Текст книги "Грешная и желанная"

Глава 20

– Сегодня утром вы, дамы, выглядите особенно ослепительно.

Тэнзи, Женевьева и Оливия надели, насколько он понимал, свои лучшие наряды, подходившие к их глазам и волосам и подчеркивающие их фигуры. Йен был братом целых двух сестер, знавал множество других женщин, поэтому разбирался в таких вещах куда лучше, чем ему хотелось, и его слишком часто терзали вопросами о моде.

– О, спасибо. А ты сегодня такой наблюдательный, Йен.

– Вы мне льстите, – сухо ответил он.

– А почему ты до сих пор в Суссексе? – с подозрительной проницательностью спросила Женевьева.

– У меня дела, – тут же нашелся Йен. – Кроме того, я обещал Адаму, что буду держать нашу разношерстную рабочую команду в ежовых рукавицах, пока мы не закончим ремонт дома викария. Куда вы собрались? Поскольку вы разоделись в пух и прах, догадываюсь, что направляетесь вы не в город.

– Нас пригласили на чай. Лорд Стэнхоуп гостит у семейства лорда Генри.

Стэнхоуп.

Наследник герцога де Нёвиля.

Тот самый, который, по слухам, ищет жену.

Теперь понятно, что сообщение Йена успешно передано и с энтузиазмом принято к сведению. Ему бы следовало возликовать.

Но почему-то получается наоборот, как будто он услышал известие об убийстве.

Йен понял, что слишком надолго замер с вилкой у рта. Он совсем забыл, собирался ли сунуть ее в рот или положить на стол, и решил положить.

– А, наследник герцога де Нёвиля! Я совсем забыл, что на свете имеются и другие герцоги, кроме твоего.

– Ха, – фыркнула Женевьева.

Тэнзи все еще не смотрела на него. Она крутила в руках горшочек с мармеладом, как одна из ведьм в «Макбете». Медленно и очень сосредоточенно.

– Что вы надеетесь найти там, мисс Дэнфорт? Я и не знал, что вы умеете читать по мармеладу, как по кофейной гуще.

Она замерла, подняла взгляд. И когда их взгляды встретились, сердце Йена сжалось.

Она зарделась.

Медленно, красиво.

И это не вызвало у него ни капли раздражения.

Что его очень сильно обеспокоило.

Дамы отбыли, а Йен какое-то время расхаживал взад и вперед.

Затем оказалось, что он направляется к конюшне. Оседлав коня, он поскакал через лес, вдоль небольшого притока реки Уз тем же путем, каким они возвращались на днях домой. Добравшись до речки, где она стояла на коленях, пустил коня шагом.

Йен искал следы копыт и ног, и ветки, и кусты, которые кто-то недавно отодвигал и случайно сломал. Он толком сам не знал, что ищет. Что-то необычное. Отец начал брать своих сыновей на охоту в очень раннем возрасте, и искать следы давно стало для Йена второй натурой.

Что-то сверкнуло. Он, натянув поводья, остановил коня.

Что-то цвета лаванды, блестящее.

Йен спрыгнул с коня, набросил поводья на ветку боярышника, подошел к этому блестящему и остановился.

Задумчиво поднял шляпку с бледно-лиловыми атласными лентами. Он держал ее очень осторожно. Сомнений, кому принадлежала шляпка, не было.

И почему это так много для него значит?

Он пошел дальше – десять футов, двадцать – и вышел на небольшую полянку, на которой не бывал с детства. Неприметное место, и оно здорово изменилось за эти годы. Один из старых дубов разбила молния, и теперь ствол лежал на земле, остальные чудовищно разрослись вокруг своего павшего товарища.

Йен медленно поворачивался на месте, вглядываясь в окружающее в поисках… чего именно, он не знал. Примятой травы, по которой катались любовники? Мужских следов? Женских?

Но вокруг была голая земля, здесь даже мох не рос. Не то место, которое выберешь для любовного свидания.

Может быть, она приходила сюда, чтобы в тишине и уединении поразмышлять о чудесах природы? Совсем не похоже на нее, но все же…

Внезапно Йен остановился, всматриваясь.

Из земли торчали два небольших колышка.

Рядом с двумя невысокими холмиками.

Как будто здесь что-то похоронено.

Боже милостивый.

Хоть раньше он и шутил на эту тему, теперь слегка встревожился и в два шага оказался рядом с холмиками.

Присел на корточки и всмотрелся внимательнее.

Земля была темная и рыхлая, но не похоже, чтобы тут рылось какое-то животное или ее разворошило лошадиное копыто.

Скорее тут что-то сажали.

К первому колышку был прикреплен клочок писчей бумаги, на котором изящным, каллиграфическим почерком написано одно слово: «Колумбины».

А на втором: «Астры».

Йен опустился на пятки.

Должно быть, она посадила их в память о матери.

– Проклятье. – Он это скорее выдохнул, чем сказал. Йен закрыл глаза. На него нахлынул вал, будто прорвало плотину. Словно обрушился поток солнечного света, и это было больно, и это было великолепно.

Теперь он понял, отчего так мучительно болело сердце вчера ночью. Просто в нем, наконец, распахнулись до сих пор запертые двери.

Для начала наследник герцога де Нёвиля удивил Тэнзи тем, что оказался не таким уж и красавцем.

О, он был достаточно привлекателен – все в нем казалось выверенным: черты лица, руки, ноги, зубы. Высокий, длинноногий. Волосы песочного цвета, серые глаза поблескивают, лицо чистое. Манеры превосходные и отполированные, как домашнее серебро – старинное серебро, передаваемое из поколения в поколение и стоящее несметных денег. Все в комнате сверкало: хрусталь, фарфор, столовые приборы, обивка мебели, его достойный восхищения полный набор зубов.

В нем чувствовалась некая едва ощутимая самоуверенность, присущая тем, кто считает себя хозяевами жизни.

До тех пор, пока не посмотрел пристально на Тэнзи.

После чего уставился на нее, приоткрыв рот, как зеленый юнец.

Это заставило ее опустить ресницы.

– Очень п-приятно познакомиться, мисс Дэнфорт.

Ага, заикается. Она обожала, когда мужчины при взгляде на нее начинали заикаться.

Вообще-то он очарователен. Точнее, так ей полагается думать. Но в какой-то момент обаяние как понятие стало восприниматься ею по-другому. Как вызов. Несокрушимая уверенность.

Герцог низко, очень низко склонился над ее рукой и затем медленно выпрямился.

– Все, что я о вас слышал, – чистая правда.

А! Так о ней уже говорят.

В один прекрасный день она станет так же знаменита, как и Йен Эверси.

– Какого дьявола ты тут делаешь?

Йен круто повернулся. Колин стоял в дверях библиотеки, открыв рот.

Йен незаметно взял книгу, которую вытащил с полки, и прикрыл ее рукой.

– Это что, и вправду так удивительно?

– В последний раз, насколько я припоминаю, ты добровольно зашел сюда, когда отец приобрел с медицинскую книгу иллюстрациями, и ты решил, что в ней могут быть рисунки голых женщин.

– Они там были, – заметил Йен, – я не ошибся и был вознагражден за свои предположения. Несмотря на то, что их нарисовали со всеми внутренними органами. Я никогда не забуду это удивленное переживание.

«А теперь уходи», – мысленно взмолился он.

Но где там.

– Что это ты держишь, Йен?

– Ничего.

– Похоже на книгу.

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

– Это что, книга по анатомии?

Йен фыркнул.

Колин упал в кресло и посмотрел в окно.

– Я рад, что Женевьева будет жить рядом. Они уже почти решили купить то имение. Уверен, ты тоже рад, что твой заклятый враг будет жить рядом.

– Он мне не враг, – сказал Йен к своему большому удивлению.

– В таком случае, напоминание о том, что у тебя тоже есть совесть.

– Возможно, – коротко ответил Йен.

Он не хотел дальше просматривать книгу, пока Колин здесь. И в то же время очень сильно хотел этого. Чтобы найти ее, пришлось рыться на тех полках библиотеки, к которым он никогда раньше не подходил, и это отняло много времени.

Но все-таки он ее отыскал, а внутри крылись настоящие сокровища. По крайне мере, для него.

Колин, похоже, никуда уходить не собирался. Он покачал обутой в сапог ногой, уныло повертел пустой графин из-под бренди.

– Ну что ж.

– Колин, можно задать тебе вопрос?

– С каких пор ты спрашиваешь на это разрешения?

– Почему ты любишь Мэделайн? – небрежно произнес Йен.

Рот Колина распахнулся.

Даже когда Колин сидел в Ньюгейте, бледный, в кандалах, они не разговаривали о жизни и смерти, любви и утратах. Йен приносил ему самые лучшие плакаты. На одном Колина изобразили с рогами, и Йен вставил плакат для брата в рамку. Потому что для этого и существуют братья. Все прочие воспоминания были слишком драгоценны, чтобы говорить о них в тюремной камере.

Так что, разумеется, Колин был удивлен.

– Понятно. Надо полагать, для такого вопроса есть какие-то основания?

– Считай, что это… исследование.

Йен видел, что Колин смотрит на него скептически. Буквально спиной ощущал изучающий взгляд брата. Повисло странное молчание, и Йен замер. Сердце громко бухало в груди.

– Ну… она самый сильный человек из всех, кого я знаю. – Голос Колина звучал так, словно он впервые об этом задумался. – Она обворожительная и бесстрашная, но при этом очень хрупкая. Видит меня насквозь, но все равно любит – полюбила с первого взгляда, хотя я не думаю, что она когда-нибудь в этом признается. Потому что на самом деле Мэделайн совсем не такая сильная, как привыкла о себе думать, но ей пришлось быть сильной до тех пор, пока и я не захотел стать сильным ради нее. Стать лучше ради нее. Она такая красивая, что иногда при взгляде на нее мне становится больно. И еще… до нее никто никогда во мне не нуждался, а ей я нужен. По-настоящему нужен.

«И еще… до нее никто никогда во мне не нуждался, а ей я нужен. По-настоящему нужен».

Вот это речь.

Йен стоял неподвижно, тронутый и, если говорить правду, настолько пораженный, что не передать словами.

В наступившей неловкой тишине он осознал, что его младший брат обладает такими знаниями и опытом, которыми сам он не владеет. В точности как Колин никогда не узнает, что значит – едва не погибнуть на поле боя, как едва не погиб он. Колину удалось выжить. Но с другой стороны, то, что он чуть не попал на виселицу, наверняка отняло у него не один год жизни.

– И в последнее время она так же сильно интересуется выращиванием коров и овец, как я, – добавил Колин.

– Надо полагать, кто-то же должен этим интересоваться. А ты уверен, что она не притворяется – просто чтобы порадовать тебя?

Колин хмыкнул.

– Мисс Дэнфорт интересуется коровами.

– Если мисс Дэнфорт сказала тебе это, она соврала.

– Знаю, но по крайней мере она приложила для этого усилие, а это называется лестью.

Снова немного помолчали.

– Ты сегодня пришел в библиотеку с какой-то целью, Колин?

«Уйди сейчас же, Колин».

– Искал тебя. Хочу сделать Мэделайн сюрприз на день рождения – подарить ей кобылу, и надеялся уговорить тебя помочь мне.

– Вот тебе совет: если ты покупаешь лошадь не у цыган, значит, делаешь хороший выбор.

Колин коротко хохотнул.

И все равно не ушел.

– Почему бы не рассказать, с какой стати тебя вдруг заинтересовали такие вещи, Йен?

Черт побери. Младший братец может посоперничать с кузеном Адамом в умении заглядывать ему в душу.

Йен разрывался между желанием поговорить и непониманием того, как можно выразить нечто, для чего не существует слов, в первую очередь потому, что это совершенно ново для него. Большой бесформенный клубок впечатлений и эмоций, одна из которых – паника, другая – блаженство, а между ними еще дюжина менее заметных. Он даже не знает, откуда начать этот клубок разматывать.

Он попытается.

– Колин… ты веришь в судьбу?

– Конечно. – Хотя Йену показалось, что это просто нежелание ввязываться в философский диспут.

– Я думаю, моя судьба – погибнуть от руки герцога Фальконбриджа.

Колин отмахнулся:

– Он не может тебя убить. Он член семьи, а родственники не делают ничего подобного. По крайней мере насколько мне известно, – добавил он через секунду.

– Расскажи это Отелло.

– Отсылки к Шекспиру, Йен? Ты что… в самом деле внимательно слушал учителя в школе? – с ужасом спросил Колин.

– Может, я просто склонен запоминать только те вещи, которые станут понятными позже.

– Но почему ты думаешь, что герцог…

Колин осекся и нахмурился, начиная что-то подозревать.

– Нееееееееет…

– Нет?

– Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Скажи, что ты не… только не мисс Дэнфорт! Скажи, что ты не до такой степени ненормальный! – Колин прыгнул вперед и схватил Йена за лацканы сюртука. – Скажи, что ты не настолько самоубийца! Да что с тобой такое, ведь вокруг так… много… других женщин?

– Отпусти. – Он оттолкнул брата. – Успокойся. Разумеется, нет. Все совсем не так.

Насколько Йен помнил, он впервые в жизни соврал Колину.

Брат все еще пристально смотрел на него.

– Потому что ты знаешь – Женевьева никогда тебя не простит. А герцог тебя, может, и не убьет, но ты всегда будешь этого ждать, верно? Забавный способ прожить жизнь.

Йен уже собирался сказать: «Герцог не убийца». Однако если ты наставляешь мужчине рога, это уже вопрос чести, и он не мог винить герцога за желание отомстить… а уж если тот начнет подозревать, что мисс Дэнфорт минувшей ночью пробралась в его постель…

– Ну ладно, – сказал Колин. – Если ты и впрямь беспокоишься из-за герцога в связи с этой девушкой, так имей в виду – меня бы это сна не лишило. В конце концов, каждый, кто на нее хоть раз посмотрел, увидел ровно то же самое. Полагаю, дело в том, что сам ты разглядел ее только сейчас. А со временем она просто станет еще одним из твоих, назовем их, мимолетных капризов.

– Понятно. – Такое объяснение показалось Йену едва ли не святотатством. – Ну что ж, хорошо.

– Под мимолетными капризами я имею в виду женщин.

– Спасибо, я тебя понял.

Йен снова замолчал.

«Уходи, Колин».

Колин смотрел на него с сочувствием.

– Ты знаешь, женитьба на ком-нибудь – на ком угодно – могла бы решить эту проблему.

– С мисс Дэнфорт? – Что касается Йена, эта проблема требовала срочного решения.

– С тобой.

Он фыркнул.

– Только не женись на скучной девице, – торопливо добавил Колин.

– Мне не придется жениться на скучной девице, если я вообще никогда не женюсь.

– Забудь то, что я сказал про семью. Если ты не женишься, тебя непременно убьет мама, – бросил Колин. – А теперь пойдем со мной.

Йен вздохнул и быстро сунул «Растительный мир Северной Америки» обратно на полку. Он вернется и изучит справочник позже.

Однако он задвинул книгу на место не до конца. И когда чуть позднее в библиотеку зашел герцог Фальконбридж (именно потому, что видел, как оттуда выходили Колин с Йеном), он внимательно осмотрел помещение, заметил корешок книги, торчащий из ровного ряда, и взял томик с полки.

Прочитал название.

Медленно выпрямился и долго смотрел вслед исчезнувшим Йену и Колину.

Глава 21

Тэнзи, спустившуюся к завтраку на следующее утро, приветствовал лакей, только что принявший еще несколько букетов. Как она любит цветы!

– Это принесли для вас, мисс Дэнфорт, – сообщил он и улыбнулся, увидев, с каким энтузиазмом Тэнзи ринулась к ним.

И остановилась как вкопанная.

И попятилась назад. Как будто вместо цветов ей преподнесли растения, пожирающие животных, вроде тех, которые описал в своей книге Майлз Редмонд.

Наконец она медленно, недоверчиво протянула к ним руку, и лакей вложил в нее яркий, необычный букет, перевязанный голубой лентой.

Тэнзи всмотрелась в цветы, и рука ее задрожала.

Колумбины. Астры. Бархатцы. Дикие розы. Бергамот. Люпин.

И то, от чего у нее перехватило дух: цветок в форме рупора, называющийся «падающая звезда», или додекатеон.

Это было… все равно что заглянуть прямо к себе домой.

Падающая звезда!

Это мог быть подарок только от одного человека. Человека, утверждавшего, что он никогда не делает подарков. Во всяком случае, женщинам.

Но как же он сумел… как, во имя неба…

– К ним прилагается записка, мисс Дэнфорт.

Записка была запечатана воском, но без оттиска на нем. Тэнзи подсунула палец, сломала печать и прочитала: «Приношу свои извинения за то, что я вел себя как осел». Самое романтичное письмо из всех, какие она когда-либо получала.

Всем прочим запискам за всю ее оставшуюся жизнь не удастся и сравняться с этой, в этом Тэнзи не сомневалась.

– Это тоже только что принесли для вас, мисс, причем вместе с вазой. Куда мне их поставить?

Он показал на изысканную алебастровую вазу с высокими, безупречными, подобранными со вкусом оранжерейными цветами. Розы, темно-красные, прямые, напоминающие скипетр, белые лилии, как трубы. Триумфальный букет, который мог прислать только один человек.

Букет, по сути, вполне подходящий для герцогини.

От обоих подношений у нее перехватило дыхание, но по разным причинам.

Тэнзи развернула записку, прилагавшуюся ко второму букету.

«Эти цветы напоминают мне вас. Надеюсь, вы не сочтете, что я слишком забегаю вперед, но почту за честь, если вы и Фальконбридж присоединитесь ко мне сегодня во время дневного пикника».

– Мне кажется, кое-кто сражен наповал. – Женевьева улыбалась.

Но который из двоих?

И кто из них пугает ее сильнее?

Она нашла его в одной из гостиных, листающим книгу, которую он спрятал за спину в ту же секунду, как она вошла в комнату.

– Добрый день, капитан Эверси.

– Добрый день, мисс Дэнфорт.

Он остался сидеть. Длинные ноги вытянул вперед, руки скрестил за головой, солнце светило на него сзади, образуя вокруг головы в некотором роде нимб.

– Спасибо за ваш любезный подарок.

– Не стоит благодарности.

– И за извинения.

– Не стоит благодарности.

– Должно быть, для вас было пыткой написать это. Извинения.

Он промолчал.

– Прямо представляю, как вы сидели здесь, капли пота покрывали ваш лоб, гордость корчилась в муках, пока вы подбирали нужные слова…

Он коротко рассмеялся.

– Довольно.

Тэнзи улыбнулась.

– Вы не собираетесь встать ради меня? Джентльмены обычно встают, когда леди входит в комнату.

Только теперь он неторопливо поднялся и пока распрямлялся во весь свой немалый рост, сумел перекрыть лившийся из окна солнечный свет. Йен сделал два шага в ее сторону.

И Тэнзи, как обычно, растерялась.

– Так лучше? – негромко спросил он.

И да и нет.

Он очень, очень высокий.

Она все время испытывает искушение позволить ему поглотить ее целиком.

– Я остался сидеть, – задумчиво произнес Йен, – потому что мне понравилось, как солнце залило вас, когда вы вошли в комнату, и вы словно засветились. Я просто не мог сдвинуться с места, так это было чудесно.

О!

Вот теперь ему это удалось. У нее перехватило дыхание.

Это она была главным льстецом, но она не имела ни малейшего представления, что ему ответить. Как и записка, приложенная к цветам, эти его слова значили для нее куда больше, чем любой комплимент, когда-либо в жизни услышанный. Тэнзи знала, что это сказано искренне.

И снова почувствовала, с какой легкостью он может пленить женщину.

Ей не понравилась мысль, что он покоряет женщин. Женщин!

А потом она вспомнила: он никогда не делает подарков.

– Спасибо, – почти робко произнесла Тэнзи.

Йен улыбнулся медленной кривоватой улыбкой, перешедшей в короткий смешок, потому что знал, он знал, что делает с ней.

Животное.

– Разве вы не собираетесь польстить мне, мисс Дэнфорт? Разве я не выгляжу мужественно и все такое? Разве я не наговорил вам самых лучших в вашей жизни комплиментов?

– Я уверена, что такие разговоры вы каждое утро ведете со своим зеркалом.

Он снова засмеялся – этот удивительный, восхитительный смех!

– И чем вы собираетесь сегодня заняться? – Он кинул взгляд на ее утреннее платье из полосатого муслина, и Тэнзи ощутила жар в затылке и руках, ее соски напряглись, реагируя на его внимание, и Тэнзи поняла, что впредь, оказавшись в одной комнате с Йеном Эверси, она может сразу раздеваться, потому что все равно чувствует себя голой.

– Меня пригласили на пикник с лордом Стэнхоупом. А еще Женевьеву и герцога.

– О, вот как? Так быстро еще один визит? И как вам вчера понравился лорд?

– Дружелюбный.

– Дружелюбный, – медленно произнес он. – Хм. Учитывая, что вы склонны к преувеличению, «дружелюбный» звучит как настоящее обвинение.

– Неправда. А вы на это надеялись?

– Разумеется, нет. Быть дружелюбным – то единственное, на что может рассчитывать любой мужчина. Абсолютная вершина личных достижений.

– Ну, если вы приложите усилия, в один прекрасный день вы тоже сможете достичь этой вершины, Йен, я точно знаю.

Он ухмыльнулся.

Наступила странная тишина.

– Йен… я тут подумала…

– Да?

– Вы не расскажете мне побольше о занятиях любовью?

Он моргнул.

– Тэнзи. Матерь Божья. Вы должны это прекратить.

– Прекратить что?

– Наскакивать на меня с вопросами подобного характера.

– Это единственный способ взять над вами верх. И потом, вы очень, очень забавно пугаетесь, так что нет, я не прекращу.

Это его слегка развеселило.

– Я должен был хотя бы попросить.

– А что до моего вопроса… вам не кажется, что мне следует все узнать прежде, чем идти на риск?

Правду говоря, Тэнзи его сознательно провоцировала. Махала красной тряпкой перед быком. Она хотела услышать, как Йен об этом говорит.

Она знала, что он ее хочет, и знала, что вся власть у нее в руках.

Но слишком поздно сообразила, что Йен, разумеется, отлично понял, что она делает.

И ему это не понравилось.

Его взгляд застыл.

– Я уверен, ваш супруг научит вас, когда придет время. Это его долг.

Супруг. Тэнзи заморгала. Слово, как камень, упало между ними. Повисла тишина. Тэнзи смотрела на него, прищурившись.

Слово «долг» ей тоже не понравилось, и она подозревала, что Йен это знает.

– …а ваш долг – ублажать его.

Тэнзи с трудом удержалась, чтобы не поморщиться.

– Может быть, это будет удовольствием, а не неприятной обязанностью? – храбро пискнула она.

– Может быть, – лениво ответил Йен. – Вы вполне можете оказаться правы. Но, знаете ли, это не всегда удовольствие. Не всякий мужчина искусный любовник. Не всякий сделает так, что ваша кровь воспламенится, а колени подогнутся, и вы будете так его хотеть, что не сможете дышать.

Тэнзи застыла.

И он еще говорит о наскакивании!

Что интересно, ее кровь внезапно воспламенилась, а колени подкосились, и она не могла вдохнуть – как будто Йен наколдовал.

Как он это делает? Откуда знает? Ужасно несправедливо, что он знает настолько больше, чем она. И говорит об этом так легко. Йен шагнул чуть ближе. Тэнзи уже снова дышала, правда, теперь намного быстрее, чем раньше.

Но он еще не закончил.

– Не каждый мужчина сделает так, что вы будете рады подчиниться любому его желанию, потому что в тот миг, когда он прикоснется к вам, ваше тело окажется в его власти. Не каждый мужчина способен заставить вас кричать от блаженства, не каждый поймет, где нужно к вам прикоснуться, или прислушается к вашему дыханию и вашим вздохам, чтобы точно знать, как к вам нужно прикоснуться и как усилить испытываемое вами наслаждение. Не каждый мужчина заставит вас увидеть звезды всякий… раз…

С каждым произнесенным им словом Тэнзи казалось, что у нее на несколько градусов повышается температура. Как будто ее чувства понимали, что он взывает к ним – так заклинатель убеждает змею подняться из корзинки. И все это было правдой… Тэнзи так хотела его, что не могла дышать.

Но откуда, во имя господа, он знает, что он с ней делает?

Тэнзи лишилась дара речи.

– Вы это хотели от меня услышать, Тэнзи? Это вы хотели узнать о занятиях любовью?

Честное слово, он безжалостный жестокий ублюдок, и все-таки она сама напросилась, а он отплатил ей той же монетой. Право же, с этим мужчиной играть невозможно. Она не может манипулировать им своими обычными способами.

А потом у нее возникло подозрение, переросшее в уверенность, когда она взглянула на его руки. Они непроизвольно сжались в кулаки, и костяшки пальцев побелели. Словно он впивается ногтями в ладони, чтобы не потерять самообладание.

Он сумел описать все в таких подробностях, но при этом говорил о том, что чувствовал сам.

Не вообще.

С ней.

С ней!

– Спасибо. Это было весьма поучительно. – Голос ее звучал едва-едва, словно она измученная, сидела взаперти в раскаленной комнате. Образно выражаясь, так оно и было. – И я… ну, я подозреваю, что не каждая женщина сумеет превратить вашу кровь в лаву, или будет неотступно вторгаться в ваши мысли, или заставит вас дрожать во время поцелуя, или потерять голову и совершать поступки, которые вам прежде и в страшных снах не привиделись бы. Как, например, отыскать нужную оранжерею, чтобы послать букет полевых цветов, растущих в совершенно определенных местах. Хотя вы утверждаете, что никогда не делаете подарков женщинам.

Он не шелохнулся. Как животное, пойманное хищником.

Что-то вроде вынужденного восхищения мелькнуло на его лице, тут же сменившись чем-то другим: страхом или болью – и мгновенно исчезло. Тэнзи невольно потянулась, чтобы прикоснуться к нему, извиниться… за что? За то, что видит его насквозь? Что рассердила? Что вынудила испытать что-то новое?

Она не хотела ранить его еще сильнее. Не хотела, чтобы этот отважный мужчина чего-то боялся.

Это не ее вина. В конце концов, она ничего не делала нарочно. Ну, почти.

Он заговорил ровным, уверенным голосом:

– Могу заверить вас, некоторым женщинам никогда не познать этого наслаждения. Поинтересуйтесь у своих подруг. Вы наверняка выясните, что большинство замужних женщин обдумывают семейный бюджет, в то время как их мужья изо всех сил трудятся, пытаясь зачать наследника. А молодые испорченные наследники не считают нужным доставлять удовольствие своим женам.

Тэнзи немедленно ярко заалела.

– Вы ужасны.

– Боюсь, вы и половины всего не знаете. Я не герой, Тэнзи.

Она подозревала, что знает хотя бы часть. Подозревала, что он все-таки ошибается, хотя бы частично. Он считается записным распутником, и пока Тэнзи не видела ничего, что могло бы это опровергнуть. Она вспомнила некую брюнетку с черными миндалевидными глазами, вдову, с которой он переглядывался, вспомнила, что говорила миссис де Витт.

Отнесись к этому серьезней, Тэнзи.

А еще опасно целоваться с ним и смотреть на звезды ночью на балконе. И чувства вновь взяли верх над разумом.

– Мы можем ограничиться беседами на свежем воздухе, – произнес Йен, поняв, что она так ничего и не скажет. – Вам не кажется, что это гораздо благоразумнее?

– Сегодня очень жарко, – тут же выпалила она.

Он улыбнулся, медленно, восхитительно. Затем покачал головой.

Проклятье, но он ей так нравится!

Напряжение ослабло.

– В ту ночь я говорил искренне и совершенно серьезно. Не нужно играть со мной, Тэнзи. – Он сказал это мягко, словно просил прощения. – Или все, или ничего.

Она отступила на два шага и нечаянно снова встала в пятно солнечного света.

Он посмотрел на нее.

– Все равно что видеть ангела, возвращающегося на Небеса.

Тэнзи фыркнула.

– Это уже подхалимство.

– Утешайтесь тем, что все в ваших руках. Хотя я знаю, что именно в них вы и предпочитаете держать мужчин.

Он взял шляпу, лежавшую рядом с ним на кушетке, нахлобучил ее на голову.

– И веселого вам пикника.