Текст книги "Когда я стану молодым. Новый русский эпос"

Голос Аэлиты (зима 2015-го)

Очерствевшее сердце с дрожью валится в пропасть

от голоса неслыханной, неземной красоты и нежности,

пальцы Степанова едва не роняют на пол «айфон».

Никогда ещё не приходилось ему слышать вживую

такого хрустального, такого чистого тембра —

на секунду Степанов полностью теряет дар речи.

На дворе конец десятых, шумит Садовое кольцо,

всё происходит в небольшом уютном офисе,

где постоянно проводятся какие-то мастер-классы,

тусуются ухоженные дамы, обсуждающие косметику.

Степанов изволит приезжать сюда весьма редко,

он тоскует по большим заводам, по масштабам.

Утром они в пух и прах разругались с партнёром,

который остаётся ярым поборником CRM-систем,

верит в торжество программного обеспечения,

считая увеличение продаж просто делом техники —

сажаешь девочку за телефон обзванивать клиентов,

даёшь ей в помощь шаблонный текст, и дело в шляпе.

Степанов, напротив, ненавидит «холодные звонки»,

он прекрасно знает, как раздражают клиентуру

все эти акции, бонусы и прочая маркетинговая хрень,

частная жизнь должна быть неприкосновенна —

когда клиенту приспичит наконец купить товар,

то он сам выберет, что и где ему приобрести.

Торговать продукцией «лакшери» в России стрёмно,

здесь покупают дорогие вещи всегда по случаю —

бывает, забежит какой-нибудь полковник за подарком,

но не жене своей, а супруге вышестоящего генерала,

и всегда нежданчиком, безо всякого CRM-обзвона,

по известной московской системе «казала-мазала».

Использует дорогую косметику в Москве средний класс,

который куда-то исчез, не успев толком появиться —

где они, все эти гламурные красавцы/вицы нулевых?

Зато звонит леди из Тюмени, владелица сети заправок,

подаренной ей папиком – мадам желают непременно

торговать на своих заправках косметикой «лакшери».

Не так давно приходят две подруги откуда-то из Украины,

покоряющие Москву – те предлагают ходить по офисам,

таская за собой сумки с товаром, торговать вразнос —

да кто ж купит в Москве с рук косметику «лакшери»

у двух весёлых девах с характерным южнорусским «гэ»?

«А шо? Ой, а у нас так принято, може, к нам поехать?»

Когда Степанов в очередной раз выказывает своё «фи»,

партнёр начинает пенять Степанову на его барство,

дескать, хорошо сидеть и критиковать – помог бы,

вот новых операторов набирают сейчас в колл-центр,

взял бы да устроил девицам хороший мастер-класс,

или хотя бы – прослушивание с разбором полётов.

Степанов сгоряча соглашается, потом сидит и скучает —

попадаются ему одни тараторки с заученным блеянием,

их легко сбить с толку или поставить в тупик вопросом,

нет у девушек полёта, хищного азарта к продажам,

желания обольстить клиента, убедить и очаровать —

что такое маркетинг, как не соблазнение простака?!

Степанов вспоминает, как во вторую чеченскую войну

он умудрился продать в Дагестан пару комбайнов

благодаря обычной «серой мышке», бывшей уборщице,

матери-одиночке – они тогда набирали кого попало,

завод стоял уже пятый год, кто бы толковый туда рвался —

сидели и обзванивали старых советских клиентов.

Как же её звали? «Мышка» с кем-то недолго поговорила,

потом со страхом протянула Степанову трубку: «Вас».

На том конце провода оказался помощник министра,

они встретились в Москве, и Хаджи – так его звали —

спросил у Степанова про «мышку»: «Кто такая, э?

Такой красивый голос, наверное, красавица, э?»

Эта «красавица» перепугалась тогда до полусмерти —

она набрала номер приёмной дагестанского министра,

ей ответил он сам, потом передал трубку помощнику —

вышла необъяснимая, просто фантастическая ситуация,

республике дали денег на покупку рисовых комбайнов,

но зачем тратить шальные деньги без всякого интереса, э?

Тут-то степановская «мышка» и попала в самый цвет,

Степанов понял Хаджи с полуслова, выслал контракт —

ох, как забегали в городе чекисты, банкиры и бандиты,

когда на счёт мёртвого завода упали живые миллионы,

на которые Степанов тут же закупил нужное сырьё.

«Кому повезёт, у того и петух снесёт!» – говаривал Жеглов.

Степанов не поскупился на огромную премию «мышке»,

но работать та не стала – уволилась, опять вышла замуж.

Но легенда осталась, более того, пошла гулять по стране,

смежники начали позванивать ему, предложили дружбу,

через год Степанов рассчитался с долгами и забурел,

обрёл голос на совещаниях в администрации – везунчик!

А сейчас он слушает голос новоявленной Аэлиты и страдает,

не зная, как поступить – чистота и безнадёжность пугают,

таким ангелам не место в колл-центрах, они сгорают там,

навсегда теряют веру в людей, начиная всех ненавидеть.

Что он может сделать? Что ему предложить этой девушке?

Вся страна помешалась на чёртовом сетевом маркетинге…

Девушка читает текст, написанный наспех Степановым,

он слушает её, что-то отвечая – впопад или невпопад? —

сдавленным от подкатившей к горлу нежности голосом,

и это невыносимо – сердце его разрывается на части.

Откуда эта сентиментальность, эти крокодиловы слёзы?

Напиться сегодня вечером, набубениться до чёртиков!

Степанов проклинает себя, Москву за окном, жизнь —

проще всего было бы умыть руки: «Да пусть работает!»

Но не может он так поступить, это будет против совести,

поэтому Степанов звонит партнёру и выдавливает из себя

железобетонное резюме законченного прослушивания:

– Третью, пятую… и особенно последнюю – не берём.

«Голос Аэлиты, любви, вечности, голос тоски,

летит по всей вселенной, зовя, призывая, клича, —

где ты, где ты, любовь?..»

Баллада о сетевой измене
лето 2016-го

Считать ли изменой сетевой флирт супруга?

Сам Степанов сильно в этом сомневается,

но поскольку согрешил в данном случае он,

то жена его считает совершенно иначе.

Когда замученная работница ЗАГСа

поднимает наконец-то взгляд от пухлой пачки бумаг,

Степанов спрашивает её с детской дрожью в голосе:

– А отчего люди-то сейчас разводятся?

Тётя недобро прищуривается и гаркает в ответ —

да так, что Степановы дружно вздрагивают:

– Да тут любая половина – Интернет чёртов!

К сожалению, служительница закона права —

Степановы разводятся именно из-за Интернета.

Впрочем, тут следует рассказывать по порядку.

Степанов женился в двадцать лет, завёл детей,

прожил примерным семьянином все девяностые,

пока не осознал, что брак стал скучным спектаклем,

в котором ему отводилась грустная роль «кошелька»,

над которым в лучшем случае тихо посмеивались.

А тут ещё случились крупные неприятности по работе,

в итоге понял Степанов, что любовь давно кончилась,

дети выросли, а изображать «папулю» ему тошно.

Хорошо, когда у тебя в кармане есть немного денег —

так почему бы их не потратить на перемены в жизни?

Захолустный пыльный город давно опротивел Степанову.

Он умудрился свести свои проблемы к минимуму,

оставил жене и сыну по квартире, обеспечил дочь,

уехал в Подмосковье и стал жить с другой женщиной —

но вот себя нового купить как-то не получилось.

Жена работала в детской больнице, Степанов сидел дома,

бизнес крутился сам собой, перепорученный другу,

но тут на беду случился натуральный инфовзрыв —

народец обзавёлся гаджетами и страницами в сетях,

начались встречи, письма, пьяные откровения…

Почему так произошло – трудно теперь разобраться.

Той весной случилась у жены чёрная полоса,

она повздорила со своими новыми коллегами —

мало того, что сами лечили детей наложением рук,

так заставляли и её заниматься очковтирательством.

Ну, нашла коса на камень, решила жена увольняться.

съездила в санаторий, потом села играть в сети,

где пропала окончательно, на мужа ноль эмоций —

в общем, Степанов смертельно обиделся на супругу,

окончательно решив, что он никому не нужен.

В одно прекрасное утро с тяжкого похмелья

пришла ему в голову злая предательская мысль

написать письмишко старой своей подружке,

с которой в школе он пел и вёл детские утренники,

дружил-провожал, был когда-то влюблён по уши.

Понимал ли он, какого демона выпускает на свет?

Конечно, понимал – для того и писал это письмо,

в котором признался в том, что любил-де безответно —

а надо сказать, что в эпистолярном жанре Степанов

был мастером, каких ещё поискать – словоблуд!

Так завязался у Степанова блудливый сетевой роман

с излишне длинными исповедальными монологами,

хотя вроде бы поначалу всё шло не всерьёз,

но потом монологи плавно перетекли в диалоги,

началось общение – тут-то Степанов и влип.

На беду, давняя подруга оказалась уже не замужем,

ох как скучалось ей в старом пыльном посёлке,

оттого и полыхнули чувства порохом – вот это роман!

Начала она строить серьёзные планы на новую жизнь,

дескать, уж я то да не смогу своего мужика обиходить?!

В стародавние времена милицейские знакомые

показали Степанову открытое на него оперативное дело,

где проходил он под странным псевдонимом Кукловод —

ладно бы назвали Сказочником или ещё как-нибудь,

но быть Кукловодом Степанову почему-то не хотелось.

Однако люди зря не скажут – все мы манипуляторы,

проснулся в Степанове дьявол, тот самый Кукловод,

подсунул идейку устроить для жены спектакль —

смотри, дорогая-разлюбезная, не проворонь меня,

хороший мужик на дороге сейчас не валяется…

Долго ли умеючи – сделал Степанов «утечку»,

подсунул жене на глаза обрывок тайной переписки.

А потом свёл жену с подругой в сети напрямую,

пусть пообщаются на сетевых просторах, поговорят —

хотя слабо понимал он, чем это может закончиться.

Жена, ясное дело, сразу кинулась в крайности —

пойдём срочно разводиться, изменщик поганый!

Поехали в ЗАГС, написали каждый по заявлению.

Тут Степанов уже всерьёз призадумался —

не того ему хотелось, зачем шило на мыло менять?

Надо было как-то спасать эту идиотскую ситуацию.

Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец —

купил Степанов для полной достоверности

на имя подруги самый настоящий авиабилет,

положил на видном месте, чтоб жена усмотрела —

сдать недолго, а факт весомый, убийственный.

Нехорошо это – играть на человеческой психике,

но коли начал пьесу, то изволь уже закончить её.

Случилось то, что обычно и случается – нервный срыв.

Но зато теперь включился долгожданный конструктив,

жена начала мыслить житейскими категориями.

Развестись легко, а где жить потом, с кем, как и на что?

А соперница уже готова принять бразды правления,

пакует чемоданы и примеряет новую фамилию.

Степанов чувствовал себя полным мерзавцем,

прекрасно понимая, что не на шутку заигрался.

Но отступать было некуда – он не хотел развода,

в их отношениях никогда не было «люблю – не могу»,

они сошлись в непростые для них обоих минуты,

Степанов был обязан своей жене по гроб жизни —

какая другая терпела бы столько лет его характер?

Разве ищут нормальные люди добра от добра?

В день развода с утра идёт тёплый июльский дождь,

к назначенному часу они приезжают в ЗАГС на такси,

вокруг снуют ярко разодетые девочки и мальчики —

оказывается, что с утра регистрируют браки,

а разводы регистрируют позже, после обеда.

Они с женой сидят среди таких же пар-горемык,

во все глаза рассматривая подъезжающие кортежи,

счастливые лица молодожёнов, праздничную суету.

Ошарашенные женихи, невесты-победительницы —

что ждёт вас, милые дети, завтра и впереди?

Оказывается, жизнь теперь проста, как выстрел —

заплати пошлину, и через месяц ты свободен.

Быть снова свободным так легко и заманчиво,

но кто объяснит, как жить потом с чувством потери,

вязкой пустоты и совершённого предательства?

Больше всего Степанов боится, что жена уйдёт,

покинет его просто так, безо всякого развода.

Уедет просто так, хлопнет в сердцах дверью,

не принимая объяснений в том, что это не измена,

это просто взыгравшее самолюбие мужчины,

последняя жалкая попытка показать свою значимость.

– Какие мнения сторон по данному заявлению? —

Тётя из ЗАГСа смотрит них с лёгким отвращением.

Степанов тяжело вздыхает и чётко проговаривает:

– Я против!

– Я тоже против, – тихо произносит жена.

– Вот и хорошо, вот и ладненько! —

сотрудница почему-то не на шутку радуется.

– А как насчёт госпошлины? Возвратить можно?

– А вот госпошлину вернуть никак не получится!

Степанову жаль потраченных денег, но виду он не подаёт.

С этого страшного июльского дня пройдёт немало лет,

но до сих пор в семье Степановых считается запретным

вспоминать имя и фамилию коварной разлучницы.

Степанов навсегда покинет известную всем соцсеть,

торжественно поклявшись никогда больше не заводить

фривольную переписку с существами женского пола.

Зная мнительный и злопамятный характер супруги,

он прекрасно понимает, что отныне обрекает себя

на вековечные мучения, проверки и поедания,

но вскоре возрадуется – жизнь без всяких тайн

окажется прекрасной, чистой и восхитительной.

Потеряв в одночасье целую кучу проблем,

Степанов станет чистым и непорочным, будто ангел.

Они сходят разок на сеанс к семейному психологу,

та выслушает пару стихов Степанова и скажет:

– Зачем вы пишете в стол? Публикуйте, у вас талант!

Так Степанов впервые выложит в сеть свои стихи,

которые читать его жене психолог отсоветует —

в степановской писанине супруга ничего не понимает,

трактуя любой текст мужа исключительно по Фрейду:

– Зачем вам расстраиваться? Ну пишет и пишет…

Об одном только Степанов пожалеет тысячу раз —

о том, что рассказал жене в припадке честности про то,

как опера когда-то прозвали его Кукловодом.

Теперь в минуту ссоры жена любит припечатывать

непутёвого муженька криминальным прозвищем.

Да, иногда это бывает довольно неприятно.

Зато не позволяет Степанову

окончательно забывать себя прежнего.

А может быть, настоящего?

Презумпция крови
сентябрь 2017

Марк Шагал давно ждёт Степанова на берегу.

Кстати, он прекрасно говорит по-русски,

хотя немножко заикается,

когда бывает излишне многословен.

Они разговаривают о чём-то очень важном,

неистово размахивают друг перед другом руками,

иногда в возбуждении ненадолго переходят на идиш,

который Степанову вполне себе даже понятен.

Неудивительно – Степанов когда-то жил в Иудее,

только в другой, Дальневосточной, таёжной.

Впрочем, главного блюстителя законов империи

там тоже подобострастно звали «прокуратором».

Вечереет. Сегодня явно какой-то важный день,

Степанов чувствует присутствие множества людей,

хотя не видит ни одного знакомого лица в толпе,

обтекающей их с Шагалом плавно и покойно.

Приятно гулять так вдоль берега Западной Двины,

где весёлый ветер лохматит кроны старых дубов,

а яркая сочная зелень листвы режет Степанову глаза.

В небе плывут рыбы и странные фиолетовые облака,

нестерпимо блистают золотом купола Успенского собора,

а в предместье роняет слезу и радуется старая скрипка.

– Ой, вэй! – спохватывается Шагал. – Ташлих!

Он тянет Степанова за рукав к лодкам у воды,

невнятно бормочет про отца, про грехи и пучины.

Надо что-то куда-то бросить, от чего-то избавиться…

Степанов не понимает, о чём идёт речь, упирается.

– Хватит! Хватит! – слышится громовой глас.

Кто-то страшный хватает Степанова за обе руки,

начинает трясти, выдирая из сладкой беседы,

нарисованные облака вянут, по воде идёт рябь,

купола тускнеют, листва на дубах жухнет,

огорчённый Марк Шагал недоумевает —

почему кто-то вечно мешает людям радоваться,

тащит куда-то, повелевает, раздражает и злит?

А может, это враг? Которому учили не сдаваться,

всегда беречь для себя последнюю гранату —

так и есть, Степанов слышит гортанный шёпот,

это сговариваются те, бородатые, непримиримые,

зыркающие из-под чёрных кустистых бровей.

Кругом темнота, пальцы привычно ищут затвор,

потрясённо ощупывают обнажённое тело.

Обманули, обезоружили, оставили голым —

надо отыскать врага, вцепиться в глотку, рыча,

напасть первым, раскидать наседающих по сторонам,

завладеть оружием и устроить врагам веселуху!

Как учил старшина их, курсантов «учебки»?

«Главное, в плен не попасть живыми, пацаны!»

Ага! Не ждали? Степанов страшен в ярости,

разлетаются по углам навалившиеся тела,

кто-то орёт благим матом: «Свои! Отставить!»

Степанов затихает, хватая пересохшим ртом воздух,

прислушивается, шарит руками по сторонам —

он на каталке, рядом звякает что-то медицинское,

женский голос строг, кто-то плачет в углу.

Больница? Реанимация? Точно! Уфф…

Степанов примчался в Москву из Витебска,

где случилось у него отслоение сетчатки глаза.

Успенский собор в Витебске, начало 20-го века. Фото из архива

Началось оно сразу же после того,

как в доме-музее Шагала на Покровке

колко зыркнул на Степанова знаменитый зверёк.

Степанов готов был поклясться на чём угодно,

что тут кроется волшебство, что всё это неспроста…

Ах, Витебск, место, откуда вышли степановские деды!

Столько лет Степанов рвался туда и не пожалел —

там, среди белорусов, дышалось легко и вольготно,

каждая песчинка, каждый кустик казались родными,

по улицам ходили люди со схожей внешностью,

такие же степенные, размеренные, немногословные.

После гражданской на Украине и в Беларуси

случился кризис – «избыток аграрного населения»,

молодой прадед Степанова, женатый на украинке,

дошёл с обозами через Урал и Сибирь до Амура,

осел на земле неподалёку от Хабаровска —

да ещё привёл через всю страну лошадей и корову.

Давно мечтал Степанов побывать на земле предков,

оба прадеда его удивительным образом

вышли родом из витебских краёв, с Двины,

но внуки их смешали кровь на Дальнем Востоке —

такие странные кульбиты выделывает порой судьба.

А теперь, через сто лет после прадедова исхода,

Степанов лежит в Пироговке, он здесь легенда.

Шансов восстановить зрение было мало,

врачи сразу отвели жену Степанова в сторону,

шёпотом сказали: «Готовьтесь к самому худшему!»

Но Степанову фантастически везёт – дважды.

Анестезиолог по секрету признаётся Степанову,

что влил в того несметное количество зелья,

поскольку пациент оказался нестандартных габаритов,

одним словом, обдолбал сверх меры – и зря.

Степанов отрубился на столе феерически быстро,

так что пришлось наскоро загонять трубку в горло,

отчего остался в гортани навсегда шрам на всю длину.

В общем-то, спасло Степанова только чудо.

Анестезиолог опасливо косится на пациента,

смотрит на тяжёлые кулаки, поросшие волосами.

Но Степанов рад успеху операции и зла не помнит,

он рассказывает врачу об увиденном во сне,

на что тот разводит руками – глюки, капризы сознания.

Возможно, проснулись гены на фоне нервного срыва.

Операция прошла успешно – врачи постарались.

Говорят, будто потом Степанов разнёс реанимацию,

избил медсестёр, хорошо врач попался опытный,

успокоил буйного пациента нужными словами.

Зато никто не верит, что Степанов в миру

всего лишь простой смиренный экономист.

Он долго просит прощения у пугливых медсестёр,

дарит им конфеты, старательно делает «зайку».

Проходят годы, однако Степанову то и дело

вспоминается его дивный наркотический сон.

И вот однажды, лениво перелистывая очередную книгу,

Степанов натыкается на то самое слово «Ташлих»,

которое повторял тогда на берегу Марк Шагал.

Оказывается, Ташлихом называют обряд очищения,

который евреи проводят в первый день

новогоднего праздника Рош ха-Шана.

Само слово «ташлих» означает «брось»,

когда-то древний иудейский пророк сказал:

«И брось в пучины морские все грехи и преступления!».

С тех пор в Новый Год люди выходят к воде,

чтобы прочитать там очистительную молитву.

Степанов никогда не слыхал об этом раньше.

Силясь понять, при чём здесь он,

человек, которого ни с виду, ни по паспорту

крайне трудно причислить к сыновьям Сиона,

Степанов открывает статью в Википедии и замирает —

в тот самый день,

когда ему делали в Москве операцию,

как раз начинался новогодний праздник Рош ха-Шана.

В эти самые дни, учит еврейская традиция,

на небесах выносится решение:

кому – жить, а кому – умереть.

Степанову явно выпало первое.

Петя с шестого этажа
июль 2022-го

Степанов два дня не может ничего написать —

в квартале монотонно жужжат травяные косилки,

которые таскают на измождённых плечах

некие бывшие интеллигентные люди,

нанятые управдомами для окультуривания домов.

Утренние собщения не очень-то радуют,

всю эту нескончаемую и расколовшую мир весну

Степанов мается неопределённостью,

пытаясь разобраться с самим собой —

интуиция подсказывает ему, что он прав,

но оформить догадку в строки и образы

сознание почему-то напрочь отказывается.

На третье утро Степанов слышит с лоджии

негромкий разговор внизу, у подъезда —

травокосы явно готовятся дать последний бой,

они беседуют на лавочке в ожидании гонца,

посланного с помятой пластиковой бутылью

то ли за пивом, то ли за бензином:

– А мне, мужики, всё давно понятно…

Вот представьте себе подъезд девятиэтажки.

Живёт в нём на пятом этаже весёлая семейка,

каждый вечер некий Вася начинает бить свою бабу,

та визжит и отрывает ручки у соседских дверей,

но никто ей открывать не спешит – боятся,

кому охота связываться с идиотом,

а у Васи того сам участковый ходит в кентах!

Вместе пьют, вместе гадят, сволочи…

Верхним этажам, тем вообще на всё насрать,

они ездят в лимузинах и гадют на золоте,

А тем, кто живёт ниже, тоже всё фиолетово,

но куда деваться соседям по лестничной площадке?

Интеллигенция – народ болтливый, но трусоватый,

им бы всё лекции читать да пальчиком грозить.

А Васька только знай себе лыбится да лупасит.

Но этажом выше проживает на Васину беду

уважаемый в известных кругах авторитет Петя,

человек, безусловно, культурный и вежливый,

на сложное мировоззрение которого

отложили глубокий отпечаток

лихие девяностые и беспощадные нулевые.

В один прекрасный день

утомлённый склочным Васей авторитетный Петя

вынимает наглеца из дивана и долго бьёт по лицу.

Вася плачет-кудахчет, активно машет ручонками,

размазывая слёзы и сопли по небритым щекам,

бежит за своим другом-участковым: «Убивают!»

Но толстый живот и большая кобура – это для лохов,

а гражданин с шестого этажа прошёл Крым и Рым,

он привык восстанавливать порядок своими руками,

он на все вопросы поясняет кратко: «Да задрали…»

Так выпьем же, ребята, за…

Степанов не слушает – он уже спешит к столу.

Теперь ему многое становится понятным.