Текст книги "Рассуждения о представительном правлении"

Судебные учреждения, действующие в качестве третейских судов между союзным правительством и правительством штатов, естественно, решают и все споры между двумя штатами или между гражданином одного штата и правительством другого. Обыкновенное решение споров между двумя нациями, именно дипломатическим путем или войной, исключено из союзной конституции, следовательно, его приходится заменить юридическим решением. Верховный суд издает международные законы, и это – первый великий пример удовлетворения одной из важнейших потребностей цивилизованного общества – создания международного третейского суда.

Власть союзного правительства, как само собой разумеется, распространяется не только на решение вопроса о войне и мире и на все спорные вопросы, возникающие между страной и иностранными правительствами, но и на такие постановления, которые, по мнению штатов, необходимы для полного осуществления благ, представляемых союзом. Например, для них чрезвычайно важно, чтобы торговый обмен между ними был свободный, не был стеснен таможенными пошлинами и другими пограничными преградами. Однако эта внутренняя свобода не может существовать, если каждому штату будет предоставлено право устанавливать пошлины на свою торговлю с иностранными государствами, другими словами, иностранные товары, допущенные в одном штате, должны быть допущены и во всех других. Следовательно, все таможенные пошлины и торговые постановления Соединенных Штатов исходят исключительно от союзного правительства и отменяются им. Далее для штатов очень важно иметь одну денежную систему и одну систему мер и весов, а это может быть достигнуто только в том случае, если соответственные постановления исходят от союзных правительств. Правильность и быстрота почтовых сношений значительно затруднены, и расходы на них увеличиваются, если письмо должно пройти через руки полдюжины почтовых чиновников, подведомственных разным начальствам. Поэтому все почтовые учреждения должны быть подчинены союзному правительству. Но относительно этих вопросов настроение разных штатов может быть различно. Один из них под руководством человека, который, как политический мыслитель, проявил более значительные дарования, чем кто-либо из его предшественников со времени «Федералиста», может потребовать, чтобы каждому штату было предоставлено право налагать вето на таможенные законоположения союзного конгресса. Этот государственный человек в посмертном труде, составленном весьма искусно и широко распространенном законодательным собранием Южной Каролины, основывал это требование на общем принципе необходимости ограничения влияния большинства и защиты меньшинства путем существенного его участия в решении политических вопросов. Одним из самых спорных вопросов этого рода, занимавшим американцев в начале текущего столетия, был вопрос о том, должно ли союзное правительство иметь право строить пути сообщения и каналы за счет союза и дает ли ему конституция это право? Только в сделках с иностранными державами власть союзного правительства по необходимости является полной. Во всех других вопросах все зависит от того, насколько общественное мнение желает скрепить узы союза и отречься от известной доли свободы действия, чтобы воспользоваться вполне благами объединения нации.

Нам нечего распространяться о внутренней организации союзного правительства. Оно обыкновенно состоит из законодательной и исполнительной власти, организация которых подчинена тем же правилам, как и организация соответственных властей в представительных государствах. Что же касается до способа применения этих общих правил к союзу, то особенно целесообразно представляется постановление американской конституции, в силу которого конгресс состоит из двух палат, так что одна избирается самим населением, и каждый штат имеет число представителей, соответствующее числу его жителей, а другая избирается не гражданами, а правительствами штатов, и каждый штат, какова бы ни была его величина, имеет одинаковое число членов. Это постановление предотвращает чрезмерную власть наиболее могущественного штата и обеспечивает права правительств отдельных штатов, не допуская, – насколько это может быть предотвращено избирательной системой, – чтобы в конгрессе могли пройти меры, не одобренные как большинством граждан, так и большинством штатов. Я уже раньше упомянул о дальнейшем, побочном преимуществе, которое достигается повышением умственного уровня одной из палат. Сенат Соединенных Штатов избирается законодательными собраниями различных штатов, представляющими по указанным уже мною причинам значительные гарантии, что они остановятся в своем выборе на выдающихся деятелях, и имеющими не только возможность, но и полное основание избирать именно таких деятелей, потому что влияние их штата не может не зависеть от влиятельности и способности их представителей. Избранный таким образом сенат всегда насчитывал в своем составе почти всех политических деятелей, пользующихся почетной известностью в стране. Между тем нижняя палата, по мнению компетентных лиц, по большей части отличалась отсутствием подобных деятелей.

Если существуют условия для создания прочных союзных государств, то распространение их крайне желательно. Оно дает такие результаты, как вообще всякая кооперативная деятельность, объединяющая слабых для пользования теми же преимуществами, какие выпадают на долю сильных. Уменьшая число маленьких государств, которые не в силах самостоятельно защищаться, образование союзных государств ослабляет стремление к агрессивной политике, основанной на силе оружия или на обаянии преобладающего могущества. Оно естественно прекращает войны и дипломатические ссоры, как и стеснения торговли между государствами, входящими в состав союза. По отношению к соседним странам оно, правда, увеличивает военное могущество, но только такое могущество, которое пригодно для оборонительных, а не для наступательных целей. Союзное правительство не располагает достаточно централизованной властью, чтобы вести другую войну, кроме оборонительной, при которой оно вправе рассчитывать на добровольное содействие всякого гражданина: национальное тщеславие или самолюбие не может соблазниться перспективой приобрести путем успешной войны не подданных, даже не сограждан, а только новых и притом, вероятно, беспокойных независимых членов союза. Воинственные затеи американцев в Мексике представляют редкое исключение и были преимущественно вызваны волонтерами под влиянием стремления к территориальным захватам, побуждавшего американцев, как частных лиц, воспользоваться еще незанятой землей. Если тут действовал общественный мотив, то, конечно, не национальный, не желание расширить пределы государства, а партийный, желание расширить рабовладельческую территорию. Трудно представить многочисленные доводы в пользу того, что стремление к территориальным захватам само по себе сколько-нибудь сильно влияет на начинания американского народа или отдельных его представителей. Стремление овладеть Кубой также вызвано интересами партий, и северные штаты, столь решительно противившиеся рабству, никогда его не поощряли.

Сам собою возникает вопрос, должна ли страна, решившая добиться единства, образовать союзное государство или союз государств. Вопрос этот иногда решается уже территориальными размерами объединяемой страны. Когда страна превышает известные размеры, ею трудно управлять с успехом из одного центра или даже трудно вести правильный надзор за ее управлением. Существуют обширные государства, управляемые таким образом, но их управление вообще или по крайней мере управление отдаленных провинций очень неудовлетворительно, и только в том случае, когда их население находится в полудиком состоянии, оно не может самостоятельно заведовать своими делами. Не лишен важности в данном случае и другой вопрос, а именно – не требуют ли отдельные части страны такого существенно различного управления, что одна и та же законодательная власть, одни и те же министры или административные органы не могут удовлетворять их в равной мере. В противном же случае – а решить этот вопрос можно только на практике – целесообразнее установить полное единство. Пример Англии и Шотландии показывает, что единство законодательной власти возможно и при совершенно различной системе законов и различных административных установлениях в двух частях страны. Но, вероятно, это мирное совместное действие двух законодательных систем под одной законодательной властью, издающее различные законы для разных частей страны применительно к существующим между ними различиям, не может быть так легко сохранено или не может внушать к себе такого доверия в стране, в которой, как по большей части на европейском материке, законодатели обуреваемы страстью к общей нивелировке. Народ, отличающийся такой безусловной терпимостью, как английский, ко всякого рода аномалиям, пока от них не страдают интересы тех, кого они затрагивают, представляет исключительно удобную почву для выполнения этого трудного опыта. Во многих странах, если представится надобность сохранить различные законодательные системы, то, по всей вероятности, надо будет сохранить и различные оберегающие их законодательные власти. Это вполне совместимо с существованием национального парламента, действующего совместно с монархом или отдельно от него, причем последний ведает внешними сношениями всех членов союзного государства.

Но даже если бы не представлялась надобность постоянно придерживаться в разных частях государства различных законодательных систем и охранять установления, основанные на разных принципах, всегда возможно совместить единство правительства с разными второстепенными различиями. С этой целью надо только предоставлять достаточную свободу действия местным властям. При одном и том же центральном правительстве могут существовать различные местные правители и провинциальные собрания для решения местных дел. Может, например, случиться, что население различных частей страны предпочитает ту или другую систему обложения. Если нельзя возложить на общую законодательную власть видоизменения общей системы обложения для каждой провинции согласно с ее указаниями, конституция может постановить, что все правительственные расходы, какие только могут быть превращены в местные, обязательно покрываются местными же налогами, установленными провинциальными собраниями, и что такие расходы, которые неизбежно должны быть общими, как, например, расходы на содержание армии и флота, в ежегодном бюджете следует распределять между различными провинциями по какой-либо общей оценке их податных источников. Причитающаяся с каждой провинции сумма может, в свою очередь, быть распределена местным собранием способом, наиболее соответствующим обычаям данной местности, и разово внесена в государственное казначейство. Такая система уже существовала в дореволюционной Франции по отношению к так называемым pays d’etats[16]16
  Провинции, обладавшие самоуправлением. – Прим. ред.


[Закрыть]. Каждая из этих провинций сама распределяла сумму, которую она согласилась уплатить или которую от нее требовали, между жителями через собственных должностных лиц, избегая таким образом разорительного деспотизма королевских откупщиков и их помощников. Благодаря этой системе, упомянутые провинции главным образом, как указывают историки, достигли наиболее цветущего положения среди всех французских провинций.

Общее центральное правительство возможно при весьма различной степени централизации не только административной, но и законодательной власти. Данный народ может желать почти полного объединения и даже быть на него способным, несмотря на то, что историческая судьба и сохранившиеся местные особенности побуждают его дорожить значительными различиями в деталях управления. Если же такое желание серьезно, то редко могут встретиться препятствия не только к сохранению этих различий, но и к обеспечению их конституционным порядком против всякой нивелировки, за исключением случая, когда заинтересованные в них лица сами согласятся их отменить.

Глава XVIII. Как должно управлять свободное государство своими владениями

Свободное государство, как и всякое другое, может иметь владения, приобретенные путем завоевания или колонизации. Англия представляет самый выдающийся пример этого рода в современной истории. Поэтому очень важно уяснить себе, каково должно быть управление этими владениями.

Нет надобности останавливаться на мелких владениях, вроде Гибралтара или Адена, представляющих только морские или военные станции. Тут военный или морской интерес преобладает, и, следовательно, жители не могут быть допущены к участию в управлении данным пунктом. Но им должны быть предоставлены все права, совместимые с этим ограничением, не исключая свободного заведования общими делами, и в виде вознаграждения за приносимые ими господствующей нации жертвы они должны быть уравнены в правах с ее членами во всех других частях государства.

Отдаленные территории, сколько-нибудь значительные по своим размерам и численности своего населения, если им присвоен характер владений, т. е. они более или менее подчинены административной власти первенствующей страны, но не имеют одинакового или вовсе не имеют представительства в законодательном собрании, могут быть разделены на две категории. Некоторые, как, например, британские владения в Америке и Австралии, заселены народами с однородной цивилизацией, как и метрополия, следовательно, созрели для представительного правления и могут успешно им пользоваться. Другие, как Индия, еще очень далеки от такого состояния.

Относительно владений первой категории Англия уже давно осуществила с замечательной полнотой верный административный принцип. Страна эта всегда до известной степени считала себя обязанной даровать представительные установления, сходные с ее собственными, тем своим заморским народам, в которых течет английская кровь и которые говорят на английском языке, равно как и некоторым инородцам. Но до самого последнего времени она была столь же мало, как и другие государства, расположена предоставлять им права самоуправления, соответствовавшие дарованным представительным установлениям. Она присвоила себе власть вершительницы даже чисто местных дел, которые и вершила согласно со своим собственным взглядом на лучшее решение этих дел. Эта политика служила естественным дополнением к ложной теории колониальной политики, которой некогда придерживалась вся Европа и от которой еще до сих пор не отказалась вполне ни одна страна. В силу этой теории на колонии смотрят как на рынки для сбыта собственных товаров с исключением товаров всех других стран. Эта привилегия ценилась так высоко, что Англия считала нужным поддерживать ее предоставлением колониям той же монополии, т. е. превращала метрополию в такой же исключительный рынок для колониальных товаров, какой они составляли для нее самой. Этот пресловутый план взаимного обогащения Англии и ее колоний, в силу которого они платили друг другу громадные суммы, не доходившие, однако, большей частью по назначению, за последнее время оставлен. Но дурная привычка вмешиваться во внутренние дела колоний не была оставлена и тогда, когда мы отказались от мысли извлечь от этого вмешательства материальную выгоду. Мы продолжали терзать наши колонии без пользы для себя только в интересах той или другой партии в самых колониях, и эта страсть к господству стоила нам революции в Канаде, пока мы, к счастью, не додумались отказаться от дурной нашей привычки. Англия в этом отношении напоминала плохо воспитанного старшего брата, который упорствует, подчиняясь единственно привычке командовать над младшими, пока, наконец, один из них, хотя и более слабый, решительным отпором не даст ему чувствительного урока. Англия оказалась достаточно благоразумной, чтобы не выжидать второго урока. Новая эра в колониальной политике народов началась со времени доклада лорда Дургема, – доклада, составляющего вечный памятник мужества, патриотизма и просвещенного свободолюбия благородного человека, равно как и разумной и практической прозорливости его двух составителей: Уэкфильда и покойного Чарльза Буллера[17]17
  Я имею здесь в виду не первоначальную мысль этой усовершенствованной политики, а приложение ее к делу. Первоначальная же мысль принадлежит, несомненно, Робеку.


[Закрыть].

В настоящее время Англия твердо придерживается как в теории, так и на практике принципа, что ее колонии с европейским населением пользуются наравне с метрополией полным внутренним самоуправлением. Им предоставлено право совершенно свободно создавать представительные установления, изменяя по собственному усмотрению предоставленные им уже весьма либеральные конституции. Каждая из них имеет свою законодательную и исполнительную власть, организованную на чисто демократических принципах. Право вето, предоставленное номинально короне и парламенту, применяется, и то лишь очень редко, в делах, касающихся своего государства, а не специально данной колонии. Какое либеральное толкование придается этому различию между общегосударственными и колониальными вопросами, видно из того факта, что все еще свободные территории, лежащие позади наших американских и австралийских колоний, предоставлены в бесконтрольное распоряжение колониальных правительств, хотя они без всякого нарушения справедливости могли бы быть захвачены общегосударственным правительством для правильного и чрезвычайно выгодного их заселения эмигрантами из всех частей государства. Каждая колония пользуется такой самостоятельностью в своих делах, какой она могла бы пользоваться, если бы входила в состав самой свободной федерации. Самостоятельность эта даже значительнее, чем в Соединенных Штатах, потому что английские колонии могут по своему благоусмотрению облагать пошлинами товары метрополии. Связь колонии с последней принадлежит к числу самых свободных федераций, хотя и не вполне равноправна, так как метрополия сохраняет за собой власть федеративного правительства, правда, доведенную на практике до минимальных размеров. Тем не менее это неравенство составляет для английских владений неудобство, потому что лишает их голоса в вопросах внешней политики и подчиняет их решениям господствующей страны. Они обязаны поддерживать Англию в случае войны, а между тем у них не спрашивают совета до ее обновления.

К счастью, теперь уже немного таких лиц, которые думают, что общественная и индивидуальная справедливость не совпадают, и что людям дозволяется предпринимать для обеспечения интересов собственной страны то, что им возбраняется делать в видах удовлетворения частных интересов. Все, кто так настроен, признают даже такое ограниченное подчинение колоний метрополии нарушением принципа справедливости и неоднократно задумывались над вопросом о способе его устранения. С этой целью было предложено, чтобы колонии посылали своих представителей в лондонский парламент. Другие предлагали, чтобы власть последнего, как и колониальных парламентов, распространялась только на внутреннюю политику и чтобы создано было новое представительное собрание для внешних и общегосударственных дел, в котором английские владения имели бы такое же полное представительство, как и сама Англия. При такой системе установлена была полная равноправность между метрополией и ее колониями, которые перестали бы уже быть простыми владениями.

Чувство справедливости и воззрения на общественную нравственность, внушающие эти предложения, заслуживают всякой похвалы, но самые предложения так мало совместимы с разумными административными принципами, что они вряд ли могут быть допущены на практике серьезным мыслителем. Страны, лежащие в разных концах мира, естественно не могут быть подчинены одному правительству или даже состоять только членами одного союза. Если и допустить, что они имеют общие интересы, то у них не может быть достаточного расположения совещаться друг с другом. У каждой из них свое общественное мнение; они обсуждают вопросы не сообща, а отдельно и имеют весьма смутное понятие о взаимном настроении. Они не знают взаимных целей и не доверяют друг другу в избранной тактике. Пусть англичанин спросит себя, желает ли он доверить свою судьбу собранию, состоящему на одну треть из представителей американских владений Англии и на другую – из представителей ее южноафриканских и австралийских владений. А между тем мы к этому придем, если установить сколько-нибудь удовлетворительное и справедливое представительство. И не чувствует ли каждый из нас, что представители Канады или Австралии, даже в вопросах общегосударственного характера, не могут быть хорошо знакомы с интересами, воззрениями и желаниями англичан, ирландцев и шотландцев или в достаточной мере интересоваться ими? Даже если иметь в виду только создание союзного государства, то нет налицо необходимости условий, которые мы признали существенными в этом вопросе. Англия сама может с успехом защищать себя без содействия колоний. Ее положение более сильно и достойно как державы самостоятельной, чем как члена американской, африканской или австралийской федерации. В случае отделения колоний она попрежнему может вести с ними торговлю. В общем Англия имеет мало выгод от своих владений, за исключением обаяния, и даже эти выгоды уравновешиваются вызываемыми ими расходами и дроблением морских и сухопутных ее сил, которые в случае войны или больших военных усложнений теперь должны быть вдвое или втрое значительнее, чем если бы ей пришлось только защищать метрополию.

Но если Англия может прекрасно существовать без колоний, и если она может, не нарушая принципов нравственности и справедливости, согласиться на отделение колоний, когда наступит момент для этого после зрелого обсуждения лучшей формы федерации, то тем не менее всякие соображения побуждают сохранить нынешнее положение, пока оно не противоречит чувствам заинтересованных сторон. Оно представляет собой средство к охранению мира и дружного сотрудничества народов. Оно делает войну невозможной между значительным числом во всех других отношениях независимых стран. Кроме того, оно удерживает их от присоединения к иностранному государству, предупреждает увеличения агрессивной силы соперничающих держав, менее свободолюбивых и более близких, которые не всегда так миролюбивы и мало тщеславны, как Англия. Наконец, оно держит рынки разных стран открытыми и предупреждает взаимное исключение товаров при помощи враждебных тарифов, все еще соблазняющих все большие государства, за исключением Англии. Состоя британскими владениями, колонии имеют еще то, особенно важное в наше время, преимущество, что они усиливают нравственное влияние и вес в совете держав того государства, которое более других уразумело значение свободы, и каковы бы ни были его ошибки в прошлом, дошло в своих сношениях с другими государствами до такой честности и прямоты, что другие великие народы считают их невозможными или даже нежелательными. Итак, если союз может, пока он сохраняется в силе, продолжаться только в указанной форме неполной равноправности, то важно уяснить себе, какие существуют средства, чтобы эта неполная равноправность не была слишком обременительна или унизительна даже для самой скромной колонии.

Единственное невыгодное условие заключается тут в том, что метрополия решает и за себя, и за колонии вопрос о мире и войне. Взамен это обязывает метрополию отражать все нападения, направленные на колонии; но это не составляет для них достаточного вознаграждения за лишения их права участвовать в обсуждении такого капитального вопроса, как война, за исключением того случая, когда маленькая колония слишком слаба, чтобы самостоятельно защищаться, и покровительство более сильной ей, безусловно, необходимо. Поэтому расходы на все войны, за исключением тех, которые подобно каффрской и новозеландской велись исключительно в интересах самих колоний, должны покрываться метрополией, а жители колоний, если только они сами не пожелают принять в них участие, должны позаботиться только о местной защите своих портов, берегов и границ против вторжения неприятеля. Кроме того, так как метрополия оставляет за собой право принимать меры и вести политику, которые могут вызвать нападение на них, то справедливость требует, чтобы она приняла на себя расходы по содержанию постоянной армии и значительную часть расходов по защите страны в мирное время.

Но есть еще другое средство, более действительное, которое может служить, и притом по большей части лишь одно, полным вознаграждением для второстепенной страны за утрату своей самостоятельности среди других народов и поглощение ее большим и могущественным государством. Это неизбежное и в то же время вполне подходящее средство, удовлетворяющее как требованиям справедливости, так и требованиям широкой политики, заключается в том, чтобы открыть все правительственные должности как в разных частях управления, так и во всех провинциях жителям колоний на совершенно одинаковых основаниях с жителями метрополии. Почему мы никогда не слышим о враждебных нам политических происках на островах Британского канала? По своему происхождению, вере и географическому положению они скорее принадлежат Франции, чем Англии. Если же они верны Англии, то потому, что, подобно Канаде и Новому Южному Уэльсу, они пользуются полной самостоятельностью в своих внутренних делах и в системе обложения, и что все должности или почетные места, зависящие от короны, открыты для уроженцев островов Джерси и Гернси. Они могут сделаться генералами, адмиралами, пэрами Соединенного королевства, и ничто не мешает им занять пост даже первого министра. Начало распространению этой системы на все колонии было положено просвещенным, преждевременно умершим, государственным деятелем сэром Вильямом Мольсуортсом, назначившим видного канадского политика Гинкса вест-индским губернатором. Считать подобный вопрос несущественным ввиду ничтожного числа лиц, которые могут воспользоваться этой уступкой, значит придерживаться очень узкого взгляда на политическую жизнь страны. Это ограниченное число может именно состоять из лиц, которые имеют наибольшее влияние на своих сограждан, и люди вовсе не так нечувствительны к коллективным оскорблениям, чтобы не признать лишение преимущества хотя бы одного из них общей обидой, если они находятся в одном с ним положении. Когда мы лишаем руководящих деятелей какой-нибудь страны роли ее вождей и представителей пред миром, то мы обязаны для удовлетворения их законного честолюбия и честолюбия их отчизны дать им возможность занять то же выдающееся положение в другой, более влиятельной и могущественной стране. Если бы все должности в Британской империи были доступны жителям Ионических островов, то мы никогда более не услыхали бы об их желании присоединиться к Греции. Присоединение народу нежелательно, потому что оно в культурном отношении составляло бы шаг назад. Но нельзя удивляться, что остров Корфу, давший русской империи государственного деятеля с европейской известностью, а Греции до прибытия баварцев – президента, признает для себя обидным, что его население не допускается к занятию высших должностей в том или другом правительстве.

Вот что мы сочли нужным сказать о таких владениях, население которых стоит на достаточно высокой ступени цивилизации, чтобы пользоваться представительным правлением. Но есть и такие владения, которые еще не достигли этой ступени и которые должны управляться господствующей страной или лицами, уполномоченными ею. Этот способ управления имеет столь же законный характер, как и всякий другой, если он при данном состоянии цивилизации подчиненного народа лучше всего обеспечивает его переход к высшему состоянию. Как мы уже видели, бывают такие условия, при которых энергическая власть представляет лучший способ управления, чтобы подготовить народ к высшей ступени цивилизации. Но бывают и такие условия, когда энергическая власть сама по себе не приводит к благотворным результатам, потому что урок, который она может дать, уже более чем усвоен народом. Однако и тут, так как в самом народе нет побуждений к самостоятельной деятельности, благомыслящая сильная власть одна может заставить его двинуться вперед. Если сильная власть находится в руках туземцев, то хороший правитель встречается редко и лишь временно. Но если власть принадлежит более цивилизованному народу, то он может доставлять постоянно хороших правителей. Господствующая страна может сделать для подвластных ей народностей все, что может быть сделано последовательным рядом монархов с неограниченной властью, обеспеченных непреодолимой силой против случайностей, которым подвержено управление варварским народом, и вследствие своих дарований способных предрешить все, чему научил опыт более цивилизованный народ. Таков идеал господства свободного народа над варварским или полуварварским. Нам нечего рассчитывать на осуществление этого идеала, но если правители не стремятся приблизиться к нему по мере сил, то они повинны перед народом в самом сильном нарушении доверия, и если они вовсе к нему не стремятся, то являются своекорыстными узурпаторами, столь же преступными, как и те, которые из хищничества или честолюбия в течение веков постыдно играли судьбою народных масс.

Теперь уже очень распространено и с каждым годом все более распространяется явление, что наиболее отсталые народы либо совершенно подчинены более цивилизованным народам, либо находятся под полным их политическим обаянием. Таким образом, в наше время одна из наиболее существенных задач заключается в правильной организации управления подвластными народами. Его нужно организовать так, чтобы оно было не злом, а благом для подвластного народа, чтобы оно было наиболее совершенным и представляло самые благоприятные условия для будущего его непрерывного прогресса. Но вопрос об организации хорошего правительства для более отсталого народа разрешается по большей части далеко не так правильно, как разрешается соответственный вопрос в применении к народу, который способен сам собой управлять. Можно даже сказать, что он принадлежит еще к числу вопросов открытых. Конечно, поверхностные люди не затруднятся его решить. Если, например, Индия не может управлять сама собой, то требуется только назначение министра, который управлял бы ею, и подчинение этого министра, как и всех прочих английских министров, ответственности перед парламентом. К сожалению, этот способ решения вопроса, наиболее, повидимому, простой, в то же время представляется и самым худшим и обнаруживает со стороны его защитников полное непонимание тех требований, которые могут быть поставлены хорошему правительству. Две совершенно различные вещи: управлять страной под ответственностью перед народом этой страны и управлять страной с ответственностью перед народом другой страны. В первом случае мы имеем дело с хорошим правлением, потому что свобода лучше деспотизма; во втором мы имеем дело только с деспотизмом. Возможен лишь выбор того или другого деспотизма, и вовсе еще нельзя сказать, что деспотизм 20 млн людей лучше деспотизма нескольких людей или одного человека. Но не подлежит сомнению, что деспотизм людей, которые вовсе не знают подвластного народа, по всей вероятности, будет хуже деспотизма тех, кто его знает. Обыкновенно люди не придерживаются мнения, что непосредственные агенты власти управляют лучше, потому что они управляют от имени отсутствующего властителя и притом такого, у которого есть масса других, более настоятельных забав. Властитель может подвергать их строгой ответственности, усиливаемой тяжкими взысканиями; но еще весьма сомнительно, чтобы эти взыскания часто достигали цели.