Текст книги "Грешная и желанная"

Глава 14

Чувствуя, что все еще кипит от злости, Йен стремительно шел в противоположную от праздника сторону.

Как оказалось, направлялся он к кухне, но понял это, только когда дошел до нее. К этому времени к его гневу стало примешиваться некое чувство. Этот очень трудный для понимания гнев свежо и ярко вспыхивал всякий раз, как он представлял себе руку Саттона, сжимающую запястье Тэнзи Дэнфорт, и ее попытки вырваться. Внутри все скрутилось в тугой узел. С каким удовольствием он бы размазал Саттона по стенке! Тот мог сделать ей больно. Или (очень неумело) поцеловать против воли, а ни одна женщина не должна переживать такое!

Да как смеет эта девица подвергать себя подобному риску?! Какой дурой нужно для этого быть?!

Йен резко остановился и начал глубоко, медленно дышать. Его честности хватало, чтобы понимать – такой гнев явно выходит за рамки сложившихся обстоятельств.

Поэтому вы это делаете?

Ага. Вот в чем дело. Что, во имя господа, эта девушка о нем слышала? Или это просто догадка, нацеленная так же искусно, как она целилась из того мушкета?

Каким-то извращенным образом эта мысль его развеселила.

Эта мысль потащила за собой что-то, разбавлявшее его негодование. Что-то, похожее на… да не может быть… на восхищение?

Очень, очень вынужденное восхищение.

Она быстро соображает, надо отдать ей должное.

Он остановился в кухне. Хвала небесам, здесь пока было спокойно и свет неяркий. К восторгу Йена, на блюде, словно ожидая его, лежала соблазнительная, большая, пышная, золотистая лепешка. Как раз то, что нужно в таком настроении. Это наверняка судьба.

Он протянул руку.

Тут что-то мелькнуло, и его несильно шлепнули по руке.

Он вскрикнул.

Обернулся и увидел миссис де Витт.

– Ой! Зачем же драться? Вы жестоко ранили мои чувства, миссис де Витт.

Она негромко засмеялась.

– Можно подумать, это хоть кому-нибудь удавалось. Эй, не трогайте ее, мастер Йен. Это для мисс Дэнфорт.

Что, теперь даже лепешки очарованы мисс Дэнфорт?

– Вот эта конкретная лепешка предназначена мисс Дэнфорт? Умоляю, объясните. Почему?

– Да, она любит такие больше всего, а людям, понимаете ли, нравится немножко баловать эту девочку.

– Людям нравится, да, – сказал он, но миссис де Витт не заметила иронии в его тоне. – Но у вас наверняка есть еще одна такая же для меня.

– Только после обеда, когда я их испеку.

– Даю за эту шиллинг, – по-детски глупо предложил Йен.

Она фыркнула.

– Поешьте сыра.

– Я хочу лепешку. Я хочу эту лепешку!

– Слушайте, мастер Йен, может, вы собираетесь выйти замуж за герцога или кого-нибудь в этом роде? Может, вы один-одинешенек в целом мире? Может, вы сегодня выиграли приз?

– Вероятно, ответ будет нет, нет и нет, – признавая поражение, согласился он.

– Ну и все, – отрезала почтительная дама, как будто это все решало.

Только представьте! Побежден кухаркой! Конечно, Йен был не настолько ребенком, чтобы выхватить лепешку у нее из-под носа, хотя и очень хотелось.

– Давайте я найду для вас славный кусочек сыра, мастер Йен, – пошла на мировую она.

– Ну хорошо. – Он решил принять поражение достойно. Сел за стол и раздраженно отодвинул вазу с цветами.

– Это принесли для мисс Дэнфорт, – гордо произнесла повариха, как будто это было ее личное достижение.

– Потрясающе, – сказал Йен.

И критическим взглядом посмотрел на них. Это от какого-то владельца теплицы, то есть практически от любого в Суссексе, у кого есть деньги. Гадая, кто бы это мог быть, Йен снова испытал приступ раздражения.

– Но она отдала их мне, такая милая девочка. А остальные велела отнести на кладбище. И подарила Джорди игрушечных солдатиков! У нее золотое сердце, вот что я вам скажу.

Йен едва не поперхнулся.

Но с другой стороны, с чего бы ему думать о сердце Тэнзи Дэнфорт? Или вообще о чужих сердцах, учитывая, что она развернула целую кампанию по похищению сердец практически у каждого мужчины, с которым столкнулась, включая, вероятно, и того, чье сердце он просто не может ей позволить украсть. То есть Лэнсдауна.

Но что происходит в ее сердце? Ей можно сделать больно, это Йен уже знает. Она повела себя, как дикий зверь, в которого тычут копьем, когда он намекнул, что она может ранить того, кого он любит.

Он ощутил острый укол в районе солнечного сплетения. Сочувствие или чувство вины, толком не понять. Внезапно захотелось, чтобы он этого не говорил. И мысль, что он мог ранить ее чувства, показалась особенно противной.

Миссис де Витт поставила перед ним сыр и кусок хлеба, намазанный медом. Мед был предложением мира.

– А откуда вы знаете, что мисс Дэнфорт любит именно такие лепешки? – спросил Йен.

– Мы встречаемся тут по ночам, болтаем о том о сем и перекусываем.

Он опять едва не поперхнулся.

– Вы… встречаетесь тут? – в замешательстве спросил он. – По ночам? Вы и мисс Дэнфорт?

– Да, мастер Йен, ведь она еще совсем юная, и я думаю, ей тут немного одиноко. Иногда ночью мы с ней болтаем в кухне. Не каждую ночь. Иногда очень поздно. И я оставляю для нее лепешку, и если утром ее нет, значит, мисс Дэнфорт опять плохо спала. Молодая леди совсем одна в целом мире. А тут все вы, большая дружная шумная семья, и вам знакомы все вокруг, и все земли тоже. А ей одиноко, понятно?

– Она одинока, потому что сумела оттолкнуть от себя всех дам в Суссексе и околдовать всех мужчин, так что они готовы ради нее ранить и себя, и других.

Миссис де Витт снисходительно засмеялась.

– Ах, мастер Йен, вы, конечно же, преувеличиваете, а это на вас непохоже.

– Нет, я говорю правду!

Миссис де Витт еще веселее рассмеялась над тем, что явно сочла его грубоватой шуткой.

– Ах, вы всегда были остроумным, мастер Йен. Только подумать!

– Одинока? Да у нее железный характер! Будь она мужчиной, задала бы жару Наполеону! У нее же нет совести!

Но едва он это произнес, как его охватили сомнения.

– Конечно, у нее железный характер, мастер Йен. Она же одна в целом мире, так какой выбор есть у девушки? А вот насчет «совести нет» – это неправда. Лично я считаю ее милой, как…

– Только не говорите «ангел»!

– О, я думаю, она просто не в вашем вкусе, мастер Йен. Вы никогда не увлекались ангелами.

И с любовью подмигнула ему.

Йен вздохнул.

– Это верно, никогда.

Одинока. Он вспомнил выражение лица Тэнзи, когда он спросил, знает ли она кое-что о перепуганных маленьких мышатах. Как будто схватил ее за воротник и начисто оторвал его. Лишил необходимой маскировки.

И все-таки это для ее же пользы, в этом он уверен.

Но тогда почему у него вдруг возникла неприятная потребность извиниться?

Любопытство победило.

– И о чем же вы с ней разговариваете?

– А, просто женская болтовня. Расходы, и готовка, и всякое такое. Вам это точно не интересно. – Кухарка произнесла это с непроницаемым лицом.

Всего день назад она была бы совершенно права.

Тэнзи умудрилась убедительно блистать весь остаток вечера.

Но день тянулся слишком долго, и невероятные усилия, требовавшиеся ей, чтобы очаровывать, привели к головной боли, как будто она выпила слишком много шампанского, чего не было. Она подозревала, что это своего рода душевное похмелье, тесно связанное с жестокой, но точной оценкой ее характера, сделанной Йеном Эверси, и его пренебрежительным о ней отзывом.

Она тяжело опустилась в кресло, подперла руками подбородок и изо всех сил попыталась его возненавидеть, но все, чего добилась – это новых душевных мук. Она чувствовала себя фокусником, чьи тайны внезапно выставили напоказ. Нет, винить его невозможно. По правде сказать, она им даже восхищалась, что только усиливало страдания, потому что теперь сомнений не осталось – он ее терпеть не может, а ей нравится даже сильнее, чем прежде.

Но… хотя был же момент, когда Йен помог ей поднять ружье к плечу, и воздух тогда сделался мягким и плотным, как бархат, и она могла бы поклясться, что они начали дышать в одном ритме, как две сливающиеся воедино реки, и у нее возникло странное ощущение: никогда еще она не чувствовала себя более защищенной, понимая при этом, что над ней нависла серьезная угроза. И ей тогда захотелось, чтобы время остановилось, чтобы оба они замерли так же, как застыла вся толпа, чтобы она смогла прислониться к нему, что ее место тут – по крайней мере, так ей показалось. И понять, к чему все это.

А потом он оттолкнул ее.

Тэнзи обдумала это и решила, что тоже заставляет его нервничать. Хотя бы чуточку.

Это ее слегка подбодрило, но одновременно встревожило.

Вы хотели сказать, что им нравитесь вы.

Грррррр! Щеки ее снова запылали.

Знаете кое-что о перепуганных маленьких мышатах, Тэнзи?

Она уронила пылающее лицо в ладони. Затем медленно подняла голову и сделала глубокий успокаивающий вдох. Потому что независимо от того, что Эверси о ней думал, она испытывала странное облегчение от того, что ее заметили и поняли.

Удивительно, но ей совершенно не хотелось швырять туфли в стену.

Дело в том, что теперь она знает о Йене Эверси то, что он открыл ей, сам о том не догадываясь. Чего он, пожалуй, сам о себе не знает. Есть определенная польза от того, что тебя недооценивают, хотя бы временно. К примеру, она смогла довести его до ярости (хотя находиться под прицелом тех пылающих глаз было довольно неуютно), ткнув в какое-то больное место. Это не доставило ей особого удовольствия, но все равно она почувствовала определенное возбуждение. И несмотря на собственную решимость, Тэнзи понимала, что желание узнать его получше ни капли не уменьшилось.

И пусть он ничуть не интересуется Ричардом III, она все равно найдет подход к Йену Эверси, пусть и на ощупь.

Тэнзи посмотрела на стену.

Развернула лист бумаги, аккуратно расправила на коленях и перечитала. А затем, потому что по сути своей была девушкой честной, добавила еще одну строчку:

«Свирепо предан тем, кого любит».

На следующий день Йен зашел в «Свинью и свисток», чтобы выпить пинту темного, о чем мечтал весь последний час, забивая гвозди в обветшавшую ограду паддока. Наверняка он сумел купить себе пропуск в рай, так много ему пришлось в последнее время работать. Правда, кузен викарий заверил, что это действует не совсем таким образом.

Он толкнул дверь паба и увидел Лэнсдауна, сидевшего в одиночестве и наслаждавшего чем-то, похожим на бифштекс, пирог с почками и пинту светлого. Лэнсдаун поднял голову, заметил Йена и поманил его к себе.

Йен выдвинул стул, привычно поднял руку. Полли почему-то не подошла к нему сразу, он повернул голову и поискал ее взглядом.

Нигде не увидел, зато его заметил Нед и, не задавая лишних вопросов, принес Йену пинту темного.

– Я даю Полли немножко свободного времени днем, капитан Эверси. Она выходит погулять, но вообще-то уже должна была вернуться.

– Я уверен, что она вернется с минуты на минуту, Нед. Она славная девушка.

Нед просиял.

– Да, это правда, правда.

Йен знал, что Полли Хоторн – просто сердце Неда. И снова задумался об опасностях любви. К кому угодно. То, что якобы наполняет жизнь смыслом, обладает при этом способностью уничтожить тебя. Особая ирония заключена в том, что вещь, придающая тебе сил, одновременно их лишает, превращая тебя в слабака. В общем и целом любовь, похоже, опаснее войны.

– Как идет дело, Эверси? – лаконично спросил Лэнсдаун.

– Потеем. Но скоро в доме викария будет новая крыша.

– Превосходно. Каждое здание заслуживает своей крыши.

Йен коротко рассмеялся.

Наступило молчание. Йен барабанил по столу пальцами, не зная, с чего начать.

– Что еще у тебя на уме? – вежливо спросил Лэнсдаун с некоторой суховатой насмешкой.

– Моя сестра… – Он замолчал, надеясь, что Лэнсдаун подхватит нить.

– …великолепна, – почти мрачно договорил Лэнсдаун.

Йен вскинул брови и стал ждать продолжения. Не дождался. И тогда решил идти напрямик:

– Ты по-прежнему так думаешь?

Лэнсдаун негромко засмеялся.

– А. Ты пришел, чтобы выяснить мои намерения, Эверси? Мне казалось, они бы уже должны быть совершенно ясны.

– И что, твои намерения остаются… неизменными? Несмотря на подарки, посланные в последнее время другой молодой женщине?

– Уж не намекаешь ли ты случайно на некоего белокурого ангела, сияющего теперь над Суссексом?

Боже правый, даже Лэнсдаун говорит о ней, как последний дурак!

Ангел! Йен сдержался и, как джентльмен, предпочел не перечислять ее тайные пороки.

Внезапно перед глазами явились непрошеные образы той обнаженной, нежной полоски светлой кожи между воротником ее платья и шляпкой, изящных острых лопаток, ясных глаз, смотрящих прямо на него, широко распахнувшихся, потрясенных, словно он ударил ее, когда потребовал объяснить, почему его мнение так для нее важно.

И снова ощутил тот странное желание защитить. Мощное и совершенно нелогичное.

Йен вдруг понял, что она становится неуклюжей и неловкой только рядом с ним.

Нет. Он сохранит ее секреты, хотя и не может объяснить, почему.

Лэнсдаун вздохнул.

– Это всего лишь цветы. Эверси. Честное слово, я не имел в виду ничего, кроме желания дать ей почувствовать, что в Пеннироял-Грин ей рады. Но… – Лэнсдаун откинулся на спинку стула, – …ты можешь себе представить, какой станет твоя жизнь, Эверси, если ты будешь каждое утро просыпаться рядом с ней? Встречать взгляд, полный восхищения, а не вызова? Открывать глаза рядом с бесхитростностью, очарованием, невинностью и этой мирной кра-сотой?

Йен едва не подавился. Это уже слишком. Бесхитростность? Мирная красота?

Он не сразу сумел ответить.

– Если ты вознамерился отказаться от Оливии ради того, чтобы ухаживать за мисс Дэнфорт, смотри, как бы тебя не затоптали, – произнес он. Очень осторожно.

Лэнсдаун едва заметно улыбнулся.

– Я знаю. – Голос его звучал очень искренне. В конце концов, это человек, сумевший найти подход к считавшемуся непроницаемым сердцу Оливии Эверси, добиться ее благосклонности, а все светское общество, заключая пари, теперь делало ставки на него. – А ты не собираешься присоединиться к толпе?

Йен коротко, безрадостно хохотнул.

– О нет. Скоро я поплыву к экзотическим портам и могу представить себе лишь нескольких женщин, которые согласились бы отправиться в подобное путешествие.

– Вот и славно. А что бы ты сделал, скажи я тебе, что решил отказаться от ухаживания? Бросить Оливию ради мисс Дэнфорт? Вызовешь меня на дуэль? И чего этим добьешься?

– Добьюсь прецедента, – задумчиво произнес Йен. – Если я застрелю тебя, вряд ли кому-нибудь еще захочется снова бросить Оливию.

Лэнсдаун коротко усмехнулся.

– Весьма вероятно.

Они немного помолчали. Йен мысленно умолял Лэнсдауна объясниться. Тот, конечно, не обязан, но ведь он человек чести.

– Дело вот в чем, – вздохнул Лэнсдаун, и его губы невесело искривились. – Я не знаю, полюбит ли меня Оливия хоть когда-нибудь. И все же… чем больше времени я с ней провожу, тем сильнее понимаю, что не могу без нее жить.

Лайону Редмонду сильно повезло, что он исчез, подумал Йен. Потому что появись тот сейчас здесь, он удушил бы его на месте. За Редмондом потянулось столько горя, и это горе захлестнуло людей вроде Лэнсдауна, вовсе его не заслуживающих.

– И все-таки… я часто думаю, что был бы счастлив, просто заслужив ее… уважение. И жить с этим до конца моих дней. Ради нее. Просто уважение со стороны Оливии Эверси стоит большего, чем любовь и преданность дюжины других женщин. Пока я не могу и дня без нее представить. И в мои намерения вовсе не входит – даю тебе слово чести – добиваться мисс Дэнфорт. Этот ответ успокоит твое беспокойство о сестре?

Он сказал все это прямо и откровенно.

И это было таким искренним признанием в любви, какого Йен даже вообразить не мог, и он ощутил стыд за то, что принудил к нему Лэнсдауна. Он почти пожалел его. Йена на мгновение охватил гнев на свою упрямую, исполненную гордыни сестру. Лэнсдаун – хороший человек, достойный человек и заслуживает большего, чем простое уважение. Вне всякого сомнения, сейчас характер Оливии мешает ей быть счастливой.

Но преданность Йена была навсегда отдана сестре.

Он коротко кивнул.

– Спасибо, Лэнсдаун, за то, что сказал мне это. Будь уверен, что все останется между нами. И приношу свои извинения, если оказался чересчур назойливым. Думаю, ты меня понимаешь.

– Понимаю. У меня тоже есть сестры.

– В любом случае, я слышал, что мисс Дэнфорт уже обещана наследнику де Нёвиля.

Это была ложь.

Просто он только что решил написать наследнику герцога де Нёвиля и рассказать ему про мисс Дэнфорт. Он человек молодой, отличный стрелок, отлично управляется с лошадьми, даже если и ездит несколько безрассудно, всегда хочет только самого лучшего, а во всех остальных отношениях человек не особо интересный и безобидный. Кроме того, де Нёвили владеют землей в Суссексе. Если что-то и может заставить мисс Дэнфорт повернуть голову и не оборачиваться обратно, так это привлекательный, еще неоперившийся будущий герцог. И в любом случае для такого замужества она и предназначена, верно? Он окажет всем большую услугу, написав сыну герцога.

– Вот уж чего я точно не буду делать, так это вторгаться на территорию другого мужчины, – сухо произнес Лэнсдаун.

Только тут Йен заметил, что ему до сих пор не принесли эль.

Причем, похоже, его и всем остальным не подают. Удрученные лица поворачивались к буфетной стойке, посетители размахивали пустыми кружками. Начался ропот.

К нему подбежал Нед.

– Капитан Эверси, я уже волнуюсь. Полли еще никогда не уходила так надолго без спроса и не сказав, куда идет. Боюсь, что-то случилось.

– Хочешь, чтобы я помог тебе отыскать ее? Есть кто-нибудь, на кого оставить паб?

– Я все собирался нанять кого-нибудь, но был так занят, что просто руки не дошли. В крайней случае Джемми может, но он довольно медлительный. Если мы уйдем надолго, тут начнется бунт.

Наверное, это преувеличение, но не такое уж большое. Они оглянулись на жаждущих мужчин, не привыкших к тому, чтобы их лишали Недова темного и светлого.

– В таком случае нам лучше поторопиться. Еще не хватало, чтобы я устроил мятеж.

Глава 15

Прошло много дней с тех пор, как Тэнзи в одиночестве ездила верхом, но она ухватилась за подвернувшуюся возможность сразу же, как только герцог с Женевьевой отправились посмотреть еще один дом, выставленный на продажу. Добрых два часа езды в карете; Женевьева считала, что это слишком далеко от семейства Эверси, а герцог, не желавший жить слишком близко к новым родственникам, – что расстояние очень удачное. Это стало поводом для более или менее добродушных препирательств супругов.

Тэнзи очаровала грума (тот, разумеется, все понимал, но, как почти любой другой мужчина в Пеннироял-Грин, не мог отказать ей ни в чем) и убедила оседлать ей кобылу и позволить поехать одной, ведь день такой чудесный, а кататься она будет недолго.

Она хотела посмотреть на результаты своего труда.

Она ехала вдоль реки, но внезапно резко остановила лошадь.

Кто-то, спотыкаясь, брел ей навстречу – женщина, поняла она, увидев, как ветром откинуло подол длинной темной юбки. Женщина вскрикнула и упала на колени.

Сердце Тэнзи подскочило.

– Полли!

Она подъехала ближе, почти изящно соскользнула с кобылы, метнулась вперед и, опустившись на колени рядом с девушкой, коснулась ее руки.

– Что случилось? Ты ранена?

Полли слегка смутилась:

– Ой, со мной почти все в порядке, только щиколотка… Ах, проклятье, я ее подвернула, мисс Дэнфорт, попала, кажется, в мышиную нору, да благослови ее Господь. Не могу идти дальше. И ох, мое платье! Я его испачкала! Папа меня убьет! – Тэнзи прекрасно понимала страдания из-за испачканного платья и беспокойство из-за отца. – Если бы мне только найти палку, чтобы на нее опираться… – волновалась Полли. Она наморщила лоб и посмотрела в сторону «Свиньи и свистка», как будто могла мысленно перенестись в паб.

– Палку! Что за чепуха! Подожди здесь, а я приведу помощь, если она нам понадобится. Но сначала дай я взгляну сама. Погоди, сейчас снимем твой башмак… вот так.

Полли послушно выпрямила ногу. Тэнзи осторожно сняла с нее поношенный, но все еще прочный башмак и протянула его Полли.

– Ой, все распухло! Бедняжка. Если бы ее чем-нибудь перевязать… понимаешь, я уже такое делала. Мы с братом часто играли вместе, и я за ним бегала, но никогда не могла догнать. Он был старше, и ноги у него длиннее, а я все время попадала в норы на пастбище.

Полли засмеялась:

– Мне всегда хотелось иметь брата.

– Мой был чудесный, но изводил меня здорово. Он погиб во время войны тысяча восемьсот двенадцатого года.

– Мне так жаль, мисс Дэнфорт. Мужчины любят уходить в солдаты – и оставляют нас дома тосковать и переживать.

– Пожалуйста, зови меня Тэнзи.

Интересно, за кого из Эверси Полли переживала, о ком тосковала?

– Тэнзи. Спасибо, Тэнзи. Папа будет так волноваться! Понимаете, я все, что у него есть, маму я почти не помню. А с распухшей ногой я не смогу помогать в «Свинье и свистке». Ну почему я такая дура?!

– О, время от времени мы все ведем себя глупо. Давай побеспокоимся об этом потом. Дай-ка я попробую, может быть, это поможет…

Тэнзи вытащила носовой платок, сумела дважды обернуть его вокруг щиколотки Полли и аккуратно завязать. Затем встала на ноги и осторожно потянула Полли вверх.

Та попробовала встать на ногу, тяжело опираясь на Тэнзи, и просияла.

– О! Так гораздо лучше! – Сделала шаг и вскрикнула: – Чертова нога, Тэнзи! Боюсь, я не сумею дойти до «Свиньи и свистка». Ой, папа так на меня рассердится!

– Ну, сначала, наверное, но насколько я знаю отцов, потом он будет просто счастлив увидеть тебя живой и перестанет злиться, что ты поранилась. Давай обопрись на меня и осторожно садись на землю. А я поскачу за помощью.

Тэнзи сумела взобраться в седло, что оказалось довольно сложным (и еще она боялась, что продемонстрировала Полли свои чулки и сорочку). Затем пришпорила кобылу, пустив ее в галоп (что совсем не подобающе для леди), и помчалась через холмы по направлению к городу.

Она бесстыдно наслаждалась головокружительно быстрой скачкой (у нее имелся для этого законный повод!), как вдруг увидела двоих мужчин, скачущих через луга ей навстречу.

Тэнзи остановила кобылу, пристально вглядываясь. Затем оглянулась назад, на лес. Она в самом деле оказалась совершенно одна, поблизости никого, и укрытия нет никакого.

Ага. Вероятно, это и есть один из тех случаев, о которых следует подумать прежде, чем уезжать кататься в одиночестве.

Она не вооружена, и это большая жалость, потому что запросто могла бы выбить одного из них из седла прямо отсюда.

Если они задумали похитить ее и продать в рабство на пиратский корабль, она будет сопротивляться, но, конечно, у нее нет никаких сомнений в том, кто возьмет верх.

Она смотрела, торопливо молясь про себя, а мгновением спустя… что-то в одном из этих мужчин…

…просто в том, как он заполняет собой все пространство…

Тэнзи поняла, что это Йен Эверси.

Облегчение какое-то время боролось в ней с тревогой, затем нервы начали успокаиваться.

Нервы и чувство вины.

И сердце, разумеется, начало выплясывать свою сбивающую с толку джигу, как всегда в его присутствии.

Он сидел на коне так красиво, что у нее перехватило дыхание. Тэнзи решила, что будет наслаждаться этим зрелищем, пока ей не устроят взбучку.

Она сразу угадала момент, когда Йен ее узнал, потому что он резко остановился, затем пустил коня легким галопом и в несколько секунд оказался рядом с ней.

– Мисс Дэнфорт, – протянул он, взмахнув шляпой. – Только вообразите – встретить вас там, где вас быть не должно! Да еще и одну, чего быть тоже не должно. Или должно?

– И вам доброго дня, капитан Эверси. Я ехала в город за мистером Хоторном. Полли Хоторн… вышла прогуляться… и подвернула ногу, теперь не может идти. Я ее нашла.

Он изменился прямо у нее на глазах. Лицо сияло от облегчения и радости.

– Вы нашли Полли? Где она? – Он обернулся и крикнул: – Нед! Мы нашли Полли! – Йен снова повернулся к Тэнзи. – А в остальном с ней все в порядке?

Голос его звучал так встревоженно, что Тэнзи невольно кинулась его утешать:

– Все хорошо. Она подвернула ногу и не может на нее вставать, но в остальном все замечательно и она довольно весела. Только волнуется, что отец за нее беспокоится.

– Нед! Полли подвернула ногу, но в остальном все хорошо!

Нед с облегчением уронил голову на грудь и пустил свою лошадку рысью.

– Где она?

– Езжайте за мной, – предложила Тэнзи, наслаждаясь шансом покомандовать им.

– Мисс Дэн…

Она резко повернула кобылу и снова пришпорила, пуская ее в галоп.

«Догоните-ка меня, капитан Эверси, если получится».

Маленькое эльфийское личико Полли засияло, когда она увидела, кто к ней направляется.

Нед буквально свалился с лошади и кинулся к дочери, затем молча обернулся к Йену, в мгновение ока оказавшемуся рядом. Тэнзи смотрела, как он легко поднимает Полли, будто та ничего не весит. Вместе с Недом они осторожно усадили бедняжку в седло.

И будь я Полли, думала Тэнзи, я бы никогда не забыла, как его руки обнимали меня, и каково это, когда тебя обнимают так нежно, будто ты драгоценность. Может, стоит самой подвернуть ногу?

Прикоснувшись к шляпе, Нед Хоторн сердечно поблагодарил Йена и Тэнзи и тронул свою лошадку. Судя по доносящимся звукам, он суетился и бранился, а Полли протестовала и успокаивала его.

Тэнзи улыбнулась. Счастливица Полли, так за нее волнуются.

Она повернулась к Йену.

От тоже улыбался вслед тем двоим.

Сердце Тэнзи сжалось. Такая прекрасная улыбка! Теплая, довольная и совершенно беззащитная. Улыбаясь так, он казался совсем юным.

«Значит, вот как он выглядит, когда кого-то любит», – тоскливо подумала Тэнзи.

Увы, улыбка исчезла, едва он повернулся к ней.

– Как получилось, что вы ее нашли, мисс Дэнфорт?

Мог бы хотя бы поздравить ее. Или поблагодарить.

Она поколебалась.

– Просто заметила… неподалеку. Когда ехала верхом. Прелестное местечко, правда? Тут, у речки, так спокойно.

– Что вы тут делали в одиночестве? Зарывали трупы? Встречались с любовником?

Она плотно сжала губы.

Но Йен даже глазом не моргнул, и она вздохнула.

– Даже близко ничего подобного. И пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестаньте быть таким чертовски любопытным, и хватит так меня опекать! Я сказала «пожалуйста». Три раза.

Йен какое-то время смотрел на нее, явно пытаясь сдержать улыбку.

– Совсем не обязательно ругаться, – сказал он снисходительно. – Собираетесь начать топать ногой? У вас именно такое лицо.

– Разрешаете?

Он снова усмехнулся, а потом засмеялся. У него прекрасная улыбка, и она еще прекраснее, когда обращена к ней.

Оба немного помолчали, затем Йен почти застенчиво провел рукой по волосам.

– Вы очень хорошо ездите верхом, – сказал он наконец. – Но опять же, почему нет? Каждый «домашний цветочек» превосходно держится в седле.

– Конечно, хорошо. Эта ваша маленькая тихая страна вообще ничто по сравнению с суровыми американскими прериями. Я часто ездила верхом одна. При этом приходилось избегать индейцев, медведей и прочих опасностей.

Судя по выражению лица, он от души наслаждался ее наглым враньем.

– Мисс Дэнфорт, видите ли, я не совсем невежа в географии. Я хорошо знаком с вашей частью Нью-Йорка.

Ой.

– Но вне всякого сомнения, вам часто приходилось скакать быстрым галопом, убегая от поклонников и разъяренных дам.

Он снова рассмеялся, на этот раз восхищенно, а потом счастливо вздохнул, словно Тэнзи была участницей какого-то забавного представления на Друри-Лейн.

Может ли такое быть, что они в самом деле наслаждаются обществом друг друга?

Если начать об этом думать, она снова начнет заикаться и таращить на него глаза.

Опять наступило молчание, грозившее стать неловким.

– Стрелять вы тоже научились там? – спросил Йен. – Как чертов снайпер?

– Меня учили отец и брат. И у меня как-то сразу получилось. Впрочем, стрелять в животных мне не нравилось.

– Но вы не испытываете угрызений совести, убивая яблоки.

Тэнзи засмеялась.

– То яблоко заслуживало смерти. Кроме того, я умею заряжать мушкет, знаете ли. Мне хочется как-нибудь пострелять из винтовки.

– У меня есть отличная винтовка, – сказал Йен. – «Бейкер». Стрелял из нее на войне.

Он вовремя остановился, не успев предложить пострелять из нее, заметила Тэнзи. И непроизнесенные слова словно заполнили следующую короткую паузу.

– Там, где вы служили в армии, – подсказала она.

– Да.

Он не стал вдаваться в подробности. Она подумала, что там, в армии, ему пришлось стрелять слишком много, и внезапно расхотелось напоминать ему об этом.

– На самом деле Ричард Третий вам не нравится, правда?

Йен слегка растерялся.

– Не то чтобы не нравится. Я бы сказал, что просто не испытываю никаких особых чувств по отношению к Ричарду Третьему. А… вы? – Он произнес это с сильным беспокойством.

– Нет. Я люблю истории о людях, сумевших выжить. Например, мне очень нравится Робинзон Крузо.

Йен явно пришел в замешательство, услышав это.

– История про Робинзона Крузо просто великолепна, – почти шепотом сказал он. – Весьма подходящая для романа.

– Правда ведь? – горячо воскликнула Тэнзи. – Еще я очень люблю книги Майлза Редмонда про его путешествия в Южных морях.

По лицу Йена промелькнуло изумление.

– Истории мистера Майлза Редмонда вдохновили меня на кругосветное путешествие по океану.

– Вас могут съесть каннибалы, – предостерегла она.

– Пусть сначала поймают, – серьезно ответил он. – Кроме того, я превосходный стрелок. Разумеется, не такой хороший, как вы. Убийца яблок.

Они снова замолчали, разглядывая друг друга. Несколько встревоженные таким единодушием и тем, что обоим очень нравится эта беседа.

Внезапно Тэнзи подумала, уж не чувствует ли себя Йен Эверси (якобы такой опытный и пресыщенный отношениями с женщинами) несколько неловко рядом с ней.

Тишину нарушил его конь, вдруг громко зафыркавший. Должно быть, ему уже надоело стоять на месте.

Но Йен по-прежнему не предлагал вернуться.

– Вы скучаете по своему дому в Америке, мисс Дэнфорт?

Вопрос прозвучал почти робко. Как будто он считал его слишком нескромным или боялся, что она вывалит на него поток ненужной информации.

Мужчины бывают такими забавными.

Но с другой стороны, может быть, он просто хочет узнать ее получше?

– Да, – ответила Тэнзи, подражая его лаконичному ответу минуту назад.

Уголки его рта приподнялись. Одобряет, значит.

– Женевьева говорила, вы когда-то жили в Лилимонте.

Тэнзи от неожиданности резко втянула в себя воздух. Это было все равно что нежданно-негаданно услышать имя любимого.

Она невольно отвернулась и, даже не осознавая этого, развернулась всем телом в сторону Лилимонта.

– Да, жила.

– Очаровательный дом. Помню, как сильно мне понравился сад, когда я видел его в последний раз.

– Я обожала этот сад. Моя мама посадила в нем так много цветов, и я чудесно проводила время, помогая ей. А брат гонялся за мной, притворялся, что он британский солдат, а я американец. Но игра перестала быть смешной, когда мы переехали жить в Америку. Мы никак не могли решить, кто из нас будет неприятелем.