Текст книги "Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме"

Глава двенадцатая
Лучшее лекарство – любовь

Я не чувствовал себя в Европе как дома. Трудно было забыть, что тебя окружают люди, которые даже не попытались остановить преследования, депортации и уничтожение моего народа. Из Бельгии было депортировано двадцать пять тысяч евреев – выжили из них менее тысячи трехсот.

В Брюсселе мне иногда казалось, что я со всех сторон окружен коллаборационистами. Ведь люди, выдавшие моих родителей, вполне могли сидеть за соседним столиком в кафе и спокойно пить кофе. Евреев выдавали из ненависти, антисемитизма, страха и даже жадности. Многие еврейские семьи были убиты потому, что соседям просто приглянулись их вещи.

Однажды мы с Куртом гуляли по брюссельской рыночной площади, и вдруг я увидел такое, что вначале не поверил своим глазам. Я указал Курту на мужчину в отличном, до боли знакомом костюме.

Люди, выдавшие моих родителей, вполне могли сидеть за соседним столиком в кафе и спокойно пить кофе.

– Видишь того человека? – спросил я. – Могу поклясться, что на нем мой костюм!

– Ты шутишь, Эдди?

– Нисколько, – ответил я. – Я пойду за ним.

Мы следовали за этим человеком, пока он не повернул в уличное кафе. Я подошел к нему и сказал прямо, без обиняков, что на нем мой костюм, и спросил, где он его взял. Мужчина делано возмутился, заявив, что, видно, я сошел с ума и костюм пошит специально для него. Но я-то знал, что он лжет. Это был уникальный костюм с никерброкерами для велосипедной езды, который невозможно было спутать ни с каким другим, – мне сшили его на заказ в Лейпциге. Тогда я нашел полицейского и обратился к нему:

– Видите вон того человека в кафе? Он украл мой костюм.

– Так, – сказал полицейский. – Сейчас попросим его снять пиджак.

Мужчина долго артачился, но потом наконец уступил. И конечно, на пиджаке оказался ярлык замечательного портного, у которого я был в Лейпциге перед войной. Этот самый обыкновенный вор не смог даже прочитать немецкую надпись на ярлыке и не без смущения согласился вернуть мне костюм. Да, это был просто вор, но настоящие коллаборационисты, на руках у которых была еврейская кровь, до сих пор свободно разгуливали по улицам Брюсселя.

Однажды во время прогулки я наткнулся на капо из Аушвица, того выродка, который отправил на смерть множество евреев, хотя и сам был евреем. Он был жив и свободен! Я пошел в полицию и сказал, что его надо арестовать, но мне посоветовали… обо всем этом забыть. Оказывается, этот негодяй женился на дочери влиятельного брюссельского политика, и полиция просто не хотела с ним связываться.

Мы с Куртом решили сами рассчитаться с ним за все злодеяния, выбрав подходящий момент, но он нас узнал и стал намного осторожнее: перестал появляться на улице один, возможно, нанял телохранителей, и всегда ходил с двумя немецкими овчарками. Как и многие другие преступники и убийцы, он так и не получил по заслугам…

БЕЛЬГИЙСКИЕ ВЛАСТИ никак не могли определиться с тем, что со мной делать. Как беженцу мне разрешалось находиться в Брюсселе всего шесть месяцев. И это несмотря на то, что я подписал контракт на два года и должен был выполнять свои обязательства перед заводом!

Да, забыл рассказать еще вот о чем: я выполнил просьбу парня, который умер, не успев сойти с поезда в Бухенвальде. Навел справки и нашел его жену, фото которой у него взял. Когда мы встретились, я сказал, что в последние минуты жизни муж думал о ней. Она была очень тронута и пригласила меня поужинать вместе с ее семьей. Я приехал в красивом костюме, с цветами и пирожными, но сразу почувствовал себя нежеланным гостем.

«А… – нахмурился отец. – Вы тоже еврей». Я уехал, не дождавшись ужина, сказав этой женщине, что мы не можем стать друзьями. Если ее семья против этого.

Нам, евреям, выжившим в концлагерях, было очень трудно вписаться в бельгийское общество. Антисемитизм по-прежнему процветал, и у нас по-прежнему было мало доверия к этому миру. Мы видели ужасы, которые те, кто через них не прошел, никогда не смогут себе даже представить – в том числе и люди с самыми добрыми намерениями и огромным желанием проявить к нам сочувствие. Единственным человеком, который действительно понимал, что я пережил, был Курт. Но ведь мы, вполне естественно, не могли всегда оставаться вместе! Он нашел замечательную девушку по имени Шарлотта, с которой они поженились в феврале 1946 года.

А потом и я, хоть и боялся никогда больше не найти в этом мире ни своего места, ни своего человека, встретил женщину, которую звали Флор Молхо. Родилась она в сефардской еврейской семье в греческих Салониках, но выросла в Бельгии. Мы встретились, когда она работала в ратуше брюссельского муниципалитета Моленбек, где в послевоенный период выдавали талоны на питание.

Однажды я зашел туда обменять на талоны карточку двойного пайка. Флор была в своем кабинете, но кто-то из служащих сообщил ей о посетителе – мужчине с характерной татуировкой. Она многое слышала о концентрационных лагерях и старалась пообщаться со всеми, кто там был, поэтому сразу же вышла ко мне. Да, с моей стороны это была любовь с первого взгляда! Я сразу же заявил, что хочу дать ей все на свете, забрать, увезти ее куда-нибудь и вместе с ней начать новую жизнь. Она рассмеялась. А позднее сказала коллегам, что один из освобожденных узников концлагерей предложил увезти ее за границу. Их это позабавило…

С моей стороны это была любовь с первого взгляда!

Во время войны Флор очень повезло. Когда германские войска в мае 1940 года вторглись в Бельгию, она работала в муниципалитете, но нацисты не знали, что она еврейка. В условиях тотального дефицита и запретов, которые чего только не коснулись – начиная с американской музыки и кончая свободой передвижения ночью по улицам, трудностей у всех стало больше, но в целом жизнь Флор мало изменилась. Она продолжала работать и оставалась дома до 1942 года, пока ее не вызвали в местную штаб-квартиру гестапо. Ее выдал коллега, который хотел пристроить на ее место свою жену. Флор сообщили, что в совете она больше не работает, и приказали явиться 4 августа в бывшие военные казармы в Мехелене для депортации. И дали список вещей, которые нужно взять с собой, – нож, вилку, ложку и одеяло.

За несколько дней, остававшихся до депортации, начальник Флор (уже бывший!), узнав о том, что ее ожидает, с помощью бельгийского движения Сопротивления организовал ее побег во Францию под вымышленным именем. Она решила назваться Кристиан Делакруа, что буквально означает «христианка креста», то есть выбрала самое что ни на есть христианское имя. Следующие два года она провела в Париже, известная всем (кроме своего брата Альберта и невестки Мадлен, с которыми жила в одной квартире) как Кристиан Делакруа.

Когда в августе 1944 года Париж был освобожден, она с многотысячной толпой чествовала на Елисейских Полях Шарля де Голля на параде победы. Через несколько недель она вернулась в Брюссель.

Флор влюбилась в меня не сразу. По правде говоря, сначала она испытывала ко мне только жалость. Я нисколько на нее за это не обижаюсь! Ведь я был тогда явно не подарок. На мне оставалось множество шрамов, головными болями из-за удара рукояткой пистолета я страдал не только в то время, но и еще много лет. Ну а чего стоили жуткие болезненные фурункулы по всему телу, от которых я пытался избавиться с помощью серных ванн? Само собой, это не добавляло мне привлекательности.

Во время одного из наших первых свиданий мы с Флор пошли в кино. А у меня на спине как раз появился очередной фурункул, мне было больно, и я все время ерзал.

«Да что с тобой не так? Почему ты не можешь сидеть спокойно?» – прошептала Флор, а я не знал, что ответить. Вернувшись домой, я попросил Курта вскрыть нарыв, чтобы стало полегче.

Тем не менее мы продолжали встречаться и постепенно влюблялись друг в друга все сильнее. Ведь любовь, как и все хорошее в жизни, требует времени, работы и сопереживания. 20 апреля 1946 года мы расписались. Мой босс, мистер Антчерл, который был чрезвычайно добр ко мне, предложил сопровождать невесту к алтарю, а саму церемонию провел бывший начальник Флор, спасший ее от лагеря. На нашем бракосочетании Фортюни, мама Флор, плакала от счастья. Эта замечательная женщина радушно приняла меня в свою семью и относилась ко мне как к сыну. Так у меня появились сразу и жена, и мама.

Я так долго жил в страхе за свою жизнь, что не мог избавиться от мыслей, сконцентрированных исключительно на выживании.

Мы с Флор были очень разными людьми, но именно это меня и очаровывало. Я был рассудительным, организованным, мне нравилось работать с числами и механизмами. Она же любила знакомиться с новыми людьми, слушать музыку, ходить в театр, готовить вкусную еду.

Бывало так: сидим в театре на спектакле, а Флор нашептывает текст вместе с актерами – многие пьесы она знала наизусть. Из-за этой непохожести мы и стали хорошей парой. Не влюбляться же в собственное отражение! Крепкие отношения – это отношения с человеком, который может предложить тебе что-то новое и помочь стать лучше. А ведь в то время ладить со мной было ох как непросто. Трудным я был человеком. Не хотел идти на танцы или в кино. Не хотел находиться там, где много людей. Я так долго жил в страхе за свою жизнь, что не мог избавиться от мыслей, сконцентрированных исключительно на выживании. Я довел до автоматизма способность повсюду выискивать опасности. Моя жена об этом не подозревала. К счастью, она не побывала в лагерях.

Во мне оставалось очень много боли, которая время от времени выплескивалась со всей силой… Однажды старый друг нашей семьи прислал мне большую коробку личных вещей из нашего заброшенного дома в Лейпциге. Дрожащими пальцами я открывал этот клад с фотографиями и бумагами. Просматривал когда-то важные документы: удостоверения личности, записи о первых выплатах отца по моей страховке. Рабочую тетрадь Вальтера Шляйфа. Множество фотографий своих близких, которых я больше никогда не увижу. Я вглядывался в фотографию мамы и не мог смириться с тем, что ее нет!

Меня буквально разрывали эмоции. Я рыдал… Сестра даже не стала заглядывать в эту коробку – настолько тяжелым казалось ей такое испытание. Можно на какое-то время забыть, сколько боли скрыто внутри тебя, в твоем подсознании, пока своими глазами не увидишь все, что потерял навсегда. Вот оно, передо мной – вместилище того, что стало воспоминаниями. Я убрал коробку подальше. И очень долго не мог заставить себя в нее заглянуть.

ЗНАЕТЕ, Я НЕ БЫЛ СЧАСТЛИВ. Не чувствовал себя счастливым.

Но все изменилось, когда я стал отцом.

Честно говоря, я не до конца понимал, почему все еще жив и хочу ли жить на самом деле. Сейчас я знаю, насколько тяжело тогда пришлось моей жене. Первые несколько лет, проведенных со мной, стали для нее большим испытанием. Я был кем-то наподобие жалкого призрака, а Флор – жизнерадостным человеком, полностью ассимилировавшимся в бельгийском обществе. Она завела кучу друзей, я же оставался тихим, замкнутым и неприкаянным.

Но все изменилось, когда я стал отцом.

Флор забеременела примерно через год после нашей свадьбы. Мы ждали пополнения, и мне уже сейчас надо было зарабатывать больше денег, чтобы обеспечить своей семье достойную жизнь и когда нас будет трое. Поэтому я устроился на работу в компанию, которая занималась установкой медицинского оборудования по всей Европе. Я ездил по разным городам, устанавливал оборудование для операционных и проводил инструктаж для персонала по его эксплуатации и техническому обслуживанию. На одну такую командировку уходило три-четыре дня. И вот во время одной из таких поездок мне сообщили, что у моей жены начались схватки. Босс проявил удивительную расторопность: он сразу же арендовал самолет, чтобы доставить меня обратно в Брюссель. Самолетик был крохотный, без герметичной кабины – только я и пилот в шлемах и защитных очках посреди бесконечного неба. Мы, как назло, еще и в бурю попали – я подумал, что никогда больше не увижу Флор и даже не взгляну на ребенка. Но все обошлось. Я добрался до больницы, а через полчаса на свет появился мой старший сын – Майкл. Когда я впервые взял его на руки, снова произошло чудо: мои душевные раны затянулись, я почувствовал себя счастливым и понял, что я самый везучий человек на свете! И дал себе слово, что до конца жизни буду счастлив, полезен, добр, вежлив и буду улыбаться.

Когда я впервые взял его на руки, снова произошло чудо: мои душевные раны затянулись, я почувствовал себя счастливым и понял, что я самый везучий человек на свете!

Я стал другим человеком – намного лучше, чем прежде. Моя жена и мой ребенок оказались для меня наилучшим лекарством!

НАША ЖИЗНЬ В БРЮССЕЛЕ в каком-то смысле не была идеальной. Однако нужно уметь радоваться тому, что имеешь. Не стоит искать, где трава зеленее. Если ты счастлив, жизнь прекрасна. Невозможно быть счастливым, если ты все время с завистью оглядываешься на соседа.

Мы не были богаты, но на жизнь нам хватало. После стольких лет голода и холода так замечательно иметь дом, где всегда накрыт стол! После свадьбы мы переехали в чудесную квартирку с видом на замок Бельведер. Она был маленькой, но вид – просто загляденье! С таким видом не нужен собственный замок, видеть такую красоту куда лучше! Знаете, даже если бы у меня появилась возможность жить в замке, я бы от нее отказался – сколько бы времени пришлось тратить на уборку!

В нашем окружении были люди куда богаче, чем мы: один ездил на «Мерседесе», другой носил часы с бриллиантами. Ну и что? Автомобиль нам был не нужен. Мы приобрели двухместный велосипед и наслаждались, катаясь на нем вдвоем. Между прочим, я его усовершенствовал: поставил два маленьких моторчика, чтобы не крутить педали. Когда мы ехали по ровной поверхности, я включал один мотор, а когда приближались к холму, на помощь спешил второй.

Что может быть лучше, чем быть живым и обнимать свою прекрасную жену и самого лучшего на свете малыша?! Определенно ничего. Если бы в дни, когда меня мучили и морили голодом в лагерях, кто-то сказал, что скоро мне так повезет, я бы ни за что не поверил. Со временем Флор стала для меня больше чем женой – она стала моим лучшим другом. Любовь спасла меня. Моя семья спасла меня.

Вот что я усвоил, мой друг. Счастье не падает с неба – оно в твоих руках. Оно рождается внутри тебя самого и в людях, которых ты любишь. И если ты здоров и счастлив – ты миллионер!

Каждый год 20 апреля мы с Флор отмечаем годовщину свадьбы. В день рождения Гитлера. Только вот мы еще здесь – живем и радуемся, а Гитлер уже где-то там… внизу.

Счастье – единственное, что удваивается, когда ты делишься им. Моя дружба с Куртом удвоила мое счастье. Моя жена удваивает мое счастье. А как насчет тебя, мой новый друг? Удваивается ли твое счастье? Надеюсь, что да.

Каждый год 20 апреля мы с Флор отмечаем годовщину свадьбы. В день рождения Гитлера. Только вот мы еще здесь – живем и радуемся, а Гитлер уже где-то там… внизу. Иногда мы сидим вечером перед телевизором за чаем с печеньем, и я думаю: как нам все-таки повезло! Это лучшая и единственная месть, которую я готов совершить, – быть самым счастливым человеком на земле!

Глава тринадцатая
Твоя работа – вклад в свободную
и безопасную жизнь для всех

Мы не могли больше оставаться в Бельгии. Формально я все еще был беженцем, и каждые полгода мне приходилось вновь подавать заявление на пребывание в стране. Жили мы замечательно и были счастливы, но снова и снова, с чистого листа, строить планы только на шесть месяцев становилось уже невмоготу. Курт с женой переехали в Израиль, моя сестра Хенни – в Австралию, где вышла замуж и создала семью.

Я подал сразу два заявления на переезд: в Австралию и во Францию. В марте 1950 года я получил разрешение на проживание и работу в Австралии. Мы отправились в Сидней на пароходе «Сорренто», за месяц проделав путь от Брюсселя до Парижа, затем от Парижа до Генуи, а оттуда до Австралии. В Сидней мы прибыли 13 июля. Поездка стоила тысячу фунтов, но нам ее оплатил Американский еврейский объединенный распределительный комитет – благотворительная организация, известная также как «Джойнт». Я обещал вернуть эту сумму – и сдержал слово. Что вызвало удивление, поскольку мало кто возвращал деньги благотворительной организации. Но для меня это было делом принципа. Ведь эти деньги могли помочь кому-то еще.

Я подал сразу два заявления на переезд: в Австралию и во Францию.

Прямо в день приезда, в четверг, я вместе с женой и ребенком явился на О’Коннел-стрит, в офис компании «Эллиот Бразерс», где должен был приступить к работе на производстве медицинского оборудования. Босса наша семейка рассмешила, и он сказал с напускной серьезностью: «Вообще-то мне нужен только один инструментальщик, а не три!» Потом достал чертеж сложного устройства, которое производили в Европе, пока промышленность не была разрушена войной.

«О да, – сказал я, посмотрев чертеж. – Без проблем. Сделаем». И в понедельник приступил к работе.

ПЕРВАЯ НАША ЗИМА В СИДНЕЕ выдалась одной из самых влажных, какие здесь раньше бывали. Когда мы сошли с парохода, шел дождь, и он не прекращался еще три месяца. Наверное, даже в Аушвице я видел больше солнца. Конечно, на нас с женой это действовало угнетающе. На фотографиях-то мы видели Сидней с прекрасными пляжами и пальмами, а тут – жуткий холод и бесконечные дожди. Вещи постоянно были влажными. Приходя домой с работы, я сразу же вывешивал рубашку на просушку, но она не просыхала, а впитывала из воздуха еще больше влаги. Мы стали задумываться, не совершили ли ошибку…

Но потом вышло солнце. И все переменилось. Хандры как не бывало!

В течение нескольких месяцев мы занимали комнату в очень хорошем доме в Куджи, пригороде Сиднея. И знаете, кто нас приютил? Семья папиного кузена, переехавшая в Австралию из Польши. Отец семейства, Гарри Скорупа, работал портным. Гарри и Белла были скромной супружеской парой с тремя детьми – Лили, Энн и Джеком. Они обеспечили нас не только жильем, но на первых порах и пищей. И даже отдали собственные кровати, чтобы нам удобно было спать. А ведь они никогда не бывали в Германии, и виделись мы впервые, но это не помешало им проявить по отношению к нам удивительную доброту и гостеприимство.

После одного неприятного происшествия мы с Гарри стали очень хорошими друзьями. Дело было так: как-то он спал с подложенной под спину грелкой, которую заприметили и, как на грех, решили вытащить его маленькие дети. Каждый тянул в свою сторону, пока грелка наконец не лопнула. Дети не пострадали, но Гарри получил сильные ожоги, а с его диабетом это было особенно опасно.

Я отвез его в больницу. Ожоги были просто ужасными – кожа слезла со всей спины. Гарри требовались регулярные медицинские процедуры, так что я каждое утро, даже не снимая пижамы, вез его в больницу, а потом возвращался домой, чтобы поспать перед работой еще часок. Во время этих поездок мы еще больше подружились и сблизились.

Наши сомнения, навеянные дождями, были напрасны. Австралия приняла нас радушно! Как-то, вскоре после приезда я общался с друзьями в отеле в Ботани, и тут ко мне подошел человек, назвавшийся Уолтером Руком. Он сказал, что я, похоже, в этой стране недавно, и спросил, не собираюсь ли я покупать дом. Оказалось, что у него участок в Брайтон-ле-Сандс, совсем рядом с пляжем, и он строит там два дома. И предлагает мне купить один из них. Я немного растерялся: денег на покупку дома у меня пока было явно недостаточно. Но Уолтера это совершенно не смутило. Он сказал, что это не проблема – он поможет мне получить кредит и прочно обосноваться в Австралии.

Австралия приняла нас радушно!

Все произошло прямо как в сказке: в ноябре 1950 года мы уже вселились в новый дом! А через одиннадцать месяцев к нам переехала из Бельгии и любимая мной Фортюни, мама Флор. Специально для нее мы обустроили в доме дополнительную комнату. В Австралии у нее тоже все сложилось прекрасно: она открыла ателье, и многие сиднейские модницы стали ее постоянными клиентками. Дамы потянулись к Фортюни со всего города – ведь портних из Европы там было раз, два и обчелся.

Все мои прошлые страдания в такие мгновения казались дурным сном. Какая же это ни с чем не сравнимая радость – пополнение в семье!

Примерно в то же время у нас с Флор появился второй ребенок, сынишка Андре. Я-то думал, что никогда больше не буду так счастлив, как в тот день, когда взял на руки своего старшего сына, Майкла. Но Андре доказал, что я ошибался. Держать его на руках, смотреть, как его впервые видит брат… Я не мог поверить, что мое сердце способно вместить столько счастья одновременно. Все мои прошлые страдания в такие мгновения казались дурным сном. Какая же это ни с чем не сравнимая радость – пополнение в семье!

ЭТО БЫЛО В 1956 ГОДУ – я проезжал мимо отеля «Куджи», который собирались перестраивать и избавлялись от старых материалов и оборудования для бара. Оказавшись в нужное время в нужном месте, я приобрел все это почти задаром, и в нашем доме появился собственный замечательный паб! А из барной стойки я соорудил для сыновей два стола.

Со временем Австралия стала казаться мне раем для работающего человека. Сколько разнообразных возможностей предоставляла эта страна!

Постепенно я пришел к такому решению: нужно заниматься тем, что в австралийском обществе ценится больше всего. И, хорошенько осмотревшись, понял, что австралийцы просто обожают автомобили! Хотя опыта работы с автомобилями у меня было мало, я почти не сомневался, что смогу адаптировать свои инженерные навыки к новому делу. Продвигаться в этом направлении я начал с работы в компании, которая специализировалась на ремонте и обслуживании автомобилей марки «Холден». Моя неизменная любовь ко всяческим механизмам помогла мне быстро освоить это дело. Когда мне что-то было непонятно, я поспешно удалялся в туалет, прихватив инструкцию по эксплуатации, и втихаря смотрел, что нужно делать.

К середине 50-х я приобрел достаточный опыт, чтобы работать самостоятельно, и мы купили автосервис на Ботани-роуд в Маскоте. Назвали его «Автосервис Эдди». Работали мы вместе с Флор: я ремонтировал автомобили, а она заправляла, накачивала шины, продавала запчасти и вела бухгалтерию, а позднее и персоналом руководила – в общем, скучать ей было некогда. За несколько лет наш бизнес настолько вырос, что мы наняли целую команду профессионалов. Занимались всеми видами ремонта, в том числе рихтовкой, автоэлектрикой и даже открыли автосалон по продаже автомобилей марки «Рено».

Но нельзя же вечно работать руками! В 1966 году мы продали автосервис, и я взял заслуженный семимесячный отпуск, чтобы повидаться с родственниками и друзьями в Европе и Израиле. Вернувшись, я решил заняться продажей недвижимости. Вначале работал наемным агентом на Бонди-Бич, а потом сам получил лицензию на продажу недвижимости, и мы открыли собственное агентство – «Агентство недвижимости Э. Яку».

Мы с Флор работали в нем до тех пор, пока нам не исполнилось по девяносто. Только тогда мы решили наконец выйти на пенсию. Много-много лет мы с ней приходили в офис каждый день и работали бок о бок. Как и в жизни, в бизнесе из нас получилась отличная команда! Честное слово – мы получали от этой работы не только удовлетворение, но и самое настоящее удовольствие! Нам нравилось сдавать или продавать людям их первые дома, где они начинали самостоятельную жизнь. Помогать молодым семьям. Даже сейчас мои дети время от времени встречают кого-то из наших прежних клиентов, которые вспоминают нас и говорят, что мы были единственными честными агентами по недвижимости, с которыми им доводилось иметь дело. Это так приятно!

Мы никогда не забывали о том, как были беженцами.

Мы никогда не забывали о том, как были беженцами, какую бескорыстную помощь оказала нам в свое время семья Гарри Скорупы. Мы близко общаемся с Лили, дочерью Гарри и Беллы, по сей день.

Мой новый друг, я давно пришел к пониманию того, что все мы – члены одной огромной семьи, называемой человечеством, и работа каждого из нас – вклад в свободную и безопасную жизнь для всех. Если в медицинских учреждениях я вижу инструменты, которые прошли через мои руки, и знаю, что их ежедневно используют, облегчая и улучшая чью-то жизнь, меня переполняет счастье. А ведь это можно соотнести и с любой другой работой. Может, ты учитель? Значит, ты ежедневно вносишь в жизнь детей что-то новое! Возможно, ты повар? Значит, блюдо, которое ты приготовил с душой, доставило кому-то большое удовольствие! Не исключено, что ты не любишь свою работу или работаешь с неприятными людьми. Но дело-то ты все равно делаешь важное и вносишь свой вклад в наш общий мир. Мы никогда не должны об этом забывать. Твоя работа, твои сегодняшние действия окажут влияние на людей, которых ты никогда не узнаешь. Каким будет это влияние – положительным или отрицательным? Это твой выбор. Каждый день, каждую минуту перед тобой стоит выбор – сделать чью-то жизнь лучше или хуже. Выбор прост. И он за тобой.