не сводя глаз с гитаристки, подписал его.

Джон снова поклонился и принял пергамент.

– Ваше величество, мне приписывали множество ограблений, в которых я не был повинен, и будут приписывать снова, но обещаю, что ради сохранности шеи моей и леди Анны с этой минуты я буду вести достойный образ жизни.

Король кивнул и перевел взгляд на Анну:

– И вы готовы разделить его образ жизни с ним, каким бы он ни был?

Анна решительно кивнула:

– Я дала обет целомудрия, и мне не нужно то, чем он не обладает, ваше величество.

Джон опустил голову с притворным смирением, и плечи его затряслись.

Король был тронут до глубины души.

– Я прикажу приготовить для вас карету, чтобы вы могли совершить в ней свое путешествие. – Он снисходительно посмотрел на Джона: – Никто не посмеет на вас напасть.

– Благодарим вас, ваше величество, – сказал Джон, – но королевский герб будет привлекать разбойников на Оксфордской дороге.

– Как вам угодно. – Король пожал плечами. – Мы не можем не пожелать вам благополучия.

Король отвернулся от них и устремил взгляд на девицу с гитарой.

– Как ее зовут? – обратился он к графине Каслмейн.

– Мэри Грин. Она актриса Театра герцога. Жаждет сыграть ваши любимые мелодии в ваших личных апартаментах и доставить вам полное удовольствие.

Как только король, гвардейцы и актриса удалились, Анна стала благодарить графиню Каслмейн.

– Не благодарите меня, – ответила та, и на лице ее отразились одновременно любовь и боль. – Король обожает женщин с интеллектом и отвагой, способных бросить ему вызов. А у Мэри голова столь же пустая, сколь полная грудь. Поэтому скоро она получит отставку. Вы были бы более опасной соперницей, леди Анна, особенно потому, что не желали ни его, ни знаков его внимания. Нет большего стимула для мужского сердца, чем неприятие. – Она лукаво улыбнулась. – А теперь уходите, пока король увлечен музыкой.