Текст книги "Китай"

Но Агнес вовсе не было скучно.

На самом деле им не пришлось ухаживать за пациентом. У тети Харриет были двое особо надежных слуг, которые брали на себя все заботы о больном, когда она сама этим не занималась. Мать и дочь Ломонд приезжали, чтобы составить Трейдеру компанию, а заодно поболтать с Харриет и оказать ей моральную поддержку.

Иногда Харриет могла немного вздремнуть или погулять в саду. Пару раз она вызывала экипаж и отправлялась в город по делам. Тем временем Ломонды болтали с Джоном, если он не спал, или играли в карты, если муж тети Харриет присоединялся к ним.

Во время игры Агнес отводилась особая роль. Трейдер отлично видел здоровым глазом, но забинтованные пальцы слушались плохо. Задача Агнес заключалась в том, чтобы держать перед ним карты и вести игру по его указаниям. И все сошлись во мнении, что Агнес справлялась отлично.

У Трейдера бывали и другие посетители: Чарли, Бенджамин Одсток, другие молодые люди, знакомые Чарли Фарли и Трейдера. Все это было довольно весело.

Но Агнес заметила еще кое-что. Все эти люди приходили подбодрить пациента и, как обычно, подшучивали, но в этой веселой болтовне она уловила намек на уважение. Агнес спросила мнения матери, и миссис Ломонд согласилась.

– Многообещающий молодой человек, – сказала она. – Я говорила о нем с мистером Одстоком, и тот сказал, что Трейдер – лучший из всех, кого ему доводилось видеть.

Тем же вечером мать спросила у Агнес:

– А ты сама что думаешь о Джоне Трейдере?

– Он очень хорош собой.

– Он в тебе заинтересован, как считаешь?

– А еще он говорит, что любит Шотландию. – Лицо девушки просветлело.

Когда Агнес заговаривала с молодыми людьми о Шотландии, ей казалось, что она излишне прагматична. Она просто хотела дать им понять, что Шотландия – единственное место, куда она стремилась. Молодой человек мог спокойно справиться со строгостью полковника Ломонда, который был не настолько глуп, чтобы отпугнуть возможных женихов, если они ему нравились, но не мог сбросить со счетов Шотландию. Не все хотели осесть в имении на севере, даже если могли себе это позволить. Как заметил один юноша, «я не намерен участвовать в этом беге с препятствиями. Приходится слишком высоко подпрыгивать». Агнес понимала это. Но хотела в Шотландию.

– На Шотландии свет клином не сошелся, – тихо сказала мать, но не стала спорить.

Через неделю доктор снял повязку с лица Трейдера.

– Несколько небольших порезов, – сказал он, – но через месяц вы и не вспомните, где они были.

Он заявил, что доволен поврежденной областью вокруг потерянного глаза, и перевязал ее заново, как и руки Трейдера, пообещав повторно осмотреть их через несколько дней.

В тот день тетя Харриет ушла по делам, оставив Трейдера на попечение матери и дочери Ломонд. Трейдер, откинувшись на подушки, немного побеседовал с ними, но потом его потянуло в сон, и он решил вздремнуть. Миссис Ломонд вышла погулять в сад, строго-настрого наказав дочери позвать ее при первой же необходимости.

Пока Трейдер спал, Агнес сидела в большом кресле у окна и читала книгу. Через некоторое время она и сама уснула и даже не поняла, сколько проспала. Она проснулась с виноватым видом, подошла к кровати и посмотрела на спящего Трейдера.

Его лицо было спокойным, темные волосы падали на повязку, закрывавшую глаз, рот приоткрыт. Он был похож на поэта, подумала она, созерцая в уме какой-то далекий пейзаж. Шотландию, наверное. Она подошла немного ближе.

Ворот белой рубашки слегка приоткрылся. И Агнес разглядела тонкие темные волоски на груди Трейдера и почувствовала запах его кожи. Она знала, что его тело было стройным и сильным, но сейчас, лежа вот так, с перевязанными руками, Трейдер казался странным образом уязвимым. Он был пациентом, а она, можно сказать, медсестрой. Эта мысль внушала странное ощущение власти. Агнес не знала почему.

Через несколько минут вернулась ее мать.

Появление миссис и мисс Ломонд стало для Джона полной неожиданностью. О, как приятно было находиться в компании Агнес после полудня! Он с трудом мог поверить, что это происходит на самом деле. С каждым днем девушка нравилась ему все больше.

Трейдер подмечал мельчайшие детали: как изящно она двигалась или даже просто сидела, как произносила определенные слова. Иногда он притворялся спящим, а сам через полуприкрытые ресницы разглядывал чудесные волосы Агнес и ее силуэт на фоне ярко освещенного окна. Больше всего Трейдера поразили ее терпение и доброта. Она была настоящим ангелом.

Но зачем она приходила? Разумеется, Агнес приводила миссис Ломонд. Но было ли что-то еще? Хотя Трейдер влюбился в Агнес с первого взгляда, она достаточно поощрила его, чтобы молодой человек решил, что у него, возможно, есть шанс. А теперь, когда он так сильно пострадал и лишился глаза, Агнес приходила каждый день и заботилась о нем. Это просто акт милосердия, как поход в местную больницу, всего лишь дружеское участие? Или же Агнес сознательно встала рядом, причем с разрешения матери? Были ли эти посещения способом дать их дружбе шанс перерасти в нечто большее? Может, он и правда ей не безразличен?

Правда, сама Агнес свою привязанность особо не выказывала. Но ведь приличные девушки и не бросаются на шею мужчинам. Они ждут от них первого шага.

Джон готов был сделать первый шаг, если бы не одно «но». Это несправедливо по отношению к ней, решил он. Нужно сначала поправиться и убедиться, что обе руки работают. Чтобы, когда снимут все бинты, Агнес точно знала, кто ей достался.

– Вы так добры ко мне, – сказал он ей в тот вечер на прощание. – Дорогая Агнес, я должен поправиться ради вас.

Это было почти признанием.

Должно быть, Агнес понимала, что ему нужно выздороветь.

Когда пришло известие, что приближается муссон, полковник Ломонд объявил, что им следует незамедлительно уехать в горы.

– Мне нужно два дня, чтобы подготовиться и собрать вещи, – сообщила ему миссис Ломонд.

Тем временем по личной просьбе тети Харриет, которая искала себе замену, Агнес осталась в коттедже помочь. В полдень она приехала, чтобы заступить на пост. Вскоре после этого тетя Харриет удалилась побеседовать с двумя сестрами, которые могли бы занять ее место.

Агнес читала Джону около получаса, но он неважно себя чувствовал и прикрыл глаза. Агнес нечего было делать, и она просто села на веранде с книгой.

Днем стало жарче, воздух налился тяжестью и влагой.

Дважды Агнес заглянула к Джону и посидела с ним некоторое время. Во второй раз девушке показалось, что его что-то беспокоит во сне, отчего он ерзает и теребит простыни, но она списала все на погоду.

Ближе к вечеру поднялся ветер. Он сотрясал листву, но в саду не было прохлады. Агнес посмотрела на небо, которое оставалось голубым. Над головой со свистом проносились белые облака.

Вернулась тетя Харриет. Они как раз сели пить чай, когда приехал доктор. В ответ на приглашение составить им за столом компанию он заявил, что хотел бы сначала проверить пациента, и исчез в спальне. Через некоторое время он попросил тетю Харриет помочь ему сменить повязки на руках и переодеть Трейдера.

Когда доктор и тетя Харриет спустились к чаю, у обоих был серьезный вид.

– Боюсь, инфекция. – Доктор надул губы. – По возможности не давайте ему перегреваться. Может начаться лихорадка. В случае жара наложите холодный компресс. Это все, что нам по силам. Я вернусь завтра утром.

В тот вечер с ревом пошел муссонный дождь. На землю обрушился такой ливень, что за считаные минуты сад превратился в пруд. Дождь с яростью барабанил по крыше, как будто хотел пробиться сквозь землю и утопить все и всех.

Агнес села в кресло, ссутулившись. Тетя Харриет сказала:

– То, что нам нужно. Все хоть остынет.

Затем они обе встали и пошли в спальню, где лежал Джон.

Трейдер дремал, хотя Агнес и не понимала, как ему это удается под такой громкий стук дождя. Они договорились, что Агнес присмотрит за Джоном ночью, а тетя Харриет сменит ее утром.

Дождь продолжался до рассвета, когда тетя Харриет пришла ее сменить. Агнес еще не спала, когда доктор пришел перевязать раны Джона и принес с собой какую-то мазь.

– Это средство от инфекции, – пояснил доктор. – Йод и калий. Я сам его изобрел. Почти всегда помогает. – Он улыбнулся. – Как только температура нормализуется, наш больной пойдет на поправку.

В то утро Агнес спала беспокойно. Когда она наконец поднялась с постели, ветер утих, но стало еще жарче. Казалось, дом окутала какая-то нездоровая влажная апатия. Тетя Харриет поставила слугу, чтобы тот обмахивал опахалом больного.

Агнес проснулась ближе к вечеру, доктор уже приходил и снова ушел. Поднялся легкий ветерок, поэтому тетя Харриет дала слуге отдохнуть и открыла окна, чтобы обеспечить в спальне больного циркуляцию воздуха.

Джон лежал совершенно неподвижно. Он не спал, но, похоже, не хотел разговаривать. Наступил вечер, и Агнес зажгла небольшую лампу на столике в углу, лицо Трейдера в ее мягком свете выглядело изможденным. Стоя у окна, Агнес вдыхала запах цветущего в саду жасмина.

– Вы чувствуете аромат жасмина? – спросила она, но Трейдер не ответил.

Спустя полчаса он слегка задрожал. Агнес подошла к кровати и пощупала его лоб. Обжигающе горячий.

Первой ее мыслью было позвать тетю Харриет, но она остановилась. Тетя Харриет выглядела такой усталой, когда они сменялись. В углу стоял кувшин с водой из колодца, еще холодной. Агнес налила воду в таз и намочила два полотенца. Приподняв голову Джона, она положила одно полотенце под шею, а второе расправила так, чтобы оно закрывало лоб. Через четверть часа процедуру пришлось повторить.

Еще через полчаса Агнес на цыпочках спустилась в кладовую, чтобы наполнить кувшин и взять свежее полотенце.

Следующие несколько часов она дежурила у постели больного в одиночку. Всякий раз, когда ей удавалось немного сбить температуру, та вскоре повышалась еще больше. Это пугало Агнес, и она жалела, что рядом никого нет.

Была почти полночь, когда Трейдер начал бредить. Он бормотал что-то бессвязное, слова, насколько могла судить Агнес, не имели никакого смысла. Она задавалась вопросом, стоит ли все-таки разбудить тетю Харриет.

Агнес уже было собралась за ней, как вдруг Трейдер внезапно выкрикнул:

– Я убил его!

– Джон? Что случилось?

– Убил… убил его… Это убийство… Нужно спрятаться.

– Кого убили, Джон?

– Бежать… бежать… прятаться…

– Джон?

– Меня повесят… Прятаться…

Агнес уставилась на него. Что он имел в виду? Она почти забыла про тетю Харриет. Это всего лишь ночной кошмар? Должно быть.

Ей снова удалось сбить температуру. Агнес сдернула простыню, открывая его грудь и живот. Ей хотелось, чтобы пошел дождь.

Трейдер весь горел. Теперь даже нет смысла звать тетю Харриет. Чем она сможет помочь? Агнес знала, что жа`ра бояться не стоит, главное, чтобы температура не поднималась слишком высоко, но подозревала, что до критической точки уже рукой подать. Она протерла грудь и лоб Джона прохладной водой. Он замолчал. Хороший это знак или дурной?

Затем он снова заговорил. Очень тихо в этот раз.

– Агнес…

– Да, Джон, что такое?

– Агнес! – В этот раз это был внезапный крик. – Агнес! Ох, Агнес!

– Да, Джон. Это я, Агнес.

– Ох… – Он широко распахнул глаза и уставился на нее невидящим взором. – Ох, Агнес, дайте мне руку.

Она дала ему руку:

– Все хорошо. Я тут.

– Ах! – Его лицо озарилось улыбкой, словно он увидел ангела. – Тогда все хорошо…

Через несколько минут Агнес поняла, что лихорадка спала.

На следующий день, сидя с матерью в экипаже, который вез их в горы, Агнес клевала носом. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить, но с отцом она не стала бы поднимать эту тему.

Только после завтрака, оставшись с матерью наедине, она поведала ей о странном поведении Трейдера.

– Как думаешь, он и правда кого-то убил? – спросила она.

– Очень сомневаюсь, – ответила миссис Ломонд. – Просто кошмар, и все. Когда людей мучают кошмары, они редко говорят о реальных событиях. Я бы на твоем месте выкинула это из головы. – Она с любопытством посмотрела на дочь. – Что с тобой такое, Агнес?

Агнес не ответила. Она не рассказала матери о том, каким тоном Трейдер выкрикнул ее имя. Почему-то не захотелось рассказывать. В конце концов, он ведь практически признался ей в любви. Она была почти уверена, что это правда, а не фантазия, подобная кошмару. И Агнес не знала, что думает по этому поводу.

* * *

Это было самое начало июля. Полковник Ломонд с нетерпением ждал тихого и безмятежного дня. Неделю назад он приехал к жене и дочери, так что у него было несколько дней, чтобы расслабиться. Погода стала прохладнее, воздух был чистым, а ветер разносил смесь сладких и пряных ароматов.

Ломонд любил этот коттедж – так англичане называли свои загородные имения в горах. Простая колониальная архитектура в георгианском стиле без всяких изысков. Если бы стены были обшиты деревянными панелями, а не оштукатурены и выкрашены кремовой краской, такой домик можно было бы найти в любой деревне Новой Англии, если не считать крыши, которой полковник очень гордился. Крышу изготовили из гофрированного железа – полковник называл его жестянкой, – уже активно использовавшегося в Австралии и Новой Зеландии и только-только появившегося в Индии. Ломонд лично руководил работами и распорядился выкрасить крышу в зеленый цвет. Оттенок приятно сочетался с зеленью травы на газоне и рододендронами, которые обрамляли сад на склоне холма.

Его жена и Агнес возились в саду. Полковник Ломонд удалился в маленькую комнату, которую называл библиотекой, но которая, по сути, служила личным кабинетом, сел в большое кресло, вытянул длинные ноги и зажег лампу, и тут, к его раздражению, слуга объявил, что у них гость. Однако хмурый взгляд сменился улыбкой, когда слуга сообщил имя посетителя – Чарли Фарли. Через несколько минут полковник, с трубкой в левой руке, вышел из дому и протянул правую в знак приветствия.

– Надеюсь, сэр, вы не против, что я нанес визит без предупреждения, – сказал Чарли.

– Разумеется, нет, мой дорогой мальчик. Рад видеть!

– Два дня назад я приехал к тете Харриет и, поскольку вы всего в паре часов от нее, решил заглянуть к вам. Тетушка передает вам наилучшие пожелания!

– Очень любезно с ее стороны. Надеюсь, она здорова?

– Совершенно! – Чарли посмотрел вниз по склону. – У вас великолепный вид со всеми этими озерами в долине.

– Жена говорит, что ей это место напоминает Лейк-Дистрикт.

Чарли кивнул, затем взглянул в сторону далеких Гималаев:

– Хотя горы побольше.

– Что правда, то правда, – удовлетворенно улыбнулся Ломонд.

В этот момент внизу на лужайке показались миссис Ломонд и Агнес. Они были не одни. И теперь лицо Ломонда помрачнело.

– Я взял с собой Трейдера, – объяснил Чарли. – Он восстанавливается после несчастного случая у тети Харриет. Надеюсь, вы не в обиде.

Полковник Ломонд не ответил, уставившись на Трейдера.

Джон был одет в короткое твидовое пальто. Его правая рука, очевидно, уже пришла в норму, потому что он сжимал ею трость. Но левая рука была все еще забинтована, и Джон носил ее на перевязи. Пустую глазницу закрывала большая черная повязка.

И в итоге он казался ужасно романтичным.

Если бы Трейдер был офицером, Ломонд признал бы, что тот выглядел весьма франтовато. Но Трейдер не служил в армии, так что будь Ломонд проклят, если бы ему вообще пришлось признаться в чем-то подобном. Хотя дамы, похоже, находили Трейдера чертовски привлекательным. Полковник зажмурился, словно таким способом можно было заставить молодого торговца исчезнуть, и хотел уже было ретироваться в свое логово с Чарли покурить. Когда он открыл глаза, то с ужасом увидел, что Трейдер отделился от дам и целенаправленно направляется прямо к нему.

– Полковник Ломонд, – начал он, – могу ли я поговорить с вами наедине, сэр?

Пять минут спустя полковник Ломонд мрачно смотрел на незваного гостя. Самым большим желанием было если не дотянуться до ближайшего оружия и застрелить Трейдера, то хотя бы вышвырнуть его из дому. Но черт возьми, он ведь не мог так поступить, и этот омерзительный мальчишка знал это!

Если предположить, что Трейдер говорит правду, а полковник Ломонд наверняка убедится в этом, у молодого человека сейчас больше денег, чем у него самого, но об этом обстоятельстве Трейдеру знать не положено.

Так что партия была неплохая. Тем более других женихов поблизости не наблюдалось.

– Вы уже говорили с моей дочерью об этом? – наконец выдавил Ломонд.

– Никак нет, сэр. Сначала я хотел спросить у вас разрешения ухаживать за ней.

– Ясно. – Ну хотя бы соблюдает приличия, если это правда. – У вас есть какие-то основания думать, что она примет ваши ухаживания?

– Не могу сказать. Вы должны понимать, сэр, что мое финансовое положение, как я уже объяснял, изменилось совсем недавно, а до той поры я не чувствовал себя вправе жениться и не оказывал знаков внимания ни вашей дочери, ни кому бы то ни было. Однако между нами оказалось немало общего, и, полагаю, она могла бы подумать о моей кандидатуре.

– Я поговорю с ней сам. Ее мать тоже. Вы понимаете, нам необходимо будет подробно изучить ваше положение. И понять, что вы за человек, – твердо добавил он.

– Разумеется. Надеюсь, вы будете удовлетворены. Никто никогда не ставил под сомнения мои личные качества, сэр, и я вынужден буду защищать свою честь, если это произойдет.

В нем заговорил искусный фехтовальщик. Они оба поняли это. Конечно, все могло быть блефом. Но по крайней мере, это слова настоящего мужчины.

Осталась одна неприятная проблема. Ломонд мысленно сказал себе, что это будет испытанием на искренность чувств Трейдера.

– Однажды Агнес станет моей наследницей. А пока… ее приданое не будет внушительным, – пришлось признаться Ломонду.

– Каким бы ни было ее приданое, я приму его с благодарностью, – вежливо ответил Трейдер.

Полковник Ломонд изучил поле битвы и обдумал предстоящую кампанию.

– Однако меня беспокоит еще кое-что, – продолжил он. – Хотя вы и стали равноправным партнером и расплатились со всеми долгами, однако торговля с Китаем все еще в шатком положении. Я говорю не только о компенсации за конфискованный опиум, но и о продолжении торговли с Китаем в принципе. Все будет зависеть от исхода военных действий, которые явно надвигаются. Я хотел бы, чтобы этот вопрос решился до свадьбы. Даже если все остальное в вашу пользу, вам, возможно, придется согласиться на длительную помолвку.

Будем тянуть время. Как отреагирует противник?

– Ради Агнес, сэр, я буду ждать столько, сколько придется, – заявил Трейдер с удивительной пылкостью.

Полковник пристально посмотрел на него: то ли парень чертовски хороший актер, то ли действительно влюблен. А вот об этом Ломонд не подумал.

Полковник строго-настрого наказал Трейдеру не раскрывать пока свои намерения. Ему разрешили присоединиться к дамам, а Ломонд дал понять Чарли, что хочет с ним поговорить. Оставшись наедине с Чарли в библиотеке, полковник сообщил:

– Ваш друг хочет жениться на моей дочери. Вы знали?

– Он особо не распространялся, сэр, даже по дороге сюда, но я подозревал. Когда он сказал, что хочет поговорить с вами тет-а-тет, я все понял.

– Я ценю, что он спас вам жизнь и все такое, но он мне не нравится.

– Я знаю, сэр. Вы ему тоже.

Полковник Ломонд долго молчал, а потом выдохнул:

– Ну почему это не вы!

– Я думаю, вы мечтали о ком-то получше, – любезно ответил Чарли.

– Вы очень даже ничего, – с симпатией произнес Ломонд. – Я просто очень хотел, чтобы у меня был зять, который мне действительно нравится! – воскликнул он с грустью.

– Джон – странный парень, – ответил Чарли. – Пусть он вам и не нравится, но вы еще будете им восхищаться. Я думаю, он добьется успеха куда большего, чем я мог бы даже надеяться.

– Мне не нравится торговля опиумом.

– Правительство ее величества твердо решило, что мы и впредь будем продолжать торговлю опиумом, сэр. Мы собираемся сражаться за это. – Чарли сделал паузу. – Самое важное в торговле опиумом – потенциальные заработки. Не секрет, что Агнес любит Шотландию. Крупные опиумные торговцы уже скупают шотландские земли. Так и вижу, как через десять лет Трейдер обоснуется в обширном шотландском поместье.

– Я все это знаю, – тихо сказал Ломонд.

– Могу я поинтересоваться, что Агнес чувствует к моему другу? – отважился спросить Чарли.

– Пока не знаю. – Ломонд взглянул на него с серьезным видом. – Мне, как ее отцу, нужно знать еще что-то об этом человеке?

Чарли задумался.

– Нет, – наконец ответил он. – Ничего важного.

Они все вместе прогулялись, правда без полковника, который удалился к себе. Миссис Ломонд показала самые живописные уголки. Трейдер мог назвать некоторые горы вдалеке. Откуда, черт возьми, он это узнал?!

Когда они вернулись, слуги накрыли на лужайке стол под большим зонтом от солнца, подготовив все для чаепития.

Миссис Ломонд известила мужа, что чай готов, но слуга вернулся с сообщением, что полковник присоединится к ним позже.

За чаем они разговаривали о том о сем, пока миссис Ломонд не повернулась к Трейдеру и самым любезным образом не поинтересовалась:

– Насколько я знаю, вы в раннем возрасте остались без родителей и у вас был опекун. Так каким было ваше детство?

Джон Трейдер позволил себе немного откинуться на спинку стула и слегка улыбнуться, словно бы вспоминая приятные деньки.

– Я потерял родителей так рано, что не ощущал особой остроты. Это не очень интересно. Боюсь, мне посчастливилось жить спокойно и радостно.

Трейдер сказал несколько добрых слов о своем опекуне, о замечательных школах и тому подобном. Чарли слушал все это молча.

* * *

Джона Трейдера отправили в школу-пансион в семь лет. Никто не знал, что он убийца. Разумеется, кроме его двоюродного дедушки Адальберта.

Это была хорошая деревенская школа для маленьких мальчиков, но всего через месяц Джон ввязался в драку.

В этом не было ничего плохого: мальчики должны время от времени драться. Один из старших товарищей толкнул его, потому что он был новеньким, но Джон ударился головой о дерево, причем очень больно. Драться со старшими, возможно, было нарушением субординации, но все сошлись на том, что он проявил недюжинную смелость.

Когда маленький Джон Трейдер приготовился к драке с мальчиком старше себя, то почти не замечал боли и не боялся. Внутри плескалась одна только темная ярость.

Должно быть, это было весьма впечатляюще. Противник, увидев выражение его глаз, отпрянул и чуть было не сбежал, но не мог позволить себе потерять лицо.

Началась драка. Джона сбили с ног, причем не единожды. Каждый раз он поднимался и снова бросался на противника. Кто знает, сколько это могло бы продолжаться, но тут внезапно появился директор школы, схватил Джона за ухо и потащил к себе в кабинет.

На столе у директора лежала тонкая темная трость с витым набалдашником. Когда Джон ее увидел, то вздрогнул, потому что так его никогда раньше не наказывали. Он решил, что, как бы больно ни было, не заплачет, и, когда ему велено было сесть, лишь стиснул зубы, приготовившись к худшему.

Директор школы был спокойный человек за пятьдесят. Он дослужился до майора в Ост-Индской компании и повидал мир, перед тем как вернуться в Англию, обзавестись семьей и открыть школу-пансион.

– Решил драться с парнем постарше, а, Трейдер? – вполне миролюбиво спросил директор, глядя на мальчика. – Ты уже остыл в достаточной мере, чтобы выслушать меня как разумный человек?

– Да, сэр.

– У тебя ужасный характер. Я это вижу. Ты себя не сдерживаешь, и однажды это тебя погубит. Я видел многих хороших людей, которые разрушали свою карьеру и теряли все, что у них было, только потому, что не умели контролировать свой гнев. Он толкает тебя на поступки, о которых ты будешь потом жалеть, но может быть уже слишком поздно. Ты понимаешь это?

– Думаю, да, сэр.

– Потерять родителей нелегко. Я потерял своих много лет назад. Но этого мы изменить не в состоянии. – Директор замолчал и увидел, как мальчик склонил голову. – Ладно. Ради твоих родителей, юный Трейдер, я хочу, чтобы ты добился в жизни успеха. Поэтому ты должен пообещать мне: отныне и до конца жизни, что бы ни случилось, ты никогда больше не потеряешь головы. Обещаешь? – Он снова помолчал. – Ну?

– Да, сэр.

– Пожмем друг другу руки. Мы заключили пакт, Трейдер, который нельзя нарушать. – Он протянул руку, и Трейдер пожал ее.

Джону Трейдеру было пять лет, когда его родители утонули, возвращаясь из поездки во Францию. У отца не было родни, кроме потомков тети, которая вступила в неудачный брак и с которой он никогда не встречался и даже не переписывался. Со стороны матери тоже никто не готов был принять маленького мальчика, кроме овдовевшего дяди его матери.

Двоюродный дедушка Адальберт до пенсии был юристом и не имел своих детей. Он никогда особо не любил Арчи Трейдера, биржевого маклера, за которого вышла замуж его племянница.

Каменный дом с остроконечной крышей в западной части Англии, где жил в уединении дедушка Адальберт, расположился у голого мелового хребта, подпиравшего его с северной стороны, тогда как на западе тянулись мили и мили темных лесов, куда он не ходил. Если пройти по узкой тропке на восток, то можно было попасть в небольшую деревушку, где он тоже редко бывал.

Дядя Адальберт сделал все, что в его силах: он нанял гувернантку, чтобы научить маленького мальчика читать и писать, а также ухаживать за ним. Это была веселая рыжеволосая юная шотландка мисс Грант, хотя дедушка Адальберт иногда забывал, как ее звали. Он старался не показывать, что присутствие Джона в доме доставляет ему серьезные неудобства. Очевидно, ребенок был слишком мал, чтобы есть с ним в столовой, но Адальберт брал его на короткие прогулки и беседовал с ним, пусть и натянуто, а заодно наводил справки, есть ли в окрестностях другие дети такого же возраста, с которыми, как он полагал, внучатому племяннику будет интересно проводить время.

Иногда, проходя по коридору мимо спальни мальчика, он слышал, как ребенок тихонько плачет, но не решался утешить его, не мужское это дело – утешать. Немудрено, что он плачет, ведь мальчик остался круглым сиротой. Но через некоторое время – Адальберт ничего не мог с собой поделать – его стал возмущать тот факт, что мальчик выглядит несчастным.

Раз в неделю мисс Грант приводила Джона в небольшую библиотеку дяди Адальберта, где он мог показать старику, чему научился. В целом мальчик демонстрировал неплохие успехи, и хотя баловать его похвалой было неуместно, Адальберт одобрительно кивал и благодарил мисс Грант за хорошую работу. Иногда Джон спотыкался на каком-нибудь слове или неправильно отвечал на простые вопросы двоюродного дедушки, и опекуну приходилось делать ему замечание. Порой Адальберт замечал в ребенке угрюмость и враждебность, что можно было принять за жестокость, если бы не юный возраст и не статус сироты. Мисс Грант умела уговорами добиться желаемого от Джона, и Адальберт держал свои мысли при себе, чтобы, не дай Бог, не спугнуть такую отличную гувернантку и не пришлось искать замену. Однажды старик спросил мисс Грант, не кажется ли ей, что Джон немного капризный, но она заверила, что Джон совсем не доставляет хлопот.

– Вы можете быть с ним построже, если это необходимо, – ласково сказал он гувернантке и передал ей бразды правления.

Адальберт гордился собой, когда со временем нашлись другие дети, с которыми Джон мог играть под присмотром мисс Грант. Но вскоре он обнаружил, что эти посещения совпадали с его длительными прогулками или отъездами.

Одна из обязанностей опекуна заключалась в сохранении наследства мальчика до момента его совершеннолетия. Он делал это усердно, приезжая в Лондон каждые несколько месяцев, чтобы побеседовать с бизнесменами, вложившими капитал родителей Джона, и проверить, все ли хорошо в двух домах, сданных в аренду. Когда он впервые принял управление наследством, то обнаружил, что покойный Арчи Трейдер успел удвоить приданое племянницы и очень успешно вложил средства, так что по прошествии еще двадцати лет мог бы сколотить довольно приличное состояние для своей семьи. Это обстоятельство лишь подтвердило нелестное мнение старого адвоката о биржевом маклере, который рискнул всем этим ради ненужной поездки во Францию.

Именно после одного из таких визитов в Лондон, когда арендатор, задержавший оплату, довел Адальберта до ручки, по возвращении домой его встретила у ворот добросердечная мисс Грант, которая извиняющимся тоном сообщила: «Мальчики, они и есть мальчики».

Если она считала, что это хорошее начало разговора, то плохо знала своего работодателя.

– В чем дело, мисс Грант? – коротко спросил он.

– В крикете, я боюсь. Другие дети учили Джона играть, а я наблюдала за ними. Мы были на приличном расстоянии от дома. Оказалось, у него чудесный глазомер и он очень силен для своего возраста. В самый первый раз, когда ему предстояло ударить по мячу битой, он отбил легкий мяч и сделал это великолепно… – Она посмотрела на старика с надеждой, что рассказ о доблести Джона смягчит последующие новости.

– И что случилось дальше, мисс Грант?! – нетерпеливо воскликнул Адальберт.

– Я никогда не думала, что он может запустить мяч так далеко, но, боюсь, мяч разбил окно на втором этаже… Конечно, это полностью моя вина, – твердо сказала она.

– И где эти дети? – спросил он.

– Они все разошлись по домам. Остались только мы с Джоном.

Возможно, если бы Джон выглядел раскаявшимся, возможно, если бы он улыбнулся, подбежал к двоюродному дедушке и попросил прощения, Адальберт отреагировал бы иначе. Но когда адвокат подошел к лужайке, где стоял мальчик с крикетным мячом в руках, то обратил внимание на угрюмый взгляд ребенка.

И тут адвокату пришло в голову, что этот мальчишка его обременяет. Его жизнь в полном беспорядке, он вынужден проводить драгоценные дни в Лондоне, ругаясь с нечестными квартиросъемщиками, а теперь этот пацан, не проявивший благодарности или родственной привязанности, смотрел на своего многострадального благодетеля с нахальной угрюмостью и с удовольствием бил окна в доме двоюродного деда, как какой-то мятежник или революционер.

– Сожалеешь о содеянном? – угрожающе спросил он.

– Да, дядя. – Он, конечно же, солгал и даже не потрудился притвориться, что ему жаль.

– Если ты с друзьями так себя ведешь, то больше им сюда приходить не стоит. – Адальберт говорил это не всерьез, но хотел шокировать мальчика.

Старик не понимал, что для ребенка это означает, что друзья навсегда от него отвернутся.

Никаких оправданий. Только лишь угрюмый взгляд. Адвокат решил пристыдить внучатого племянника:

– Что бы твоя дорогая матушка подумала, будь она жива?!

Казалось, подействовало. Он увидел, как лицо мальчика сморщилось, как будто он собирался заплакать. Но Адальберту этого было мало.