Текст книги "Больше, чем ты желаешь"

– Можешь махать руками, Брай, – хмыкнул он, вынимая бумаги, и повернулся к Люку: – Она ненавидит сигарный дым. Как только я открываю коробку, они с матерью выходят из комнаты. Возможно, ваши рекомендации удержат ее на месте. А скорее всего она ждет, когда тебе станет плохо.

В ответ Люк закашлялся.

– Хочешь, я постучу тебя по спине, Кинкейд? – спросил Оррин, пробегая глазами первое письмо. – Здесь все в порядке. Может, ты сам написал его?

– Нет, сэр.

Оррин что-то пробубнил и быстро просмотрел другие письма. Сложив их все в конверт, он протянул его Люку.

– Кажется, все в порядке. Если хочешь, дай их Брай. Она может знать эти семьи. Пусть прочитает, пока я буду водить тебя по дому. – Он бросил на Брай холодный взгляд, заметив, что она встает. – Я знаю свой дом, – рявкнул он, – и могу обойтись без тебя!

– Я хотела прочитать рекомендации мистера Кинкейда в гостиной, – ответила Брай, принимая конверт из рук Люка.

– Хорошо. Дай нам всего минуту. Я сначала поведу мистера Кинкейда туда, а когда мы уйдем, можешь там располагаться.

Люк видел, что Брай хотела возразить, но промолчала.

Оррин хорошо был знаком с домом, хотя мало знал о нем. Люк подозревал, что его в первую очередь интересовал размер плантации. Когда Фостер впервые увидел «Хенли» – так он тогда назывался, – дом был полностью разорен солдатами. Янки, разграбившие его, нанесли ему значительный ущерб, но, к счастью, не сожгли до основания. Оррин смог приобрести дом и всю собственность по таким низким ценам, что можно было считать – он просто получил все это в подарок. Их совместное владение домом стало возможным благодаря браку Оррина с Элизабет. Тот факт, что Фостер купил его легально и даже с разрешения правительства, не уменьшал этого воровства, а еще больше усугублял печальную ситуацию.

Оглядывая дом и сознавая, что возводили его с любовью, а потом многие годы поддерживали в хорошем состоянии, Люк теперь понимал, почему Гамильтоны хотят вернуть его себе. Оррин мог восхищаться красотой дома, но он был для него чужим, и Оррин не ощущал родственной связи с ушедшими поколениями.

– «Конкорд» похож на женщину с хорошей фигурой. – Люк надеялся, что Оррин поймет, что он имел в виду. Они были на чердаке, и Люк показал ему на стропила и потолочные балки. – Старея, она все еще остается красивой. Она не может быть без возраста, но именно возраст делает ее интересной, а хорошая фигура определяет ее характер. Некоторые могут даже сказать, что она прелестнее, чем была в юности.

– Какой дурак это скажет? Только тот, кто забыл, что такое твердая плоть под твоими руками. – Приложив ладони к груди, Фостер растопырил пальцы. – Мне не нужна женщина с отвислыми сиськами.

Подавив вздох, Люк сделал вид, что его очень интересуют потолочные перекрытия. «Спасибо, мама, – подумал он. – Спасибо, Нэнси, Лиззи, Мэгги, Лаура, Ливия и Маделин. Спасибо вам всем».

– Вы получите обвислые сиськи, если будете продолжать косметический ремонт, не углубляясь в старинную архитектуру дома. При хорошей заботе этот дом переживет нас всех и никогда не выдаст своего возраста, за исключением тех случаев, когда ему будет выгодно показать свою ценность.

– Ты хочешь сказать, что через десять лет он будет дороже той цены, по которой я его купил?

– Я бы сказал, что он в десятки раз превзойдет свою первоначальную цену.

Оррин хитро прищурился и поскреб подбородок.

– Первоначальную цену? А те деньги, что я ухлопал на него после? И сколько денег ты предлагаешь мне ухлопать на него сейчас?

– Даже если вы с сегодняшнего дня не потратите ни единого цента, те деньги, которые вы уже вложили в ремонт дома, для вас навсегда потеряны. Однако если вы пожелаете, чтобы реставрация велась по всем правилам, то к ее завершению вы будете не в убытке, а в значительном выигрыше.

– Таким образом вы зарабатываете Себе на житье? Залезаете в карманы к людям и вытаскиваете их кошельки? Вы этим занимались в Филадельфии, Ричмонде и Атланте? Разве за воровство у нас больше не вешают?

– Вы читали мои рекомендации. Люди, на которых я работал, были мной весьма довольны.

– Я не говорю, что ты лжец, Кинкейд. Я использую свое право на осторожность. Ты же сам сказал, что местные рабочие меня обманули. Я доверяю тебе по двум причинам, и то наполовину. Первая та, что ты янки, а вторая – ты для моей падчерицы словно куриная кость в горле. Я распоряжусь, чтобы на твой счет перевели деньги, организую кредит на лесоскладе здесь и в Чарлстоне, но ты должен знать, . что я сам буду следить за всеми расходами. К тому же я проверю твои рекомендации. Если в них что-нибудь не так, скажи мне сразу. Не трать зря мое время и деньги. Ведь ты не хочешь быть не в ладах с законом, если этого уже не случилось?

– Я согласен с вами, мистер Фостер, – произнес Люк, которому хотелось вцепиться Оррину в горло.

– Что заставляет тебя думать, будто ты сможешь поладить с местными рабочими лучше, чем я? Им доставит удовольствие так же обвести тебя вокруг пальца, как они обвели меня.

– Поживем – увидим, – ответил Люк, которому не хотелось объяснять Оррину, что у него никогда не возникало подобных проблем. Ознакомившись с манерой поведения Фостера, он легко догадался, почему всем, кто имел с ним дело, доставляло удовольствие облегчать его карманы. – Сразу после войны вы неоднократно проводили здесь ремонтные работы, но тогда материалов не хватало, а цены скакали как бешеные. Сейчас настали другие времена.

– Ты плохо знаешь южан, если поверил им.

– А что привело вас сюда?

– Возможность и обстоятельства.

– А что удержало вас здесь?

– Не одни Гамильтоны привязались к этой земле. Я полюбил «Конкорд». – Он подошел к окну и постучал по стеклу, обращая внимание на расположенные за ним земли, – Здесь все мое, насколько видит глаз. Эту землю я никогда не покину.

Люку нечего было сказать на это. Дом околдовал его. Возводя стены, Хенли Гамильтон использовал кирпичи из корабельного балласта. Кирпичи были пригнаны так плотно, что для строительства дома понадобилось с полдюжины – если не больше – кораблей. В начале XVII века это было чуть ли не подвигом. Для Хенли Гамильтона и его семьи это был не просто дом. Это было их детище, которое они любили и на которое молились.

– Сколько? – спросил Оррин.

– Прошу прощения?

– Сколько, черт побери, ты с меня сдерешь денег?

Люк назвал цену, не задумываясь. Путешествуя по дому, он все время мысленно прикидывал, во что обойдется реконструкция особняка. Он назвал сумму, включающую и непредвиденные расходы, которые могут возникнуть. Если бы не его предусмотрительность, Оррин потом никогда бы не согласился выделить еще денег.

– Так много? – спросил Фостер, почесывая затылок.

– Чтобы все было сделано добросовестно. На другое я не согласен.

– Легко быть принципиальным, когда тратишь чужие денежки.

– Да, сэр, – согласился Люк.

– Хорошо. Ты их получишь. Но не думай, что ты умнее других. – Оррин начал осторожно спускаться по лестнице. – И помни, что я тебе сказал о своей падчерице. Она постарается вытянуть из тебя мои деньги, если увидит, что это возможно. Ей всегда нужны деньги. Помни мои слова, Кинкейд. Не позволяй ей затащить себя в постель, иначе ты попадешь к ней в сети.

Люку снова захотелось как следует врезать Фостеру, но он снова сдержался.

Брай лежала в постели и смотрела в потолок. Окно ее комнаты было распахнуто, и длинные легкие занавески вздымались под ветром и надувались, как паруса. Язычок пламени масляной лампы, стоявшей на ночном столике, колебался, несмотря на стеклянный плафон, защищавший его от ветра. В тенях, пробегавших по потолку, не было дружеских очертаний. Они были зловещими и не предвещали ничего хорошего.

– Смешно, – прошептала она, наблюдая, как аморфная тень сползла с потолка и побежала вниз по стене. Подобно чернильному пятну, она расплывалась, в ней появились трещины. Сначала это был паук, затем паутина. Брай повернулась на бок и закрыла глаза. Она постаралась думать о чем-нибудь приятном, чтобы поскорее заснуть.

Но приятные мысли не приходили.

Она встала с кровати, подошла к окну и села на подоконник, придерживая занавеску. Ее взору открылись сад и черная стена леса за рекой. Она легко различала сосны и ивы. По очертаниям крон и высоте она распознавала сушеницу, лавровые деревья и лавровишни. Брай высунулась из окна и увидела сельскохозяйственные строения. За ними, едва различимые в темноте, располагались хижины рабов.

Большинство из них пустовали, и их можно было бы снести, а мебель поставить в другие хижины, где она была нужнее. Оррин не позволял ей делать этого. Тот факт, что они пустовали, служил Оррину своеобразным напоминанием о военном триумфе северян. Это был и его триумф, хотя он никогда не носил военной формы и не принимал участия ни в одной из кампаний. Он нажил себе состояние, поставляя оружие и военную технику, что, по его мнению, было гораздо выгоднее, чем подставлять свою грудь под пули врага.

На плантации работало свыше сотни рабочих, большинство из них были негры. Половина из них жила в «Хенли» еще до войны, остальные приехали позже, в основном с соседних разорившихся ферм и плантаций. За крохотный надел земли и копеечное жалованье они работали на плантации «Конкорд». Оставляя себе немного риса или хлопка, они продавали остальное Брай. Они всегда могли отвезти свои товары на рынок, но Брай платила им справедливую цену, а поездка в город была им не по карману.

Дома, воздвигнутые на участках наемных рабочих, мало чем отличались от хижин рабов. И хотя условия жизни в них постепенно улучшались, там все еще было не так удобно, как при Хенли. Брай попросила Оррина, чтобы он разрешил рабочим в свободное от работы время самим построить для себя дома. К ее удивлению, он сразу согласился, но, поразмыслив, решил, что ни в одной семье не найдется столько денег, чтобы строить себе новое жилище. И все осталось по-старому.

Случайно Брай заметила, что со стен пустующих домов стали исчезать доски, а затем и полы. Оконные рамы тоже потихоньку начали растаскивать. Она и словом не обмолвилась об этом Оррину. Она не знала, как он поступит с рабочими, но подозревала, что у него есть свои суровые меры воздействия. Исповедуя аболиционистские взгляды, Оррин не желал менять существующее положение вещей и все реформы откладывал «на потом». В этом не было ничего хорошего.

Брай посмотрела на окна Лукаса Кинкейда: света там не было. Немногим раньше она слышала, как он тяжелыми шагами прошел в свою комнату. Должно быть, он сразу лег спать. Ей очень хотелось поговорить с ним и узнать, к какому решению они пришли с Оррином. Вернувшись с обхода дома, оба упорно молчали, словно это был великий секрет. Ей не хотелось задавать Оррину вопросы, и она, пожелав им обоим спокойной ночи, удалилась в свою комнату.

Шаги в коридоре привлекли ее внимание. Подняв голову, она прислушалась. Шаги были такие, как будто кто-то крался в ночи.

Накинув халат на ночную рубашку, она осторожно приоткрыла дверь. Ее взгляд встретился со взглядом Лукаса Кинкейда. Он приложил палец к губам.

– Я не собираюсь кричать, – обиделась она. – Куда вы идете?

– Плавать.

– Река там. – Она показала рукой за свою спину.

– Я знаю, где река. Я вижу ее из своего окна.

– И где же расположено ваше окно?

Он кивнул на соседнюю дверь.

– На этом настоял ваш отчим. Не хотите составить мне компанию?

Глава 4

– Составить вам компанию? – переспросила Брай, удивленно подняв брови. – Чтобы поплавать?

– Не бойтесь, я не собираюсь топиться. Хотите поплавать – присоединяйтесь ко мне, не хотите – дело ваше.

– Думаю, что нет.

– Как хотите. – Люк зашагал к выходу.

– Подождите!

Люк остановился и посмотрел на нее:

– Да?

– Вы действительно идете купаться?

Люк кивнул.

– Но уже поздно!

Не желая вдаваться в объяснения. Люк пожал плечами, повернулся и пошел по коридору. Желание нырнуть поглубже и поплавать, смыть с себя пот и грязь преследовало Люка с самого обеда, и он знал, что не заснет, пока не искупается. Игра в покер с Оррином на протяжении нескольких часов только усилила это желание.

Дойдя до лестницы. Люк оглянулся. Брай в коридоре не было, и дверь ее комнаты была закрыта. Его охватило разочарование. Подумав, он решил, что они могут поговорить и завтра. А сейчас он должен окунуться в глубокую холодную реку.

Люк быстро сбежал по лестнице.

Вернувшись в комнату, Брай села у окна. Подтянув колени к подбородку, она перебирала в памяти разговор с Люком и не могла решить, говорил ли он ей правду. Теплыми летними ночами ее братья тоже тайком убегали из дома, дождавшись, когда все улягутся спать. Их манила к себе река. Внимательно прислушавшись, она могла слышать их крики и плеск воды. Няня Комати всегда знала об их ночных побегах и предостерегала Брай, чтобы та не бежала за ними: «Иногда у мальчиков начинает бурлить кровь, и только холодная речная вода может их успокоить. Не мешай им, мисс Бри. Придет время, и твоя кровь тоже заиграет, и ты, как и братья, побежишь к реке».

Брай не понимала, почему в этих случаях она слушалась няню, полностью игнорируя ее советы в другом. Только став старше, она поняла, что няня была права. Дэвид в ту пору был почти взрослым мужчиной, влюбленным уже не в гувернантку очаровательной Эмили Типпинг, а в нее саму. Увлечения Рэнда и Шелби менялись каждое воскресенье – в зависимости от того, у какой из мисс была красивее шляпка. Их ужимки, имеющие целью привлечь внимание девушек, вызывали у Брай смех. Обычно это кончалось тем, что они привлекали внимание директора школы, и пока тот читал им нравоучение, предметы их обожания расходились по своим каретам в сопровождении более спокойных молодых людей.

Брай улыбалась, вспоминая детство. Внезапно она услышала легкую неторопливую походку Люка в саду, явно направлявшегося к реке.

Она вскочила и рывком сорвала с себя халат. Достав из шкафа первое попавшееся платье, она натянула его поверх ночной рубашки. Затем надела чулки и сунула ноги в туфли.

Не лихорадь в крови гнала ее к реке, а простое любопытство. Няню ее поведение наверняка бы огорчило.

Брай осторожно подошла к обрыву, под которым протекала река, высматривая Лукаса Кинкейда. Ночь была лунной, и ее глаза уже привыкли к темноте, так что ей казалось, она без труда увидит его.

– Мистер Кинкейд? – тихо позвала она. – Вы здесь?

Ответа не последовало. Случайный всплеск, похожий на всплеск рыбы в воде, заставил ее резко обернуться.

– Мистер Кинкейд? – позвала она снова и медленно пошла вдоль берега. Раз он ее не слышит, значит, что-то случилось. Сложив руки рупором, она крикнула громче: – Мистер Кинкейд!

– Вы решили разбудить весь «Конкорд»?

Напуганная раздавшимся за ее спиной голосом, Брай отшатнулась и чуть не свалилась в реку. Сильные руки подхватили ее за талию, не дав упасть. Улыбнувшись, Люк крепко прижал ее к себе. На какое-то мгновение Брай онемела. Но вдруг испустила громкий крик раненого животного.

Руки Люка немедленно разжались, но он оказался не столь проворен, чтобы избежать удара. Сцепив пальцы рук, она обрушилась на него с силой метательницы молота. Люк упал, а Брай по инерции пролетела вперед и скатилась в воду. На этот раз Люк не бросился ей на помощь. Он сел на траву и осторожно ощупал челюсть. Камни с плеском скатывались в воду, и вдруг он услышал сдавленные крики. Если она оказалась в воде – что ж, тем лучше, это послужит ей Уроком.

Люк языком пробежался по зубам. Они все были на месте, и ни один не качался. Он был уверен, что к утру у него на подбородке появится огромный синяк, и начал раздумывать над тем, как объяснить Оррину Фостеру его происхождение. Держась за челюсть, он все еще обдумывал эту проблему, когда Брай удалось вскарабкаться на берег.

Одежда ее промокла, туфли были полны воды и громко хлюпали, с волос и подола ручьями текла вода. Люк встал и протянул руку ладонью вперед, давая понять, что ей лучше к нему не подходить.

– Стойте, где стоите. У меня уже есть один синяк, и возникнут трудности с объяснением его появления. Я не хочу получить еще один такой же.

Собрав в руки подол, Брай начала отжимать его, и вскоре вокруг ее ног образовалась лужа. Оглядевшись, она увидела поваленное дерево и села на него, повернувшись к Люку спиной. Сняв туфли, она вылила из них воду, затем спустила чулки, выжала их и сунула в туфли.

Встав на ствол, она посмотрела на Люка. Он лежал на животе, уперев локти в землю и положив голову на руки. Его взгляд был устремлен на реку. Она не видела в темноте выражения его лица, но чувствовала, что он на нее зол.

Брай отжала волосы, и холодная вода полилась ей за шиворот. Отведя руку с волосами в сторону, она снова стала отжимать из них воду.

– Здесь неподалеку есть местечко Бо-Риваж, – заговорила она. – Там когда-то произошел большой скандал. Один человек нелегально вывез рабов на Север. Это было задолго до войны. Правда всплыла наружу, и о Грэме Денисоне – так звали того человека – судачил весь город. Его семья не могла выйти на улицу, а сам Грэм бесследно исчез.

Люк издал горлом какой-то звук, но даже не взглянул на Брай. Ее плечи поникли.

– Мне очень жаль, мистер Кинкейд, что я вас ударила, – смущенно проговорила она. – Я сделала это, не подумав. Просто… – Она пыталась подобрать слова, чтобы объяснить свой поступок. – Просто так получилось.

Люк верил ей. У нее не было времени на обдумывание. Ему бы хватило доли секунды, чтобы отскочить от нее. Нет, здесь что-то другое. Возможно, ее реакция объяснялась обычной паникой. Или ужасом.

– В мои намерения не входило пугать вас. Я был уверен, что вы слышите мои шаги.

Брай покачала головой. Она помнила его легкие шаги, когда он шел мимо ее комнаты. И он не ломился сквозь лес, а двигался осторожно. Однако она сомневалась, что он намеренно хотел ее испугать.

– Я вас не слышала, – ответила она. – Вы появились внезапно у меня за спиной. Я думала, что вы свалились с обрыва и утонули.

Она говорила это очень серьезно. Похоже, она волновалась за него, и это притупило ее бдительность.

– Я переодевался, – признался он, – и мне надо было где-то укрыться.

– Вы могли бы отозваться на мои крики.

– И вы бы бросились ко мне сквозь лес?

– Вы правы. Я могла бы так поступить.

– Я думал, вы вернулись в дом.

– Я передумала.

– Вам не следовало приходить сюда. Зачем привлекать к себе внимание, да еще так громко?

Брай посмотрела на свое платье. Оно было мокрым и прилипло к телу.

– У меня где-то здесь одеяло. – Люк оглянулся вокруг. – Я прихватил его с собой, уходя из дома.

Так вот почему он так долго не появлялся в саду. Брай тоже начала оглядываться в поисках одеяла.

Люк увидел его первым. Серое шерстяное одеяло было еле заметно среди груды серых камней. Вскочив на ноги. Люк подобрал его и расстелил на земле. Он заметил, что Брай приближается к нему с опаской. Тогда он протянул ей одеяло:

– Возьмите.

– А вы не хотите на него сесть? – спросила она, стуча зубами от холода.

Люк растянул одеяло в руках.

– Идите сюда, – позвал он. – Позвольте мне накинуть его вам на плечи.

Но Брай выхватила одеяло из его рук и закуталась без его помощи.

– Не хотите вернуться домой? – спросил он.

– Я х-х-о-о-ч-чу з-з-а-а-дать ва-ам несколько во-опросов, – ответила она, стуча зубами.

– Это позже. – Люк кивнул на темную опушку лесу. – Идите туда и разденьтесь. Потом бросьте мне платье – я повешу его на ветку. Так оно хоть немного подсохнет. Советую снять белье тоже, прежде чем завернуться в одеяло. Развести небольшой костер?

– Нет. Кто-нибудь может нас увидеть.

Люк не стал выяснять кто. Возможно, Брай знала, что Оррин не спит так крепко, как это кажется по его виду.

– Идите. Если, конечно, не хотите, чтобы я отвел вас домой.

– Нет.

Брай не хотелось оставлять мокрые следы в доме, что, не сомнение, вызовет ненужный интерес слуг и отчима. Оррин; планировал пораньше отправиться в Чарлстон, и у него на свежую голову может появиться масса вопросов. Если он каким-то образом узнает, что ночью она ходила к реке, то будет потом до конца жизни ее подкалывать.

Зайдя в лес, Брай сняла платье, но не бросила его Люку, как он велел, а, перекинув через руку, подошла к нему на достаточно близкое расстояние.

Скрывая улыбку, Люк взял платье и повесил на две параллельные ветки.

– Ну вот. – Он отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. С подола на землю медленно капала вода. – Где вы хотите сесть? – спросил Люк. – Вот и чудесно. – Он улыбнулся, заметив, что Брай уже нашла подходящее место на земле, устланной ковром сосновых иголок.

Люк сел на некотором расстоянии от нее.

– Вы согрелись? – спросил он немного погодя. Брай кивнула. Ее зубы перестали стучать, а по телу разлилось приятное тепло.

– Я действительно очень сожалею.

– Все в порядке. Могло быть и хуже.

– Моя одежда быстро высохнет, а у вас завтра будет синяк.

– Вы абсолютно правы.

– Что вы скажете?

– Скажу, что это случилось днем, а синяк появился позже. Что-нибудь придумаю.

– У вас есть братья?

– Нет.

– Значит, вы единственный ребенок и никогда не умели драться?

– Почему вы пришли к такому заключению?

– Мои братья часто дрались. Они любили друг друга, но иногда впадали в какую-то ярость. Они бросались друг на друга, сплетались в клубок на дороге и тузили друг друга, поднимая пыль. Няня, чтобы разнять их, выливала на них ведро холодной воды, а иногда и два. Они еще некоторое: время продолжали драться в грязи, а потом успокаивались. Имея братьев, ты учишься у них драться, а потом приходить к согласию.

– Думаю, вы правы, мисс Гамильтон. – Люк улыбнулся в темноте.

– К какому решению вы с Оррином пришли после обхода дома? – поинтересовалась она.

– Я назвал ему цену, необходимую для реставрации «Конкорда», и он с ней согласился.

– Правда? Люк кивнул.

– И какова же цена?

Если Оррин согласился лишь на незначительные затраты, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Люк назвал стоимость реставрации. Глаза Брай распахнулись от удивления, и она, не мигая, уставилась на него.

– Неужели это правда? – охрипшим голосом проговорила она.

– Клянусь. – Люк перекрестился.

Она улыбалась, не подозревая, какой эффект ее улыбка производит на Люка. В темноте она не видела сияния его глаз, не слышала, как сильно стучит его сердце. Она не знала, что его рот внезапно стал сухим, а в висках застучало. Брай закрыла глаза. Новость потрясла ее.

– Как это чудесно! – прошептала она.

Некоторое время Люк молчал, не доверяя своему голосу. Когда он наконец заговорил, его тон был таким же сухим, как и рот:

– Все вышло, как вы хотели, мисс Гамильтон. Сразу видна рука мастера! Вы умная женщина, надо отдать вам должное.

– Я должна чувствовать себя польщенной вашими словами о моем уме, но почему-то не уверена, что вы хотели сказать мне комплимент.

– Расценивайте это как комплимент. Спектакль, разыгранный вами за обедом, был мастерски срежиссирован. Я люблю театр и посещаю его в каждом городе, где мне приходилось бывать. Клянусь, что на всех сценах от Атланты до Нью-Йорка нет другой такой актрисы, как вы.

– Вы мне льстите.

– Я говорю правду.

– В таком случае мне приятно сознавать, что, если дела пойдут плохо, я смогу сделать карьеру актрисы. Кстати, мистер Кинкейд, если отчим догадается о моем участии, то этим дело и закончится.

– Не вижу причин рассказывать ему об этом. В конце концов я ведь получил работу.

– Так все-таки получили? – поддразнила она его.

– Определенно получил. Вы с самого начала знали, что ваш замысел увенчается успехом?

– Конечно, нет. Если бы я была в этом уверена, то вела бы себя совсем по-другому. Я вообще-то не сомневалась, что сумею заставить его взять вас на работу, но то, что он согласился с вашей оценкой проекта, – это гораздо больше, чем я могла ожидать. Я даже представить себе не могла, что он пойдет на такие расходы.

– В таком случае вы проделали хорошую работу, хотя и не верили в ее успех.

– Я и сейчас не верю. Главное, чтобы поверил Оррин. Я полагаюсь только на свою оценку. Я лучше всех знаю, что нужно сделать, чтобы реставрировать «Конкорд». Ваша стоимость работ совпадает с моей. Оррин доверяет вам, потому что у него нет выбора. Я доверяю вам, потому что верю. А кому вы отдаете предпочтение?

На этот вопрос Люк отвечать не стал. Она могла бы и сама догадаться.

– Почему отчим так ненавидит вас? – спросил он, меняя тему разговора.

– Он не ненавидит меня.

– Нет?

– Нет.

– Тогда…

– Он боится меня, и в этом все дело.

– Что, в его представлении, вы можете с ним сделать?

– Он сказал вам вчера.

– Разве?

– Он сказал, что я попытаюсь его убить.

– Вы считаете, он говорил это серьезно?

– Думаю, да. По крайней мере мне всегда так казалось.

– Но это же…

– Абсурдно? – заключила она, не поведя даже бровью. – Вы это хотели сказать?

Люк предпочел держать рот на замке. Разве вчера ему не хотелось сделать с Оррином Фостером то же самое? Ткнуть его мордой в тарелку с пирогом? Наступить ему на горло и задушить? Столкнуть с лестницы? Но когда дошло до дела, именно Брай с холодным спокойствием ударила его осколком камня величиной с кулак.

Возможно, Оррин имеет все основания судить о своей падчерице как о холодном и жестоком человеке. Лукас же почти не знаком с ней. А Оррин знает ее гораздо лучше. Вернее сказать – она знает его гораздо лучше.

– Где Оррин возьмет деньги? – спросила Брай, словно последнего разговора не существовало.

– Снимет со счета и организует кредит в Чарлстоне. Он сам будет следить за всеми расходами и не допустит лишних трат.

– Это многое усложняет, – прошептала Брай.

– Что именно?

Брай поняла, что высказала свою мысль вслух. Что он подумает, если узнает о ее планах?

– Работы в поместье не ограничиваются одним домом, – осторожно произнесла она.

– В названную мной сумму входит и ремонт конюшен. Брай очень надеялась, что так и будет. Деньги, которые потребуются Люку, составляют огромную сумму. Но есть вещи, которые ее отчим никогда не одобрит даже с санкции Другого янки.

– Надо провести кое-какие усовершенствования.

– Какие еще усовершенствования?

– Это вас не касается.

– Не касается? Но тогда как же я…

– Вам не придется отвечать за это. – Брай раздражал их разговор. – Вся ответственность будет лежать на мне. – Она поняла, что Люк обиделся. – Что с вами? Вы со мной не согласны?

– Я не позволю подвергать риску дело, за которое взялся. У меня договор с вашим отчимом, а не с вами.

– Как вы недавно правильно заметили, этот договор вы получили благодаря мне.

– И я благодарен вам за помощь, но это не значит, что я позволю вам манипулировать мной. Ваш отчим предупреждал меня, что вы будете требовать от меня денег. Ведь речь идет об этом, не так ли?

Брай промолчала.

– Он ожидал от вас чего-то в этом роде. Вы поступите правильно, если откажетесь от своих планов..

Брай уже просто не могла сидеть на месте и вскочила. В своей поспешности она наступила на один конец одеяла, узел под мышкой развязался, и не успела она опомниться, как одеяло сползло до талии.

Люк, все это время наблюдавший за ней, не мог отвести восхищенного взгляда от совершенной округлости ее грудей под мокрой, прилипшей к телу рубашкой.

Брай от смущения застыла на месте и испуганно посмотрела на него. Люк осторожно протянул руку и, не отрывая взгляда от широко распахнутых глаз Брай, поднял одеяло и крепко завязал узел на ее груди.

– Я не собираюсь передавать наш разговор Фостеру, – продолжил он как ни в чем не бывало. – И я сдержу свое обещание, если вы не вынудите меня его нарушить. Вы меня понимаете?

Прерывисто вздохнув, Брай кивнула.

На следующий день, рано утром, Оррин отбыл в Чарлстон. Брай отнеслась спокойно к тому, что Лукас поедет вместе с ним. Разве она не говорила ему, что он должен будет туда вернуться? Тогда он казался разочарованным, но, когда Оррин предложил ему ехать с ним, не стал отказываться. Лукасу в любом случае надо было на недельку туда съездить, чтобы встретиться с поставщиками и подписать с ними контракты. Кроме того, он должен был организовать бесперебойную и своевременную доставку стройматериалов.

Пока Оррин отдавал последние распоряжения слугам, Брай удалось перехватить Люка в коридоре.

– Не забудьте свой саквояж, – ехидно посоветовала она. Люк оторопел. За все утро она не сказала ему ни одного дружеского слова, и ему даже стало казаться, что она разыгрывает весь этот спектакль специально для отчима.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, нахмурившись.

– Вашу одежду. Не знаю, по какой причине вы посчитали возможным появиться вчера здесь в лохмотьях, но надеюсь, у вас есть приличный гардероб и вы привезете его сюда. Я не собираюсь постоянно снабжать вас одеждой моих братьев.

На Люке все еще был костюм из тонкого сукна, который она дала ему, чтобы он мог произвести благоприятное впечатление на Оррина. Брай права: у него в Чарлстоне есть другая одежда, он оставил ее на снятой им квартире, решив предварительно навести справки и придумать, под каким предлогом и в каком виде ему лучше явиться в «Конкорд». Несколько дней назад ему казалось, что главное – это завоевать ее доверие. Он успел много узнать о ней и сделал вывод, что скорее всего она его не оттолкнет, если он обратится к ней за помощью. Это не означало, конечно, что она предоставит ему работу, но хотя бы не укажет на дверь при их первом знакомстве. Оррин же, наоборот, считался человеком неуравновешенным и редко принимающим окончательное решение в делах, касающихся «Конкорда». Последнее слово всегда оставалось за Элизабет Гамильтон Фостер, матерью Брай. Люк выяснил, что вдова Эндрю Гамильтона до сих пор пользуется большим уважением. Она не была предметом сплетен – по крайней мере не в присутствии янки.

– Посмотрим, что можно будет сделать, – вздохнул Люк. – Но задайте себе вопрос: уделили бы вы мне хоть немного времени, если бы я не выглядел человеком, нуждающимся в работе?

Люк повернулся и направился к двери. Оррин уже нетерпеливо звал его из, кареты.

– Подождите! – Брай ухватила его за рукав сюртука. Люк остановился и через плечо взглянул на нее.

– В чем дело? – удивился он.

– Значит, вы не игрок? – В голосе Брай прозвучало отчаяние, которое ей не удалось скрыть.

– Игрок, мисс Гамильтон, – улыбнулся Люк, глядя ей в глаза. – И всегда им был. – С этими словами он вышел за дверь.

Брай стояла в дверном проеме, наблюдая, как он идет к карете, и не смея окликнуть его под пристальным взглядом отчима. Она бы так и стояла в дверях, если бы ее не позвала Адди.

– В чем дело, Адди? – Она вошла в дом и закрыла за собой дверь.

– Вы выглядите взволнованной, мисс Бри. Что-то случилось?

– Нет, Адди, – проговорила она, положив руку на плечо служанки, – Просто у меня созрел один план.

Однако разработку этого плана пришлось отложить. Через несколько дней случилось несчастье – малярия уложила в постель троих рабов с плантации и одного ребенка. Брай наведалась к ним, захватив с собой лекарства и еду, хотя и знала, что это ни к чему не приведет. Одни почему-то умирали, несмотря на оказанную им помощь, другие выживали без всякого вмешательства с ее стороны. Брай обнаружила, что, занятая этими проблемами, она переставала думать о Лукасе. И поэтому выискивала себе все новую и новую работу.