Текст книги "Рассуждения о представительном правлении"

Политические формы существуют для народа, какой он есть, или каким он может стать в ближайшем будущем. При всяком состоянии культуры, какого уже достигло или, вероятно, скоро достигнет человечество или какой-нибудь класс людей, задаваясь только эгоистическими интересами, будут руководствоваться почти исключительно теми из них, которые слишком очевидны и более соответствуют данному их положению. Только при бескорыстном отношении к пользе других, в особенности потомства, отечества или человечества, основанном на безотчетной симпатии или на сознательном чувстве мысли и стремления людей направляются к отдаленным и косвенным интересам. И нельзя утверждать, что разумна та форма правления, которая требует, чтобы эти отвлеченные принципы были руководящими и преобладающими мотивами в деятельности заурядных людей. Можно, конечно, рассчитывать найти известную долю общественного сознания и бескорыстия среди граждан всякого государства, созревшего для представительного правления. Но было бы смешно ожидать от них такого развития в этом отношении и такой умственной зрелости, чтобы они могли уяснить себе благовидные софизмы, придающие чисто классовым интересам характер правды и общего блага. Мы все знаем, какими благовидными доводами можно прикрыть всякое справедливое дело, выставляя его благодеянием для народных масс. Известно также, сколько людей, в других отношениях вовсе не глупых и не дурных, считали справедливым отказаться от уплаты государственного долга. Известно, сколько людей влиятельных и талантливых признавали справедливым возложить все бремя налогов на сбережения, т. е. так называемое реализованное имущество, и освободить от налогов – должно быть, за примерное поведение – тех, которые сами или отцы которых тратили все свои доходы. Известно, какие веские аргументы, тем более опасные, что в них есть доля правды, можно привести против права наследования и права завещания, равно как против всякого преимущества, какое одно лицо, повидимому, имеет пред другим. Известно, как легко доказать бесполезность почти всех отраслей знания, к полному удовольствию тех, которые ничего не знают. Сколько людей, вовсе не глупых, считают бесполезным и научное изучение языков, и древнюю литературу, и всякую ученость, и логику с метафизикой, а поэзию и изящные искусства – праздной и пустой забавой, политическую же экономию уже прямо вредной? Даже история признавалась бесполезной и вредной людьми талантливыми. Только эмпирическое знакомство с природой, которое непосредственно служит для производства предметов, необходимых для человеческого существования или для удовлетворения вкусов, получило бы общее признание, тем более, что никто не возбуждает сомнения в его пользе. Можно ли ожидать, чтобы даже люди, стоящие по своему развитию выше уровня, доступного массе, обладали достаточно щепетильной совестью и настолько правильным взглядом на то, что, повидимому, противоречит их личным интересам, чтобы справиться со всею тою ложью, которая под самыми разнообразными формами будет окружать их со всех сторон, как только они очутятся у власти, и побуждать их следовать собственным эгоистическим наклонностям и узким понятиям личного благополучия вопреки справедливости и во вред всем остальным классам и потомству?

Итак, одна из величайших опасностей демократии, как и всякой другой формы правления, заключается в пагубных интересах правителей; мы говорим о законодательстве и о правительстве, преследующих (успешно или неуспешно) непосредственные выгоды господствующего класса и причиняющих этим продолжительный вред всему народу. Следовательно, изучая наилучшую организацию представительного правления, необходимо остановиться на выяснении самых надежных средств против этого зла.

Если под «классом» в политическом значении этого слова понимать известное число лиц, связанных одними и теми же пагубными интересами, т. е. таких лиц, которых прямой и видимый интерес побуждает принимать одни и те же плохие меры, – то было бы желательно, чтобы ни один из классов и ни одно сочетание классов, склонных к соединению, не имели возможности пользоваться преобладающим влиянием в управлении. Население современного государства, не страдающего сильной внутренней рознью вследствие племенных особенностей, по большей части может быть, в идее, разделено на две группы, которые, оставляя в стороне мелкие уклонения, в общем соответствуют двум противоположным направлениям видимых интересов. Назовем для краткости одну из них классом рабочих, другую – классом хозяев; включив, однако, во вторую группу не только капиталистов не у дел и лиц с наследственным состоянием, но и таких работников, которые получают значительное вознаграждение (представители либеральных профессий), по своему воспитанию и образу жизни походят на людей богатых и стремящихся занять место в этом классе. С другой стороны, мы можем включить в число рабочих и тех мелких хозяев, которые по своим интересам, привычкам и воспитанию усвоили себе желания, вкусы и стремления рабочих классов; к ним относится значительная часть мелких торговцев.

Если бы при таком составе общества можно было создать идеально совершенную представительную систему и сохранять ее в таком виде, то она состояла бы из этих двух классов, т. е. с одной стороны из представителей ручного и родственного ему труда, а с другой – из хозяев и людей соответственной группы. Эти два класса должны быть уравновешены в представительной системе; другими словами, каждый из них должен располагать одинаковым числом голосов в парламенте, так как если большинство каждого класса, при разногласиях, по большей части руководствуется своими классовыми интересами, то меньшинство подчиняется разуму, справедливости и общему благу; и это меньшинство каждого из классов, вступая в союз с другим классом, дает ему перевес над притязаниями собственного большинства, которые, по его мнению, не должны одержать верх. Причина, почему во всяком сносно устроенном обществе справедливость и общий интерес в конце концов почти всегда торжествуют, заключается в том, что эгоистические интересы по большей части противоречат друг другу.

Некоторые лица заинтересованы в том, чтобы восторжествовала неправда, но есть и такие, частные интересы которых побуждают их стремиться к справедливости, и те, которые руководствуются более бескорыстными соображениями, хотя и слишком малочисленны и слабы, чтобы самим одержать верх, обыкновенно после достаточного обсуждения вопроса и агитации становятся достаточно сильными, чтобы дать перевес той группе частных интересов, которые находятся на их стороне. Представительная система должна быть так устроена, чтобы поддерживать этот порядок вещей: она не должна допускать, чтобы какой-нибудь из частных интересов одерживал верх над истиной и справедливостью и над соединенными остальными частными интересами. Между частными интересами всегда должно существовать такое равновесие, чтобы каждый из них мог рассчитывать на успех только под условием содействия со стороны большинства лиц, руководствующихся более возвышенными мотивами и более широкими и дальновидными соображениями.

Глава VII. Истинная и ложная демократия. Представительство большинства и представительство всего народа

Мы видели, что опасности, присущие представительной демократии, бывают двоякого рода: одна опасность вызывается недостаточной подготовкой народных представителей и контролирующего их общественного мнения; другая – сосредоточением законодательной власти в руках численного большинства, состоящего из представителей одного и того же класса. Теперь нам предстоит рассмотреть, в какой мере возможно так организовать демократический строй, чтобы не нанося существенного вреда преимуществам демократического правления, устранить эти две опасности, или, по крайней мере, ослабить их настолько, насколько это в человеческой власти.

Обыкновенно этого пытаются достигнуть путем ослабления демократического характера представительства, т. е. путем более или менее значительного ограничения избирательного права. Но есть предварительное соображение, которое, если в него вникнуть, значительно ослабляет необходимость этого ограничения. Демократия, основанная на принципе полного равенства, в которой один только класс составляет численное большинство, не может быть свободна от некоторых недостатков в такой стране, где численно преобладает тот или другой класс. Эти недостатки значительно усиливаются тем обстоятельством, что такого равенства в ныне существующих демократиях нет, и что, наоборот, в них встречается систематическое неравенство в пользу господствующего класса. Под названием демократии обыкновенно смешиваются два совершенно различных понятия. Когда мы говорим о демократии в ее чистом виде, мы имеем в виду, что народ сам управляет собою на основании принципа равного представительства. Демократия, как она обыкновенно понимается и до сих пор действует, представляет собою правление простым большинством народа на основе принципа исключительного представительства с исключительными правами.

В первом смысле слово «демократия» есть синоним равенства всех граждан; во втором (вследствие странного смешения понятий) – оно означает правление численного большинства, которое одно фактически обладает влиянием в государстве. Это неизбежное последствие нынешней избирательной системы, которое приводит к полному бесправию меньшинства.

Смешение понятий тут полное; но их так легко распутать, что, повидимому, достаточно малейшего указания, чтобы разъяснить вопрос и неспециалисту. На самом же деле, надо считаться с силою привычки. Самая простая идея, если она нам непривычна, усваивается с таким же трудом, как и гораздо более сложная. Что меньшинство должно уступать большинству, меньшее число – большему, это мысль нам привычная, и люди полагают, что им нечего глубже вникать в вопрос; им не приходит в голову, что есть середина между предоставлением меньшинству одинаковой власти с большинством и полным бесправием меньшинства.

В представительном собрании, фактически решающем дела, меньшинство неизбежно терпит поражение; в демократии, основанной на равенстве (где мнения избирателей, если они на них сильно настаивают, становятся обязательными для представительного собрания), большинство народа через своих представителей имеет на своей стороне перевес голосов и одержит верх над меньшинством и его представителями. Но следует ли отсюда, что меньшинство вовсе не должно иметь представителей? Должно ли большинство иметь все голоса, а меньшинство вовсе не иметь? Потому что большинство имеет преобладание над меньшинством? Требуется ли, чтобы меньшинство даже не выслушивалось? Только привычка и устарелая ассоциация идей могут заставить разумное существо примириться с излишней несправедливостью. В демократии, действительно основанной на равенстве, всякая партия должна быть представлена не чрезмерно, но пропорционально числу избирателей. Большинство избирателей должно всегда иметь большинство представителей; но и меньшинство избирателей должно всегда иметь меньшинство представителей. Сообразно со своей численностью меньшинство должно быть представлено так же полно, как большинство. Пока этого нет – нет и равноправности в управлении, но есть неравноправность и исключительное право: одна часть населения правит другою; одна часть населения лишена принадлежащей ей по праву в представительстве своей доли влияния, вопреки всякому справедливому правлению, и в особенности вопреки принципу демократии, признающей равенство своим основанием.

Несправедливость и нарушение принципа не менее вопиющи, когда от них страдает меньшинство, ибо нет справедливого голосования там, где каждый отдельный человек не принимается во внимание настолько, насколько всякий другой отдельный человек принимается во внимание в обществе. Но страдает не одно меньшинство. Демократия, таким образом организованная, не достигает даже своей прямой цели – предоставлять во всех случаях правительственные полномочия численному большинству. Она делает нечто совершенно другое: она предоставляет их большинству большинства, которое может быть, и часто бывает, только меньшинством всего народа. Всякий принцип проверяется лучше всего, когда он доведен до крайности. Предположим, что в стране, управляемой на основании равной и всеобщей подачи голосов, существуют спорные выборы в каждом избирательном округе, и что каждые выборы производятся незначительным большинством. Парламент, составленный таким образом, представляет едва ли нечто больше простого большинства народа. Этот парламент приступает к законодательной деятельности и принимает важные меры простым большинством своего состава. Можно ли поручиться, что эти меры соответствуют желаниям большинства народа? Почти половина избирателей, потерпевших поражение на выборах, не имела вовсе никакого влияния на исход голосования; эта половина может быть, а большинство ее, скорее всего, враждебна этим мерам, так как они голосовали против тех, кто их одобрил. Из остальных избирателей около половины избрали представителей, которые, как можно предполагать, голосовали против мер. Поэтому возможно и даже вероятно, что мнение, одержавшее верх, было приятно только меньшинству народа, хотя и большинству той части его, который учреждения страны возвели в правящий класс. Если под демократией разуметь известную власть большинства, то нет иного средства обеспечить ее, как допустить, чтобы каждая отдельная цифра показывалась точно в итоге. Всякое меньшинство, оставленное в стороне, преднамеренно или вследствие неисправного действия механизма, дает власть не большинству, но меньшинству при другом исчислении.

На подобное рассуждение могут только возразить, что так как различные мнения преобладают в различных местностях, то мнение, разделяемое меньшинством в одних местностях, имеет большинство в других; в общем же каждое мнение, имеющее сторонников в избирательных округах, выражается соответственным числом голосов в представительном собрании. Это в самых общих чертах верно при теперешнем положении дел; в противном случае несоответствие между палатой и общим чувством страны стало бы скоро очевидным. Но это перестанет быть верным, если избирательное право будет значительно расширено, и тем более, если оно будет распространено на весь народ, ибо в таком случае большинство в каждой местности будет состоять из рабочих, и если представится какой-нибудь вопрос, по которому они будут не согласны с остальной частью общества, то ни один другой класс не будет в состоянии провести где-либо своих представителей. Даже и теперь, не большое ли это зло, что во всяком парламенте значительное число избирателей, жаждущих иметь представителей, не могут провести ни одного кандидата? Справедливо ли, что каждый избиратель Мариэльбона должен иметь своими представителями двух лиц, назначенных церковными приходами, а каждый избиратель Финсбюри и Ламбета – своими представителями (как все убеждены в этом) назначенных кабатчиками? Избирательные округа, к которым принадлежит большинство наиболее даровитых и развитых личностей, а именно большие города, теперь по большей части или вовсе не имеют представителей, или имеют такое неудовлетворительное представительство. Избиратели, не сочувствующие партийной политике местного большинства, вовсе не имеют представителей. Из сторонников же последней партии значительная часть имеет неудовлетворительное представительство, так как они вынуждены принять кандидата, которому досталось наибольшее число голосов в их политической партии, несмотря на то, что мнения могут расходиться с их мнениями по всем другим вопросам. Такое положение вещей в некоторых отношениях даже хуже, чем если бы меньшинство не пользовалось вовсе правом голоса. Тогда по крайней мере большинство могло бы иметь представителя, который лучше всего выражал бы его мнения. Между тем теперь, чтобы не дробить партию и тем не дать перевеса силам противников, каждый вынужден подавать свой голос за первого встречного, который выступит с знаменем его партии, или за того, кого выдвинут местные вожди. Последние же, – допустив даже (мнение, которое они редко оправдывают), что на их выбор не влияют никакие личные соображения, – должны, чтобы сосредоточить все свои силы, выставить кандидата, против которого никто не станет серьезно возражать, т. е. человека без всяких выдающихся качеств и без известных избирателям убеждений, не имеющего за собой ничего, кроме лозунга партии. Поразительный пример в этом отношении представляют Соединенные Штаты. Там при выборах президента самая сильная партия не осмеливается выставить наиболее влиятельных кандидатов, потому что каждый из них находился долгое время на виду у публики и восстановил против себя ту или другую часть партии, и следовательно для того, чтобы собрать все голоса, он оказывается менее пригодным, чем кандидат, о котором до тех пор общество не слышало. Таким образом человек, избранный даже самой сильной партией, представляет, может быть, желания только того небольшого излишка людей, на который одна партия превышает другую. Каждая группа избирателей, поддержка которой необходима для успеха, может наложить свое veto на кандидата. Группа, состоящая из наиболее упорных избирателей, может заставить всех других принять своего кандидата; и, к несчастью, такое упрямство встречается среди людей, отстаивающих свои личные интересы, чаще, чем среди лиц, защищающих общее благо.

Вообще говоря, выбор большинства определяется той частью его, которая состоит из людей, наиболее робких, ограниченных и преисполненных предрассудков, или наиболее упорно придерживающихся своих классовых интересов; избирательное же право меньшинства, совершенно бесполезное для него самого, побуждает только большинство принять кандидата своей наиболее слабой и худшей части.

Неудивительно, что многие, признавая это зло, тем не менее считают его неизбежной данью, уплачиваемой за свободное правление. Такого мнения придерживались друзья свободы до самого последнего времени. Но привычка считать это зло непоправимым до такой степени укоренилась, что многие, повидимому, утратили даже способность смотреть на него, как на нечто такое, что они желали бы устранить, если бы это было возможно. От признания болезни излечимой до отрицания ее часто только один шаг; а затем уже возникает враждебное отношение ко всяким предлагаемым средствам, как будто тот, кто их предлагает, сам создает зло, а не способствует его устранению. К нему так привыкают, что даже находят неразумным, если несправедливым, жаловаться на него. Однако устранимо ли оно, или нет, но надо быть особенно ослепленным сторонником свободы, чтобы не тяготиться им и не порадоваться возможности его устранения. Не подлежит никакому сомнению, что устранение меньшинства вовсе не составляет ни естественного, ни неизбежного последствия свободы; напротив, оно коренным образом противоречит основному принципу демократии, требующему, чтобы представительство было пропорционально числу избирателей. Существующую задачу демократии составляет то, чтобы всякого рода меньшинство имело соответственное представительство. Помимо этого немыслима никакая истинная демократия; вместо нее мы получим только ложный признак демократии.

Люди, сколько-нибудь проверившие и прочувствовавшие силу этих соображений, предлагали разные средства, чтобы более или менее смягчить зло. Лорд Джон Рассел в одном из своих биллей внес статью, на основании которой некоторые избирательные округи должны выбирать трех членов, но каждый избиратель имеет право голосовать лишь за двоих. Дизраэли во время парламентских прений, напомнив об этом факте, высказал по этому поводу неодобрение, очевидно, придерживаясь того мнения, что консервативному государственному человеку прилично рассуждать о средствах и что он с презрением должен отказывать в сочувствии всякому, кто осмеливается думать о целях[9]9
  Этот ложный взгляд Дизраэли (против которого вскоре после того высказался сэр Джон Пэкингтон, что ему делает величайшую честь) составляет в ряду многих других поразительный пример того, как плохо вожди консервативной партии понимают консервативные принципы. Было бы слишком смело требовать, чтобы политические партии понимали или даже умели иногда вовремя применять принципы своих противников, но можно было бы уже признать значительным шагом вперед, если бы каждая партия знала свои собственные принципы и умела бы их применять. Хорошо было бы для Англии, если бы консерваторы действительно подавали голоса за все, что консервативно, а либералы – за все, что либерально. Тогда нам недолго пришлось бы ждать таких мероприятий, которые, подобно здесь указанному и многим другим, не менее важным, были бы одновременно в высшей степени консервативны и в высшей степени либеральны. Консерваторы, будучи, в силу закона своего существования, самой неподвижной партией, несут ответственность за самые тяжкие грехи того рода. Нельзя отрицать очень печальной истины, что, если бы по какому-нибудь предмету была предложена мера, истинно, широко и дальновидно консервативная, так что либералы не задумались бы под ней подписаться, главное ядро консервативной партии с слепым усердием и провалило бы ее.


[Закрыть]. Другие предлагали, чтобы каждый избиратель голосовал только за одного кандидата. Согласно обоим проектам, меньшинство, равное или превышающее число трети всего числа местных избирателей, могло бы, если бы оно не добивалось большего, избирать одного из трех кандидатов. Тот же результат получился бы еще вернее, если бы, как предполагал в талантливой брошюре Джемс Гарт Маршал, избиратель сохранял за собой все три голоса, но мог бы отдать их за одного кандидата. Хотя все это, конечно, лучше, чем ничего, однако такими паллиативами цель достигается далеко не вполне, потому что всякое местное меньшинство, не достигающее трети, равно как и всякое меньшинство, хотя и многочисленное, но сборное, оставалось бы без представителей.

Очень жаль, однако, что ни один из этих проектов не был приведен в исполнение; потому что тогда был бы признан верный принцип и подготовлен путь к более совершенному его применению. Но истинно равное представительство не достигается, пока любая группа избирателей, удовлетворяющая по своей численности средней норме, не будет иметь возможности, где бы ни находились избиратели, соединиться с другою для избрания представителя.

Такая степень совершенства в представительстве казалась недостижимой, пока, наконец, не явился человек с крупными дарованиями, способный к широким обобщениям и избирательный в практическом отношении – Томас Гэр. Он доказал возможность практического осуществления этой задачи, составив план, придав ему форму парламентского законопроекта, представляющего громадную заслугу, так как в нем великий политический принцип управления почти достигает идеального совершенства как по отношению к своей специальной цели, так и по отношению к некоторым другим целям, почти столь же важным.

По этому плану избирательная единица, т. е. число избирателей, имеющих право на одного представителя, определяется обыкновенным способом получения средних цифр, т. е. число имеющих право голоса делится на число мест в палате: и всякий кандидат, получающий это число, становится представителем, хотя бы это число получилось из разных избирательных пунктов. Голоса, как и в настоящее время, подаются по избирательным округам, но всякий избиратель имеет право голосовать за всякого кандидата, где бы он ни выставил свою кандидатуру. Поэтому те избиратели, которые не желали бы иметь своим представителем кого-нибудь из местных кандидатов, могут подавать голоса в пользу кандидата, более всех других соответствующего их желаниям. Таким образом меньшинство воспользуется фактически своим избирательным правом, которое при другой системе может оказаться для них бесполезным. Но важно, чтобы не только избиратели, отказывающиеся от подачи своих голосов в пользу местных кандидатов, но и те, которые, голосуя за них, терпят поражение, могли находить в другом месте представительство, которого они почему-либо не получили в своем собственном округе. Поэтому в проекте предусмотрено, что избиратель может занести в свой избирательный список кроме имени кандидата, которому он отдает предпочтение, еще и имена других кандидатов. Его бюллетень засчитывается только одному кандидату; но если последний не будет избран за отсутствием требуемого числа голосов, то бюллетень засчитывается следующему кандидату.

Избиратель может составить свой список в известном порядке, так что если имена, стоящие во главе списка, не получат требуемого числа голосов или получат их помимо этого избирателя, то его голос может быть зачтен тому кандидату, которого он хочет поддержать. Чтобы получить полный состав депутатов, а также чтобы помешать наиболее популярным кандидатам завладеть почти всеми голосами, необходимо, чтобы кандидату – сколько бы голосов он ни получал – засчитывалось не больше, чем это требуется для его избрания; голоса же остальных избирателей засчитываются следующему кандидату в соответственных списках, который в них нуждается, и они могут пополнить недостающее ему число голосов. Для решения вопроса, какие голоса, полученные кандидатом, будут ему зачтены и какие зачтутся другим, в проекте предложено несколько систем, которых мы здесь касаться не будем. Само собою разумеется, что кандидат сохраняет за собой голоса всех избирателей, которые не желают иметь другого представителя; а для остальных голосов жребий, за отсутствием другого, считается наиболее удовлетворительным способом решения вопроса.

Бюллетени отсылаются в центральное бюро, где подсчитывают голоса, определяется число первых, вторых, третьих и других голосов, поданных за каждого кандидата, и каждому кандидату, удовлетворяющему норме, засчитывается требуемое число голосов, пока все места в палате не будут пополнены; причем первые голоса предпочитаются вторым, вторые – третьим, и так далее. Избирательные бюллетени и весь цифровой материал поступают на хранение в место, доступное всем заинтересованным лицам, и если бы лицо, получившее необходимое число голосов, не оказалось избранным, то ему было бы легко отстоять свое право.

Таковы главные черты проекта. Тех, кто хотел бы более подробно ознакомиться с этой крайне простой избирательной системой, я отсылаю к сочинению Гэра (Hare, «Treatise on the election of representatives») «Исследование об избрании представителей» и к брошюре Г. Фосета «Упрощенный и объясненный билль Гэра» («Mr. Hare’s Reform Bill simplified and explained»). Последний труд составляет очень ясное и сжатое изложение плана, приведенного к простейшим началам с опущением некоторых оригинальных деталей, которые хотя сами по себе и заслуживают внимания, но лишают план простоты и не представляют соответственных практических выгод. Я решаюсь предсказать, что чем больше эти труды будут изучаться, тем нагляднее выяснится осуществимость этого плана и бесчисленные его преимущества. Их так много и они так важны, что, по моему убеждению, они отводят плану Гэра место среди величайших успехов, когда-либо достигнутых в теории и практике государственного управления.

Прежде всего, он обеспечивает представительство каждой избирательной единицы пропорционально ее численности, а не только двух больших партий и, может быть, немногих значительных групп в отдельных местах. Каждое меньшинство во всей стране, заключающее в себе достаточно значительное число граждан, будет иметь представителей на основании принципов равенства и справедливости. Во-вторых, ни один избиратель не будет, как теперь, номинально представлен депутатом, которого он не избирал. Каждый член палаты будет представителем единодушной группы избирателей. Он будет представителем одной, двух, пяти или десяти избирателей, смотря по установленной норме, и каждый из избирателей будет подавать голос не только за него, но и за любого кандидата, выбранного во всей стране, а не из числа двух или трех, может быть, совершенно негодных, кандидатов, составляющих весь товар на местном рынке. При таких условиях связь между избирателем и представителем будет иметь силу и значение, о которых мы в настоящее время по опыту не можем составить себе и понятия. Каждый избиратель будет чувствовать себя вполне солидарным со своим представителем, и представитель – со своими избирателями. Подавать за него голос избиратель будет или потому, что из всего списка кандидатов он является лучшим выразителем собственных его мнений, или потому, что его способности и характер внушают избирателю наибольшее доверие, и он охотнее всего предоставляет именно ему заботу о своих интересах. Депутат будет представлять лиц, а не одни только кирпичи и известку города – самих избирателей, а не только некоторых приходских деятелей или местную знать. Однако все, что достойно сохранения в представительстве отдельных местностей, было бы сохранено. Хотя национальный парламент должен как можно меньше вмешиваться в чисто местные дела, однако, так как ему приходится с ними иметь дело, то надо, чтобы он насчитывал членов, специально уполномоченных блюсти интересы каждой более значительной местности: это так и будет. В каждой местности, которая заключала бы больше голосов, чем требуется для выбора одного члена (вероятно, не найдется ни одной избирательной коллегии, где бы этого не было), большинство обыкновенно всегда предпочитает иметь своим представителем кого-нибудь из своих (лицо, знающее местность и постоянно в ней живущее), когда среди кандидатов можно найти такого, который и в других отношениях удовлетворял бы избирательным условиям. Только меньшинство, которое не может выбрать местного члена, будет искать где-нибудь на стороне кандидата, имеющего шансы получить другие голоса в придачу к своим.

Из всех возможных избирательных систем только эта представляет наибольшие гарантии желательного умственного ценза представителей. В настоящее время, по общему признанию, человеку, обладающему одними только талантами и характером, становится все труднее получить доступ в палату общин. Избрания могут добиться только те кандидаты, которые пользуются местным влиянием, или прокладывают себе дорогу подкупом, или же которые, по приглашению трех или четырех предпринимателей или адвокатов, посылаются одной из тех двух больших партий из лондонских клубов, как люди, на голоса которых партия при всех обстоятельствах может рассчитывать. По системе Гэра, избиратели, которым не нравятся местные кандидаты, будут наполнять свои избирательные бюллетени именами лиц, пользующихся известностью во всей стране, и общие политические принципы которых им симпатичны. Итак, каждый кандидат, почему-либо пользующийся почетной известностью, хотя бы он и не располагал местным влиянием и не клялся в верности никакой политической партии, будет иметь несомненно шансы собрать необходимое число голосов; при таком поощрении можно ожидать, что подобные лица будут выставлять свои кандидатуры в большом числе. Сотни талантливых и независимых людей не имеют теперь никаких шансов быть избранными большинством какой-нибудь избирательной коллегии, хотя и приобрели известность своими сочинениями или трудами в какой-либо отрасли общественной деятельности и удостоились одобрения со стороны немногих людей почти в каждой части королевства. Если бы им засчитывался каждый голос, поданный за них в любом пункте, то они несомненно получили бы требуемую норму голосов. Нет комбинации, при которой можно было бы с большей уверенностью рассчитывать, что парламент будет заключать в себе цвет страны.

Но не одни голоса меньшинства повысят при этой избирательной системе уровень палаты общин. Большинство будет также вынуждено искать более выдающихся членов. Когда избиратели, составляющие большинство, не будут приведены к необходимости подавать голоса за лицо, выставленное местными воротилами, или вовсе не голосовать; когда кандидат этих воротил будет встречать конкуренцию не только со стороны кандидата меньшинства, но и со стороны всех людей с установившейся репутацией, которые готовы служить обществу, – то окажется невозможным навязывать избирателям первое попавшееся лицо, выступающее с лозунгом партии на устах и с тремя или с четырьмя тысячами фунтов стерлингов в кармане. Большинство будет настаивать на том, чтобы иметь достойного кандидата, или перенесет свои голоса куда-либо в другой пункт, и меньшинство одержит верх. Рабской зависимости большинства от наименее уважаемых элементов в ее собственной среде будет положен конец: тогда будет выставляться кандидатура преимущественно самых лучших и талантливых местных элементов, по возможности – таких, которые приобрели известность своею полезной деятельностью за пределами своей местности, в тех видах, чтобы контингент местных избирателей мог рассчитывать на поддержку со стороны случайных голосов из других пунктов. Тогда избирательные собрания будут соперничать между собой в выборе лучших кандидатов, т. е. таких, которые хорошо знают местные условия, пользуются местным влиянием, но кроме того выдаются и во всех других отношениях.