Текст книги "Полное собрание стихотворений и поэм. Том 1"

Любовь и смерть Семандритика

1

 
12 агбадия года перлимского
важный борд поднялся на небе
Там обнаружен мужчинами и амфибиями
След слова «голова» в расширенной форме
 
 
Гиганты северной комнаты? – Нет!
Это семандритик ушёл в семандритию
Видя гурьбовое самоубийство Михайла и Харова
Сам с собою он сидит в белой печени розмовляет
 
 
Вишнёвыми словами с гречневой подоплёкой
Но сколько троп в какие местные сельские услуги
Мог бы он за это время обойти
Не идёт.
Важно ему: 1. чтоб похоронили его в белом платье.
2. пустырь. 3. кровельное железо. 4. вилка
 
 
Женщина по имени Сорь сидит с ним колено об колено
И длинные солевые руки обвёрнуты вокруг семандритика
Несколько раз обвёрнуты
Семандритик ты ушёл в семандритию
 
 
Семандритик берёт из рук Сорь шар вернее его оболочку
Резинового материала и вводя в рот началом
Воздух дребеденьковый заталкивает в это грандиозное предприятие
Сколько вздохов ставших мелкими пошло прямо и не свернув блея по пути
Тили бурия продолжается операцией любовных эскортов
В длинное клейное устройство разговором
Кого бессмысленно уважает Сорь?
Винт уважает Сорь за нарезку насечку капустного вида
Лошади везут винты. С улицы доносятся престарелые и стукаются о стены.
– Престарелые комахи! – говорит Сорь.
– Престарелое комашество! – отвечает семандритик.
– Деле-бом могу сделать и я /Прибавка к фразе предыдущей/
– Отними то что я не дам тебе совершенствовать деле-бом /Сорь /
окраина так желта и пролзуча что радости тебе не даст это.
– И всё равно миги сойдутся как цветные камни чтоб чмарило лето без меня!
– Ты семандритик разве ты просто семич если говоря себе вертишься.
Ты должен быть боящимся верёвки как простого правила
– Что понятно то понятно! – семандрик говоря и внутри у него затихает…
 

2

 
Всегда всему млечно и молью нырял в себя был он заведомо как
И Сорь могла видеть /пенис/ только по фотографиям
– Что, пьедестал ли важен тебе?! – в ответ на упрёк
о волнах моря шумящих и о мужских голубых штанах…
 

3

 
/Туалетный стол/
 
 
Всякое некое пустое рождает отзыв семисекундный бравого бога туалетного стола:
Экс вода для протирания лица. Экс наполнители
Составляющие даровой воды много стоящие.
Экс посуда двоякая: како: таз, глубиной весь глубокий
Материализованный. С крыльями. И кувшин без крыльев
Переливание вечернее сколько можешь третий раз —
Ряд свидетелей в окна как ты проводишь рукой по лицу вечер.
Ночь ли в стекло кладёшь воду на щёки и всё
Известно деревянно передаётся.
Муллер мыло местное сильно что им проводит тебя Сорь.
Муллер мыло номер два что имеет плакатность жизни
Что имеет запахенцию как май в определённом месте.
Квартум щёточек для зубных покровов не пахнуть
Животных семандритику никогда без никаких и с
Какими едами медведей даже с шкурами
Следует для окрашения пенных бровей и солнечно
Волос иных в цвет моря при следующем деле пожарном
В трёх коробках ватных с гривкой воды
Семь одеколонов маленьких пастей жестокого друга
Чтоб низко утерян цвёл цвет мужловидного геркулесового – чпх —
Громадовидные баночные стержни возвышены над
Головой весом в шестая часть бань… тут и там
Краснеют эти поддавки губам кого? Чего? Конечно же Семандритика.
Сорь говорит вслух тайна что сильная доза
Белого смелого сухого порошка есть шутка леса
Над нами: едва нанесёшь не-уже молод или стар
Или же не стар или ещё что стар бездонно.
 
 
Всё же верить нужно что для ещё годится по Сорь выражению
Пиницет нескольких волосков караковых
Державший в плену. Чему светлопурховобегомудрия
Отвечает – Да! – под натиском шума.
Карандашик требует особого распила. Следует следить
Верно ли и правда ль.
Промокательное никогда не полотенце должно висеть
Над пустой головой от скованно пятой мысли. А в четвёртую
Как раз попадать засветло как никто.
 

4

 
/Покупание Сорь/
Дальше семандритик сидя в панаме шляпе и грызя ноготь
От дел своих схватил верно и крепко рукою
За шейный стояк её – Сорь девушкенцию с затылкоманцией
И умрёт если не состоится.
Коммерция подобного рода.
Что же происходит?
Он торгует её по отдельности части для себя.
Наконец-то решился.
– Такконтерпит замусленная Сорь.
– Крайне важно сколько дашь за бескрайнюю грудь на несколько твёрдом грунте
– возле кийоска купель восьми цирковых попугаев сколько грудь твоя просит?
– Я хочу весемь рубляков – Сорь мучительно прогадывает грудь ещё свою мня.
Он же – семандритик жмёт жженскую грудь Сорь
С проницновением её обследуя и примеряя
Обхваты своих пальцев.
Он даёт ей шесть рублярей.
А сходятся и выходит семь рублярей. На том и хлопают.
Грудь можно ему теперь тянуть тащить держить ловить.
Следущим возвев шляпу тиковую высоко под лоб
Семандритик уже полностью выйдя из семандритии
И войдя в бенгамию стал покуплять две ноги
И тот дырку что есть женщ. В употреблении
И найдя достаточной привёл к себе за пятнадцать рублярей
Эту дыруду. Ибо меньше не отдавала
Хоть и луна то всё её осяявала.
Ноги ж не забыть купил до основания каждую по четыре рубляра.
Живот закупил за семь рублярей. За пупок отдельно
Семандритик отдал один рубль.
 
 
Сорь предложила сократить торговельные общие сроки
Заплатить за остальные части тела семьнадцать рубляков
Он торговал до пятнадцать
И подсчитать что стоило всё – пятьдесят три.
Рубляреония
Он выдохнул зойк жаль но ещё попа мой ты не куплял
Меж тем нужна будет и пришлось а это нужно отдать десять.
Всё она взяла а он тотчас же перешёл в состояние Гирляндии.
Войсковая ухмылка сразу стала ему до лицуэнции
Подошёл гладить бодрую но мубонную Сорь
И та была блеем и гава-гава и переух.
И вернул шею гладнул пару разов.
– Так в освобождении членом моих от одежды будете
принимать участие? – спрошено было Сорь у его
/что он стал в том положении много/ Гладка моя кожа
на шее и руках. Я хочу взъесться и выкусить.
Семандритик заплачел человечьими молоковыми слезами.
– Сколько мне места сим боле что вернее.
– Хм-пл-пл – тронь нет прости
и это было предвещением начала семандритии.
Тут Сорь не была рада и сама.
Сказала – прости – почти белому семандритику.
Вновь нужно было налаживать верт. отношения с начального
Периода.
Да. Да. Нет? Да.
Плавающие слёзы семандритики опускались.
 
 
А в это время стояли многовесные яблони
С вырезанными сердцами под каждовой лежало по полновесной
Красавице и на всяческой прыгал губчатый молодок.
– Фра-фра-фра зменовая жизнь местами.
Это житип житиплака житиплача житипупля. Житимухи.
 

5

 
– Оскольки даю тебе сейчас уже за все прелестные
уголковые тайны дать даю сколько что пять рублярей в звоне.
Вот выкладел и вот вот осторожно подходить к теплу.
– Да нет. О тож то то ти так ногою в носке сюда.
– Ну где ж это твоё давай?!
А он тычет ей ручку в пудре муке свою и сейчас улыбается.
Не поймёт… Сорь заводит патефон где указано как быть.
Семандритик не плачет. Но говорит спеша следующее:
– Я могу сделать свой деле-бом специальный.
– Как специальный деле-бом. Может что неткак где твои принадлежности?
– Мои принадлежности сложены и тихи чтоб не висло надо
мной – я знаю где они… Сорь ты не взглядом их если
захочешь поймёшь а твоим пеплом.
– Что же ты не применишь моё тепло – мал. семандрит?
Я испортился на фаникулитете когда глядел как пускают
В вас нас
Сильно же я зелень не сильную симпатично обидел
Главные слова твои все высыхают.
Семандрит прошёл к верёвке и ножку и сапеге.
Он мохнатую сапегу одевать направился
Для известий летучей комнаты.
Несколько больше намного ль меньше и запели песню так:
 
 
След теряется в сосках в пупках и в волосах
И между ног играют свадьбу ударяя в барабан /детячий/
Но вот ложится семандритик
И ветер волосы оставит
Шпагатом тело перетянет и редьку затолкает в рты
Где гвозди гвозди гвозди он хочет сделать шурля-мурля
А всё выходит к деле-бому
           Повёрнут он
К тому же точно деле-бому
Каким ушли Михал Коняков и толстый Гриша Хомяков
А след теряется в сосках пупках
Но это пара рара рара
А есть гортензья в головах – она на всё даёт ответы
Припарки маслом не могут…
У сливы косточки подохли…
Пара-ра-ра съел лилипут да лилипуткину жопенку
И сам заперся в комнатёнку
А чтоб не выбили его при помощи жёлтого дымы
Он умер там в связи с травой и пистолетом и кинжалом
И то был Барик Бережнов… она была Ольга Объятьева
Чему же плачет семандритик готовясь сам деле-бом-бом
Чтоб вылетело дыму столько-то и пороху расход таков-то
А освидение такое… А Сорь осталась бы одна…
 

6

 
В се в самом банном нежном мире-с…
В окне накована луна… На галерее врёшь подсолнух
А в сердце коски от мослов
А в это время улябийцы работают впотьмах серьёзно
И мозок сыплется в песок. Три капли – и всё.
 
 
В небе был борд. Мужчины и амфибии сочли это нужненцией
В фигуфиглярной амуниции враскачку немец пролетал
 
 
Завидно – говорили пожилые…
В то время семандритик умирал…
Он наполом жёлтым теперь владел
И Сорь его обниминая читала что он баринобол
                            Ушедя загуляел
 
 
Елькое браво его истекло…
Что кто ж это делает
Женщину одну оставляет
И каково придётся ей избрать ремесло
– Не сдирай все те повязки что я навязала
– Не прячь себя – дай говорить. Не ползи в угол – остановись
но всё лицо его скотинело.
– Я финарей уже становлюсь – сказал —
                 и правда – спустя —
реял меж фонарями
Бедная Сорь играет в красную игруку домино с голыи
Но всё-таки в стене прорезаны дыры…
 

Февраль-март 1967 (1968)

«Русское»: из сборника «Прогулки Валентина и другие стихотворения»
(1968)

Азбука

 
– А – сказал Андрей
Барышня пришла в новом платье
Весело дочку погладил
Горькие горячие волосы поцеловал ей
 
 
Детка моя – подумал – ты без мамы
Если б была жива не нарадовалась бы
Жалобно на её могиле прежде прутики деревья прямо
Завтра пойду туда – поплачу в траву судьбы
 
 
И с тем он скользнул взором по Наташе
Которая за последнее лето стала ещё краше
Лицо у Наташи было сегодня странное
Маленькие уши горели цветом алым
Но за рекой закричала птица нежданная
Общее внимание отвлекать стала
 
 
Перед уходом отец пил молоко
Раньше чем к сну отправляться – вино
Старый стал Андрей – ему не легко
Таню жену свою помнит давно
У него не появилось новой жены
Фыркал когда говорили об этом
Хватит хватит разговор обрывал. и чувство вины
Целый день не сходило с лица. кто давал советы
Часто однако он веселел и добрел
 
 
Шустро хватал свой плащ и уезжал в поле
Щёлкал ружьём но птиц настрелять не умел
Этим только проездом по полю бывал доволен
Юношеским на время становился хрипел
Я – говорил всем – выздоровел охотой. а был очень болен
 

2-ая прогулка Валентина

 
Под диким небом северного чувства
Раз Валентин увидел пароход
Он собирал скорее пассажиров
Чтобы везти их среди мутных вод
 
 
Рекламная поездка обещала
Кусты сараи старые дрова
Полжителей речного побережья
Выращивают сорную трава
 
 
Другая половина разбирает
На доски ящики. а незначительная часть
Утопленников в лодках собирает
Чтобы не дать, умчаться и пропасть
 
 
И Валентин поехал облизавшись
От кухни запахи большой стряпни
Там что-нибудь варилось одиноко
Какое блюдо мыслили они
 
 
Морковь заброшена. багром её мешают
И куча кровяных больших костей
И тут сигналом крика собирают
На пароходе нескольких гостей
 
 
И раздают им кружки с чёрным соком
дымящеюся жижею такой
А пароход скользит по речке боком
А берег дуновенный и пустой
 
 
На огородах вызрела капуста
Угрюмо дыбятся головки буряка
Большое кислое раскидистое древо
Вот важно проплывает у борта
 
 
С гвоздями в ртах с пилами за плечами
Огромной массой ящиков заняты
Ещё не совсем зрелые ребята
Стучат и бьют обведены прыщами
 
 
У них запухли лица медовые
И потянулся лугом свежий лук
И бурые строения глухие
На Валентина выглянули вдруг
 
 
На пароходе закрывались двери
Помощник капитана взял мешок
Надел его на согнутые плечи
Издал короткий маленький смешок
 
 
Во тьме работают животные лебёдки
Канаты тащут чёрные тюки
А с берега без слова без движенья
Им подают вечерние огни
 
 
И повернули и в рязанской каше
Пошли назад стучало колесо
И вспомнил Валентин что это даже
Обычный рейс и больше ничего
 
 
Теперь другие пароход крутили
И появился некто так высок
Когда стоял то голова скользила
По берегу где света поясок
 
 
Столкнувшись с Валентином испугался
Пузатый маленький и старый пассажир
Заплакал он и в угол весь прижался
А Валентин рукою проводил
 
 
Когда сошёл по лестнице мохнатой
На пароходе вновь пылал костёр
Морковь тащили красные ребята
И ветер наметал на кухню сор
 

«Ветер распластал любимую простынь…»

 
Ветер распластал любимую простынь
Этой весной ты поедешь назад
Фока и Фима – друзья твоей юности
Пивом и мясом встретят тебя
 
 
Этой весною соскочишь ты на вокзале
Фока и Фима стоят каблуками
на тощей весенней траве
Фока и Фима! Я больше от вас не уеду!
/плач обоюдный в мягкие руки судьбы/
 
 
Ты никогда не уедешь от Фоки и Фимы
От красивого стройного Фоки
И от обезьяньего друга Фимы
Всегда вместо большого огромного моря
Вам будет целью небольшая река
 
 
На твоих глазах постареет сгорбится Фока
К как-то незаметно умрёт смешной друг Фима
Ты их переживёшь на несколько вёсен
Этой весной ты поедешь назад…
 

«Понедельник полный от весны весь белый…»

 
Понедельник полный от весны весь белый
Вычистил и шляпу расстелил пальто
Снег ещё повсюду но уже не целый
Оловянной кружке весело блистать
 
 
К щёкам подливаю сок одеколонный
Разотру по шее подмочу виски
Как я ещё молод. кожа-то какая
Загорю под солнцем – южное дитя
 
 
Брюки то подгладил пошёл улыбнулся
Вызвал всех любимых в памяти своей
Вот бы увидали пока не согнулся
Вот бы увидали до скончанья дней
 

«Милая спящая равнина степная…»

 
Милая спящая равнина степная
Городок «Хвост» примкнувший к тихому холму
Люба – дочка учителя грустной школы
Спящая на спине с одеялом даже на лбу
 
 
Белая стена наклонённая над Любой
Сладкие дни прожитые ей
В садике рядом со школой со школой
Стекают по шее на грудь затекают ей…
 

«Я люблю ворчливую песенку начальную…»

 
Я люблю ворчливую песенку начальную
Детских лет
В воздухе пете́листом
домик стоит Тищенко
Цыган здравствуй Мищенко
Здравствуй друг мой – Грищенко
В поле маков свежен – друг Головашов
 
 
Речка течёт бедная
Тонкая
и бледные
и листы не жирные у тростников
Здравствуй друг Чурилов
Художник жил Гаврилов
рисовал портрет свой в зеркале
и плавал ночью на пруду среди мостков
 

«Если кто и есть на лавке…»

 
Если кто и есть на лавке
Это тётушка моя
Здравствуй тётушка моя
под окошком белая
 
 
Ты купила этот домик
Уж на склоне полных лет
розовый закат на подоконник
встав на лапки шлёт привет
 
 
Все мечты твои нелепы
Тётя тётушка моя
разве козы шерсти смогут
тебе тётя наносить
Эти козы не годны
козы новые нужны
 
 
Ты не сможешь сбогатеть
Только всё потратишь
с твоим зрением лежать
а ты кофты катишь
 
 
Если кто и есть на лавке
Это тётушка моя
Неразумная
Здравствуй тётушке моя
Под окошком белая.
 

«Жёлтая извилистая собака бежит по дорожке сада…»

 
Жёлтая извилистая собака бежит по дорожке сада
 
 
За ней наблюдает Артистов – юноша средних лет
 
 
Подле него в окне стоит его дама – Григорьева
 
 
Весёлая и вколовшая два голубых цветка
 
 
Розовым платьем нежным мелькая ныряя
Девочка Фогельсон пересекает сад
На её полноту молодую спрятавшись тихо смотрит
Старик Голубков из кустов
 
 
и чмокает вслед и плачет беззвучно…
 

«Бреди бывало по итогам жизни…»

 
Бреди бывало по итогам жизни
А там полно неугасимых ран
Всё прошлое так вспоминаешь тонко
Как будто бы иголкой вышиваешь
 

«Дождь на земле прошёл…»

 
Дождь на земле прошёл
Какие светящиеся ветви
Чего покинутый дом стоит
С таким изнурённым видом
 

«Ну ты не плачь пожалуйста не надо…»

 
Ну ты не плачь пожалуйста не надо
мы сделаем как хочешь ты
приедем в местность где собранье винограда
и где павлины пёстрой красоты
 
 
Ну я тебе клянусь что через месяц
иль даже меньше денег мне дадут
мне обещали точно и к тому же
для груза мои плечи подойдут
 
 
Ну брось ты плакать деньги соберутся
кой-что займём у моря будем жить
Какие виды будут нам открыты!
Болезнь твоя пройдёт не вечно ж ей и быть?
 
 
Я помню был когда-то видел домик
за комнату немного с нас возьмут
Ведь не сезон а нам того и нужно
нам люди надоели уж и тут
 
 
Старушке мы понравимся какой-то
Так может и без денег пустит нас
ведь им старушкам лишь бы жил бы кто-то
а то так грустно им в вечерний час
 
 
Я завтра побегу. Ну вот и перестала!
Жестокая зима дай Бог её прожить
Достать бы где-нибудь ещё бы одеяло
картошки нужно вечером купить…
 

Воспоминание

 
Вот я люблю столетний шум мохнатый
Чуть жёлтый парк заборами зажатый
и на тарелочке веранды колбасу
вино и в фонаре блестящую косу
 
 
Вот я люблю на платии твоём оборки
Конфету шоколадную даю
другие пиджаки и платья
Слились в одну толпу а где и на краю
 
 
Мы говорим подолгу а когда играет
Встаём и движемся погода шелестит
и руки твои мне на плечи прилегают
и всякий куст дрожит
вино внутри горит
 
 
Я молодой ещё. последний день июля
К концу подходит. слышен шум дождя
Веранда общая. официант тарелки
Разносит с ветчиной с яишницей шипя
 
 
Мы подвигаем руки пьём портвейна
Густое чёрное вино и обнимаемся
как мне приятна твоя шейка
и две груди во тьме и поцелуи змейкой
 

Летний день

 
Тихо болтались в стареньком доме
Три занавески
Бабушка вышла в глупом забвеньи
С Богом меняясь
Там у ней где полянка с мышами
Жёлтые внуки
В честном труде собирали пшеницу
Радуясь солнцу
Бабушки жёсткой руки скрипели
Трава вырастала
Внуки сидели в столовой затихнув
Отец возвратился
Каша болталась в белых тарелках
Пела сияла
И от варенья круги разрастались
Щёки краснели
Мух толстозадых густое гуденье
и длинные списки
Что ещё нужно
Сделать до вечера летней прохлады
Лампа зажжённая
Вся раскачалась над полом
Бабушка ходит
С слепым фонарем собирая
Красных детей
Что запрятались в лунном парке
Белые скинув матроски
Чтоб не было видно.
 

Элегия

 
Туманы тёплые объели ветки и цветы черёмух
Зелёные стволы так равномерно выплывают
Вот показалась первая доска их и порозовела
Топлёное вдруг солнце пролилось лохматясь…
 
 
Безумная земля моей мечты…
пьёт чай томительный головка на балконе
покоен отложной воротничок
на свежем горле голубые взмахи…
 
 
Глотки последовали резво побежали
Пирожных сгустки разделяли чай
Простая… но так странная улыбка
В лице когда глядишь на сад на май…
 

Не вошедшее в книгу «Русское»: из сборника «Прогулки Валентина»
(Архив Александра Шаталова)

«В том дело что возле сада…»

 
В том дело что возле сада
Лакового огорода
В полях отдыхало стадо
Во главе пастуха урода
 
 
В том дело что день был пыльный
Что пыльца с цветов летела
что пастух был горбатый и сильный
и томилось молодое тело
 
 
А в саду в том копалась
В цветах молодая хозяйка
то нога почти вся виднелась
то птичек летала стайка
 
 
Урод смотрел задыхаясь
Как при наклоне виднелись розовые штаны
В края штанов влюбляясь
Все мы в них влюблены
 
 
И стал урод подкрадываться
Выставив руки вперёд
Наконец он подходит достаточно
И за ногу её берёт
 
 
день был жаркий летний
он её утащил в кусты
грубо её исследовал
а она говорила «ох ты…»
 

«Свобода. утром. утром…»

 
Свобода. утром. утром
Из кадки вылезло горчайшее дерево
Сквозь ветви был виден. отведен
дом. Бак. стол. варево.
Студент. путь. супа в рот
На ложке шёл суп вдаль
студент ел. Ел. ел. с него капал пот
чернел. молчал. звал. небес восход.
 
 
Плечи в тени. уши в тени. лоб в тени.
вспоминает. варит в голове прошедшие дни
А плечи в тени. уши в тени.
 

«Приходит ветер лёгкий и приятный…»

 
Приходит ветер лёгкий и приятный
перворачивает листья и больные
во двор выходят аккуратный
и ходят медленно и ноги их кривые
 
 
к ним родственники приближаются порою
им руки жмут и говорят о близких
А ветер всё такой же лёгкий низкий
приносит запахи цветов и санного покоя
 
 
Во время о́но врач выходит в сад
и щурясь посидит на белом стуле
А то и санитары говорят
Идите в дом – чтоб ветры не надули
 

«Когда пчела на тыкву сядет…»

 
Когда пчела на тыкву сядет
привяжется ко мне мой друг мертвец
он снимет из букле фуражку
и чёрным волосом взмахнёт
 
 
Сердечник он платком прогладит
Лица холодный летний пот
и скажет чтоб холмы любить
чтобы с песком по ним ходить
 

«Себя я помню уж давно…»

 
Себя я помню уж давно
Вот детство. шёл туман в окно
и было сыро простыням
и лил всё дождь и скушно нам
 
 
родителям моим двоим и мне
вот этим вечером в весне
Ступают люди там внизу
и кто куда они идут
 
 
Мы ж рано все ложились спать
отец мой – он военным был
порядок он во всём любил
после работы он дремал
затем он ужинал. читал
 
 
и в девять все – жена и муж
ребёнок я. худой малыш
Лежал не спав. но затаясь
в окно глазком своим вперясь
 
 
Себя я помню уж давно
Вот детство… и туман в окно
Лежу не сплю. сыра кровать
Вот вырасту. не буду спать…
 
 
Всю ночь до нашего утра
Я буду бегать и кричать
Ещё я буду танцевать
Пройди лишь – детская пора
 

«Студент который живёт один…»

 
Студент который живёт один
Робкий и очень чувствительный
В своих ботинках худой и злой
С шеей серой и большой
 
 
Проходя в начале марта
По улице своего дома
Встретил ему совсем незнакомую
Девушку несущую два торта
 
 
Он был голоден и потому
попросил её имя дать
и она не отказала ему
Пригласив его к ней поспешать
 
 
Через час наевшись и сытый
тешась теплом и девушкиной красотой
студент на диване сидел курящий
добрый мягкий пустой
 
 
А в окне четвёртого этажа
стоял вечерний час
Наша память собой свежа
развеселяет нас