Текст книги "Ласточкино гнездо"

21. Интерьер.
Отделение милиции.
(Вечер)

Дэвис, волнуясь, беседует с капитаном, за спиной которого высится массивная фигура милицейского чина повыше званием. А Джейн, не в силах сдержать слез, обнимает Лидию и покрывает ее лицо и шею поцелуями.

Джейн. Милая, прости… Я во всем повинна. Ну, как ты? В порядке? Бедная. Я очень, очень извиняюсь.

Чин. Конфликт улажен, господин атташе. Бывает. На будущее предупредите свою супругу… быть осмотрительней что ли… Все же чужая страна… У нас свои обычаи, у вас – свои… Нужна деликатность.

Дэвис. С обеих сторон… Взаимная.

Чин. Совершенно справедливо. Будьте здоровы. До свидания.

Дэвис (смеясь). Зачем? Уж лучше – прощайте. Я полагаю, подобные свидания в дальнейшем излишни. Не так ли?

Чин (сдержанно улыбаясь). Совершенно справедливо.

Пока они беседуют, дверь в соседнюю комнату то и дело приоткрывается и оттуда норовит вылезти Пуговкин, но чья-то невидимая рука оттаскивает его назад.

Когда Дэвис, Джейн и Лидия покидали отделение милиции, Пуговкину все же удалось вырваться и подскочить к барьеру.

Пуговкин. А меня? Вместе привели – вместе должны уйти. А то где ж справедливость?

Капитан. В народном суде восторжествует справедливость. Получишь ровно столько, сколько заслужил. Как минимум пятнадцать суток заключения… за мелкое хулиганство.

Пуговкин. Все ясно. Вопросов нет. Так с рабочим классом поступает родная советская власть. Дожили. А эту… проблядь… с капиталистами… на волю. Да что ж это такое, товарищи? Измена.

22. Интерьер.
Бар для иностранцев в Москве.
(Вечер)

Роджер Дэвис и Джейн привезли Лидию в бар для иностранцев, чтоб отметить ее освобождение из лап милиции, куда она попала по милости Джейн. Они сидят на высоких стульях у стойки. Бармен, видавший виды малый, с лоснящимся сальным лицом, ставит перед ними напитки и бросается к новым посетителям, с шумом занимающим соседние стулья. Это – два подвыпивших иностранца и две прехорошеньких девушки, явно русские по виду и по тому, как они себя ведут в этом, закрытом для русских, месте. Лидии обе девчонки показались знакомыми, и она, стараясь припомнить, где их видела, то и дело оглядывается на них. Одна, перехватив ее взгляд, незаметно подмигнула ей. И тогда Лида узнала: это были девчонки, обучавшиеся английскому языку в той же школе, что и она, сидя в стеклянных кабинах с радионаушниками на голове.

Дэвис. Не стоит так пристально разглядывать девиц. Еще смутите их. Они на работе.

Лидия. На какой работе?

Дэвис. Древнейшая профессия.

Лидия. Какая?

Дэвис. Ваша наивность, дорогая, только украшает вас. Это – элементарные проститутки. Со знанием иностранных языков.

Джейн. При чем тут иностранные языки? В их профессии важно совсем другое.

Дэвис. Потому что у этих девочек имеются офицерские звания. Они служат в советских органах государственной безопасности и обслуживают исключительно иностранцев.

Джейн. С тех пор, как ты здесь, тебе за каждым кустом мнятся секретные агенты. Поменьше читай детективы.

Дэвис (Лиде). Моя жена так же наивна, как и вы. Но женщинам это простительно. А вот этим… двум пьяным болванам… не знаю, из какого они посольства… я бы запретил работать в Москве. Для их же блага.

Лидия. Пойдемте отсюда. Мне здесь не по себе.

Дэвис. Пойдемте. Здесь со всех сторон на нас направлены уши, и живые, и электронные. Милая Лидия, ваша страна – воистину страна чудес.

В дверях они натолкнулись на скандал. Швейцар не пускал в бар развязную русскую девицу, повисшую на плече у пьяного иностранца. Швейцару на помощь прибежали два молодца в штатском и, невзирая на протесты иностранца, увели девицу.

Джейн. Вот видишь, ты ошибся, как это довольно часто с тобой случается. Зачем им хватать свою сотрудницу? Нелогично.

Дэвис. Наоборот. Абсолютно логично. Эта девица оказалась чужой, не своей. Проституточка божьей милостью. Ей-то путь сюда и перекрыли. Потому что тут могут промышлять только свои. Так сказать, проверенные кадры. Знаете, как их называют? Ласточками. Недурно?

23. Интерьер.
Деревенский дом.
(День)

Лидия снова в своем прежнем жилище. Это – прощальный визит. Приехала забрать свои вещи. В дверях толкутся пришедшие поглазеть соседки. А хозяйка квартиры – тетя Маша, взволнованная и суетливая, собирает ее в дорогу, помогает укладывать чемодан, предварительно прогладив утюгом на столе каждую кофточку и платье.

Тетя Маша. Кто тебе там выгладит? Кто приберет?

Лидия. А зачем прачечная? Там и выгладят.

Тетя Маша. Это ж какие деньги тратить попусту!

Первая женщина. Да у нее теперь денежек этих полным-полно. На такси из Москвы прикатила. Это ж надо! То все в поезде давилась, бока мяла. А теперь, пожалте, – такси. Стоит за окном, дожидается. А счетчик включен. Даже тут слышно. Тик-так, тик-так. За каждую минуту – плати. Сплошное разорение.

Вторая женщина. Ее не разоришь. Чего ей?

Теперь у Лидки деньги несчитанные.

Тетя Маша. Вы, бабы, ее деньги не считайте. Негоже в чужой карман заглядывать. Значит, государство так порешило – заслужила Лида, пора и ей от сладкого пирога вкусить.

Лидия. Телевизор я вам, тетя Маша, оставляю. И радио возьмите себе.

Тетя Маша. Ох, Лидочка. (Обнимает ее и целует, плача.) Как дочь родную от сердца отрываю.

Первая женщина. А коечку с собой возьмешь? И матрас?

Лидия. Все оставляю. Мне это уже ни к чему. Вот только книги прихвачу и пластинки.

Первая женщина. Мне бы эта коечка – в самый раз. А то моя… такая ветхая, такая ржавая, того и гляди – рухнешь на пол. Костей не соберешь.

Вторая женщина. Мне бы занавесочку. Веселый на ней цветочек.

Тетя Маша. Чего насели на девку? Постыдились бы. Человек за порог не вышел, а вы уже устроили дележ. Лидочка, я тебя в Москву провожу, ладно? Приберу все на новом месте, все расставлю, уют наведу. Такси что одного, что двоих довезет. За те же деньги.

24. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(Вечер)

Тетя Маша. Ох, счастливая ты, Лида! Одна – на миллион! Такое богатство привалило. Гляжу и глазам не верю.

Тетя Маша протирает тряпкой подоконник. Лидия кнопками прикрепляет к стене над тахтой портрет Владимира Высоцкого.

Тетя Маша. Твой, небось? Чтой-то я его раньше не примечала.

Лидия. Какой-мой? Я с ним была едва знакома. Песни он, тетя Маша, сочинял. И пел. Другого такого не будет.

Тетя Маша. С ним чего приключилось-то? Помер?

Лидия кивнула и включила магнитофон.

Они уже сидят с тетей Машей за столом, пьют чай. Тетя Маша хозяйничает, разливает чай по чашкам. А голос Высоцкого стонет:

Протопи ты мне баньку по белому Я от белого свету отвык. Угорю я, и мне, угорелому, Пар горячий развяжет язык.

Тетя Маша. Может, я старая и глупая. Ничего не понимаю. Ты уж мне, пожалуйста, объясни. Я не завидую. Но знать все же хочется. Как же так получается? Вот тебе вдруг такое богатство. Квартира-дворец. Вся Москва из окна – как на ладошке. И телевизор большой… и музыка… И мебель… на которую мне, темной, и сесть-то боязно. Все тебе с неба свалилось. В один день. Я же вот всю жизнь спину гнула, как конь ворочала. А живу – сама знаешь… хуже собаки в конуре. Да и кругом народ в такой бедности, что не приведи господь. Мясо лишь по праздникам видят. В магазинах – пусто, да и в кармане не гуще. А вы вот как буржуи в Москве, все для вас. Народу же – фигу. Какая же это власть народная? Поясни нам. Ты ж умней меня. Зачем царя прогнали? Революцию делали… столько кровушки пролили. Как были бедные да богатые, так и остались. Только местами поменялись. Кто успел с ложкой до корыта добраться – тот хлебает, а остальным остается лишь облизываться да аплодировать. Спасибо, мол, советской власти за заботу о народе, за нашу счастливую жизнь. А не захлопаешь в ладоши да еще задумаешься, что к чему – и угодишь сама знаешь куда. Будешь небо видеть в клеточку.

Тетя Маша пальцами изобразила тюремную решетку. Лидия, вдруг спохватившись, напустилась на нее.

Лидия. Ой, к чему это вы такой разговор завели? Прошу вас, не надо.

Тетя Маша. При чужих я и рта не раскрою. Тут-то мы с тобой вдвоем. А мы, чай, не чужие. Да вот он – третий (кивнула она на портрет Высоцкого). Покойник не продаст, доноса не напишет. (Вспомнив.) А как же твой день рождения? Небось, сюда гостей позовешь? Я пирог домашний испеку и привезу. Ты уж не побрезгуй нашей бедностью.

Лидия (целует ее). Спасибо, тетя Маша. Да вот никак не получится. Завтра мы уезжаем на съемки. На натуру.

25. Экстерьер.
Берег реки.
(Утро)

Съемочная группа расположилась на берегу тихой русской речки. Табором стоят «Лихтвагены» и другие автомобили с оборудованием, автобусы и легковые машины. Проложены рельсы, и по ним катит, толкаемая сзади, тележка с камерой, к которой приник оператор, и дожидается своей очереди заглянуть в глазок режиссер. Ассистенты с мегафонами суетятся, гримеры на ходу поправляют грим на лицах актеров.

Идет репетиция. Из динамика на крыше автобуса льется плавная русская песня. На той стороне речки, почти у горизонта посверкивает позолотой колоколенка сельской церкви.

Группа готовится к съемкам не эпизода, а лишь прохода героев по берегу речки. Здесь построен сельский колодец с деревянным журавлем. Камера фиксирует, как актриса, одетая под крестьянку, опускает журавль с бадьей глубоко в бревенчатый сруб колодца и затем, быстро перебирая руками по шесту, с плеском извлекает из глубины полную воды деревянную бадью и сливает жидкость в два железных ведра. Затем поддевает дужки ведер деревянным коромыслом, приседает, подставляя плечо под коромысло, разгибается и, с плавно покачивающимися ведрами, упругой походкой идет босиком по траве вслед отъезжающей по рельсам камеры.

Режиссер (кричит). Еще раз!

С пригорка наблюдают, стоя у автомобиля «Волга», представитель Министерства культуры СССР, в темном неуклюжем плаще и шляпе, и британский продюсер, с непокрытой лысой головой.

Представитель министерства (недовольно морщится). Зачем снимают этот старый колодец, женщину с ведрами? И еще церковь? Это старая Россия, а не новая. Почему бы не снимать в обратную сторону? Видите, линия электропередачи? Современный пейзаж.

Продюсер. Такие колодцы я видел только в России, это – ваша экзотика. А линии электропередач мы наснимаем и в Англии. Надо же чем-то отличать одну страну от другой.

Представитель министерства. Уж если отличать, то лучше всего спутниками. Если я не ошибаюсь, вы, англичане, еще ни одного не запустили, а мы запрудили весь космос.

Продюсер. Но не могу же я стоять у режиссера над душой и указывать ему каждую мелочь. Он так видит русский пейзаж, и я не вправе ограничить его творческую свободу, его видение.

Представитель министерства. Почему не вправе? Очень даже вправе. Вы – продюсер. Вы вложили деньги… пополам с нами. А кто платит, тот, как известно, и заказывает музыку.

Продюсер. Дорогой мой, давайте хоть сегодня не спорить. Мы сегодня устраиваем пикник на лоне природы. Приедут из нашего посольства. И вы, надеюсь, присоединитесь к нашей компании.

Представитель министерства. А что у вас… англичан… праздник? Меня никто не поставил в известность.

Продюсер. Какой праздник? Сегодня день рождения нашей героини… прелестной Лидии. Соберемся в обед, отметим.

Представитель министерства. В обед… люди выпьют… это скажется на работе после обеда.

Продюсер. А мы после обеда не работаем.

Представитель министерства. Надеюсь, не в ущерб плану?

Продюсер. Я не меньше вашего заинтересован в быстром завершении фильма. Мы заранее спланировали работу так, чтоб высвободить полдня.

Внизу режиссер дает команду, и тележка с камерой снова едет по рельсам к колодцу. От колодца – в который уже раз – крестьянка несет воду в ведрах на коромысле через плечо. А ей навстречу, из-за тележки с камерой, выезжает на неоседланной лошади деревенский парень с гармошкой в руках. Парня играет певец Николай Смирнов – исполнитель цыганских песен.

Режиссер. А теперь… Наташа и Джон.

Лидия, в темной юбке и белой кофточке, с косынкой на плечах, и англичанин, в шортах и кедах, играющий Джона, входят в кадр и медленно бредут у самой воды, минуя крестьянку с коромыслом и парня на лошади.

Тележка с камерой неотступно катит рядом с ними по рельсам.

Режиссер. Стоп! Еще раз!

Представитель министерства. А где экономия пленки?

Продюсер. У нас, в Англии, говорят: сэкономишь пенс, а потеряешь фунт.

Представитель министерства. А у нас, в России, другая поговорка: копейка рубль бережет.

Режиссер. Мотор! Поехали!

26. Экстерьер.
Поляна у реки среди кустов.
(День)

На траве разостланы скатерти. Множество бутылок, тарелок с закусками. Дымит костер. На шампурах поджариваются шашлыки.

Вся киногруппа и гости расположились на траве Кто – сидит, кто – лежит. Роджер, Джейн, Безруко режиссер, продюсер, представитель министерства ближе всех к Лидии. На ее голове – венок из полевых цветов. Ее целуют, поздравляют. Продюсер наливает представителю министерства. Тот для виду ломается, отстраняет стакан. Девушка из группы, игравшая крестьянку с коромыслом, подкладывает ему закусок.

Представитель министерства. Ну, разве что две капли.

Продюсер протягивает ему полный стакан водки. Представитель министерства. Ну, куда столько? Я просил: на донышке.

Продюсер. А вы отхлебните глоток. Остальное вылейте.

Представитель министерства. Очумел, что ли? Кто же такое добро выливает? Это знаешь, как у нас называется? Порча продукта. Что равноценно экономическому саботажу.

И, залпом опорожнив стакан, поворачивает его кверху дном, демонстрируя англичанину, что к саботажникам причислить его никак нельзя.

Продюсер смеется, хлопает его по плечу. Представитель, облапив его, слюняво чмокает в губы. Безруков и Смирнов, кусая шашлык с горячих шампуров, тихо переговариваются.

Безруков. Больше не пей, Коля. Сегодня у тебя есть шанс заарканить рыжую. Муженек ей не дает пить, только жажду разжигает. Джейн потом бутылку выхлещет. Мужа мы берем на себя. Отвлечем в сторону. Тут не мешкай. Сажай в лодку и греби на ту сторону. Дальше… мне тебя учить не надо. Баба должна в тебя втрескаться по самые уши. А уж что-что… это ты умеешь делать. Чтоб ходила за тобой, как преданный пес. Ясно? Отложи шашлык, бери гитару.

Представитель министерства, пьяный в лоск, нетвердо поднялся на колени и, размахивая шампуром с шашлыком в правой руке и полным стаканом – в левой, требует внимания.

Советская группа (наперебой кричит, потешаясь над ним).

– Тише!

– Тише!

– Начальство скажет речь. Представитель министерств а. И скажу (икнул). Пардон, товарищи! Мы собрались здесь, чтоб отметить… (Задумался, подыскивая точные слова.) большое и… важное дело. (Он сделал паузу, зубами оторвал с шампура кусок шашлыка и, проглотив не жуя, продолжил.) Даже виновница торжества… наша уважаемая Лидочка, не подозревает… какое это… большое и важное дело. (Он начальственно покосился на Николая Смирнова, меланхолично перебирающего струны гитары, и торжественно заключил.) Так выпьемте за это… большое… и важное дело.

Он снова залпом выпил водку до дна, швырнул пустой стакан в кусты, покачнулся и рухнул в траву, тут же захрапев.

Рабочие из группы, что толкали тележку с камерой, дружно подхватили начальство под мышки и за ноги, отнесли его в кусты и бережно уложили на одеяло.

Безруков. А теперь – гуляем! Во всю Ивановскую! Бесконтрольно! Как принято на Руси!

Мистер Дэвис, господин атташе! Разрешите мне выпить с вашей женой! За дружбу между народами! Неужели вы устоите перед таким тостом? Пей до дна! Пей до дна! Смирнов запел цыганскую песню. Припев подхватили. Безруков, делая вид, что обнимает Лидию, нашептывает ей на ухо.

Безруков. Уведи англичанина, Коля займется его женой.

Вдали слышится цыганская песня. Лида и Дэвис бредут у самой воды, рядом с рельсами, на которых стоит тележка с камерой, укрытой чехлом. За колодцем пасется спутанная лошадь, прыгая сразу обеими передними ногами. На этом коне снимался Николай Смирнов.

Лидия. Джейн не будет ревновать?

Дэвис. Она отключилась. Теперь ей, как говорят у вас в России, море по колено.

Лидия. Зато вы трезвы. Я вас еще не видела вышедшим из-под контроля.

Дэвис. А вам бы хотелось увидеть меня потерявшим контроль?

Лидия. А вы на это способны?

У костра на гитаре играет англичанин, и несколько пар, русских с англичанами, танцуют под его песню.

За изгибом реки плывет лодка. Николай Смирнов старательно гребет, Джейн, уже изрядно пьяная, хохочет, сидя на корме.

Джейн. Куда вы меня везете?

Смирнов. Подальше от чужих глаз.

Джейн. Мы ничего не совершаем предосудительного, чтоб остерегаться чужих глаз.

Смирнов. Я предпочитаю интим.

Джейн. Ох, вы сердцеед! Представляю, сколько женщин безутешно рыдают и задохнулись бы от зависти, увидев, что вы похитили меня… у мужа.

Смирнов. Вы не жалеете?

Джейн. Пока… нет.

Смирнов. А потом?

Джейн. Потом… не будет. Смирнов. Уверены?

Джейн. Абсолютно. Я ни разу не изменила моему мужу.

Смирнов. Не зарекайтесь.

Джейн. Мой дорогой, я могу пить сколько угодно, но никогда не напьюсь до потери сознания.

Смирнов. А если я вас вздумаю поцеловать?

Джейн. Искупаетесь в реке.

Смирнов. Не верю.

Джейн. Попробуйте.

Смирнов оставил весла и со своей стандартной улыбкой, что сводит с ума его многочисленных поклонниц, направился по шаткому дну лодки к Джейн, протянув к ней обе руки. Джейн, смеясь, качнула руками борта, и Смирнов, потеряв равновесие, плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг.

Когда Джейн подгребла к берегу, ей помог выйти из лодки появившийся из кустов Безруков.

Безруков. Вы – одни? А где…

Джейн(смеясь). Ваш друг Смирнов? У вашего друга дурные манеры, и я помогла ему остудить в воде горячий темперамент. А вот и он! Са счастливым приплытием!

Николай Смирнов выбрался на берег мокрый, в облипшей одежде и совсем поник под насмешливым взглядом Безрукова.

27.
Интерьер. «Ласточкино гнездо».
(День)

В гостях у Лидии – Джейн Дэвис. Жена британского атташе уже изрядно захмелела, но продолжает пить. Молодая актриса пытается ее урезонить.

Лидия. Джейн, милая, хватит. Как вы домой доберетесь? Вас в таком виде к рулю никак нельзя допускать.

Джейн. А ты позвонишь моему мужу… он за мной заедет… Но это потом… Хочу хоть немного побыть без контроля. Сама по себе… да с тобой… ты во всей Москве для меня единственный близкий человек.

28. Интерьер.
Аппаратная за стенкой.
(День)

Последние слова Джейн отчетливо звучат в этой комнате из динамиков. Дежурный сержант Леша регулирует аппаратуру. Вспыхивает красная лампа. И Леша подходит к задней стене и открывает дверь. В аппаратную поспешно входит Безруков и тотчас же приникает к глазку в передней стене.

Безруков. Снимал, как пьет?

Сержант. Так точно. Двадцать метров.

Безруков. Пленки не жалей. Сегодня у нас будет горячий денек. Разыщи Николая Смирнова. Немедленно сюда. Включи внутренний телефон.

Сержант протягивает Безрукову трубку.

29. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(День)

У изголовья тахты звонит телефон. Лидия порывисто снимает трубку и прижимает ее к уху.

Джейн (встряхивая пустую бутылку). Все! У тебя больше нет горючего?

Лидия. Возьми в кухне. (В трубку.) Слушаю. Сейчас вполне могу говорить. Только быстрее, она может вернуться.

Голос Безрукова. Напои ее… до беспамятства. Там в баре армянский коньяк. Пять звездочек. В нем – снотворное. Все! Исполняй.

30. Интерьер.
Аппаратная.
(День)

В комнате появился неудачливый соблазнитель Николай Смирнов. Он смотрит в глазок.

Смирнов. Дрыхнет… без задних ног.

Безруков. Надеюсь, сейчас ты не промажешь. Тебе бы в морге работать, с трупами. Живую бабу упустил. Пойди соблазни хоть сонную. Здесь не раздевайся. Все – там… и одежду раскидай. Чтоб был художественный беспорядок. Ты же человек искусства. А это подразумевает наличие элементарного вкуса.

31. Интерьер.
«Ласточкино гнездо».
(День)

Джейн спит, разметавшись на тахте. Лидия поднимает с полу опрокинутый бокал. К ней бесшумно подходит Николай Смирнов.

Смирнов. Крепко надралась гордая дочь Альбиона. Ай-яй-яй, негоже валяться в одежде. Дурное воспитание. Даже туфель не сняла. Помоги, Лидок, раздеть ее.

Лидия. Зачем?

Смирнов. Она нам нужна голенькой. Как мать родила. Пусть покажет камерам свое прелестное тело… «Ни разу не изменяла своему мужу»…

Смирнов грубо поворачивает ладонями голову Джейн из стороны в сторону. Она что-то бормочет во сне, но не просыпается.

Смирнов (снимая с нее туфли и бросая на ковер). А теперь задерем юбочку и легонечко стащим с нее штанишки. Какое тело! У всех рыжих – кожа, как мрамор.

Лидия. Отойди! Не касайся ее. Я раздену.

Смирнов. Прекрасно! Мне меньше хлопот.