Текст книги "Это идиотское занятие – думать"

Шоу 1986 года «Как вам морочат голову» на канале «Эйч-би-оу» включало номер под названием «Привет-прощай» – о том, как мы здороваемся и прощаемся друг с другом. Это еще не зрелое мастерство, но темп, напор, словесный фейерверк уже налицо.

Заканчивалось шоу репризой «Искренне ваш», которая, можно сказать, выросла из «Барахла». Вцепившись в слово или фразу, я точно так же обсасываю разную мелочь, как будто это вопрос первостепенной важности. Я рассуждаю о том, какой смысл мы вкладываем в банальные фразы вроде: «Передавай сердечный привет такому-то», и делаю это в форме судебного допроса.

Вы понимаете, какую огромную ответственность берете на себя, обещая человеку передать сердечный привет другому лицу? Если вы не встретите указанное лицо, сбросите ли вы с себя бремя сердечного привета, передав его третьему лицу? Даже если оно не знакомо с первым человеком? Разрешает ли закон ему принять этот привет? Разрешает ли закон передавать привет дальше? Например, за границу? В какую форму следует облечь сердечный привет при передаче, когда его получает указанный адресат или некто третий? Можно обнять или, допустим, поцеловать его при этом? А что, если он гей?

Тут я не столько раскрывал конкретную тему, сколько играл с формой, но голова у меня уже работала иначе. После своей первой метаморфозы я открыл чудесную возможность обращаться к зрителям напрямую, не прячась за придуманным образом, довериться им, показать, какой я на самом деле, делиться своими соображениями, стать их другом.

Изменилась и моя мотивация. Я хотел рассказывать людям о мире, в котором мы живем, точнее о том, каким я его вижу. Логически – или вроде бы логически – убедить их, что моя картина мира верна. Шаг за шагом вести их туда, куда я считал нужным.

Был у меня длинный монолог «Спорт». Он тоже не преследовал никаких социальных или политических целей (всему свое время), но его отличала новая интонация, новая манера – решительная и убедительная. Он касался близкой мне темы, все чаще мелькавшей в моих записях: темы насилия.

А начиналось все с предложения, как поднять на новый уровень основные виды спорта, гарантировав спортсменам серьезные травмы: в футболе на поле должна выходить команда из сорока пяти человек в полном составе и играть так до конца, а травмированных следовало бросать там же, на поле. В бейсболе, если питчер попадает мячом в баттера и его удаляют из игры, пусть отправляется на внешнее поле, хаотично усеянное минами. В баскетболе время для броска нужно сократить до двух секунд, а за каждый мяч, попавший в корзину рикошетом от головы другого игрока, давать по двадцать пять очков.

Я доказывал, что большинство видов спорта – это и не спорт вовсе. Брал некое общепринятое мнение, выворачивал его наизнанку и логически обосновывал свой тезис.

Возьмем плавание – это просто способ не утонуть, какой же это спорт? Если бы не обувь напрокат, спортом можно было бы считать боулинг, но увы. Что касается тенниса, то это всего лишь пинг-понг, только игроки стоят на столе. Есть еще гольф. И дело не в том, что гольф трудно назвать спортом, а в бессмысленности самого процесса: бьешь по мячу клюшкой, потом топаешь за ним, потом снова бьешь. Смотреть, как трахаются мухи, и то интереснее.

Чем голосистее культура, тем громче приходится заявлять о себе, чтобы вас услышали в этом шуме. Я осознал, что нужно усилить свое присутствие, а значит, доводить до блеска метафоры, образы, фразы и темы, чтобы привлекать и удерживать внимание людей.

Была еще одна причина поднажать. В 80-е начался настоящий комедийный бум. То и дело приходилось слышать, что появился новый классный парень или девушка. Случалось, я внутренне напрягался, тут ведь никогда не угадаешь. Это как с перестрелками на Диком Западе. Кто этот новенький? А что, если он шустрее меня? У нас на районе я большая шишка, по крайней мере одна из них. Так что они все дышат мне в спину. Но конкуренции я никогда не боялся. Они постоянно приходят и уходят, поэтому обычно я не спешил бежать и разнюхивать. В отличие от некоторых, я не зацикливался на выяснении, кто лучше. Однако, если кто-то начинает выбиваться из стаи стендаперов, не мешает к нему присмотреться.

Далее возможны три варианта. Первый: мне это НИЧЕМ НЕ УГРОЖАЕТ! Он мне не конкурент. Второй: очень хороший парень. Но играет не на моем поле. Поэтому он тоже мне НИЧЕМ НЕ УГРОЖАЕТ!

Или третий: ОГО!

Сэм Кинисон[244]244
  Sam Kinison (англ.) – американский стендап-комик, бывший проповедник пятидесятников, которого отличала очень экспрессивная сценическая манера, копирующая манеру модных проповедников.


[Закрыть] был таким «ОГО!».

Когда во второй половине 80-х он начал набирать популярность, помню, я сказал себе: надо активизироваться. Этот ублюдок дает жару! У него полно идей. Полно энергии. И он работает на моем поле. На моем, без вариантов.

Мне нравилось, как Сэм мыслил, как охотился за идеями и людьми. Увидев его номер о глобальном голоде и эфиопах – «ПЕРЕСЕЛЯЙТЕСЬ ТУДА, ГДЕ ЕСТЬ ЕДА!» – я даже пожалел, что сам это не написал. Если я не собирался его убить, то надо было подтягиваться самому, чтобы он меня не обскакал.

Быть остроумнее. Энергичнее. Держать ухо востро. Стремительное расширение популяции комиков особой угрозы не представляло, даже наоборот, рост их количества и сам факт комедийного бума отлично стимулировали. Значит, нужно двигаться чуть шустрее, пусть видят, что ты все равно круче. Это тебе не накопленные кредиты, Джордж, не потраченные годы. Тут важно, чем ты отличился на прошлой неделе.

В годы правления Рейгана я в основном занимался тем, что накапливал, так сказать, боеприпасы. Вооружался и пополнял свой арсенал на будущее. Наблюдая, как записи, разбросанные по папкам, обретают форму и структуру, направление и общую цель, я понимал: процесс идет. Папки утолщались, а я уже предвкушал, как смогу во всеоружии отстаивать свое мнение, свою выстраданную позицию. Я понимал, за что и против чего выступаю, и мог объяснить – почему.

В шоу «Чем я занимаюсь в Нью-Джерси?», вышедшее на «Эйч-би-оу» в 1988 году, я впервые использовал свои боеприпасы. В первый раз применил новый формат к скандальной политической теме.

В последний раз столько людей в одном месте я видел на групповом фото всех преступников и нарушителей закона из администрации Рейгана. Их насчитывалось 225. В администрации Рональда Рейгана работало 225 человек, которые были уволены, арестованы, отданы под суд или осуждены – за нарушение закона или этического кодекса. Одним только делом Эдвина Миза[245]245
  Edwin Meese (англ.) – американский политик, юрист; в администрации Рейгана входил в Совет национальной безопасности, занимал пост генерального прокурора (министра юстиции) США.


[Закрыть] занимались три прокурора по особо важным делам, и прямо сейчас в Вашингтоне его ожидает четвертый. Три разных прокурора по особо важным делам должны были расследовать деятельность генерального прокурора! А генеральный прокурор – это главный блюститель порядка в стране! Не будем забывать об этом. Вот она, администрация Рональда Рейгана – люди ЗАКОНА И ПОРЯДКА. Люди, которые борются с уличной преступностью. Бросают уличных преступников в тюрьмы, чтобы обезопасить жизнь преступников-бизнесменов. Они против уличной преступности, пока это не касается Уолл-стрит.

Около года назад Верховный суд разрешил сажать в тюрьму всех, о ком мы просто ПОДУМАЛИ, что они планируют преступление. Это называется превентивный арест. Все, что нужно, – просто ПОДУМАТЬ, что кто-то собирается совершить преступление. То есть, если бы мы знали об этом лет семь-восемь назад, мы упрятали бы в ТЮРЬМУ целую ораву этих республиканских ублюдков! Все равно им там и место, а мы бы сэкономили на судебных расходах: посадить этих тупоголовых засранцев из элитных клубов – удовольствие не из дешевых. Нельзя забывать и о том, что эти люди были избраны при поддержке «Морального большинства»[246]246
  Moral Majority (англ.) – религиозно-политическая организация, действовавшая в 1979–1989 годы; отстаивала патриархальные консервативные взгляды, активно поддерживала республиканцев.


[Закрыть]. И профсоюза водителей грузовиков. Отличный тандем: организованная религия и организованная преступность общими усилиями делают Америку лучше!

…Я первый, кто не боится сказать: это великая страна, но со СТРАННОЙ КУЛЬТУРОЙ. Не удивлюсь, если это единственная страна в мире, где возможно такое заболевание, как БУЛИМИЯ. Где пока одни недоедают, другие набивают животы, чтобы потом намеренно ВЫЗВАТЬ РВОТУ! Где табак убивает 400 000 человек в год, но запрещают искусственные подсластители, потому что от них УМЕРЛА КРЫСА! А теперь на очереди запрет на игрушечные пистолеты – и это при свободном хождении НАСТОЯЩИХ, мать вашу!

Американские двойные стандарты, старо как мир. У нас все основано на двойных стандартах. Это наша история. Эту страну основали рабовладельцы, которые ХОТЕЛИ БЫТЬ СВОБОДНЫМИ! Вот логика: они убили массу белых англичан, отстаивая право собственности на черных африканцев, чтобы потом убивать красных индейцев и продвигаться на запад, чтобы отнять оставшиеся земли у коричневых мексиканцев, чтобы выкроить там место для своих самолетов, чтобы отправить их сбрасывать ядерные бомбы на желтых японцев. Знаете, каким должен быть девиз у этой страны? Дайте нам цвет – МЫ ЕГО СОТРЕМ!

Однако не будем терять холодный рассудок. Тут уже вот на дорогах кипит своя классовая борьба – спасибо популистам.

…Ну и, конечно, не забыть три самых тошнотных слова, которые только могли прийти в голову мужчине: РЕБЕНОК В МАШИНЕ! Не знаю, чем они думали, эти яппи хреновы! РЕБЕНОК В МАШИНЕ – кого это ебет? Меня лично – нет. Вы же понимаете, что они хотят этим сказать? Мы знаем, что ты хреновый водитель, но тут сидит наш ребенок, и мы надеемся, что ты будешь вести себя за рулем хоть чуть-чуть аккуратнее! А знаете, что я делаю? Устраиваю так, чтобы они въехали в гребаный электрический столб или врезались в сраное дерево! Чтобы их дитятко слегка встряхнулось. Пусть не отрывается от реальности, ради всего святого!

Они думают, что я поменяю манеру вождения только потому, что какая-то тетка забыла вставить противозачаточную диафрагму? Да неужели? У них в машине ребенок!..

Ребенок в машине! Мадам, меня совершенно не интересуют ваши проблемы! Почему бы честно не прицепить наклейку: «ИДИОТКА ЗА РУЛЕМ»? Уверен, что за ними очередь не стоит. Еще бы, их раздают бесплатно в пакете с «вольво» и «ауди»! И с «саабами»! Есть сорт мудаков, которые предпочитают «САААААААБЫ»! Мы купили «САААААААБ»! Ну и зачем вы купили это шведское дерьмо? «Это безопасная машина». Почему-то некоторые думают, что если они купили безопасную машину, то на правила дорожного движения можно забить. А ты сначала ВОДИТЬ научись, а потом уже покупай безопасную машину!

Я В БЕШЕНСТВЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!!!

16
Рабочие будни гневоголика

Почему я предпочитаю кувалду рапире? Почему считаю, что лучше выражать свои идеи в грубой, агрессивной, вызывающей форме? Да потому, что вижу: когда жизнь берет нас в оборот, это уже не уколы рапиры, не нежные, ласковые прикосновения. Это откровенное безжалостное насилие. Растянутое во времени насилие нищеты, насилие неизлечимой болезни. Безработицы, голода, дискриминации. Это не выплеск агрессии какого-нибудь идиота, который в «Макдоналдсе» открывает огонь из «узи», лишая жизни сорок человек. Это реальное насилие, которое происходит изо дня в день, снова и снова, неслышное, безмолвное, усиленное тысячекратно.

И одного острого словца тут уже недостаточно. Меня лично мало утешает остроумие «Ступенек Капитолия»[247]247
  Capitol Steps (англ.) – американский комедийный коллектив, работающий в жанре политической сатиры, преимущественно в форме пародий на известные хиты.


[Закрыть], когда они распевают: «Ой, дили-дили, там кого-то убили!»

«Пошли вы на хуй, долбоебы!» – вот моя позиция. Идет ли речь о мире или о властях. Когда уже у нас в стране начнут убивать тех, кто говорит правду? (Кстати, почему все те правые, на которых покушались, выжили? Уоллес[248]248
  Джордж Уоллес-младший (англ. George Wallace, Jr.) – губернатор Алабамы, четырежды безуспешно баллотировавшийся от демократов на пост президента США. В результате покушения в 1972 году до конца жизни остался парализованным ниже пояса.


[Закрыть]? Рейган[249]249
  В результате покушения на жизнь Рональда Рейгана в марте 1981 года, через два месяца после его вступления в должность президента США, пуля застряла у него в легком и была успешно извлечена; двое полицейских и пресс-секретарь президента получили ранения, последний остался инвалидом.


[Закрыть]? Разве в нашем лагере нет снайперов?)

В моих шоу 1990 и 1992 годов для «Эйч-би-оу» царила гармония. В 1990-м впервые все так удачно сошлось: сильные стороны моей новой манеры письма стали еще очевиднее, а политическую реальность я оценивал не в пример трезвее. Это еще не «Как глушат культуру в Нью-Йорке»[250]250
  Jammin’ in New York (англ.; 1992) – 14-й альбом Карлина, обыгрывающий в названии (и в самом материале) понятие culture jamming – глушение культуры. Так называется тактика разнообразных антипотребительских движений, цель которых – подрыв основных принципов массовой культуры и влияние на сознание людей, побуждение их занимать более активную и осознанную социальную позицию.


[Закрыть], но уже заметный прогресс по сравнению с 1988 годом, который тоже был шагом вперед по сравнению с 1986-м.

Возможно, одна из причин – только не смейтесь – в том, что и в 1990, и в 1988-м я записывался в Нью-Джерси. Да, поцелуй-ее-там-где-пахнет Нью-Джерси[251]251
  Отсылка к шутке, популярной в Нью-Йорке в 80-е годы: целуются в машине парень с девушкой, страсти разгораются, и вдруг она говорит: «Поцелуй меня там, где плохо пахнет!» – «Окей», – отвечает он и отвозит ее в Нью-Джерси. В моде были футболки, обыгрывавшие эту шутку.


[Закрыть]. Мы все-таки пришли к выводу, что на Западном побережье шоу для «Эйч-би-оу» лучше не снимать. Публика в Калифорнии занята своими проблемами: пойти ли завтра на пляж или в парк аттракционов «Волшебная гора»? В Лос-Анджелесе не привыкли слушать артиста затаив дыхание.

Альбом 1988 года «Чем я занимаюсь в Нью-Джерси?» я записал в Парковом театре в Юнион-Сити, а «Опять за старое» 1990 года – в Государственном театре в Нью-Брансуике. Тут меня принимали с куда бо`льшим энтузиазмом, чем на Западном побережье. А несколько сильных, почти шокирующих номеров, созданных к 1990 году, работали на мое новое сценическое амплуа. В одном из них, «Об изнасиловании – с улыбкой», речь шла не столько об изнасиловании, сколько о том, что нам хотят указывать, о чем можно говорить, а о чем нет. В начале 90-х у всех на слуху была политика идентичности; возникали новые языковые коды (с эпицентрами в университетах), ширились запреты на оскорбительные высказывания. «Я уже не знаю, о чем можно говорить», – так я начинал свои концерты. Кому-кому, а комикам постоянно указывают, что есть запрещенные темы, над которыми нельзя смеяться. Я был с этим не согласен.

Возьмем изнасилование. Смешно ли это? А почему нет? Представьте, что Поросенок Порки[252]252
  Porky Pig (англ.) – один из главных персонажей мультипликационной серии «Безумные мелодии» (англ. Looney Tunes) студии «Уорнер брос.», очень популярный в 30—40-е годы.


[Закрыть] изнасиловал Элмера Фадда[253]253
  Элмер Дж. Фадд, он же Умник (англ. Elmer J. Fudd/Egghead), – один из ведущих персонажей мультипликационной серии «Безумные мелодии», который по сюжету постоянно охотится за кроликом Банни.


[Закрыть]. Потому что Элмер к нему клеился. И сам этого хотел.

Суть ведь в чем: мужчины оправдывают изнасилование тем, что раз женщина вызывающе оделась, значит, сама и спровоцировала. Сама этого хотела.

Помните в новостях: в дом вламывается грабитель и заодно насилует восьмидесятилетнюю бабульку! Зачем? А она была в облегающем халате. Она сама этого хотела!

Понимая, какими мудаками бывают мужчины, я придерживаюсь той мысли, что шутить можно обо всем, даже об изнасиловании. Приведу небольшой отрывок:

Стоило пошутить об изнасиловании, как на меня ополчились феминистки. Феминистки хотят установить контроль над языком. И не только они. У нас в стране желающих наберется большая компания. Я не придираюсь к феминисткам. Я вообще против них ничего не имею.

Я согласен с большей частью феминистских идей, о которых читал. Например, с тем, что мужчины в большинстве своем – тщеславные, невежественные, жадные, грубые животные, которые, того и гляди, угробят планету. Я согласен с теорией, что придуманные ими технологии вцепились в нашу планету мертвой хваткой.

Нашу Землю-матушку СНОВА ИЗНАСИЛОВАЛИ! Угадайте, кто?

«ЭЙ, ОНА САМА ЭТОГО ХОТЕЛА!»

Оглядываясь назад спустя годы, я понимаю, что идея альбома «Как глушат культуру в Нью-Йорке» зародилась уже в 1990-м И когда я представил одноименное шоу 25 апреля 1992 года на сцене театра «Фелт форум» (в «Мэдисон-сквер-гардене»), перед 6500 зрителями – результат превзошел все ожидания. Поезд прибыл к месту назначения.

Это мое любимое шоу на «Эйч-би-оу», но дело не только в любви. Это была новая вершина, совсем новый уровень. Мой личный рекорд, к которому я так долго шел, образец для будущих программ – с точки зрения профессионализма, артистизма и авантюризма.

Мы посвятили его Сэму Кинисону – он погиб за две недели до шоу в аварии, случившейся по вине пьяного водителя.

В апреле 1992 года патриотизм был еще на подъеме – война в Персидском заливе закончилась год с небольшим назад. Многие воспринимали эту войну позитивно и до сих пор так считают, хотя Пентагон продолжает скрывать, с чего все началось. Материалы о так называемых иракских зверствах в Кувейте были сфабрикованы родственницей королевской семьи Кувейта. Спутниковые снимки Министерства обороны США с «массовыми скоплениями у границы Саудовской Аравии» иракской армии на самом деле зафиксировали голую пустыню. Рискованно, конечно, было пускать по национальному телевидению «Ракеты и пенисы в Персидском заливе», но мы учли и этот риск.

Я решил брать быка за рога, пока публика мне активно симпатизировала. Да и номер был таким энергичным и заводным, что отмахнуться от такой идеи было невозможно. Звучала она не то чтобы непатриотично, а скорее – не в унисон со всеми.

Америка любит войну, говорил я. Так повелось, что каждые десять лет у нас новая война. Нас хлебом не корми, дай разбомбить на хрен какую-нибудь страну, где живут темнокожие. Только темнокожие. В последний раз мы бомбили белых, когда наказывали немцев. Они хотели властвовать над миром, а это наша забота!

Дальше я переходил к своей теории о том, что война – это вообще про мужчин, которые размахивают друг перед другом своими членами. Мы бомбим любого, у кого, как нам кажется, член больше. Именно поэтому ракеты, самолеты, снаряды и пули имеют форму члена. Америка испытывает непреодолимую потребность всадить свой национальный член как можно глубже в чужую страну…

Идеи я выхватывал отовсюду, нанизывая шутку за шуткой, мысль за мыслью; очередная идея только подтверждала предыдущую. Жизнь без устали подбрасывала новые зашквары. Наш язык выдает нас – знакомая история то и дело повторялась.

О войне мы говорим в терминах подросткового сексуального сленга, которым Америка привыкла описывать мужские проблемы. Во Вьетнаме мы не «кончили». Мы «прервали». Слабаки! Когда вы трахаете целые народы – включая женщин и детей, – вы

не должны останавливаться, пока никого не останется в живых.

Под конец каждую фразу встречали аплодисментами. Думаю, первое время многих удивляла манера исполнения – я такого еще никогда не делал. Удачное сочетание юмора, идей и образного языка смягчало даже ту неловкость, которая возникала, когда кто-то говорил: «Вы так не гоните, я видел, тут кто-то пришел с ребенком».

Я начал осознавать, что в моем распоряжении теперь есть новый мощный инструмент, хотя пользовался я им с тех пор нечасто. Я выходил на сцену не только чтобы рассмешить. Моя задача состояла в том, чтобы на полтора часа завладеть вниманием аудитории. Вызывая смех, конечно, а еще – блистая мастерством, подачей идей, словесной эквилибристикой, но самое главное – заставляя думать. Прекрасный пример – «С планетой все хорошо», которым заканчивался альбом «Как глушат культуру в Нью-Йорке». По сути, это эссе о том, насколько бессмысленным и ограниченным кажется мне весь экологизм, сводящийся к попыткам спасать исчезающие виды.

Никогда еще я не использовал такой глобальный подход. Люди привыкли видеть свою задачу максимум в спасении исчезающих видов или предотвращении глобального потепления. Я же докапывался до сути проблемы: наш вид слишком самонадеян.

Эта проблема возникла давным-давно, когда, уверенные в своем превосходстве над природой, мы стали самонадеянно пытаться ее контролировать. Так же самонадеянно думать, что мы должны ее спасать, в то время как мы не способны позаботиться даже друг о друге. Земле не нужно, чтобы мы ее спасали. Она существует четыре с половиной миллиарда лет, пережила гораздо более страшные бедствия, чем какой-то вид всего ста тысяч лет от роду, который начал серьезно гадить только в эпоху промышленной революции.

Мы вообразили себе, что несем угрозу этой невероятно мощной самокорректирующейся системе? Планета избавится от нас как от каких-нибудь крабов. Забудьте о спасении исчезающих видов – МЫ и есть исчезающий вид.

С планетой все хорошо. Это нам кранты. Это мы исчезнем. Оставим после себя кучу целлофановых пакетов, а потом, когда Земля переработает и их, от нас не останется и следа…

От исполнителя, который не застрахован от провала, такая серьезная вещь требовала гораздо больше смелости, чем «Ракеты и пенисы в Персидском заливе». Я включил ее в свою программу за несколько месяцев до шоу в «Мэдисон-сквер-гарден», и зал отвечал мне долгим ироничным молчанием. Но по реакции зрителей уже в конце я понимал, что им нравится. Случалось, минуты тянулись, а никто не смеялся, но я на это и не рассчитывал. (Молчали в тех местах, где не было шуток.) Тишина в зале не смущала ни меня, ни зрителей – все равно мне удавалось увлечь их, точнее – мы все были увлечены.

Успех «Планеты» окрылил меня, я понял, что на сцене можно рисковать – пока удается заинтересовать людей, увлечь и завладеть их вниманием. И все время смешить при этом необязательно, иногда пусть и удивляются, пусть на их лицах читается: «Круто! Как здорово это у него выходит!» Пока я с этим справляюсь, я выполняю условия нашего договора.

Смех не единственное доказательство успеха. Боже, какую свободу я ощутил, когда это понял! Многомесячные гастроли только укрепляли меня в этой мысли, а ощущение свободы все росло. И когда я вышел на сцену «Фелт форума», то даже в тишине я чувствовал, как хорошо принимает меня этот огромный зал. Я не слышал смеха, но ощущал волну одобрения, коллективное «Да!». Аудитории явно нравились мои мысли. В небольших залах я не припомню такой реакции, там зрители стараются лишний раз не высовываться. А тут, затерянные в людском море, они дают волю эмоциям.

Я не только писал более провокационные, идеецентричные тексты, я стал больше интересоваться своими взаимоотношениями со зрителями. Не знаю, прошли ли они такой же путь, как я, или им всегда нравился такой формат общения, а я просто недооценивал его. Может, раньше тоже так было.

Однако до этого момента я никогда не задумывался, чего вообще люди от меня ожидают. Ведь даже самый первый шаг – покупка за несколько недель до концерта билетов, которые обходятся им в двадцать, тридцать, сорок долларов, – это уже знак особого доверия. Это их осознанный выбор, а не минутная блажь. Они не отправились в ближайший комедийный клуб с кирпичной стеной[254]254
  Голая кирпичная стена, на фоне которой выступают артисты, – фирменная фишка американских комедийных клубов знаменитой сети «Импров» (англ. The Improv).


[Закрыть] или в казино в Лас-Вегасе. Это многое говорит о том, чего они ждут, что хотят услышать, что готовы воспринять.

Описать мою аудиторию не так-то просто. Приезжая в Чаттанугу, я точно знаю, что ко мне не придет типичный чаттануганец. Скорее – какой-нибудь очень-очень странный, эксцентричный фрик. Местный маргинал. Куда бы меня ни занесло, я притягиваю скорее людей свободных, не зашоренных, не склонных осторожничать. Назвать их «леваками» – слишком просто, но вот что их всех объединяет: они предпочитают вещи смелые, рискованные, экспериментальные, критикующие действия власти. Они могут не во всем соглашаться со мной, но вслух высказывают свое возмущение очень редко.

В период активных исканий одним из таких номеров-провокаторов был «Аборт» с альбома «Назад в город» (и одноименного шоу 1996 года на канале «Эйч-би-оу»). С него люди нередко уходили. Не прерывали меня, просто тихонько вставали, разворачивались и шли на выход. Джерри любил поджидать их в вестибюле и рассматривать. Ну и подслушивать, что они говорят, чтобы потом посмеяться. «Ты бы видел этого мужика, который вышел первым. Он был не в себе! Чуть в стеклянную дверь не врезался».

Начинал я с той же фразы, которая прозвучала четырнадцать лет назад в номере «Где я храню свое барахло»: «Ирония в том, что, как правило, противники абортов – люди, с которыми совершенно не хочется трахаться».

Мое сатирическое жало нацеливалось на их самоназвание: пролайферы – защитники жизни. Что это за защита жизни, если, одержимые правами плода, потом, когда он становится ребенком, они отказывают ему в нормальных бытовых условиях и санитарном просвещении? Надевают на него форму в восемнадцать лет и отправляют умирать? Или сами убивают врачей, которые делают легальные аборты? Если любая жизнь священна, то почему когда речь идет о людях, то это аборт, а когда о курице – то омлет?

Надо быть последовательными. Если жизнь начинается с зачатия, почему мы не устраиваем похороны в случае выкидыша? Если жизнь начинается с оплодотворения, а большая часть оплодотворенных яйцеклеток раз в месяц вымывается из организма женщины, разве это не делает ее массовым убийцей? Вы не находите, что «защита жизни» на самом деле ширма для ненависти к женщинам – источнику жизни?

Этот номер создавался постепенно, как и многие мои развернутые тексты в стиле эссе. В первоначальном варианте в нем был один момент, который мне очень нравился, но в итоге он не попал в шоу на «Эйч-би-оу». Это проливает свет на характер моих взаимоотношений с публикой.

В поисках нужных аргументов я предпочитаю не реагировать то и дело на разные перипетии текущей дискуссии, а отматывать назад, возвращаясь к корню проблемы. И вот изначально после слов: «Жизнь зародилась около миллиарда лет назад, это непрерывный процесс, – я говорил: – И его главная движущая сила – УБИЙСТВО. Но… оправданное убийство».

Мне нравилась эта мысль. Дерзкая, неудобная. И объясняющая, почему это всегда вызывало и будет вызывать такие ожесточенные споры. Тут невозможен узко-предвзятый или догматический подход. И я надеялся, что люди поймут меня, насладятся игрой мысли. Но я ошибался. Публика мой порыв не оценила. Для нее это слишком радикально. «Безумство храбрых» – это не про них.

Я реалист. Вскоре я убрал эту фразу. Может, люди правы: может, это слишком сложно для понимания, слишком категорично высказано. Но этот случай дает понять, как зрители влияют на материал. Они тоже участники процесса. Я пишу, они редактируют.

Тексты, которые заставляют задуматься – мои «размышления о ценностях», – я рассматривал как путешествие в мир своих мыслей. Многое на этом пути покажется знакомым, напомнит людям о том, что они сами переживали, что им приходилось наблюдать, слышать, изучать, на что они надеялись; поддержит их в их поисках и покажет, что путешествие со мной – это не дорога в тупик, это выход к чему-то новому. И если я подталкиваю их идти вперед, от известного к неизвестному, то мне придется опираться на филигранный язык или какой-то другой прием, который зацепит, завладеет их вниманием и подведет к намеченной цели, а потом уже можно и смеяться хоть до конца вечера.

С преподаванием в формальном понимании это не имеет ничего общего, но в каком-то смысле я именно обучаю – в занимательной и интересной форме, устраивая публике образовательные туры. Потому что хочу донести до зрителей вещи, о которых они не знали или не догадывались, что знают их, когда занимали свои места.

Я не стал бы называть это обучением (рифмуется с нравоучением) хотя бы по той причине, что, когда новые идеи пытаются доносить путем указаний (или бесконечной болтовни и обсуждений), у людей, видимо, срабатывает защитный инстинкт.

Но если, стоя перед зрителями, вы заставляете их смеяться над какой-то новой мыслью, они уже в ваших руках. Никогда люди так не раскрываются, как во время смеха. Они расслаблены. Это похоже на некий дзен. Они абсолютно открыты, они становятся сами собой, и тут информация как раз достигает мозга – и человек смеется. Идеальный момент для знакомства с новыми идеями. Попав на благоприятную почву, они имеют шанс пустить корни. И в этот момент, в этот короткий миг, зал у меня в руках. Это и есть то, ради чего я выбрал такой путь, может быть, даже самое главное. Он дает власть, дает право сказать людям: остановитесь и задумайтесь!

В то же время я и сам поддавался влиянию минуты, и мы становились одним целым. На миг возникала подлинная общность. Которую они не пережили бы без меня. Как и я без них.

В юности у вас есть свои убеждения, но вы не знаете, как их отстаивать. Особенно если вы самоучка и только пытаетесь понять, что нужно для того, чтобы со всем этим справиться. Вас не накрывает от избытка информации. Мне было пятьдесят пять, когда я записал «Как глушат культуру». Я давно разменял шестой десяток – важный поворотный момент для многих мужчин. Когда я сделал «Назад в город», мне почти стукнуло шестьдесят. Как выяснилось, временная перспектива придает вашим идеям особую фактуру. Чем дольше вы живете, тем богаче ваша матрица, тем больше интересной информации в вашем распоряжении – и больше простора для сравнений и выводов.

Сильнее ощущается разница между тем, что вы видите, и тем, что знаете, и это открывает больше возможностей. Это целый арсенал мнений и фактов, на которые реагируют люди.

Ну и, разумеется, после определенного возраста вы получаете бонусы уже за то, что не умерли.

Если вы обратили внимание, альбомы «Как глушат культуру» и «Назад в город» разделяют четыре года. Причина крылась, как всегда, в моей раздвоенности. Это были параллельные процессы: я рос как профессионал и артист, занимался самопознанием – и мне снова захотелось стать частью чего-то большего, ощутить сопричастность. В результате в середине 90-х я дважды отклонялся от траектории, один раз удачно, второй не очень.

На моем веб-сайте указано: январь 1994 – премьера «Шоу Джорджа Карлина» на телеканале «Фокс». 27 эпизодов.

Какой урок я извлек: нужно всегда заранее проверять психическое здоровье партнера по проекту. Мне нравились актеры, нравилась съемочная группа. Работалось здорово. Но я еле дождался момента, когда смогу свалить. Последний эфир вышел в декабре 1995 года.

До «Шоу Джорджа Карлина» я лет двадцать неизменно отвечал отказом на все предложения обсудить очередной ситком. Причина крылась в самих законах шоу-бизнеса: я стендап-комик, а не комедийный актер. Сами роли, может, и неплохие, но в целом это просто коммерческий отстой.

Я давно разобрался с тем, что значит для меня телевидение и чего все это стоит. Если в 60-е годы я чему-то и научился у Перри Комо и двух Бадди (Бадди Рича и Бадди Греко), мучаясь в костюме кролика в финальном номере, так это тому, что комедия ситуаций – это те же яйца, только в профиль. Это торгашество в его худшем виде, и мне ни под каким соусом не хотелось принимать в этом участие.

«Фокс» не отставали от меня года четыре, но я был непреклонен. Наконец они сделали такое интересное предложение, что пришлось их выслушать. Мне пообещали двадцать процентов прибыли и пост исполнительного продюсера. Что еще важнее, работать мне предстояло с Сэмом Саймоном[255]255
  Sam Simon (англ.) – американский телепродюсер и сценарист, один из разработчиков «Симпсонов».


[Закрыть], у которого был потрясающий портфолио: «Такси», «Веселая компания», «Симпсоны», «Шоу Трейси Ульман». Блестящий сценарист и комедийный автор.

Пересмотреть свою позицию заставил меня и тот факт, что шоу 1992 года на «Эйч-би-оу» стало переломным моментом. Я вышел на новый творческий уровень – покорил вершину – и как автор, и как исполнитель. Я мог позволить себе паузу, круг почета. Мне было хорошо за пятьдесят, я получил отличное предложение и мог поработать с прекрасным автором. И я подумал: может, это мой долг перед Брендой – и перед собой – проверить, насколько этот вариант мне по душе и смогу ли я работать в таком формате, не испытывая особого дискомфорта. Чтобы потом в семьдесят лет не ворчать: «Надо было соглашаться на то предложение „Фокса“, и чем я только думал… Господи, ну вы посмотрите на этих малолетних идиотов!»

Я рискнул. И правильно сделал. Никогда я не смеялся так много, так громко и так часто, как в компании с актерами Алексом Рокко[256]256
  Alex Rocco (англ.) – американский актер с амплуа обаятельного злодея; прославился ролью Мо Грина в драме «Крестный отец» Ф. Копполы.


[Закрыть], Крисом Ричем[257]257
  Chris Rich (англ.) – американский актер, прославившийся ролями в комедийных ситкомах.


[Закрыть] и Тони Старком[258]258
  Tony Starke (англ.) – американский актер, известный ролями второго плана, в том числе в «Шоу Джорджа Карлина».


[Закрыть]. На площадке царил юмор – очень хороший юмор, хотя и странный. Атмосфера была расслабленная, демократичная. Команда подобралась великолепная. Никакой голливудской спеси даже близко. Я наслаждался игрой, разучиванием и выстраиванием роли, всем процессом.