Текст книги "Когда я стану молодым. Новый русский эпос"

Имперские казусы

…Если выпало в Империи родиться,

лучше жить в глухой провинции у моря. (И. А. Бродский)

Обыватель всуе читает судебную хронику,

мало представляя себе все те хитросплетения,

которые разыгрываются за высокими дверями.

Обывателю демонстрируют финал – расправу.

На самом деле всё происходящее в суде —

это сыгранный по шаблону длинный спектакль,

в котором у каждого есть своя заученная роль.

Это процедура, которую надо пройти до конца.

Скрипучее колесо правосудия вращается медленно,

но приговор неотвратим, сколько ты не елозь.

Судья давно получил инструкции от председателя,

который выслушал пожелание администрации,

принятое властью с учётом общественного мнения.

И пусть сотня свидетелей единодушно «за» тебя,

пусть прокурору нечем крыть, и ты чист,

но если некто там, наверху, принял решение "сажать",

то будьте уверены – "посодют" в лучшем виде.

В том и состоит фокус, что судья руководствуется

вовсе не буквой закона, а неким "духом" закона,

что по сути есть довольно абстрактное понятие,

позволяющее судье игнорировать любые факты.

Судьба Степанова решилась сразу после его ареста.

Ему повезло – Система охотилась не на его персону,

но его совершенно невинные показания

стали первым камешком, который вызвал лавину.

Степанов попросился на встречу с генералом,

потом его отвезли к седому областному прокурору,

которому Степанов поверил – надо ж кому-то верить!

Прокурор отнёсся к Степанову с большим пониманием,

пообещал разобраться во всём досконально и помочь,

по крайней мере решить вопрос об условном сроке.

Собственно, Система в Степанове больше не нуждалась,

она зафиксировала его лояльность в своих протоколах,

отправила под домашний арест – срок уже "капал",

оставалось только надеяться на справедливый суд.

С моменту приговора Степанов отсидел дома

в полубезделье целых четыре года и два месяца,

отъелся и чуть не спился, чем только не занимаясь —

даже помогал милиции ловить разных жуликов.

Он наивно считал, что с него вполне довольно,

сажать его было не за что, обвинения рассыпались,

но власть имущие решили всё по-своему, зло,

гильотина взлетела – и год колонии ему дали всерьёз.

«Наказаний без вины не бывает» – фраза известная.

Ею можно всё оправдать, и даже самому себя высечь.

Степанову больше нравилось высказывание про дорогу,

которую каждому из нас обязательно пройти до конца.

Поэтому он с интересом изучал законы Зазеркалья,

присматривался к поведению и замашкам его жителей,

и люди в мундирах представляли для него особый интерес —

Система не щадила ни своих, ни чужих,

каково было ей служить?

Апелляцию завернули, и Степанов готовился к отсидке,

храбрился, отъедался, пока ещё не стал заключённым.

В один непогожий осенний день в камеру постучали,

в гости к Степанову пришёл сам областной прокурор.

Говорили тихо, недолго, но зато прямо и по сути —

прокуроры любят играть с подопечными в честность,

торгуясь с судьями за каждый год для «крестника»,

а иначе кто им в следующий раз поверит? Никто!

Общество давно потеряло к Степанову интерес,

поэтому приговор наверху сочли чересчур кровожадным.

На Степанова, как на хозяйственника, имелись планы,

да и лишние обиды были в городе совсем ни к чему.

Но кто-то настоял на своём – чтоб знал место, наглец!

Седой дядька извинился – обойтись «условным» не вышло.

Прокурор посетовал на службу – никакой личной жизни.

Степанов присмотрелся в визитёру и пожалел его в душе,

хотя и знал, что слёзы тот льёт ещё те, крокодиловы.

Но служба у прокурора реально была незавидной.

Приходилось служить Системе, убивая в себе человеческое.

Настоящая империя всегда щедра на разные казусы.

Именно об этом разговоре вспомнил Степанов недавно,

слушая новости от приятеля из прежней жизни.

Тот встретил в кулуарах того самого старого прокурора,

выслушал кучу жалоб – служебная квартира, жена умерла.

Вроде бы всё есть, и пенсия, и выслуга лет, и денег хватает,

давали квартиру на родине, на Урале – прокурор отказался,

побоялся мести осевшего там после тюрьмы бизнесмена.

А в Краснодаре таких "крестников" хоть трава не расти!

Вроде как и бояться нечего, но разные мысли лезут в голову.

Какие новости? Ещё вернулся в город герой с орденом,

тот самый, которому прокурор когда-то 28 лет выпросил.

Ходит по улицам и в лица всматривается, знакомых ищет.

А что поделаешь – ему теперь почёт, всеобщее уважение.

Ничего не ответил прокурор, поскучнел лицом и ушёл.

Степанов посмеялся, жизнь – штука весьма петлючая,

заверил приятеля, что "гноем на ментов давно не дышит",

улыбнувшись – какая лексика! только тронь, и вот оно! —

а потом вспомнил прокурора и взгрустнул.

Один, в такие годы и без семьи, без дома, страхи в голове…

Вспомнил и того, второго, молодого весёлого бандита,

с которым много лет назад пару раз возили на суд,

тряслись бок о бок в раскалённом от жары «автозаке».

Одному из членов банды, отпустившему свидетеля,

выдавшего потом ментам все расклады, скинули год.

За проявленные, так сказать, гуманизм и милосердие.

Хохотали в зале все – судьи, конвой, даже потерпевшие.

Было 25 лет срока, а стало целых 24 – большая разница!

И тогда в «автозаке» главарь банды сказал Степанову,

словно выстрелил, слова, которые запомнились навек:

– Вот что бывает, братуха, если заднего включаешь.

Если ты назвался грибом – давай-ка, полезай в кузов.

А если назвался бандитом – то вперёд, иди, стреляй!

Кто бы мог тогда подумать, что всё так выйдет?

Степанов представил себе их встречу и засмеялся.

Ах, как ему хотелось вернуться, ворваться в городок,

потрясти орденом, сделать ручкой знакомым.

Всё в нашей истории так повторяется, что жуть берёт.

Возвращавщиеся в 38-м из лап Ежова избегали взглядов,

зная прекрасно, кто их оговорил – и как в глаза смотреть,

если ты сам не выдержал пыток и тоже ляпнул лишнего?

И прокурор, и бандит знатно послужили родной стране.

Верно сказано – я другой такой страны не знаю…

Евлампий

Романтическая легенда о таинственном прадеде

знатно подсуропила Степанову, что и говорить.

В детстве только и слышал он – прадед то, прадед сё,

мельницы сам-де строил, с властями за неё сражался,

происхождение имел загадочное – и всё шёпотом.

И фамилию непонятную имел прадедушка —

то ли Маторин, то ли Моторин.

Не было в их местах людей с такой фамилией.

Прадед не оставил ни фотографии,

ни клочка бумаги с именем —

был, как говорится, человек, да весь вышел.

Повисло в семейной истории белое пятно,

большое, жирное и пугающее неизвестностью.

Пришлось занавешивать его романтизмом.

Прабабка рассказывала Степанову в детстве,

что война прошлась по её судьбе калёным железом.

Пролетавший над селом летом 41-го немецкий самолёт

сбросил на село одну-единственную бомбу,

которая угодила прямиком в бабкин огород,

где играли с малолетней соседской Феней-дурочкой

бабкины сыновья, подростки Миша и Славик.

Прабабке в августе 41-го было за сорок,

второй муж её воевал, покуда не попал в плен,

дочка от первого брака уехала на Дальний Восток,

вышла там замуж и стала бабушкой Степанова,

а вот сын Васенька, инвалид детства, чикилявенький,

остался работать бухгалтером в местном колхозе.

Васеньке не повезло – после оккупации выяснилось,

что он служил немцам по заданию подпольщиков,

от чего местное жлобьё пришло в ужас – сдаст!

На беду, Васю с бывшим старостой вызвали в город,

и на всякий случай "общество" порешило их убить.

Прабабкина сестра слышала, как люди сговариваются,

но то ли испугалась, то ли не приняла всерьёз —

в итоге Васю по дороге казнили какие-то партизаны,

а родные сёстры разругались насмерть.

Прабабка не прощала людям их слабостей,

её тяжёлого характера в деревне побаивались,

Ксения Дмитриевна любила чистоту и порядок,

жила на особицу, читала газеты, мало кого привечала.

Иной человек вряд ли выдержал бы все эти беды.

Не успели похоронить её детей, как пришли немцы,

заняли дом и отправили прабабку жить в баньку,

но сами не куролесили, хоть и пили, но не куражились,

относились к хозяевам с уважением, делились едой.

Прадед в это время вовсю работал на заводе в Юрге,

зимой 42-го застудился и слёг – там и похоронили.

Степанов долго считал прадеда репрессированным,

пока не услышал от бабки совсем другие рассказы.

Много лет потом корил он себя за лень-матушку.

Что стоило ему тогда, в девяностые, зайти в сельсовет,

найти все данные про семью – а вот не случилось,

приезжал Степанов всё попьянствовать да порыбачить,

побродить по заросшим берегам петлистой Велесы.

А бабушка его, в девичестве Вера Ивановна Маторина,

рассказывала про то, что в 30-м папку её арестовали.

Мать поехала выкупать его из тюрьмы, нашла "решалу",

но хитрый чекист обобрал её до нитки, и всё без толку.

Дед с обоими братьями влез в историю с «Торгсином»,

они ездили по деревням и скупали золото у крестьян,

золото обменивали в Торгсине на вещи и продукты,

которые снова везли в село – их быстро заприметили.

Судили отца с братом вдвоём —

третий брательник сбежал на этапе,

оттолкнул раззяву-часового да сиганул под товарняк.

Объявился как-то в родной деревне

лет через тридцать, уже при Хрущёве,

тряс медальками, врал про то, будто брал Берлин,

но пел воровские песни, отсвечивал "фиксой",

а по документам числился под другой фамилией.

Прадед бежать побрезговал, получил невеликий срок,

написал жене короткое письмо —

давай-ка, мол, поскорее разводиться,

тюремщик семье счастья не приносит, только беду.

Прадед оказался прав, что-то скрывая от властей.

Ксения Дмитриевна обиделась, но виду не подала.

Вася остался в деревне, а Верочку "отдали в люди",

поехала в город, жила у знакомых под чужим именем.

Вот в этом месте вышла у Степанова первая заковыка.

Бабушка говорила, что жила она у бывшей попадьи —

стало быть, прадед водил дружбу со священниками.

В 50-е прямо за степановским огородом

копали мальцы яму и нашли церковную утварь,

отрыли целый тюк —

вот только церкви-то в селе никогда не было!

И золото для Торгсина, откуда ему взяться в глуши?

Может, прадед имел какие-то связи с духовенством?

Прабабушка, ясное дело, недолго была в разводе.

Её уважали за строгость – правильная женщина.

В середине 30-х вышла замуж за партийного вожака.

О-о, Степанов застал того ещё живым —

холерик почище Никиты, дед Зорин выжил в плену,

бегал вприпрыжку, совал детям мятые конфеты,

сам тоскуя глазами по убиенным бомбой сыновьям.

Пил, конечно, безбожно – а кто же тогда не пил?

Вторая закавыка получалась со старой мельницей.

Не раз Степанов с мальчишками шастал на плотину,

с восторгом разглядывал огромные бревна и жернова,

слушал, затаив дыхание, всплеск и тяжкий шум воды —

пока мельницу не разобрали от греха подальше.

По рассказам отца выходило, что строил её прадед,

строил героически и чуть ли не в одиночку.

Потом пришли большевики и отобрали мельницу —

может, оно и так, конечно,

да только этакую махину в одиночку не выстроишь.

Степанов изучил архивы и задумался – получалось,

что мельница заработала в деревне с 1904 года,

когда здесь было поместье фон Вейдлихов.

Прадеду исполнилось в тот год всего-то пятнадцать.

Скорее всего, он просто работал при мельнице…

Размышляя, Степанов всё больше убеждался,

что все эти семейные легенды полная ерунда —

нету романтики в жизни простого русского мужика.

Уверился в том и забросил свои поиски – а зря!

Собирая материалы об Анненском на Смоленщине,

он вдруг наткнулся на знакомое имя – Евлампий.

Именно так с детства почему-то дразнил его отец.

И всё бы ничего, мало ли кого как дразнят,

но написано было в документе "Евлампий Маторин".

Служил отец Евлампий в том же самом Бельском уезде,

откуда вышла на свет вся степановская родня.

Сын его, Николай Евлампиевич, родился в 1875 году,

учил детей в Крюковской церковно-приходской школе,

а прадед Иван Николаевич, тот родился в 1893-м.

Всё складывалось в стройную цепь,

в которой отсутствовало только одно —

письменные свидетельства существования прадеда.

Может, не было никакого Ивана Маторина?

Но Степанов знал, что интуиция редко его обманывает.

Он разглядывал лица на старых фотоснимках,

искал совпадения и намёки,

перелопачивал ветки разных форумы,

изучая переписку таких же бедолаг —

надежда таяла на глазах.

Один парень тоже искал Маториных,

но те происходили из местного купечества,

желая хоть немного утешить страждущего,

некто выложил в сети пару скринов,

сделанных со старых церковных книг Бельского уезда:

«6 апреля в 1911 году родилась, 12 апреля в церкви Успения Пресвятой Богородицы с приделом Казанской Божьей Матери и Преподобного Нила Столбенского Чудотвор-ца села Сельца, Бельского уезда крещена Глафира. Родители: бельский мещанин Сергей Николаевич Михайлов и законная его жена Лидия Ивановна, оба православные. Воспреемники: полицейский урядник Селецкой волости Николай Фёдорович Вуймин и бельская мещанская девица Мария Ивановна Маторина.»

Степанов усмехнулся – Марий в их роду не было.

А вот храм – да, название храма совпадало.

Он зевнул, да так и застыл с раскрытым ртом,

поскольку следующая запись в книге гласила:

«27 марта того же года родился, 3 апреля там же крещён Сергей. Родители: Поречского уезда, Щучейской волости, деревни Прудка крестьянин Павел Дмитриевич Соловьёв и законная его жена Мария Ивановна, оба православные. Воспреемники: бельский мещанин Иван Николаевич Маторин и порховская мещанка Екатерина Леонтьевна Яун-Берзин.»

Бельский мещанин Иван Николаевич Маторин,

18 лет от роду, стоял в той самой церкви с приделами,

где крестили от века всех родственников Степанова —

разве это могло быть простым совпадением?!

Степанов выкрикнул нечто бессмысленное,

бросился звонить родным, плохо его понимавшим.

Теперь он знал, что он настоящий русский,

с корнями, с родословной, которую уже никому не отнять.

Сначала Степанов хотел потратиться,

заказав полные выписки из архива,

найти место рождения прадеда и его родителей,

но потом решил, что смысла нет —

кому ему нужно что-то доказывать?

Дети пусть заботятся о себе сами, если им надо.

А если кто-то сомневается, так то его личная проблема.

Степанов понимал, что вера куда сильнее знаний.

Знания всегда приносят всё новые и новые сомнения.

Мало ли что там мог подправить лукавый предок,

который спасал дочку от клейма «поповны»?

В тридцатые таких детей гнобили беспощадно.

«Я узнал, что у меня есть огромная семья…»

Степанов вспоминал эти слова и улыбался.

Теперь он точно знал, как назовёт внука.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СНЫ И ФАНТАЗИИ

Эффект бабочки

Прожив на свете свои шестьдесят пять лет,

пенсионер Кислухин решил написать мемуары.

Память у него оставалась хорошая,

свободного времени наклёвывалось море —

сиди себе да вспоминай неспешно про былое.

Однако доброе дело далеко не продвинулось.

Перебрав свои значки да грамоты,

сочтя достижения и невзгоды,

Кислухин понял, что жизнь его не удалась —

то ли женился рановато, то ли зря вложился в МММ.

От огорчения Кислухин натурально заболел душой.

Он впал в то странное состояние,

когда всё кругом становится не мило,

разочарование сменяется глубоким чувством вины,

горьким ощущением собственной бесполезности.

Жизнь Кислухина прошла тихо-мирно, без приключений,

дети выросли и поскорей разъехались кто куда,

с женой они давно жили как чужие люди в коммуналке —

немощь и одиночество ожидали Кислухина впереди.

Искуситель появился нежданно и негаданно.

В осеннем парке подсел к Кислухину некий гражданин,

завёл неспешный и странный разговор

про чудесную возможность изменить прошлое,

совершить попытку что-то в жизни исправить.

Внешность загадочного гражданина внушала доверие.

Чем-то напомнил он Кислухину парторга цеха Иванова,

под чутким руководством которого

Кислухин перевыполнял план, точа втулки —

такой же основательный, убедительный, правильный.

Взамен искуситель просил пустяк —

старую кислухинскую душу,

поношенную, бестолковую и такую же нелепую,

как старомодный китайский пуховик Кислухина.

Сговорившись, ударили по рукам,

и дело встало за малым —

указать то время и то место,

в которые надобно будет клиента перенести.

Вот тут-то и накрыли пенсионера тяжкие раздумья.

То ли вернуться в СССР и повременить со свадьбой,

то ли накупить побольше долларов

перед злополучным «чёрным августом» —

Кислухин не мог найти нужную развилку в судьбе.

Может, нужно поступить в институт, получить диплом?

Может, податься в демократы или записаться в бандиты?

Без души оно теперь самое то —

дорога ему оставалась одна, в «продуманы».

Станет токарь шестого разряда прожжённым банкиром?

Вечером Кислухин стоял у окна и бездумно смотрел вниз,

туда, где свет фонарей отражался в холодных лужах.

Обиженная на хозяина душа

забилась в самый дальний уголок тела,

неслышно вздыхая в ожидании страшащих её перемен.

Жена Кислухина, женщина мудрая,

на вопрос его ответила прямо,

что сожалеет только о том,

что занял Кислухин свату денег,

а сват, сукин сын, долг так и не вернул —

а ведь как отговаривала она мужа.

Если уж кого и переделывать,

так это только его, Кислухина, изначально.

Жуткая мысль пришла под утро в голову пенсионеру.

Может, он вообще родился не в то время и не в той стране?

Может быть, стать ему французом или американцем?

Остановить войну в Ираке или спасти президента Кеннеди?

Кислухину вспомнился рассказ про «эффект бабочки»,

прочитанный им по случаю в пору далёкой молодости.

А что, если его появление в прошлом

сдвинет что-нибудь, и мир покатится не туда,

что-то нарушится в ходе вещей?

Какой же невероятной ценности

должна быть его старая больная душа,

если ради неё некто готов менять историю страны и мира?

А если нет масштаба, так зачем начинать сыр-бор?

…Искуситель отказу не удивился, ухмыльнулся и пропал.

– Это провокация! Как банально! Под Воланда работаем? —

упрекнул ангел вернувшегося напарника. – Пошлятина!

– Зато каков результат, коллега! Минимум затарат! —

ответил тот, снимая пальто и потирая озябшие плечи.

– Мы с вами победили грех уныния пустяшной заманухой!

Кто у нас там на сегодня следующий? Гляньте-ка список…

Гордый собою пенсионер Кислухин спешил домой,

и всё внутри него кипело от радости и счастья.

Зеленьковские «мальцы» и Катюха из колхозной агитбригады.

Ангел Василий
Зима 2022-го

На улице дышится свежо, выпал снежок,

мир сразу становится чистым и ярким,

белизна отражает отчаянный свет фонарей,

таксист смотрит из авто устало и грустно —

весёлый праздник наконец-то закончен,

но Василию Рыжакову некогда отдыхать.

Если кто-то из старых друзей случайно узнает,

чем занимается сейчас Василий на том свете,

то просто не поверит своим ушам —

бывший охочий до водки пройдоха и ловелас Рыжаков

нынче работает самым настоящим ангелом,

занимаясь профилактикой чужих грехов.

Бывших праведников на такую работу не берут —

что может святоша знать о земных наслаждениях?

Односторонний специалист подобен флюсу,

поэтому всю эту блаженную публику спускают в ад,

дабы прониклась недополученными знаниями.

У Василия Рыжакова греховного опыта в избытке,

он десяток лет отработал в советской милиции,

в девяностые стал киллером в бандитской группировке,

навидался всякого-разного,

жил весело, с размахом, ни о чём не жалея —

а погиб глупо, на разборке застрелили по ошибке.

Смешно спасать души туманными наставлениями,

обещать загробное блаженство за отказ взять чужое,

переспать с Анжелиной Джоли или смачно покушать —

все эти щедрые посулы рая смахивают на разводняк,

так и хочется спросить проповедничка —

а сами-то вы бывали в аду? Как оно там?

Василий относится к вопросу со знанием дела,

поскольку всю жизнь грешил по-чёрному и со вкусом,

понимает психологию грешников и ход их мыслей —

его задача войти в доверие к собутыльнику,

чтобы стремительно овладеть инициативой.

Ангел Рыжаков работает под прикрытием,

внедряется как заправский разведчик —

он послал на землю со специальным заданием

принять участие в новогоднем корпоративе Кваспрома,

серьёзной организации мирового значения —

всем на планете нужен российский квас!

Ночь напролёт Василий исполняет роль тамады —

его призвание веселить свадьбы и вечерники,

эти главные рассадники грехов,

места официального человекопадения.

Он лечит излишества доведением их до абсурда —

именно поэтому наутро людям

бывает так стыдно перед коллегами.

Вспоминая себя вчерашнего отрывками,

а паче того – с лёгким ужасом,

человеки легко совершают искренние покаяния.

И совсем не важно, что вскоре они забудут свои грехи —

именно эти сиюминутные муки их совести и ценны

как моменты реального пробуждения человеческой души.

Ангел Рыжаков любит свою работу —

он талантливый перфекционист, мастер инсталляций,

корпоративы – дело масштабное, многолюдное,

тут есть где развернуться коржаковской фантазии,

устроить самый настоящий «бордельеро».

Такси мчится по опустевшим улицам Москвы,

Василий спешит на новый срочный вызов —

нашлась работа по его главному профилю,

кто-то кое-где у нас порой впал-таки

в пограничное состояние полного изумления,

неистовый алкоголик Анатолий

с вожделением посматривает на кухонный нож —

нет, Рыжаков не полиция, он должен успеть.

Он прикинется давним закадычным знакомым,

этаким Васей, что в Москве проездом с Колымы,

усадит безумца за стол, выпьет и закусит,

установит тёплые доверительные отношения,

дабы внушить начинающему маньяку главное —

дарить жизнь людям куда вкуснее,

нежели забирать её попусту.

Рыжаков реально хорош в деле —

после долгих бесед с ним люди меняются,

многие переходят на работу в МЧС, в хосписы,

идут работать водителями «скорой помощи».

Уставший ангел возвращается утром на небеса,

сдаёт реквизит, пишет авансовый отчёт,

радуясь тому, что недаром столько лет грешил —

выглядит он достойно и убедительно,

особенно в роли Каина —

в молодости спьяну зарезал Васька родного брата,

обошлось, замяли, а потом – пошло-поехало,

привыкли руки к топорам, как поётся в песне.

Эх, хорошо погулял Василий, на всю катушку!

А ведь мог попусту потратить свою жизнь

на всякие дурацкие поклоны, мантры и молитвы…