Текст книги "Любовь по заказу"

Глава 9

– И что было дальше? – спросила Элли. Мэдисон закурила следующую сигарету и глубоко затянулась.

– Я чудесно провела время…

Элли взглянула на нее так, будто хотела придушить.

– А нельзя ли поподробнее? Ты была там со своим бесполезным мужем, потом отправилась в поход с мужчиной, предложившим тебе платонические отношения, и…

Громкий смех Мэдисон прервал ее.

– Том соврал! Все его «предложение» оказалось сплошным враньем. Позже он рассказал мне, что я ему сразу понравилась. Но понял, что я всем нравлюсь, и он ничего не добьется обычным ухаживанием.

– Логично, – сказала Элли. – По крайней мере, с точки зрения писателя. Значит, он решил дать тебе время полюбить его.

– Да! Он именно так и задумал. Он хотел, чтобы я получше узнала его вне семьи, без всякого внешнего влияния. Его интересовал мой внутренний мир, а не только внешность.

– Вот со мной всегда так, – ввернула Элли. – Я никогда не пробуждала в мужчинах таких чувств, как вы! Знаете, что все они хотели со мной делать?

Мэдисон удивленно подняла брови.

– Ты хочешь об этом рассказать?

– Может, твои секреты действительно тайна, но мои давно опубликованы. Мужчины всегда хотели со мной разговаривать. Я не шучу! Дайте мне десять минут, и любой мужчина расскажет мне то, чего не откроет психоаналитику.

– От меня мужчины всегда ждали акробатики в постели, – вздохнула Лесли. – Вы не поверите, что мне предлагали ребята в колледже…

Подруги с интересом посмотрели на нее.

– Хотя Элли и написала обо всех своих тайнах, но мои секреты – мое личное дело.

Мэдди, рассказывай дальше, – ответила Лесли.

Мэдисон помолчала, потом продолжила.

– Мужчины не понимают одного. Есть кое-что, перед чем не устоит ни одна женщина. Даже самая красавица после этого падет в объятия любого урода.

– Это интересно! – заинтересовалась Элли. – Перед чем не устоит ни одна женщина?

– Женщине надо дать то, чего она хочет… – мечтательно сказала Мэдисон. – Том понимал, что всю жизнь мужчины ухаживали за мной из-за моей внешности. Значит, я хотела, чтобы кто-то говорил со мной. Я даже иногда собиралась влюбиться в слепого, которому не помешает моя красота обращаться со мной, как с обычной женщиной.

Элли усмехнулась.

– Со мной все наоборот. В школе я все время шла по программе для одаренных детей, и все думали, что я очень умная. А мне хотелось пылкого чувства, головокружительной страсти…

Последние слова она произнесла таким тоном, что подруги рассмеялись.

– А я хотела бы сердечки, цветочки, шампанское и чай в фарфоровых чашечках, – сказала Лесли. – Я бы ходила на пикники вся в кружевах. Мне бы целовали руки. Никакой грубости. И ничего головокружительного. Алан не окружает меня цветами и сердечками. На десятилетие свадьбы он подарил мне кипу облигаций… Зато это разумно. Они долговечнее цветов, которые я так хотела получить…

– А бриллианты долговечнее компаний, выпускающих облигации, – заметила Мэдисон.

Все трое снова засмеялись.

– Но… прости… почему ты не развелась с Роджером и не вышла замуж за Тома? – спросила Лесли.

Мэдисон отвернулась. Казалось, она готова заплакать.

– Ладно, – сказала Элли, ложась на спину, – ясно, что у тебя была достаточно веская причина. Давай вернемся к прекрасным пейзажам севера штата Нью-Йорк, и ты расскажешь нам о… О том, почему эту иссушенную старушку звали Мила! А что, у Тома были действительно замечательные ноги?

– Прекрасные, – сказала Мэдисон, чуточку повеселев. – В нем все было прекрасно.

Глава 10

– Сколько тебе лет? – хмуро спросил Том, взявшись за ступню Мэдисон и разглядывая кровоточащие мозоли. — Никак не больше шести, судя по всему.

Несмотря на грубый тон, Мэдисон чувствовала настоящую заботу. За три часа они перебрались через холм, который Том называл горой, и дошли до пикапа, где их должна была ждать Мила.

Во время прогулки Том изо всех сил старался заставить свою спутницу рассказать о себе. Он знал от матери, что Мэдисон ухаживала за мужем и добилась немалых успехов: Роджер смог ходить на костылях. Как она это сделала?

Сначала Мэдисон отказывалась рассказывать. У нее почти не было опыта общения с мужчинами. Она пыталась разговаривать с ними, но, бросив на нее взгляд, они тут же забывали о теме беседы. Но Том, шедший впереди по тропе, настаивал:

– Скоро мне придется выбирать специализацию, и, возможно, я стану физиотерапевтом.

Она поняла, что он специально употребил это слово, означающее специалиста в реабилитационной медицине, чтобы проверить ее.

– А у тебя хватит душевных сил? – поддразнила его Мэдисон.

Том взглянул на нее по обыкновению хмуро.

– Это при чем?

– Реабилитация – это бесконечное подбадривание! А пациент – не марионетка, которой ты можешь управлять. Нужно всегда видеть в нем личность и добиваться, чтобы он сам захотел выполнить все необходимые предписания. Гораздо проще валяться в постели и смотреть футбол, чем заставить себя приподнять на три дюйма ногу и повторить это упражнение двадцать раз.

– Понятно, – сказал Том, повернувшись к ней спиной. – И как же ты подбадривала своего пациента?

Не «Роджера», отметила Мэдисон, а «своего пациента». Это ей понравилось.

– Сначала было очень сложно. Нейрохирург сказал Роджеру, что у него поврежден позвоночник, и он никогда не сможет ходить. Когда я вернулась в Монтану, Роджер был на грани самоубийства.

– Но ты дала ему надежду, – мягко вставил Том. – И помогла встать на ноги.

– Мне не удалось бы ничего без твоей тети. Я позвонила ей. Я волновалась и сомневалась, стоит ли это делать… Ведь родители Роджера могли не согласиться оплатить счет твоей тети, но мне хотелось больше узнать о его болезни. Дороти посоветовала мне подложить Роджеру под колени полотенца и потом с силой надавить сверху на обе ноги. Если они дернутся, то еще остались какие-то шансы. Я убедилась в этом и стала много читать и размышлять.

Мэдисон рассказала Тому, что она делала два с половиной года. Сначала она пыталась употреблять научные термины и говорила о лекарствах, о боли, об упражнениях. Но вскоре перестала сдерживаться и заговорила о ссорах с родителями Роджера, о том, что они отказывались покупать специальное оборудование.

– Они словно решили доказать правоту нейрохирурга и не хотели, чтобы Роджер снова встал на ноги. Его отец даже заявил однажды: «Да какая разница? Он ведь все равно никогда больше не сможет заниматься спортом, зачем ему ходить?»

Том слушал молча, только иногда внимательно посматривал на свою спутницу.

Она рассказала ему о том, что у Роджера поврежден нерв правой ноги, и нога почти ничего не чувствует. Потом упомянула о пересадке кожи, о штифтах. Рассказала о том, как переворачивала Роджера с боку на бок, когда он был еще в гипсе, приподнимала его и перетаскивала долгие месяцы, прежде чем он смог все это делать сам, подтягиваясь на железной планке, которую повесили у него над головой.

– А как ты боролась с депрессией? – спросил Том.

Мэдисон отвела взгляд. Ей не хотелось вспоминать о долгом разговоре с Дороти. Прошло всего три месяца после аварии, и Роджер был тогда практически неуправляем. Мэдисон снова позвонила женщине, которая все больше становилась ее подругой, и расплакалась.

– Я могу поднять его ноги, но не могу поднять ему настроение, – всхлипывая, говорила она. – Что бы я ни делала, оно не улучшается.

– Увы, это закономерно, – сказала Дороти. – Раньше в больницах были отдельные корпуса для больных с травмами позвоночника. Больные курили траву, занимались сексом друг с другом и посетителями.

Мэдисон вытерла слезы.

– Что? – переспросила она.

– Я говорю о сексе, Мэдди, – сказала Дороти. – После подобных увечий первый вопрос, который задают больные: «Смогу ли я ходить?» Потом: «Смогу ли я заниматься сексом?» или, если это женщина: «Смогу ли я иметь детей?» По-моему, половые органы Роджера не повреждены…

Мэдисон обескураженно молчала.

– Я… никогда об этом не задумывалась, – прошептала она.

– Дорогая моя, не забывай иногда жить! И вот теперь Том спрашивает, как она вернула Роджеру вкус к жизни…

– Когда Роджер заметил улучшения, ему стало легче, – с трудом пробормотала она.

Том кивнул, будто удовлетворенный ответом.

– А какие он принимал лекарства?

– В основном разжижающие кровь, – ответила Мэдисон, снова почувствовав под ногами твердую почву.

Она обрадовалась, что не пришлось углубляться в самые неприятные для нее подробности отношений с Роджером. Ужасно одновременно быть сиделкой мужчины и спать с ним. Она никак не могла совместить признание «Я люблю тебя» с резкими приказаниями вроде «Ты должен сделать это!». Сиделки не перемежают поцелуями внутримышечные уколы.

Когда они, наконец, добрались до пикапа, Мэдисон вдруг поняла, что проговорила без остановки всю дорогу, и ей стало неловко.

В пикапе никого не было – только большая оранжевая лодка, еще не надутая, и пара огромных рюкзаков, тяжелых на вид.

– А где Мила? – спросила Мэдисон, оглядываясь по сторонам.

Они стояли на берегу широкой, но неглубокой горной реки, пикап был припаркован на гравии. Узкая дорога к воде почти полностью заросла, и ветви деревьев, свисающие до земли, скрывали ее. Том заглянул в пикап и проверил все необходимые вещи.

– Она где-то здесь, но ты вряд ли ее увидишь. Она очень стеснительная.

Мэдисон подвинулась к нему поближе.

– А почему ее зовут Мила? – прошептала она.

Он все еще рылся в пикапе, и ответ прозвучал почти скороговоркой. Видимо, он это часто повторял.

– Мила мылит, Мила моет, Мила мелет! Забирай свой рюкзак. Сможешь его нести?

Мэдисон улыбнулась.

– Если я скажу «нет», ты понесешь его за меня?

Она дразнила его, но Том словно не заметил этого.

– Да, – просто сказал он.

На мгновение их глаза встретились, и Мэдисон почувствовала, как ее сердце начинает биться все сильнее. Она торопливо отвела взгляд.

– Я понесу сама, – сказала она.

Кроме рюкзака, Том тащил еще большую лодку. Они прошли так около мили. Наконец, он остановился, положил лодку на землю и надул ее. Мэдисон огляделась. Слева на пятьдесят футов вверх уходила ровная скала. Справа текла река, которая в этом месте была намного глубже, чем там, где стоял пикап. Между ней и скалой, в тени огромного нависшего камня, было тихо и уютно, и Мэдисон вдруг осознала, что осталась с Томом наедине…

Он укладывал вещи в лодку. Роджер бы на его месте стал ныть, что ему приходится все делать самому. Но, конечно, глупо даже сравнивать: Роджер, просто никогда бы не отправился в поход с женщиной. Он был «настоящий» мужчина: предпочитал проводить время в мужской компании. С Роджером…

– А что ты делаешь со своей красотой? – спросил Том, прерывая ее мысли.

– С чем? – растерялась Мэдисон. Том повторил тем же серьезным тоном:

– Со своей красотой. Что ты с ней делаешь?

– Увлажняю, – медленно проговорила она. – Кожа… сухая…

Он столкнул лодку в воду, приглашая жестом забраться туда.

– Такая красота – это талант, вроде игры на фортепиано или рисования. Так что же ты делаешь со своим талантом?

Мэдисон вцепилась в канаты по бокам лодки и молчала. Она никогда не думала о своей красоте как о таланте.

Том сел на весла и повел лодку мимо больших валунов. Солнце сияло сквозь листву, и было очень тихо.

– Мой родной город послал меня в Нью-Йорк, чтобы я стала моделью!

– И что же тебе помешало? Ведь не Роджер?

Похоже, у Тома неплохая интуиция…

– А почему ты не веришь, что я могла бросить головокружительную карьеру модели ради того, чтобы поставить на ноги любимого человека?

– Ты с такой радостью рассказываешь о своей работе сиделкой… Ты любишь ухаживать за больными. Но в твоем рассказе нет никакого интереса к самому Роджеру. Значит, тебе просто больше нравится быть сиделкой, чем моделью.

Она рассмеялась, оперлась спиной о резиновый бортик и свесила вниз руку.

– Ты прав! Многие девочки мечтают о блестящей карьере модели, но я ненавидела модельный бизнес. И потом мне все время казалось, что я становлюсь все страшнее и страшнее.

Том перестал грести и посмотрел на нее. Мэдисон понравилось его выражение лица.

Оно говорило, что она просто не может быть некрасивой.

– Быть моделью – это наука, – добавила она. – Наверное, слишком сложная для меня.

– А разве быть сиделкой – не наука?

Он снова был прав. Мэдисон вздохнула и замолчала, начиная сердиться.

– Да, Роджер – придурок, и ты его не любишь и никогда не любила, – жестко продолжал Том. – Но ты вся светишься, рассказывая о том, как лечила его. Ты вернулась к нему, потому что хотела этого. Мы все делаем то, что хотим. Тогда почему ты не захотела стать моделью?

– А ты настырный, – сказала она и на мгновение отвела взгляд. – Ну ладно… Дело в том, что мне очень нравилось быть самой красивой девушкой у себя в городе. Мне нравилось, когда люди останавливались поговорить со мной, и нравилось притворяться, будто я не знаю, почему они останавливаются.

Она пыталась понять, как он воспринял ее признание. Мэдисон не привыкла говорить о своей красоте. Она старательно отработала скромную улыбку для тех случаев, когда кто-нибудь говорил ей, что она красива. Ей нравилось притворяться, будто она никогда раньше ничего не слышала о своей внешности.

– Но в Нью-Йорке таких, как я – пруд пруди. Там я перестала быть чем-то особенным.

– Неправда, – спокойно сказал Том. – Я живу в Нью-Йорке, и мне не каждый день встречаются такие красивые девушки.

– Но они все равно есть. Они рано встают и поздно ложатся. А днем их третируют, заставляют подняться, сесть, взглянуть и… сделать все, что только можно придумать, – она поморщилась, – и еще критикуют. Как раз этого мое самолюбие не смогло вынести.

Том какое-то время греб молча. Потом спросил:

– А за что тебя можно критиковать?

– У меня один глаз немного меньше другого. И слишком толстый зад.

Том хмыкнул.

– Ты совершенство! Если у тебя есть какие-то изъяны, то они есть и у девиц с журнальных обложек.

Мэдисон улыбнулась.

– Ну, конечно, есть! И они учатся их скрывать. Здорово помогает освещение. Когда свет поставлен грамотно…

Мэдисон не закончила фразу. Том вновь угадал: она не стала моделью потому, что не захотела, а вовсе не ради Роджера.

– А почему ты пошел в медицину?

– Когда мне было девять лет, на моих глазах утонула моя двоюродная сестра. И я захотел научиться сохранять людям жизнь.

Мэдисон помолчала.

– До травмы Роджера у меня на глазах умирала моя мать. Долгие четыре года…

Течения почти не было, и вода сверкала на солнце.

– Ты ухаживала за матерью вместо того, чтобы учиться в колледже?

Мэдисон удивленно покачала головой.

– Я начинаю подозревать, что ты ясновидящий.

Он усмехнулся.

– Просто читаю детективы. Мне нравится наблюдать за людьми. Я люблю по крупицам собирать факты, складывать их воедино и смотреть, что получилось.

– Да? И когда ты увидел меня впервые, то решил, что я собираюсь выудить у тебя деньги. Или шантажировать твою сестру.

Том склонил голову набок.

– Меня сбила с толку твоя красота. А что еще ты хочешь узнать обо мне? Я ведь классный парень! Много где побывал и много повидал.

– В мединституте? Я думала, там студенты круглые сутки учатся!

– Мне тридцать один, так что я не всю жизнь просидел за партой.

Для Мэдисон, которой было двадцать три года, его возраст казался почти старостью, по крайней мере, очень солидным.

– Я была только в Монтане и Нью-Йорке. Но я бы очень хотела поехать в Тибет. В Перу. В Марокко. На какой-нибудь тропический остров. В Австралию. На Галапагосы, чтобы увидеть черепах.

Том улыбнулся.

– Я расскажу тебе об этих странах.

– Ты был там? – спросила она с недоверием.

– Да. С чего начнем?

Она на минуту задумалась.

– С Австралии.

И до конца дня Мэдисон слушала рассказы Тома. Она не заметила, как сильно у нее болят ноги. Но когда солнце село, Том подвел лодку к берегу для ночлега, и Мэдисон ступила на землю, ступни пронзила острая боль.

Том заметил, что она сморщилась и хромает. Он усадил Мэдисон на большой плоский камень, положил ее ногу себе на колено и расшнуровал ботинок.

– Я должен был догадаться, что твоя обувка совсем износилась, – хмуро сказал он и показал ей мозоли на большом пальце и на пятке. – Они могут воспалиться! Сын бывшего президента умер оттого, что растер ногу, играя в теннис.

Том опустил ее ногу, расстегнул свой рюкзак и достал аптечку. Мэдисон рассмеялась.

– А как же прогресс здравоохранения? Но Том не улыбнулся. Он смочил стерильный бинт чистой водой и вытер кровь.

– Прогресс прогрессом, но я видел, как в Англии, например, снова лечат пиявками.

И Мэдисон с интересом выслушала его рассказ о том, как врачи используют пиявок, чтобы те высасывали лишнюю кровь из ампутированных пальцев, которые снова пришили к руке.

– А тебе никогда не хотелось заняться медициной? – вдруг спросил Том.

– Стать сиделкой?

– Да нет, врачом, – тихо отозвался он, перебинтовывая ей ногу.

– Мне?! Врачом? – воскликнула Мэдисон таким тоном, что Тому все стало ясно.

Он нахмурился.

– Ты уже занималась речением двух людей. Почему бы не продолжить?

– Да, но один из моих пациентов умер, а другой… Роджер ненавидит меня за то, что я сделала для него. Он заявил, что у меня такие же способности ухаживать за больными, как у садиста.

Том фыркнул.

– Роджер просто тебе завидует.

– Мне? – снова удивилась Мэдисон.

– Конечно. От него исходит зависть, как вонь от рыбы, пролежавшей неделю на солнце. Роджер прекрасно знает, что ты умнее его, да к тому же красивее и добрее. Как он может вообще сравнивать себя с тобой?

– Со мной, – повторила Мэдисон, – с крутой девицей из Монтаны.

Том ничего не ответил и не извинился за то, что назвал ее так еще до того, как увидел. Он продолжал бинтовать ей ноги, и Мэдисон подумала, что он делает это слишком долго. Но пусть так держит ее ногу – или прикасается к ней – хоть всю жизнь.

Скоро стемнело. Они были совсем одни, а вокруг вздымались высокие скалы, и рядом текла река.

Мэдисон пристально смотрела на него. А если он сделает первый шаг? Ну, например, проведет рукой по ее бедру?

Том внезапно выпустил из рук ее ногу и поднялся.

– У нас два спальных мешка и одна палатка. Если мы ляжем спать в одной, так сказать, комнате, ты будешь посягать на мою добродетель?

Мэдисон хитро прищурилась.

– Смотря какого цвета у тебя белье!

– Красного, – быстро сказал он.

– Тогда нет, можешь быть спокоен.

– Извини, я перепутал. Черного! Мэдисон улыбнулась.

– Все равно нет.

– А если зеленого? – с надеждой спросил Том.

– Оставь свое белье в покое! Скажи лучше, что ты подашь мне на ужин? Я такая голодная! Могу съесть целую лошадь!

– А-а, вот теперь я, наконец, вспомнил! У меня белье цвета пони. Знаешь, такое белое, с коричневыми пятнами. Я похож в нем на лошадь. Ужасно похож!

Мэдисон расхохоталась.

– Отстань! Давай все-таки поедим! И где бы мне… ну… сам понимаешь…

– Я провожу тебя, – подмигнул он.

– А как же насчет «никакого романа»?

– Я сказал это до того, как ты мне сильно понравилась, – сказал Том.

Он смотрел на нее с широкой улыбкой. Глаза стали круглыми – вовсе не узкие щели – морщинки между бровями разгладились, а губы казались очень мягкими…

– Уверена, у тебя было много женщин во время твоих путешествий. Стоит тебе только перестать хмуриться, как они… – она не договорила.

Мэдисон вдруг поняла: если между ними что-нибудь и произойдет – при большом-большом «если», – она ни и коем случае не должна допустить, чтобы это случилось во время нынешнего путешествия. Как бы он ни шутил и ни дразнил ее, инстинкт подсказывал Мэдисон: нарушить условия договора и испортить поход нельзя.

– Ты мне тоже нравишься, – сказала она Тому, как маленькому, и ушла за кусты.

– Люди должны чаще делиться! – прокричал ей вслед Том. – Мир стал бы куда лучше, если бы люди делились друг с другом своими игрушками!

Смех Мэдисон громким эхом отозвался в нависающих над ними скалах.

Глава 11

– Он мне симпатичен, – сказала Лесли, доедая последний кусок пиццы. – И вам было бы намного проще, если бы вы признались в любви.

– Да, – согласилась Мэдисон, закуривая очередную сигарету. – Но мы будто договорились не поддаваться соблазнам.

– Это, наверное, трудно, – заметила Лесли, глядя на Мэдисон поверх стакана с кока-колой. – Вы были столько времени наедине…

– В первую ночь я просто мгновенно заснула, – улыбнулась Мэдисон. – Я очень устала. Вы не представляете, что такое ухаживать за Роджером круглые сутки! А на следующий день мы встретили друзей Тома. И я думаю, мы провели время лучше, чем вдвоем. Что бы мы с Томом делали? Всеми силами пытались удержаться, чтобы не наброситься друг на друга? А если бы зашли слишком далеко, я бы постоянно думала, что изменяю мужу!

– Вся страна спит с кем попало! – заявила Элли. – У тебя муж, которого ты терпеть не можешь, ты наедине с мужчиной своей мечты и не знаешь, стоит ли с ним переспать? Ну и ну!

Мэдисон смотрела на нее сквозь сигаретный дым.

– А сколько раз ты изменяла мужу? Которого терпеть не могла?

Элли ухмыльнулась.

– Да, но я не…

– Если ты сейчас скажешь, что не так красива, как я, я швырну в тебя пепельницу, – серьезно пригрозила Мэдисон.

– Понятно, молчу! И что было дальше?

Мэдисон помолчала, припоминая события пятнадцатилетней давности.

– Мы с Томом соврали. Когда его друзья увидели нас, то решили, что мы пара. Я попыталась все объяснить, но Том остановил меня. И был, как всегда, прав. Это действительно прозвучало бы странно: Том в лодке с чужой женой. А узнай они о Роджере и его травме, мы с Томом выглядели бы просто отвратительно!

– Зато Роджер стал бы святым мучеником! Я была в такой ситуации, – грустно заметила Элли. – Моего бывшего мужа всегда жалели. Он умел располагать к себе людей. Я работала круглые сутки, а он сидел в ресторане, ужиная за мой счет, и рассказывал случайным товарищам, что ему нужна лишь жена!

– В общем, два дня мы изображали парочку. По крайней мере, пытались. Мы с Томом переночевали в домике его друзей. Его друга звали Алекс, а его девушку – Кэрол. Они собирались пожениться. Еще там были родители Алекса и его младшая сестра Полетта, которую все звали Полли.