Текст книги "Когда я стану молодым. Новый русский эпос"

Когда я стану молодым
Новый русский эпос
Эдуард Струков

© Эдуард Струков, 2023

ISBN 978-5-0060-1029-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перед читателем рассказы из жизни некоего Степанова, в котором легко угадывается сам автор. Рассказчик (нарратор) описывает то самое время, которое без большого риска ошибиться можно смело назвать «эпохой полного абзаца». Автор собрал воедино тексты, объединенные одним героем, расположив их в более-менее хронологическом порядке.

Открытый Вами сборник историй можно читать с любой страницы, рассматривая при этом фотографии из архива автора. Почти всё из описанного здесь – чистая правда. Жизнь автора удалась. Он вдоволь попутешествовал в восьмидесятые и покуролесил в лихие девяностые, успел стать топ-менеджером крупного предприятия в нулевые и отхватить за это в десятые по полной программе.

Вертикальное расположение текста объяснимо. В 2020 году автор познакомился с Людмилой Геннадьевной Вязмитиновой. Она и открыла перед автором мир верлибра, придав уверенности в своих силах. Мир её праху – она сумела разомкнуть уста автора, и тексты хлынули водопадом. С великим облегчением избавившись от регулярного стиха, от рифм и размеров, сковывавших язык, от необходимости плести словесные кружева, автор уверенно шагнул в эпический верлибр – так назвала этот стиль Л. Г. Вязмитинова.

Первая и вторая книги родились в годы пандемии, третья начиналась летом 2022 года – огромное спасибо за помощь поэтам Ирине Чудновой и Михаилу Тищенко, а также моим родным – жене Ольге и сыну Матвею Струковым.

Книга не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление и рекламу запрещенных веществ. Изобразительные описания противоправных деяний, являясь художественным, образным и творческим замыслом автора, вовсе не являются призывом к совершению запрещенных действий.

ПОПЫТКА СИНОПСИСА

Много раз сам выбирал книги и всегда возмущался – аннотация не пойми про что, из пролистывания толком ничего не понять, автор ссылается на нечто ранее им написанное – да ну его в пень, этакое чтиво! Писать вторую книгу мемуаров – дело неблагодарное. А если читатель впервые берёт в руки произведение автора? Память порой что-то долго прячет в себе, те же воспоминания детства. Вставлять и печатать снова? Пусть остаётся. Отыскать первую книгу в сети недолго.

Итак, детство героя проходит в таёжном посёлке, потом он поступает в институт. Пройдя сессии и стройотряды, он получает диплом. Затем героя распределяют в «почтовый ящик», на патронный завод. Это времена перестройки – герой много путешествует по стране, растёт по карьерной лестнице, преодолевая множество жизненных трудностей.

В 90-е герой трудится на коммерческой ниве, встречая много интересных людей. В 1996-м добровольно едет заложником к чеченским бизнесменам на Северный Кавказ. В нулевые героя назначают директором крупного предприятия, но через пять лет он попадает в СИЗО, потом под домашний арест, долгих четыре года ждёт приговора. В 2009-м году героя сажают. Эти полгода он проводит, работая слесарем в женском СИЗО, где тоже не обходится без приключений.

Выйдя на свободу по чудесной случайности, герой, травмированный тюрьмой, комплексует и уезжает в Москву.

В Москве основывает бизнес под патронажем самого ВВП. Старт-ап разваливается из-за неосмотрительности инвесторов. Однако герою удаётся вовремя выйти из бизнеса.

Изнемогая от безделья и тоски, он начинает писать стихи, знакомится с серьёзными поэтами, осваивает эпический верлибр, пишет книгу. Творчество возвращает ему веру в себя, даёт уважение окружающих, он становится полноценным членом общества. В новой книге герой дописывает свою биографию и делится с читателем свежими наблюдениями.

ПРОЛОГ. ТОЧКА СМЕНЫ ЭПОХ

Маета
февраль 2022

Пятый день Степанова потряхивало,

словно заправского алкоголика.

Его не оставляло ощущение запоя,

то ли случившегося с ним давеча,

то ли предстоящего вскоре —

самое страшное ведь в запое не водка,

а полная безысходность положения —

рад бы сбежать из него, да некуда,

терпи – вылечит только время.

Самое странное крылось в том,

что напиться хотелось, да никак не получалось —

всё перепробовал Степанов,

подступался и с поводом, и без повода —

но максимум, что удавалось ему,

так это на час-другой провалиться в сон.

Но не было так, как раньше —

чтобы праздник так праздник,

вдоволь накуражиться во хмелю,

проснуться утром, не помня себя,

хлестануть стакан тёплого коньяку —

а дальше снова сладкая темень,

непролазные дороги сонного царства,

приключения сдуревших нейронов.

Напряжение позванивало в ушах,

всё вокруг было наполнено ложью,

голоса и тексты откровенно врали —

Степанов рассматривал человеческие лица,

пытаясь понять причину своего состояния,

но никак не получалось —

небеса говорили ему о чём-то,

но ему был неведом и непостижим

этот странный голос высших сфер,

слегка сводивший от страха желудок.

На шестое утро

Степанов проснулся

от густого урчания за оконным стеклом.

Этот звук был ему давно и хорошо известен,

более того – понятен на уровне подсознания.

В их подмосковном городишке,

где базировался испокон веку лётный полк,

ночной гул транспортных военных самолётов,

спускавшихся с неба один за одним,

почти всегда предвещал только одно —

очередные «большие перемены».

Степанов лежал и слушал,

как с равным интервалом садятся машины,

сырая темнота утробно урчала,

сыто переваривая затихающие звуки.

Он уже догадывался —

произошло нечто сверхважное,

случилось необратимое и неизбежное,

после чего мир станет иным,

поэтому ещё долго запрещал себе прикасаться

к холодным клавишам ноутбука —

ему мучительно хотелось продлить

последние минуты неведения,

безнадёжно таявшие где-то в области сердца.

1971 г., Западная Двина. Фото из архива автора

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИМЕВШЕЕ МЕСТО БЫТЬ

Мальчик хочет домой
декабрь 1971 года

В последний день уходящего года потеплело.

Битком набитый автобус воет и трясётся на ухабах.

Шестилетнему Петьке не досталось сидячего места,

он пристроился на запасном колесе, радуясь тому,

что наконец-то возвращается из больницы домой.

Билетов в такой день, конечно, уже не достать.

Дед с бабкой договорились за внука с водителем,

а сами побежали искать попутку возле льнозавода,

туда, где часто проезжают огромные лесовозы.

До Нового года остаются считанные часы,

однако автобус зачем-то сворачивает в лесок.

Обычная история, мало ли что кому приспичило.

Петька выбирается со всеми пассажирами наружу,

выходит на заснеженную поляну и замирает.

В лесу темнеет, с неба медленно сыплет снежок,

ярко горят фонари и фары, восклицают голоса,

ведьма-ночь манит мальчишку за собой в чащу,

мягко возлагает на плечи Петьке еловые лапы,

нашёптывает в ухо что-то волнующее, сказочное.

Предвкушение праздника захватывает мальчугана.

Ему кажется, что скоро начнётся представление,

вот-вот на подмостки выйдут бродячие артисты,

которые начнут веселить публику, петь и плясать,

а зрители станут смеяться и аплодировать им.

Мальчик стоит на поляне посреди леса, понимая,

что вокруг происходит настоящее волшебство,

сегодня сбываются самые заветные желания.

Разве утром мог он надеяться, что поедет домой?

Сегодня случилось с ним самое настоящее чудо.

Петьку воспитывали в деревне дед с бабкой,

а когда родители наконец-то забрали его в город,

он успел пробыть в детсаде всего-то неделю.

Подрался, сходил строем в кинотеатр на мультики,

а потом их группу накрыла неведомая дизентерия,

всех детей махом упрятали в районную больницу.

Петьку сразу же закрыли в отдельной палате,

подозревая в нём главный источник заражения,

но деревенским детям вечно всё как с гуся вода,

маяться животом Петьке было абсолютно не с чего.

Так и лежал он в белом медицинском царстве один,

тоскуя по заснеженному раздолью за окном,

пока однажды ночью не привезли ему соседа,

дядьку, попавшего спьяну под товарный состав.

Вот тут-то спокойная Петькина жизнь и закончилась.

Поначалу Петька жалел бестолкового баламута,

приносил тому водички, выполнял все просьбы,

но вскоре новоиспечённый инвалид обнаглел,

съел Петькины конфеты, принесённые мамкой,

Заугаров Анатолий Игнатьевич

Родители решили, что Петьку врачи не отпустят,

нанесли сыну подарков, помахали на прощанье,

сами побежали праздновать, весёлые, пьяненькие.

Сосед матерился, тряс окровавленными культями,

нёс спьяну что-то угрожающее, злобное, выл.

Вот тебе и праздник, думал Петька и плакал тайком.

Тоже мне родители, никакого опыта и понятия.

Папка большой и добрый, он работает электриком,

таскает Петьку то в котельную, то в спортзал.

Мамка только год, как родила брательника Саньку,

днём и ночью его тетешкает, ей не до старшего.

Вдруг зовут – зашли проведать внука дед с бабкой.

Увидав их, Петька совсем раскис и разнюнился,

так разрыдался в голос на мёрзлом подоконнике,

что дед Петькин крякнул и пошёл договариваться,

чтоб отпустили внука домой хотя бы на праздники.

Деду-врачу его коллега отказать никак не может,

они выпивают за победу, поминают фронтовых друзей,

и в итоге Петька, лишённый коллективного воспитания,

возвращается обратно в деревню не солоно хлебавши.

Так эпопея с детсадом заканчивается раз и навсегда.

Шофёр сигналит заждавшимся пассажирам.

Восторг и счастье переполняют Петькино сердечко,

он сжимает озябшие кулачки и радуется, смеясь,

и люди в автобусе тоже улыбаются ему в ответ,

пока он пробирается на свою шину в конце салона.

Петьку сразу сморит надсадный рёв мотора,

его кое-как разбудят и вытолкают у сельсовета,

спросонок он чудом не попадает под колёса,

хорошо ещё, что дорогу освещает дурёха-луна.

Вокруг ни души, в морозной тишине хрустит снег,

Петька торопится по знакомой тропке к дому,

над трубой висит дым, там ждут тепло и уют,

в окнах тускло горит свет, в хлеву сопит корова,

чернеет вдали знакомая кромка соснового бора,

и лучшего места на земле больше нет и не будет.

Время ненужных побед
июнь 1979

Степанов помнит тот день так отчётливо,

словно не сорок лет минуло с тех пор,

а всё случилось с ним только вчера —

вот что значит настоящая, непридуманная драма!

Воскресное летнее утро конца семидесятых.

Восемь утра, а солнце жарит как сумасшедшее.

Со двора слышен знакомый залихватский свист,

это сигналит Степанову лучший друг Вовка,

с которым они не разлей вода – кореша!

Степанов слетает по гулкой лестнице на зов кента,

сегодня великий день, сегодня футбольный матч,

сборная мехзавода против заезжей команды.

У Степанова играет мамин брат по имени Толик,

у Вовки Гурина на поле выйдет папка, дядь Гена.

Для посёлка футбольный матч – событие века,

в сонном пыльном Эльбане ничего не происходит,

по улицам бродят куры, лениво гавкают псы,

ведущие родство из питомника местной зоны —

одна радость, если сбежит зек или солдатик,

тогда весело, тогда есть о чём потрепаться.

Мальчишки наперегонки мчатся на площадь,

в «городок» – там в войну жили в землянках,

оттого и название осталось такое загадочное.

Посреди «городка» стоит «Голубой Кильдым»,

где определённые слои населения посёлка

проводят избыток своего свободного времени.

У Вовки и Степанова одна ответственная задача —

успеть закупиться холодным пузырчатым пивом.

Тёмная струя неспешно льётся в трёхлитровые банки,

вокруг с вожделением вздыхают местные алкаши,

все молчат – пиво предназначено футболистам,

оно будет спрятано в холодок до конца матча.

Степанов с Гуриным тащут купленное на стадион.

Кривые ворота, бетонные блоки вместо трибун,

поросшее кочками футбольное поле меж ними —

редко увидишь здесь играющих или бегающих,

всё вокруг заросло выше пояса полынью и крапивой.

Висит плакат – «ВОСХОД: ВОСТОК (это гости)».

Однако на поле постепенно собирается народ,

местные футболёры надевают сатиновые трусы,

по дороге пылит непривычный глазу автобус,

выгружаются разморённые жарой гости —

приехала команда машзавода из районного центра,

пацаны жадно всматриваются в незнакомые лица,

раздают клички – Лысый, Наглый, Рыжий.

Толик деловито проверяет хранение пива,

Вовкин отец разминается, бегая вдоль трибун,

у него белые ноги, руки жёлтые от аммонала —

наконец звучит свисток, игроки хрипло матерятся,

спотыкаясь о кочки и получая пинки от коллег,

бухают бутсами по мячу, примериваются к воротам.

Шустрый Толик почти сразу забивает первый гол,

капитан гостей через пару минут – ответный.

А дальше начинается что-то невообразимое.

Игроки начинают всё чаще падать и реже вставать,

жара подымается такая, что пот течёт ручьями,

первый тайм заканчивается всеобщим изнеможением.

«О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?»

Игроки падают там, где их застигает свисток судьи.

Доползти до трибун сил нет – лежат и матерятся.

Мехзаводские устраивают совещание – баста,

пусть им засчитывают поражение, сил играть нет.

Однако у противника тоже отбиваться нечем.

Коварный Толик извлекает из кустов банку пива,

несёт её в стан гостей – он умеет договариваться,

его за то и любят на заводе, нужный он человек.

Судья констатирует ничью, и матч заканчивается.

Степанов и Вовка бродят меж пьющих компаний,

прислушиваясь, присматриваясь, примериваясь.

Городские достают свои собственные припасы,

на расстеленных газетах появляется «беленькая»,

поселковые пересаживаются к гостям поближе.

Вот она, настоящая суровая мужская жизнь!

Ходить по средам в общую поселковую баню,

опрокидывать на себя переполненные шайки,

охаживать друг друга берёзовым веником,

а после пить пиво и травить сальные анекдоты —

и ты весь на виду, и твои друзья, чего желать ещё?

Может быть, так и надо жить в нашей стране?

Шашлык-футбол-сауна – всё просто и понятно.

А всё остальное от лукавого, все эти раздумья,

это дурацкое желание обязательно выпендриться,

блеснуть эрудицией – куда как проще слиться,

недоиграть матч и пить себе холодное пиво…

Степанов закрывает глаза и видит то самое небо,

чувствует, как ярок, ясен и свеж зелёный мир —

а ведь сорок лет прошло, как закончился матч,

умер давно добрый и молчаливый дядь Гена Гурин,

весёлый дядя Толя в семьдесят вышел на пенсию,

а Вовке Гурину лет пять как поставили онкологию,

и страшно писать ему в ОК – а вдруг?

Веник любви
Зима 1979-го

После новогодних каникул учёба не клеится.

К обеду седьмой «А» снимают с уроков,

отправляют разбирать ёлку в спортзале.

Все веселятся, бесятся, бегают друг за дружкой,

соседка Алика по парте троечница Галя Корнеева,

невысокая и смуглая большеглазая тихоня,

радостно хохочет, бросая в Алика сухой веткой.

Алик, недолго думая, колотит Гальку в ответ

по голове большим сорговым веником.

Дальше начинается полный матриархат.

Корнеева с рёвом убегает прочь из спортзала,

Алик оказывается один против кучи орущих девчонок,

его хватают, валят на пол, пинают, щипают, бьют —

помогать некому, физрук в запое, ребят мало,

вокруг стоит невообразимый девчачий визг,

такой, что от него моментально закладывает уши.

Алику становится как-то совсем не по себе,

шутки кончились, его волочат по грязному полу,

затаскивают волоком в женскую раздевалку,

там нечем дышать – столько набилось фурий.

Несчастная Галька горько рыдает в дальнем углу.

– Проси прощения! – рявкает Танька Фунтикова,

толстуха с кулачищами похлеще боксёрских,

обыкновенно доброе и милое существо,

мирно чамкающее под партой хрустящие печеньки.

И тут на Алика накатывает странное чувство,

с которым придётся пройти потом целую жизнь —

Алик не хочет сдаваться из-за всякой ерунды,

он начинает молча вырываться из цепких рук,

сопя и краснея: «А вот хрен вам, чуньки безголовые!»

Может, будь он чуток постарше и поумнее,

то поступил бы иначе, извинился, покаялся,

но Алика возмущает несправедливость скорого суда,

ведь это Галька первой начала доводить его,

стукнул в ответ, так ведь легко, не со всей же силы.

Но вокруг воют и скачут натуральные ведьмы,

были такие жрицы в Древней Греции – менады,

те, говорят, резали мужиков направо и налево.

О менадах Алик узнает потом, через много лет,

а пока он угрюмо отбивается локтями, извивается —

и вот оно, торжественное наказание,

Галька тычет ему в лицо тот самый веник,

с наслаждением крутя направо и налево.

Веник воняет тухлятиной, ветки сорго колючие,

но Алик молча сносит Галькино издевательство.

Не добившись от одноклассника никакой реакции,

Корнеева обессиленно роняет веник и убегает реветь.

Через пару минут напряжение вокруг резко спадает,

Алика выталкивают наружу растрёпанным и красным,

девчонки кричат ему вслед что-то злое и обидное,

но всё – шарик «праздника» спускает воздух.

Наказанная жертва перестаёт быть привлекательной,

толпа мгновенно теряет интерес к Алику,

который бежит в школьный туалет умываться.

Через час событие всеми прочно забыто.

Но Алик будет долго вспоминать эти минуты.

Обидно, что ни один мальчишка не стал вступаться,

интересно, почему? что здесь пошло не так?

совсем недавно они громили девчачьи игрища,

вламывались за сараями в их «дочки-матери»,

позволяя себе вытворять с подругами всякое —

а тут вдруг такая реакция на несчастный веник? бред!

В классе Галька пересаживается за другую парту,

теперь она будет ненавидеть Алика долго, зыркать.

Много лет спустя он поймёт причину этой ссоры.

Всегда выясняется, что сложное на деле так просто,

а простое, наоборот – удивительно сложно.

Они выросли в одном дворе на Заводской,

жили в двухэтажном доме хрущёвской постройки,

в одном подъезде – Алик хорошо помнит соседей,

у старшего Корнеева был наколот Сталин на груди,

в квартире у них вечно пахло сердечными каплями,

мать Галькина – женщина невысокого роста,

грудным голосом надрывно ругалась с пьяным мужем,

соседским мальчишкам всё было слышно с улицы.

Галькин брат Федька-кныш болел рахитом —

вечно клятый-битый соседями за воровство по сараям —

каждый тут имел свой собственный закуток с барахлом,

откуда ушлый Федька тырил мопеды, резину, бензин.

С Аликом у Федьки поначалу не заладилось,

пока не стал Алик реально уважать карлика-соседа

за его недюжинный ум и невиданное коварство,

достойное пера корифеев авантюрного романа —

тырил Федька творчески, обставлялся с фантазией.

Жили как в коммуналке – инженеры и работяги,

общие праздники, соседи притёрты на долгие годы,

по выходным всем домом в кино, детворой на мультики.

Автор носил знамя школы и уважал одноклассниц.

Алик Гальке нравился – умный мальчик, не злой.

Братские отношения, игры во дворе по вечерам,

первые округлости, игривый смех, прогулочки —

хорошо, когда все как семечки из одного арбуза.

Но Алькиного отца назначили на высокую должность,

семья переехала жить в новый микрорайон,

дружба их с Галькой не то чтобы закончилась,

но изрядно поиссякла, как пересохший ручей.

Их семьи оказались разного социального уровня —

жизнь неумолимо разводила в разные стороны,

Корнеева оставалась там, среди сараев и собак,

а он уходил к новым друзьям, в новую жизнь.

Это уже потом Алику рассказали одноклассницы,

как она страдала, наблюдала за ним и мучилась,

Когда нарыв в её душе достиг наивысшей точки —

тогда и случился этот распроклятый веник.

На выпускном Корнеева смотрела на него с тоской,

а он, мерзавец, напился водки с дружками —

он по уши влюбился тогда в другую девчонку,

которая поматросила его, как хотела, и бросила.

И вроде бы всё сложилось у всех нормально,

по крайней мере, так можно судить по фото в ОК,

где он на чужой яхте, она с внуками в Египте,

но никак не выходит у него из памяти её лицо —

о, как страстно горели её глаза в тот момент,

когда она тыкала ему в лицо грязным веником!

Была ли это месть за напрасные девичьи мечты,

личная ненависть или нечто другое – понять трудно.

Психолог сказал – вины Алика во всём этом нет,

хватит казниться, Альфред Станиславович —

произошла некая попытка социального взрыва.

Девочка Галя понимала, что она из бедной семьи,

её попытка привлечь к себе внимание сорвалась,

унижение среди сверстниц достигло точки кипения —

каково это, каждый день возвращаться в клоаку,

где отец пьян, мать больна, брат ворует,

выхода никакого нет – плюс пубертатный период.

Но неслучившийся отросток судьбы зудел,

старый лысый Алик клял себя за чёртов веник,

за то, что не спас человека, не вытащил из дерьма,

прекрасно понимая – на всех золушках не женишься,

да и принц из него вышел так себе – ненадолго.

Вряд ли он полюбил бы её, эту «смуглую леди»…

Но что такое любовь и какою она бывает?

То, что вспыхивает сразу и брызжет фейерверками,

или то, что приходит к нам с годами,

та неизбывная привязанность к человеку,

что тлеет под кожей, как подмосковные торфяники?

Всё-таки вопросов оставалось чересчур много.