Текст книги "Снобы"
Автор книги: Джулиан Феллоуз
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
– Я только подумала, что ты выглядела неважно, когда я последний раз тебя видела.
Эдит сопровождала мать на прошлой неделе в бесплодных поисках шляпки. От одного этого кто угодно позеленеет, но она ничего не сказала.
– Так ты не болеешь?
– Определенно нет.
– Ты бы ведь сказала мне, если бы это было… что-то такое, правда?
Эдит прекрасно знала, что дважды подумает, прежде чем доверит матери хотя бы список покупок, не говоря уже о более важной информации, но вдаваться в это сейчас не имело смысла.
– Ну конечно же.
Последовала пауза.
– И наверное, ничего нового? Про… все…
– Нет.
– Ах, милая.
Как бы этот разговор ее ни раздражал, Эдит было жаль мать. Ей пришлось признать, что миссис Лавери, пусть ее жизненные ценности пусты и меркантильны, испытывает совершенно неподдельные чувства. И в частности – горькое сожаление.
– Ты же не… предпримешь никаких необдуманных шагов, да?
– Каких шагов?
– То есть… ты же не станешь сжигать мосты, пока не будешь до конца уверена…
Эдит уже привыкла, что ее мать обладает почти безграничным запасом клише, так что ей даже без переводчика было понятно, о чем они сейчас говорят. Как ни странно, но этот вопрос помог Эдит сконцентрироваться на проблеме. Заканчивая разговор, она уже знала, что пришло время действовать.
Была суббота. Обычно эти дни они с Саймоном проводили тихо и приятно: читали газеты, обедали где-нибудь в городе, а вечером шли в кино или ужинали у друзей где-нибудь в районе Уондсуорт. Но сегодня, одеваясь, Эдит уже знала: этот день она проведет совсем иначе. Она подобрала одежду тщательно, обдумывая каждую деталь, – костюм для загородных поездок, добротный, благопристойный, неброский, те самые юбка и жакет из джерси, от которых она так пылко отреклась совсем недавно. И так же как в тот день, когда она собиралась на дефиле, она снова обратила внимание, что две ее жизни требуют двух совершенно разных стилей одежды. Какая-нибудь герцогская дочь может позволить себе накупить одежды в «Вояже» и одеться на званый ужин в Шропшире, как проститутка, все только похвалят ее аристократическую эксцентричность. Но Эдит такое не сойдет с рук. Если бы она посмела одеваться по-лондонски за городом, для всех знакомых Чарльза это только послужило бы подтверждением ее дурного воспитания. Когда она вошла в кухню, Саймон удивленно поднял на нее глаза:
– Ничего себе! Ты выглядишь так, будто собралась на прослушивание для «Сенной лихорадки»[47]47
Комедия режиссера Ноэла Кауарда (1964).
[Закрыть].
– Слушай, мне так неудобно. Обещала съездить с мамой на званый обед за город и совсем забыла. Она потому и звонила. Простишь меня, а?
– К кому?
– Да к одной деревенской кузине.
– Нет у тебя никаких деревенских кузин. Разве ты не из-за этого там не прижилась? – Здесь Саймон проявил совсем не свойственную ему глубину понимания.
Как раз именно из-за этого.
– Есть, просто я о них не рассказываю. Они с мужем такие зануды, что непонятно, как их земля носит.
– То есть ты не хочешь, чтобы я ехал с вами.
Саймон терпеть не мог оставаться в стороне от чего бы то ни было. Если такое случалось, то только по его доброй воле. Он был совсем не прочь сказать, что слишком занят и потому, к сожалению, не сможет присоединиться. Более того, такие ситуации ему очень нравились. Но одна мысль, что люди могут не жаждать его общества – даже если они собирались за хлебом, – была ему невыносима.
Эдит улыбнулась, грустно так, будто ей бы очень хотелось, но…
– Было бы здорово. Но она умоляла меня, чтобы мы хоть немного времени побыли вдвоем. Наверное, хочет все обсудить. – Эдит слегка пожала плечами, но было видно, что возражений она не потерпит.
– Тогда хоть не говорите про меня гадостей.
Она улыбнулась ему, тепло и подбадривающе, зная при этом, что планирует его поражение, и спустилась в спальню взять в шкафу пальто. Она не хотела говорить ему, куда собралась, потому что тогда он устроил бы сцену, а она совершенно не была уверена в исходе предполагаемой операции. Вот уж чего ей совсем не хотелось, так это чтобы он обиделся и сбежал обратно к жене, а она вернулась бы вечером в пустую квартиру.
Истина заключалась в том, что сегодня утром, склонившись над унитазом, она решила, что дальше откладывать нельзя. Сегодня же она поедет в Бротон и бросит вызов льву или, вернее, львенку, сыну старой львицы, в его же логове. Летя по А22, она никак не могла понять, почему не сделала этого сразу. Ведь это же ее муж, и она едет в их общий дом. Этого никто не сможет оспорить.
Ее ждал неприятный сюрприз. Она и забыла, что летом по субботам дом открыт для посетителей. Это как-то выпало из ее расчетов, и она оказалась в несколько нелепом положении: ей предстояло выбирать – поставить машину во дворе и войти через частный вход, которым пользуется семья, или идти вместе со всеми через парадный вход, в толпе туристов и домохозяек из Брайтона. Она приняла смелое решение и выбрала второй вариант. Эдит подумала, что у них будет слишком много возможностей преградить ей путь, если она позвонит с жилой стороны дома, и поставила на то, что Чарльз сейчас у себя в кабинете, рядом с библиотекой. Тогда ей потребуется всего несколько секунд, чтобы проскользнуть за ограждения и открыть дверь, и она верно рассудила, что никто из экскурсоводов не станет ее останавливать. Более того, она поздоровалась с приятной женщиной в скромном костюме:
– Добрый день, миссис Керли, как поживаете? Я здесь прошмыгну? Вы не возражаете?
Эдит прекрасно усвоила эту уловку людей из круга своего мужа – делать вид, что просишь об одолжении, когда человек в любом случае просто не может вам отказать. «Ах, дорогая миссис Такая-то, вы могли бы дождаться нашего возвращения? Это вас не слишком затруднит?» И конечно, несчастная женщина, получившая такие инструкции (как и ее работодатель), прекрасно знает, что на деле это означает: «Я запрещаю вам ложиться спать до нашего приезда», – но, отдавая приказы таким образом, всегда можно порадоваться собственной мягкости и обходительности. Аристократам нравится с гордостью осознавать, что они очень хорошо обращаются с прислугой. Обычно это означает – отдавать невыполнимые приказания с самым дружелюбным выражением лица.
Миссис Керли явно стало очень неуютно от этой просьбы, но, как Эдит и предполагала, поделать она ничего не могла.
– Конечно, миледи, – сказала она и, как только Эдит отошла на два шага, позвонила по внутреннему телефону.
* * *
Как и предполагала Эдит, Чарльз Бротон действительно был в своем кабинете, или маленькой библиотеке, как леди Акфилд предпочитала называть эту комнату. Он рассеянно отвечал на письма, скорее чтобы притвориться, что занят, чем по необходимости. Гостей на выходные приглашала его мать, и, как всегда, не из тех людей, которые были бы сейчас близки его раненой душе. Диана Богун казалась ему холодной и слишком намеренно величественной, чтобы с ней было приятно общаться, а ее муж – практически сумасшедшим. Клариссы не было. По крайней мере, ему удалось убедить мать, что она поставила не на ту лошадь, но… если не Кларисса, то кто?
Он знал, что Эдит появлялась у Томми Уэйнрайта. Вообще-то, Томми сам ему об этом сказал на следующий день, возможно, потому, что не хотел, чтобы новость дошла через третьи руки. Сначала Чарльз пришел в ярость, не на Томми, а на мать. В тот вечер она неожиданно отправила его навещать в больнице какую-то ее старую подругу, представив дело так, будто это было жизненно необходимо. Но потом, когда он немного успокоился, Чарльз в тысячный раз спросил себя, а чего бы он мог достичь этой встречей. Что бы там друзья ни говорили ему о необъяснимости ее поступков, он прекрасно понимал, почему Эдит от него ушла. Он был неинтересен. Он знал, что это правда, потому что, к несчастью для него, был умен ровно настолько, чтобы это понимать. Он знал, что ей стало с ним скучно, как только радость от того, что она поднялась на несколько ступенек вверх, поутихла. В половине случаев, если честно, он вообще не понимал, о чем его жена говорит. Когда она подвергала сомнению политику оппозиции или пыталась взвесить за и против вмешательства на Ближнем Востоке… Чарльз знал, что существуют разные взгляды на эти вещи, но не понимал, почему он должен иметь какое-то мнение по этому поводу. Он голосует за консерваторов и отмечает в разговорах, что Новые лейбористы – это просто кошмар какой-то. Разве этого не достаточно? Это было все, чего от него ожидало большинство знакомых по «Уайтс», и даже больше. Но для Эдит этого явно было недостаточно. Сейчас даже он начал подозревать, что есть вероятность, что она хочет к нему вернуться или, по крайней мере, хочет с ним об этом поговорить. Но разве что-то изменилось? Не лучше ли для них обоих будет смириться с тем, что ничего не вышло? Вот, в двух словах, как он смотрел теперь на свою семейную жизнь. Он потерпел поражение, да, и настало время честно себе в этом признаться и жить дальше. И конечно же, именно этого и добивалась леди Акфилд. В наше время принято считать, что любое вмешательство в жизнь собственных детей непременно повлечет за собой разочарование, но это не так. Умные родители, которые не торопят события, вполне могут достичь своих целей. А леди Акфилд была умнее многих.
Он поднял голову – дверь открылась, и степенная фигура виконтессы Богун плавно вошла в комнату.
– Чарльз, – произнесла она исполненным отчаяния голосом, – слава богу, ты здесь.
– А что? Что случилось?
– Я в ужасном затруднении. Питер ушел прогуляться, и мы сегодня не на машине. И вот… – (Чарльз терпеливо ждал.) – Дело в том, что… – Диана нервно облизала губы. Она была очень талантливая актриса. – Я немного запуталась в датах и ничего с собой не взяла…
Чарльз смотрел на нее в недоумении. Все это звучало полной бессмыслицей, будто ее речь плохо перевели с другого языка.
– Извини, пожалуйста, – ответил он; Диана очень правдоподобно покраснела. – Я не очень…
Диана преодолела свое отвращение к такой тактике. Отчаянные моменты требуют отчаянных мер, а хозяйка ясно дала понять, что наступил как раз один из таких моментов.
– Я совсем не ожидала, но… наступили те самые дни, и теперь мне очень надо в аптеку.
– О боже! – Чарльз вскочил в крайнем смущении. – Конечно. Чем я могу помочь?
Диана вздохнула свободнее. Она достигла цели, причем ей это удалось удивительно быстро.
– Ты не мог бы отвезти меня в Льюис, только там все закрывается в час и…
– Конечно. Поехали.
– Сейчас, мне только нужно кое-что сказать твоей матери.
– Давай. Я схожу за машиной. Через пять минут буду у входа. Ты не волнуйся, все будет хорошо.
Ее тронуло, что он уговаривает ее не волноваться по поводу события, которое происходит с ней каждый месяц с двенадцати лет, но предпочла его не успокаивать. Со слабой улыбкой она смотрела, как он выбегает из комнаты. Выбирая, что бы такое соврать, Диана правильно рассудила, что именно заставит его действовать незамедлительно. Она верно рассчитала, что Чарльз, как и все мужчины подобного типа, испытывал крайнее отвращение ко всем механизмам функционирования женского организма. Стоит только намекнуть, и он не станет слушать дальнейших объяснений и сразу начнет действовать. Она прислушивалась, как он с грохотом сбегает по лестнице, с чувством хорошо выполненной работы.
* * *
Эдит едва добралась до лестничной площадки с бронзовым рабом, как в перегороженных канатом дверях показалась леди Акфилд.
– Эдит? Это ты? Почему не позвонила, что приезжаешь?
Свекровь взяла ее под руку и попыталась отвести в семейную гостиную. Эдит поняла, что игра началась, и выругала себя, что не завернулась поплотнее в шарф и не проскользнула незамеченной, но все-таки не собиралась сдаваться так просто. Она высвободилась из цепкой хватки Гуджи и направилась в сторону кабинета Чарльза.
– Я подумала, что причиню вам лишнее беспокойство, и хотела только перекинуться парой слов с Чарльзом. Я буквально на минутку.
Она шла так быстро, что леди Акфилд, к удовольствию наблюдавших, пришлось семенить за ней, чтобы не отставать. Они буквально вбежали в великолепную библиотеку с ее шкафами из красного дерева с позолотой. С огромной картины над камином один из первых Бротонов, в каштановом парике, изумленно взирал на разворачивающуюся у его ног сцену. Несколько туристов узнали ту или другую из вошедших, а так как о расставании супругов писала половина газет страны, они тут же бросили со скукой рассматривать тисненые корешки книг и обратили все внимание на двух женщин, радуясь такой неожиданной возможности поразвлечься.
– Ты останешься пообедать? – спросила леди Акфилд, чувствуя, что стала центром внимания, и пытаясь хоть как-то сгладить совершенно немыслимую ситуацию.
– Зачем? Вы бы хотели, чтобы я осталась? – отозвалась Эдит. Она, наоборот, наслаждалась тем, что все видят ее свекровь в такой момент.
– Конечно, – ответила леди Акфилд, хватая ее за рукав и стараясь хоть как-то замедлить продвижение невестки по отполированному до блеска полу.
– Не думаю, – сказала Эдит.
Она была уже почти у двери в кабинет, уже почти взялась за ручку, и тут дверь отворилась и перед ней предстала исполненная достоинства леди Богун. Неуловимым, едва заметным движением она кивнула леди Акфилд. И Эдит тут же поняла, что опоздала. Птичка улетела.
– Здравствуй, Эдит, – сказала Диана еще более протяжно и манерно, чем обычно. – Извини, мне нужно в Льюис, купить кое-чего, и надо успеть, пока все не закрылось. Ты здесь еще будешь, когда мы вернемся?
– А ты как думаешь?
Диана не стала больше задерживаться. Оставшись с невесткой наедине, леди Акфилд втащила ее в кабинет и закрыла дверь.
– Садись, отдохни, – сказала она, присаживаясь за стол Чарльза и рассеянно раскладывая бумаги в аккуратные стопочки.
– Все это ни к чему, – отозвалась Эдит. – Если Чарльза нет, я пойду.
Леди Акфилд повторила просьбу:
– Садись, пожалуйста. Мне очень жаль, что мы оказались врагами, дорогая.
– Жаль или не жаль, но вряд ли вас это удивляет.
На лице леди Акфилд отразилось огорчение.
– Мне хотелось, чтобы ваш брак удался. Ты ошибаешься, если думаешь иначе. Мне хотелось, чтобы вы были счастливы.
– Вам хотелось, чтобы мы делали хорошую мину при плохой игре?
– Но ведь тебя и на это не хватило! – отрезала леди Акфилд. Куда делись ее обычная задушевность и прочувствованная дрожь в голосе.
Эти слова несколько осадили Эдит – доля здравого смысла в них была, и она была вынуждена это признать. Разве не глупо полагать, что леди Акфилд обрадуется, если Эдит снова войдет в их жизнь? Зачем бы свекрови хотеть, чтобы она вернулась, если все было почти позади. Но леди Акфилд еще не закончила.
– Год назад тебе тошно было смотреть на Чарльза. Когда он говорил с тобой, ты скрипела зубами, когда прикасался – ты вздрагивала. Я его мать и жила с вами в одном доме. Думаешь, я могла не заметить?
– Все было не так.
– Именно так. Он надоел тебе. Надоел до смерти. Хуже того, он раздражал тебя до безумия. Он ничем не мог тебе угодить, сколько бы ни старался. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал, все было не так. Одного его присутствия было достаточно, чтобы довести тебя до бешенства, но сейчас… Как мне понимать твое внезапное страстное желание его видеть? Что изменилось?
Эдит выпрямилась и посмотрела прямо в глаза свекрови. Она решила во что бы то ни стало завладеть инициативой:
– Вам не приходило в голову, что мне могло хватить времени на размышления? Или я, по-вашему, настолько глупа, что ни о чем, кроме денег и амбиций, думать не в состоянии?
– Дорогая, я никогда не считала тебя глупой. – Леди Акфилд протестующе подняла руку. – Ты должна быть ко мне справедлива хотя бы в этом. – На площадке перед домом раздался шум, и она неспешно подошла к окну, желая убедиться, что, вопреки ее опасениям, это не Чарльз вернулся за какой-нибудь забытой вещью. – Но теперь я вынуждена спросить, почему тебе вдруг так отчаянно понадобилось с ним встретиться, если все это время ты прекрасно без него обходилась? Я мать и не могу не задать себе вопрос: что такого могло случиться, что сделало воссоединение с моим сыном таким желательным для тебя, если до этого оно было крайне не-желательным.
– Может быть, я не считаю, что сделала правильный выбор. Это так трудно понять?
– Напротив. Я нахожу это вполне естественным. Особенно учитывая, что твой выбор кажется мне на редкость дурацким. Но… – Она сложила ладони, как добродушный священник, дошедший до сути своей проповеди. – Почему именно сейчас? Почему такая мгновенная перемена?
Эдит воззрилась на нее:
– Вы же не можете меня до бесконечности к нему не подпускать.
Леди Акфилд кивнула:
– Нет. Полагаю, что не смогу.
– Ну вот.
– Я думаю, что смогу не давать тебе увидеться с ним несколько месяцев. Шесть, например, или даже три. А потом давайте все вместе еще раз посмотрим, как мы относимся к твоему неудачному выбору.
И тут до Эдит дошло: конечно же, ее свекровь, дорогая Гуджи, с ее ясным, как весеннее небо, рассудком, все понимала. Они так и не упоминали об этом, ни тогда, ни через много лет, но, без тени сомнения, они обе все понимали. Эдит встала:
– Я ухожу.
– Ты уверена? Может быть, ты хотя бы съешь что-нибудь? Или – тебе не нужно в туалет? Тебе пришлось проделать такой неблизкий путь. – И снова ее тон стал привычно проникновенным, так в полночь девочки в общей спальне интерната шепотом делятся друг с другом секретами.
В этот момент, как это ни странно, Эдит было трудно не восхищаться этой женщиной, своим заклятым врагом, которая в любом споре всегда оставалась на высоте.
Трудно, но не невозможно.
– Ты паршивая корова, – сказала она. – Мерзкая толстокожая бессердечная корова.
Леди Акфилд несколько мгновений обдумывала эти слова, потом кивнула.
– Возможно, в твоем нелестном описании есть доля истины, – отметила она. – И возможно, именно по этой причине – или похожей, но выраженной более изящным языком – мне удалось с таким успехом воспользоваться выпавшими мне шансами, а ты так бездарно растратила свои. До свидания, дорогая.
Глава двадцать вторая
Возможно, вы спрашиваете себя, почему Эдит, настолько загнанная в угол, не выбрала более современный выход из этой сложной ситуации и, проведя несколько дней в какой-нибудь отдаленной частной лечебнице, не избавилась от этого затруднения, а после не подождала указанные леди Акфилд три или шесть месяцев, с тем чтобы смело взглянуть им всем в глаза. Я подозреваю, что она и сама не очень-то понимала, почему так тверда в намерении этого не делать. Она, насколько мне известно, не была особенно религиозна и, как мне представляется, в повседневной жизни довольно редко задумывалась об этической стороне своих поступков, но, возможно, увидев способ, который позволил бы ей пощадить жизнь – жизнь, зависящую только от нее одной, она не могла заставить себя принести ее в жертву. Я думаю, по сути своей это было очень животное решение, и уж совсем не сентиментальное – или любую тигрицу в джунглях можно назвать сентиментальной. Я подозреваю, что женщины значительно лучше большинства мужчин смогут понять, почему нечто, едва ли существующее с точки зрения государства или закона, нечто, чему еще только предстояло начать свое существование, могло вызвать такую преданность.
В конце концов помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. На следующее утро она рассказала мне о своем недолгом пребывании в Бротоне, и я, естественно, с ужасом ждал, что она попросит меня принять более активное участие в этом деле, и вдруг с удивлением услышал, что она подождет, пока Чарльз не соберется очередной раз в Фелтхэм.
– Он туда ездит каждые две недели. Там я его и застану.
– А как ты узнаешь, что он туда собирается?
– Кэролайн мне скажет. И отвезет меня туда.
Эта информация меня одновременно успокоила и ошеломила. Успокоила – потому что это значило, что без меня можно будет обойтись, ошеломила – потому что мне и в голову не могло прийти, что Кэролайн пойдет против матери. Даже сейчас я не совсем понимаю ее мотивы. Брак Кэролайн едва теплился. Не исключено, что она не хотела, чтобы развод наследника помешал ей благополучно уладить собственные бракоразводные дела. Могло случиться, что она взбунтовалась против матери, чьи ценности, как ей казалось, она навсегда отвергла (что было далеко от истины). А может быть, все было проще. Она любила брата, и ей очень тяжело было видеть его несчастным. А в результате, я думаю, как это всегда бывает, сработало все понемногу.
– Когда ты с ней связалась?
– Она позвонила сегодня утром. Она слышала о том, что я ездила в Бротон. Может быть, ей меня жаль.
– Ну, не скажу, что именно этого я и ожидал, но рад за тебя. Определенно, куда лучше, если тебе поможет сестра Чарльза, а не я. Дашь мне знать, как идут дела?
– Да.
* * *
Несмотря на данное мне объяснение, Эдит совсем не была уверена, что понимает, зачем Кэролайн это нужно. Они не были особенно близки, но и не враждовали. Несмотря на почти непрерывные злобные выпады Эрика в сторону Эдит, они с золовкой достигли чего-то вроде приятельских отношений с оттенком настороженности, однако было бы слишком сильно сказать «подружились», и Кэролайн всегда четко знала, на чьей она стороне. Несмотря на всю свою декларируемую современность, Кэролайн Чейз, весьма далекая от самопознания, была во многом тем самым яблоком, что упало не слишком далеко от материнской яблони. Может быть, она и презирала надутых графинь и жен министров, что составляли двор леди Акфилд, но, если уж на то пошло, среди ее друзей были в основном мятежные и причудливо одетые дети этих самых дам.
В любом случае, какими бы ни были ее мотивы, она сдержала слово. Два дня спустя в квартире на Эбери-стрит зазвонил телефон, Эдит взяла трубку и услышала голос Кэролайн:
– Чарльз сейчас в Фелтхэме, если ты настроена серьезно. Он поехал туда вчера вечером и будет там один до завтра.
Эдит взглянула на Саймона, который с головой погрузился в «Дейли мейл». Он выписывал и «Индепендент», но никогда ее не читал. Она взяла себя в руки и приготовилась к одному из тех немного бредовых разговоров, которые ведутся, чтобы скрыть истинную тему от случайных свидетелей.
– Как мило с твоей стороны, – сказала она.
– Так ты хочешь, чтобы я тебя отвезла?
– Если можно, – последовал короткий ответ.
– Ты можешь сейчас разговаривать?
– Не очень.
– Я буду в начале Слоун-стрит, около «Куттса», в десять.
– Хорошо.
Эдит осторожно положила трубку. Не то чтобы, как она объясняла позже, Эдит усомнилась в своем желании встретиться с Чарльзом, но так же, как она обошла молчанием визит в Суссекс, она была не особенно склонна перекрывать себе все отходные пути и сейчас. Но Саймон едва заметил, что Эдит вообще разговаривала по телефону. Она улыбнулась ему:
– А ты сегодня работаешь?
Он поднял голову:
– Во второй половине дня. А что?
– Кэролайн звонила. Позвала с ней пообедать.
– Ты мостов не сжигаешь.
Эдит не ответила, но ему было все равно.
И снова она очень тщательно выбирала одежду. Проще всего было не выдумывать и облачиться во что-нибудь из того, что носила, пока жила в Бротоне, но это казалось ей постыдным после того, какое унижение она претерпела от леди Акфилд. И еще, как теперь ясно видела Эдит, это было очень заметно со стороны. Нет, если Чарльз и решит принять ее обратно, то пусть примет именно ее саму, а не потому, что она может сойти за Диану Богун или любую другую стерву с ледяным сердцем, из тех, что наслаждаются своей полностью лишенной любви семейной жизнью в сердце мира Чарльза. В конце концов Эдит выбрала узкую черную юбку, которая подчеркивала ее ноги, и свободный синий свитер с вплетенными в узор цветными ленточками. Она причесалась и достаточно сильно накрасилась, то есть скорее для Чарльза, чем для Кэролайн. Эдит окинула взглядом результат и осталась довольна. Из зеркала на нее смотрела хорошенькая, жизнерадостная женщина, достаточно лондонского вида, и было почти незаметно, что она очень старалась.
– Мило, – сказал Саймон. – А ты сейчас куда?
– Думала пройтись по магазинам. Мне еще отцу подарок надо найти.
– Я так понимаю, меня на девичий ланч не зовут?
– Это будет у Кэролайн дома… – Эдит пожала плечами. – А может, пойдешь со мной сейчас? Если я подберу папе что-нибудь, то пойду в «Харродс». Посмотреть, что они приготовили к лету.
Может показаться, что в таком подходе был некоторый тщательно рассчитанный риск, но ничего подобного. Ни один мужчина в здравом уме не согласится сопровождать женщину по целому ряду магазинов, если она даже не знает точно, что именно ищет. Особенно когда никакого угощения после этого не предвидится. Как она и предполагала, он покачал головой:
– Лучше я воздержусь. Если можно. Увидимся вечером.
– Ты когда вернешься?
Он пожал плечами:
– В семь. Восемь.
Они поцеловались, Эдит схватила пальто и была такова. Минуту спустя она уже шла к антикварным магазинам в сторону Пимлико-роуд. Она знала: за два часа пути Кэролайн непременно спросит ее, что она задумала. И вот теперь Эдит пыталась определить, что она скажет Кэролайн и что она собирается делать на самом деле. Между этими двумя вещами не обязательно должно быть что-то общее.
К этому моменту она уже знала: хватило бы и одного полуистеричного сопротивления леди Акфилд, чтобы догадаться – шансы вернуть Чарльза существуют. Какое-то время она продолжала притворяться, будто все еще просто выясняет, насколько это возможно, но в глубине души этот этап она уже прошла. Эдит была вынуждена признать, что не старалась бы так отчаянно с ним встретиться, если бы это было не так. И все же, насколько она хочет вернуться к нему? Хочет ли она вернуться любой ценой? Вернется ли их жизнь в ту же самую колею? И потом, а пойдет ли он хоть немного ей навстречу? Разве не все козыри на руках у Чарльза? И самое страшное: а что, если она не права и он не захочет, чтобы она вернулась? Во всех этих размышлениях ясно было одно: истинную причину своего нынешнего образа действий Эдит старается скрыть даже от самой себя. Она рассудила, что если у нее все получится, то там можно будет забыть об этом насовсем, так что зачем волноваться об этом сейчас? Если она пробовала задуматься об этой причине, у нее под ногами разверзалась такая пропасть, что лучше было и не пытаться, если можно без этого как-то обойтись. С того момента, как она узнала, что ей разрешено было увидеться с Чарльзом, ее секрет перестал иметь какое-либо отношение к ее намерениям и целям.
Эдит остановилась у картинной галереи, разглядывая выставленные в витрине наброски. Пока она там стояла, рядом затормозил сверкающий лимузин. Шофер помог женщине ближневосточной внешности выйти из машины и открыл перед ней дверь в магазин. Глядя на это сильно нарумяненное, укутанное в соболя существо, сверкающее на солнце бриллиантовыми браслетами, Эдит внезапно подумала о своей свекрови. Леди Акфилд ни за что не стала бы подавать себя вот так. Она приехала бы на такси, без лишней суматохи, достаточно скромно одетая, но с великолепным жемчугом на шее, и полагалась бы на то, что управляющий ее узнает. И тем не менее, если бы эти две женщины встретились, то жительница Средиземноморья волновалась бы и нервничала в присутствии леди Акфилд, а та держалась бы с ней вежливо, но безразлично.
Их столкновение в маленькой библиотеке в Бротоне не только не уронило леди Акфилд в глазах Эдит, наоборот, парадоксальным образом заставило последнюю, сжав зубы, проникнуться уважением к взглядам свекрови. Эдит всегда слегка презирала тех представителей ее общества или, вернее, общества Чарльза, которые лебезили перед маркизой, но за последние несколько дней ей пришлось пересмотреть свои чувства. В первые дни своего замужества она, пожалуй, жаждала того, что было естественной составляющей повседневной жизни этой женщины в мехах, – роскоши, блеска, общения со знаменитостями. Юная Эдит Лавери ошибочно решила, что все это связано с миром графини Бротон, и пришла в недоумение, когда бо́льшая часть ее новой жизни оказалась совершенно обыденной. Она знала: леди Акфилд считает, что она, Эдит, почерпнула эти представления из романов и биографий XIX века. Эдит даже пыталась иногда защищать свою мать от обвинений, что та забивала ей голову мещанскими фантазиями, но постепенно поняла, что обвинения эти были недалеки от истины. В действительности жизнь с Чарльзом оказалась такой однообразной и лишенной перемен по сравнению с этими напичканными действием сюжетами, блистательными бальными залами, заполненными сильными мира сего, и судьбами в стиле леди Палмерстон, а ведь именно этого она с таким нетерпением ждала.
И все-таки в тот день на дефиле у Харди Эмиса, когда толпа расступилась перед леди Акфилд и ее не особенно выдающимся королевским высочеством, как Красное море перед Моисеем, Эдит увидела, от чего она так легкомысленно отказалась – от ключа к любой закрытой двери в Англии и большинству дверей по всему миру, по крайней мере в обществе, населенном людьми, падкими на внешний блеск. Титул и земли, может быть, и не обеспечат ей приглашение в Кэмп-Дэвид, но даже в XXI веке ей незачем гулять одной по Палм-Бич. И Эдит уже знала, что этих самых людей, снобов, чья жизнь посвящена тому, чтобы собирать вокруг себя тех, кто подкрепил бы их собственный статус, – этих людей в десять раз больше, чем всех остальных. Такая власть, как у леди Акфилд, может быть, и не имеет веса с точки зрения общего положения вещей в мире, но это было что-то. А отказавшись от нее, что она получила взамен? Может быть, жизнь в Бротоне и была скучна, но что можно хорошего сказать про жизнь на Эбери-стрит? Что ей больше нравится – шум без блеска или блеск без шума? Она вышла из суетного светского мира, капризно надув губки от скуки, и за одну ночь из козырной карты на зеленом сукне Общества превратилась в недочеловека, с которым люди стыдятся показаться на улице.
Почти дрожа от захлестнувших ее мыслей, Эдит пошла дальше. Потом она задумалась о двух мужчинах. Прекрасно сознавая, что вышла за Чарльза из-за его имени и состояния, она все время подсознательно предполагала, что, если бы у него не было ни того ни другого, она бы на него и не взглянула. За два года совместной жизни он начал вызывать у нее негодование – сейчас это казалось нелепым даже ей самой – из-за того, что он якобы соблазнил ее своими богатством и знатностью, не будучи при этом личностью, с которой ей было бы не скучно. А ведь на самом деле это она его преследовала. Но Эдит настолько была склонна подыскивать себе оправдания и не любила быть с собой откровенной, что к моменту появления Саймона Чарльз уже казался ей чуть ли не бесчестным соблазнителем.
И вот, шагая теперь по Пимлико-роуд, любуясь витринами антикварных лавок, она вернулась к своим размышлениям в Грин-парке и заметила, что разлука многое изменила. У нее появилась подсознательная привычка думать о муже с большей нежностью. Так ли уж неприятно было в его обществе? Настолько ли он менее привлекателен, чем Саймон? В конце концов, мужчины значительно хуже Чарльза постоянно находят себе жен. Показалась бы ей в былые времена, еще до замужества, мысль иметь Чарльза в мужьях такой уж ужасной? Если бы ей представили мистера Чарльза Бротона в качестве ухажера ее школьной подруги, бросилась бы она с воплями прочь, волоча за собой бедную девушку, обреченную на такой кошмар? Нет, конечно. Определенно, Саймон был значительно красивее, тут сомнений быть не могло, но за эти несколько месяцев она уже привыкла к его внешности, и ее стало раздражать это почти непрестанное подмигивание, которое сопровождало буквально каждое его взаимодействие с окружающими. Все эти легкие улыбочки с прищуром, щедро раздаваемые официанткам, стюардессам и девушкам на выходе из Партриджеса, вечно отбрасываемые соблазнительным движением золотистые локоны стали ее утомлять.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.