Текст книги "Игры судьбы (сборник)"

Gerontos

Я сидел на лавке, спрятанной в тени кустов сирени, и смотрел на облака, перистые и лёгкие, словно клочки сахарной ваты. В голове приятная пустота. Ничего не хотелось делать и чувствовать. Говорят, виноват кризис. Люди массово впадают в депрессию, не ходят на работу, кто-то даже с крыш сигает, или под колеса. Чушь всё! Глупость. Народ часто страдает дурью. Просто обострение нашло.

– Как жизнь? – неожиданно раздалось над ухом.

Я лениво отвлёкся от созерцания неба и уткнулся взглядом в улыбающуюся рожу Витька, соседа с четвёртого этажа. Невысокого роста, щуплый, одет в неизменный серый твидовый пиджак. По-моему он и в жару его не снимает, считает, что так солиднее… Выпендрёжник.

– Нормально, – нехотя отозвался я.

Мне он никогда не нравился. Всегда такой приветливый, а глаза завистливые и холодные.

– Что сидишь?

– Отдыхаю.

– А-а, хорошее дело. Я вот тоже воздухом решил подышать. Задолбало сидеть в хате… Тебя ещё не уволили? – поинтересовался он с неприкрытой желчью.

Его турнули с автобазы месяц назад, а новая работа никак не подворачивалась.

– Нет, – поспешил его огорчить.

На работе всё спокойно, сократили пару человек в честь кризиса, и успокоились. Хотя, может, и не из-за него. Петрович пил, Наташка чаи гоняла, Вовка подворовывал… Вообще, если бы СМИ не трубили о глобальном кризисе, я бы и не знал. Не понимаю, что особенного? Сколько мы всего переживали? Каждые четыре года на родную страну падали какие-нибудь неприятности. И что? Справлялись. Строчки заголовков, пестревшие на каждом шагу, вызывали отторжение: «Апокалипсис рядом», «Что будет после нас?», «Ковчег для избранных», «Мы ещё люди?». Соглашусь, экономика у нас шаткая, держится на честном слове, или на матерном, кто его разберёт. Нас это и не касается. Вот то, что природные катаклизмы везде, беженцев по странам рассылают – да, проблема. Но и то временная. Непонятный вирус. Пандемия. Это действительно страшно, но врачи что-нибудь придумают. Не впервой. Всё пройдёт.

– Ты изменился, – задумчиво пробормотал Витька, присаживаясь рядом.

– Просто давно не видел.

– Может, – легко согласился он и неожиданно сказал: – Говорят, Манька в лес ушла.

Я с тоской посмотрел на соседа, мысленно подталкивая его прочь.

– Да? – вяло переспросил я. Разговаривать абсолютно не хотелось, но мамкина вежливость, вбитая с детства ремнём, мешала его игнорировать.

Манька была нашей дворовой достопримечательностью, ясновидящей. Ничего и никогда толком не угадывала, но твёрдо верила в свои паранормальные способности. Последнее время у неё совсем крышу сорвало, устраивала целые митинги и самозабвенно орала о приближающемся конце света. Типа, люди не достойны топтать Землю, убивать природу. С некоторыми моментами её горячей речи я соглашался. Люди, действительно, зажрались от безнаказанности, но зачем пророчить страшилки? Лично мой мозг отказывался анализировать такую возможность.

– Ага. Прикинь? Взяла и свалила. Сказала, что там, типа, спасение, – довольно пояснил Витька. Видимо, происходящее его сильно веселило.

Интереса к разговору не было, хотелось смотреть на облака и ни о чём не думать, но вопрос выскочил чисто автоматически:

– От чего?

– Ну, ты даёшь! В мире такое творится… Ты по правде не в курсе? – обескураженно спросил он, удивлённо посматривая на меня.

– Нет, – хмыкнул я. – Не знаю.

– Об этом же все говорят!

– Лично мне не видится повода для паники, – спокойно отозвался я.

– Да ты что? – вытаращился на меня Витька. – Люди с ума от ужаса посходили, а тебе по фигу. Дивлюсь тебе, мужик.

– Странно, – лениво начал я. – Ты вот ведёшь себя, как обычно, лезешь не в своё дело, сплетничаешь, как баба, а я вдруг оказываюсь бесчувственным чурбаном.

Сам не знаю, зачем это сказал. Кому нужна правда? «Сейчас морду бить будет», – апатично подумал я, глядя на покрасневшего от негодования соседа. Он зло смотрел на меня, сжимая и разжимая кулаки. Я уже размышлял на тему, куда придётся первый удар, но Витька сплюнул мне под ноги и прошипел:

– Неохота о такую мразь мараться… На том свете увидимся.

«Он что, умирать собрался?» – подумал я, глядя ему вслед.

Долгожданное одиночество, никто не болтает под ухо, только вот спокойное равнодушие, владевшее мной, пропало. Внутри заелозил червь страха. Что, если правда скоро конец? Метеорит упадёт, или катаклизм какой… Нет, последнее время боялись чего-то другого…

В голове пронеслись кадры из новостей. Старик с измождённым лицом и копной седых волос сидит в пластиковом боксе изолятора и равнодушно следит за репортёрами, крутящимися по ту сторону: «Перед вами уникальные кадры – человек, изменённый вирусом «gerontos». Вы не поверите, но ему всего тридцать лет! Врачи долгое время не могли установить причину массовых депрессий и самоубийств, списывая на посткризисный синдром, но теперь всё стало предельно ясно. Сначала заразившийся человек выпадает из реальности, потом, подобно шизофренику, видит заговоры и преследователей, только после этих стадий, протекающих в среднем от нескольких недель до месяцев, начинаются изменения на генном уровне, но не у всех. Учёные выясняют механизмы взаимодействия человеческого организма с вирусом и стараются как можно быстрее создать вакцину… Сможем ли мы преодолеть это серьёзное испытание?».

– Ерунда, – пробурчал я себе под нос. – Придумывают опять, журналюги чёртовы, То с кризисом носились, верещали, что все сдохнем с голоду, то сейчас новую сенсацию нашли. Врачи не лучше: проморгали болезнь, видите ли, из-за нехватки финансирования, а теперь объявляют пандемию… Достало всё!

Захотелось курить. Я привычно похлопал по карманам штанов, определяя местонахождение пачки. Пусто.

– Тьфу ты! – процедил я, вспомнив, что бросил пагубную привычку год назад.

Ленка тогда настояла на переходе к здоровому образу жизни, аргументируя мечтой о ребёнке.

«Ребёнок! – Я вздрогнул. – Блин, да как же такое возможно? Как она без меня? Помню, она заболела и попросила сходить в аптеку, а я тут расселся и на небо любуюсь… Что она просила купить? Не помню». Неприятное предчувствие пробежало ознобом по спине, стряхивая владевшее мной оцепенение. Я вскочил со скамейки и ринулся домой. Лифт не работал, пришлось, перепрыгивая через ступеньку, нестись на восьмой этаж. Сердце, не привыкшее работать в таком ритме, протестующе закололо, а в голове установился болезненный шум.

«Как я мог забыть? Ленка меня убьёт за то, что я с утра ушёл и ничего не сделал. Это же было с утра… Или нет? Какое сегодня число? – испуганные вопросы клевали память, заставляя выдать ответы, но их не было, словно кто-то могущественный подчистил ненужные файлы. – Вот я и на собственной шкуре узнал, о чём пишут газеты… Лишь бы с Леной всё было хорошо, а я уж вылечусь. Сообщу, куда следует, и пусть у них башка болит, как меня в рабочий строй возвратить».

Нужный этаж, зелёная железная дверь, кнопка звонка, замазанная побелкой, – всё знакомо. Моё. «В первый приступ человек помнит свою среду обитания и забывает какую-нибудь мелочь, – вспомнил я из познавательной программы «Вирус «gerontos» атакует. Правда и вымысел». – Ничего себе, мелочь?! Беременная жена. Сволочи! Ни черта не знают. Фиг, я в больницу пойду, залечат до смерти. Лучше дома буду народными средствами… Лишь бы с ними всё хорошо».

Я слышал, как трель звонка разносилась по дому, но никто не открывал.

«Где же она? Сколько сейчас времени? – лихорадочно соображал я, оглядывая руки на наличие часов, пошарился в карманах. – И сотового нет… Опять забыл дома. – Мысли шевелились туго, а память и не думала возвращаться. – У меня должны быть ключи! Но их нигде нет. Потерял, наверное. Ох, Ленка, и всыплет мне по первое число… Только бы ничего не случилось, пока я, как безмозглый истукан, маялся приступом. Брать дверь штурмом? Здоровья не хватит. Вызвать МЧС? О, а это мысль! Сейчас к соседям постучу».

– Куда все подевались?! – зло спросил я, стуча и трезвоня в двадцатую по счёту дверь. – Скотины, что вам дома не сидится!

«Вдруг уже все поняли, что со мной, и боятся заразиться? А вирус как передаётся? Не помню» – Паника набирала обороты, грозясь перейти в лавину ярости и буйства.

– Да пошли вы все, твари бездушные! Сам справлюсь.

Я выбежал во двор, озираясь по сторонам. Никого. Нигде. Жаль, что у нас на районе телефонные будки не прижились. Иначе бы смог позвонить… До «ЖЭУ» и отделения милиции бежать минут тридцать, объясняться ещё столько же, если не дольше, а можно на перерыв нарваться. Он у них плавающий: когда пожелают, тогда и будет… Зачем я только Витьке нахамил?! Эврика, побегу к нему.

Все обстоятельства настроились против меня. Сосед или затаил обиду или пошёл искать более отзывчивого слушателя… Остаётся ждать. Нет! Мало ли, насколько я выпал из жизни. По телеку говорили, что приступы длятся от нескольких часов до двух суток. Япона мама! У меня жена на сносях. Вот-вот должна родить первенца. Вдруг она упала и потеряла сознание, или… Страшные картины пронеслись перед глазами, заставляя вновь бежать по лестнице, колотить в свою дверь и орать:

– Держись, Ленок! Я что-нибудь придумаю… Только держись!

Ох, Боже, прошу, спаси её и сохрани! Что делать? О-о-о! Попаду домой через крышу. Мой этаж предпоследний, балкон не застеклён. Верёвка? Откуда ей взяться. Неважно. Буду решать проблемы по мере поступления. Главное – действовать, иначе с ума сойду.

Люк, ведущий на чердак, как обычно, открыт. Замки «ЖЭУ» вешал, но предприимчивые граждане их быстро снимали и находили применение в собственном хозяйстве.

– Везде беспредел. Одни журналисты при деле. Орут про конец света… Если с женой и малышом что-то случилось, то для меня он уже наступил, – хмуро пробормотал я, пробираясь на крышу.

Никогда не принадлежал к людям, обожающим экстрим и высоту, поэтому с некоторой опаской взглянул вниз. Лететь несколько секунд и вместо головы – лепёшка. Боязливо передёрнул плечами. Затея с балконом – дурацкая. Вновь захотелось курить. Нервишки шалят.

– Где наша не пропадала, – постарался я успокоиться и огляделся. Благо бог зрением не обидел.

Солнце скатывалось за горизонт. На улицах непривычно пустынно и тихо. По маленькой дороге за десять минут не проехало ни одной машины… Не могли же все разом пропасть? В памяти всплыл рассказ Бредбери, и на душе стало совсем тоскливо.

Неожиданно я заметил одинокий силуэт, подходящий к алкомаркету, расположенному через двор от нас, и облегчённо вздохнул. Спуск и бег до нужного места занял около пятнадцати минут и, ввалившись в магазин, запыхавшийся, но довольный я застал и продавца и покупателя за неспешной беседой.

– Вы тут! – радостно сказал я и понял, как глупо выгляжу, улыбаясь во все тридцать два зуба.

Женщина-продавец с внушительными формами безразлично окинула меня взглядом и лениво спросила:

– Что надо?

Долговязый очкарик посмотрел на меня с искрой интереса.

– Позвонить… Представляете, ключи дома забыл, а там жена осталась. На звонки не отвечает. Беспокоюсь. Надо спасателей вызвать.

– У нас не бюро добрых услуг, – отрезала продавщица. – В комендантский час надо дома сидеть, а не по пивнушкам бегать.

Долговязый опустил голову, но тихо пробормотал:

– Люсь, ты чего? У человека беда.

Женщина фыркнула и отвернулась, приведя меня тем самым в ярость. Только я хотел громогласно рявкнуть, как мужик протянул мне сотовый:

– Звони.

Телефон бравых молодцов, взламывающих двери, я не знал, поэтому пришлось пытать пожарных, скорую и милицию. Вызвал всех, кого можно, и успокоился.

– Спасибо, выручил, – поблагодарил я, отдавая трубку. – А что за комендантский час?

Продавщица и мужик окинули меня подозрительным взглядами.

– Так уже два дня, как ввели, – осторожно начал долговязый. – Из-за эпидемии этой. Говорят, у больных крышу сносит, и они того… покалечит могут.

Я хмыкнул, но в дебаты вступать не стал, хочет верить в глупость, пускай. Одарив продавщицу многообещающим взглядом, поспешил домой.

Первыми приехали пожарные, пришлось сказать о том, как есть. Сторговались на пять тысяч рублей, и меня спустили с крыши на мой балкон… Дверь была чуть приоткрыта.

Я осторожно зашёл внутрь и понял, что боюсь увидеть её… Расправленная постель, слой пыли на тумбочке и опрокинутый стакан с водой на полу… С трудом сдержал рвущуюся наружу панику и позвал жену. Без ответа. Сердце лихорадочно застучало, донося до головы картины одну ужаснее другой.

Я не выдержал и побежал в коридор, оттуда в детскую, гостиную, кухню, заглянул в туалет и ванную. Никого.

– Лена!!! – заорал я, упав на колени. По лицу покатились слёзы. Как я мог не уберечь самое дорогое?

Внезапная боль пронзила голову, а затем наступила темнота…

Трель домашнего телефона заставила меня подпрыгнуть и озвучить неприличное слово.

– Слушаю, – не очень дружелюбно ответил я, поднимаясь с пола и пытаясь вспомнить, что произошло.

– Квартира Мохневых?

– Да.

– Три дня до вас дозвониться не могу, – хмыкнули на том конце провода. – Пьянство до добра не доводит, это я вам как врач говорю.

Я хотел высказать всё, что думаю по этому поводу, но он продолжил:

– Ваша супруга в шестнадцатой горбольнице.

– Что с ней? – глухо выдохнул я, пропустив один удар сердца. – Ребёнок… – Голос дрогнул от страха.

– Всё в порядке, папашка, – хохотнули на том конце провода. – Вчера ваша жена родила мальчика.

– У-ф-ф, – облегчённо выдал я и, поспешно поблагодарив, положил трубку.

За окном был день. Я быстро собрался и через час ходил по пустой аллее около серого пятиэтажного здания с букетом роз в одной руке и пакетом с фруктами в другой. В палату, как и положено, не пустили. Пришлось бегать около роддома и кричать жену. Из окон выглядывали женские лица, кто улыбался, кто ворчал… Мнения общественности меня не волновали. Главное увидеть Ленку, убедиться, что всё в порядке.

Открылось окно первого этажа, и появилась чуть осунувшаяся Ленка. Она скользнула по мне взглядом и стала кого-то искать по сторонам.

– Ленчик!

Её глаза удивлённо остановились на мне.

– Миша?! – В Ленкином голосе сквозила целая гамма чувств: радость, удивление, обида. – Я так переживала… ушёл в аптеку, и с концами. Я обзвонила всех друзей, больницы, морги. Так волновалась, что даже сына раньше родила. – Она всхлипнула, а потом вдруг резко спросила: – Ты где пропадал, гад такой?!

Я виновато молчал. Оправдываться глупо, а о своих подозрениях говорить не стоит.

– Что молчишь? И что у тебя с лицом? – Ленка всё больше распалялась.

– Забыл побриться, – отозвался я, прикасаясь к подбородку.

– Издеваешься, да? Ну, ты и скотина! Пропал чёрт знает куда, а теперь ещё маскарад затеял.

Я абсолютно не понимал, о чём она.

– Лена, я к вам торопился. Прости, но мне не до костюмов было, – ехидно закончил я.

– Понятное дело. Пять дней где-то шлялся, кобель несчастный.

Я молча проигнорировал нелестный эпитет, переваривая информацию.

– Слушай, у вас там много народу?

– Не знаю, – удивилась жена. – Я же тут впервые. Хотя врачей маловато, да и рожениц… А почему спрашиваешь?

– Да так просто, – отозвался я и растянул губы в улыбку.

Значит, у них здесь не так пустынно, как в городе. Хотя, возможно, там просто все сидят по своим квартирам из-за комендантского часа. Может, я нагнетаю обстановку?

– Миша, у тебя всё в порядке?

Я вздрогнул, отрываясь от своих мыслей.

– Конечно.

– А зачем этот грим? Ты от кого-то прячешься? – с беспокойством спросила Лена.

«Вот так кульбит, – хмуро подумал я над своей жизнью. – Когда вернусь домой, обязательно посмотрюсь в зеркало».

– Нет…

Неожиданно меня кто-то толкнул. Я резко развернулся, готовый обложить хама матом, но никого не увидел.

– Вот козёл лысый, – прошипела Ленка, с негодованием смотря куда-то справа от меня.

– Кто?

– Да мужик, который тебя толкнул, и даже не извинился.

«Она его видит, а я нет… Значит, и в городе народ не пропал или, по крайней мере, не весь… Определённо, у меня большие проблемы с головой, – подумал я, стараясь глубоко дышать и не впадать в панику. – Всё будет хорошо, надо только успокоиться и спокойно разобраться в ситуации».

– Прости, Ленок, мне пора, халтурка одна подвернулась. Ты это… береги себя. Я поеду в наш дом в деревне… Пока, я люблю тебя, – закончил я сбивчивую речь и, опустив голову, пошёл прочь.

– Подожди, Миш, ты бы хоть на сына взглянул, зря я, что ли, мучилась.

Мои глаза впитывали каждую чёрточку родных лиц – красивого, чуть усталого, и крохотного, трогательного. Потом я молча развернулся… Ненавижу прощаться.

Ноги автоматически вели к дому, собирать вещи. В трамвае было на редкость свободно для четырёх часов дня. Возможно, мне это казалось… Странно, но мне нравилось не видеть вокруг толпы людей. Я устал от постоянного шума, суеты, вечной гонки за деньгами. Может, я не заболел, а наоборот, исцелился?

Распахнул дверь квартиры и зашёл. Тишина и пустота давили на нервы. Я скинул ботинки и застыл около большого зеркала. Передо мной стоял старик. Морщинистое лицо, обрамлённое седыми волосами, и удивлённые запавшие глаза. Неудивительно, что жена меня не признала. Но как же так? Ведь сосед узнал, только сказал, что я изменился… «После первого приступа у десяти процентов больных происходит быстрое старение организма, за сутки он может состариться на десятки лет», – заговорил в моей памяти какой-то мудрый профессор из академии наук.

– Значит, болен, – еле слышно выдохнул я и прислонился к стене.

Права была Манька в своих прогнозах… Пожалуй, единственный раз в жизни. Я торопливо стал выводить губной помадой на зеркале: «Бегите в лес. Там спасение. Люблю вас, М».

Запрет на совесть

Георгий внимательно смотрел на свою третью жену, оценивающе скользя взглядом. Красивая ухоженная женщина, выглядящая моложе своих лет. Она подарила ему восемь лет жизни, и сына.

– Ты это серьёзно? – еле слышно прошептала Людмила, вглядываясь в его лицо изумлёнными глазами.

Он спокойно кивнул. Через несколько лет ему стукнет сорок, он многого достиг, и ещё столько же планирует. Жена стала балластом, а от последнего следует избавляться. Плодотворная работа невозможна без полноценного отдыха. Если что-то или кто-то тебя раздражает, тому нет места в новой жизни.

– После восьми лет брака тебе стало скучно? – переспросила она.

– Именно. Я не вижу резона быть вместе.

Людмила не выдержала его холодного равнодушия, и заплакала, растирая слёзы по щекам.

– Как же так? Что будет с нами? Витальке нужен отец… а я… Да ты просто мерзавец! У тебя совести нет! – в сердцах закричала женщина.

Георгий жёстко усмехнулся над её догадливостью. Странно, что все прожитые годы её это нисколько не волновало. Она с удовольствием купалась в роскоши, ходила на светские рауты и одевалась в дорогих бутиках. Ей нравилось прожигать жизнь, когда он работал, а о сыне пеклись услужливые няньки. Людмила нравилась ему своим прекрасным телом, покладистым характером и здоровой тягой к комфорту. Она умела быть ласковой и независимой кошкой…

К сожалению, всё проходит. Ему стали сниться странные сны, в сердце вновь пришла боль и пустота. Только куда сильнее, чем раньше. Наверное, стоит ещё раз повторить процедуру.

* * *

Шестнадцатилетний Георгий пил горячий ароматный чай с имбирным печеньем и рассказывал о конкурсе:

– Мама, ты не представляешь, сколько там народу! Я очень волновался, но они внимательно слушали и предложили встречу.

– О-о, Гошка, я горжусь тобой. Ты у меня самый умный на свете.

Парень расплылся в довольной улыбке. Его программу «форма чувств» оценили по достоинству. С её помощью мир станет лучше, исчезнут моральные уроды, психически больные люди. Все станут жить по законам совести и взаимной симпатии.

«Сейчас это лишь код, проверенный на биосимуляторах, но при должной поддержке он обретёт жизнь. Стоит только решить, как лучше вводить программу? Направленным программированием мозга? Опасно, да и добровольцев не найти, конституция прав человека не позволит. Может, через имплантацию органо-силиконовых кристаллов? Хорошая идея, тут можно обойтись минимальным воздействием, включать лишь тогда, когда надо… Но тогда встаёт проблема связи с мозгом? Увлекательная задачка», – воодушевлённо подумал Георгий, уходя в свою комнату и включая компьютер.

* * *

Её ноги отчаянно скользили по припорошённому снегом тротуару. Сегодня важный день – совершеннолетие сына, он стал совсем взрослым, и настоящим добытчиком. Женщина улыбнулась, вспомнив, как они пошли тратить его первый аванс за программу.

Светофор засветился зелёным. Она сделала несколько шагов, когда услышала натужный скрип тормозов… Удар и беспроглядная темнота поглотили сознание.

Георгий прочитал записку, оставленную матерью, и приступил к реализации написанных пунктов: сварить овощи для салата, перенести стол в гостиную, позвонить тёте Тоне… Он чувствовал себя по-настоящему счастливым и могущественным. Два месяца назад его проект утвердили и выделили лабораторию с командой специалистов. О чём можно ещё мечтать? Включённое радио заиграло его любимую песню, и он вновь подумал, что везунчик.

Неожиданно зазвонил домашний телефон.

– Здравствуйте. Квартира Париных? – осведомился приторно-вежливый голос.

«Робот, – подумал Георгий, и в душе распустился холод. Он прекрасно знал, когда заменяют людей на машины. – Эмоциональные перегрузки приводят к разрушению равновесия и ухудшению здоровья… Что-то случилось? Пожалуйста, только не с мамой!».

– Да, – глухо подтвердил он, распугивая остатки былого настроения.

– Мария Антоновна Парина погибла 16 декабря в 14.00 в результате дорожно-транспортного происшествия. Вина водителя доказана. Явитесь, пожалуйста, в течение этой недели во второй городской морг для изъятия тела. Примите искренние соболезнования.

Он откинул от себя трубку, словно ядовитую змею: «Этого не может быть! Нечестно! Ненавижу!».

Последние дни подёрнулись туманом безысходной тоски и боли. Георгий не мог зацепиться за свой рассудок и заниматься чем-то ещё, кроме погружения в печаль. Оплакивать любимого человека – долг, а продолжать жить – кощунство.

Деревянный гроб, обтянутый синим бархатом, плавно опускался в зияющую яму. Хорошо, что бабушка заранее позаботилась о последнем пристанище, и выкупила землю на три могилы. Для всех них.

«Не хочу ничего чувствовать!» – подумал парень, глядя на холм сырой земли, куда ушло единственное тепло всей его жизни.

Через несколько месяцев неожиданно появился биологический отец – майор какого-то закрытого ведомства. Он бросил их задолго до его рождения. Георгий хотел бы выставить его за дверь, но тот стал официальным опекуном.

– Не смотри на меня, как на врага народа, – хмыкнул отец за одним из «семейных» ужинов. – Не буду врать, что не знал о тебе. Пойми, в моём деле привязанности – лишнее. Холодное сердце – трезвая голова. Но это совсем не значит, что я не понимаю твою утрату или не горжусь успехами сына. Кстати о проекте…

Георгий слушал предложение отца сначала с ужасом, потом с грустным пониманием закономерности происходящего: «Жизнь без совести и сомнений нужна многим: киллерам, военным, врачам, всем тем, кому необходима твёрдая рука, а не чувства».

– Тем более мы согласны поддержать и твоё видение, хорошо бы зомбировать всяких уродов, – закончил отец.

«Чтобы больше не садились пьяными за руль и не губили чужие судьбы», – подумал Георгий, вспоминая маму, и ответил:

– Я согласен.

Работа заняла весь его мир. Первичная идея приобрела значительные дополнения, трансформируясь во что-то глобальное и страшное.

* * *

Георгий устало смотрел на своё детище – машину, способную изменить мир, сделать более рациональным, правильным, послушным. Здесь, в лаборатории, стоял прототип, а в ангарах военных – десятки, сотни её копий. Армии нужны профессионалы, особенно сейчас, в век освоения космоса и встречи с недружественными инопланетными аборигенами. Они станут покорять чужие миры подобно конкистадорам, забыв, что дети Земли демократичны и гуманны. Его творение сделает их идеальными специалистами своего дела, лишёнными чувств и укомплектованными впечатляющим багажом знаний и умений.

Странно, но ему плевать, что газеты трубят о «злом гении»: «Не я бы, так другой. Зачем отказываться от интересной работы ради моральных устоев?». Георгий и сам решил попробовать свою машину в действии, надоели кошмары и тоска, забирающаяся в сердце: «Подкорректирую психоматрицу, память, введу информацию по экономике, юриспруденции и всему необходимому для удачного бизнеса. Деньги и власть решают всё. С ними я не буду одинок и жалок!».

* * *

– Георгий Михайлович, вы хотите сразу отправиться в гостиницу или, может, в ресторан? Или показать вам город? – подобострастно поинтересовался молодой менеджер, помогая нести багаж к ожидающей машине.

Он посмотрел на суетившегося рядом с ним человека: «Интересно, ему сделали апгрейд или он от природы такой слащавый?».

– Едем в исследовательский центр.

Парень недоумённо захлопал глазами. Георгий мысленно усмехнулся: «Небось, думает, что понадобилось руководителю холдинга. Не угадает. Скорее решит, что у пятидесятилетнего богача свои причуды, и в чём-то будет прав… Пять часов назад мне доложили, что мой остолоп решил поиграть во взрослого, и записался в армию. Сам ещё не решил, как к этому отношусь, позволю или нет… Я не видел сына десять лет, с тех пор как развёлся с Людмилой. Моим миром всегда была работа, разбавленная редкими всплесками развлечений. Жалею? Нет. Я давно избавился от ненужных сантиментов… Правда, иногда я сомневаюсь, что программа не даёт сбоя, особенно в моменты психологического напряжения. Надо ещё раз проверить расчёты. Конечно, в промышленных масштабах заложены совсем другие алгоритмы и мощности, чем я устанавливаю в индивидуальные корректоры, но проблема не меньше. Сомневаюсь, что какой-нибудь олигарх обрадуется проснувшейся совести или вылезшим из подсознания страхам. Хотя, доля вероятности проявления ошибки не выше трёх процентов, но разобраться стоит».

* * *

«Как же всё достало», – устало подумал Виталя, ожидая своей очереди в коридоре военного призывного госпиталя. Ему двадцать один год, не обделён природой ни внешностью ни умом, но эта усталость и тоска, поедающие душу, просто достали. Из универа, куда его пристроил очередной любовник матери, Виталю выгнали по статье: «хулиганство, нанесение морального вреда должностному лицу при исполнении», а на самом деле за то, что он подложил в портфель профессора математики крысу, которая не только напугала его до смерти, но и съела конспекты лекций и дорогой кошелёк.

Он не сильно расстроился, если честно, учёба порядком надоела. Всё это сидение на заднице – скука смертная… Мать его юмора и протеста не поняла и в наказание устроила к себе на работу в качестве помощника. Именно там он познакомился с Юлей. Красавица, умница, мечтательница. Она была олицетворением того, чего он желал, и противоположностью того, кем стал. Неудачник и прожигатель жизни. Мать говорила, что ему нужна твёрдая мужская рука, а где ей взяться, если отец давно бросил их, а любовники лишь делали вид, что хотят помочь.

– Следующий!

Виталя очнулся от дум и вошёл в просторный кабинет с массивным деревянным столом посередине, стеллажами книг вдоль стен, и одиноким фикусом на большом подоконнике. Врач, грузный мужчина средних лет, с хмурым лицом, равнодушно мазнул по нему взглядом и спросил:

– Срочник или контрактник?

– По контракту, – отозвался Виталя. Уверенность в правильности принятого решения таяла на глазах. Доказать матери свою взрослость, конечно, приятно, но отправляться чёрт знает куда… Хотя, может, там он обретёт утраченную цель и найдёт себя? Станет тем, кем можно гордиться.

– Давай свои документы. Служил?

– Нет, у меня общественный отвод.

Врач внимательно посмотрел на него и холодно спросил:

– И зачем тогда ты здесь?

Виталя нахмурился. Он не хотел объяснять, что он не имеет отношения к «золотой молодёжи», и папочка достал ему неприкосновенность из желания откупиться или ещё по каким-то своим соображениям. Он его десять лет не видел, получал лишь поздравительные посылки и деньги на счёт.

– Я так решил.

– Хороший, конечно, ответ. Только мне неприятностей не надо, поэтому садись и пиши, что идёшь в армию по доброй воле и в своём уме.

Виталя кивнул и, взяв листок, написал необходимое заявление. Тем временем доктор пробил по базе его фамилию и тихо присвистнул:

– Так вот, значит, кто у нас папа… уважаемый человек, новатор. Он, можно сказать, наш мир перевернул. Не знаю, правда, к лучшему или худшему… Решил опробовать его изобретение на собственной шкуре? – хмыкнул доктор.

– Мне нужна коррекция? – удивился Виталя, и по его спине пробежал холодок.

– А ты как думал? Военные подлежат обязательной модификации, год назад законодательно утвердили список качеств и чувств, необходимых для идеального защитника родины… Хорошо хоть до врачей не добрались, – еле слышно пробурчал он себе под нос.

– Доберутся, государству нужны послушные марионетки, – запальчиво выпалил Виталя, и тут же сник, натолкнувшись на полный ужаса взгляд доктора.

– Парень, будь поосторожнее со своей горячностью, – тихо посоветовал тот и подписал лист назначений. – И добро пожаловать в ряды военных, – ехидно добавил он.

Виталя хмуро кивнул: чувство, что он сам себе подписал смертный приговор, росло как снежный ком.

* * *

Машина заехала на парковку огромного помпезного здания с мраморными колоннами. Георгий с интересом смотрел по сторонам. Он давно не был в родном городе, предпочитая жить и работать в столице. С удовольствием отметил, что исследовательский центр его холдинга занимал одно из лучших зданий на главной улице. Дела шли хорошо, и он прекрасно знал это, но всё равно каждая деталь, подчёркивающая данный факт, ласкающим теплом опускалась на сердце.

– Георгий Михайлович, через несколько минут выйдет главврач и покажет вам центр, – сказал сидящий рядом молодой человек.

– А вы проходили процедуру? – неожиданно для самого себя спросил Георгий.

Парень вздрогнул и неуверенно ответил:

– Нет, пока не было особой необходимости.

Георгий усмехнулся:

– Работаете на холдинг, занимающийся улучшением людей, а сами не участвуете. Странно и неправильно. Брезгуете или боитесь?

Парень побледнел и тихо отозвался:

– Я хорошо работаю, у меня всё в порядке в личной жизни… Я ничего не хочу менять.

Его ответ неприятно резанул слух, и Георгий поморщился, словно проглотил дольку лимона.

– По-вашему, счастливым и умным людям моё изобретение ни к чему? – вкрадчиво поинтересовался Георгий.

Молодой менеджер окончательно скис под колючим взглядом начальника и виновато залепетал:

– Что вы! Оно очень важно для человечества, открывает колоссальные перспективы, позволяет создавать идеальных работников, честных чиновников…