Текст книги "Любила и люблю"

12

– Я обещал Энди, что остановлюсь на пару дней у тебя дома, – сказал Дориан. – Но только лишь для того, чтобы она успокоилась. С учетом присутствия там Гарри этот вариант исключается. Скажи, Констанс, когда ты говорила, что любишь меня, это была правда?

Как ловко он связал эти два вопроса воедино, подумала Констанс и кивнула – медленно и неохотно. Дориан указал ей на стул, и она села напротив окна. День был солнечный и какой-то прозрачный – один из хрустальных дней ранней осени.

– Так что ты с этим собираешься делать?

– С чем? С нашей любовью? – хрипло спросила она.

Он кивнул, и лицо его исказилось мукой.

– Черт, не надо мне было делать этого… – И через несколько секунд: – Ну?

– Тут ничего нельзя сделать, – сказала она.

Губы его сжались.

– Ты имеешь в виду, что не можешь поступиться своими обязательствами перед Гарри?

Констанс поняла, что наступил момент сказать ему правду.

– Нет никаких обязательств. Нет и не было.

Дориан изумленно посмотрел на нее.

– Не понял!

– Гарри – мой друг, не более того, – с виноватой усмешкой сказала она. – Сейчас он снова вернулся в Малайзию. Судя по всему, у него там есть девушка. Я просто предоставила ему ночлег на пару дней, пока он искал, где остановиться на время приезда.

Дориан нахмурился еще сильнее.

– Но ты пыталась внушить мне…

– Мне казалось, что это наилучший выход из ситуации.

– Но почему? – Он уже почти кричал. – Это же совершенная бессмыслица!

– Для меня в этом был смысл, – тихо сказала она.

– Так тебе нужно было, чтобы я оказался на грани смерти, чтобы понять, что ты по-прежнему любишь меня? – Глаза их встретились. – Что ж, может быть, это не очень красиво звучит, но я даже благодарен этому несчастному случаю.

Возможно, лучше всего было позволить ему думать так и дальше.

– По крайней мере, я в полной мере оценила глубину своих чувств, – призналась Констанс и вымученно улыбнулась.

Напротив, Дориан улыбнулся широко и ясно.

– Не могу дождаться, когда выберусь отсюда. Как ты полагаешь, Энди знает о наших чувствах? – Он снова нахмурился и о чем-то задумался. – Почему она расторгла помолвку? И к тому же настояла, чтобы я переехал к тебе?

Констанс пожала плечами.

– Возможно, она что-то чувствует. Это очень тонкая и наблюдательная девушка, и вообще чудесный человек. Мне казалось, что вы будете идеальной парой.

– Мы с тобой были бы еще более идеальной парой, – с горечью проговорил Дориан и, словно устав от разговора, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

– Я пойду, – сказала Констанс, поднимаясь.

– Ты не можешь уйти, не поцеловав меня на прощание, – сказал он, приподнимая тяжелые веки. – С любимыми людьми целуются перед тем, как уйти.

Пульс у нее участился. Она хотела целовать его и в то же время боялась. Нагнувшись, она легко коснулась щеки Дориана, и вдруг сильная рука поймала ее за шею, и его губы накрыли ее рот.

Поцелуй длился несколько секунд, но для Констанс они показались вечностью. Чувства захлестнули ее. Откуда у нее взялись силы выпрямиться и выйти из комнаты, она и сама не знала.

У Дориана было такое ощущение, будто кто-то молотит кувалдой ему по черепу, насколько острой была боль. Впрочем, врачи сказали, что это пройдет – со временем. На всю жизнь он запомнит, как огромный кусок стены падает сверху прямо ему на голову. Со временем!.. И долго будет тянуться это время?

Он жил в доме Констанс уже без малого две недели. После того памятного разговора в больнице он не задавал ей больше никаких вопросов. Теперь все время в мире принадлежало ему. После того, как она объявила, что Гарри не имеет к ней никакого отношения, Дориан ощутил громадное облегчение. Он готов был пуститься в пляс… и пустился бы, будь чуть более здоров.

Констанс присматривала за ним не хуже медсестры. Она чувствовала малейшую перемену в его настроении, мгновенно улавливала, когда начинались боли, когда он хотел остаться один или, наоборот, искал ее общества.

Когда в ту первую ночь в больнице она призналась, что любит его, Дориан решил, что уже умер и находится на небесах. Теперь же он вообще не видел оснований, почему бы им не сойтись снова.

Мало-помалу он набирался сил, и его прогулки, начинавшиеся с коротких выходов в сад, становились все более продолжительными. Головные боли посещали его все реже. Когда же приступ начинался, настроение у него портилось, но Констанс неизменно оставалась веселой, и любовь его становилась все сильней, если это вообще было возможно.

В какой-то из дней Дориан решил, что пора рассказать ей про Криса. Тема эта занимала его дни и ночи напролет. Перед самым происшествием он собрал воедино все факты и теперь картина гибели ее мужа окончательно прояснилась.

Он дождался, пока они поужинают, и, когда Констанс, задернув занавески и включив свет, собирала посуду, чтобы унести ее на кухню, поймал ее за руку.

– Оставь все это на время, Конни. Я тебе помогу, но попозже. Мне нужно сообщить тебе кое-что. Пойдем в гостиную.

Они сели друг напротив друга, и Констанс настороженно взглянула на него.

– Ты знаешь, что галерею в конце концов снесли? – спросил он.

– Откуда тебе это известно? – удивилась она. – Я делала все, чтобы ты не узнал об этом, пока не выздоровеешь. Не хотела огорчать тебя.

– Я сделал несколько звонков, когда тебя не было дома, и, должен признаться, был оглушен этим известием. Сам по себе шаг, конечно, правильный: здание рано или поздно должно было обрушиться. Я на собственной шкуре удостоверился в этом, – криво усмехнувшись, добавил Дориан.

– Тебе еще повезло.

– Больше, чем Крису, – согласился он. Но ему повезло еще и потому, что его любила Констанс, хотя они за эти дни ни разу не говорили на эту тему. Он просто ждал, пока придет их час, и верил, что однажды это произойдет. – Думаю, ты должна знать, – сказал он, тщательно подбирая слова, – что Крис догадывался о махинациях со стороны Тэлботов.

Брови Констанс взмыли вверх.

– То есть, если бы он не умер, то мог что-то сделать? Ты это имеешь в виду? Но почему он ничего не сказал мне? Впрочем, дома мы избегали говорить о работе. Мне иногда казалось, что Крис-руководитель фирмы и Крис-семьянин – это два разных человека.

– Дело в том, что твой муж собирался предпринять кое-какие шаги, – негромко сообщил Дориан. – Он пошел к Тэлботам и пригрозил им судом, если они не исправят недоделки.

– И что дальше?

После нескольких секунд молчания Дориан ответил, и голос у него звучал сдавленно и глухо:

– Его заставили молчать.

Глаза ее расширились, дыхание замерло.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Его смерть не была результатом несчастного случая, Конни.

– Иначе говоря, это было спланированное убийство?

– Боюсь, что да.

Констанс закрыла руками рот.

– Но коронер вынес вердикт о несчастном случае! – Две большие слезы выкатились из ее глаз и поползли по щекам.

Дориану хотелось обнять и утешить ее, но он сдержался. Он должен был досказать историю до конца.

– Все было сделано так, что комар носа не подточит. Бретт Форбс кое-что заподозрил и пошел в полицию, но его там сочли параноиком. Когда же Тэлботы узнали об этом визите, они дали Бретту понять, что следующий несчастный случай может произойти с ним самим. Беднягу запугали до смерти, так что даже я из него слова не мог выдавить.

Констанс задрожала всем телом, и в глазах ее появился ужас.

– А ты не думаешь, что с тобой тоже?..

– Нет, – резко оборвал он ее. – Я сам виноват. Насколько я понимаю, Тэлботы вышли из дела, как только возникли нелады с галереей. Думаю, они страшно перепугались.

– А этот человек, который уронил кирпичи на Криса… Что произошло с ним? – спросила Констанс, побледнев.

– С ним все в порядке, и нам известно, где он живет.

– Нам?

– Мне и детективу, которого я нанял, – пояснил Дориан. – Я довел свое расследование почти до конца, когда попал в больницу. Сегодня эта работа закончена, и материалы переданы прокурору. – Он сел рядом с ней и положил руку ей на плечо. – Извини, но я должен был рассказать тебе это, потому что знаю, как ты любила Криса.

– Я его не любила, – сказала она тихо.

Дориан подождал, пока сердце у него чуть успокоится, и только потом сказал:

– Но ты говорила…

– Я помню, что говорила, – сказала она. – Мне он нравился, я уважала его. Нам было хорошо вместе, и, может быть, я даже любила его, но совершенно не так, как тебя. – Последние слова прозвучали так тихо, что их почти не было слышно.

– Так почему же ты лгала мне? – спросил он негромко.

– Я защищалась.

– Ты не желала признаться, что по-прежнему любишь меня?

– Да.

Это было самое тихое «да», которое он когда-либо слышал в жизни. Застонав, он обнял Констанс и прильнул к ее губам.

Сердце бешено колотилось у него в груди, кровь ускорила свой бег по жилам. Ему хотелось овладеть ею сейчас же. Но готова ли к этому Констанс? Не слишком ли он спешит?

Дориан ощутил на вкус мягкие, влажные глубины ее рта, осыпал поцелуями любимое лицо, поймал ладонями мягкие округлости грудей. О небо! Дрожащими от нетерпения руками он расстегнул пуговицы ее блузки, затем – лифчик, любуясь нежными полушариями.

Какое долгожданное блаженство прикасаться к ней!

Склонив голову, он целовал соски, покусывал, щекотал их кончиком языка. Глаза Констанс закрылись, голова откинулась назад, дыхание участилось.

И вдруг боль пронзила его голову, и он понял, что позволил себе слишком много. Проклятье!

– Дориан! – Как всегда, Констанс мгновенно почувствовала перемену в его настроении. – Голова?

– Извини…

– Не надо! – Она ласково погладила его по волосам. Тепло ее руки постепенно снимало боль.

И Констанс почувствовала, когда ему стало легче. Он еще не сказал ни слова, а она уже все знала.

Теперь настал ее черед говорить. Пока они рядом, пока он готов слушать ее… и до того, как они станут окончательно близки, потому что тогда ему будет гораздо трудней уйти от нее.

– Мне тоже нужно сказать тебе кое-что, – сказала она, приглаживая колкий ежик его коротко остриженных волос. Дориана это не портило, даже делало еще более мужественным и сексуальным.

– Если это плохая новость, то я не желаю ничего слушать, – сказал он, закидывая голову так, чтобы видеть ее лицо.

Но Констанс даже не улыбнулась.

– Ты хотел узнать, почему я ушла от тебя. По-моему, и в самом деле важно…

– Конни! – Он сел и поймал ее руку. – С прошлым покончено. Я не хочу вспоминать о нем. Перед нами будущее, и я надеюсь – нет, молюсь о том, чтобы оно было счастливым. И, пожалуйста, больше ни слова!

– Дориан, ты не понял! Я…

И снова он прервал ее.

– Я не желаю больше страдать. И, как мне кажется, ты тоже. Не трави себя чувством вины: мы оба наделали кучу ошибок. Я просто прошу тебя: начнем все сначала.

Констанс вздохнула. Он не давал ей сказать и слова. Но она больше не могла молчать. Оставалось ждать более удачного момента.

В конце недели Констанс, как всегда, отправилась на кладбище. Она сказала Дориану, что едет в Шеффилд, и предложила ему составить ей компанию, но предупредила, что собирается обсудить кучу деловых вопросов с Камиллой.

Положив перед надгробием аккуратный букет розовых гвоздик, она рассказала Мэри о несчастном случае, от которого чуть было не погиб ее отец, и том, что они, ее папа и мама, теперь живут вместе.

Когда она вернулась домой, Дориана там не было. Констанс даже обрадовалась: после посещения кладбища ей хотелось хотя бы несколько часов побыть одной.

… Дориан ни на секунду не поверил, что Констанс действительно собирается к Камилле. Почему, он и сам не знал, просто так ему показалось. Но, не показав виду, он дал ей уехать и последовал за ней. Увидев, куда она направилась, он удивился. Почему она скрыла, что собирается навестить могилу Криса? Он бы это понял и принял: что может быть более естественного, чем почтить память усопших родственников?

Спрятавшись за деревьями, он смотрел, как она встает на колени и кладет у надгробия цветы, а потом, склонив голову, то ли молится, то ли разговаривает с покойником.

Дориан никогда не видел ее такой печальной. Неужели она говорила неправду, утверждая, что никогда не любила Криса? Что это – очередная ложь во спасение? Он ощутил неприятный вкус во рту при одной мысли об этом.

Когда она ушла, он не удержался и подошел к могиле. На надгробии не было ни фотографии, ни цифр, указывающих на годы жизни, ничего вообще. Только скромная надпись: «Мэри, драгоценной моей малышке».

У Констанс и Криса был ребенок! И, как и его собственный, он не выжил.

Когда Дориан вернулся домой, Констанс была уже там. Она казалась печальной и задумчивой, хотя и пыталась скрыть свое состояние. На этот раз он не стал дожидаться подходящего момента.

– Конни, надеюсь, ты простишь меня, но я следил за тобой, когда ты пошла на кладбище. Мне показалось, что ты собираешься совсем не в магазин, и я не удержался… – Побледнев как мел, она опустилась на кухонную табуретку. Ноги не держали ее. – Я видел могилу младенца. Почему ты ничего мне не рассказала? На ее глазах блеснули слезы.

– Я пыталась, Дориан. Но ты не пожелал меня выслушать.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить этот разговор. Последний раз он останавливал ее, когда она начала объяснять причину своего ухода…

– Я знаю, что должна была рассказать тебе обо всем еще тогда, но не могла. Я боялась… Это было выше моих сил, Дориан!

И вдруг истина открылась ему.

– Ты хочешь сказать… – начал он медленно. – Ты хочешь сказать, что Мэри – это мой ребенок?

13

Констанс кивнула. Не так она представляла себе этот разговор, но все равно была рада, что он наконец-то состоялся.

– И ты боялась сообщить мне об этом?

– Я решила, что ты рассердишься, станешь во всем обвинять меня, как после случая с выкидышем. Я не смогла бы снова пройти через все это. Я… – Сквозь влажную, соленую пелену слез она с ужасом увидела в его глазах искры гнева.

– Я должен был знать! – в ярости бросил он. – Боже, это ужасно, ужасно!

– А каково было мне? – возразила она. – Ничего страшнее я в жизни не испытывала!

– Я должен был находиться рядом, чтобы разделить с тобой горе, – бросил он. – Черт возьми, Конни, я же был отцом! Что, по-твоему, я должен чувствовать сейчас?

– Не кричи на меня, Дориан! – Лицо ее исказилось от муки. – Мне и так нелегко! Подумай об этом, пожалуйста!

– Ты не написала на надгробии даты рождения и смерти! – обвиняющим тоном бросил он.

– Я не хотела, чтобы ты узнал об этом.

Дориан вздрогнул, и на лице его появилось выражение величайшей обиды.

– Сколько ей было, когда она?..

– Всего несколько часов.

– О Господи!..

Он метался по комнате, как пойманный зверь, а Констанс сидела, уронив голову в ладони. Ей было неприятно узнать, что он следил за ней. Она действительно не умела лгать. Но… по крайней мере, теперь он узнал о Мэри.

– Констанс! – Он внезапно остановился. – Ты знала, что ждешь ребенка, когда ушла от меня?

Она кивнула, чувствуя себя преступницей.

– Но почему, черт возьми! Ведь тебе как никогда нужна была моя поддержка.

– Да, но я боялась, – срывающимся шепотом сказала она. – Боялась, что потеряю и этого ребенка, и тогда ты уйдешь от меня. Я знала, как ты хочешь иметь детей. И когда Мэри умерла, поняла, что поступила совершенно правильно.

– Ничего более идиотского в жизни не слышал! – взорвался Дориан. – Я не собирался уходить от тебя, Конни. Я что – чудовище какое-нибудь? Почему ты не позвонила? Почему не послала за мной? В конце концов, ты должна была поставить меня в известность!

– Мне казалось, что так будет лучше, – тихо сказала она.

Дориан снова заметался по комнате, и Констанс испугалась, что у него снова начнется приступ головной боли.

– Я бы хотела выпить чашечку чая, – сказала она. – Если тебе не трудно, приготовь его.

Она надеялась, что, занявшись каким-то делом, он остынет и придет в себя. Но понадобилось еще не меньше часа, прежде чем тема была исчерпана. Дориан хотел знать все, до самых малейших подробностей, и когда он, наконец, успокоился, голова разболелась не у него, а у Констанс.

– Одно утешение, – сказал он, когда поздно вечером они смотрели в гостиной передачу из жизни диких животных, – что когда мы снова поженимся, то начнем все сначала. И будь уверена: на этот раз ты будешь находиться под присмотром лучших специалистов.

Констанс разразилась потоком слез, и он изумленно взглянул на нее.

– Что я такого сказал? Ты не хочешь снова стать моей женой, Конни? Ах да, я не спросил твоего согласия… Но после того, как мы выяснили, что по-прежнему любим друг друга, этот вопрос казался мне решенным…

Она отвела глаза.

– Не в этом дело. Мне не хотелось тебя огорчать, но я уже не смогу…

О Боже, дай мне сил выговорить это, взмолилась она.

– Не сможешь… – Он заглянул ей в глаза. – Чего не сможешь?

Она судорожно сглотнула, но комок слез снова подступил к горлу.

– Я не смогу быть для тебя настоящей женой, Дориан. После рождения и смерти Мэри что-то произошло… Я больше не смогу иметь детей!.. Никогда!

Она смотрела ему в лицо, ожидая увидеть ужас, разочарование, брезгливость, но в глазах Дориана светилось сострадание, нежность… любовь.

– Ах, моя дорогая, милая Конни! Ты на самом деле думаешь, что это хоть как-то повлияет на мои чувства к тебе? – Он нежно заключил ее в объятия. – Важно только то, что я тебя люблю, Конни. Все эти годы, проведенные без тебя, жизнь моя была пуста. И ничто не сможет отнять тебя у меня, ничто и никогда!

– Но ты хочешь иметь детей! Ты всегда мечтал о большой семье! – Констанс взглянула на него через радужную дымку слез. – Ты сказал об этом Андреа. И она готова была подарить тебе столько малышей, сколько ты захочешь. Лучше бы ты женился на ней!

Он привлек ее к своей груди.

– Единственной причиной того, что я сделал Энди предложение, была мысль, что ты для меня навсегда потеряна, – сказал он тихо. – Не спорю, я хорошо отношусь к ней, и она чудесный друг, но я бы не стал просить ее руки только для того, чтобы обзавестись детьми. Это как у тебя с Крисом. Но в браке с Энди не было бы того отсвета, который озаряет наши с тобой жизни.

Констанс с сомнением посмотрела на него.

– А кружевная блузка?.. Нижнее белье, которое ты собирался купить ей в моем магазине? – обвиняющим тоном спросила она.

Губы его скривились в усмешке.

– Я пришел в магазин взглянуть на тебя в последний раз. Надо было хоть что-нибудь купить для виду. А о блузке попросила сама Андреа – ей не в чем было пойти в ресторан. Ты же знаешь, что такое женщина… Я использовал ее, и мне самому было от этого противно. Когда она принесла в больницу мои вещи из гостиницы, я попросил у нее прощения, но она сказала, чтобы я не травил себя зря. Кажется, она поняла нас и простила.

– Это потому, – сказала Констанс, – что она знала о наших истинных чувствах друг к другу.

Брови Дориана изумленно взмыли вверх.

– Знала?

– Да.

– И добровольно удалилась со сцены. Потрясающая девушка!

– Не то слово! – кивнула Констанс.

– Но мы отвлеклись. Если ты решила, будто я отвернусь от тебя только потому, что ты не можешь иметь детей, значит, ты плохо меня знаешь.

– Так ты?.. – с надеждой встрепенулась она.

– Я люблю тебя, дурочка! Тебя! И я хочу, чтобы ты была со мной до конца жизни.

– Тогда, возможно, мы могли бы кого-нибудь усыновить или удочерить…

– Об этом мы еще успеем поговорить, – сказал он. – А вот что нам нужно сделать, не откладывая в долгий ящик, так это отправиться в постель. Вместе. Тебе так не кажется?

Констанс, улыбнувшись во весь рот, кивнула. Последние ее сомнения улетучились, и она чувствовала себя восхитительно свободной, будто сбросила гору с плеч. Она знала главное: Дориан любит ее.

На следующее утро, после восхитительной ночи любви, равной которой она не могла припомнить, позвонила Бернис.

– Откуда ты звонишь? – спросила Констанс, пытаясь угадать, в какой части света мать и отчим наслаждаются сейчас отдыхом.

– Из дома. У меня началась такая жуткая морская болезнь, что пришлось прервать наше путешествие. Я только что звонила в Америку и обнаружила, что тебя там нет.

– Да, отъезд пришлось отменить в последний момент, потому что Дориан…

– Да, я знаю, – оборвала ее мать. – Бретт позвонил в офис, и ему сообщили о несчастном случае. Как сейчас Дориан?

– Он уже поправляется, – сказала Констанс. – После завтрака я заеду, и мы обо всем поговорим. У меня для тебя хорошие новости. Нет, нет, придется подождать, пока я приеду.

Она повернулась к Дориану.

– Молодожены дома. У матери началась морская болезнь, и они вернулись.

– Бедная Бернис, – сказал он сочувственно. – А что именно тебе пришлось отменить из-за несчастного случая со мной?

Придется быть правдивой до конца, поежившись, подумала Констанс и призналась:

– Отъезд в Америку.

– Что?!

Она невольно рассмеялась, настолько смешным было выражение лица Дориана.

– Я боялась, что ты пригласишь меня на свою свадьбу с Андреа, и вообще не хотела оставаться там, где постоянно была бы в курсе твоих дел. Я решила уехать из Англии на год, упаковала чемоданы, и вдруг мне на глаза попалась газета с сообщением о несчастном случае. Если бы не это, я сидела бы сейчас на ранчо у родственников Криса и ведать не ведала, что с тобой происходит.

Дориан ласково привлек ее к себе и воздел глаза к небу.

– Спасибо тебе, Господи!

– Я уже тысячу раз благодарила его, – рассмеялась Констанс.

– На какое время намечен наш визит к матери?

– Поедем сразу после завтрака?

– А что делать, если вместо еды я хочу…

– Я тоже, – смущенно улыбнувшись, призналась Констанс.

Только ближе к полудню они смогли, наконец, выехать из дома.

Для Бернис оказалось полным сюрпризом увидеть дочь вместе с Дорианом, но на сей раз она обошлась без своих обычных ядовитых комментариев и просто поинтересовалась его здоровьем. Зато на редкость озабоченным выглядел Бретт.

– Какая жалость – внезапно прервать свое свадебное путешествие! – сочувственно сказала Констанс. – Бедная мама! Это, должно быть, было ужасно?

– И не напоминайте! – В глазах Бретта мелькнул смех. – Меня морская болезнь разобрала, как только я ступил на берег. Что желаете выпить, Констанс? Вина? А вы, Дориан, наверное, предпочтете виски?

Дориан и Констанс переглянулись.

– Думаю, – сказал он, – шампанское будет более уместно. Кстати сказать, на всякий случай я прихватил его с собой. – И он жестом фокусника выставил на всеобщее обозрение спрятанную за спиной бутылку.

– Мы решили пожениться, – объявила Констанс, сияя от счастья.

Бернис испустила сдавленный вопль, но тут же, к совершенному изумлению дочери, сказала:

– Я рада за тебя, дорогая. – И, обращаясь к Дориану, добавила: – Я была несправедлива по отношению к тебе, но теперь буду гордиться таким зятем.

Бретт, деликатно поинтересовавшись, что стало с Андреа, тоже принес свои поздравления. Они откупорили шампанское, выпили за будущих супругов, и Констанс отправилась на кухню помочь матери.

– Я должна извиниться перед тобой, – начала Бернис, – за то, что я упорно не давала Дориану возможности поговорить с тобой. Он звонил тогда, не переставая, но я была непреклонна. Мне искренне жаль. Я считала, что действую тебе во благо.

День прошел незаметно. Помимо прочего за столом обсуждался ход судебного дела против Тэлботов по обвинению в жульничестве, махинациях и организации убийства. Пресса широко обсуждала этот процесс, и в результате репутация Дориана Клиффорда и фирмы «Си-Би-Эй» была полностью восстановлена.

Когда Констанс и Дориан ехали домой, она передала ему разговор с матерью.

– Она призналась, что скрывала от меня твои звонки и визиты.

Он лишь усмехнулся.

– Рад слышать, что инициатива исходила не от тебя, потому что тогда я подумал, будто ты действительно возненавидела меня.

– Этого не было никогда, – твердо заявила Констанс.

– Раз так, то это не имеет никакого значения, – сказал он, поймав ее руку.

– Забудем обо всем плохом, Дориан, – сказала она. – Я всегда любила тебя, и это главное.

– … А теперь жених может поцеловать невесту!

Это был счастливейший день в жизни Констанс. Выходить за Дориана в первый раз было славно, но то, что она ощущала сейчас, не поддавалось никакому описанию. Пройдя столько испытаний, они знали, что ничто уже не разлучит их.

Поцелуй оказался таким долгим, что викарию пришлось кашлянуть, дабы напомнить молодым, что они в церкви. Из толпы гостей на них смотрела сквозь слезы Андреа. Гарри тоже хотел приехать, но не смог. Он прислал свои поздравления и наилучшие пожелания. Бернис стояла неподалеку и плакала навзрыд.

После свадебных торжеств молодые улетели в Санта-Фе, чтобы провести там медовый месяц.

– Ты счастлива? – спросил Дориан Констанс.

– И ты еще спрашиваешь! – рассмеялась она. – Я не знаю лучшего места во всем мире.

Белый песок, лазурное небо, колышущиеся пальмы. Чего еще может желать человек?

– Я тоже, – признался он. – Похоже, этот медовый месяц включает в себя и тот, первый, который в свое время не состоялся.

– Точно! – сказала она, поправляя скромное золотое кольцо, которое он второй раз надел ей на палец.

Дориан хотел купить ей новое с алмазом, куда более дорогое и красивое, но Констанс сама была тверда, как алмаз. Именно это старое колечко было для нее символом их вечной любви.

– Я так люблю вас, миссис Клиффорд!

– А я вас, мистер Клиффорд! Я лежу здесь и думаю лишь о том, какая же я везучая! А еще мне все время хочется спросить тебя, где мы собираемся жить по возвращении в Англию?

Бракосочетание, отъезд – все произошло так молниеносно, что они не успели обсудить этот животрепещущий вопрос.

– Полагаю, мы сможем жить то у тебя, то у меня.

Констанс расцвела в улыбке.

– Великолепная мысль, мистер Клиффорд! Я рада, что вышла замуж за богатого и щедрого человека.

Дориан шутливо ущипнул ее в бок.

– Если тебе очень хочется, мы можем вернуться в наш старенький домик с верандой.

Она в ужасе затрясла головой.

– Ни за что! С ним связано слишком много тяжелых воспоминаний.

– Одно могу обещать, миссис Клиффорд: ничто не омрачит нашего счастья в будущем.

Договор немедленно был скреплен поцелуем, и Констанс поняла, что они с Дорианом будут счастливы ровно столько, сколько продлится их жизнь.