Текст книги "О себе (сборник)"

Входит Раб.

Проводи господина к Акрополю, его там ждут. (Нежно.) Надо уметь любить женщину, дорогой! Прощай, любимый, и возвращайся быстрее.

Раб выталкивает Мелета и тотчас возвращается.

(Рабу.) Эту записочку ты передашь актеру Килликию, такой белокурый, совсем молоденький. Скажи, что я жду его завтра.

Афины перед рассветом. Акрополь. Хор и Анит. Появляются Рабе факелом и Мелет.

Мелет (Аниту). Мне нужны деньги. Мне нужны эти совиные рожи на золоте – деньги твоих Афин.

Анит. Лес плодит сов, но я не рожаю деньги, добрый Мелет. Кроме того, по-моему, ты здесь не за тем: Хор выстроился – и все внимают и ждут твое сочинение.

Мелет. Песню захотели? Ну что ж, я прочту вам песню. Она называется… Нет, название потом. (Читает.)

 
Если ты скажешь, что я ослеп,
Я выверну веки и выдавлю глаза.
Если ты скажешь, что я немой,
Пусть вырежут мне язык.
Если ты скажешь, что я уже мертв,
Убью самого себя.
Чтобы правою всегда оказалась ты,
Вечно лгущая и недостойная…
Ты – как проезжая дорога,
По которой ездит всякий,
Но я молюсь тебе.
Ты – как захватанный руками сосуд,
Откуда не пил только ленивый.
Но я молюсь тебе.
О будь чиста, как красива,
О будь чиста, как пошла,
О будь чиста, как похотлива!
О будь чиста, как зла!
Обмани меня любовью,
Я буду рад.
Обмани меня слезами,
Я буду рад.
Потому что буду знать,
Что на мгновенье, что, хоть обманывая,
Ты подумала и обо мне.
Кто любил недостойную,
Кто любил продажную,
Тот изведал бездны,
Тот знает тьму,
Тот достоин прощения неба.
 

Это будет называться «Гимн гетере». (Корифею, смеясь.) И я хочу, чтобы вы исполнили его в Дельфах вместо гимна Аполлону. Я хочу так!

Корифей не двигается. Анит смеется.

(Аниту.) Теперь дай мне деньги… Ты все предусмотрел… Я жалок, и мне нужны деньги.

Анит смеется.

Ты уже знаешь, я продам свое право на песню! Все, как ты ожидал, предусмотрительный Анит!

Анит. Ты недорого продашь свое право на песню. Ты учтешь, что казна Афин разорена… Сколько, Мелет?

Мелет. Сколько… Сколько… (Истерически.) Нет! (Кричит.) Нет! Все-таки – нет! Я не пойду к ней! А они будут петь мою песню! Пускай один раз не будет по-твоему! Я – тварь, но я ненавижу тебя и всех вас! (Корифею.) Строй своих бездельников, старик! Пора репетировать, поднимается солнце.

Никто не двигается.

Анит. Ты так шумел, Мелет, перед домом Гарпии, что разбудил, наверное, полгорода… И все слышали, как тебя оттуда выволок раб… Поэтому завтра никто не удивится, если Мелета найдут мертвым. Просто все будут считать, что пылкий Мелет покончил с собой от неразделенной страсти. Смерть, достойная поэта… старомодного поэта. Но все же хорошая смерть! В последний раз сколько ты хочешь?

Мелет (в истерике, совсем опьянел от собственной храбрости и неистовствует). Нет! Они будут петь мою песню! Нет! Нет! Нет!

Корифей Хора молча подходит сзади к Мелету и, ловко пригнув его голову, всаживает кинжал в шею. Так убивают жертвенных животных. Мелет падает. Анит кланяется Корифею и молча уходит. За ним – Федр, отдав записку гетеры Первому актеру. По знаку Корифея строится Хор. Первый актер, зевая, читает записку гетеры Гарпии. Потом, усмехнувшись, прячет ее, надевает маску и присоединяется к Хору.

Хор.

 
Зевс любит дуб,
Лавр – Аполлон,
Афродите приятен мирт,
Оливки – Афине.
Хмель возлюбил Дионис.
Будем молиться свету,
Выйдя в поля и воздев руки к небу
И слушая говор богов
В дальних священных рощах.
 

В темнице просыпается Сократ. Он садится на ложе и некоторое время пытается понять, где он находится. Потом понимает и улыбается. Его тюрьма окрашивается светом восхода.

Сократ. День…

Афины. Утро. Фрасибул и Анит.

Фрасибул. Я провел дурную ночь, Анит. Должно быть, переменился ветер. В такие ночи от старых ран умирают сверстники.

Анит. Да, была тяжелая ночь, Фрасибул. Сегодня ночью Мелет… тот самый Мелет… закололся.

Фрасибул. Закололся?

Анит. Он был влюблен в гетеру Гарпию, а она предпочла ему актера Килликия. Мелет в отчаянии прибежал к Килликию и у него на глазах закололся. (С усмешкой.) Актер Килликий дал показания и предъявил записку гетеры… (Остановился.) Короче, афинянам все будет понятно. Мелет не был украшением города, и боги быстро призвали его в царство теней.

Фрасибул. Я понял все про Мелета.

Анит. Сократ провел ночь в тюрьме. Ночь прошла спокойно.

Фрасибул. В Афинах сожгли сочинения Протагора, изгнали Анаксагора, объявили безбожником Диагора. По-моему, никто среди эллинов уже не сомневается в благочестии нашего народа и ревностной защите богов.

Молчание.

Я жду ответа.

Анит. Мы должны были приговорить Сократа к смерти.

Фрасибул. Когда великий Перикл умирал и друзья славословили его деяния, он сказал: «То, за что вы хвалите меня, сделали многие. Хвалите меня лишь за то, что при моем правлении не был казнен ни один афинянин!» Я когда-то мечтал о таких же словах.

Анит. Великий Периклжил в хорошее время. Мягкость и прощение – удел благосостоятельной страны. Крайность – удел тяжелых времен.

Фрасибул. Крайности делают тяжелые времена проклятыми временами.

Анит (упрямо). Сократа нужно было приговорить к смерти.

Фрасибул. Я уже все решил, Анит. Я провел бессонную ночь и все обдумал. Я видел Сократа на войне. Тогда стояла тяжелая зима, и мы выходили на улицу, напялив на себя всю нашу одежду и обвязав ноги войлоком и овчинами. А он выходил – в обычном плаще и босиком. И воины начали роптать, они решили, что он издевается над ними. Тогда один из стратегов для успокоения воинов чуть не велел казнить Сократа… Потом Сократ вернулся, и слава его гремела. В результате Аристофан осмеял его в своей комедии… Потом Сократ стал стар, и власть в Афинах захватили тираны. И главный тиран – Критий, его бывший ученик, позвал Сократа и грозил заключить его в тюрьму за то, что Сократ не хотел прислуживать тиранам… Теперь мы изгнали тиранов, и вот уже мы приговариваем к смерти Сократа… Не слишком ли много для жизни одного старца? Казни Сократа не будет.

Анит. Я никогда не говорил, что Сократа нужно казнить. Я только отмечал, что его надо приговорить к казни, что Сократ не должен жить в Афинах… Великому Фрасибулу еще неизвестно, что вчера, сразу после приговора Сократу, я… своею властью… приказал отправить священное посольство в Дельфы. А это значит, как хорошо известно мудрому Фрасибулу, что ни одна капля крови не может пролиться в Афинах (усмехнулся), пока священное посольство не вернется обратно из Дельф. А это значит, что пройдет не меньше месяца, пока сможет состояться казнь Сократа… А это значит, что за этот срок… что-то случится. Например, мне известно, что ученик Сократа Аполлодор уже собирает деньги на его побег…

Фрасибул. На войне есть одно преимущество, Анит, – там все понятно. «О горькая пернатая стрела!..»

Афины. Тюрьма. Тюремщик принес еду Сократу.

Тюремщик. Да, не повезло вам: на моей памяти это первый такой случай. Обычно приговорят, и на другой день, к заходу солнца, уже несешь ему чашу с ядом. А тут живи целый месяц! А кормят у нас плохо. А вы, я вижу, старичок не из состоятельных?

Сократ. Да, я не очень состоятельный старичок.

Тюремщик. А подкармливаться вам придется, сами видите. Станет это вам в копеечку – целый месяц! А теперь все подорожало. Мне рассказывал дед, что в Сицилии бык стоил раньше две драхмы, а теперь овца стоит двадцать драхм. Раньше раб стоил сто драхм, а теперь за полтораста я купил в Пирее урода, и характер дурной: факел несет ночью, будто одолжение делает.

Сократ. А может быть, это опять Эзоп?

Тюремщик. Что вы сказали?

Сократ. Так, вспомнил старую историю про одного раба.

Тюремщик. Я к чему все это говорю: сейчас я к вам пропущу одного господина. Отчего ж не пропустить? Я ведь понимаю – вам скучно, и господин очень просит. Отчего ж не сделать одолжение людям, хотя и не положено. Но раньше овца стоила… а теперь… Вы уж намекните ему.

Входит Продик.

Продик. Рад тебя видеть, Сократ.

Сократ. И я рад тебя видеть, Продик. Но особенно рад тебя видеть он (жест в сторону тюремщика). Жизнь, говорят, подорожала, особенно жизнь баранов. Она теперь стоит…

Тюремщик. Сорок драхм.

Сократ. Поэтому, если ты хочешь беседовать с живым Сократом, который в неволе, – помоги сделать мертвым барана, который еще на воле.

Продик (передавая деньги, тюремщику). За это ты впустишь женщину.

Тюремщик кланяется и уходит.

Это Ксантиппа. Она придет к тебе следом за мной.

Сократ. Что с тобой, Продик? В тебе была всегда тьма достоинств, но щедрость не была в их числе.

Продик. Я пришел покаяться перед тобой, Сократ.

Сократ. В чем же, Продик?

Продик. Мы дружны с тобой с детства, хотя я много моложе.

Сократ. На три года.

Продик. Но выгляжу я намного моложе. Между нами всегда было соперничество… неосознанное, что ли… как между сверстниками. Мы пошли с тобой разными путями: я стал известным оратором, учу ораторскому искусству, ты – философ. Я всегда с удовольствием следил за тобой, хотя и не во всем одобрял и не всегда принимал твои взгляды. Но есть люди, которым они нравятся, и пускай! Короче, отношения у нас развивались нормально. Не так ли?

Сократ. По-моему, тоже.

Продик. Но, понимаешь, что вышло. Обвинительную речь, которую против тебя произнес старец Ликон…

Сократ. Да?

Продик. Старец Ликон…

Сократ. Ты его уже назвал.

Продик. Эту речь, видишь ли, сочинил ему… я.

Пауза.

Сократ. Зачем же?

Продик (оживившись его спокойствием). Понимаешь… Ликон… как-то приходит ко мне и говорит: «Сократа все равно осудят, а мне трудно писать речь, я старенький. А ты, говорит, Продик, у нас великий оратор. А я старенький…»

Сократ. Значит, ты просто помог из уважения к старости.

Продик (как всегда, стараясь не замечать насмешки). И кроме того, я решил: лучше я напишу речь за Ликона, чем другой… Ведь я твой друг и сделаю это мягче… сладкозвучнее, что ли… Ты наверняка это почувствовал?

Сократ. Я сразу это почувствовал. Я так и сказал себе: «Замечательную речь держит против меня Ликон, мягкую и сладкозвучную». Правда, в конце он почему-то предложил казнить меня, но это мелочь.

Продик. Сократ, ты знаешь, я верю в богов. Я вообще не люблю ссориться с людьми, особенно с людьми мертвыми, и я не хотел бы, чтобы ты умер, не простив меня… затаил что-то недоброе… и после смерти… посещал меня.

Сократ. Это жестоко, Продик! Ты хочешь лишить меня своего общества после смерти. Ни в коем случае! Такой оратор!

Продик. Сократ…

Сократ. Такой прекрасный собеседник, ни за что!..

Продик. Перестань шутить. Ты знаешь, как трудно в нашем возрасте засыпать. Я буду думать все время… Мне будет казаться… У меня плохой сон! Сократ, ты должен простить меня. Я прошу… Очень прошу тебя.

Сократ. Знаешь, пожалуй, я прощу тебя, но при одном условии. Тебе шестьдесят семь лет. И за все эти годы, Продик, я не слышал от тебя ни одной мысли, которой не знали бы все. Ты известный оратор, ты даже учишь красноречию других, – так что, будь добр, чтобы спасти свой будущий сон, открой мне одну, хотя бы одну истину, которую не знали бы все, и я тотчас прощу тебя.

Продик (усмехнулся). Даже если тебе будет больно?

Сократ. Даже так.

Продик. Ну что ж, я верю тебе, ты всегда был хозяином своего слова… Итак, я считался твоим другом, Сократ, но я всегда ненавидел тебя!

Сократ (укоризненно). Ну что ж тут нового, Продик! Разве не известно, что больше всех нас ненавидят те, кто считаются нашими друзьями!.. Но не печалься. Постарайся объяснить мне, за что ты меня ненавидел. Может быть, здесь мы почерпнем с тобой нечто новое и неизвестное?

Продик. Твоя мудрость всегда казалась мне глупостью, и я очень радовался, когда Аристофан написал про тебя комедию. И высмеял тебя. Я много хохотал тогда.

Сократ. Я тоже. Комедия у Аристофана получилась удачная… Это ты заплатил ему за комедию, Продик?

Продик (не отвечая). Но что получилось в результате этой комедии? У греков есть одно качество, я его не знал тогда: чем больше кого-то уничтожают, тем больше он их занимает. Греки, как женщины, – их тянет к запретному. И твое имя стало у всех на устах! Когда я понял это, я пошел к Аристофану и просил его написать другую комедию – обо мне. Но он сказал, что нельзя дважды получать урожай с одного поля. Он сказал, что тема закрыта.

Сократ. Даже здесь тебе не повезло.

Продик. И так во всем. Я – красив, ты – уродлив. Ты так уродлив, что кормилицы пугают тобой детей.

Сократ (сочувственно). Да… Да…

Продик. А что в результате? Ты был уродлив до того, что привлекал всеобщее внимание. А я был красив, но недостаточно, чтобы об этом говорили другие. И в результате – опять болтали о тебе! Наконец я добился. Я стал зарабатывать сто пятьдесят мин в месяц за уроки красноречия. Я увеличил наследство отца в сто раз. Об этом должна была пойти слава? Но не пошла. Потому что Протагор зарабатывал чуть больше, а толпа интересуется только первыми… Ты же вовсе отказался от денег, ты объявил, что философу стыдно брать деньги за мудрость. А людям всегда интересно, когда на них кто-то не похож. И опять твое имя было на устах у всех. Ты ходил в грязном хитоне, урод, живущий подачками своих учеников, – и тебя славила вся Греция! Я был красив, умен, богат – и обо мне не знает никто! Я издал свои сочинения. Их читают только мои ученики. Ты даже не потрудился записать свои мысли! Что получилось в результате? Тебе начали приписывать все мудрости, которые когда-нибудь и кто-нибудь произносил! Я не спал ночей и создал наконец достойное изречение! Я попросил за большие деньги высечь его на храме! Чем кончилось? Недавно я узнал, что мое изречение считают твоим! Справедливо ли это?

Сократ. Ни в коем случае.

Продик. А теперь открой мне, Сократ: разговоры о добродетели и т. д. и т. п. – это все хорошо. Но если говорить откровенно, ты жил так по глупости или нарочно?

Сократ. Ты хочешь спросить, нарочно ли я был нищим, уродом и не издавал своих книг?

Продик. Да!

Сократ. Я тебе открою. Это получилось… насильственно!

Продик. Как?!

Сократ. Видишь ли, ты живешь один. Ты – Продик, сам Продик. А рядом со мной всегда находился некий человек, который меня обличал и мучил. Понимаешь, стоило мне произнести любую истину, которая так ясна нам с тобой, как он тотчас ее опровергал… Я ведь тоже думал, что главное – быть богатым, пользоваться почетом, выпускать свои книги. Но как только я произносил это вслух, он бросался на меня с бранью и приводил тысячу примеров, когда быть богатым, выпускать книги и пользоваться почетом оказывалось стыдно! И что самое ужасное, я никогда не мог от него избавиться. Ибо он жил рядом со мной, в одном доме, даже в одном теле. И это он мучил меня, задавал вопросы, на которые нам с тобой хорошо известны ответы, а ему – нет. И оттого я не сумел прожить жизнь так, как прожил ее ты. И оттого я – здесь, в тюрьме, а ты пришел сюда ко мне… Но что же у нас получается, Продик? Ведь это ты должен был открыть мне то, чего не знаю я… А у нас выходит наоборот.

Пауза.

Продик. Ну что ж… Я расскажу тебе сейчас, Сократ, и твоему взыскательному другу тоже расскажу. (Медленно.) Сколько у тебя детей, Сократ?

Сократ. У меня трое сыновей.

Продик. Я рад открыть тебе истину: у тебя нет сыновей, Сократ. (Засмеялся.) Пока тебя мучил твой человек… (Замолчал.)

Долгая-долгая пауза.

Сократ (поднял голову, улыбнулся, глухо). Посмотри на меня и на себя. Жена нищего, дряхлого философа предпочла ему красивого, богатого, легкоголового Продика. Что ж тут нового? И когда было иначе? В какие времена, Продик? (Почти кричит.) А я просил тебя открыть мне новую истину! Я не прощаю тебя! Я буду являться к тебе!

Продик (вскочил). Ступай под землю! Рогатый старик! Смерть тебе!

Сократ (вскочил). А что в результате, Продик? За эту смерть они завтра восславят меня и будут ставить мне памятники и поклоняться моей роже – плешивой роже, которой пугали детей кормилицы!

Продик (в ужасе). Ты… нарочно? Опять?

Сократ (хохочет). Ну что ж ты стоишь? Ты мечтал о славе. Я открываю тебе, как ее достичь. Последний твой шанс, Продик: беги и сделай нарочно, чтобы они тоже несправедливо убили тебя! (Хохочет.)

Продик убегает. Сократ ложится на ложе.

Входит Тюремщик.

Тюремщик. К вам пришла…

Сократ. Не пускай ее.

Тюремщик. Как прикажете.

Сократ неподвижно лежит на ложе.

(Словоохотливо.) Правду ли говорят, что вы самый большой мудрец?

Сократ не отвечает.

Я почему вас спрашиваю, я не верю слухам. Например, обо мне говорят, что я самый большой дурак. Тогда что же выходит – самый большой мудрец сидит в тюрьме, а самый большой дурак его стережет. Ан не так!.. Вы – славный старичок, я вам кое-что открою. (Шепотом.) Я совсем не дурак, я только притворяюсь. Потому что с дурака взятки гладки и никакого спроса. И никто его не боится, и все над ним смеются, а значит, любят. И так я всю жизнь прожил, и хорошо. Хоть читать и писать не умею, а состою на государственной службе и получаю два обола. Достиг!.. Главное – не выдавать никому, что ты умный. А в душе будь хоть мудрецом, это твое дело. Я сам знаешь какой умный в душе! Когда я одному приговоренному здесь все это рассказал, он даже заплакал. «Эх, говорит, жаль, что ты мне раньше не встретился! Жил бы по-другому…» И все имущество мне завещал… Плохо, что у вас нет имущества.

Врывается Ксантиппа.

Ксантиппа (Тюремщику). Ты что торчишь тут?! Взял деньги – уходи!

По знаку Сократа Тюремщик уходит.

Продик сказал мне… Он негодяй, Сократ… Это все неправда! Это твои дети, Сократ! Твои! Твои!

Сократ. Я знаю, Ксантиппа.

Ксантиппа. Он со злости! Он нарочно, чтобы… Сократ! Хочешь, я позову его, он подтвердит? Ты мне веришь?!

Сократ. Да, Ксантиппа.

Ксантиппа (прижалась к нему и вдруг начинает плакать). Ты веришь по правде? Клянись!

Сократ. Клянусь.

Ксантиппа. Ты взял меня совсем молодой… Ты был старик, а я была… У тебя было столько друзей, и ты всегда с кем-то беседовал… А я слушала и ничего не понимала… Я была совсем молодая, а ты…

Сократ. Не надо, Ксантиппа!

Ксантиппа. Ты все время себя побеждал. Сначала ты победил свое тело и выучился ходить босиком зимой. Потом ты победил тщеславие и стал ходить в рваном хитоне. Потом ты победил свою плоть, и она уже не мешала тебе мыслить… И я осталась одна на пустом ложе! А я была совсем молодая, Сократ. А ты не обращал на меня внимания! Мне даже казалось, что ты попросту меня не видишь. Ты вдруг почему-то вообразил, что я красивая, настолько ты не обращал на меня никакого внимания! Ну погляди на меня, Сократ, какая же я красивая! Ну что ты, с ума сошел, откуда же я красивая!

Сократ. Ты красивая, Ксантиппа.

Ксантиппа. Замолчи! Мне было плохо с тобой всегда, а ты решил, что я попросту сварливая. А я никогда не была сварливой, я ею стала с тобой. И я всегда знала, что я некрасивая, что у меня есть только моя молодость… Что она скоро пройдет, и тогда ничего не останется… А Продик был красив и…

Сократ. Не надо, Ксантиппа.

Ксантиппа. Я делала все, чтобы ты узнал, Сократ. Я хотела, чтобы ты ревновал. А ты, как всегда, попросту не заметил меня. Ты продолжал одерживать свои замечательные победы и все совершенствовался… Спасибо тебе, Сократ, за то, что ты был так добр сегодня… За то, что ты терпел все эти годы мой дурной характер… Спасибо тебе… Но это была проклятая жизнь, Сократ! Смешно. Тебя отнимают у меня теперь… Теперь, когда я уже постарела и скоро состарюсь совсем… Когда я начинаю понимать, о чем ты беседуешь с учениками, и даже готовлюсь стать тебе верной женой, точнее, верной матерью. Потому что ты давно уже стал моим четвертым ребенком, моим незаконным четвертым ребенком… И вот в это время тебя отнимают!

Входит Тюремщик.

Тюремщик. Пора.

Сократ. Иди.

Ксантиппа. Скажи мне что-нибудь, Сократ.

Сократ. Ты всегда была верной женой, Ксантиппа. Ты родила мне трех сыновей. И я благодарю судьбу за то, что она дала мне в жены – тебя.

Ксантиппа убегает.

(Тюремщику.) И никого не впускай… Мне плохо… Иди… Иди!

Тюремщик уходит. Сократ неподвижно сидит в темноте на ложе.

Афины. Тюрьма. После болезни Сократа.

Сократ и Первый ученик.

Первый. Сократ! Сократ! (Обнимает его.) Сколько же я не видел тебя! Когда мы узнали, что ты заболел, мы прибежали! Почему ты не захотел нас впустить?

Сократ. Я подумал, в часы болезни человек не столь приятен и лучше ему быть одному.

Первый. Как ты себя чувствуешь теперь? Ведь ты ни разу в жизни не болел.

Сократ. Это была не просто болезнь. Это была прекрасная болезнь. Я рад, что ты здесь, и я тебе сейчас все расскажу. А где Аполлодор?

Первый. Он скоро придет.

Сократ. А где Платон и остальные?

Первый. Все тебе объяснит Аполлодор.

Сократ (уже думая о своем). Я лежал в бреду и глядел на потолок. Тени ходили по нему, и мне казалось, что это облака и что я лежу у самого неба. Я не узнал свою ладонь, она была похожа на срез дерева. А потом сознание вернулось, и однажды под утро я проснулся весь в поту… Я лежал мокрый, без сил, но почему-то сразу понял, что выздоровел, и заплакал, так мне вдруг стало хорошо. Я понял, что впереди у меня день… день жизни. И я был счастлив и чувствовал любовь ко всем… любовь…

Первый (прекращая записывать). Как странно!

Сократ. Жить!.. Жить!.. С каждым мгновением возвращались мои силы, и я уже мог ходить. Это оказалось счастьем – просто ходить. И тут я понял, что многого не знал раньше… Раньше я был горд, уважаем, здоров. У меня были дети, дом, жена. А вся моя нищета была попросту выдумка, я в нее играл: ведь я мог всегда заработать много, если бы захотел. Оказывается, нужно было потерять все: дом, детей, семью, здоровье, стать беззащитным перед смертью, как затравленный зверь, нужно было, чтобы сознание погрузилось во тьму и проснулось однажды утром вместе с солнцем; нужно было, чтобы я лежал бессильный, в поту и во мне уже ничего не было, кроме благодарной радости – жить, жить… – все это нужно было, чтобы я вдруг понял… Пойми и ты. Я часто говорил, что зло – это отсутствие просвещения и что все в жизни можно исследовать разумом. Это не так. Я понял в тюрьме то, что не смог додумать тогда, в лагере под Потидеей. Любовь… Любить всех. Понять, что другой – это ты… И любить его… Коли есть в тебе это, только тогда разум сможет подсказать истину… И я никогда не был счастлив так, как в тот миг, когда почувствовал эту любовь в себе. И оттого мне так хочется жить сейчас. И немало из того, что я утверждал прежде, перестало мне казаться сейчас истиной… Что ты так смотришь?

Первый. Тебе действительно хочется жить?

Сократ. Да! Да!

Первый. А я отчего-то думал, что ты хочешь умереть…

Сократ. Живое не может хотеть умереть. Живое может лишь достойно принять смерть.

Входит Второй ученик.

Первый. Ну что ж, Аполлодор порадуется твоей любви к жизни. Прощай!

Сократ. Куда ты?

Первый. Я должен идти. Аполлодор все объяснит… Ты изменился, Сократ. Я никогда не думал, что тебе так захочется жить. (Уходит.)

Второй. Сократ! Сократ! Я не видел тебя почти месяц… (Обнимает его.)

Сократ. Как живет Ксантиппа, моя жена?

Второй. Вчера мы передали ей деньги, и она…

Тюремщик (заглядывая). Пора!

Второй. Нет времени, Сократ!.. Ты наденешь сейчас мое платье. Я останусь здесь вместо тебя. Мы подготовили твой побег, Сократ. Ты отправишься в Фессалию, по пути тебя ждут со свежими лошадьми все – беседовавшие с Сократом. В Фессалии тебя встретит Платон.

Тюремщик (заглядывая). Быстрее!

Второй. Простимся, Ксантиппа и раб с лошадьми во дворе. Что ты молчишь.

Сократ. Я думаю.

Второй. Прости, но нет времени!

Сократ. Всегда должно быть время подумать! Садись спокойно, Аполлодор, и поразмыслим.

Тюремщик (заглядывая). Скоро придет новая стража.

Второй. Сократ!

Сократ. От стражи легче спастись, чем от неверного поступка.

Второй. Сократ, мы готовили этот побег четыре недели. На днях возвращается посольство из Дельф, и тогда…

Сократ. Ответь мне, Аполлодор, справедливо ли отвечать злом на зло?

Второй. Нет, Сократ. Но…

Сократ. Ответь, справедливо ли поступили со мной законы моего отечества?

Второй. Нет.

Сократ. Но разве я жил в своем отечестве только потому, что условился, что его законы должны поступать со мной справедливо во всех случаях?

Второй. Но…

Сократ. Отвечай.

Второй. Нет, Сократ!

Тюремщик (заглядывая). Ваша жена ругается. Она стоит во внутреннем дворе и очень сильно ругается.

Сократ. Это замечательная женщина, Аполлодор. Иметь ее – большое счастье и ответственность. (Тюремщику.) Сходи и объясни Ксантиппе, что ее муж, Сократ, занят беседой. Она знает, как это важно, и поймет.

Тюремщик уходит.

Итак, законы вполне резонно могут мне сказать: «Сократ! Согласно нам, законам твоего отечества, отец твой взял в жены твою мать, и ты появился на свет. Ты – есть в некотором роде наше порождение. Согласно нам, ты вскормлен, воспитан и наделен благами. Наконец, согласно нам, ты мог попросту покинуть свое отечество, когда вырос. Но ты не сделал этого. Более того, ты никогда не выезжал из Афин, разве что только на войну. Даже ради празднеств не покидал ты родной город. Ты даже не путешествовал. Значит, ты не хотел уехать от нас в другой город с другими законами. Значит, мы, законы твоего отечества, тебе нравились, пока относились к тебе справедливо! Но вот сегодня ты претерпел от нас, и что же? Ты уже готов предать нас, а следовательно, и свое отечество. Ты готов бежать от нашего постановления, скрыться из тюрьмы, переодевшись в козью шкуру или в платье Аполлодора, к нашим врагам. Значит, ты решил ответить своему отечеству злом за зло? Но ты учил всегда иначе! Что же тогда тебе делать, Сократ, в чужой стороне? Чем ты станешь там заниматься? Учить справедливости и добродетели? Но, сбежав от нас, ты сам ее первый нарушишь. Тогда чем ты станешь жить в Фессалии? Услаждать себя едой? Но это хуже смерти!». Аполлодор… Аполлодор… Мне очень хочется жить… Но тебе будет стыдно, если твой собеседник Сократ предаст свои убеждения ради жизни… Ты плачешь, Аполлодор? Но почему? Надо радоваться! Мы ведь поняли с тобой, что есть благо, и не совершили непоправимого поступка. Мы идем до конца в своей вере, не так ли? Ну, отвечай, я прав или не прав?

Второй (еле слышно). Ты прав, Сократ!

Тюремщик (врываясь). Она бушует и плачет. Она кричит. Подходит стража…

Сократ. Иди к ней, Аполлодор, и скажи, что Сократ – как вакхант, завороженный звуками собственной флейты. Он идет за своими убеждениями, и они гудят в нем, и он не слышит ничего другого! (Хрипло.) И уведи Ксантиппу… Только, пожалуйста, пройди с нею мимо моего окна… Я хочу увидеть ее лицо.

Второй ученик молча кланяется и уходит. За ним – Тюремщик. Сократ, гремя оковами, становится у окна. Ждет.

(Глядя в окно.) Какое лицо! Какое у нее прекрасное лицо!..

Афины. В доме Анита. Анит и Гарпия спят на ложе.

Входит Раб, будит Анита.

Раб. К господину пришли…

Анит (вскакивает, надевает одежду, будит Гарпию). Уходи!

Гарпия (сонно). Вот так всегда… Больше не приду. (Уходит за занавеси.).

Раб вводит Первого ученика.

Анит. Я рад тебя видеть в своем доме. Это большая честь для меня. Заслуги твоего рода перед Афинами…

Первый. Я не пришел болтать с тобой о моем роде. Сейчас Аполлодор сидит в камере Сократа. Тюремщик подкуплен. Лошади ждут. Сократ отправится в Фессалию.

Анит (будто не слыша сообщения). Я очень рад с тобой беседовать. Я тоже в свое время занимался философией: нас было трое – я, Тисандр из Афидны, Андрон, сын Андротиона… Однажды мы держали совет, до каких пор можно заниматься философией стоящему человеку, который собирается достигнуть чего-то в жизни.

Первый. Послушай, Анит…

Анит. Я это говорю тебе потому, что мне жаль, когда молодой человек, принадлежащий к такому прекрасному роду…

Первый. Я обойдусь без сожалений кожевенника Анита…

Анит. Несколько неудачно построенная фраза.

Первый. Послушай, Сократ убежит, ты понимаешь это?

Анит. Это я давно понял. А вот зачем ты, ученик Сократа, который, кстати, готовил этот побег, раб которого сейчас стоит с лошадьми и ждет вместе с Ксантиппой упомянутого Сократа, – зачем ты пришел ко мне? И что ты хочешь? Вот этого я не могу понять.

Первый. Ты и не сможешь этого понять, кожевенник… Ты долго будешь медлить?

Анит. Позволь это решить мне. Ведь ты пришел ко мне, а не я к тебе… (Светски.) Значит, я хочу дать тебе один совет. Я любил твоего отца и знал тебя с колыбели. Ах, как быстро бежит время: время не проходит, это проходим мы, безумцы!

Первый (выхватил нож). Слушай, Анит…

Анит (схватил его за руку). Как вы все похожи. Вы любите бездны и ощущение катастрофы. (Выворачивает ему руку и швыряет нож в угол.) Даже ты, самый спокойный, как пьяница, алчешь привкуса смерти.

Первый (орет). Ты долго…

Анит (спокойно). Ты о чем?.. Ах, Сократ… Да, Сократ… Что ж, Аполлодор действительно приходил к нему. Но полчаса назад Сократ отказался бежать.

Первый. Что?!

Анит. И Платон напрасно ждет Сократа в Фессалии.

Первый. Откуда ты… знаешь?

Анит. Добрые люди… Они всегда подскажут вовремя. Я надеюсь, что и ты в дальнейшем не забудешь дорогу в этот дом.

Первый (усмехнулся). Ты решил, что я стану твоим доносчиком, кожевенник Анит!

Анит. Я мог бы арестовать тебя за участие в побеге. Но я не спешу. Я надеюсь на тебя… И если ты впредь не оправдаешь мои надежды… (Остановился.) Удивительны пути, по которым распространятся слухи в народе о предательстве ученика Сократа.

Первый. Тогда ты ляжешь у этого порога, пес!

Анит. Все же я надеюсь на тебя. (Помолчав.) Мне было приятно с тобой встретиться…

Первый. Это ничто, Анит, по сравнению с тем, как было приятно мне. (Уходит.)

Возвращается Гарпия, подходит к задумавшемуся Аниту, обнимает его.

Тот вздрагивает от неожиданности.

Гарпия (сладко). Я привязалась к тебе, суровый Анит… Хитроумный Анит. Как ты ловко его…

Анит. Ты слушала нашу беседу, многознающая Гарпия? (Целует ее. Смеясь.) У тебя есть яд?

Гарпия глядит на него изумленно.

Чтобы выпить его, когда я вышлю тебя в холодную Скифию.

Гарпия в ужасе смотрит на Анита. Но Анит простодушно смеется. И Гарпия, решив, что это была шутка, начинает хохотать.

Афины. Тюрьма. Рассвет следующего дня. Сократ спит. Постепенно в камеру входят первые отблески поднимающегося солнца. Появляются Анит и Тюремщик. Тюремщик будит Сократа. Гремя кандалами, Сократ садится на ложе и различает стоящего в дверях Анита.

Анит. Привет тебе, Сократ! Прости, что я разбудил тебя. Я слышал, что прежде ты вставал вместе с солнцем. Я забыл, что в тюрьме привычки меняются.

Сократ. Я давно жду тебя, Анит, и все удивляюсь, почему ты не приходишь.

Анит. Ну что ты, Сократ, я не покидал тебя все это время. Я был с тобой… как бы это точнее сказать… незримо. (После паузы.) Что бы ты сказал, Сократ, если бы я объявил тебе, что сейчас возвратилось посольство из Дельф и наступило твое последнее утро?

Сократ. Я поблагодарил бы тебя, Анит, за то, что ты вовремя разбудил меня и дал мне увидеть последний восход солнца.