Текст книги "Это идиотское занятие – думать"

У доктора фон Ледена были австрийский акцент и легкое заикание. «Йа-а, понимаете, вы должны отказаться от кокаина, – советовал он мне, – потому что вас распирает от болтовни. А когда рот не закрывается, вы теряете голос. Нужно помалкивать». Я не спорил и обещал молчать. Но через месяц, посадив голос, возвращался снова.

На заре всего этого безобразия я купил реактивный самолет. Это был «1121 Джет коммандер». Я летал на нем повсюду, обычно вместе с приятелем, певцом Кенни Рэнкином. Кенни, в прошлом тоже наркоман, прошел реабилитацию в «Феникс-хаусе» и завязал. Хватило его ненадолго. Рецидив был неизбежен – разъезжая со мной, он всегда имел под рукой кокаин. И вот я, вечно обдолбанный, ношусь по стране на своем самолете. Со своим командиром экипажа и вторым пилотом. Реальный дурдом.

С самолетом связан один незабываемый эпизод. Мы прилетели из Кливленда в аэропорт Ла-Гуардия, у меня в Нью-Йорке планировалось несколько шоу. Самолет оставили на стоянке возле «Батлер эвиэйшн», на площадке для служебных бортов. Вечер у меня был свободен, и, пройдя регистрацию, я вернулся на аэродром. Я привез с собой переносной магнитофон «Сони» (ранняя версия бумбокса), музыкальные кассеты, две упаковки пива по шесть банок, граммов тридцать марихуаны и пару граммов кокаина. И вот я сидел в собственном реактивном самолете и слушал музыку на всю громкость – персональная вечеринка для единственного пассажира на стоянке Ла-Гуардия.

Этот аэропорт имел для меня особое значение. Детьми мы крали во дворах по соседству дрянные велосипедики и катили на них по 125-й улице, по мосту Трайборо, вдоль бульвара Гранд Сентрал прямо до Ла-Гуардии. Там была велостоянка, где хорошие дети оставляли свои хорошие дорогие велосипеды. Мы ставили рядом свои дрянные ворованные велики, садились на хорошие велосипеды и возвращались на них домой.

Я с ностальгией думал о контрасте между велосипедом моего детства, самым приземленным и медленным средством передвижения, и сверхзвуковым реактивным самолетом, самым быстрым и высоколетным видом транспорта. Когда-то я воровал здесь велосипеды, а теперь сидел в собственном самолете, наслаждаясь музыкой и кокаином. Прекрасный символ успеха, скорости и наркотического дурмана 70-х.

Время от времени мы сдавали его в аренду, однажды им воспользовались Джефф Уолд[191]191
  Jeff Wald (англ.) – известный американский теле-, кино– и шоупродюсер, занимавшийся также продвижением Джорджа Карлина.


[Закрыть] вместе со своей женой Хелен Редди[192]192
  Helen Reddy (англ.) – австралийско-американская певица, актриса, композитор, телеведущая.


[Закрыть]. Они отправились на гастроли, и в какой-то момент самолет потерял около четырех с половиной тысяч метров высоты. Они были уверены, что разобьются. Почему-то больше они на нем не летали.

Не только эта рискованная история связывала меня с миссис Редди. Она была среди гостей на вечеринке у Монте Кея[193]193
  Monte Kay (англ.) – американский музыкальный агент и рекорд-продюсер, работавший с ведущими джазменами 40—60-х годов. Выпустил несколько альбомов Джорджа Карлина.


[Закрыть], когда Бренда безобразно, до чертиков, напилась и не хотела возвращаться домой. Уперлась, и ни в какую. Пришлось применить силу и выводить, выталкивать, вытаскивать ее оттуда, даже брать на руки и пытаться унести.

Убежденная феминистка, Хелен одно время исполняла гимн женского движения (I Am Woman), имевший огромный успех. Ее очень возмутило, как я обращался с Брендой, когда пытался увести ее из дома Монте, дотащить до дороги и усадить в машину. Ничего не зная о ситуации в нашей семье, Хелен восприняла это как физическое насилие над женщиной со стороны мужчины и отреагировала соответственно, чисто по-женски – подняла крик.

А по сути, это был еще один пример того, насколько ситуация вышла из-под контроля. Шел 1975 год, неминуемая катастрофа приближалась. Не последнюю роль сыграла в этом моя мать. В начале года она приехала к нам на день рождения да так и осталась. Женщина, которая зашла на обед[194]194
  Фраза отсылает к фильму «Мужчина, который зашел на обед» (The Man Who Came to Dinner; 1942) американского режиссера Уильяма Кейли (William Keighley). По сюжету известный радиоведущий приезжает из Нью-Йорка в Огайо, чтобы в рамках пиар-кампании пообедать с уважаемой местной семьей. Сломав ногу на пороге их дома, он остается у них до выздоровления и постепенно начинает вмешиваться в их жизнь и навязывать свои правила.


[Закрыть].

Я знал, насколько деструктивным может быть ее влияние. А тут она становится собутыльницей Бренды. Бо`льшую часть своей жизни мать не пила, но в последние годы – а ей уже стукнуло семьдесят восемь – стала не прочь пригубить глоток-другой. Это помогало ей заглушить боль. И вот теперь она стала наливать им обеим, щедро подпитывая паранойю несчастной Бренды и все глубже загоняя ее в этот замкнутый круг: алкоголь-кокаин-валиум-алкоголь.

С кокаином Бренда соблюдала конспирацию, каждый раз уединяясь в ванной. Но я уверен, что Мэри знала, чем она там занимается, даже если не хотела себе в этом признаться. Мэри была из тех женщин, которые могли в упор не замечать того, что не хотели видеть. Она отравляла бедную Бренду своей ядовитой ненавистью: «Он тебя не любит. Он никчемный тип. Что ты вообще в нем нашла? Если ты решишься его бросить, переедешь ко мне, я тебе помогу». В своем тогдашнем состоянии против этой разъедающей злобы Бренда была беззащитна.

Она все больше деградировала. К 1975 году она сидела целыми днями дома и пила вино «Матеус розе». Она сама заказывала доставку по телефону из винного магазина на нашей улице (или просила позвонить Келли), выпивая по шесть-семь бутылок зараз. Когда ей удавалось заснуть (а она ужасно боялась умереть во сне), она укладывалась на диване, а утром, едва проснувшись, ползла на кухню, чтобы сделать глоток. Ей трудно было ходить, все тело у нее тряслось. Она едва весила сорок килограммов.

Я принимал кокаин спорадически, но если уж начинал, то накрывало меня надолго. Бывали и у меня периоды относительного просветления, и тогда я понимал, какой бардак творится в нашей семье.

Бренда неумолимо приближалась к точке невозврата. Однажды вечером, это было в августе 1975 года, мы поссорились, она взяла мой маленький белый «БМВ 3.0» и вместе с моей матерью покатила вниз, в гостиницу «Санта Инез». Они выпили в баре и засобирались обратно. Последнее, что Бренда помнила, – как она ждет машину у главного входа. Потом провал.

Следующая картинка: она сидит в моей машине, забурившейся задом в вестибюль гостиницы «Санта Инез». Пожарные уже тут. Машина – в хлам. Мать отвозят домой. Бренду арестовывает полиция Санта-Моники.

Я отправился за ней, и мне удалось ее забрать. «Все, с меня хватит, – объявил я. – Я больше не хочу, чтобы Келли это видела». Тогда я еще не знал про всякие «оттолкнуться от дна» и прочие установки «Анонимных алкоголиков». «Хорошо, – ответила она. – Тогда помоги мне». Наконец было сказано главное: ей нужна моя помощь. Почему я не понимал этого раньше?

Я нанял адвоката. Бренду задержали за вождение в нетрезвом виде, и уже не в первый раз. Ей грозил реальный срок в женской тюрьме «Сибил Брэнд», настоящей гребаной тюрьме в округе Лос-Анджелес, у которой была жуткая репутация. Шериф округа Лос-Анджелес Питер Питчесс, эта пародия на нациста, собирался сделать все, чтобы миссис Карлин таки села. Нужно было действовать, чтобы уберечь ее от тюрьмы и на этот раз.

Я попросил друга из «Атлантик рекордз» найти адвоката. Он предложил кое-что получше. Я хотел уничтожить все следы Бренды. Хотел, чтобы все протоколы и записи об аресте просто исчезли из судебной системы. Чтобы никто не смог возбудить против нее дело и вынести приговор, по причине отсутствия самого дела. За это я и заплатил. Поверьте, это лучший способ избежать тюрьмы.

Она обратилась в только что открывшийся наркологический центр в больнице Святого Иоанна в Санта-Монике. Там она познакомилась с его главным инициатором – Тристрамом Колкетом III, нейрохирургом из Филадельфии, который однажды сел за руль вдрызг пьяный и попал в страшную аварию, искалечив себе жизнь. Он посвятил себя тому, чтобы помогать людям оставаться трезвыми, а заодно и самому удерживаться от соблазнов. Это лучший способ не сорваться. Помогая другим, вы помогаете и себе.

Отправляясь в больницу, она упаковала все пилюли, которые у нее были. В ее чемодане лежало тридцать два пузырька с лекарствами и ночная рубашка. Отделения детоксикации в 1975 году у них еще не было. На следующий день ее разбудили в шесть утра, заставили застелить постель, одеться и идти на занятия. Она не понимала, где находится. Она не могла ходить. Ее поддерживали два человека, и непонятно было, сможет ли она хоть куда-то дойти. Ей давали противосудорожные препараты. У нее обнаружили анемию и хроническое недоедание. В последние месяцы она только пила. Работа почти всех органов была нарушена. Ей диагностировали хронический активный гепатит. И давали два года жизни.

Но когда она начала приходить в норму, то первым делом сказала мне: «Пусть твоя мать уедет». Видимо, я тогда пребывал в одном из периодов просветления, потому что тут же отправился домой, собрал вещи Мэри и посадил ее на самолет обратно в Нью-Йорк. Потом я читал запись в ее дневнике за этот день – характерная фраза для вечно жалеющей себя Мэри: «Сегодня Джордж меня выставил. Он отвез меня в аэропорт».

В первый год Бренде предстояло посещать по три собрания «Анонимных алкоголиков» в день. Выписавшись из больницы, она начала жить по двенадцатишаговой схеме: каждый день отправлялась в трущобы, чтобы помогать людям и улучшать условия их жизни. Она следовала правилам «Анонимных алкоголиков» довольно долго, пока не осознала, что все эти люди так и остаются в той или иной степени больными. Они просто живут со своей болезнью и никак не меняют свою жизнь.

А ей это удалось, и к прошлому она никогда больше не возвращалась. В наркологическом центре серьезно ошиблись, заявив, что «ей осталось жить всего два года».

Это случилось в августе 1975 года. Я был счастлив как никогда. Какое это невероятное облегчение – знать, что больше не придется лететь сломя голову и вырывать у нее ключи от машины или выносить ее на руках из самых неподходящих мест, что можно наконец забыть о том жутком напряжении, в котором я жил, пока она пила. По крайней мере, я надеялся, что все так и будет.

Мой кокаин, марихуана и ее алкоголизм были неразрывно связаны. Рассматривать их по отдельности значило делать вид, что двух других проблем не существует. Я не снимал с себя вину. Это был обоюдный танец смерти. Но больше всего на свете я был рад, что это закончилось.

Через несколько лет на базе гостиницы «Санта Инез» появится просветительский центр. Бренда всегда говорила, что, может быть, в этом есть и наша маленькая заслуга.

Через два месяца, в октябре 1975 года, я провел первый выпуск шоу «Субботним вечером в прямом эфире». Изначально планировалось, что будет несколько сменяющих друг друга ведущих – Ричи Праер, Лили Томлин и я. Но пока суд да дело, Лили и Ричи временно откололись и появились в эфире только в шестом или седьмом выпуске. Судя по всему, я все-таки где-то облажался – я тогда не слезал с кокаина. (Хотя таких, как я, там хватало.) Оправдывал я себя тем, что нахожусь далеко от дома. «Так почему бы не расслабиться?»

Боб Вудворд, автор книги «Ваерд»[195]195
  Полное название Wired: The Short Life and Fast Times of John Belushi (1984) – документальная книга об американском комике, актере и музыканте Джоне Белуши, одном из постоянных (и лучших) актеров шоу «Субботним вечером в прямом эфире» в 1975–1979 годы.


[Закрыть], уверял меня, что я тогда так накачался, что пришлось выламывать двери моего гостиничного номера. Я этого не помню, но похоже на правду. Возможно, я исчез за день до шоу или сразу после него – просто вырубился, потому что не спал целую неделю. Единственное, что я помню: я отказывался делать юмористические сценки. Я был очень неуверен в своих актерских способностях. «Я только все испорчу, – сказал я продюсеру Лорну Майклзу. – Вместо того чтобы маяться весь эфир с этими сценками, давайте я лучше прочитаю несколько монологов по две-три минуты». Лорн согласился. Думаю, никто из ведущих больше такого не делал. А еще на мне был костюм, о котором Боб Вудворд не все знал. Он утверждал, что костюм навязало мне начальство. Однако, скажу честно, я сам хотел облачиться в красивый костюм-тройку, но надеть под него грязную футболку с надписью «Уоллес Бири»[196]196
  Wallace Beery (англ.) – известный американский актер, чей пик популярности пришелся на 20—30-е годы. Снялся примерно в 250 фильмах.


[Закрыть]. Конечно, мне не позволили. Слишком вызывающе. Футболка должна быть чистой.

Никто не знал, что из этого выйдет. Напряжение висело в воздухе. Моя роль состояла в том, чтобы балансировать между молодыми актерами и сценаристами, весьма радикально настроенными, и старой гвардией – техперсоналом и рабочими сцены. Среди них было немало тех, с кем я вырос на одних нью-йоркских улицах и мог легко найти общий язык. Я перебрасывал мостик между двумя лагерями, общаясь и с теми и с другими. Как-то так, насколько я помню, прошла подготовительная неделя.

Несмотря на всю нервозность обстановки, мне разрешили прочитать монолог о Боге:

Может быть, Бог вовсе и не высшее существо? Все, созданное им, умирает… Мы ставим на приборную панель статуэтку Иисуса, надеясь, что он будет следить за дорогой, а вместо этого получаем свидетеля, который следит за нами! Смотри, Иисус, я делаю ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ! Неужели в нас столько ханжества, что даже за рулем мы позируем перед Иисусом?

Это был вполне миролюбивый текст, однако не успело шоу закончиться, как из офиса кардинала Кука на канал «Эн-би-си» поступил телефонный звонок с официальной жалобой. Это был мой второй инцидент с кардиналом.

Так вышло, что кокаин не помешал мне в первую же неделю познакомиться с женщиной-прокурором, помощницей окружного прокурора Нью-Йорка. Я уже не помню, подцепил я ее или у кого-то раздобыл номер телефона, но, когда съемки закончились, я пригласил ее на большую вечеринку для актеров. Помощница окружного прокурора! От этого снесло башку даже у бесстрашных леваков!

13
Скажите Джорджу Карлину до свидания

Когда Бренда вернулась после реабилитации, я тоже отчасти сумел взять себя в руки. Периоды просветления удлинились, да и хотелось мне все меньше. Накрывало меня реже, и такие периоды становились короче. Все как-то налаживалось. Тяга к наркотикам, по-моему, отступала. Во всяком случае, кокаина резко поубавилось. В марихуане я большой беды не видел. А пиво мне нужно было для работы – так я лучше соображал. Но улучшения даже по одному пункту из трех – уже неплохо.

Бренда не говорила мне: «Ты должен завязать с наркотиками». Об этом речь не шла. Она не пыталась меня исправлять. Но я понимал: если Бренда вернется к нормальной жизни, я не смогу являться домой под кайфом и вести себя как идиот. Ну и плюс, прекратив употреблять, она оставила меня без партнера, без друга по наркоиграм.

Правда, иногда, когда я уезжал на выходные и мне удавалось чем-то разжиться (так, по мелочи), я сам себе устраивал скромную вечеринку. Но домой возвращался, только уже придя в норму. Мне казалось, я контролирую ситуацию, и я надеялся, что дальше будет только лучше. А вот в моих записях того времени зияли огромные пробелы. Мистер Анал из своего долгого загула еще не вышел. На том этапе мне приходилось постоянно уговаривать себя, что наркотиков в моей жизни стало реально меньше. Но я сам не очень в это верил. Честно говоря, время было беспросветное.

Что я понимал четко: во второй половине 70-х у меня словно выбили почву из-под ног. Это было время экспериментов, попыток создать задел на будущее, как правило, с нулевым результатом. Запас прочности у меня еще имелся: мой пятый альбом «Толедский цветочный горшок»[197]197
  Toledo Window Box (англ.) – название сорта марихуаны, который, по словам Карлина, ему однажды предложили купить как альтернативу сортам «Золотой Акапулько» и «Колумбийский красный».


[Закрыть] вышел в 1974 году и тоже стал золотым, но для этого ему понадобилось гораздо больше времени, чем предыдущим трем пластинкам. Как нетрудно догадаться, главной темой снова стали наркотики (да и название отсылало к странному сорту травы, который мне как-то предложили).

Об отклонениях в поведении малыши – от нуля до пяти – впервые узнают из детских песенок. Я как-то задумался над этими невинными стишками – там же целое сборище наркоманов, и каждый на чем-то сидит. Озарило меня однажды ночью, когда в памяти всплыло слово «Белоснежка».

Белоснежка, подумал я. Белый снег, правильно? Интересно, что это – героин или кокаин? Хотя герыч вряд ли, слишком много у нее работы по дому, где толкутся семь этих мелких дьяволят. Скорее всего, что-то для тонуса, после чего тянет отдраить гараж.

Каждый из семи гномов совершал свой трип. Весельчак в основном сидел на траве, иногда немного гашиша – должен же и у него быть праздник. Соня предпочитал таблетки. Ворчун явно злоупотреблял «скоростью». У Чихуна крыша поехала от кокаина. Умник был поставщиком. Простак пробовал все. Ему подходило все, что можно сунуть в рот. Всегда с вытянутой рукой и приподнятой ножкой. Ну и тот, о котором мы всегда забываем, – Скромник. Скромник обходился без наркотиков, ему хватало и собственной паранойи.

 
Старый дедушка Коль
Был веселый король.
Громко крикнул он свите своей:
– Эй, налейте нам кубки,
Да набейте нам трубки…[198]198
  Old King Cole (англ.) – английская детская песенка неизвестного автора XVIII века. Перевод С. Маршака.


[Закрыть]
 

Ну кто не знает про старого дедушку Коля!

Гензель и Гретель увидели в лесу пряничный домик минут через сорок пять после того, как нашли грибы: «Да… Я ТОЖЕ ЕГО ВИЖУ…»

 
Джеки-дружок
Сел в уголок,
Сунул в пирог свой пальчик.
Изюминку съел
 

И громко пропел:

 
«Какой я хороший мальчик!»[199]199
  Little Jack Horner (англ.) – английская детская песенка из серии куплетов про Джека Хорнера, известная с XVIII века. Перевод Г. Кружкова.


[Закрыть]
У Мэри был гашишик… ой, нет, у Мэри был барашек,
Он снега был белей,
куда бы Мэри ни пошла —
Гашишик был при ней… нет, барашек шел за ней.[200]200
  Mary Had a Little Lamb (англ.) – американская народная детская песенка XIX века. Перевод Г. Муравьевой.


[Закрыть]
 

Моим менеджером стал Монте Кей, который работал в «Литтл Дэвид рекордз» и продюсировал все мои золотые альбомы. Предлагая ему пойти ко мне менеджером, а заодно и режиссером звукозаписи, я спросил, нет ли тут конфликта интересов. С минуту он смотрел мне прямо в глаза и ответил: «Нет». На том и порешили.

Монте отдавал себе отчет, что этот «вау-новенький-с-классными-альбомами» свой пик уже прошел. Нужно было что-то искать, пробовать что-то новое. Чем-то новым оказалось «Вечернее шоу», в которое я вернулся в 1975 году. Понимаю, звучит странно, учитывая мое недавнее прошлое. Но других перспектив я не видел и вернулся к Джонни Карсону. Пришлось. Да еще и в шелковой рубашке с длинными широкими рукавами, как модно было в 70-е. Я тогда подумал: «Надо одеться поприличнее». Шутка удалась. Выглядел я ужасно. (Я плохо разбираюсь в одежде.) Для завершения обновленного имиджа я постригся.

У Карсона я стал появляться довольно часто, гораздо чаще, чем в 1960-е. Вскоре мне предложили провести шоу. (Они называли это «приглашенный ведущий», термин, которого я никогда не понимал. Каким хреном можно быть и приглашенным участником, и ведущим?)

Вел я программу часто, потом очень часто. В одном из циклов, состоявших из двенадцати шоу, восемь программ я провел сам, а в четырех снимался как гость. Для сравнения, если подсчитать все мои появления в «Вечернем шоу» в 60-е, то едва наберется двузначное число. А позднее, в 80-е, я участвовал в шоу гораздо реже, хоть и регулярно. Именно на описываемый период пришлась львиная доля тех 130 эфиров «Вечернего шоу», которые отмечены моим присутствием. Я воспринимал их как спасательный круг, как замену альбомам, когда я перестану их выпускать.

В 1975 году «Литтл Дэвид рекордз» выпустили мой пятый диск. Оглядываясь назад, понимаю, что с названием «FM & AM» все было предельно ясно, эффектно звучал «Классный шут», равно как и «Профессия – фигляр». Туманный «Толедский цветочный горшок» все-таки привлекал внимание, отсылая к контркультуре. И вот появился он – «Вечер с Уолли Лондо при участии Билла Сласцо».

Никакой внятной идеи. Плюс я вынес в название имена еще двух людей. Соотношение наших сил два к одному! Зато ни на одной обложке моя голова еще не занимала столько места. Когда альбом вышел, я ужаснулся: были видны даже самые мелкие забитые поры – из тех, с которыми бесполезно бороться. Неопределенный, ускользающий альбом. А с Уолли и Биллом о золоте можно было забыть.

А еще я вскоре вернулся в Вегас – вынужденное финансовое решение, казавшееся на тот момент разумным. Продиктованное покупкой нового дома в Брентвуде, оно вело меня по хорошо знакомому пути – по пути наименьшего сопротивления, когда ты отдаешься потоку, который поддерживается денежной машиной.

Моими финансами теперь занималась, по предложению Монте, солидная управляющая компания под названием «Браун энд Крафт», которая также вела дела моих знаменитых коллег Марлона Брандо и Мэри Тайлер Мур. Решаясь на этот шаг, я даже не подозревал, сколько мучительных минут ждет меня впереди. И не потому, что «Браун энд Крафт» делали что-то незаконное, а потому, что, хотя их целью было избавить меня от финансовых забот, я испытывал иррациональный страх перед ежемесячными отчетами бухгалтеров. Мне хотелось поскорее отделаться от них. Я их даже открывать боялся, просто бросал к остальным письмам.

В 1976 году меня снова занесло на Гавайи, где я снялся для… «Гавайских каникул Перри Комо». Которые продюсировал… Боб Баннер. Я точно не помню, но, по-моему, я даже не обратил внимания на это дежавю, потому что тогда еще не слезал с кокаина. Зато отлично помню, как Монте держал все под контролем, поэтому до конца съемочного дня на дозу от него я и не надеялся. А снимали мы такие новаторские сюжеты, как гребля на каноэ втроем с Перри и

Петулой Кларк[201]201
  Petula Clark (англ.) – британская певица, актриса и композитор; ее пик популярности пришелся на 60-е.


[Закрыть] с одновременным исполнением One Paddle, Two Paddle[202]202
  Популярная в 60-е годы песня американского композитора и дирижера Рэя Конниффа (Ray Conniff) с альбома Ray Conniff’s Hawaiian Album (1967).


[Закрыть]. Или репортаж о капитане Куке – на Гавайях капитан Кук тоже высаживался – в костюмах, с потрясающей точностью воспроизводивших капитанскую экипировку. Капитана Кука, увы, играл не я – мне дали роль первого помощника капитана. Да, сержант-индеец снова напомнил о себе. Верный признак того, что я, мать вашу, перестал понимать, кто я. Я даже не знал, какой год на дворе, конец 70-х или конец 60-х?

К лету следующего года я уже стал завсегдатаем на шоу «Тони Орландо и рассвет»[203]203
  Tony Orlando and Dawn (англ.) – американское поп-трио, популярное в 70-е годы. В 1974–1976 годах выходило одноименное развлекательное телешоу с участниками трио в главных ролях.


[Закрыть]. Неудивительно, что мой шестой альбом «В пути», выпущенный «Литтл Дэвид рекордз», получился довольно сумбурным, без четкой структуры. Он включал затянутый скетч «Смерть и умирание», самый длинный номер, который я когда-либо делал. (На альбоме он занимает всего тринадцать минут, а на сцене шел двадцать семь.) Вообще, разговор о смерти в течение двадцати семи минут – для опытного комика повод задуматься, но эта старая как мир метафора неудачи никогда не приходила мне в голову.

Еще один тревожный звоночек я пропустил в 1978 году, когда у меня случился небольшой сердечный приступ. Подвела межжелудочковая ветвь артерии. Однажды утром, когда я вез Келли в школу, у меня свело челюсть. Я знал, что спазм или боль в челюсти – один из симптомов сердечного приступа, хотя грудь может болеть и сама по себе. (При стенокардии боль иногда отдает в левую руку, верх спины и челюсть.) Разумеется, у разных людей стенокардия проявляется по-разному. Мне пришлось провести в больнице два дня, пока в крови не обнаружили особый фермент – маркер инфаркта миокарда. Когда мышечная ткань отмирает, уровень этого фермента резко возрастает. Если его обнаружили, значит, у вас инфаркт. Не обнаружили – значит, просто болевой спазм в груди. У меня его нашли – я перенес инфаркт миокарда. Но я не придал этому никакого значения, и мне даже в голову не пришло что-то менять или пересматривать. Разве что одно время ел маргарин вместо масла.

Тогда же произошло еще одно событие, которое вскоре станет главным источником позитива в моей жизни, хотя в тот момент я этого не осознавал. Начала вещание сеть «Эйч-би-оу»[204]204
  HBO (англ. Home Box Office) – американская кабельная и спутниковая телесеть, вещает с ноября 1972 года.


[Закрыть]. Я сделал для них два специальных шоу в 1977 и 1978 годах, по часу каждое. Эти регулярные спецвыпуски в скором времени станут альтернативой записи альбомов, для меня это, по сути, будет одно и то же. Тогда они еще не могли похвастаться тем количеством подписчиков, которое наберут на пике популярности в 80-е, но все равно это позволило мне выйти на массовую аудиторию. В то время я воспринимал «Эйч-би-оу» как обычный телеканал и не видел большой разницы между ним и «Перри Комо» вместе с «Тони Орландо». Разве что мне не запрещали говорить «твою мать».

Все мои рассказы были основаны на реальных событиях. Целиком отдавшись самокопанию и саморазоблачению, пустив чужих людей в свою жизнь и свое прошлое, делясь направо и налево своим мнением о происходящем вокруг, я буквально зациклился на собственной персоне. «Вы только посмотрите на эту волосинку! А у тебя есть такая? А вот у него есть! И у нее есть! У всех есть!» Я искал вдохновение в своих физиологических отправлениях и разных частях тела, даже там находя какие-то крохи для самоанализа. Началось это с «Толедского цветочного горшка».

Сопли – вещь универсальная. Конечно, есть и другие универсальные вещи, работающие на комический эффект, но мы сейчас не о них. Прежде всего, сопли – это естественный резиновый клей. Большой и указательный палец, да?.. Вы когда-нибудь пробовали оторвать один от другого? Не выйдет! А не было такого, что вы ковыряете в носу, а из-за угла выходит знакомый: «О, привет, Билл! Как ты?» – и протягивает руку? «Извини, у меня правая рука парализована». «А-а-а, ну ладно. Может, засунешь все это обратно в нос, и зайдем ко мне в офис?»

А ведь сопли МОЖНО засунуть обратно в нос. Сколько людей ищут, куда их деть, и забывают про нос. МОЖЕТЕ ЗАСУНУТЬ ИХ ОБРАТНО! Они еще четыре часа сохраняют жизнеспособность. Суньте обратно, но не трясите головой, чтобы не выпали. Лучше хотя бы час посидеть…

А представьте, если бы сопли были ФЛУОРЕСЦЕНТНЫМИ! Такая светящаяся слизь, которую не так-то просто спрятать. Куда ты собираешься деть свои флуоресцентные сопли? Надо зайти в растаманский магазин и вытереть пальцы о плакат.

«Толедский цветочный горшок» включал пару моих мыслей о туалетах, газо– и мочеиспускании. На альбоме «Уолли Лондо» я разошелся уже не на шутку. Во-первых, снова взялся за сопли:

А не было у вас секса с партнером, когда у него насморк и нос все время посвистывает? Ии Ии Ии Ии Ии Ии Ии!!! «Солнышко, по-моему, мы сбились с ритма на самом интересном месте!»

Обратился я и к проблеме непроизвольного вздрагивания, когда начинаешь отливать. Я назвал это мочедрожанием, перекинув мостик к другому важному вопросу:

Вас никогда не удивляло, что мы говорим «ходить по-большому» и «ходить по-маленькому»? И куда это мы по ним ходим, если на самом деле совсем не ходим, а сидим или стоим? «Билл, и это у тебя называется сходить по-маленькому? Да тут лужа – за час не обойдешь! Зато так не терпелось по-большому, а выдавил из себя две горошины, тоже мне!»

Не обошел я и желудочные звуки, а их немало. Потом стал выяснять:

А не случалось вам отрыгнуть и ощутить во рту вкус хот-дога, который вы съели два дня назад? «О, это уже почти блевотина. Конфликт интересов между позавчерашним хот-догом и рвотными массами!»

А отсюда рукой подать до большого финала – приступа рвоты в нью-йоркском метро:

Вы не обращали внимания, что, когда подкатывает рвота, у вас совершенно меняется система ценностей? «Да и хрен с ними, с туфлями! БУУУЭЭЭЭЭ!!!»

Разобравшись затем со своими руками-ногами, я перешел к домашним животным – они ближе всего к рукам и ногам. Позвольте рассказать вам об этом маленьком продолжении меня – о моей собаке…

Ну вот, например, по телевизору показывают собаку, и вы пытаетесь заставить своего пса посмотреть на нее. Ага, разбежался! Он вообще не соображает, что там на экране. Он реагирует на ваш голос, когда вы орете на него, и на вашу руку, которая хватает его за голову. Бедный пес думает, что вы злитесь на него, и мучается чувством вины.

Покончив с этим, я обратил внимание на разные собачьи органы…

Такой пример: соседи заглянули на кофе, вы болтаете о том о сем, а на полу лежит Типпи, скрутившись, как шерстяной пончик, и вылизывает себе яйца! Феноменально! Если бы люди тоже так умели, они вообще бы из дому не выходили! А гости сидят и молча смотрят…

В связи с этим возник термин «юмор наблюдения». Кажется, мне даже приписывали авторство. Позже я снова вернусь к нему в формате, который я называю «мой микромир», но к тому времени он будет уже уравновешен материалами о «макромире». А в 70-е годы эта тема казалась мне золотой жилой, которая исчерпает себя еще не скоро.

Уже сам факт, что я не осознавал, что происходит (а я никогда не мог докопаться, почему именно так себя вел), говорил о большой внутренней растерянности. И все-таки мне трудно поверить, что это происходило помимо моей воли, что я покорно плыл по течению, подчинившись обстоятельствам. Видимо, я уговаривал себя: «Хорошо, я доказал всем, что могу добиться успеха на своих условиях. А теперь посмотрим, что можно сделать в том положении, в котором я оказался».

Иначе говоря, получив шанс прогнуться обратно и занять теплое местечко поближе к золотой середине, я воспользовался им. И попал в ловушку. Вместо того чтобы совершить еще один прыжок в неизвестность – «Мне есть куда идти, у меня есть идеи, которыми я могу поделиться!» – я сказал себе: «Нет, и так хорошо. Целее буду».

Позднее я окрестил эти годы «Второе испытание ширпотребом».

Был у меня еще один вариант, хотя в конечном итоге он тоже ни к чему не привел. «Толедский цветочный горшок» включал скетч под названием «О чем говорит вода». Такой поток сознания от лица воды:

Надо бы воды принести. Держи, дружок, свою Н₂О. Хочу кое-что тебе сказать – от научного сообщества… Видишь, да? Это всего лишь капли. Вода говорит: «Мне все пофиг». Вода говорит: «Пей, если хочешь, мне начхать». Вода говорит: «Вылей меня себе на задницу, мне по барабану».

Вода говорит: «Отстань от меня, а? Это мое озеро, моя территория. Вали давай отсюда!» Лед – это вода, а иногда вода – это лед. Бывает так, что вода надолго перестает быть водой. Она ЛЕД! Как на Северном полюсе. Там уже давно никакой воды. «Лед. Кто ты? Я лед. Когда-то я БЫЛ водой. И надеюсь, когда-нибудь снова стану – когда закончится ледниковый период, ха-ха-ха-ха-ха-ха!»

Хотите стать льдом? Есть два варианта. Первый – лед, изготовленный машиной в отеле «Холидэй инн». Овва! Или кусок льда, который намерзает 21 января на почтовых мешках в Миннесоте…

Иногда, братцы, я несу полную ахинею.

Было еще несколько таких мелких выплесков, концептуальных словесных пузырей, которые не попали на альбом. Не будь я до мозга костей продуктом среднего класса, будь я свободен от семьи, дома, обязательств и долгов, на этом этапе я мог бы обратиться к концептуальному искусству. Когда, едва обретя форму, поток сознания вырывается на волю, а потом снова обуздывается, чтобы оформиться в нечто структурированное, обязанное своим появлением исключительно таланту импровизации.

Мои фантазии. Мое «а что, если». Путь, который я не выбрал.

Единственное, в чем я был тогда уверен: моя детская мечта про кино никуда не делась. Ее просто пришлось отложить. Вкусив первый успех как комик, я понял, что, забыв на время про кино, смогу сосредоточиться на сценической карьере, в которой и преуспел. Но мысли о киноэкране меня не покидали. В актерском искусстве есть свои бонусы. Когда отщепенец типа меня мечтает окунуться в киношную кухню, это сродни тому, как сольный музыкант мечтает поработать с оркестром. Для меня это вещи одного порядка. Подходящая (в моем понимании) компания – это настоящее удовольствие. Как правило, в любых группах и объединениях людей мне не по себе. Но если в хорошем коллективе я занимаюсь хорошим делом, мне это приносит не меньшее удовлетворение, чем любому, кто к этому привык. А может, и большее.

Конечно, опасения были. Трудно было представить, что вчерашний хиппи, бородач с длинными волосами, внезапно сыграет торгового агента или конторского служащего, тем более главную роль. Мой типаж вычислили бы сразу – по сути, так и произошло. И предложения поступали соответствующие.