Текст книги "Когда я стану молодым. Новый русский эпос"

Ля-ля бум-бум
декабрь 2023

Жил-был Анри Четвёртый,

Он славный был король…

Ля-ля бум-бум, ля-ля бум-бум!

(песня из к/ф «Гусарская баллада»)

Степанов прекрасно знает, что он точно умрёт,

природу-мать обмануть никак не получится.

Вариантов несколько, они давно ему известны.

Единственный вопрос в том, когда это случится?

А с датой смерти выходит пока что неувязочка.

Иные люди со страху начинают вытворять чудеса,

садиться на режим, на диеты, бегать по врачам,

но Степанов по собственному опыту знает о том,

что все успехи в похудении легко сводятся к нулю,

а нынешние врачи мало чем отличаются от шаманов.

Участковый врач в изумлении разводит руками.

Сангвиник Степанов, переживший лихие девяностые,

много лет заедавший стрессы жареной свининой,

запивавший водкой, коньяком и прочей мерзостью,

вполне себе жив, здоров, имеет цветущий вид,

хотя ведёт сидячий образ жизни, ненавидя сам себя.

Природа щедро одарила Степанова массой тела,

она готовила его к богатырским сражениям,

компенсируя потерю зрячести в малолетстве.

Но долгие шесть тюремных лет вышли ему боком,

причём даже не физически, а морально – за что?

Кргда мужика в сорок лет вычёркивают из жизни,

то горечь его обиды успешно топится только в вине.

Пандемия добила Степанова вконец, заточив дома.

Год или два он глазел в окна, как мир сходит с ума.

Как ни пытался ковид, но извести Степанова не смог,

природный деревенский иммунитет одолеть трудно.

Став после приговора существом второго сорта,

к пятидесяти Степанов перестал выходить в люди,

осоциопатился и отчасти впал в мизантропию.

Дом, сын, дерево – житейские задачи выполнены.

Жить дальше скучно, всё предсказуемо, всё не ново.

Спасала Степанова только жадность до информации.

Много лет он денно и нощно серфил интернет,

скачивая всё, что попадается – книги, фильмы,

лекции, репортажи, документалку, и даже балет.

Переписку он не одобрял, комментировать не любил.

Одинокий пират, воспитанный во времена "асек".

Удалёнка стала решением всех его проблем,

в офисе про Степанова забыли, а стаж понемногу шёл.

Жена злилась – иди работай! А куда идти, зачем?

Её можно понять, их поколение приучено трудиться,

в их молодости мерилом работы считали усталость,

вот ещё занятие – читать книги да писать стишки!

Жизнь изменилась, кругом интернет-магазины,

привезёт курьер тебе всё, что захочется, знай плати.

Нет никакой нужды контачиться с согражданами.

Плохо другое – последние полгода мучает одышка,

в туалет и обратно Степанов бродит с палочкой,

бедным ногам тяжко таскать на себе этакую тушу,

приходится потреблять и коллаген, и обезболивающие.

Однако он питается скромно, помня правила диеты.

Сладкого не одобряет, но любит мясные блюда,

виски пьёт по совету старого московского терапевта,

для разжижения вязкости густой степановской крови.

Водку отвергает – жить без неё как-то спокойнее.

Долгими зимними ночами Степанов слушает себя.

Сердце ведёт себя как спущенное колесо в машине,

сбоит, проваливается на ухабах, слегка обмирает,

трепыхается в горле, как тот мяконький воробушек,

которого Степанов ещё пацаном сшиб из рогатки.

Вся эта напасть Степанову активно не нравится,

уж от сердца такой подлянки он никак не ожидал.

В принципе, помирать придётся в любом случае,

старость высушит кости, хрустнет шейка бедра,

сляжешь раз и навсегда в ожидании пневмонии.

Или развалит пополам инсульт, станешь овощем.

Кому нужны будут все эти гигабайты и закрома?

Кто станет разбираться в степановских черновиках?

Степанов садится в кровати, открывает окно в ночь,

через пару минут свежий воздух снимает одышку,

он засыпает сидя, завернувшись в одеяло.

Степанов давно привык довольствоваться малым,

дифференциация по модели "айфона" ему смешна.

Жизнь как бизнес – за пиком всегда идёт спад.

В принципе, он готов умирать, главное сделано,

дети выросли, книга написана, грехи совершены.

Остаётся жить в ожидании своевременного исхода,

желательно быстрого и малообременительного.

Рад бы уверовать в загробное, да не получается.

Что за цена той вере, если она не выстрадана?

Однако коварная смерть обожает сюрпризы,

ей непременно хочется налететь "нежданчиком",

как похмельный "кум" со "шмоном" в камере СИЗО —

тот обожал устроить переполох перед подъёмом,

в тот миг, когда арестанту снится самое сладкое.

Но старый лагерник Степанов дрыхнет вполглаза,

готовый в один момент подкинуться со "шконки",

чтобы нахально усмехнуться опешившему "вертухаю":

– Ну что, вась, пошли? – и с тюремным шиком

бодро топать налегке навстречу неизбежности.

Не ты, мол, меня, выводишь, а я тебя за собой веду…

А на исходе января приносят Степанову бумажку:

"Предлагаю Вам прибыть в военный комиссариат…"

Нет, не забыла Родина своего беспутного сына,

как же так, такое горе – да без Степанова?

Жена неистовствует, Степанов смотрится в зеркало,

бодро крутит усы на манер таможенника Верещагина,

шепчет смерти, исступлённо хихикающей за плечом:

– Что, зараза? Лучше, конечно, помучиться, да?!

1985 г., с. Монастырище Приморского края. Фото из архива

Синдром Бумбараша
январь 2023

Из дневника Аркадия Гайдара: «Хабаровск. 20 августа 1931 года. Психбольница. За свою жизнь я был в лечебницах раз, вероятно, во-семь или десять – и все-таки это единственный раз, когда эту – хабаровскую, сквернейшую из больниц – я вспомню без озлобления, потому что здесь будет неожиданно написана моя повесть о «Мальчише-Кибальчише».

Степанов третьи сутки лежит на диване,

бездумно пялясь в потолок над собой.

Ему ни плохо, ни хорошо, ему никак.

Любой текст вызывает стойкое отвращение,

алкоголь омерзителен, жизнь безрадостна,

голоса в телефонной трубке тошнотворны,

новости не волнуют, они лишены всякого смысла.

Память напоминает подвал старого гаража,

в который больше не хочется спускаться,

там сыро, печально, пахнет гнилой картошкой,

бегают жирные крысы, таятся шипящие гады.

Там нет даже призраков, они давно сбежали.

Степанов нервно ворочается с боку на бок,

слушает неровный стук своего сердца,

садится, кряхтит, ругается и снова ложится.

Жить незачем, жизнь потеряла надежду и смысл,

творчество закончилось, свет небесный пропал.

Как ёмко говорили римляне, "он прожил".

С работы возвращается жена, что-то ворчит,

тычет в лицо Степанову почтовой карточкой.

"Предлагаю Вам 31 января 2023 года в 9-30

прибыть в военный комиссариат города…

во вновь формируемые воинские части…"

Степанов ошарашенно чешет лысеющую макушку,

бегает по квартире: "Вот те нате – хрен в томате!"

Звонок военкому привносит в интригу красок,

теперь Степанов понимает, что он нужен стране,

что страна взялась за дело со всей строгостью.

Старый боевой конь прядёт ушами на звук трубы.

«Настоящая жизнь в городе начинается,

когда в него входят военные!» – говаривал Прутков.

Всё обстоит именно так, сограждане,

настоящая жизнь начинается там,

где заканчивается зона комфорта.

Отныне вечера Степанова полны размышлений.

Одни знакомые убеждают его тряхнуть стариной,

специальность-де штабная, гарантирует тыловую жизнь.

Другие уговаривают Степанова одуматься,

не брать на руки кровь, не сходить с ума —

да он и так знаком с войной не понаслышке.

Степанов понимает, что давно ослаб здоровьем,

никто не рискнёт притащить его немощное тело

в края, переполненные грязью, кровью и ужасом,

но само предположение такого исхода греет душу.

Увидеть всё самому воочию, как тогда, в 96-м,

вернуться, написать умело, со знанием дела —

Господи, да об этом можно только мечтать!

Но только оно Степанову отныне и остаётся…

Что веселит – интересуются им в том старом городке,

где пытался Степанов поднять когда-то завод,

прощупывают, присматриваются, тревожатся:

а вдруг "золотое дно"? мутный тип этот Степанов!

вечно посмеивается, ёрничает, а сам вона где,

живёт себе поди как сыр в масле в той Москве.

Нет, ребята, это «жжжж» точно неспроста!..

Степанов счастлив, он снова на острие атаки,

словно в ранней юности, примеривает он к себе

то Светлова с недошёптанным словом "Грена…",

то пулемёт Межирова и шинели на проволоке,

засыпает под тревожный сигнал конного трубача,

и склоняются к нему молча пыльные шеломы.

Наутро он просыпается совсем другим человеком.

Степанов открывает ноутбук, разминает пальцы,

потом начинает набирать текст, забыв обо всём.

Стынет кофе, ужасается активности мужа жена,

подозревая, что снова влюбился старый кобелина.

Но Степанову не до томления плотской страсти,

сквозь разбуженные порталы его памяти

снуют лица давно забытых персонажей,

теснятся перед экраном сочные свежие образы,

диверсификация сознания не даёт ему уснуть.

Перед самым рассветом проваливается он

на пару часов в короткий беспамятный сон,

а проснувшись, радостно улыбается тому,

что вчерашнее настроение никуда не пропало,

голова свежа, цель ясна, а задача понятна,

всё ровно так, как завещано великим Гайдаром:

«Щи в котле, каравай на столе,

вода в ключах, а голова на плечах…»

Толянова мина
Лето 2022-го

Толян лежит животом на белом подоконнике,

поплёвывает с третьего этажа на асфальт,

жмурясь от ласкового весеннего солнышка.

Как не радоваться Толяну – остался жив,

вытащили его шахтёры луганские из ада,

не оставили злым врагам на растерзание.

Тридцать лет дураку – не работал толком,

учиться не захотел, родня богатая прокормит.

Каких только чудес не вытворяет Толян —

то снимет тайком с бабкиной карты денежку,

загуляет напропалую с такими же засранцами,

угонит и расколотит вдребезги чужую машину.

Всё Толяну сходит с рук, он дедов внук любимый,

а дед его большой начальник, всеми уважаемый,

Толян рано остался без отца, вырос при бабке —

молодая маманька устраивала личную жизнь,

ей ли до шкодного бестолкового мальца?

А старики внуков балуют, какое тут воспитание?

Как началась в феврале малопонятная операция,

военкомат объявил набор желающих повоевать.

Толян с дружком быстро смекнули – тема!

Сиди в окопе, стреляй из автомата, кричи «ура»,

и всё это удовольствие за сумасшедшие деньги,

плюс можно пошалить чутка по хатам брошенным…

Месяц торчали в дивизии недалеко от дома,

вспоминали устройство автомата, а больше пили,

курили весёлую траву, отрывались напоследок —

начальство не лезло, родаки привозили хавчик,

не жизнь, а разлюли-малина, обнаглели совсем,

начали даже вякать что-то поперёк командирам.

Протрезвели под Изюмом – дурь с водкой кончились,

кругом грязь и сырость, весна, по ночам холодрыга,

народ вокруг суровый, если что – лети на пинках,

денег не выдают, кормёжка без всяких трюфелей —

словом, наступила суровая армейская жизнь

со всеми вытекающими из неё последствиями.

В первом же бою струхнули новички не на шутку —

ни хрена не понятно, куда бежать, в кого стрелять,

зато кажется, что за каждым кустом злобный враг,

в каждом лесочке урчит танк с нацеленным стволом.

Чувствуешь себя идиотом, бегая с трубой под мышкой.

Сдуру чуть не попали в плен, заблудились вдвоём,

вылезли на полянку, а там стоит такой же парень,

вроде говорит по-русски, но автомата не опускает,

а вот улыбается почему-то как-то нехорошо —

спасибо своим, шуганули очередью шустряка,

тот с досады заматюкался и исчез, будто провалился.

Попали, как есть попали Толян со своим дружком —

ехали повеселиться, а веселья тут и близко нет,

через неделю дали наконец позвонить родным,

но предупредили – говорите, что вы в Беларуси,

мол, на машине возите что-то целыми сутками,

а куда – названия неизвестные, фиг поймёшь.

Наутро снова пошли «на дело», там всё и вышло —

шмальнул Толян из своей трубы, куда велели,

а тут с неба мины посыпались, да как давай рваться,

Толян удирать наладился, дружок следом бежит,

обернулся Толян – корчится друган, орёт матом,

у Толяна отчего-то нога онемела да вся в крови…

Ангелы бывают страшноваты с виду, оказывается.

Забросил чернолицый дядька Толяна на плечо,

зарычал и помчался прыжками куда-то через лес,

потом броня, боль, вонь солярки, госпиталь —

два осколка словил Толян, в бедро и в голень,

а вот дружку не повезло – оттяпали руку по локоть.

В тыловом госпитале Толяну скучно – денег нет,

кругом одни герои, представленные к наградам,

один раненого командира вынес с поля боя,

другой в одиночку десяток врагов положил —

Толян решил, что дома тоже наврёт чего-нибудь.

Потом будет Чита, отправят в родной военкомат,

Толяна отпустят всего на три дня к деду с бабкой,

он будет на коленях умолять не отдавать его назад,

но контракт святое дело, придётся служить дальше,

с ужасом ожидая отправки обратно, на фронт.

А пока что Толян висит на тёплом подоконнике,

слыша, как больной Иванов говорит соседу по палате:

– Может, не комиссуют? Как же теперь без меня?

Мне до сих пор по ночам снится – атакуют, гады,

боекомплект на исходе, а я лежу трёхсотый и шепчу:

«Пацаны! Васька-прапор ящик под нары курканул!»

Они ни слышат ни черта, а я-то всё надрываюсь…

Настроение Толяна почему-то сразу портится,

внезапно вспыхивает ненависть ко всему на свете.

Он выпрашивает у сестры сотовый, звонит деду,

сочиняет историю – шлите денег на памперсы! —

предвкушая, как достанет водки и напьётся ночью.

Чтобы не вслушиваться до утра с ужасом в темноту

в постоянном ожидании трескучего разрыва

бесшумно подлетающей натовской мины.

ЗОЖ для главного героя
февраль 2023-го

Для пожилого человека в нынешние дни

самое опасное время года – это зима.

Ладно бы там насчёт поскользнуться на гололёде

или захворать неведомой науке эпидемией,

здесь оно само собой разумеется.

Главное в серые тусклые дни не сойти с ума.

Не знал Степанов, что спятить легко и просто.

А виной всему стали проклятые витамины,

название которых придётся сохранить в тайне,

чтоб не посчитали сей текст за рекламную акцию

или пуще того – за поношение торговой марки.

– Надо пить витамины, надо пить витамины! —

с утра до вечера монотонно бубнила жена,

занимавшаяся распродажами сетевой рассыпухи.

Степанов долго кашлял и ковырял пальцем в носу,

потом смекнул, что всё дело в недостатке витаминов,

выцыганил у жены волшебную коробочку ХХХ —

и всё,"пропал, пропал добрый козак".

Праведная жизнь затягивала похлеще запойной.

Радостная жена победно щебетала и чирикала,

препровождая ежедневный приём витаминов

таким смачным миргородским завтраком,

что Степанов через полчаса впадал в спячку,

просыпался после обеда, с ужасом понимая,

что очередной день, увы, снова пролетел зря.

Настроения работать уже не было, хоть плачь,

Степанов огорчённо ужинал и снова засыпал,

пребывая по ночам в том странном состоянии,

когда не понять никак, сон ли кругом или явь,

лежишь, ворочаешься, ни встать, ни заснуть —

сплошное сумеречное состояние.

Вот тогда-то и повадились ходить к Степанову

странные чужие сны – разнокалиберные,

словно кем-то невзначай подброшенные с небес.

Была у Степанова когда-то мыслишка о том,

что сны нам показывают специально обученные люди,

которых на том свете издавна явный избыток —

этакие работники кабельного телевидения.

Что-то не ладилось там у них с ассортиментом,

оттого и попадались Степанову сны военные,

сны женские – и матрон, и старых дев, и юных,

даже одолевали как-то сны человека сумасшедшего.

Приснится вот так к обеду хрен его пойми что,

и сиди потом, думай – откуда эти пазлы?

И вывод Степанову вроде бы интуитивно понятен,

надо срочно прочистить заплывшие мозги,

выпить граммов пятьсот чего-нибудь яростного,

наподобие ирландского виски или бурбона —

но не тут-то было, куда ж выпивать на сытый желудок,

зачем вообще пить алкоголь нормальному человеку,

если не быть потом в доску пьяным?

А чужие сны одолевают, тянут когтистые лапки,

душат и корёжат, вопрошая в поисках ответов —

сны по сути и есть неотвеченные вопросы,

но почему на них нужно отвечать Степанову?

Нескончаемое занятие происходит ежедневно,

сны получают истолкование и уходят в небыль,

то ли распадаются, то ли примыкают к прочим,

но зачем Степанов должен их истолковывать?

На пятнадцатый день абсолютно трезвой жизни

снова просыпается наш герой в холодном поту —

молодого военного лётчика выставили наркоманом,

отец-генерал пошёл на принцип и "умыл руки",

мать заболела, любимая девушка бросила —

Степанов переживал всё это, с ужасом понимая,

что знакомы ему интерьеры тех лет, голоса и лица,

что было это всё на свете, было, было, было!

Но ему дано написать, донести, рассказать людям,

а несчастный хозяин сна лишён такой возможности,

и кто-то сверху втихаря догружает разум Степанова,

глядя на то, как простаивает-пролёживает на боку

нежданный любитель "здорового образа жизни".

Ещё слышался Степанову запутанный спор

насчёт публикации найденных посмертно писем

одного весьма достойного "светоча литературы" —

содержание писем совсем дедульку не красило,

то ли оправдаться приспичило старцу,

то ли некто решил потоптаться на его костях.

Довески получались странные, но интересные.

Чего стоила исповедь некой дамы преклонных лет,

ставшей спутницей руководителя в отставке.

Хорошо когда хорошо, а её спутника "коротнуло",

и теперь день и ночь мечтала женщина избавиться

от свалившихся на неё бытовых проблем,

отыскивая теперь то ли оправдания, то ли совета.

Последняя ночь принесла Степанову детектив.

Некто ловкий показал ему истлевшую вещицу,

принадлежавшую некогда юной поэтессе из дворян,

сгинувшей в революцию при странных обстоятельствах.

Степанов проникся, начал вникать в суть событий,

сновидения понеслись увлекательным романом,

всё оказалось совсем не так, как выглядело —

и Степанов отыскивал путь, пробуя вещи на вкус!

Но едва Степанов вынырнул из липких сновидений,

бросился записать увиденное, как наступило "ку-ку" —

не находилось в этой истории ни начала ни конца.

Теперь он лежит на диване между сном и явью,

жмурит глазёнки на серое небо, на зимний пейзаж.

– Что, алкашня, всё? Надолго тебя не хватило? —

спрашивает жена, ведущая свои наблюдения. —

Снова полезное питание на закусь поменял?

Опять человечество спасать потребовалось?

Конечно, Степанов делает оскорблённый вид,

но душа его уже давно выбирает цвет напитка,

а разум предвкушает плавный исток текста.

И вообще, как этот их ЗОЖ может сочетаться

с такой нездоровой штукой, как наша жизнь?

Стоя на полустаночке
март 2023

Ещё с прошлого лета, поговорив с роднёй,

Степанов затеялся издать книжечку.

Бабушке его исполнялось в нынешнем году

целых девяносто пять лет.

Сил и здоровья у старушки оставалось мало,

но держалась Мария Евгеньевна за жизнь

той удивительно цепкой крестьянской хваткой,

изучить природу которой было бы совсем нелишне.

Так получилось, что деды степановские

прибрались на тот свет относительно рано.

Тот дед, что по отцу, умер в семьдесят лет,

тот, что по матери – в семьдесят семь.

Оба прошли войну, но отслужили своё в тылу —

один лечил солдатиков, другой охранял мосты.

Это всегда как-то обнадёживало Степанова,

тоже всю жизнь отсиживавшегося при штабе,

и рассчитывавшего дотянуть до дедовских рубежей.

Осталось у Степанова две бабушки на свете,

одна умерла в девяносто четыре позапрошлой весной,

а вторая нацелилась добраться до столетия,

при должном уходе, почёте и уважении

имея все шансы установить новый семейный рекорд.

Сказано – сделано, не боги горшки обжигают,

Степанов стал собирать легенды и фотографии,

всё больше и больше увязая в несостыковках,

происходившим по самым разным причинам,

а более всего по формуле "соврал, и сам поверил".

Проблема оказалась неподъёмнее плиты бетона.

Многочисленные родственники Степанова,

продолжавшие плодиться и размножаться,

имели собственное мнение на любой счёт,

только тронь кого – сразу находились критики,

готовые напомнить доморощенному писателю

его собственное место в семейной системе координат:

– А помнишь, как сам по кустам без штанов бегал?

Всё это мешало Степанову быть объективным,

потуги его ограничивались туманными намёками,

поскольку семейные отношения всегда дороже славы.

Сочтут за гадости – и потеряешь связи навсегда.

А что у человека на свете дороже кровной родни?

Готов руку оттяпать, а всё же свой, "найкращий".

С мёртвыми было куда проще – им знай лей елей,

а живые требовали к себе ласки, почёта и уважения,

ревниво взирая на описания других персонажей.

Но кому охота писать книгу нейтральную,

а хуже того – основанную на легендах и сказках?

По одним рассказам, прадед Степанова по матери

в двадцатые уехал на Дальний Восток из Беларуси,

а по другим – выслали прадеда с Украины.

Женились прадед с прабабкой тоже непонятно где,

то ли на ещё на Западе, то ли здесь, на Востоке.

Деда Степанова, сибиряка из Гурьевска,

почему-то все в родне считали "чекистом" —

так звали деда в посёлке все соседи и знакомые —

а погоны у него на фото железнодорожных войск.

Работал дед комендантом посёлка – точно чекист!

А ведь комендант-то должность административная.

Хоронили когда, то вообще чуть не передрались,

"КолокольцОв" звали старика или "КолокОльцев"?

Мораль проста – нужен сторонний исследователь,

да только как такого найти, если нечего искать?!

Родня по отцовской линии тоже путала следы.

Тверской прадед Степанова хоть и происходил

из семьи учителя церковно-приходской школы,

но женился три раза, во второй раз на попадье,

дочь свою надёжно припрятал у чужих людей,

лишь перед смертью призналась бабка Степанова,

что жила всю жизнь по поддельным документам.

И так было у многих – разверзались бездны,

стоило лишь начать исследовать родословные.

Сколько говорили Степанову, что прадед «враг народа»,

а выяснилось, что посадили того ещё за Торгсин,

скупал с братом золото по сёлам и менял на продукты.

Брат дал дёру, вернулся на родину в пятидесятые —

чужое имя, уголовные замашки, зубы из рандоля.

Прадед Степанова своими руками строил мельницу,

откуда у него взялось инженерное образование?

Отчаявшись, Степанов уже было решил раздать,

как водится в России, всем сёстрам по серьгам,

то бишь благополучно забыть о своих намерениях,

покольку складывалось удачно – этакий бардак,

но проснулся однажды утром, разбуженный памятью,

которая и подтолкнула его всё сделать иначе.

Степанов решил не замахиваться на исторический труд,

не сверять дотошно дат, имён и перипетий,

а просто переписать бабушкины "мемуары" как есть,

не осуждая при этом никого и не захваливая —

вот вам картинка, а уж какова она, дело десятое.

Как говаривала его прабабушка украинской крови,

"бачили очи, що купували, йижте, хоч повилазьте".

Бабушке Марии Евгеньевне на День Рождения

соорудили нечто юбилейно-финдибоберное,

красная кожаная папка, тиснёные золотом буквы:

"Стою на полустаночке – 95 лет".

И сразу все родственники перестали спорить.

Во-первых, экземпляр оказался единственным,

а во-вторых, Степанов от души послал всех лесом,

что тоже успокаивало – значит, потерял интерес.

Но Степанов вспоминал о раздражённой перепалке,

пытаясь понять, почему людям так хочется тайны,

их дети уже не помнили родства,

редко связывались между собой и собирались.

Может, менялась тенденция —

старый семейный уклад умирал,

мир отныне шёл каким-то другим путём?

Или это было просто элементарное свинство?

Та самая книга – спасибо всем, кто помог её написать.