Текст книги "Зажмурься покрепче"

Глава 21
По-хорошему

Дома, которые на солнце выглядели торжественно, при облачном небе смотрелись угрюмо и даже враждебно. Гурни хотелось поскорее проехать Бэджер-Лейн и оказаться на Хигглз-Роуд, за которой начинались живописные долины, пролегавшие между Тэмбери и Уолнат-Кроссинг.

Его нисколько не расстроило, что Эштон прервал разговор. Напротив, ему пригодилось бы время, чтобы переварить впечатления от встречи и сравнить их с рассказами соседей. Предстояло как следует все проанализировать, нащупать нужные взаимосвязи и подготовить вопросы на завтра. Он решил остановиться у супермаркета на трассе, купить самый большой стакан кофе и поработать над заметками.

Когда он подъезжал к перекрестку у развалюхи Кальвина Харлена, то оказалось, что дорогу перегородила какая-то черная машина. Рядом, прислонившись к ней, стояли двое крепких мужчин с одинаковой стрижкой «под машинку», в темных очках, черных джинсах и лоснящихся ветровках. Они молча наблюдали, как Гурни приближается. На машине не было никаких опознавательных знаков, кроме номера, но это была классическая фордовская «Краун Вика», что выдавало полицейскую принадлежность не хуже мигалок. Так что Гурни ничуть не удивился, разглядев на ветровках полицейские значки.

Они двинулись к нему, как только он остановил машину. Один подошел слева, другой – справа.

– Документы, – недружелюбно произнес тот, что подошел со стороны водительского сиденья.

Гурни и так уже держал в руках бумажник, но тут вдруг помедлил.

– Блатт?

Коп дернул уголком рта, словно сгоняя муху, и медленно снял очки, умудряясь даже в этот жест напустить угрозы. Глаза у него были маленькие и злые.

– Мы знакомы?

– По делу Меллери.

Он улыбнулся, и чем шире становилась его улыбка, тем больше в ней было яда.

– А-а, отставной гений Гурни. Ну и какого вы тут делаете?

– В гости ездил.

– К кому?

– Когда будет уместно поделиться с вами этой информацией, я обязательно поделюсь.

– Что значит «когда будет уместно»?! А ну выйдите из машины!

Гурни спокойно подчинился. Второй коп обошел машину по кругу.

– А теперь предъявите документы.

Гурни достал нужные бумаги и протянул их Блатту, который придирчиво их изучил, затем вернулся к своей «Краун Вике» и стал что-то печатать на компьютере в салоне. Второй офицер смотрел на Гурни с таким прищуром, словно ждал, что тот сейчас рванет наутек сквозь заросли репейника. Гурни устало улыбнулся и посмотрел на значок, надеясь узнать имя офицера, но поверхность отсвечивала, и он ничего не разглядел. Тогда он решил представиться:

– Я – Дэвид Гурни, из отдела убийств Нью-Йоркского отделения, в отставке.

Офицер слегка кивнул и продолжил молчать. Прошло несколько минут. Потом еще несколько. Гурни прислонился к своей машине, сложил руки на груди и закрыл глаза. Его всегда раздражали бессмысленные задержки, а день и без того начался непросто, и терпение давалось ему нелегко. Наконец Блатт вернулся и протянул ему документы с таким лицом, словно ему противно было их касаться.

– Что вы здесь делаете?

– Я на это уже ответил.

– Ладно, Гурни, давай прямым текстом. Здесь идет расследование по делу об убийстве. Понимаешь, что это значит? Вмешиваться было бы огромной ошибкой. Создание помех правосудию карается как преступное деяние. Доходчиво объясняю? Давай-ка еще раз спрошу. Что ты делаешь на Бэджер-Лейн?

– Прости, Блатт, но это был частный визит.

– То есть ты утверждаешь, что приехал не по поводу убийства?

– Я вообще ничего не утверждаю.

Блатт взглянул на второго офицера, сплюнул и указал большим пальцем на Гурни.

– Он тот мужик, из-за которого всех чуть не убили на деле Меллери.

Это нелепое обвинение чуть не спровоцировало Гурни на реакцию, на которую не многие знали, что он способен.

Возможно, второй офицер почувствовал угрозу, или же ему тоже надоела подчеркнутая враждебность Блатта, или просто внезапно в его голове прояснилось. Как бы там ни было, он повернулся к Блатту и спросил:

– Гурни – это же вроде почетный детектив и легенда департамента?

Блатт промолчал, но вопрос успел изменить атмосферу разговора, и эскалация конфликта стала невозможна. Блатт хмуро уставился на Гурни.

– Убирайся отсюда по-хорошему. Сунешь нос в расследование – лично прослежу, чтобы его прищемили.

С этими словами он навел указательный палец на лоб Гурни и выразительно накрыл его сверху большим. Гурни кивнул.

– Я тебя услышал. У меня только один вопрос. Если я узнаю, что все твои предположения насчет этого убийства – чушь собачья, как ты думаешь, кому мне следует сообщить?..

Глава 22
Человек-паук

Кофе по дороге домой был ошибкой. Сигарета была ошибкой еще похлеще.

Смолистого цвета жидкость, которую ему продали на автозаправке, была перезаваренной, лишенной всякого аромата и представляла собой мутный экстракт кофеина, слабо напоминающий кофе. Гурни все равно его выпил, поскольку его успокаивал сам ритуал. Однако воздействие кофеина на нервную систему оказало эффект противоположный ожидаемому: после первого же прилива бодрости он испытал ажитацию, которая заставила его прибегнуть к сигарете. Курение имело схожее действие: после недолгого чувства свободы и легкости его ум заволокло мыслями такой же мутной тяжести, как надвигающиеся тучи. Он вспомнил, как пятнадцать лет назад психотерапевт сказал ему: «Дэвид, вы ведете себя как два разных человека. На работе вы мотивированы, увлечены, и у вас есть цель. А в личной жизни вы – корабль без штурвала». Иногда ему казалось, что с тех пор что-то изменилось к лучшему: например, он бросил курить, стал чаще выходить на улицу и меньше времени проводить в собственной голове; он старался держаться за «здесь и сейчас», за текущую жизнь, за Мадлен. Но его то и дело затягивало обратно из этого образа идеального себя в ту шкуру, которая всегда была ему родной.

В его новом «Субару» не было пепельницы, и он для таких случаев держал чистую консервную банку из-под сардин. Когда он гасил окурок об ее дно, он вдруг обнаружил еще одно подтверждение своей непригодности к семейной жизни ввиду рассеянности по любым нерабочим вопросам: он забыл про гостей.

Он позвонил Мадлен и спросил, не нужно ли что-то купить по пути домой, умолчав про забывчивость. От этого звонка ему не полегчало, поскольку по голосу Мадлен ему показалось, что она и так все поняла – что он все забыл и теперь пытался это скрыть. Получился короткий звонок, состоявший в основном из длинных пауз.

В конце она сказала:

– Ты документы со стола уберешь, когда доедешь?

– Да, я же обещал.

– Вот и хорошо.

Остаток поездки ум Гурни метался между кучкой неприятных вопросов: откуда на Бэджер-Лейн взялся Арло Блатт? Хвоста точно не было. Неужели его сдал кто-то из тех, с кем он разговаривал? Но кто из них стал бы звонить Блатту? И отчего он был так явно настроен не допускать Гурни к расследованию? И опять же почему Хардвик так настаивал, чтобы именно Гурни взялся за него?

Ровно в 17:00 он свернул на дорогу к дому. Через полтора километра он заметил, что следом едет зеленовато-серая «Тойота Приэс», и вскоре стало понятно, что в ней сидят те самые запамятованные гости.

«Тойота» осторожно кралась следом за ним по гравию, пока наконец не остановилась на пятачке примятой травы, служившем условной парковкой рядом с домом. Буквально за секунду до того, как люди вышли из машины, Гурни все-таки вспомнил: Джордж и Пегги Микер! Джордж был профессором энтомологии на пенсии, шестидесяти с чем-то лет, долговязый и сам смахивающий на богомола, а Пегги, в свою очередь, была социальным работником – живчиком пятидесяти с небольшим. Именно она в свое время уговорила Мадлен взяться за нынешнюю работу на полставки. Когда Гурни вышел из машины, Микеры уже доставали с заднего сиденья завернутые в фольгу миски.

– Салат и десерт! – объявила Пегги. – Простите, что мы опоздали. Джордж никак не мог найти ключи от машины!

Последнее обстоятельство ее почему-то веселило. Джордж махнул Гурни рукой в знак приветствия и укоризненно взглянул на жену. Гурни сумел выдавить из себя только условно-гостеприимную улыбку. Отношения Пегги и Джорджа слишком сильно напоминали отношения его родителей – ему от этого было не по себе.

Мадлен подошла к двери, адресуя улыбку исключительно Микерам.

– Салат и десерт, – повторила Пегги, протягивая миски Мадлен, которая благодарно ахнула и повела гостей на кухню.

– Как у вас хорошо! – воскликнула Пегги, рассматривая обстановку с таким же воодушевлением, как и в предыдущие два визита. И, как и тогда, она добавила: – Это идеальное место для такой пары, как вы. Джордж, а ты как считаешь? По-моему, оно очень им подходит!

Джордж кивнул, затем заметил документы на столе и удивленно наклонил голову, стараясь прочитать аббревиатуры на обложках папок.

– Ты же вроде уволился? – произнес он, глядя на Гурни.

– Уволился. Но меня пригласили консультантом.

– Приглашение на казнь, – едко прокомментировала Мадлен.

– А что за консультация? – поинтересовалась Пегги.

– Попросили изучить материалы одного дела. Расследование убийства. Я должен предложить альтернативный взгляд на ситуацию, если найдутся соответствующие аргументы в его пользу.

– Ух, как здорово! – воскликнула Пегги. – А что за убийство, в новостях писали?

Он поколебался, затем все же ответил:

– Да, несколько месяцев тому назад. В желтой прессе его назвали «Кровавая свадьба».

– Вот это да! Потрясающе! Я помню, там девушку убили прямо в свадебном платье! И ты расследуешь это жуткое дело? А что…

– Может, что-нибудь выпьем? – перебила Мадлен, и голос ее прозвучал чуть громче, чем предполагалось приличиями.

Пегги все еще с жадным интересом смотрела на Гурни.

Мадлен преувеличенно-оживленно продолжила:

– У нас есть калифорнийское Пино-Гриджио, итальянское Бароло и какое-то вино из Фингер-Лейкс, не помню название, но очень ничего.

– Я буду Бароло, – сказал Джордж.

– А я хочу узнать все об убийстве от инсайдера, – заявила Пегги, добавив: – Мне все равно что пить. Только не Фингер-Лейкс.

– Я тоже буду Бароло, – произнес Гурни.

– Может, уберешь бумаги со стола? – предложила Мадлен.

– Да, конечно, – спохватился он и принялся складывать стопки одну поверх другой. – Надо было еще утром убрать. Ни черта в памяти не держится.

Мадлен нехорошо улыбнулась, достала из шкафа пару бутылок и принялась вытаскивать пробки штопором.

– Ну так что, что там было? – нетерпеливо спросила Пегги.

– А что ты помнишь из новостей? – спросил Гурни.

– Юная красавица обезглавлена психованным садовником-мексиканцем буквально через десять минут после свадьбы со знаменитым Скоттом Эштоном.

– Ты его знаешь?

– Как его можно не знать? Да он же на весь мир известен. Во всяком случае, если говорить о мире общественных наук. Все читали его книжки и статьи. Он крутой спец по теме насилия.

– Крутой спец, говоришь? – переспросила Мадлен, протягивая им с Джорджем по бокалу.

Джордж расхохотался на удивление глубоким басом, какого обычно не ожидаешь в исполнении настолько худощавого человека.

Пегги задумалась.

– Ну, может, это неудачное слово. Короче, он дико известный. У него куча известных кейсов. Дэвид наверняка знает всякие другие подробности, – сказала она, отпивая из бокала. – Прекрасное вино. Спасибо.

– Ну что, у вас завтра важный день? – спросила Мадлен.

Пегги моргнула от неожиданной смены темы.

– Важный, – отозвался Джордж.

– А что, не каждый же день сын уезжает в Гарвард, – продолжила Мадлен.

– Он будет биологом, да?

– Если все пойдет по плану, – произнес Джордж, осторожный, как все ученые. Ни он, ни Пегги не выразили особенного энтузиазма обсуждать образование сына – вероятно, потому что это был их третий сын, выбравший именно эту специальность именно в этом университете, и все, что на этот счет было можно сказать, уже было сказано.

– Ты еще преподаешь? – спросила Пегги, продолжая смотреть на Гурни.

– В академии-то?

– Ну да, ты вроде читаешь какие-то лекции?

– Время от времени веду семинар по работе под прикрытием.

– Учит молодежь врать, – объяснила Мадлен.

Микеры вежливо посмеялись, и Джордж залпом опустошил свой бокал.

– Я учу хороших ребят врать преступникам с целью вытянуть из них нужную нам информацию, – уточнил Гурни.

– Вопрос трактовки, – прокомментировала Мадлен.

– Наверное, ты им всякие интересные истории рассказываешь, – мечтательно произнесла Пегги.

– Джордж! – воскликнула Мадлен, встав ровно между Гурни и Пегги. – Давай я тебе подолью вина!

Джордж протянул ей бокал, и она пошла с ним к кухонному островку, на ходу говоря:

– Должно быть, ужасно приятно, что все сыновья берут с тебя пример?

– Не то чтобы они брали пример именно с меня. Они тоже пошли в биологию, но вот именно энтомология никому из них не интересна. Не говоря уже конкретно про арахнологию, которой я занимаюсь. Вообще-то, они даже напротив…

– Слушайте, а я правильно помню, что у вас тоже есть сын? – внезапно спросила Пегги.

– У Дэвида есть сын, – поправила ее Мадлен, наливая себе Пино-Гриджио.

– Ах, точно. Я даже имя помнила, но сейчас вылетело из головы, что-то на «Л», верно? Или на «К»…

– Кайл, – отозвался Гурни, проговорив имя сына как слово из чужого языка, в произношении которого не до конца уверен.

– Он работает на Уолл-стрит, да?

– Работал. Сейчас учится на адвоката.

– Еще одна жертва кризиса? – усмехнулся Джордж.

– Типа того.

– А ведь это было предсказуемо, – произнес Джордж.

– Это же карточный домик. Миллионные кредиты на недвижимость раздавали, словно карамельки детям. Понастроили финансовых пирамид такой высоты, чтобы как раз гарантированно разбиться при падении. Банкиры сами себе вырыли могилу. Жаль только, что наше правительство в бескрайней милости своей решило воскресить этих идиотов – причем за счет налогоплательщиков. Лично я считаю, что этим гадам надо было дать разложиться и прорасти!

– Браво, Джордж! – воскликнула Мадлен, поднимая бокал.

Пегги с недовольством взглянула на мужа.

– Он, разумеется, не имеет в виду, что ваш мальчик тоже виноват в происходящем.

Мадлен улыбнулась Джорджу:

– Так что ты рассказывал про сыновей и биологию?

– А, да. Хотя вообще-то нет, я просто хотел сказать, что старший не только не заинтересован в арахнологии, но еще и утверждает, что у него арахнофобия, – произнес он с такой растерянностью, будто у старшего сына была фобия яблочных штруделей. – Причем это еще не все! Он даже…

– Вот ты зря его провоцируешь говорить о пауках, – произнесла Пегги, снова перебивая мужа. – Я в курсе, что это самые замечательные существа на белом свете, и каждая деталька про них бесконечно интересна и бла-бла-бла. Но лично мне куда любопытнее послушать про расследование Дэйва, чем про какого-нибудь перуанского кругопряда.

– А я бы послушала про кругопряда, – отозвалась Мадлен и сделала медленный глоток вина. – Но, поскольку я в катастрофическом меньшинстве, предлагаю вам рассесться у камина и исчерпать тему обезглавленных невест за те несколько минут, что я буду доделывать ужин.

– Давай я помогу? – предложила Пегги, чуть настороженная ее тоном.

– Да нет, все почти готово. Но спасибо.

– Точно?

– Точно!

Задержав на ней вопросительный взгляд, Пегги все же отправилась с мужчинами к мягким креслам в другом конце гостиной.

– Итак, – обратилась она к Гурни, когда все уселись, – рассказывай.

К моменту, когда Мадлен пригласила их к столу, было почти шесть, и Гурни более-менее целиком пересказал историю убийства, объяснив все сложности дела. Повествование вышло впечатляющим, но без драматического накала. Потенциальную сексуальную подоплеку он упомянул, не уточнив, однако, что именно она может оказаться причиной убийства, и стараясь придерживаться только фактов. Микеры слушали с интересом и не перебивая.

Но когда половина салата со шпинатом и грецкими орехами была съедена, посыпались вопросы и комментарии. В основном от Пегги.

– Если Флорес – гей, то мотив для убийства – однозначно ревность. Причем он еще и маньяк – это же надо, отрубить голову живому человеку! Как один из лучших психиатров мог не заметить у себя под носом маньяка?

Гурни кивнул.

– А если Флорес не гей, то ревность из уравнения исчезает, но он по-прежнему остается маньяком, и хороший вопрос, почему Эштон этого не замечал.

Пегги наклонилась к нему через стол, жестикулируя рукой с вилкой.

– Если он не был геем, то можно рассматривать вариант романа с этой Мюллершей, и что они вместе сбежали. Но тогда, выходит, Флорес убил невесту без мотива, а просто потому что он маньяк.

– Да, – согласился Гурни, – причем в таком случае получается, что не только Эштон, но и Кики Мюллер не знала, что имеет дело с психом. Какая нормальная женщина согласится бежать в новую жизнь с мужчиной, который только что отрубил голову другой женщине?

– Вот именно, сложно представить! – поежилась Пегги.

– Почему-то это не смущало жен Генриха VIII, – заметила Мадлен тоном человека, изнемогающего от скуки.

Джордж снова расхохотался басом.

– Все-таки есть разница, – возразила Пегги, – одно дело – английский король, а другое – мексиканский садовник.

Мадлен в ответ промолчала, рассматривая грецкий орех на своей тарелке. Возникшую паузу нарушил Джордж:

– А может, всех поубивал этот ненормальный с паровозиками и хоралами?

Пегги поморщилась:

– Ты о чем, Джордж? Кого это «всех»?

– А что? Представь: распутная жена залезла в койку к мексиканцу. Может, невеста тоже была развратница и тоже туда залезла. И мистер Мюллер просто решил разом избавиться от двух шлюх и этого их мексиканского Ромео.

– Боже, Джордж! – воскликнула Пегги. – Ты так говоришь, будто тебе не жалко жертв.

– Жертвы не всегда не виновны.

– Джордж!..

– Почему он бросил мачете в лесу? – внезапно спросила Мадлен.

Все удивленно посмотрели на нее, затем Гурни спросил:

– Тебя в этой истории сильнее всего смущает след? Что запах дошел до мачете, а потом исчез?

– Нет, меня смущает, что мачете оставили в лесу без очевидной причины. Какой в этом был смысл?

– Это отличный вопрос, – сказал Гурни. – Давайте над ним подумаем.

– Давайте не будем, – сказала Мадлен спокойно, но слегка повысив голос. – Даже не знаю, к чему я это. Меня вообще-то уже подташнивает от этого разговора. Может, все-таки сменим тему?

За столом воцарилось неловкое молчание. Мадлен нарушила его сама:

– Джордж, расскажи нам, какой у тебя любимый паук. Наверняка же у тебя есть любимец?

– Даже не знаю… – произнес он растерянно.

– Ну давай, Джордж.

– Ты же сама слышала, Пегги не хочет, чтобы я говорил на эту тему.

– Ничего-ничего, – нервно произнесла Пегги. – Рассказывай, мы переживем.

Все выжидающе смотрели на Джорджа.

Казалось, что внимание ему приятно. Его легко было представить в университетском лектории – профессор Микер, уважаемый энтомолог, знаток науки, ценитель уместных анекдотов.

Да ладно тебе, Гурни, все это и к тебе самому относится. Можно подумать, ты просто так читаешь лекции в полицейской академии.

Джордж гордо приподнял подбородок.

– Скакунчики, – произнес он.

Мадлен удивленно подняла брови.

– Скакунчики?.. Это такие пауки?

– Да.

– И они что… действительно скачут?

– Еще как. Они могут прыгнуть в пятьдесят раз дальше длины собственного тела. Как если бы двухметровый человек прыгнул через футбольное поле. Но что отдельно удивительно – у скакунчиков в лапках практически нет мышц. И вот спрашивается – как они так далеко прыгают? А при помощи гидравлической помпы! Серьезно, клапаны в их лапках выбрасывают под давлением кровь, в результате чего лапки выпрямляются и запускают паука в воздух. Таким образом они способны напасть на жертву из ниоткуда, в один прыжок, так что бежать будет некуда, – произнес Микер, сияя почти отеческой гордостью.

От этой мысли Гурни сделалось неприятно. Микер продолжил:

– Еще, конечно, интересный паук – черная вдова. Прирожденная убийца, да какая стильная! Дивное существо, способное убить врага в тысячу раз крупнее себя.

– Эштон назвал бы такое существо совершенным, – заметила Пегги, все это время терпеливо молчавшая. Мадлен непонимающе взглянула на нее, и она продолжила: – У него есть книга, где говорится, что забота о чужом благополучии и вообще всякое сочувствие – дефект восприятия собственных границ. Черная вдова преспокойно убивает и съедает самца после спаривания. Идеальная иллюстрация недефективного, в терминологии Эштона, существа. Социопат от природы. В понимании Эштона – само совершенство.

– Он потом написал вторую книгу, в которой опроверг этот аргумент, – напомнил Гурни. – Так что мы не знаем, что он на самом деле думает насчет совершенства, социопатов и черных вдов.

Мадлен еще более удивленно посмотрела на Пегги.

– И этот человек – авторитет по восстановлению психики жертв насилия?

– Не совсем. Он специалист не по жертвам, а по насильникам.

В лице Мадлен что-то изменилось, как всегда происходило, если она обнаруживала какую-то важную информацию.

Гурни про себя отметил, что нужно будет об этом расспросить Эштона при завтрашней встрече. А это, в свою очередь, напомнило ему еще одну вещь, которую он решил спросить у гостей:

– А кто-нибудь из вас слышал имя Эдвард Валлори?

Когда Гурни наконец начал засыпать, затрезвонил его мобильник, лежавший на тумбочке со стороны Мадлен. Он слышал звонок, потом голос Мадлен, говорящей: «Посмотрю, не спит ли он». Затем она потрогала его за руку, протянула ему трубку и держала ее протянутой, пока он не сел в постели и не взял ее.

Приятный баритон Эштона звучал чуть нервозно.

– Простите, что звоню ночью, но, возможно, это важно. Мне тут пришла эсэмэска на телефон – с номера, который Гектор купил около года назад. Ровно такое же сообщение получила Джиллиан в день свадьбы. «Я рассказал тебе про все причины». И подпись – Эдвард Валлори. Я сразу позвонил криминалистам, но решил, что вы тоже должны знать, – помолчав, он спросил: – Как думаете, это значит, что Гектор возвращается?..

Гурни не верил в совпадения, однако то, что имя Эдварда Валлори всплыло настолько скоро после того, как он сам о нем вспомнил, его неприятно взволновало.

Еще около получаса он не мог заснуть.